CC BY
99
В. А. Иванов, Н. В. Колошинская
«ПЬЯНАЯ» РОССИЯ И СУДЬБА ЕЕ ИСЦЕЛИТЕЛЕЙ: К 80-ЛЕТИЮ КОНЧИНЫ ОСНОВАТЕЛЯ ДВИЖЕНИЯ НАРОДНЫХ ТРЕЗВЕННИКОВ И. А. ЧУРИКОВА (1860-1933)
Надо быть объективным. Новой большевистской власти досталась пьющая Россия. При этом иллюзий по поводу ее скорейшего отрезвления, пожалуй, не было ни у кого из вождей и местных партийно-советских функционеров. Известно, как еще задолго до октябрьских событий 1917 г. В. И. Ульянов (Ленин) отзывался о пьяненьком «народце» России увязывая это пагубное влечение «темных и невежественных масс» с антинародной политикой царизма и официальной церкви.
Но именно в «народной толще» (как любил пафосно выражаться вождь российского пролетариата. - Авт.) всегда имелись и с разной степенью интенсивности проявлялись механизмы своеобразного «антиалкогольного экзорцизма» пьющей части общества и которые ни коронная администрация, ни община и тем более православная церковь никогда не сдерживали если они не использовались разного рода политиками или сектантами. Еще в 1890 г. в Петербурге, в Святейшем Синоде, было зарегистрировано Общество христиан-трезвенников, последователей Братца Иоанна Чурикова (Самарского), трудовая коммуна которого располагалась в пос. Вырица Петербургской губернии, а Совет общины - на окраине Петербурга, в Обу-хове1. По утверждению Н. Б. Лебиной, И. Чуриков свою деятельность начал как член Александро-Невского православного общества трезвости, а с 1895 г. самостоятельно стал лечить пьяниц внушением2. Не исключено, что широкую известность исцелителя И. А. Чуриков получил отчасти благодаря действиям столичной полиции, нижние чины которой нередко в переговорах с участниками собраний «чуриковцев» преувеличивали опасность его якобы мессианских пророчеств и обличий царящих в стране порядков.
Февральско-октябрьские события 1917 г. в России принципиально изменили ход сложившегося в государстве и обществе типа развития, да и самого процесса эволюции. В каком-то смысле произошло почти всеобщее
опьянение от вседозволенности и еще не проясненных возможностей все изменять и прекращать. Фактически же одновременно с захватом власти произошел и захват «права на выпивон», открытое попрание института «сухого закона» в стране действует с 1914 г. Как довольно точно замечал В. И. Му-саев, новая власть, почти интуитивно оценивая пьянство, наркоманию, проституцию и азартные игры как «опасные» явления, пыталась всячески этому препятствовать3.
Известно, что уже 5 ноября 1917 г. председатель СНК РСФСР В. И. Ульянов (Ленин) в обращении «К населению» призвал его беспощадно подавлять всяческие попытки анархии со стороны пьяниц, хулиганов и по-громщиков4. Именно они вскоре развернули во многих городах России так называемые «винные погромы». В начале декабря 1917 г. большевистское руководство даже было вынуждено создать при Петроградском совете Комитет по борьбе с погромами во главе с В. Д. Бонч-Бруевичем5. Еще раньше, в конце ноября, СНК РСФСР назначил члена ВРК И. Ф. Быдзана комиссаром по борьбе с пьянством в Петрограде6. Массовое пьянство военнослужащих Петроградского гарнизона в этот период и чинимые ими преступные деяния, нередко с использованием оружия, соседствовали с неэффективными мерами властей по обузданию пьянства вообще и массовых хулиганских выходок части населения в частности7.
Только в июле 1918 г. в Петрограде было совершено 16 убийств, 965 краж, 48 чел. пропали без вести, число задержанных достигло около 2,5 тыс. чел. Еще весной 1917 г. в столице, по разным оценкам, находилось до 40 тыс. воров, грабителей и бандитов, которые чувствовали себя в этой революционной стихии весьма комфортно. Тогда, только с апреля по декабрь 1917 г., в городе было совершенно почти 10,5 тыс. преступлений, а за этот же период 1918 г. - около 13 тыс., и это при том, что численность Петрограда уже в июле 1918 г. сократилось по сравнению с 1917 г. в полтора раза и к концу года составила 1 млн. 469 тыс. чел.8
Настоящим бедствием стало самогоноварение, ставшее, по точному замечанию А. Ю. Давыдова, очень выгодным, особенно для крестьян, делом, от которого они получали двойную и тройную прибыль. Ликеро-водочные предприятия не работали, а спиртные запасы были выпиты или уничтожены. Вместе с этим сложились социально-психологические предпосылки алкоголизации общества. Люди переживали страшные события и нуждались в постоянном восстановлении истрепанных нервов9. На выездах в крупные города местные органы власти вынуждены были выставлять войсковые и милицейские заслоны, а также комендатуры с целью изъятия ввозимого из деревень самогона.
Большевистское руководство в центре и на местах не собиралось мириться с подобной ситуацией, предпринимая с самого начала и практически все 1920-е гг. не только хозяйственно-экономические меры, но и административно-правовые, законодательные.
Уже 28 ноября 1917 г. был принят первый нормативный акт большевистской власти, направленный на борьбу с массовым пьянством населения - приказ ВРК, по которому всякий задержанный в нетрезвом состоянии мог передаваться военно-революционному суду и подвергаться штрафу вплоть до конфискации всего имущества10. Как отмечал М. В. Ходяков, все эти мероприятия вызывались и общим падением производственной дисциплины, разложением производства11. 9 мая 1918 г. ВЦИК принял декрет «О предоставлении народному комиссару продовольствия чрезвычайных полномочий по борьбе с деревенской буржуазией, укрывающей хлебные запасы и спекулирующей ими», пункт 3 которого объявлял всех расточающих хлебные запасы на самогонку «врагами народа» и требовал передать их революционному суду с тем, чтобы «виновные приговаривались к тюремному заключению на срок не менее 10 лет, изгонялись навсегда из общины, все их имущество подвергалось конфискации, а самогонщики, сверх того, присуждались к принудительным общественным работам»12.
Постановление СНК РСФСР от 19 декабря 1919 г. «О воспрещении на территории РСФСР изготовления и продажи спирта, крепких напитков и не относящихся к напиткам спиртосодержащих веществ» современники окрестили большевистским «сухим законом», который имел ряд специфических отличий от всех предшествующих запретов и ограничений по части производства и употребления спиртного в России13.
7 октября 1921 г. СНК РСФСР принял постановление «Об ответственности за нарушение декрета о продаже виноградных, плодово-ягодных и изюмных вин», по которому всякий не сдавший государству винное изделие крепостью свыше 14 градусов лишался свободы. В то же время из закона видно, что власти этим актом демонстрировали переход от полного запрета производства и продажи спиртных напитков к частичной отмене некоторых запретов14.
26 августа 1923 г. ЦИК и СНК СССР издали совместное постановление о возобновлении производства и торговли спиртными напитками в стране. С января 1924 г. этот закон вступил в силу15. 28 августа 1925 г. правительство утвердило Положение о производстве спирта и спиртных напитков и торговли ими16. Этим правовым актом официально с 1 октября 1925 г. на всей территории страны вводилась государственная монополия на
производство и продажу спиртных напитков, в том числе и 40-градустной водки, прозванной в народе «рыковкой».
Н. Б. Лебина, изучавшая эту проблему, скорее всего, права в том, что сосредоточение контроля над производством и продажей спиртных напитков после августа 1925 г. «преследовало только экономические цели»17. Собственно говоря, а какие же еще цели могло ставить перед собой пролетарское правительство? Правда, «экономический фактор» прослеживался и в алкогольной политике всех предшествующих царских правительств. Полемизируя на страницах журнала «Новейшая история России» по этой проблеме с исследованиями М. А. Давыдова и Б. Н. Миронова, петербургский историк А. В. Островский использовал заслуживающие внимания аргументы о преобладающей алкогольной доминанте при выборе инструментов неэквивалентной перекачки средств из деревни в город, особенно в начале ХХ столетия18. В своих рассуждениях Н. Б. Лебина делала вывод об утопичности идеи «большевистских трезвенников» по поводу приведения к полной трезвости российского общества при таком функциональном (экономическом. - Авт.) подходе к содержанию и направленности государственной алкогольной политики. И, действительно, доход от реализации спиртных напитков в структуре госбюджета вырос с 2 до 12 % с 1923 по 1927 г., достигнув 728 млн руб.19 Даже большевики посчитали глупостью отказ от такой схемы пополнения скудного госбюджета.
По оценке И. Гурвич, после 1870-х гг. снижение производства алкоголя в России носило плавный и постепенный характер, а с периода введения «сухого закона» (1914 г. - Авт.) поддерживалось на уровне 1 литр чистого алкоголя на душу населения. Однако с начала 1920-х гг. уровень производства стал нарастать и составил в 1922-1923 гг. 1,1 % в общем объеме валовой продукции, а в 1924-1925 гг. - уже 2,2 %20. По данным ЦСУ СССР, с 1925 г. в стране ежегодно стал фиксироваться постоянный рост потребления алкоголя. Так, если принять расход рабочей семьи на спиртные напитки в 1922 г. за 100 %, то в 1923 г. он составил 166,7 %, в 1924 г. - 466,7 %, в 1925 г. - 1222,3 %, в 1926 г. - 1344,5 % и в 1927 г. - 1760,0 %21.
А. В. Островский утверждает, что к расчетам «о массовом пьянстве» в дореволюционной России следует подходить весьма взвешенно и исходить из признания того, что у этого явления более сложные причинные комплексы, чем это может показаться на первый взгляд. Он, например, убежден, что в начале ХХ века в России большую часть водки потреблял город, а не деревня, где по ее душевому потреблению деревня в два-три раза уступала городу22. Забегая вперед, скажем, что основными «прихожанами» Братца Иоанна Чурикова как раз и были жители российских городов, а не деревень.
Таким образом, нетрудно заметить общую тенденцию большевистского руководства в сфере преодоления пагубных последствий алкоголизации населения. Она вовсе не связывалась с милосердием и общественным подвижническим подвигом оказания помощи и поддержки больным алкоголизмом, бытовым пьяницам, бездомным и бродягам. Ужесточение социального контроля алкоголизации, скорое и суровое репрессирование больных и хулиганствующих типов, оказались в некотором смысле связаны с ростом преступных проявлений населения, совершенных в состоянии опьянения. Можно согласиться с утверждением о том, что истоки этой связи вполне могли корениться и в исторической традиции тогдашнего политического руководства страной, склонного идентифицировать пьянство с этиологией, а не с симптоматикой социетального беспокойства23.
Пьянство и бытовая распущенность «новых хозяев жизни» стали настолько массовыми, что уже в конце 1931 г. только в Ленинграде власти открыли на ул. Марата, в доме 79, и на Лиговской улице, в доме 128, Первый и Второй медвытрезвители24. Разумеется, все это происходило на фоне все возрастающих объемов выпуска питьевого спирта. Так, если в 1929/1930 гг. винзаводы объединения Ленинградспиртотреста производили 550 тыс. ведер (40° спирта. — Авт.), то в следующем году планировалось довести такой выпуск до 1340 тыс. ведер25.
Культурные развлечения, досуг и отдых ленинградцев и жителей области в эти годы еще не приобрели организованных публичных начал и не отличались разнообразием. Не редко свободные часы от работы и службы горожане «переводили» на решение своих личных или домашних дел. В праздничные (в основном религиозные. — Авт.) дни такие часы часто заполнялись банальным пьянством и бесцельным хождением по близлежащим улицам и пивным. Многие современники 1920-х - начала 1930-х гг. почти в один голос заявляли о терроризирующем нормально отдыхающих горожан пьяном уличном и парковом хулиганстве подростков и рабочей молодежи, их распущенности, хамстве и дерзости. Как правило, после таких «дней отдыха» власти получали немало гневных писем и записок граждан, умоляющих покончить с пьянством и хулиганством «в революционной столице», с бездушием чиновников и унылым революционным репертуаром местных клубов, театров и кинотеатров26.
Современник этих событий, корреспондент «Красной вечерней газеты» Р. Куллэ, так характеризовал атмосферу в обществе этих дней: «... подозрительность, аресты, репрессии, безработные, рост цен, очереди, хамство, лицемерие. В газетах для мировой общественности одно, а внутри
27
страны реакция»27.
В этой обстановке выпад властей против ленинградского общества христиан-трезвенников Братца Иоанна Чурикова, взявших на себя богоугодное дело оказания помощи лицам, порвавшим с пьянством и табакокурением, был более чем характерен. Молитвенная помощь Братца Иоанна, получаемая теми, кто к нему за ней обращался, стремительный рост его авторитета и почитания в среде простых граждан вызывали осуждение и раздражение и у официальной церкви. Взаимоотношения И. Чурикова с духовенством нельзя было назвать гармоничными. Возникновение и формирование культа Братца как «второго пришествия Христа», критика и даже осуждение священноначалия за союз с богоборческой советской властью стали предметом заметного «водораздела» в этих отношениях православной церкви и Братца Иоанна, церкви, власти и сельскохозяйственной трудовой коммуны трезвенников, Устав которой не без труда был утвержден в ноябре 1918 г. отделом управления Комиссариата по внутренним делам Союза коммун Северной области.
Коммуна была организована на бывших купчих землях членов Общества христиан-трезвенников, приобретенных еще до событий 1917 г., а также на землях, полученных в пользование от местных властей на условиях бесплатной (1921 г.) и платной (1923 г.) аренды. В хозяйственной коммуне на постоянной основе на период регистрации ее Устава проживали и трудились 30 человек, и еще примерно 200 человек составляли приезжие, временно ставшие «послушниками» и работающие в ее составе 10-12
дней28.
По оценкам властей, количество последователей Братца Иоанна в самом Петрограде и его окрестностях к середине 1920-х гг. колебалось от 3 до 10 тыс. человек. Если верить версии ПП ОГПУ в ЛВО, то Общество (в разные годы в ходе перерегистраций его название изменялось. - Авт.) имело так называемый Центральный совет (7-11 человек), расположенный в Петрограде-Ленинграде (Обухово. - Авт.) и выполняющий функции инструктивного органа для работы с проповедниками отделений Общества29.
Кстати «Меморандум по делу сектантской с.-х. коммуны Ив. Чурикова БИЧ, находящейся в п. Вырица Троицкого уезда, Ленинград. губ.» не содержит ни одной сводки (из 9. - Авт.), характеризующей руководящую роль так называемого Центрального совета в жизни и деятельности Общества. И вообще, из дел СОУ ПП ОГПУ в ЛВО (П-82319, П-66724) по обвинению И. А. Чурикова и других в преступлениях, предусмотренных частью II ст. 58-10 УК РСФСР, о деятельности этого Совета ничего узнать невозможно, что свидетельствует, скорее всего, о попытке разработчиков дела «утяжелить» конструкцию обвинения, придав Обществу все признаки контрреволюционной антисоветской группы (организации).
Без сомнений, это вполне удалось осуществить в 1927-1929 гг., когда на долгие годы движение трезвенников было разгромлено, а сам основатель И. А. Чуриков репрессирован. Это произошло не по воле простых граждан, жителей Ленинграда и региона, а по указанию ОК ВКП(б) и Леноблиспол-кома «руками» местных органов государственной безопасности, с втягиванием в погром трезвеничества партийно-советских функционеров и активистов.
Применительно к Обществу духовных трезвенников братца И. Чурикова (новое название, во многом навязанное коммуне властями при последних перерегистрациях в 1923 и 1926 гг. - Авт.) использовались проверенные временем стандартные обвинения коммуны в контрреволюционности и антисоветской деятельности. Как только дело касалось Общества христиан-трезвенников (это название больше соответствовало цели и функциям объединения. - Авт.), в ход шли самая гнусная клевета и измышления о том, что оно руководится якобы людьми с уголовным прошлым, а его члены нещадно эксплуатируются в интересах обогащения руководящей верхушки, не исцеляются, силой отрываются от православной церкви и светской культуры, умирают, не получив медицинской помощи и лечения, и др.
Анализ уголовных дел и других материалов, связанных с деятельностью Общества, свидетельствует о том, что власти не стали изобретать ничего нового при квалификации «состава преступления» его членов и председателя коммуны Братца Иоанна, использовав эти вымышленные обвинения. Между тем, всякого рода возражения трезвенников - членов коммуны -и контраргументы самого И. А. Чурикова не принимались во внимание, а «общественного негодования» по поводу притеснения, гонения и репрессий Общества не случилось. В конце 1920-х гг. набиравшая мощь «сталинская гвардия» вообще не считалась с такого рода объединениями, готовясь к куда более впечатляющим зачисткам в партии, обществе и государстве.
Исходя из материалов дела, невозможно отделаться от ощущения, что и организаторы, и исполнители этой операции по погрому движения трез-венников-чуриковцев хорошо знали истинное положение дел как вокруг самого движения, так и внутри коммуны, а также близкого круга Братца Иоанна.
Действительно, Общество было добровольным религиозным объединением, образованным в милосердных целях, а также для совместного исповедания и распространения христианской веры. У официальной же церкви на этот счет были свои взгляды. Она не поддерживала «сектантство» и осуждало новоявленных христов, их ереси и пророчества, творения чудес
и т. п. В то же время из уголовных дел и обвинений не следует, что Братец и его последователи выступали как раскольники и богоборцы. Общество оказалось открытым для общения и с новыми властями, заявив еще в начале 1918 г. о своих намерениях, которые не противоречили законам Советского государства и местному нормотворчеству.
К тому же, Устав «народных трезвенников» и руководящий состав Общества внимательно изучались территориальными властями и, как видно из материалов дела, насаждали в окружение Братца негласных осведомителей. Это хорошо проиллюстрировал в своей работе С. Ю. Паламодов30. Утверждение следствия, что председатель сельского совета пос. Вырица М. Авдеев, подписавший документ о регистрации, сам был «чуриковцем» (впоследствии расстрелянный за бандитизм. - Авт.), не совсем верно. М. Авдеев последовательным сторонником Братца никогда не был. У него были свои «революционные планы». А вот о том, что он напрямую сотрудничал с ОГПУ, в многотомных делах П-82319 и П-66724 (Архив УФСБ РФ по СПб и области) ничего не говорится.
Коммуна «народных трезвенников» заметно отличалась от местных индивидуальных крестьянских и коллективных хозяйств более рациональным землепользованием и продуктивным скотоводством, высокой производительностью труда и сплоченным коллективом. Стороннему наблюдателю, приезжавшему в Вырицу, представала картина «хорошо оборудованного индустриального коллективного хозяйства» (сами изготавливают сельскохозяйственные орудия, имеют 75-сильный трактор, 57 коров, 11 лошадей, водопровод, водяное отопление, «радио-громкоговоритель»)31. Коммуна не только кормила и содержала себя, но и обеспечивала желающих сельскохозяйственной продукцией.
Местные власти по науськиванию Ленгубисполкома пытались всячески представить чуриковскую коммуну как «сборище» религиозных фанатиков, лишенных трудовых взаимоотношений, не отвечающих началам кооперации. В конце 1928 - начале 1929 г. окружные земельные и кооперативные органы при негласном участии ОГПУ провели обследование Вырицкого хозяйства «народных трезвенников». В своем заключении комиссия констатировала, что «коммуна явно не ставит себе производительных целей и существует лишь для прикрытия и укрепления примером религиозных идей Чурикова», а само хозяйство представляет «убожество», где нет и в помине никаких показательных условий коллективизации сельского хозяйства32. Были найдены и другие «отклонения» от устава Общества, что
и позволило администрации запретить с весны 1929 г. легальную религиозно-просветительскую деятельность чуриковцев33. В февральской (1926 г.) сводке «Меморандума» сообщалось, например, что «кроме самого Чурикова в коммуне руководящее положение занимают так называемые "сестры" или "богородицы" - приближенные Чурикова: Аграфена Смирнова, Анастасия Васильева, Мария Карташева, Анна Григорьева и несколько других лиц...» «Чуриков же и "сестры" живут роскошно, имеют много ценностей, держат свою кухарку и столуются отдельно от членов коммуны».
При внимательном изучении протоколов дел выясняется, что А. Валь-терман и А. Васильев, давшие сведения следствию «о сверхэксплуатации» членов коммуны без пищи и одежды, ранее были наказаны «братцами» за отступничество (мелкие хищения, склочничество и т. п.). При этом, они продолжали оставаться членами общины, хотя могли и выйти из коммуны, если находили, что правила и порядки этого объединения подавляли их религиозные чувства, волю и права. Они этого не сделали, так как видели преобразовательную работу трезвеннической общины, милосердное к себе отношение.
Не на словах, а на деле в среде общины трезвенников культивировалось и уважительное отношение к женщинам и детям. В донесениях осведомителей эти отношения расценены как кумовство и похотливость, якобы царящие вокруг Братца Иоанна и его сподвижников. В то же время, упомянутые выше «сестры», показали на допросах, в чем на практике состоял их якобы «паразитический образ жизни» и что на деле входило в круг их обязанностей. Все это было далеко от тех обвинений и клеветы, которые как бы между прочим характеризовали нравственную атмосферу внутри Общества христиан-трезвенников.
Вообще, обвинения в контрреволюционной пропаганде и призывах к насилию против властей были выстроены следствием на основе агентурных донесений одного из осведомителей, завербованного 1111 ОГПУ в ЛВО с использованием шантажа (за прошлые уголовно-наказуемые дела. - Авт.), а не при помощи показаний арестованных членов общины. Пожалуй, единственным достоверным документом в деле, свидетельствующим о характере религиозных бесед в общине, стала обнаруженная в ходе обыска 10 марта 1927 г. у «чуриковца» В. А. Гуляева тетрадь с текстами разбора библейских и евангельских сюжетов применительно к современным условиям.
В. А. Гуляев там писал о том, чем, к примеру, закончится переживаемый верующими революционный процесс в советской России: «Когда проведут в жизнь Писание, пророчествовал он, исполнят роль палачей антихристиане, то увидит себя вся Европа в опасности быть сожженной огнем революции, сплотятся власти Европы и начнется война против Антихриста и царства зверя: Кто же воцарится потом? Царство зверя-Антихриста жестокое уничтожат коллегиально цари земные со своим воинством. Престол или освобождение произведет князь Михаил, который освободит народ, но царем он не должен быть, а временным военным диктатором»34.
У самого Ивана Алексеевича Чурикова при обыске была обнаружена «Вспомогательная тетрадь», начатая им еще в 1921 г. Заметки о социализме и советской действительности стали появляться в ней с 1924 г. Братец Иоанн пытался в этих заметках сконцентрировать свое внимание на переживаемом им и его «паствой» времени, поиске ответа в Священном писании на переживаемые проблемы и вызовы сейчас, сегодня. Скорее это были сугубо личные размышления мыслителя и правдолюбца о человеке, душе и антихристовом времени (в его понимании. - Авт.). И. А. Чуриков, например, открыто советовал работнику милиции С. Ф. Гайдукову «бросить это дело» (очевидно этот вид деятельности. - Авт.), потому, что «... придет время, когда трупы, зарытые на Марсовом поле, прикажут вырыть обратно»35.
Ни И. А. Чуриков, ни В. А. Гуляев, как и другие «чуриковцы», призывов и практических действий по свержению большевистского режима не осуществляли, «подрывной» работы в пьющей пролетарской среде Ленинграда не вели. Допущенные Братцем Иоанном резкие высказывания об отдельных членах ВЛКСМ - пьяницах и хулиганах - также не подпадали под состав ст. 58.10 УК РСФСР. Доказательств в проведении им агитации, направленной к возбуждению религиозной вражды, в деле также не имеется, как и нет данных о незаконном хранении нарезного оружия и боеприпасов к нему. Обвинения в попытке создания в недрах общины так называемой «народной инквизиции» для борьбы с «еврейским засильем» и для уничтожения «помощников евреев» - коммунистов, были позаимствованы из «сводки (февраль 1926 г.)» Меморандума в следственном деле СОУ № 386 и также являлись выдумкой следствия, не нашедшей подтверждения ни в одном показании свидетелей и фигурантов дела. Кстати, не нашлось подтверждений и по материалам «Сводки (март 1927 г.)» Меморандума, где утверждалось, что «в 1919 г. во время наступления Юденича трезвенники в Вырице во главе с Чуриковым были в контакте с белогвардейцами, помогали им и отдали имевшиеся у них 17 винтовок».
Фактически власти в центре и на местах организованно боролись не с трезвенничеством как таковым. В эти годы они и сами пытались выстроить действенную систему борьбы за здоровый образ жизни граждан, привлекая для этого специалистов и последние достижения медицинской науки и психиатрии. Как утверждали партийные и советские чиновники, они искореняли самодеятельность, элементы знахарства, сектантства и кустарщины в деле борьбы за здоровье трудящихся.
На деле «зачистки» подвергались яркие, самобытные личности, люди, обладающие даром врачевания, сильного психологического, эмоционального воздействия на психику пациента (посетителя), знахари и целители, использующие нетрадиционную медицину и хранящие секреты своего мастерства. Очевидно, настораживали власти не эти секреты, а способности их носителей убеждать, воздействовать, «перепрограммировать» сознание масс, формировать общественное мнение, подталкивать к сопротивлению, действию.
Из материалов дела видно, что власти пытались «по полной программе» использовать, как им казалось, факты незаконного врачевания в Обществе духовных трезвенников братца И. Чурикова, унесшего, по их мнению, даже жизнь дочери самого основателя Общества. Странно, что этого никто не заметил (следствие, прокуратура. - Авт.), но И. А. Чуриков никогда не утверждал, что он занимался врачеванием. До событий 1917 г. и после Братец Иоанн оказывал всего лишь молитвенную помощь всякому, кто к нему обращался, не так часто передавая просящим то небольшие кусочки сахара, то деревянное масло, сопровождая «дары» притчами из Евангелия. Не трудно догадаться, что в этих ритуалах совершенно отсутствовал какой-либо факт врачевания. Тем более не были известны и случаи смерти человека, испившего (по рекомендации Братца. - Авт.) чай с сахаром или небольшие порции конопляного масла. Но не нужно быть профессиональным психологом, чтобы понять, какой силой внушения обладали эти «дары», особенно для тех, кто искал и жаждал излечиться от алкоголизма, табакокурения, блуда и других пороков.
Сам Братец Иоанн и многие проходящие по делу «чуриковцы» подчеркивали то обстоятельство, что в коммуне, например, было немало людей слабого физического здоровья, больных. Как выяснилось, следствие вообще не интересовали возрастные и психофизиологические особенности членов Общины. О смерти какой дочери Братца шла речь в следственном деле, тоже было не прояснено. Известно, что еще до «петербургского» периода (1894 г.
— Авт.) у И. А. Чурикова была малолетняя дочь, которая умерла, а его супруга сильно заболела, что круто изменило жизнь и привычный уклад самого Чурикова. Впоследствии (после смерти жены. — Авт.) он вдовствовал и не имел детей. В Вырице и Ленинграде хорошо знали, что за время существования коммуны в ней не было зафиксировано ни одного случая смерти, напрямую вытекающего из такого рода «лечения» Братца Иоанна.
Другое дело, когда органы ОГПУ и местные власти, выполняя циркуляр НКЮ РСФСР № 93 и НКЗ РСФСР № 101 от 9 мая 1925 г. «О борьбе со знахарством и с занятием лечением как профессией лицами, не имеющими на то право», пытались обвинить самого организатора братства в причинении вреда жизни и здоровью как членам Общества и коммуны, так и другим гражданам36. В таком случае Общество должно было быть ликвидировано, а его наставники - арестованы, как это произошло в мае 1927 г. с гражданкой Е. Ф. Алферовой-Юзбашевой-Бадмаевой, занимающейся лечением по методам тибетской медицины37.
Несмотря на слабое физическое здоровье и психические расстройства, смертность в коммуне носила исключительно естественный характер, и была крайне редка, чего нельзя сказать о смертности среди городских и сельских алкоголиков этого же периода. В том же Ленинграде в 19241925 гг. было выпито 617 тыс. ведер водки, а в 1927-1928 гг. - уже 2 млн 063 тыс. ведер. В результате отравления спиртным в городе заметно увеличилась смертность населения с 2,6 случаев на 100 тыс. чел., в 1922 г. до 44 в 1928 г.38 В советское время данные о смертности по причинам, связанным с употреблением алкоголя, маскировались в общей рубрике смертей от несчастных случаев, отравлений и травм. Особенно это было характерно для 1920-х - 1930-х гг.39 Таким олбразом, эти данные по Ленинграду приобретают особый оттенок в нашем рассказе о судьбе трезвеннического движения в регионе в этот период.
Если говорить о последующем развитии событий вокруг «Общества духовных трезвенников братца И. Чурикова» и самого Братца Иоанна, то следует сразу оговориться, что судьба народных трезвенников оказалась полностью в руках правящих властей.
Первые аресты «чуриковцев» были произведены в начале мая 1927 г. Производство дел взяло на себя СОУ ПП ОГПУ в ЛВО. В конце сентября 1927 г. уполномоченный 3-го отделения СОУ Церин доложил руководству о завершении следствия по делу № 386 «по обвинению Ивана Алексеевича Чурикова и др. в преступлениях, предусмотренных частью II ст. 58-10
УК РСФСР»40. 9 марта 1928 г. Особое совещание при Коллегии ОГПУ рассмотрело дело № 52737 по обвинению Чурикова И. А., Гуляева В. А., Васильевой А. Д. и др. (всего 17 человек) по части II ст. 58-10 УК и приговорило 16 членов Общины к трем годам лишения свободы с заключением в ИТЛ каждого, а в отношении И. А. Чурикова дело было прекращено и сдано в архив. В деле нет никаких сведений о том, что Братец Иоанн был якобы освобожден «по прямому указанию СО ОГПУ», как об этом заявляют некоторые исследователи41. Напротив, там пояснялось, что И. А. Чуриков по делу 1927 г. не арестовывался, а его производство по отношению к нему было прекращено «с учетом преклонного возраста».
Первый и последний арест И. А. Чурикова произошел 19 апреля 1929 г. Из дела крайне трудно уяснить характер предварительных мер со стороны местных властей и территориальных органов госбезопасности по подготовке (разработка, обоснование. - Авт.) этой акции в отношении Братца Иоанна и его сторонников. По делу вместе с ним проходили еще 22 человека. Среди них оказались К. М. Павлов, К. И. Гучиев, М. И. Кон-драшов, М. И. Михайлов, З. Г. Григорьева, А. А. Андреева и К. Фролов, С. А. Беляев и др.42 Дело вело СОУ ПП ОГПУ в ЛВО. Уже в конце июля 1929 г. СОУ (пом. Уполномоченного Баркалов и пом. нач. СОУ Жупахин. -Авт.) ходатайствовало перед ЦИК СССР о продлении срока их содержания в ДПЗ ПП ОГПУ до середины августа 1929 г. Арестованный И. А. Чуриков в это время находился в Москве в Бутырской тюрьме.
14 сентября 1929 г. Особое совещание при Коллегии ОГПУ приговорило И. А. Чурикова и часть его сторонников к 3 годам тюремного заключения каждого по части II ст. 58-10 УК РСФСР. Постановлением Особого совещания от 7 марта 1932 г. срок наказания Братцу Иоанну был продлен еще на три года. Осужденному Чурикову припомнили все, в том числе его отношение к В. И. Ульянову (Ленину). Повествуя о «секте чуриковцев», Н. Б. Лебина утверждает, что они «старались всячески проявлять лояльность к новой власти и особенно к Ленину»43. Действительно, осведомитель в «Сводке (март 1927 г.)» Меморандума сообщает: «Проводя беседу в Обухове, Чуриков сказал: "Ленину вечная память за то, что он шел против вина и сам лично разливал его"» (имеется в виду уничтожал винные припасы. -Авт.), но еще ранее, в «Сводке» (март 1926 г.) источник сообщал следующие слова Братца Иоанна о вожде: «Ленин - колоссальная фигура во всемирной истории преступников. Захватив власть, он создал власть улицы во всей стране». И вообще, нет ни одной сводки в Меморандуме по делу сектантской с.-х. коммуны Ив. Чурикова, в которой бы Братец Иоанн не упоминался как «поругатель советской власти», ярый ее противник. Теперь эти
сведения за 1926-1927 гг. особенно пригодились при аргументации обвинения в адрес И. А. Чурикова.
В официальной переписке органов ОГПУ по делу И. А. Чурикова и его последователей отсутствуют точные данные об обстоятельствах и даже дате его смерти. Хотя некоторые авторы утверждают, что Братец умер в Ярославском политизоляторе 5 сентября 1933 г., где он содержался с 1929 г.44 В период реабилитации по делу И. А. Чурикова в 1988 г. прокуратура г. Ленинграда отмечала, что документов с указанием точной даты и причин его смерти в архивном следственном деле не имелось. Однако нам удалось обнаружить несколько важных свидетельств. Речь идет об акте о смерти И. А. Чурикова; описи имущества, принадлежащего гр. Чурикову И. А.; письмах из Ярославского политизолятора ОГПУ в адрес УСО ОГПУ от 8 октября 1933 г. об отправке в Москву вещей умершего заключенного Чурикова И. А.
В частности, в письме из Ярославля в Москву от 8 октября 1933 г. сообщалось, что туда отправляются вещи умершего И. А. Чурикова. Далее в письме говорилось: «Чуриков И. А. умер в день его отправки в Бутырский изолятор ОГПУ». К письму прилагался акт о смерти № 989. Указывалось, что в описи имущества имелось 45 наименований и денег в сумме 267 руб. 30 коп.45
В акте о смерти И. А. Чурикова, подписанныом государственным судебно-медицинским экспертом, врачом (предположительно В. И. Беликовым. - Авт.) 8 сентября 1933 г., говорилось, что «судебно-медицинское исследование трупа мужчины - заключенного политизолятора камеры № 92 (последняя камера, где содержался И. А. Чуриков. - Авт.), доставленного в ночь на 8-е сентября, показало: возраст около 70-75 лет; значительно пониженное питание; облысение и плешивость; отеки ниже колен; фиброз и спаянность с костями твердой оболочки мозга, фиброз мягкой оболочки, склероз сосудов основания мозга; жирноперерожденная мышца сердца, фиброз двустворчатого клапана и склероз аортальных створок, резкий артериосклероз; сердечно-гнойный плеврит слева, полная спаянность легкого справа, небольшая осумкованная и наполненная густым гноем по ость над диафрагмой справа; крупозное воспаление обоих легких, фиброз верхушек обоих легких слизисто-гнойный бронхит; атрофия селезенки и печени; отсутствие левой почки, амилоидоз правой почки, резкая атрофия пирамидального слоя с расширенными малыми лоханками; хронический атрофиче-ский катар желудка; грязно-фиолетовый кровоподтек на нижнем веке слева»46.
Государственный судебно-медицинский эксперт заключил, что смерть И. А. Чурикова носила естественный характер и последовала «от вос-
паления легких». Сопоставление этих и других данных порождает несколько вопросов, не проясненных материалами дела, в том числе и о кончине Братца Иоанна. Во-первых, не ясно, почему И. А. Чуриков этапировался из Ярославля в Москву в таком болезненном состоянии (воспаление легких. - Авт.) и не из тюремного лазарета, а из камеры № 92. Во-вторых, при таком «уровне здоровья» И. А. Чурикова, которое давало о себе знать еще задолго до смерти Братца Иоанна, в советской тюремно-лагерной системе уже имелся опыт не только «выбраковки» тяжело больных, инвалидов из числа заключенных с целью изменения им режима содержания и лечения, но и пересмотра условий и сроков заключения и др. В деле И. А. Чурикова нет ни самих обращений Братца, ни ходатайств его сторонников. Не ясно, какие амбулаторные и стационарные больничные процедуры были доступны покойному в период его тюремной изоляции, как и история его болезней, от которых он, очевидно, сильно страдал. В-третьих, из дела не ясно, где покоится прах Братца Иоанна и отпет ли он? Есть и другие вопросы. Например, почему акт № 989 о смерти Чурикова И. А. подписал только один врач? Почему вещи и деньги умершего И. А. Чурикова были отправлены в Москву, а не в Ленинград по месту его ареста и не в первой половине сентября, а только 8 октября 1933 г.? И т. д. и т. п.
В перечне имущества, принадлежащего И. А. Чурикову, удивляет обилие у него личных вещей, количество и ассортимент которых для заключенных обычно регулировались «сезонной целесообразностью» и, чаще, самими сотрудниками ДПЗ. В Ярославском политизоляторе у Братца Иоанна, к примеру, были: пальто зимнее на хорьковом меху, пальто зимнее на вате с бархатным воротником, 8 рубашек, 2 меховые шапки, 5 наволочек, 12 полотенец, 25 носовых платков, 22 кальсон, часы карманные «Павел Буре», 2 золотых пенсне, 3 одежные щетки, сапоги лакированные, сапоги шевровые, 2 байковых одеяла, 12 нижних рубашек, 11 летних носков, 2 летние шапочки и т.д. Можно предположить, что вещи и деньги передавались Братцу Иоанну его последователями и учениками, которые еще находились на свободе.
Из уже упомянутой нами ранее интересной и содержательной работы С. Ю. Паламодова мы узнаем, что Братец Иоанн слыл человеком аккуратным и педантичным, следящим за своей внешностью. К тому же он, очевидно, и в тюрьме продолжал оказывать молитвенную помощь всякому, кто к нему обращался устно и письменно, а следовательно, Братец старался поддерживать себя в форме, следить за собой.
Судьба трезвеннического «чуриковского» движения в советской России оказалась не менее трагичной, чем судьба самого его вдохновителя и организатора - И. А. Чурикова. Чуриковское сельскохозяйственное объединение после ряда реорганизаций и переименований к началу 1930 г. утеряло не только «дух религиозного братства и взаимоподдержки», но и производительную целесообразность. Практически весь скот был пущен на мясо, часть рабочих лошадей и трактор проданы, в полную негодность пришел инвентарь, жилищно-коммунальные сети и др. Члены общины стали семьями выходить из коммуны. Позже, в делах 1937-1938 гг. аббревиатура «БИЧ» (Братство Иоанна Чурикова. - Авт.), «чуриковец», «сектанты-трезвенники» становились зловещим довеском при репрессировании «врагов народа» и оппозиционеров, вредителей.
Ленинградские «народные трезвенники» были основательно разгромлены, и к концу 1930-х гг. практически все отбыли заключение в ИТЛ, тюрьмах и ссылках. Многие из них так и не получили право вернуться в Ленинград. В борьбе с пьянством и алкоголизмом советские власти пошли испытанным для них путем: ужесточение карательных мер, ограничения,
47
репрессии47.
По сути же они спровоцировали антиалкогольную репрессию, исключив такие мощные рычаги в профилактике этой болезни, как милосердное отношение и действие, молитва и труд, терпение и помощь, которых в полной мере хватало у «народных трезвенников», организованных основателем этого движения Иваном Алексеевичем Чуриковым, чье имя и дело продолжает быть востребованными и крайне необходимыми в современных условиях.
1 Иван Алексеевич Чуриков родился 12 января 1860 г. в Самарской губернии в семье управляющего имением. Был приказчиком, вел самостоятельную торговлю. Считался зажиточным домохозяином. В силу разных причин (в том числе и семейных. - Авт.) оставил дело, раздал имущество и летом 1894 г. обосновался в Петербурге, нищенствуя, молясь и ведя беседы о слове Божьем, проповедуя Евангелие. См.: «Имя мое грешное помяните.» / Сост. С. Ю. Паламодов. СПб., 2011. 212 с.
2 Лебина Н. Б. Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии. 19201930 годы. СПб., 1999. С. 39.
3 Мусаев В. И. Преступность в Петрограде в 1917-1921 гг. и борьба с ней. СПб., 2001. С. 169.
4 Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР 19171952 гг. / Под ред. И. Т. Голякова. М., 1953. С. 11.
5 Из истории борьбы с пьянством, алкоголизмом, самогоноварением в советском государстве (1917-1985 гг.). М., 1988. С. 6.
6 Гутман М. Ю. Милиция Петрограда и Петроградской губернии в годы революций и Гражданской войны в России (1917-1920 гг.): Моногр. СПб., 2001. С. 64.
7 Иванов Д. В. Государство и хулиганство в России (тысячелетний опыт борьбы и капитуляции перед «великим Хамом») // 1150 лет Российской государственности: проблемы, дискуссии, новые взгляды: Материалы Междунар. науч. конф. / Под ред. В. М. Доброштана, О. А. Федотовой, А. С. Минина. СПб., 2012. С. 91.
8 Санкт-Петербург. Петроград. Ленинград: Энциклопедический справочник / Редколлегия: Белова Л. Н., Булдаков Г. Н. и др. М.: Большая Российская Энциклопедия, 1992. С. 418.
9 Давыдов А. Ю. Мешочники и диктатура в России. 1917-1921 гг. СПб., 2007. С. 127.
10 Донесения комиссаров Петроградского ВРК. М., 1957. С. 313-314.
11 «Горячешный и триумфальный город». Петроград: от «военного коммунизма» к НЭПу: Документы и материалы / Сост., авт. предисл. и коммент. М. В. Ходяков. СПб., 2000. С. 4.
12 Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР 19171952 гг. С. 26.
13 Там же. С. 61-63.
14 СУ РСФСР. 1921. № 68. Ст. 543.
15 Иванов В. Кто споил страну? // Аргументы и факты. 2013. 27 февраля - 5 марта. № 9 (1686). С. 23.
16 СЗ СССР. 1925 г. № 57. Ст. 425, 426.
17 ЛебинаН. Б. Указ. соч. С. 33.
18 Островский А. В. «Пьяная деревня»: домыслы и факты // Новейшая история России. 2013. № 2. С. 149-150.
19 Лебина Н.Б. Указ. соч. С. 33-34.
20 Девиантность и социальный контроль в России (ХК-ХХ вв.): тенденции и социологическое осмысление. Научн. изд. СПб., 2000. С. 195.
21 Поляк Г. С. Бюджеты рабочих и служащих. М., 1929. Вып. 1. С. 31.
22 Островский А. В. Указ. соч. С. 154.
23 Девиантность и социальный контроль в России (ХК-ХХ вв.). С. 213.
24 ОСФ ИЦ ГУВД СПб и области. Ф. 1. Оп. 1. Д. 22. Л. 292, 383.
25 ЦГА СПб. Ф. 7179. Оп. 10. Д. 159. Л. 142.
26 ЛОГАВ. Ф. Р-3162. Оп. 1. Д. 422. Л. 1, 16, 20.
27 Уроки гнева и любви: Сборник воспоминаний о годах репрессий (20-80-е гг.). Л., 1990. Вып. 1. С. 5.
28 Крапивин М. Ю., Лейкин А. Я., Далгатов А. Г. Судьбы христианского сектантства в Советской России (1917 - конец 1930-х годов). СПб., 2003. С. 245.
29 Архив УФСБ РФ по СПб и области. Д. П.-66724. Т. 1. Л. 180, 181, 184 об.
30 «Имя мое грешное помяните.» С. 84.
31 Крапивин М. Ю., Лейкин А. Я., Далгатов А. Г. Указ. соч. С. 246.
32 Там же. С. 249.
33 Там же. С. 250. Только двое из 200 «трезвенников», проходивших по делу, показали в ходе следствия, что в коммуне якобы послушники эксплуатировались по 16 часов в сутки, не имея соответствующей одежды, обуви и пищи. См.: Архив УФСБ РФ по СПб и области. Д. П-82319. Т. 1. Л. 2.
34 Архив УФСБ РФ по СПб и области Д. П-82319. Т. 1. Л. 8. Василий Арсеньевич Гуляев считал себя последователем Братца Иоанна с 1923 г. В его тетради сотрудники, изучающие записи, намеренно подчеркивали лишь те сюжеты, в которых, на их взгляд, содержались антисоветские выпады, даже если они относились к «местным пророчествам» и т. п. Например, уполномоченного 3-го отд. СОУ ПП ОГПУ в ЛВО Церина больше «вдохновила» цитата В. Гуляева о том, что «настоящая власть (большевистская. - Авт.) - Антихрист, власть, которая ожесточает, искусственно развращает народ, готовит нацию русскую к самоистреблению», и совершенно оставлены без внимания размышления автора о смирении и жертвенности, о преодолении горделивости и бесстрашия, ведущие всякого к крайнему развращению и др. См.: Там же. Л. 7.
35 Архив УФСБ РФ по СПб и области. Д. П. 82319. Т. 1. Л. 15.
36 Там же. Л. 19.
37 Иванов В. А. Посленэповская судьба «новых русских» (частная практика Е. Ф. Бадмаевой в Ленинграде в конце 20-х - 30-х годов // Санкт-Петербургский криминальный вестник. 1997. № 3. С. 6.
38 Лебина Н. Б. Указ. соч. С. 34.
39 Девиантность и социальный контроль в России (Х1Х-ХХ вв.). С. 206-207.
40 Архив УФСБ РФ по СПб и области. Д. П-82319. Т. 1. Л. 2.
41 Крапивин М. Ю., Лейкин А. Я., Далгатов А. Г. Указ. соч. С. 248.
42 Архив УФСБ РФ по СПб и области. Д. П-66724. Т. 2. Л. 461.
43 ЛебинаН. Б. Указ. соч. С. 38-39.
44 Крапивин М. Ю., Лейкин А. Я., Далгатов А. Г. Указ. соч. С. 251.
45 Архив УФСБ РФ по СПб и области. Д. П-82319. Т. 2. Л. 399, 400.
46 Труп И. А. Чурикова был доставлен в анатомический театр Ярославской городской больницы в ночь на 8 сентября для контрольного исследования. В акте не указаны часы
начала и окончания вскрытия. Врач, производящий исследование, не высказывает предположений о времени его смерти, очевидно, по той причине, что это обстоятельство было хорошо известно лицам, доставившим тело Братца Иоанна в морг. 47 К лету 1929 г. из 596 церквей, расположенных только на территории Ленинградского округа, 14 были закрыты и разграблены. В Ленинграде у властей для этих целей был мощный актив численностью около 38 тыс. чел., объединенных в 596 ячеек Союза воинственных безбожников.
Информация о статье
Автор: Иванов Виктор Александрович, доктор исторических наук, профессор, Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург, Россия; iva0603@mail.ru | Колошинская Наталья Викторовна, кандидат юридических наук, Санкт-Петербургский имени В. Б. Бобкова филиал Российской таможенной академии, Санкт-Петербург, Россия; nata_ivanova_75@mail.ru
Название: «Пьяная» Россия и судьба ее исцелителей: к 80-летию кончины основателя движения народных трезвенников И. А. Чурикова (1860-1933 гг.)
Аннотация: В статье освещаются история последних лет движения трезвенников в советской России и трагическая судьба его основателя Братца Иоанна Чурикова, погибшего в застенках ОГПУ.
Ключевые слова: Алкоголизация населения, советская Россия, движение трезвенников, политические репрессии, ОГПУ, И. А. Чуриков.
Литература, использованная в статье
1. «Горячешный и триумфальный город». Петроград: от «военного коммунизма» к НЭПу: Документы и материалы / Сост., авт. предисл. и коммент. М. В. Ходяков. СПб., 2000. 400 с.
2. «Имя мое грешное помяните...» / Сост. С. Ю. Паламодов. СПб., 2011. 212 с.
3. Гутман М. Ю. Милиция Петрограда и Петроградской губернии в годы революций и гражданской войны в России (1917-1920 гг.). СПб., 2001. 358 с.
4. Давыдов А. Ю. Мешочники и диктатура в России. 1917-1921 гг. СПб., 2007. 396 с.
5. Девиантность и социальный контроль в России (XIX-XX вв.): тенденции и социологическое осмысление. СПб., 2000. 384 с.
6. Донесения комиссаров Петроградского ВРК. М., 1957. 352 с.
7. Иванов В. Кто споил страну? // Аргументы и факты. 2013. 27 февраля - 5 марта. С. 23.
8. Иванов В. А. Посленэповская судьба «новых русских» (частная практика Е. Ф. Бадмаевой в Ленинграде в конце 20-х - 30-х годов // Санкт-Петербургский криминальный вестник. 1997. № 3. С. 6.
9. Иванов Д. В. Государство и хулиганство в России (тысячелетний опыт борьбы и капитуляции перед «великим Хамом») // 1150 лет Российской государственности: проблемы, дискуссии, новые взгляды: Материалы Междунар. науч. конф. / Под ред. В. М. Доброштана, О. А. Федотовой, А. С. Минина. СПб., 2012. С. 90-94.
10. Из истории борьбы с пьянством, алкоголизмом, самогоноварением в советском государстве (1917-1985 гг.). М., 1988. 111 с.
11. Крапивин М. Ю., Лейкин А. Я., Далгатов А. Г. Судьбы христианского сектанства в Советской России (1917 - конец 1930-х годов). СПб., 2003. 308 с.
12. ЛебинаН. Б. Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии. 1920-1930 годы. СПб., 1999. 320 с.
13. Мусаев В. И. Преступность в Петрограде в 1917-1921 гг. и борьба с ней. СПб., 2001. 207 с.
14. Островский А. В. «Пьяная деревня»: домыслы и факты // Новейшая история России. 2013. № 2. С. 140-158.
15. Поляк Г. С. Бюджеты рабочих и служащих. М., 1929. Вып. 1. 100 с.
16. Санкт-Петербург. Петроград. Ленинград: Энциклопедический справочник / Редколлегия: Белова Л. Н., Булдаков Г. Н. и др. М., 1992. 687 с.
17. Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР 19171952 гг. / Под ред. И.Т. Голякова. М., 1953. 464 с.
18. Уроки гнева и любви: Сборник воспоминаний о годах репрессий (20-80-е гг.). Л., 1990. Вып.1. 318 с.
Information about the article
Author: Ivanov V. A. — Doctor in History, Professor, Saint-Petersburg State University, St. Petersburg, Russia; iva0603@mail.ru | Kolosninskaya N. V. — Candidate of Law (Ph.D.), Associate Professor, St. Petersburg branch of Russian Customs Academy, St. Petersburg, Russia; nata_ivanova_75@mail .ru
Title: Drunk Russia and a fate of its healers. 80th anniversary of the I. A. Churikov's death -the founder of Peoples abstainers' movement (1860-1933)
Summary: The article is devoted to the history of the last years of the Peoples abstainers' movement in Soviet Russia and the tragic fate of its founder Brother John Churikov, who died in the dungeons of the OGPU.
Keywords: Soviet Russia, political repression, OGPU, I. A. Churikov.
References
1. 'Goryacheshnyiy i triumfalnyiy gor od'. Petrograd: ot 'voennogo kommunizma' k NEPu: Dokumenty i materialyi [M.V. Khodjakov (ed.) 'Feverish and triumphant city '. Petrograd from 'war communism ' to NEP: Documents and materials]. St. Petersburg, 2000. 400 p.
2. «Imya moe greshnoe pomyanite...» ['Commemorate my sinful name...'] / Sost. S. Yu. Palamodov. St. Petersburg, 2011. 212 p.
3. Gutman M. Yu. Militsiya Petrograda i Petrogradskoy gubernii v godyi revolyutsiy I grazhdanskoy voynyi v Rossii (1917-1920 gg.) [Petrograd and Petrograd region's police during the Revolution and the Civil War (1917-1920)]. St. Petersburg, 2001. 358 p.
4. Davyidov A. Yu. Meshochniki i diktatura v Rossii. 1917-1921 gg. [Meshochniki and dictatorship in Russia. 1917-1921]. St. Petersburg, 2007. 396 p.
5. Deviantnost i sotsialnyiy kontrol v Rossii (XIX-XX vv.): tendentsii i sotsiologicheskoe osmyislenie [Deviance and social control in Russia (XIX-XX centuries.) Trends and sociological comprehension]. St. Petersburg, 2000. 384 p.
6. Doneseniya Komissarov Petrogradskogo VRK [Reports of Commissioners of the Petrograd Revolutionary Military Committee]. Moskow, 1957. 352 p.
7. Ivanov V. Kto spoil stranu? [Who'd alcoholized the country?], in Argumenty i Faktyi. 2013. 27 fevralya - 5 marta. P. 23.
8. Ivanov V. A. Poslenepovskaya sudba 'novyih russkih' (chastnaya praktika E. F. Badmaevoy v Leningrade v kontse 20-h - 30-h godov [The fate of the 'new russians' after the NEP (private practice of E. F. Badmaevoy in Leningrad in the late 20s - 30s], in Sankt-Peterburgskiy kriminalnyiy vestnik. 1997. № 3. P. 6.
9. Ivanov D. V. Gosudarstvo i huliganstvo v Rossii (tyisyacheletniy opyit borbyi i kapitulyatsii pered «velikim Hamom») [State and hooliganism in Russia (thousand-year experience of struggle and surrender to 'the great Ham')], in 1150 let Rossiyskoy gosudarstvennosti: problemyi, diskussii, novyie vzglyadyi: Materialyi Mezhdunarodnoy nauchnoy konferentsii. Pod red. V. M. Dobroshtana, O. A. Fedotovoy, A. S. Minina [V. M. Dobroshtana, O. A. Fedotovoy, A. S. Minina (ed.). 1150 years of Russian statehood: problems, discussions, new perspectives: Proceedings of the International Scientific Conference]. St. Petersburg, 2012. P. 90-94.
10. Iz istorii borbyi s pyanstvom, alkogolizmom, samogonovareniem v sovetskom gosudarstve (1917-1985 gg.) [From the history of the fight against drunkenness, alcoholism, brewing in the Soviet Union (1917-1985)1 Moscow, 1988. 111 p.
11. Krapivin M. Yu., Leykin A. Ya., Dalgatov A. G. Sudbyi hristianskogo sektanstva v Sovetskoy Rossii (1917 - konets 1930-h godov) [Destiny of christian sectarianism in Soviet Russia (1917 - end of 1930)]. St. Petersburg, 2003. 308 p.
12. Lebina N. B. Povsednevnaya zhizn sovetskogo goroda: Normyi i anomalii. 1920-1930 godyi [The daily life of the Soviet city: Standards and anomalies. 1920-1930 years]. St. Petersburg, 1999. 320 p.
13. Musaev V. I. Prestupnost v Petrograde v 1917-1921 gg. i borba s ney [Criminalaty in Petrograd in 1917-1921 and the anticrime fight]. St. Petersburg, 2001. 207 p.
14. Ostrovskiy A. V. «Pyanaya derevnya»: domyislyi i faktyi ['Drunk village': conjectures and facts], in Noveyshaya istoriyaRossii. 2013. № 2. P. 140-158.
15. Polyak G. S. Byudzhetyi rabochih i sluzhaschih. Vyip. 1 [Budgets of employees. Issue 1]. Moskow, 1929. 100 p.
16. Sankt-Peterburg. Petrograd. Leningrad: Entsiklopedicheskiy spravochnik [St. Petersburg. Petrograd. Leningrad: Encyclopedic Reference]. Moskow, 1992. 687 p.
17. Sbornik dokumentovpo istorii ugolovnogo zakonodatelstva SSSR i RSFSR 1917-1952 gg. Pod red. I. T. Golyakova [I. T. Golyakov (ed.) Collection of documents on the history of criminal law of the USSR and RSFSR 1917-1952]. Moscow, 1953. 464 p.
18. Uroki gneva i lyubvi: Sbornik vospominaniy o godah repressiy (20-80-e gg.). Vyip.1. [Lessons of love and anger: Memoirs of the years of repression (20-80-ies.). Issue 1]. Leningrad, 1990. 318 p.
