CC BY
340
ИСТОРИЯ РОССИИ
В. В. Пузанов
ПУТИ ФОРМИРОВАНИЯ ВЫСШЕЙ ПРАВЯЩЕЙ ЭЛИТЫ В ЭПОХУ ОБРАЗОВАНИЯ ДРЕВНЕРУССКОГО ГОСУДАРСТВА
Проблема становления государственности тесно связана с проблемой формирования правящей элиты, ее преемственности с родоплеменной элитой предшествующего времени. В дореволюционной историографии преобладало мнение о существовании двух категорий древнерусского боярства: княжеского (старшие дружинники) и земского (представители землевладельческой знати)1. Это мнение базировалось на представлении о двояком происхождении древнерусской знати: 1) потомки туземной, землевладельческой элиты, сформировавшейся еще в дорюриковскую эпоху; 2) потомки пришедших с Рюриком мужей-русов.
Советская марксистская историография в целом следовала в русле концепции «земского» и «дружинного» происхождения древнерусской знати (боярства). Однако и «земская», и «дружинная знать», с точки зрения советских исследователей, — феодалы-эксплуататоры. Они, равно как и само государство, — следствие становления классового общества2. В силу такой логики, иноэтничные элементы (варяжские в том числе), должны были кооптироваться в туземную знать. Эта логика, в той или иной степени, сохранялась и у тех исследователей, которые занимали особую позицию: представляли варягов «орудием» в руках местной знати для эксплуатации соплеменников3, видели в русах господствующий социальный слой с существенной и даже преобладающей долей норманнов4, отказывались рассматривать проблему формирования древнерусской правящей элиты сквозь призму классового подхода5.
Важный этап в изучении проблемы — фундаментальная коллективная монография «Правящая элита русского государства IX - начала XVIII в.». Интересующая нас часть I написана М. Б. Свердловым. Концепция автора противоречива. С одной стороны, он исходит из старых представлений о кооптации варяжской дружины в состав местной знати6, а с другой — ведет речь о том, что путь в правящую элиту лежал через дружину, на первых порах преимущественно варяжскую7.
В настоящее время можно уверенно вести речь о полиэтничном составе древнерусской правящей элиты. Однако вопросы, касающиеся мобилизации и стадиальной преемственности элит, еще мало изучены.
Предпосылки становления древнерусской государственности формировались уже в ходе расселения славян в Восточной Европе. Эволюция потестарно-политических институтов на пути к государству шла по линии интеграции родоплеменных образований различного уровня в более емкие и сложные системы. Высшей формой таких объединений на догосударственном уровне являлись суперсоюзы племен. На материалах Восточной
© В. В. Пузанов, 2008
Европы можно выделить три основных типа таких образований (не считая переходных форм), соответствующих различным уровням (стадиям) интеграции составлявших их племенных союзов: 1) военный союз союзов племен с целью противодействия общей внешней опасности; 2) объединение союзов племен под эгидой сильнейшего из них, который представлял зародыш публичной власти по отношению к остальным (зависимость выражалась в уплате дани и совместных военных акциях, порядок управления в подвластных союзах племен оставался прежним); 3) ликвидация (либо ограничение) местных («племенных») органов власти и заменой их наместниками с «центра»8.
На большей части Восточной Европы, на которой сформируется так называемая Киевская Русь, славяне не были коренным населением. Пришельцы частично истребили автохтонов, частично — оттеснили или ассимилировали. Ассимиляционные процессы протекали неравномерно и могли затягиваться на долгие столетия, порождая проблему взаимной социокультурной адаптации. На определенном этапе эти процессы были осложнены и катализированы мощным внешним воздействием со стороны тюркоязычного и скандинавского миров. Особо важную роль на ранних стадиях политогенеза сыграл «варяжский фактор». Эти обстоятельства наложили отпечаток на формирование древнерусской правящей элиты. С приходом варягов место таковой заняли варяжские князья и их мужи-дружинники. Варяги утвердились в Восточной Европе как завоеватели. Поэтому на первых порах установились отношения господства-подчинения между завоевателями (варягами) и побежденными (восточнославянскими и финно-угорскими племенными союзами)9. Показательно, что Аскольд и Дир, севшие в Киеве, «многи Варяга скуписта, и начаста владети Польскою землею»10. Здесь, судя по всему, летописец приоткрыл механизм утверждения власти всех этих Аскольдов, Рог-володов, Туров и т. п. Она утверждалась оружием (либо угрозой применения такового) и держалась на силе оружия их соплеменников. А это и была новая правящая элита.
В сложившихся условиях формирование правящей элиты вряд ли могло происходить путем вливания пришлых варягов в состав местной «племенной» знати. Не были скандинавы и «орудием» эксплуатации соплеменников в руках туземного нобилитета11. Не подтверждается источниками и точка зрения, согласно которой племенная знать поступала «на службу князю, объединявшему их племенные княжения под своей властью»12. Мы не знаем примеров такой, по М. Б. Свердлову, «вертикальной мобильности»13 местной племенной знати на восточнославянском материале. Что касается потенциальных казусов, которые могли иметь место в реальной жизни, то они, скорее всего, были единичными. «Племенная» знать, особенно княжье, становилась главной мишенью в ходе примучивания «племен» под власть Киева. Но если выход на 2-ой этап интеграции не ознаменовался для «племенной» знати ущербом, превышающим уровень обычных «боевых потерь», то переход к 3-ей стадии охарактеризовался систематической и тотальной ее ликвидацией. Насколько болезненным для данников был этот процесс, свидетельствуют и отечественные, и иностранные источники. Особую ценность представляют известия ПВЛ о древлянах под 945-946 гг. Из них явствует, что на момент убийства Игоря древляне сами управляли собой: у них были свои князья (Мал — возглавлявший древлянское объединение, и князья отдельных, входивших в его состав «племен»), своя знать (нарочитые и лучшие мужи) и верховный орган власти — вече14. Зависимость от Киева заключалась в выплате дани, за которой приходили княжие мужи или сам князь. Пережив это бедствие, древляне опять были предоставлены самим себе. Так продолжалось до тех пор, пока они не убили Игоря. Последовавшая затем многоплановая карательная акция со стороны Ольги привела
к ликвидации местных «племенных» институтов власти (сопровождавшейся уничтожением либо пленением древлянской знати, против которой и было направлено основное острие удара15) и к прямому правлению здесь киевских наместников16. Таким образом, до погрома, учиненного Ольгой, древляне находились на 2-ой стадии интеграции по отношению к Киеву. После погрома Древлянская земля перешла под непосредственное управление Киева, что знаменовало вступление в 3-ю, высшую стадию интеграции.
Для нас в данном случае важна не фактологическая историчность рассказа, а его содержание, «дух»: по мнению летописца и, соответственно, его читателей, именно таким образом и должна была утверждаться власть Киева на местах17. Похожая участь ждала и тех варягов, которые закрепились в Восточной Европе до Рюриковичей или параллельно с ними (Аскольда и Дира18, Рогволода с сыновьями19...). Вероятно, в ряде случаев схожий сценарий событий скрывается за нейтральными летописными строками: «.И прия власть Рюрикъ, и раздая мужемъ своимъ грады.»20.
Известия ПВЛ органично дополняются свидетельством Видукинда Корвейского, согласно которому разные формы зависимости от германского императора воспринимались западными славянами по-разному. Наиболее неприемлемой считалась та, которая, согласно нашей классификации, наступала на 3-й стадии интеграции. Так, когда император вторгся в «страну варваров», послы от славян заявили, что их народ «хочет платить дань согласно обычаю, оставаясь на положении союзника21, тем не менее, они хотят сами удерживать власть в [своей] стране; они согласны на мир только на таких условиях, в противном случае будут с оружием бороться за свободу»22.
Следовательно, принять у себя наместников означало утратить свободу, окончательно покориться. Не случайно наиболее ожесточенная борьба разыгралась на данном этапе в Восточной Европе. Согласно исследованиям, основная масса племенных центров, прекративших существование в IX — начале XI вв., погибает на рубеже Х-ХІ вв., что «объясняется не только ударами кочевников, но и становлением единого государства Руси»23. Таким образом, под руинами «племенных центров» были погребены и прежняя «племенная» свобода, и «племенная» аристократия. Конечно, не все представители туземного нобилитета были истреблены физически. Кто-то, возможно, перешел на службу к Рюриковичам24, кто-то ушел в леса и еще длительное время мог вести борьбу с завоевателями. Особенно благоприятны для этого были вятичские леса, проход через которые и во времена Владимира Мономаха почитался за подвиг. Не являлись ли Ходота с сыном25 седым реликтом поверженной восточнославянской знати, упорно цеплявшейся за волю и мстившую потомкам завоевателей?
Рюриковичи утверждались не только на костях местных и пришлых (варяжских) правителей. Они щедро «засевали» поле юной русской государственности костями родичей26. Только «ряд Ярослава Мудрого» положил конец этой кровавой «жатве»27 на родовом поле Рюриковичей, хотя отдельные эксцессы ее будут встречаться и в более позднее время.
Такое положение понятно, ведь в архаическом сознании победа над князем означала победу над возглавляемым им народом, землей. Знать олицетворяла силу и удачу народа, следовательно, уничтожая знать, уничтожали силу и удачу противника. Взять власть означало убить ее обладателя. Победитель получал все. Образно и ярко это все летописец охарактеризовал словами касожского князя Редеди, предложившего Мстиславу честной поединок на таких условиях: «Да аще одолееши ты, то возмеши именье мое, и жену мою, и дети мое, и землю мою. Аще ли азъ одолею, то възму твое все»28 (курсив наш. — В. П.). Поэтому и древляне, расправившись с Игорем, заявили: «Се князя оубихомъ Рускаго;
поимемъ жену его Вольгу за князь свои Малъ и Святослава, и створимъ ему якоже хощемъ-»29. Владимир Святославич, погубив Ярополка, «вместе с княжеским столом. взял жену и сына убитого»30.
Как видим, древнерусские источники не донесли до нас примеров кооптации «племенной» элиты в великокняжескую. Высший слой правящей элиты ассоциировался у летописца с Рюриком и пришедшей с нимрусью. От лица этойруси, судя по всему, заключался и договор Олега. Ей же, по его приказу, византийцы сшили особые, паволочитые паруса. Князья, светлые и великие, находившиеся «под рукою» Олега, равно как и великие бояре31 — от той же руси. Последующие варяги, приходящие на Русь, отличаются от этой, если так можно выразиться, изначальной руси. Варяги принимаются на службу как наемники, наиболее толковые из них садятся наместниками в городах32, занимают должности княжих советников, воспитателей, тысяцких.
Были и иные пути формирования дружины и, соответственно, высшей правящей элиты. Например, касоги оказываются в дружине Мстислава Владимировича как бы по «наследству», на основании вышеозначенной договоренности между князьями. Вместе с тмутараканскими хазарами они составляют основу дружины князя.
Здесь описан идеальный случай. Далеко не всегда спор князей решался столь благородным образом и, соответственно, не всегда и не вся дружина побежденного князя переходила на службу к победителю. Наглядный пример — Варяжко, верный слуга Яро-полка, пытавшийся отомстить Владимиру за смерть своего князя. Конечно, не все были такими принципиальными. Более того, победители находили путь к сердцу даже таких, как Варяжко: если не удавалось сладить с ними силой — задабривали33.
Как бы там ни было, речь здесь идет о переходе дружины от одного князя к другому, а не о поступлении на службу «племенной знати».
Славяне идут на службу, если так можно выразиться, по «мобилизации»: Владимир нарубает лучших мужей для службы в порубежных городах и крепостях34. Славяне же составляют основу ополчения. Путь в элиту им открыт по родству с князем (Добрыня) или через подвиги (отрок, победивший печенежина35). При этом, с точки зрения летописца, последний путь, видимо, наиболее правильный, и представители такой элиты — наиболее стоящие. Показательно, что только славянский отрок попадает в число лучших мужей, совершив реальный подвиг. Подвиг, на который не решился никто из княжеской дружины36, норманнской (в том или ином поколении) в своей основе. Его отец удостоился высокой чести за мудрый и своевременный совет (важное элитарное качество по понятиям того времени37). О конкретных же подвигах варягов летописец умалчивает. Разве что они «отличились» сотворив некое «зло», на которое прозрачно намекает Владимир в своем послании византийскому императору38. Либо «прославились» безобразиями в Новгороде, за что жестоко поплатились39.
Важный этап в истории Руси в целом и в формировании древнерусской элиты — правление Владимира Святославича. При нем наблюдается существенное сокращение варяжского компонента в дружине, компенсируемое за счет притока туземного, прежде всего, славянского элемента, происходят важные сдвиги в русской военной организации, характеризующиеся усилением роли народного ополчения, переходом этого института в новую фазу развития40.
Из анализа источников создается устойчивое впечатление, что смена исторических эпох сопровождается сменой правящих элит. Как показал в свое время А. Я. Гуревич, не было преемственности между норвежской знатью эпохи викингов и знатью средневекового
времени41. Иными словами, элита так называемого «дофеодального периода» не трансформировалась в элиту общества «феодального». Последняя, за отдельными исключениями, формировалась на иной основе. Но если в Западной Европе аристократические семейства «не пережили эпохи варварских королевств»42, то на Руси таковые погибли на заре варварской государственности, этапу которой соответствовала и Киевская Русь, и русские земли ХП-ХШ вв. Причин тому несколько. Основная заключается в том, что на Руси хронологически наложились друг на друга процессы формирования дружины43, норманнского завоевания и становления ранней государственности. Тем самым естественный и универсальный «процесс борьбы между традиционной родо-племенной знатью и новой», военной, аристократией, заканчивавшийся, как правило, повсеместно победой последней44, был катализирован внешним влиянием. Восточнославянская дружина в самой начальной стадии ее формиро-вания45 была вытеснена зрелым и эффективным скандинавским дружинным институтом. Это ускорило и процесс падения «племенной аристократии», и процессы политогенеза. Имела место и еще одна особенность. «Во множестве предклассовых обществ постоянная гвардия правителя чаще всего формировалась из чужаков, не имевших сколько-нибудь прочных корней в данном обществе»46. Иными словами, дружина этнически, зачастую, была чуждой и обществу, и вождю. На Руси же и вождь, и дружина оказались чуждыми обществу. Поэтому процесс славянизации дружины обеспечивался не только естественными процессами ассимиляции варягов, но и стремлением первых Рюриковичей ослабить зависимость от своих соплеменников-дружинников. Славяне здесь, по отношению к Рюриковичам и их норманнской дружине, в известной степени выполняли ту же роль, что выше упоминавшиеся чужаки-дружинники по отношению к местному обществу и вождю.
Необходимо учитывать и еще один аспект: среди самих варягов-руси, судя по всему, тоже не было аристократии крови. Это типичная новая военная аристократия, которая, в силу ряда причин, ищет удачи за пределами отечества. Показательны известия Ибн-Фад-лана, непосредственно общавшегося с русами. Среди выходящих из под его пера образов нет аристократов крови. Это воины и купцы, для которых важнейшим критерием высокого социального статуса является богатство47.
Таким образом, выход на третий этап интеграции сопровождался массовым истреблением местной родоплеменной знати. Формирующаяся «центральная власть» не нуждалась в услугах побежденного (лишенного, по представлениям того времени удачи/счастья) туземного нобилитета. Она формировала новую знать, в том числе и из туземцев, но именно тех, которые реальными делами доказали свое счастье/удачу и, соответственно, право на место в элите. Новый отряд восточнославянской знати формировался из наиболее отважных воинов, которые принимались в русские дружины, либо выдвигались на пограничной службе, из туземных родственников варяго-русской знати. Особо ценились смышленые мужи, способные найти верное решение в самых сложных ситуациях48. Тем самым они становились представителями «русской знати». Это закономерно: вспомним, что славяне, перешедшие на службу к аварам, воспринимали себя представителями господствующего, а не побежденного этноса49. То же стремление стать представителем господствующего этно-политического объединения являлось, судя по всему, одной из причин заимствования побежденными «племенами» и названия Русь и соответствующих элементов материальной культуры50. Стремление связать себя срусами привело к известной полемике между киевской и новгородской летописной традициями51.
Таким образом, не варяги кооптировались в состав туземной знати, а отдельные представители последней инкорпорировались в правящую русскую элиту, на начальном
этапе развития Руси, по-преимуществу, скандинавскую. Отдельные потомки варягов перешли со временем в состав недружинной («земской») знати. Вполне возможно, например, что «больше половины всех известных новгородских посадников» являлись потомками Регнвальда Ульвссона — двоюродного брата Ингигерд, жены Ярослава Мудрого52.
Не было генетической связи, за небольшими исключениями, и между знатью домонгольской и Московской Руси53. Причина такого явления, как отсутствие генетической преемственности между элитами на различных этапах общественной эволюции, лежит в плоскости закономерностей социально-экономического и политического развития. Масштабная трансформация системы социальных связей приводит не только к смене форм, но и содержания, перемещению различных социальных сегментов по вертикали и горизонтали, замене одних элементов социальной конструкции другими, в том числе и на личностном уровне. Вследствие варяжского завоевания сформировался высший «надплеменной» элитарный правящий слой, представленный варяго-русами. Завершение формирования Киевской Руси и выход ее на новый уровень интеграции вели к ликвидации, в основной своей массе, «племенного» нобилитета. Таким образом, и на уровне земель высший элитный слой оказался представлен наместниками киевского князя и его дружинами. Туземные элиты теперь преобладали, в основном, на низовых общинных уровнях. Дальнейший процесс формирования древнерусской правящей элиты шел по пути кооптации иноэтничных, прежде всего, славянских, элементов в высшую, первоначально в основе своей варяжскую, элиту.
1 Впрочем, имела место точка зрения и о сугубо служилом значении бояр — старших дружинников (С. М. Соловьев, Д. Зубрицкий, А. Е. Пресняков и др.).
2 См., напр.: Греков Б. Д. Киевская Русь. М.; Л., 1953. С. 126, 129 и сл.; Юшков С. В. Общественно-политический строй и право Киевского государства. М., 1949. С. 91-92; Рыбаков Б. А. Первые века русской истории. М., 1964. С. 19-20; Свердлов М. Б. Генезис и структура феодального общества в Древней Руси. Л., 1983. С. 41-44 и др.
3 Пашуто В. Т. Русско-скандинавские отношения и их место в истории раннесредневековой Европы // Скандинавский сборник. 1970. Вып. 15. С. 53-56; МельниковаЕ. А., Петрухин В. Я. Легенда о «призвании варягов» и становление древнерусской историографии // Вопросы истории. 1995. № 2. С. 55 и др.
4 Лебедев Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе: Историко-археологические очерки. Л., 1985. С. 244-246 и др.
5 Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 77-81.
6 Так, комментируя летописный сюжет о раздачи Рюриком своим мужам градов, М. Б. Свердлов ведет речь «о новых явлениях в формировании правящей элиты: кроме племенных князей и племенной знати в ее состав были включены княжие мужи». См.: Правящая элита русского государства IX — начала XVIII в.: Очерки истории. СПб., 2006. С. 28.
7 Там же. С. 31-34.
8 Подр. см.: Пузанов В. В. Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты. Ижевск, 2007. С. 202-204.
9 См.: Там же. С. 237-240.
10 Полное собрание русских летописей (далее — ПСРЛ). Т. 1. М., 1997. Стб. 21; ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 15.
11 См.: Пузанов В. В. Указ. соч. С. 225-237.
12 Правящая элита русского государства IX — начала XVIII в.: Очерки истории. СПб., 2006. С. 31.
13 Там же.
14 См.: Пузанов В. В. У истоков восточнославянской государственности // История России: Народ и власть. СПб., 1997. С. 39.
15 Изначально месть Ольги, согласно ПВЛ, была направлена на лучших и нарочитых мужей древлянских. Остатки древлянской знати были истреблены или уведены в плен после взятия Искоростеня (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 55-60; ПСРЛ. Т. 2. Стб. 43-48). Интересны разночтения редакций ПВЛ о действиях Ольги в отношении древлянской знати: согласно Лавр., Ольга «взя градъ и пожьже, и стареишины же града изънима, и прочая люди овых изби, а другия работе пре-дасть мужемъ своимъ, а прокъ их [о]стави платити дань» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 59-60); по Ип., Ольга «взя градъ и пожьже, и стареишины же города ижьже» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 48). Последний вариант предполагает специальную экзекуцию над старейшинами, являющуюся, судя по всему, разновидностью жертвоприношения. Объединяет обе редакции констатация того, что Древлянская земля вследствие Ольгиной мести лишается знати.
16 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 54-60; ПСРЛ. Т. 2. Стб. 42-48.
17 Рассказ ПВЛ о древлянах, следовательно, является «типовым» для изучаемых процессов.
18 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 23.
19 Там же. Стб. 75-76, 299-300.
20 Там же. Стб. 20. В Ип.: «.И раздая мужемъ своимъ волости и городы рубити» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 14).
21 «Термин “босіієб” обозначал население страны, платившей подать, но сохранявшей самостоятельность». См.: СанчукГ. Э. Комментарии // Видукинд Корвейский. Деяния саксов. М., 1975. С. 253. Ком. 1.
22 Видукинд Корвейский. Деяния саксов.М., 1975. III. 53.
23 Древняя Русь. Город, замок, село. М., 1985. С. 50.
24 Вряд ли таковых было много. И нужна ли была самим Рюриковичам рядом такая местная «аристократия крови»?
25 «.А въ Вятичи ходихомъ. на Ходоту и на сына его.» — писал Владимир Мономах в «Поучении» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 248).
26 До нас дошли сведения о борьбе Святославичей и Владимировичей, но вряд ли это полный перечень.
27 См.: Назаренко А. В. Порядок престолонаследия на Руси Х-ХП вв.: наследственные разделы, сеньорат и попытки десигнации (типологические наблюдения) // Из истории русской культуры. Т. 1. М., 2000. С. 503-505.
28 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 147; ПСРЛ. Т. 2. Стб. 134.
29 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 55; ПСРЛ. Т. 2. Стб. 43.
30 Подробнее о данном явлении см.: ФрояновИ. Я. Древняя Русь: Опыт исследования истории социальной и политической борьбы. М.; СПб., 1995. С. 56-57.
31 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 33.
32 См.: Пузанов В. В. Древнерусская государственность... С. 275-292.
33 Там же. С. 282-283.
34 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 121-122.
35 Под 992 г. ПВЛ сообщает, что русские и печенежские полки встретились у Трубежа. Никто не решался перейти
разделявшую войска реку. Тогда князь печенежский предложил Владимиру: «“Выпусти ты свои мужь, а я свои, да
ся борета. Да аще твои мужь оударить моимь, да не воюемъ за три лета; аще ли нашь мужь оударить, да воюемъ за
три лета” <...> Володимеръ же приде въ товары, [и] посла биричи по товаромъ, глаголя: “Нету ли такого мужа, иже бы ся ялъ с печенежиномъ?”. И не обретеся никдеже». На помощь пришел один из ополченцев. С четырьмя старшими сыновьями он вышел на битву, а младшего сына оставил дома. Именно «меньшенький», спешно вызванный в воинский стан, и «оудави печенезина в руку до смерти». Печенеги были разбиты, князь заложил на месте памятных событий город Переяславль и «великимъ мужемъ створи» отрока «и отца его» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 122-124; ПСРЛ. Т. 2. Стб. 106-108).
36 См. сноску 35.
37 См.: Пузанов В. В. Древнерусская государственность... С. 564-573.
38 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 78-79.
39 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 140-141; ПСРЛ. Т. 2. Стб. 127-128; ПСРЛ. Т.3. М., 2000. С. 174-175.
40 См.: Пузанов В. В. Древнерусская государственность... С. 275-292.
41 История Норвегии. М., 1980. С. 114.
42 Блок М. Феодальное общество. М., 2003. С. 277-278.
43 По археологическим данным, дружина на территории расселения восточных славян появляется не ранее IX в. (Булкин В. А., Дубов И. В., Лебедев Г С. Археологические памятники Древней Руси IX-XI веков. Л., 1978. С. 140-142).
44 История первобытного общества: Эпоха классообразования. М., 1988. С. 234.
45 Показательно, что по источникам нам известна дружина только у Рюриковичей (см.: Пузанов В. В. Указ. соч. С. 565).
46 История первобытного общества: Эпоха классообразования. М., 1988. С. 234.
47 Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу / Пер. и комм. А. П. Ковалевского. М.; Л., 1939. С. 78-84. Согласно Ибн-Фадлану, уровень богатства мужа наглядно отражается в украшениях его жены. Такой обычай мог возникнуть в обществе, в котором богатство — одна из важнейших, если не важнейшая, ценность и средство повышения социального статуса.
48 См.: Пузанов В. В. Древнерусская государственность... С. 564-573.
49Pohl W. Die Awaren. Ein Steppenvolk in Mitteleuropa. 567-822. n. Chr. Munchen, 1988. S. 116.
50 В пользу этого свидетельствует, например, распространение памятников так называемого «древнерусского типа» (см.: Долгов В. В., Котляров Д. А., Кривошеев Ю. В., Пузанов В. В. Формирование российской государственности: разнообразие взаимодействий «центр-периферия» (этнокультурный и социально-политический аспекты). Екатеринбург, 2003. С. 158-159.
51 Пузанов В. В. Древнерусская государственность... С. 260-275.
52 См., напр.: Гиппиус А. А. «Суть людие новгородци от рода варяжьска...» (опыт генеалогической реконструкции) // Восточная Европа в древности и средневековье. XIII чтения памяти чл.-кор. АН СССР В. Т. Пашуто. М., 2001.
С. 59-64.
53 См.: Пузанов В. В. У истоков восточнославянской государственности // История России: Народ и власть. СПб., 1997. С. 54.
L
