CC BY
18Пытки как фактор нарушения права на справедливое судебное разбирательство: обзор практики Европейского Суда по правам человека по российским делам
Ольга Шепелева*
В статье даётся обзор вынесенных в отношении Российской Федерации постановлений Европейского Суда по правам человека (ЕСПЧ), в которых ставился вопрос о нарушении права на справедливое судебное разбирательство в связи с применением насилия к подозреваемым в период предварительного следствия. Автор излагает содержание постановлений как по делам, в которых ЕСПЧ установил нарушение права на справедливое судебное разбирательство, так и по делам, где это нарушение не было выявлено. Сопоставляя содержание указанных постановлений, автор выявляет основные подходы, которые ЕСПЧ использует при решении вопроса о том, повлияло ли применение насилия к подозреваемому на реализацию его права на справедливое судебное разбирательство.
^ Европейский Суд по правам человека, пытки и жестокое обращение, справедливое судебное разбирательство, Российская Федерация
RES JUDICATA
Из практики Европейского Суда по правам человека (далее — ЕСПЧ) следует, что право на справедливое судебное разбирательство может оказаться нарушенным, если сбор доказательств по уголовному делу сопровождался нарушениями других прав, предусмотренных Конвенцией о защите прав человека и основных свобод (далее — Конвенция). Ущерб справедливости судебного разбирательства может быть нанесён, в частности, из-за нарушения неприкосновенности частной и семейной жизни, жилища и корреспон-денции1 или несоблюдения запрета пыток и жестокого и унижающего обращения2. В этой статье будет рассматриваться практика ЕСПЧ по вопросу о нарушении статьи 3 Конвенции
при сборе доказательств по уголовным делам. Основное внимание будет уделено постановлениям ЕСПЧ в отношении России, их сходству и отличию от тех, что были приняты по жалобам в отношении других стран.
Основные правовые позиции ЕСПЧ по вопросу об использовании доказательств, полученных с нарушением статьи 3 Конвенции
ЕСПЧ применяет разный подход к использованию доказательств, полученных с нарушениями разных конвенционных прав и свобод. Так, нарушение статьи 8 Конвенции при сборе доказательств не во всех случаях влечёт за
* Шепелёеа Ольга Сергеевна — старший юрист Института «Право общественных интересов» (PILnet) (e-mail: oshepeleva@pilnet.org).
1 Статья 8 Конвенции.
2 Статья 3 Конвенции.
собой признание нарушения права на справедливое судебное разбирательство. В качестве подтверждения можно сравнить выводы ЕСПЧ по делу Аллан3 и по делу Быкова4. Принимая решение о наличии или отсутствии нарушения права на справедливое судебное разбирательство, ЕСПЧ обращает внимание на комплекс факторов, среди которых не последнюю роль играет значение доказательства, полученного с нарушением, для установления вины5.
К доказательствам, полученным с нарушением статьи 3 Конвенции, подход иной. ЕСПЧ подчёркивает, что признания, полученные в результате насилия, жестокости или иных форм обращения, которые могут быть квалифицированы как пытки, никогда не должны использоваться для установления вины жертвы такого обращения, вне зависимости от своей доказательной силы6. Такие признания не могут использоваться вне зависимости от того, были ли они решающими для вынесения обвинительного приговора и подкреплялись ли они другими материалами, указывающими на виновность подсудимого7. Следует отметить, что ЕСПЧ различает пытки, как наиболее грубую форму нарушения статьи 3 Конвенции, и жестокое и унижающее обращение, которое также запрещено этой статьей. Такое разграничение проводится с учётом жестокости обращения, индивидуальных характеристик жертвы, наличия или отсутствия умысла и прочее8. Однако если признания были получены при помощи обращения, которое нарушало статью 3 Конвенции, они не должны использоваться для решения уголовного дела вне зависимости от того, как именно квалифицируется обращение с пострадавшим9.
Право на справедливое судебное разбирательство может быть нарушено не только с использованием признаний, полученных при помощи насилия. Получение вещественных доказательств также не должно быть сопря-
жено с пытками, в противном случае их использование для постановления приговора нарушит право на справедливое судебное разбирательство10. Перед ЕСПЧ также вставал вопрос о допустимости доказательств, для получения которых пытки непосредственно не применялись, однако обнаружение которых стало возможно благодаря информации, которую обвиняемый дал под давлением. В частности, этот вопрос был рассмотрен в деле Гефген11.
Гефген был заподозрен в похищении ребенка с целью получения выкупа. После того, как он забрал выкуп, полиция задержала его. Одновременно в доме Гефгена был проведён обыск, во время которого полиция нашла часть денег, выплаченных в качестве выкупа, а также записку, связанную с планированием преступления. Сам Гефген сообщил полиции, что ребёнка прячут его сообщники. Полицейские, опасающиеся за жизнь ребёнка, попытались получить от Гефгена более точную информацию: ему угрожали насилием, ударили по плечу, а также трясли за плечи, в результате чего Гефген ударился головой об стену. Испугавшись, Гефген признался, что на самом деле сообщников у него не было: он сам похитил ребёнка, убил его и спрятал тело за городом. После этих признаний полиция вместе с Гефгеном выехала в указанное им место, в ходе осмотра которого нашли не только тело убитого мальчика, но и следы автомобиля подозреваемого. После этого Гефген также сообщил, куда он спрятал школьный портфель убитого и другие вещественные доказательства. Кроме того, в рамках расследования он многократно подтвердил признание в убийстве ребёнка.
В процессе рассмотрения уголовного дела в отношении заявителя, суд квалифицировал угрозы и применение силы со стороны полиции недопустимой формой ведения допроса. Исходя из этого, суд исключил как недопустимое не только первое признание, которое
3 ECtHR. Allan v. The United Kingdom. Application No. 48539/99. Judgment of 5 November 2002.
4 ECtHR. Bykov v. Russia. Application No. 4378/02. Judgment of 10 March 2009.
5 Ibid. §89-90.
6 ECtHR. Harutyunyan v. Armenia. Application No. 36549/03. Judgment of 28 June 2007. § 63.
7 ECtHR. Kagiu and Kotorri v. Albania. Application No. 33192/07, 33194/07. Judgment of 25 June 2013. §117.
8 ECtHR. Ilhan v. Turkey. Application No. 22277/93. Judgment of 27 June 2000. § 84-85.
9 ECtHR. Kagiu and Kotorri v. Albania. Application No.33192/07, 33194/07. Judgment of 25 June 2013. § 124.
10 ECtHR. Jalloh v. Germany. Application No. 54810/00. Judgment of 11 July 2006. § 103-108.
11 ECtHR [GC]. Gafgen v. Germany. Application No. 22978/05. Judgment of 1 June 2010.
Гефген дал непосредственно после угроз со стороны полицейских, но и все последующие признательные показания, данные в рамках расследования, поскольку, по мнению суда, изначально допущенное нарушение правил проведения допроса имело длящееся действие. Гефген также требовал исключить и материальные доказательства, о которых полиция узнала благодаря сделанному им признанию, однако суд отказался это сделать. Указанные доказательства были использованы для подтверждения вины Гефгена.
Соответственно, перед ЕСПЧ был поставлен вопрос, соответствовало обращение полицейских с Гефгеном требованиям статьи 3 Конвенции или нет, и было ли нарушено право Гефгена на справедливое судебное разбирательство. Большая Палата ЕСПЧ пришла к выводу, что хотя обращение с заявителем во время допроса не было достаточно суровым, чтобы признать это пыткой, такое обращение, тем не менее, нарушает статью 3 Конвенции. Что касается вещественных доказательств, найденных полицейскими благодаря признанию заявителя, то их использование ЕСПЧ счёл не противоречащим положениям статьи 6 Конвенции. ЕСПЧ указал, что когда речь идёт о доказательствах, являющихся косвенным результатом обращения, нарушающего статью 3 Конвенции, ключевым становится вопрос о том, повлияло ли оно на установление вины и осуждение заявителя. В данном деле, по мнению ЕСПЧ, вердикт национальных судов основывался на признаниях, которые Гефген сделал непосредственно в суде, а также на доказательствах, собранных полицией независимо от информации, полученной от заявителя. Спорные материальные доказательства рассматривались только с целью верификации признаний, данных в суде. Соответственно, в данном деле не было прямой причинно-следственной связи между недозволенными методами ведения следствия и осуждением за-
явителя12.
Суммируя правовые позиции ЕСПЧ можно отметить, что ответ на вопрос, было ли нарушено право на справедливое судебное разбирательство, зависит от нескольких
факторов. Это наличие и характер причинно-следственной связи между получением доказательства и применением обращения, нарушающего статью 3 Конвенции, степени жестокости этого обращения, а также роль полученного таким путём доказательства в обосновании виновности подсудимого. Значение каждого из указанных факторов зависит от индивидуальных обстоятельств дела.
Российские дела, в которых ставился вопрос об использовании доказательств, полученных с нарушением статьи 3 Конвенции
Первым российским делом, в котором был поставлен вопрос о нарушении права на справедливое судебное разбирательство в связи с использованием доказательств, полученных при помощи пыток, стало дело Гладышева13. Заявитель был задержан, доставлен в полицию, где его избивали с целью заставить признаться в убийстве сотрудника милиции. Он сделал признание в письменном виде, а потом повторил его во время допроса в присутствии назначенного адвоката. Впоследствии у заявителя были выявлены переломы рёбер и другие повреждения. В ответ на жалобы заявителя на противоправное насилие ему несколько раз отказывали в возбуждении уголовного дела. В ходе судебного рассмотрения выдвинутых против него обвинений заявитель опроверг ранее сделанные признания и заявил, что они получены при помощи насилия. Суд предпринял ряд мер для проверки заявлений Гладышева, в частности назначил проведение двух судебно-медицинских экспертиз, которые показали, что телесные повреждения могли быть причинены заявителю именно в тот день, когда он дал признательные показания. Несмотря на это, суд не стал исключать признательные показания как неприемлемые. Эти показания стали одним из оснований для вынесения обвинительного приговора в отношении заявителя.
Рассматривая данное дело, ЕСПЧ установил, что в отношении заявителя была нарушена статья 3 Конвенции, что выразилось не только в ненадлежащем обращении с заяви-
12 Подробный анализ Постановления по делу ЕСПЧ см.: Тимофеев М. Т. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по правам человека от 1 июня 2010 года Гефген (Gafgen) против Германии // Международное правосудие. 2011. № 1. С.31—36.
13 ECtHR. Gladyshev v. Russia. Application No. 2807/04. Judgment of 30 October 2009.
телем, но и в отсутствии эффективного расследования его жалобы на пытки14. Затем ЕСПЧ рассмотрел вопрос о нарушении права на справедливое судебное разбирательство. Государство-ответчик оспаривало факт нарушения, ссылаясь на то, что заявителю разъяснили право не свидетельствовать против себя, а показания заявитель давал в присутствии адвоката15. ЕСПЧ не удовлетворился этими объяснениями. ЕСПЧ отметил, что национальные судебные инстанции признали факт причинения заявителю телесных повреждений в тот день, когда он дал признательные показания, но несмотря на это, сделали вывод, что «признания были даны в обстоятельствах, исключающих физическое или психическое давление со стороны сотрудников милиции». Указанные признания стали хоть и не единственными, но существенными доказательствами, использованными для постановления обвинительного приговора. ЕСПЧ подчеркнул, что в день дачи показаний заявитель был подвергнут обращению, противоречащему статье 3 Конвенции, поэтому использование этих показаний сделало судебное разбирательство в отношении заявителя несправедливым16.
В 2011—2013 годах ЕСПЧ рассмотрел несколько аналогичных дел. В частности, дело Тангиева17. Заявитель был задержан по подозрению в совершении преступления. Он признался сотрудникам правоохранительных органов в незаконном хранении оружия, а также в том, что присутствовал при убийстве. Эти же признания заявитель подтвердил на допросе, проведённом в присутствии адвоката. Впоследствии заявителя перевели в изолятор временного содержания при так называемом втором оперативно-розыскном бюро (далее — ОРБ-2), где он содержался около двух месяцев. В период нахождения в ОРБ-2 заявителя неоднократно пытали с целью получения признаний. Заявитель дважды давал признательные показания в нескольких убийствах в присутствие одного и того же ад-
воката, а также писал явки с повинной. При переводе заявителя в СИЗО его осмотрел врач, который выявил у заявителя ожоги и другие повреждения. После перевода в СИЗО мать заявителя пожаловалась на пытки в отношении её сына, а сам заявитель отказался от данных показаний. Также он попросил заменить адвоката. В суде заявитель отказывался от признательных показаний и утверждал, что они были получены при помощи пыток. Национальный суд счёл эти заявления неубедительными, сославшись на то, что прокурорская проверка не нашла нарушений прав заявителя, на отсутствие свидетелей применения пыток, а также на то, что у заявителя в течение всего периода расследования был защитник. Признания заявителя были использованы для обоснования обвинительного приговора.
В данном деле ЕСПЧ установил и факт пыток, и неэффективность расследования жалоб заявителя на пытки18. Также было установлено нарушение права на справедливое судебное разбирательство в связи с тем, что признания заявителя не были исключены из доказательственной базы как неприемлемые. Государство-ответчик оспаривало нарушение права на справедливое судебное разбирательство, утверждая, что заявитель давал признательные показания добровольно, поскольку во всех случаях на допросах присутствовал адвокат, а заявителю разъяснялось право хранить молчание19. ЕСПЧ отклонил этот аргумент, поскольку, как было установлено, показания давались в тот период времени, когда к заявителю применялись пытки. ЕСПЧ также подчеркнул, что использование доказательств, полученных с нарушением статьи 3 Конвенции, нарушает право на справедливое судебное разбирательство вне зависимости от того, какую роль они сыграли в решении вопроса о виновности20.
Схожим по фактическим обстоятельствам было дело Насакина21. Задержанный заявитель содержался в течение нескольких
4 ECtHR. Gladyshev v. Russia. Application No. 2807/04. Judgment of 30 October 2009. §58, 68.
Ibid. §70-71.
6 Ibid. §76-80.
ECtHR. Tangiyev v. Russia. Application No. 27610/05. Judgment of 11 December 2012.
8 Ibid. §57, 63.
9 Ibid. §68.
20 Ibid. §74-76.
21 ECtHR. Nasakin v. Russia. Application No. 22735/05. Judgment of 18 July 2013.
дней в отделении милиции, где к нему применялись пытки и жестокое обращение. Под давлением он сначала написал явку с повинной, а потом повторил признания на допросе в присутствии назначенного адвоката. После перевода в другое место содержания адвокат заявителя подал жалобу на пытки в отношении его подзащитного. В рамках проверки этой жалобы было проведено судебно-медицинское освидетельствование, подтвердившее получение заявителем травм в то время, когда он находился в отделении милиции. Однако в целом расследование по жалобе на пытки было неэффективным и не привело к установлению обстоятельств получения выявленных травм. В процессе судебного рассмотрения дела заявитель требовал исключить его признания, поскольку они были получены при помощи насилия. Национальный суд отказался сделать это, сославшись на то, что заявления о пытках были проверены в рамках предварительного следствия и не нашли подтверждения, о чём свидетельствовало постановление о прекращении уголовного дела в отношении сотрудников милиции. Так же, как и в делах Гладышева и Тангиева, ЕСПЧ счёл неубедительными аргументы государства-ответчика о добровольности признаний и постановил, что право заявителя на справедливое судебное разбирательство было нарушено22.
К аналогичным выводам ЕСПЧ пришёл в деле Рябцева23, где речь шла об использовании явки с повинной и видеозаписи с признаниями. ЕСПЧ установил, что нарушающее статью 3 Конвенции насилие было применено к заявителю непосредственно перед тем, как он дал признания, следовательно, их нельзя считать добровольными, а их использование при постановлении приговора делает судебное разбирательство в отношении заявителя несправедливым24. Таким образом, в Постановлениях по делам Гладышева, Тангиева, Насакина был реализован ранее сформулированный ЕСПЧ подход, согласно которому использование признаний, полученных в результате обращения, нарушающего статью 3 Конвенции, делает судебное разбирательство несправедливым.
Дело Шишкина25 отличается от вышеописанных и, в связи с этим, представляет определённый интерес. Из Постановления ЕСПЧ по данному делу следует, что в течение достаточно продолжительного периода времени он содержался в отделе милиции без доступа к адвокату. При помощи насилия сотрудники милиции заставили его подписать отказ от помощи защитника, а также сознаться в ряде преступлений. Уголовное преследование Шишкина в связи с частью вменявшихся ему преступлений было впоследствии прекращено, так как были найдены другие виновники. Более того, сотрудники милиции были осуждены за применение насилия к заявителю. Несмотря на это, уголовное преследование самого заявителя по части из предъявленных ему обвинений продолжилось. Среди доказательств, которые рассматривал национальный суд, были признания заявителя, полученные в тот период времени, когда он содержался в отделении милиции без доступа к адвокату. Сам заявитель утверждал, что эти признания были также получены с помощью насилия, как и признания в тех преступлениях, обвинения в которых были с заявителя сняты.
В данном деле ЕСПЧ рассматривал два вопроса, касающихся соблюдения права заявителя на справедливое судебное разбирательство. Первый вопрос касался нарушения права заявителя на защиту. ЕСПЧ признал нарушенными положения пункта 3(с) статьи 6 в связи с тем, что заявитель не имел доступа к адвокату на ранних стадиях уголовного процесса в период нахождения в отделе милиции. Отдельно ЕСПЧ рассмотрел вопрос о том, было ли нарушено право заявителя на справедливое судебное разбирательство в связи с использованием признаний, данных в отделе милиции.
При рассмотрении дела в ЕСПЧ государство-ответчик оспаривало позицию заявителя, ссылаясь на то, что пытавшие его сотрудники милиции не участвовали в расследовании тех преступлений, за которые заявитель был осуждён, а признания снабжены указанием на то, что заявителю было разъяснено право
22 ECtHR. Nasakin v. Russia. Application No. 22735/05. Judgment of 18 July 2013. § 98-100.
23 ECtHR. Ryabtsev v. Russia. Application No. 13642/06. Judgment of 14 November 2013.
24 Ibid. §92-94.
25 ECtHR. Shishkin v. Russia. Application No. 18280/04. Judgment of 7 July 2011.
не свидетельствовать против себя. При этом ни заявитель, ни государство-ответчик не представили копий признательных показа-ний26. Таким образом, у ЕСПЧ не было возможности самостоятельно проверить, были ли использованы для постановления приговора именно те признания, которые были даны в то время, когда заявителя пытали. Тем не менее, ЕСПЧ обратил внимание, что на стадии предварительного расследования у заявителя длительное время не было защитника, при этом параллельно проводившееся в отношении заявителя расследование сопровождалось пытками, и пришёл к выводу, что уголовное преследование заявителя в целом не было справедливым27.
Иными словами, ЕСПЧ установил нарушение права на справедливое судебное разбирательство, несмотря на то, что не была доказана прямая причинно-следственная связь между осуждением заявителя и фактом применения к нему методов расследования, противоречащих статье 3 Конвенции. Это отличается от правовых позиций, сформулированных ЕСПЧ, в частности в деле Гефгена.
Также имеет смысл обратить внимание на дело Альчагина28. В своей жалобе Альчагин утверждал, что после задержания сотрудники правоохранительных органов применяли к нему насилие. Это подтверждалось телесными повреждениями, выявленными у заявителя после задержания. В связи с тем, что расследование по жалобе заявителя на пытки было неэффективным, а государство-ответчик не представило убедительных объяснений, откуда у заявителя взялись телесные повреждения, ЕСПЧ признал нарушение статьи 3 Конвенции в её процессуальном и материальном аспекте29.
Заявитель также утверждал, что использование признательных показаний, данных им во время предварительного следствия, нарушило право на справедливое судебное разбирательство, поскольку эти показания были получены при помощи физической силы. Однако ЕСПЧ не согласился с этим утверждением. ЕСПЧ отметил, что при оценке подоб-
ного рода жалоб имеют значение следующие обстоятельства: доказанный факт применения обращения, нарушающего статью 3 Конвенции, приведший к даче признательных показаний; отсутствие эффективной юридической помощи в тот период времени, когда подозреваемый давал признательные показания; использование признаний при постановлении приговора; а также недостаток процессуальных гарантий, позволяющих оспорить допустимость и доказательную ценность признаний. При этом ЕСПЧ не дал дополнительных объяснений, какой вес должен придаваться каждому из перечисленных обстоятельств30.
Рассматривая данное дело, ЕСПЧ отметил, что государство не оспаривало утверждений заявителя о том, что признательные показания, данные во время следствия, были получены при помощи силы, равно как и тот факт, что приговор опирался на эти показания. Вместе с тем и при даче указанных показаний, и на последующих стадиях рассмотрения уголовного дела заявитель бы представлен адвокатом, которого выбрал самостоятельно. Соответственно у заявителя была возможность оспаривать допустимость и доказательную силу своих признаний. Исходя из этого, а также принимая во внимание тот факт, что Альчагин подтвердил признание в совершении преступления перед судом присяжных, ЕСПЧ сделал вывод, что его право на справедливое судебное разбирательство не было нарушено31.
Из указанного Постановления следует, что даже если ЕСПЧ установит, что признания были получены при помощи пыток и что они были использованы для обоснования приговора, этого будет недостаточно для признания нарушения права на справедливое судебное разбирательство. Необходимо также подтвердить нарушение права на защиту, а также отсутствие или ограничение возможности оспорить допустимость и доказательственную силу признаний. Представляется, что эта позиция в некоторой степени расходятся с позициями по другим делам, где также ставился вопрос о допустимости использования дока-
26 ECtHR. Shishkin v. Russia. Application No. 18280/04. Judgment of 7 July 2011. §146.
27 Ibid. § 150-152.
28 ECtHR. Alchagin v. Russia. Application No. 20212/05. Judgment of 17 January 2012.
29 Ibid. §42-48; 52-57.
30 Ibid. §68.
31 Ibid. §67-74.
зательств, полученных в результате обращения, нарушающего статью 3 Конвенции.
С одной стороны, право подозреваемого на юридическую помощь является одной из значимых гарантий защиты от пыток и нарушения права не свидетельствовать против себя. В делах, попадающих на рассмотрение ЕСПЧ, применение пыток нередко сопряжено с ограничениями на доступ адвоката к подозреваемому. Более того, в ряде случаев ЕСПЧ признаёт нарушение права на справедливое судебное разбирательство в связи с использованием признаний данных в отсутствие эффективной юридической помощи, даже если факт применения пыток не был доказан. В качестве примера можно привести Постановления ЕСПЧ по делу Лопаты32 и делу Павленко33.
С другой стороны, в части постановлений ЕСПЧ по проблеме использования признаний, полученных с нарушением статьи 3 Конвенции, вопрос о том, имел ли заявитель доступ к юридической помощи, отдельно не рассматривался. Кроме того, как показывают изложенные выше выводы ЕСПЧ по делу Тангиева, присутствие адвоката на допросах, во время которых подозреваемый делал признания, не помешало признать, что эти признания были даны в результате пыток, а их последующее использование нарушило право на справедливое судебное разбирательство.
Представляется, что выводы ЕСПЧ по делу Альчагина были в большей степени обусловлены недостатком данных, подтверждающих заявления заявителя о том, что он дал признания именно в результате обращения, нарушавшего статью 3 Конвенции. Информация об обстоятельствах применения пыток и жестокого обращения, которую стороны дела предоставили ЕСПЧ, была фрагментарной, что само по себе затрудняет проверку наличия причинно-следственной связи между использованием пыток и жестокого обращения и признанием подсудимого. Кроме того, существовало два обстоятельства, совокупность которых ставила под сомнение наличие такой причинно-следственной связи — это не только участие адвоката, избранного самим Альчагиным, в допросе, во время которого было дано признание, но и готовность Альча-гина повторить свое признание перед судом присяжных.
Остаётся открытым вопрос, были ли правовые позиции, высказанные в Постановлениях по делам Шишкина и Альчагина, разовым, вызванным индивидуальными обстоятельствами каждого из этих дел, отступлением от привычной практики ЕСПЧ по проблеме использования признаний, полученных с нарушением статьи 3 Конвенции, или же они получат дальнейшее развитие и закрепление.
32 ECtHR. Lopata v. Russia. Application No.72250/01. Judgment of 13 July 2010.
33 ECtHR. Pavlenko v. Russia. Application No. 42371/02. Judgment of 1 April 2010.
