CC BY
67
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 7 (188).
Филология. Искусствоведение. Вып. 41. С. 128-132.
ПУТЕВОЙ ОчЕРк В ТВОРчЕСТВЕ ГЕНРИ РАЙДЕРА ХАГГАРДА
В данной статье рассматривается поэтика путевых очерков Генри Райдера Хаггарда в контексте викторианской культуры и традиций британской литературы путешествий конца XIX века. Испытывая влияние ее традиций, Хаггард тем не менее стал одним из первых викторианских писателей, создавших новый тип репрезентации Другого в путевом очерке.
Ключевые слова: жанр путешествия, литература путешествий, путевой очерк, викторианская литература, колониальный дискурс, репрезентация Другого, Г. Р. Хаггард.
Жанр литературы путешествий имеет давние традиции в английской литературе. Ему посвящено значительное количество работ русских и зарубежных исследователей1, в которых прослеживается тенденция к расширению границ жанра. Акцент делается, прежде всего, на синтетичности, проявляющейся в сочетании элементов других жанров и наличии документального и беллетристического начал в его структуре.
В конце XIX века в Англии достигла расцвета колониальная литература путешествий, разновидностью которой является путевой очерк. Он отличался особой моделью репрезентации страны, по которой проходил путь автора-путешественника. В ее основе лежал мотив включения населения описываемых территорий в политическую систему собственной страны. Однако экзотические путевые очерки привлекали внимание читателей метрополии не только своей политической составляющей, в них создавался образ другого мира - модификация романтического двоемирия. Колониальные проблемы были знаками иной, не будничной жизни2, а путешественники представали в своих очерках такими же смелыми и выносливыми, как и главные герои приключенческого романа3.
Помимо мотива опасности пребывания на Черном континенте4, викторианские путевые очерки о Южной Африке объединяет восприятие путешествия как движения назад во времени5 и миф о непревзойденных военных качествах зулусов, появившийся в результате желания оправдать поражение британской армии в битве при Исандлване6. Традиция изображать зулусов сильными, мужественными, чрезвычайно смелыми, подчас жестокими противниками, подчеркивала отвагу британцев, которым приходилось иметь с ними дело. Этот образ сильно отличался от привычного
для имперской идеологии образа туземцев. В рассматриваемый период способы репрезентации Другого сформировались под влиянием научного дискурса, включая эволюционную и расовую теории, а также теорию европоцентризма, вследствие чего авторы ставили европейцев на более высокую ступень развития по отношению к другим расам и национальностям7. В основе оценки явлений «чужого» мира лежит образ родины, обладающий значением реального центра, дающий возможность характеризовать «чужой», незнакомый мир путешествия. Искомый результат путешествия - всегда параллель между «своим» и «чужим»8. Противопоставление своей «цивилизованности» и отсталости «дикарей» служило как для утверждения собственных культурных ценностей путешественника, так и для оправдания колониальной политики Великобритании. Широкое распространение в колониальном дискурсе получили понятия «низшая», «подчинённая раса», «низшие народы»9. В то же время появлялись работы, в которых создавался альтернативный дискурс
об Африке10, появлялись более доброжелательные и объективные отзывы, формирующие позитивное видение Другого. К этому типу произведений принадлежат путевые очерки начинающего колониального чиновника Генри Райдера Хаггарда (Henry Rider Haggard, 1856-1925) «Военный танец зулусов» (1877) и «Визит к вождю Секукуэни» (1877), вошедшие в его книгу «Сетевайо и его белые соседи» (1882)11. В научной литературе данные произведения рассматривались с
целью выявления, уточнения политических
12
взглядов автора12, но не становились предметом исследования с точки зрения их поэтики.
Очерки объединяет мотив визита: речь идёт о посещении вождя воинственных зулусов Пагади и вождя мирных басуто Секу-
куэни чиновниками из окружения чрезвычайного комиссара британского правительства в республике Трансвааль сэра Теофила Шеп-стона. Рассказ о визитах к африканским вождям становится поводом для рассуждений о состоянии дел в британской колонии. В обоих произведениях автор отдает дань красоте африканской природы и с интересом описывает быт и традиции туземцев. Этнографическое и бытовое повествование прерывается рассуждениями и комментариями, выражающими его позицию. «Военный танец зулусов» и «Визит к Секукуэни» представляют разные аспекты общественной жизни туземцев: в первом подчёркивается воинственность зулусов, и в силу этого данный очерк оказывается в большей степени включённым в политический дискурс эпохи; второй же посвящён мирной жизни, значительную часть в нём занимает бытописание, что приближает его к этнографическому очерку.
В «Военном танце зулусов» Г. Р. Хаггард использует приём обрамляющего повествования. В обрамлении автор рассуждает о проблеме колониального присутствия Великобритании в Южной Африке, его позиция диалектична и многогранна, в ней проявляется острое ощущение противоречивости эпохи.
Центральная часть очерка содержит описание военного танца зулусов, который был продемонстрирован британским чиновникам как выражение особой почести.
Танец воплощает взаимодействие представителей двух пластов зулусского общества: коллектива воинов и вождя. Автор передаёт движения экзотического танца, сопровождаемого пением, создаёт объёмную и красочную картину, сравнивая звуки, сопровождающие это фееричное действо, с атмосферными явлениями: «Звук постепенно становится всё громче и громче, до тех пор, пока не начинает греметь и отчетливо отражаться от холмов подобно грому, и завершается неистовым частым грохотом»13. В основе описания движений танцующих воинов лежат сравнения с животными: «Он стрелой мчится туда-сюда с необузданной энергией, он подпрыгивает на пять футов в воздух, как пантера, извивается в траве, как змея, и, наконец, сделав неимоверное усилие, он поражает своего воображаемого противника и, обессиленный, падает на землю»14. Эти сравнения наводят на мысль о близости зулусов к природе, гармонии их жизни.
В танце, символизирующем доблесть и военную мощь зулусов, автор выделяет очень существенную, с его точки зрения, характеристику туземного войска: безоговорочную преданность каждого воина вождю, олицетворяющему силу и единство племени.
Важное место в очерке занимает образ зулусского вождя Пагади. Хаггард делает акцент на его возрасте, неоднократно повторяя «старый вождь», «старик», используя эту характеристику в традициях эпоса, рисующего вождя в преклонном возрасте, мудрого и сильного духом. Сила воинов противостоит физической слабости вождя, который, тем не менее, управляет всей этой военной мощью и направляет её. Энергетика пения воинов оказывается настолько мощной, что старый и физически слабый вождь, которого ведут под руки, преображается, отталкивает своих помощников и устремляется в центр «танцующего» войска. Описывая танец, автор стремится постичь механизм взаимоотношений вождя и его войска, поскольку это позволяет выстроить по аналогии отношения между местным населением и британцами. Взаимодействие вождя и воинов воплощает авторский идеал национальной политики в колониях: вождь, пользующийся непререкаемым авторитетом у своего народа, в свою очередь, признаёт верховным лидером Теофила Шеп-стона. Британия, таким образом, воспринимается как мудрый вождь, которому подчиняется племя. Реализация такой схемы возможна при условии сохранения туземных законов, эту идею формулирует автор в заключительной части очерка.
Если в очерке «Военный танец зулусов» британские колониальные чиновники становятся свидетелями военной мощи зулусского войска, беспрекословно подчиняющегося вождю, то в «Визите к вождю Секукуэни» на первый план выдвигаются путевые впечатления по дороге к поселению аборигенов и по возвращении домой. Как и в первом очерке, Хаггард отступает от изложения содержания переговоров с вождями. Он не обозначает темы, не анализирует позиции сторон, а сосредотачивает основное внимание на бытописании и пейзажах.
В рамках традиции изображать Африку как чрезвычайно опасное место во втором очерке Хаггард неоднократно упоминает о лихорадке: «Место было очень нездоровым из-за царившей там лихорадки»; «самая страшная
лихорадка», «поражённый лихорадкой дом», «эта красивая западня лихорадки»15. Находясь под влиянием романтической эстетики, в описании природы автор исходит из мысли о единстве красоты и смерти: «Она [долина Секукуэни - Н. С.] была красивой, чрезмерно красивой, но это была та красота, под покрывалом которой прячутся лихорадка и смерть»16.
Специфика викторианской литературы путешествий предполагала предоставление читателю значительного массива информации
о регионе пребывания17. Поэтому у Хаггарда пейзажи сменяются пояснениями, показывающими автора знатоком африканской флоры и фауны. Картины увиденного в пути сменяются «вставными» рассказами о том, что он не видел непосредственно во время этого путешествия, но знал из собственного опыта (охота льва, сбор фермерами мёда из цветов местного растения).
Хаггард стремится к созданию «эффекта присутствия» читателя. Данной цели служат скрупулёзное описание отображаемого события, обилие подробностей. В очерке «Визит к вождю Секукуэни» он демонстрирует своё умение найти и подчеркнуть детали, которые прекрасно характеризуют весь образ в целом. Эти детали немногочисленны, но ёмки и важны для создания общего эмоционального фона произведения. Описывая двух юных буров, погонщиков волов, автор как бы между прочим сообщает, что за всё время путешествия они ни разу не умывались, а гребень, висящий под крышей повозки, по его ироничному замечанию, был «слишком роскошной вещью, чтобы им пользоваться»18. Подобная деталь подчёркивала общий тон автора в описании быта буров как неряшливого и нечистоплотного народа.
В основе описания культуры, быта других народов и даже природы в путевых очерках Г. Р. Хаггарда лежит система оценки по принципу «свой - чужой». Восприятие чужих традиций исключительно через призму собственной культуры влечёт за собой довольно резкие высказывания. Так, о бурах он пишет: «Они в высшей степени неприятны...»; «самый неприятный обычай»; «весь дом был пропитан тошнотворным запахом»19.
Повествование в очерках «Военный танец зулусов» и «Визит к Секукуэни» носит ретроспективный характер, но при этом образ автора «расслаивается» на «я» в прошлом и «я»
в настоящем. Первое представлено воспоминаниями о совершённых путешествиях, в которых отражён, прежде всего, фактический материал - произошедшие события и вызванные ими эмоции. «Я» в настоящем проявляется в рассуждениях и оценках, возникших в момент написания очерка. Своеобразие хронотопа проявляется и в временном дистанцировании, которое свойственно всему колониальному дискурсу в целом: «Я как будто оказался лицом к лицу с великой первобытной природой, не, улыбающейся кукурузными полями, волнующейся правильными квадратами лесов, которую знаем мы, цивилизованные народы, а природой, какой она была на заре своего создания»20.
Кульминацией повествования является встреча с вождем, поскольку именно она
- цель каждой из поездок. Художественное время в очерках одномерно, поскольку речь идёт о событиях, имевших место в прошлом, но вместе с тем нелинейно, так как рассказ о произошедшем прерывается авторскими отступлениями: рассуждениями, комментариями, пейзажами, «вставными» рассказами. В «Военном танце зулусов» обращают на себя внимание рассуждения о будущем региона, в котором переплелось множество национальных интересов: «Кто осмелится сказать, каково будет последующее влияние нашей политики, когда закваска уже начала бродить.? Но сегодня рано об этом говорить. С необходимыми предосторожностями, но они будут вынуждены пойти по пути прогресса, а результаты этого движения лежат в руках Судьбы и будущего»21.
В путевых очерках, посвящённых Африке, автор моделирует образ адресата, ориентируясь на его тезаурус, стремясь быть понятым и рассчитывая на его поддержку. Среди средств выражения диалогичности широко используются обращения, комментарии и толкование неизвестных читателю метрополии слов и реалий. Путевые очерки насыщены местным колоритом: в них употреблены экзотические имена и местные топонимы, включены отдельные фразы и целые диалоги на африкаанс и зулусском языке, подробное и красочное описание реалий и туземных обычаев, восхитительной африканской природы. Все это способствует созданию «эффекта присутствия» читателя.
Очерки «Военный танец зулусов» и «Визит к вождю Секукуэни», созданные в самом
начале творческой карьеры Г. Р. Хаггарда. убедительно демонстрируют поиск автором собственного стиля. Его политические идеалы обусловливают способы воплощения идеи в тексте. Описание быта, традиций других народов, природы и все путевые впечатления автора «политически нагружены». Даже экзотический африканский танец наводит Хаггарда на мысль о том, что для эффективного управления местным населением колонии необходимо изучать законы, традиции, регулирующие в течение многих веков жизнь туземцев. Сама идея обратиться к их опыту демонстрирует, насколько далеко в своих очерках Хаггард отходит от образа кровожадных дикарей, тиражируемого в литературе и прессе.
Художественный мир очерков Г. Р. Хаггарда строится на дихотомии «свой - чужой», диалогичности текста, соединении элементов разных жанров, объективизации личного опыта в освоении социальной действительности. Высокая информативность сочетается в них с восхитительными романтическими описаниями природы, демонстрация имперских настроений с искренним интересом к культуре и судьбе туземцев, рассуждения о политических проблемах с этнографическими описаниями. Хаггард показал себя мастером художественной детали, знатоком африканских реалий. Всё это составит в дальнейшем основу художественной палитры писателя.
Таким образом, Г. Р. Хаггард, испытывая влияние традиций викторианской литературы путешествий, обращаясь к типичной для нее тематике, оказался одним из первых писателей, создавших в путевом очерке новый тип репрезентации Другого, признав его право на собственную культуру и историю.
Примечания
1 См.: Банах, И. В. Структура повествования в жанре путешествия (на материале русской литературы конца XVIII - первой трети XIX в.). Гродно, 2005; Михайлов, В. А. Эволюция жанра путешествия в произведениях русских писателей XVIII-XIX вв. : дис. ... канд. фи-лол. наук. Волгоград, 1999; Панцерев, К. А. Путевой очерк : эволюция и художественнопублицистические особенности жанра : дис. ... канд. филол. наук. СПб., 2004; Рыжико-ва, В. Л. Очерки А. П. Чехова и русский путевой очерк второй половины XIX века : дис. . канд. филол. наук. Л., 1984; Blanton, C. Travel
Writing (Genres in Context). Routledge, 2002; Fussel, P. Abroad : British Literary Travelling Between the Wars. N.-Y., 1980; Youngs, T. Travelers in Africa : British Travelogues, 1850-1900. Manchester ; N.-Y., 1994.
2 Потанина, Н. Л. Колонии и колонисты в литературе : метаморфозы имперского сознания // Человек в истории. Вып. 3. Мир в XIX
- первой половине XX века : искания интеллектуальной элиты, положение аутсайдеров общества : сб. науч. ст. Тамбов : Изд-во ТГУ им. Г. Р. Державина, 2003. С. 29.
3 Kortze, B. English Travel Writing From Pilgrimages to Postcolonial Explorations. Palgrave Macmillan, 2000. P. 88.
4 Freedgood, E. Victorian writing about risk : imagining a safe England in a dangerous world. Cambridge Univ. press, 2000. P. 132.
5 Low, G. White skins / Black masks : representation and colonialism. Taylor &Francis, 1996. P. 75.
6 Teulie, G. Les guerriers zoulous et la bataille d’Isandhlwana (1879) : Henry Rider Haggard ou l’ambivalence d’un mythe victorien // La fa-brique de la “race”. Regards sur l’ethnicite dans l’aire anglophone / ed. М. Prum. L'Harmattan, 2007. P. 55-174.
7 См.: Ерофеев, Н. А. Английский колониализм в середине XIX века. Очерки. М., 1977; Pratt, M. L. Imperial Eyes : Travel Writing and Transculturation. N.-Y., 1992.
8 Деремедведь, Е. Н. Английская литература путешествий XVIII-XX вв. о Крыме : реализация процесса коммуникации. URL : http:// www.nbuv.gov.ua/Articles/KultNar/knp49_2/ knp49_2_112-115.pdf. P 2.
9 Buckton, O. S. Cruising with R. L. Stevenson : travel, narrative, and the colonial body. Ohio Univ. Press, 2007. P. 24.
10 Kingsley, М. Travels in West Africa, Congo Francais, Corisco and Cameroons. L., 1897; Livingstone, D. Missionary Travels and Researches in South Africa ; including a Sketch of Sixteen Years' Residence in the Inferior of Africa, and a Journey From the Cape of Good Hope to Loanda on the West Coast, Thence Across the Continent Down the River Zambezi. N.-Y., 1858.
11 Haggard, H. R. A Zulu War-Dance // Gentleman’s Magazine. 1877. 243 (July). Р. 94-107; Haggard, H. R. A Visit to the Chief Secocoeni // Gentleman’s Magazine. 1877. CCXLIII (Sept.). Р. 302-318. В данной работе очерки цитируются по книге Haggard, H. R. Cetywayo and his White Neighbours, Or Remarks on recent events
in Zululand, Natal and Transvaal. L. : Paul, Trench, Trubner &Co, 1882. 139 p.
12 Katz, V. R. Rider Haggard and the Fiction of Empire. Cambridge, 1987; Chrisman, L. Rereading the imperial romance : British imperialism and South African resistance in Haggard, Schreiner and Plaatje. Oxford, 2000.
13 Haggard, H. R. Cetywayo and his White Neighbours. Р. 138. Здесь и далее перевод мой - Н. С.
14 Ibid. Р. 138.
15 Ibid. Р. 126, 128, 130.
16 Ibid. Р. 128.
17 Афанасьева, А. Э. Британские путешественницы в Восточной Африке во второй половине XIX века : проблемы статуса и репрезентаций : дис. ... канд. ист. наук. Ярославль, 2004. С. 128.
18 Haggard, H. R. Cetywayo and his White Neighbours. Р. 125.
19 Ibid. Р 123.
20 Ibid. Р. 134.
21 Ibid. Р. 139.
