CC BY
24мы
• ВОЕННАЯ ЛЕТОПИСЬ ОТЕЧЕСТВА .
н.с.журавлева
N.S. ZHURAVLEVA
«РАБОТАЛИ ТОПОРАМИ И МИНИМАЛЬНЫМ ПОЖАРНЫМ ИНВЕНТАРЁМ...»
Неизвестные факты спасения Севастопольской панорамы
«THEY WORKED WITH AXES AND MINIMAL FIRE
INVENTORY....»
Unknown facts of rescuing Sevastopol panorama
Г Л
Сведения об авторе. Журавлева Нелли Сергеевна — доцент кафедры отечественной и зарубежной истории ЮжноУральского государственного университета, кандидат исторических наук (г. Челябинск. E-mail: zhurnell@mail.ru).
Аннотация. В статье на основе не публиковавшихся ранее записок ветерана Великой Отечественной войны и непосредственного участника событий А. П. Ломана анализируются неизвестные эпизоды спасения уникального военно-исторического памятника России — панорамы «Оборона Севастополя 1854—1855 гг.» — в 1942 годуй его дальнейшего восстановления.
Ключевые слова: Крымская война; Великая Отечественная война; панорама «Оборона Севастополя 1854—1855 гг.»; Ф.А. Рубо; А. П. Ломан; военно-исторические памятники России.
Information about author. Nelli Zhuravleva — Associate Professor of the Subdepartment of National and Foreign History of the South Urals State University, Cand. Sc. (Hist.) (city of Chelyabinsk. E-mail: zhurnell@mail.ru).
Summary. On the basis of previously unpublished notes of the Great Patriotic War's veteran and direct participant A. P. Loman, the article analyses the unknown episodes of saving the unique military historical monument of Russia — panorama "Defence of Sevastopol in 1854—1855" — in 1942 and its further restoration.
Keywords: Crimean War; Great Patriotic War; panorama "Defence of Sevastopol in 1854—1855"; F. Roubaud; A. P. Loman; military historical monuments of Russia.
v_У
Севастопольская панорама — первая из четырёх российских панорам-музеев — была открыта в 1905 году в честь пятидесятилетия Первой обороны города периода Крымской войны. Её автор ф.а. Рубо взял за основу
самый яркий эпизод севастопольской эпопеи — бой на Ма-лаховом кургане 6 июня 1855 года. В этот день 75-тысячная русская армия успешно отразила натиск 173-тысячного англо-французского войска. Секрет популярности и миро-
вой известности панорамы заключался в визуальном воплощении образа Севастополя, который символизировал русское национальное наследие. Согласно М. Эдельману символ в геополитике «является чем-то иным, нежели он сам, и он также вызывает особое к себе отношение, ряд впечатлений или картину событий, пробуждающих ассоциации, идущие сквозь время, сквозь пространство, сквозь логику и воображение»1. Эмблематич-ность Севастополя в коллективной памяти русского общества, по мнению К. Куоллса, первым определил Л.Н. Толстой. В «Севастопольских рассказах» предстал город героев, готовых умереть, честно бороться за свою страну и выступать примером для других. В них сражение за Севастополь приравнивалось к битве за Россию2.
Люди, главным образом нижние чины армии, стали
Вид на разрушенную панораму
Н.С. ЖУРАВЛЕВА. «Работали топорами и минимальным пожарным инвентарём...» •
i
ключевыми персонажами полотна. В прославлении их подвигов Рубо видел сверхзадачу. Вполне закономерно, что с первых же дней панорама превратилась в объект паломничества для матросов, солдат, ветеранов, горожан. В этом смысле музей стал важным инструментом, с помощью которого государство проводило особую политику памяти, маркируя образы Севастополя как города-героя, города-крепости, города-победителя. Всё это было очень созвучно советской идеологии, особенно в условиях мобилизации населения накануне Великой Отечественной войны. Отказ от «мировой революции» на рубеже 1920—1930 гг. и стремление построить социализм в отдельно взятой стране требовали обращения к образцам российского имперского патриотизма и перехода от пролетарского интернационализма к русскому национализму. В новый символический нарратив вошли события и персонажи отечественной истории, действовавшие в пограничных ситуациях, когда целостности державы угрожало внешнее вторжение. Как писал Б.Ф. Шенк, новая история страны со второй половины 1930-х годов базировалась на «трёх китах»: на истории централизованного государства, на истории великих личностей и на истории народных масс3. В эту концепцию органично вписывались Севастополь, идентичность которого на протяжении веков определялась военно-стратегическим фактором, и панорама — как его ключевой визуальный символ. Не случайно здесь принимали посетителей и после начала Великой Отечественной войны,вплоть до уничтожения музейного здания агрессорами в июне 1942 года.
Разрушение памятника изначально входило в планы командования вермахта, желавшего сровнять с землёй русскую историческую реликвию, не имевшую никаких признаков
военно-стратегического объекта. Вблизи панорамы не располагались советские пехотные части, танки и артиллерия, но он был обречён на сознательное уничтожение в духе присущих гитлеровцам варварских традиций. Об этом свидетельствовали как современники4, так и военнопленные немцы, во время допросов подтверждавшие осведомлённость командования о том, что вокруг памятника нет военного гарнизона5.
История спасения панорамы занимает достойное место в летописи подвигов советских людей периода Великой Отечественной войны, отразившихся в литературе, кино, публицистике. Однако до сих пор (за исключением одной заметки)6 не изданы воспоминания Александра Петровича Ломана (1909—1975) — начальника курсов средних командиров береговой обороны Черноморского флота. Он родился в дворянской семье обрусевших немцев, окончил пединститут в Ленинграде. При эвакуации защитников Севастополя с 35-й батареи попал в немецкий плен, из-за чего позднее не был восстановлен в партии. После войны работал научным сотрудником Балтийской обсерватории, преподавал физику в школе, много переводил. Являясь одним из последних
интервьюеров A.A. Ахматовой, сумел записать её мемуары о С.А. Есенине. О поэте им написаны десятки статей, составлены библиографические указатели. Ветеран Великой Отечественной войны ленинградский журналист A.A. Девель вспоминал впоследствии: «Мне очень дорог репортаж о моём добром знакомом Александре Петровиче Ломане — офицере флота, человеке со сложной судьбой. Во время войны он был ранен, его госпиталь захватили немцы, но знание языка спасло его от гибели. Он стал трудиться на метеостанции, откуда его угнали в Германию для работы на предприятиях Цейса. Там он смог сплотить вокруг себя людей, за что был арестован по доносу. Но приближалось окончание войны, и до суда дело не дошло»7.
Отдельные факты, зафиксированные в Акте о спасении художественного полотна Рубо, противоречат воспоминаниям Ломана. В частности, датой гибели панорамы он назвал 26, а не 25 июня, как зафиксировал акт, сведения из которого вошли во все издания, включая путеводители по панораме8. Другие участники датировали спасение 27 июня (И. Пятопал9; безымянный автор архивного документа10). В числе спорных вопросов остаётся и время бомбардировки здания: Ломан
Разрушенная панорама
УН*
мы
• ВОЕННАЯ ЛЕТОПИСЬ ОТЕЧЕСТВА
Медаль «За оборону Севастополя»
указал 14.50, а Г.В. Терновский
— 17.5611. Есть мнение, что это было в час дня12. Между тем в Акте о спасении указывалось время 18.00, а начало пожара
- 19.1213.
О пожаре узнали после сообщения с наблюдательного пункта, которое принял курсант А. Кислых — дежурный
Удостоверение А.П. Ломана к медали «За оборону Севастополя»
За нашСоветскою Родину
* УДОСТОВЕРЕНИЕ * За участие в героичесцой обороне
СЕЗАСТОПОЛЯ
__-_I охам_
__£^ечс^чОр ^а-С^. у>о & ^«з
Указов ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР от 22 децабря 1942г. награжден
медалью «ЗА ОБОРОНУ СЕВАСТОПОЛЯ*
От имени ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР медаль«3а оборон\) Севастополе» вручена „ 15" а^юсхХ-^а 194"Ап
Ж Л?39516
КП курсов. Он доложил об этом не в штаб Черноморского флота, а своему начальнику — Ломану, вспоминавшему: «По моему приказанию курсанты были немедленно разбиты на три очереди, и первая в количестве 36 человек под командованием комиссара курсов (батальонный комиссар А. Казарьян) вышла на спасение. Здание,крайне сухое, пылало. Поэтому не было возможности снимать, соблюдая какой-либо план, не было и средств для спасения. Работали топорами и минимальным пожарным инвентарём курсов и найденным во входной здания панорамы. Вскоре подбежали бойцы довольно далеко расположенной от нас зенитной батареи, подъехала пожарная команда, человек двенадцать»14.
Группы курсантов возглавляли начальник учебной части А. Пучко, парторг курсов Демкин, старший лейтенант Л. Зактрегер. Непрерывно в здании находился батальонный комиссар курсов средних командиров А. Карявин. На спасение ушло около 1,5—2 ч. Вынесенные части полотна доставлялись в штольни бывшего четвёртого бастиона, батареи Костомарова и пороховые погреба, размещённые возле Исторического бульвара. Вице-адмирал И.И. Азаров писал: «Воды, чтобы сбить пламя, не было. Сбивали снятой с себя одеждой. <...> Семён Аннопольский бросился на горящий холст, за ним последовали курсанты Александр Кислый и Иван Пято-палов и ещё двое курсантов. Катаясь по холсту, они гасили своими телами разбегавшиеся языки пламени»15. Между тем Ломан зафиксировал наличие воды: её приносили с камбузов курсов и поливали тех, кто отправлялся внутрь. Мемуарам адмирала, написанным спустя тридцать лет, были присущи неточности, к примеру ошибки в фамилиях (правильно: Кислых и Пято-пал). По собственному признанию, эпизод о спасении
панорамы он писал со слов Терновского, считавшегося главным свидетелем благодаря изданию книги на эту тему. О роли последнего Ломан упоминал лишь вскользь: появился старший лейтенант и предложил помощь. «Я буквально ковылял, а расторопный Кузнецов сумел где-то "организовать" огнетушитель, пока я едва дотянулся до памятника Тотлебену, тем более что там было все изрыто»16, — в личной переписке с Ломаном признавался Терновский. Он не пытался монополизировать право на подвиг, признавая его за курсантами и матросами. Уменьшение роли личности в Великой Победе и возвеличение народных масс были характерны для периода «оттепели», что проявилось и в названии книги Терновского «Памятник народного подвига». О Ломане упоминалось лишь в контексте организации действий курсантов. Зато Терновский особо отличившимся назвал художника Аннопольского: по его указанию из горящих руин извлекли наиболее насыщенные части батальных сцен, он разместил над входом в здание фразу «Вернёмся — создадим вновь!». «Эти слова флотского художника, горячего советского патриота, написанные на израненном памятнике воинской славы, выражали твёрдую уверенность в грядущей победе над фашизмом. Они были полны глубокой веры в мощь и творческие способности советского народа»17.
Ломан, напротив, считал преувеличенным вклад художника, который подбежал лишь в середине работ. Он также подверг сомнению утверждение Б.А. Борисова о том, что полотно пострадало бы сильнее, не окажись рядом специалиста-художника, скатывавшего куски полотна в рулоны18. Так мог написать только тот, кто не был знаком с холстом. Один человек вряд ли способен скатать полотно: ширина холста достигала 14 м, отдельные ку-
Н.С. ЖУРАВЛЕВА. «Работали топорами и минимальным пожарным инвентарём...» •
ски имели длину по 16—18 м при общей длине панорамы 115 м19.
На завёртывание холстов было выделено двести одеял. Всего сделано 36 рулонов, вес некоторых из них был так велик, что их с трудом грузили на машину 12—15 человек. «Только после окончания снятия полотна я лично отправился в штаб ЧФ и получил от Кулакова приказ отправить панораму на Большую землю с "Ташкентом". В приказе было указано: "Командиру курсов обеспечить отправку, командиру корабля принять панораму"»20. По данным Ломана, произошло это в 20.00 (Терновский указывал время 19.36)21. Уже в 23.00 полотно успели зашить в тюки и отправить на корабль «Ташкент»22. Эти данные не совпадают с Актом о спасении, зафиксировавшим упаковку в ночь с 25 на 26 июня.
Возможно, указание на более позднее время было сделано с целью исключения Ломана из числа инициаторов. Акт о спасении подписали представители партийных и советских организаций, политотделов Черноморского флота и Приморской армии. Указав на наличие приказа об эвакуации полотна, Ломан высказал сомнение в существовании приказа о его спасении адмиралом Ф.С. Октябрьским, командующим Черноморским флотом23. Исходя из этого можно сделать вывод, что спасение панорамы стало скорее личной инициативой, нежели распоряжением.
В те годы гиперболизировалась роль партийных органов на различных этапах войны. К примеру, выпускник Военно-политической академии Азаров отмечал: «В спасении полотна панорамы деятельно участвовал и представитель Политуправления Черноморского флота старший политрук Н.С. Хлебников <...>. Он в числе других подписал составленный на месте пожара акт о варварском разрушении гитлеровцами ценнейшего памятника
культуры»24. Очевидно, что в советских мемуарах Азарову надлежало восхвалять партработника, а не бывшего военнопленного и дворянина немецкого происхождения, хотя он и признал участие последнего.
Вопрос о роли Севастопольского городского комитета обороны также остаётся спорным. Для сопровождения полотна был выделен его представитель — секретарь парторганизации спецкомбината № 2, директор Инкер-манской подземной школы К.И. Ленько25. Именно ему, М. Казарьян и И. Мироновой по распоряжению начальника конвойной службы капитана 3 ранга Ильичёва надлежало сопровождать картину на ли-
дере «Ташкент»26. Но Ломан вспоминал, что Ленько появился в Новороссийске только 4 июля 1942 года: «На панораме и историческом бульваре его вообще не было. На "Ташкенте" ни Казарьян, ни Миронова его не видели. <...>. Жена т. Линько, учительница одной из школ Севастополя, т. Донец в день открытия панорамы произнесла речь на митинге, где, видимо, "случайно" забыла всю историю и спасения, и сопровождения, всё, что она сказала, было похоже на домысел»27. Её заметка в газете укрепила мнение о том, что только Ленько и она сопровождали панораму28. На эту публикацию, в частности, ссылался Тернов-
Военный билет А.П. Ломана
■л>. г 'Л
подпись владельца б ¿»лет в)
Военный билет выдан
С(и -^--рг*.:-
(наименование военного комиссариата;^ ( (да^ш/сть, звание, полпи
Серия АН (. ВОЕННО-УЧЕТНЫЕ ДАННЫЕ
1. Род войск Гглуж^ ;-'^- Г
ВУС »0Ш.М*
Т&03
2. Воинское звание ^ - ■ ^
3. Запас-
{
разряда
4. Должность * К '
ыi у
5. Должен состоять на учете по 31 декабря
19£_года
УН*
мы
• ВОЕННАЯ ЛЕТОПИСЬ ОТЕЧЕСТВА
ский. Допустимость опровержения информации в те годы приравнивалась к нулю. Севастополь вплоть до 1970-х годов превратился в закрытую зону. Да и руководство города вряд ли бы согласилось с дискредитацией имени секретаря парторганизации.
Сама же панорама во время и после Второй обороны Севастополя всё больше обрастала символическим капиталом. В период оккупации здание превратилось в святыню для многих людей, изнурённых жизнью в катакомбах. К примеру, П.А. Сажин встретил надписи: «Здесь были два друга — верные сыны России
Лев и Валерий»; «За что они убили мою Лидочку, за что? Клавдия С.»; «Смерть гитлеровским бандитам за надругательство над русским народом. 4.44 г. ХМ»29. Панорама как часть толстовского образа крепости эффективно транслировалась и после освобождения города. Так, заключительный эпизод кинокартины «Битва за Севастополь» (1944) фокусировался на солдате, который поднялся на вершину музея, чтобы заменить нацистский флаг знаменем советской Победы. Эмоциональность момента усиливал голос диктора Ю.Б. Левитана, «главного информационного оружия» СССР, за голову которого А. Гитлер предложил высокую награду.
Показательно, что восстановительная пятилетка 1946—1950 гг. провозглашала приоритетной реконструкцию здания панорамы в общем плане возрождения Севастополя. В этом прослеживался прагматизм сталинского режима, искавшего многочисленные формы идеологических стимулов к труду. Агитация стала дополнительным методом укрепления преданности и стабильности после массовых миграций и недовольств военного времени. По мнению Куоллса, акцент на восстановление панорамы как символа героического прошлого требовался для мобилизации на самоотверженную работу как местных жителей, так и прибывших для возрождения Севастополя людей30. Отсылки к прошлому были крайне важны для города, преимущественно населённого некоренными жителями, мало знакомыми с его историей, но способными восполнить численность населения. Ведь жилой фонд Севастополя был уничтожен, осталось семь полуразрушенных зданий31.
Между тем судьбой самого живописного полотна Рубо долго не интересовались. От главного художника-реставратора Третьяковской галереи
Е.В. Кудрявцева в 1946 году Ломан узнал, что все фрагменты картины лежали заброшенными в подвалах32. Всё это опровергало точку зрения о бережном обращении с ценным живописным полотном. Как известно, специальная комиссия в составе ведущих художников и реставраторов Советского Союза после изучения фрагментов панорамы пришла к выводу, что картину Рубо восстановить не получится. Было принято решение заново написать холст по реабилитированным фрагментам. Причиной невозможности реставрации Ломан назвал халатность в обращении с полотном: «<...> Линько был болен и ранен, он получил приказ от бывш. наркома просвещения Крымской АССР Гавриленко Г.В. — сдать ему панораму, который и переупаковывал панораму, допустив непростительную ошибку — вместо рулонов он перепаковал её свертками-конвертами, что при её толщине привело к переломам на местах сгибов. Он же дал указание перекладки ряда полотен бумагой, которая позже впиталась в краску, и некоторые фрагменты погибли безвозвратно»33. Это было в Новороссийске. Затем панораму доставили в Кустанай, где её негде было развернуть, потому груз отправили в Новосибирск. Здесь, в фойе театра, панораму снова вскрыли, провели фиксацию осыпи и в конце 1943 года отправили в фонд Третьяковской галереи. Кудрявцев выяснил, что из 1610 квадратных метров общей площади холста удалось спасти 1116 квадратных метров, т.е. более двух третей, с главными батальными сценами. На 86 кусках холста насчитали около 6 ООО пробоин и других повреждений, покрытых грязью, песком и пылью.
К столетнему юбилею Севастопольской обороны 16 октября 1954 года панорама вновь приняла экскурсантов. Этому возрождённому музею отводилась очень важная роль в воспитании нового поколения
Российский
художник-панорамистФ.А. Рубо
Н.С. ЖУРАВЛЕВА. «Работали топорами и минимальным пожарным инвентарём...» •
советских людей и формировании нового образа Севастополя. Как писали местные газеты, «панорама служила и будет служить нашему народу в его борьбе за ещё более счастливую жизнь. Она будет вдохновлять на труд во имя торжества коммунизма»34. Неразрывная связь двух оборон Севастополя в годы Крымской и Великой Отечественной войн породила уникальную мемориальную конструкцию, сумевшую объединить в единое историческое пространство сюжеты дореволюционного и советского прошлого. Во многом благодаря этому складывался многоплановый образ города-героя, явившего образец высоких идеалов человечества.
Во многом этот дискурс определял содержание подавляющего числа изданий о Севастополе периода «холодной войны». Не избежал этого влияния и Ломан. В его единственной публикации о спасении панорамы — письме в редакцию литературного журнала «Нева» в 1959 году — город назван столицей русских моряков. Автор не забыл упомянуть и о первой русской медсестре, ставшей символом бескорыстного служения людям: «И точно повторяя эпизод полотна, обносит водой краснофлотцев, оказывает им первую помощь новая Даша Севастопольская
— русская девушка Надя Зай-ченко из Очакова»35.
Акцент на героику событий
— не единственное, что отличало публикацию Ломана от его неизданных материалов. Во-первых, в статье нет упоминаний о вреде, причинённом полотну, как и о решении комиссии художников о невозможности реставрации картины. Эпизоды, подвергавшие сомнению авторитет партийно-государственного и военного руководства, вообще не получили развития. Во-вторых, нет указаний на хронологию. И хотя события изложены в настоящем, присутствует эффект вневременности. В-третьих, статья в журнале «Нева» пред-
ставляла собой скорее литературный рассказ с обилием восклицаний, метафор, лирических отступлений. «Израненное, опалённое, неумело разрезанное полотно словно отдыхало в прохладе вечернего бриза под слабой защитой ещё уцелевших кустов акаций, окружавших ров»36. «Новороссийск. Ночь. Тюки на Большой земле. Они отправились в долгий путь»37. Подобная апелляция к экспрессивности усиливала реакцию читателей и более эффективно моделировала массовые представления о прошлом. Статья Ломана продолжала линию советской литературы, кино, изобразительного искусства по представлению Панорамы Севастополя как героического пространства, причём не только для Великой Отечественной войны, но и для конфликтов XIX столетия. В этом смысле творение Рубо для русского, а затем и советского общества являлось значимым «местом памяти». Показательно, что образ Севастополя как города-героя, города-крепости, города-форпоста на Юге России продолжает доминировать и сегодня. В этом контексте стоит рассматривать и неопубликованные воспоминания Ломана о спасении Севастопольской панорамы, несмотря на их субъективные недостатки, свойственные всем личным мемуарным источникам.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Цит. по: Куоллс К. Агитировать и создавать условия: перепланировка города-героя Севастополя, 1944— 1953 гг. // Новейшая история России (Modern history of Russia). 2013. № 2. С. 72.
2 Karl D. Quails. The Crimean War's Long Shadow. Urban Biography and Reconstruction of Sevastopol after World War II // Russion history 41 (2014). P. 214.
3 Шенк Ф.Б. Александр Невский в русской культурной памяти: святой, правитель, национальный герой (1263-2000). М.: НЛО, 2007. С. 281.
4 Например: Борисов Б.А. Подвиг Севастополя: воспоминания секре-
4
таря горкома. Симферополь: Таврия, 1977. С. 327.
5 Терновский Г.В. Памятник народного подвига. Симферополь: Кры-миздат, 1956. С. 97.
6 Ломан А.П. «А помните, товарищ начальник...» // Нева. 1959. № 3. С. 236,237.
7 Голуб А. Тяжёлые судьбы и яркая жизнь // Интернет-ресурс: http:// projects.spbsj.ru (дата обращения: 11 октября 2017 г.).
8 Например: Россейкин Б.М. Панорама «Оборона Севастополя»: путеводитель. 3-е изд., доп. Симферополь: Крымиздат, 1960.
9 Пятопал И. Как была спасена Севастопольская панорама // Комсомольская правда. 1943. 30 ноября.
10 Центральный военно-морской архив (ЦВМА). Ф. 1087. Оп. 381. Д. 69. Л. 4.
11 Терновский Г.В. Указ. соч. С. 100.
12 ЦВМА. Ф. 1087. Оп. 381. Д. 69. Л. 4.
и дкт 0 спасении художественного полотна «Панорама обороны Севастополя 1854—1855 гг.» // Крым в период Великой Отечественной войны. 1941—1945: сборник документов и материалов. Симферополь: Таврия, 1973. С. 162,163.
14 Государственный архив Республики Крым (ГА РК). П-849. Оп. 3. Д. 214. Л. 34.
15 Азаров И.И. Непобеждённые. М.: Изд-во ДОСААФ, 1973. С. 131.
16 ГА РК. Ф. П-849. Оп. 3. Д. 214. Л. 7.
17 Терновский Г.В. Указ. соч. С. 104.
18 Борисов Б А. Указ. соч. С. 328.
19 ГА РК. Ф. П-849. Оп. 3. Д. 214. Л. 9.
20 Там же. Л. 35.
21 Терновский Г.В. Указ. соч. С. 104.
22 ГА РК. Ф. П-849. Оп. 3. Д. 214. Л. 35.
23 Там же. Л. 10.
24 Азаров ИМ Указ. соч. С. 132.
25 ГА РК. Ф. 652. Оп. 24. Д. 7. Л. 85,86.
26 Там же. Л. 87.
27 Там же. Ф. П-849. Оп. 3. Д. 214. Л. 12.
28 Донец Н. Народное достояние // Слава Севастополя. 1954. 16 октября.
29 Сажин П. Севастопольская хроника: повесть. М.: Известия, 1982. С. 567.
30 Куоллс К Указ. соч. С. 70.
31 Государственный архив города Севастополь. Ф. Р-359. Оп. 1. Д. 10. Л. 18.
32 ГА РК. Ф. П-849. Оп. 3. Д. 214. Л. 12.
33 Там же. Л. 36.
34 Открытие панорамы после реконструкции // Слава Севастополя. 1954.16 октября.
35 Ломан АЛ. Указ. соч. С. 237.
36 Там же.
37 Там же. ■
