CC BY
73
Пленарное заседание
В. А. Хорее (Москва)
Пушкин и славянские литературы
Пушкин — величайший русский поэт, «наше всё», как сказал Аполлон Григорьев. Об этом в России знают все, от мала до велика. Такое восприятие вот уже более полутора веков пытаются разгадать тысячи исследований отечественных и зарубежных авторов. Оказывается, что для суждения о величии Пушкина важно не только то, что им написано и читается до сих пор, но и то, что происходило с именем поэта в русском общественном сознании на протяжении многих десятилетий со дня его смерти. То есть важно влияние, которое он оказал и продолжает оказывать как на весь облик русской литературы, так и на все наше национальное самосознание. 5>го понимали уже его современники. «Никто не заменит Пушкина, — писал в 1837 г. в статье-некрологе „Пушкин и литературное движение в России" его славный современник Адам Мицкевич. — Только однажды дается стране воспроизвести человека, который в такой высокой степени соединяет в себе столь различные и, по-видимому, друг друга исключающие качества»
Творчество Пушкина решающим образом повлияло на формирование нашего языка, а, стало быть, — и на формирование нашего мышления, во многом определив то, чем мы сегодня являемся.
И не только мы. Творческое наследие Пушкина стало неотъемлемой частью всей мировой культуры, в том числе — и в первую очередь — славянских культур.
Величайший поэт крупнейшего славянского народа не мог не привлечь к себе самого пристального внимания в славянских странах и не оказать значительного воздействия на становление их национальных культур. Можно сказать, что вот уже почти два столетия Пушкин является не только объектом восхищения и изучения в славянских странах, но и активным участником литературного процесса разных славянских народов. Многое в их литературах он предвосхитил, предопределил, на многое вдохновил. Это произошло и в силу известной общности судеб славянского мира в ХК-ХХ вв., и по причине близости языков, а значит — возможности более адекватного перевода его творений (нежели на западноевропейские и иные языки), а также возможности прочтения их многими читателями в славянских странах в оригинале.
Я не беру на себя смелость не только раскрыть, 'но даже обозначить все множество аспектов темы «Пушкин и славянские литературы». Тема
эта неисчерпаема, как и сам поэт. «До сих пор всякий, желающий говорить о Пушкине, дЪлжен, нам кажется, начать с извинения перед читателями, что он берется в том или другом отношении измерить эту неисчерпаемую глубину», — утверждал Н.Н.Страхов2.
Наш знаменитый критик писал так более ста лет назад, но эти слова сохраняют актуальность и сегодня. Известно множество фактов, свидетельствующих об этапах освоения наследия Пушкина в разных славянских странах, о плодотворном общении с Пушкиным виднейших представителей культуры и литературы славянского мира в различные эпохи. Существует огромное количество литературно-критических откликов на творчество Пушкина и литературоведческих его интерпретаций, многочисленные переводы пушкинских строк на славянские языки ит.д. Нельзя забывать и о серьезном интересе самого Пушкина к другим славянским литературам, что иллюстрируется составом книг его библиотеки, темами и мотивами его творчества, сделанными им переводами со славянских языков, дружеским общением с представителями иных славянских литератур.
Весь этот богатейший материал в течение многих десятилетий является предметом постоянного осмысления многочисленных исследователей. Например, только в этом юбилейном году и только на одной пушкинской научной конференции в Институте славяноведения РАН были сделаны такие доклады: «А. С. Пушкин как источник оптимизма для славянских литератур», «Пушкин и словацкая литература», «Пушкин и болгарская литература второй половины XIX в.», «Эхо пушкинского творчества в сербской поэзии XIX— начала XX вв.», «Восприятие творчества Пушкина в Македонии», «Современное изучение Пушкина в Хорватии», «Пушкин в словенской литературной критике XX в.», «Словенские переводы „Евгения Онегина", «„Евгений Онегин" Пушкина и польская литература», «О балладах Мицкевича в переводах Пушкина» и т. д. и т. п.
Поэтому в своей статье я вынужден ограничиться лишь некоторыми общими соображениями — прежде всего, о восприятии Пушкина западно-и южнославянскими народами в эпоху их национального возрождения в XIX в., а также некоторыми наблюдениями над рецепцией творчества Пушкина в Польше, поскольку как полонисту мне более близок материал польской литературы.
Одна из причин еще прижизненной и последующей огромной популярности Пушкина у славян — восприятие ими его художественного мира как примера решения аналогичных задач, стоявших перед всеми славянскими народами, задач формирования национальной культуры и национального самосознания.
В лице Пушкина русская литература совершила стремительную эволюцию от безвестности в Европе до престижного места в ряду других исторически зрелых европейских литератур; в его творчестве завершился
процесс национального самоопределения русской литературы, что являлось примером для других славянских литератур и вселяло надежду на их быстрое и плодотворное развитие в сердца деятелей национального возрождения во многих славянских странах. Ведь аналогичная задача решалась зарубежными славянами с середины ХУШв. вплоть до 70-х годов XIX в. и была тем более актуальна, что процесс национального самоутверждения у них проходил в условиях национального угнетения, при отсутствии своей государственности. До конца XVIII в. исключением в этом плане была Польша, но на исходе века и она утратила независимость.
Следует подчеркнуть, что хотя каждая из литератур развивалась самобытно, опираясь на конкретный национальный опыт профессиональной и народной культуры, на национальные традиции, в их развитии просматриваются и некоторые общие закономерности. Это возрастание — по мере роста национального самосознания — интереса к родному языку и к возможности обогащения литературного языка за счет разговорного, обращение к народному творчеству и к историческому прошлому своей страны, формирование на этой основе принципа историзма в литературе и культуре и т.д.
В творчестве Пушкина подобные проблемы нашли гениальное художественное воплощение, которое и притягивало к себе многих деятелей славянской культуры.
Первый переводчик пушкинской поэзии в Чехии, поэт-фольклорист и славист-языковед Франтишек Ладислав Челаковский (кстати, сверстник Пушкина (1799-1852), опубликовавший в 1833 и 1837 гг. несколько переводов из произведений Пушкина, видел в русском поэте, как показал в своих исследованиях наш известный богемист С. В. Никольский, пример утверждения национального начала в чешской литературе. В свою хрестоматию русской литературы (1852) Челаковский включил не только произведения Пушкина (поэму «Братья-разбойники», стихотворение «Клеветникам России», отрывки из «Капитанской дочки» и «Путешествия в Арзрум», некоторые письма Пушкина и его путевые заметки и др.), но и большую часть статьи Гоголя «Несколько заметок о Пушкине», в которой тот прославил Пушкина как национального поэта. «При имени Пушкина, — писал Гоголь, — тотчас осеняет мысль о русском национальном поэте. В самом деле, никто из поэтов наших не выше его и не может более называться национальным; это право решительно принадлежит ему. В нем, как будто в лексиконе, заключилось все богатство, сила и гибкость нашего языка. Он более всех, он далее раздвинул ему границы и более показал все его богатство. Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: этб русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет. В нем русская природа, русская душа, русский язык, русский характер отразились в такой же чисто-
те, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности огггического стекла»3.
В Словакии, как и в Чехии, имя Пушкина стало известно уже во втором десятилетии XIX в., а первые переводы его произведений появились в конце 30-х годов. Выдающееся значение русского поэта для славянского мира отмечал известный деятель словацкого национального возрождения Ян Коллар. В своей поэме «Дочь Славы» он так откликнулся на смерть Пушкина: «Пушкин, говорю я, охваченный тоской, на тебе блеск Славии, русский язык потерял нового времени творца» 4. В стихотворении «Песнь молодого влаха» Коллар характеризует Пушкина и Мицкевича как поэтов, которые «павший народ и литературу объединением возвышают и продвигают вперед».
Многих славянских авторов в первой половине XIX в. прежде всего интересуют произведения Пушкина, связанные с темой национально-освободительной борьбы народов, протеста против угнетения. Так, например, в Сербии имя «славного русского поэта» появляется в печати в 1825 г. Вслед за тем издаются первые переводы и произведения в оригинале, поскольку образованные сербы и черногорцы понимали русский язык. В 1833-1859 гг. были опубликованы «Муза», «Дочери Карагеоргия», «Гречанка», «Погасло дневное светило», «Бонапарт и черногорцы», «Песня о Георгии Черном». В сербском и русском литературоведении не раз обсуждался вопрос о влиянии Пушкина на творчество Петара Негоша (1813-1851), известнейшего черногорского поэта и выдающегося государственного деятеля, владыки Черногории. Негош хорошо знал произведения русского поэта, восхищался им, считал его непревзойденным гением и мечтал познакомиться с ним. Пушкину он посвятил сборник народных песен «Зеркало сербское» (1846), открывающийся стихотворением «Памяти Александра Пушкина».
Многие исследователи не без основания сближают главное произведение Негоша (и всей сербской литературы XIX в.) — драматическую ли-ро-эпопею «Горный венец» (1847), в центре которой борьба черногорцев за национальную независимость на рубеже XVII-XVIII вв., — с драмой Пушкина «Борис Годунов».~«Безусловно верно то, — писала по этому поводу Ю. Д. Беляева, — что Негош учился у Пушкина умению делать современными проблемы исторического прошлого, соединению философс-ко-рефлективного начала и эпического размаха, анализу «мнения народного» как основного двигателя сюжета, внутренней раскованности жанра, порвавшего с классицистическими канонами, и т. д. Перед обоими стояла задача создания „народной драмы" с актуальным историко-политическим содержанием»5.
Пушкинское творчество, в частности, тот же «Борис Годунов», способствовало эволюции художественного сознания и многих болгарских
писателей эпохи национального возрождения. Исследователи отмечают, например, что Василь Друмев в драме «Иванко, убийца АсенаЬ (1872) «учился у Пушкина реалистическому рисунку в создании характера, убедительно воссоздавая душевные муки царя-преступника, тонко подмечая нюансы в психологии смятенной души героя»6.
Говоря о рецепции творчества Пушкина в славянских странах в XIX в., надо иметь в виду асинхронность их культурного развития. Литературы стран, веками находившихся под чужеземным игом, долгое время «отставали» от более развитых литератур, в том числе таких славянских, как русская или польская, и проходили «ускоренное» развитие на волне национально-освободительных движений. Это относится, в частности, к болгарской литературе, потребность которой в обращении к Пушкину возникла в 50-70-е годы XIX в.
Первым переводчиком Пушкина на болгарский язык был крупный поэт Петко Рачев Славейков (1827-1895). В 50-е годы он писал о Пушкине в своих стихах:
Ты мне не брат,
Тебя я знаю лишь по музе,
Но ты дороже мне, чем брат родной.
Поэзия Пушкина привлекала и Христо Ботева (1848-1876). Эпиграфом к своему стихотворению «Юрьев день» Ботев взял пушкинские строки:
Паситесь, мирные народы! Вас не разбудит чести клич, К чему стадам дары свободы? Их должно резать или стричь.
Во многих стихотворениях Ивана Вазова (1850-1921) слышны отзвуки пушкинских — прежде всего, как и у Ботева, свободолюбивых — мотивов. Вазов посвятил русскому поэту стихотворения «Пушкин» (1885) и «Столетие Пушкина» (1899), в которых писал о том, как творчество Пушкина помогло ему преодолеть жизненные бедствия, и восхищался его гением, придавшим славянской речи необыкновенную мощь и выразительность.
В Польше известность и популярность пришли к Пушкину еще при его жизни. Первое упоминание о нем в польской печати относится к 1821 г., а в 1824 г. появляется статья Станислава Яшовского в «Газете Львовской». Она и положила начало изучению творчества поэта в Польше. Яшовский, а затем Адам Рогальский, Михал Грабовский и др. в 20-30-е годы прошлого века писали о Пушкине как о гениальном русском поэте, представляющем весь славянский мир, подчеркивали романтизма свободолюбивые устремления его произведений.
Популярности Пушкина способствовала дружба поэта с Мицкевичем, который, как известно, в 1824-1829 гг. оказался в ссылке в России. Мицкевичу принадлежит наиболее глубокий для того времени анализ творчества Пушкина в уже цитировавшемся выше некрологе на смерть поэта и в курсе лекций по славянским литературам, которые польский поэт читал в Париже в 1842-1843 гг. Мицкевич писал о том, что «Пушкин, коего талант поэтический удивлял читателей, увлекал, изумлял слушателей живостью, стройностью и ясностью ума своего, был одарен необыкновенной памятью, суждением верным, вкусом утонченным и превосходным»1. По его словам, он близко знал русского поэта довольно долгое время и лучшими чертами его характера считал искренность, благородство и сердечность. «Друг Пушкина» — так была подписана статья Мицкевича. Товарищеское общение с Пушкиным было исключительно плодотворно для расцвета творческого гения польского поэта, а Мицкевич «является необычайно важным творческим элементом в поэзии Пушкина», как утверждал Вацлав Ледницкий8.
Важнейшую роль для знакомства польского читателя с творчеством Пушкина сыграли переводы его произведений на польский язык. Еше при жизни поэта были переведены поэмы «Бахчисарайский фонтан» (трижды), «Кавказский пленник», «Цыганы», «Полтава»; из прозы — «Пиковая дама» и «Кирджали», многие лирические стихотворения. Пушкинское «Воспоминание» перевел А. Мицкевич.
После 1837 г. нарастает новая волна переводов. В 40-е годы, в частности, переводятся «Медный всадник», маленькие трагедии «Скупой рыцарь» и «Моцарт и Сальери», фрагменты «Бориса Годунова», философская, любовная, пейзажная лирика поэта, делаются первые — не совсем удачные — попытки переводов «Евгения Онегина».
К началу 60-х годов эта волна несколько спадает, чтобы вновь подняться в 70-е годы, а затем еще усилиться к концу столетия. Высшим переводческим достижением этого периода можно считать перевод «Евгения Онегина» Лео Бальмонта (опубликован в 1902 г.).
Параллельно шло и литературно-критическое освоение пушкинского наследия. Назову имена лишь крупнейших польских пушкинистов, которые внесли значительный вклад в изучение творчества Пушкина, особенно в изучение творческих и дружеских взаимоотношений поэта с Мицкевичем. Имен этих набирается немало. Это Влодзимеж Спасович, который в 80-90-е годы положил начало современному польскому научному пушкиноведению, Юзеф Третьяк, Мариан Здзеховский, Александр Брюкнер, Вацлав Ледницкий, активно работавший в 20-30-е годы XXв. Их дело после Второй мировой войны продолжили Мариан Якубец, Мариан Топоровский, Богдан Гальстер, Рышард Лужный и мн. др. Мариан Топоровский в своей библиографии «Пушкин в Польше» (1950) отмечал, что «Пушкин, пожа-
луй, единственный из всех отечественных и зарубежных поэтов, который еще при жизни был окружен в Польше сиянием легенды»9. А по словам Р. Нужного, «автор „Евгения Онегина" как ни один другой русский писатель прочно вошел в нашу литературу, стал в Польше одним из наиболее читаемых авторов»10.
Впрочем, подобного рода оценки присущи не только польским исследователям. Известный чешский знаток русской литературы Юлиус До-ланский писал, отмечая значение Пушкина для чехов: «Пушкин стал недостижимым образцом и для наших поэтов. У него учились, как не только можно, но и нужно соединять требования самого высокого искусства с самоотверженной службой своему времени и своему народу. У нас каждое поколение что-то выбирало из Пушкина и претворяло в свое»
Подчеркну мысль Доланского о значении Пушкина для каждого поколения писателей. «Вхождение» Пушкина в славянские литературы можно рассматривать и в синхронном, и в диахронном плане. Пушкин велик не только для своих современников. К огромному идейно-художественно-му потенциалу его творчества обращались художники разных славянских стран в каждую эпоху. Из множества возможных примеров значения творчества Пушкина для славянских поэтов уже в XX в. приведу лишь один — из польской литературы.
В 1937 г. в Польше исключительно широко отмечалось столетие со дня смерти Пушкина. Были изданы два тома исследований и множество новых переводов, среди которых выделяются блестящие работы Юлиана Тувима. В книге тувимовских переводов из Пушкина «Лютня Пушкина» (1937) представлено 80 произведений русского поэта, в том числе 66 лирических стихотворений, эпилог к «Цыганам», отрывок из «Полтавы», «Пира во время чумы», «Медного всадника» и др. Тувим сохранил любовь к Пушкину до конца своей жизни. В 1949 г. к пушкинскому юбилею он издал еще 19 переводов произведений Пушкина, а после смерти поэта в 1954 г. вышел том его переводов из русской поэзии, куда вошли и переведенные Тувимокгглавы «Евгения Онегина», ранее публиковавшиеся в периодической печати.
Отмечу, что в 1952 г. появился еще один перевод «Евгения Онегина», вызвавший полемику между его автором — Адамом Важиком — и Тувимом по поводу адекватности перевода «онегинской строфы».
Работа Тувима над переводами пушкинской поэзии сказалась на его оригинальном творчестве. Пушкинские мотивы и образы органически вписывались в его собственную поэзию. Здесь можно говорить как о влиянии, так и о созвучии, о «непостижимых», по словам исследователей, узах, соединивших Тувима с Пушкиным. Особенно заметны эти созвучия в стихотворениях поэтов, посвященных роли поэзии в жиЗни («Разговор книгопродавца с поэтом» Пушкина и «Случай с редактором* Тувима и др.)
Вероятно, поэтому другой замечательный польский поэт, прозаик и драматург— Ярослав "Ивашкевич, также высоко ценивший русского поэта, посвятил свою драму о Пушкине Ю. Тувиму. Драма эта называется «Маскарад» и впервые была поставлена в Театре Польском в Варшаве в 1938 г., а позже и на многих других сценах страны. Она рассказывает о последних днях жизни Пушкина, о его конфликтах с окружением, с царем, о дуэли и смерти и дает сложный психологический портрет русского поэта.
Даже те немногочисленные факты, которые удалось привести в статье, показывают, какое огромное значение имело творчество Пушкина для становления зарубежных славянских литератур особенно в эпоху национального возрождения славянских народов, когда Пушкин воспринимался ими как главный представитель русской литературы TI России в целом, для формирования в славянских литературах направлений и жанров, писательских индивидуальностей, для развития межславянских литературных связей.
Надо помнить не только о непосредственном воздействии Пушкина на славянских авторов, но и о косвенном. Его творчество лежит в основе величайших художественных открытий русской литературы и расцвета русской духовной культуры, которые уже в послепушкинскую эпоху получили признание и отклик во всем мире, в том числе и в славянских странах. Но это уже отдельная обширная тема для специального исследования.
Примечания
1 А. С. Пушкин в воспоминаниях современников: в 2-х тт. М., 1985. Т. 1. С. 130.
2 Страхов Н. Н. Литературная критика. М., 1984. С. 142.
3 Гоголь Н. В. Собр. соч. М., 1986. Т. 6. С. 56.
4 Панова Э. От науки к литературе / Общение литератур: Чешско-русские и словацко-русские литературные связи XIX-XX вв. М., 1986. С. 27.
5 Литературные связи и литературный процесс: Из опыта славянских литератур. М., 1986. С. 56.
6 Там же. С. 250.
7 А. С. Пушкин в воспоминаниях... Т. 1. С. 130. » PuszkinA., 1837-1937. T.I. Cz.I.S. 451.
9 Toporowski M. Puszkin w Polsce. Warszawa, 1950.
10 LuznyR. Wst?p/ PuszkinA. Eugeniusz Oniegin. Przelozyi A.Wazyk. B-ka Naro-dowa. Wyd. III. Ser. II. № 35. Wroclaw etc. S. CV.
" Цит. по: Литературные связи и литературный процесс... С. 26.
