CC BY
229 сентября 1830 г. Пушкин писал П. А. Плетневу из Болдина, что он «беспокоен и волнуем будущим», высказывал «опасения», «чтоб тетушки да бабушки, да сестрицы не стали кружить голову молодой жене <.. .> пустяками» (XIV, 113). В таком же духе о настроении поэта в это время пишут и исследователи: тревога, тревожная печаль, беспокойство. В помете же — интимной записи для себя — Пушкин определяет свое состояние несколько иначе: предчувствие... Что оно было у поэта, подтверждают написанная в Болдине 8 сентября элегия «Безумных лет угасшее веселье...» («... Сулит мне труд и горе || Грядущего волнуемое море»), строки из того же письма к другу («Она меня любит, но посмотри, Алеко Плетнев, как гуляет вольная луна), письмо к невесте («Наша свадьба точно бежит от меня, и эта чума с ее карантинами — не отвратительнейшая ли это насмешка, какую только могла придумать судьба?»). Предчувствие бросает трагический отсвет на пребывание поэта в Болдине. В этом настроении были, конечно, свои приливы и отливы, связанные с задержкой или получением письма от невесты, от друга, с творческим подъемом. Помета соответствует состоянию поэта в те дни. 17 октября написано «Заклинание», а через два дня —19 октября — сожжена X песнь «Евгения Онегина». Последний факт всем известен, мы привыкли повторять его, и от частого повторения его трагическое содержание стерлось. Сопоставление дат, однако, показывает, что не так просто горели в Болдине исписанные листочки, что это был творческий кризис. Томим предчувствием, поэт пытается уйти от судьбы... Но выход был найден лишь на путях творчества. Пушкин уезжает из Болдина, так же, как и его герои, гордо бросив вызов судьбе. При таком взгляде на сожжение становится понятным необъяснимый в других случаях возврат поэта —и сразу же по приезде из Болдина — к X главе. Никакого противоречия здесь нет.
Таковы наши соображения о расшифровке и истолковании действительно загадочной пометы Пушкина на рукописи стихотворения «Стамбул гяуры нынче славят...».
Р. Е. Теребенина
ПУШКИН И Ф. Ф. КОРФ
В биографиях Пушкина среди его петербургских знакомых с давних пор упоминаются отец и сын Кёлеры, с которыми он встретился здесь в 1830-е гг. Барон Егор Егорович Кёлер (1765—1838), историк и археолог, был начальником I отделения Эрмитажа; при его содействии Пушкин в марте 1832 г. ознакомился с библиотекой Вольтера, хранившейся в то время в Эрмитаже.1 Сын Егора Егоровича Дмитрий Егорович (1807—1839)
1 Черейский Л. А. Пушкин и ого окружение. Л., 1975, с. 179. — Егор Егорович (Карл-Эрнст) Кёлер с 3 сентября 1817 г. являлся ординарным академиком Петербургской Академии по литературе и древностям гре-
после окончания Царскосельского лицея в 1826 г.2 состоял чиновником для иностранной переписки и выполнял поручения Николая I по переводу на русский язык неизданной английской рукописи, дневника Патрика Гордона, одного из сподвижников Петра I;8 рукописью этой, как известно, интересовался также и Пушкин. О встречах своих с поэтом рассказал сам Кёлер в своем дневнике; извлечения из рукописи этого дневника были предоставлены П. Е. Щеголевым П. А. Ефремову, который и напечатал их в своем издании «Сочинений» Пушкина4 (1905). Из этого дневника явствует, что первая встреча Д. Е. Кёлера с Пушкиным состоялась 17 декабря 1836 г. на балу у Е. Ф. Мейендорфа, другая —у самого поэта «недели за три» до его смерти.
В том же дневнике Д. Е. Кёлер сохранил признание Пушкина, которое до сих пор осталось не объясненным. Поэт будто бы сказал ему, обнаруживая при этом, что он имеет представление и о других членах его семьи: «Я с удовольствием прочел статью вашего шурина „Очерки Персии". Она написана легким веселым слогом».
Какую же статью о Персии «с удовольствием» читал Пушкин и кто являлся ее автором?
Судя по найденным данным, речь идет о муже сестры Дмитрия Его-горовича Кёлера Софьи Егоровны — Федоре Федоровиче Корфе (1803— 1853).5 В 1834—1835 гг. он состоял вторым секретарем русской постоянной миссии в Тегеране. По возвращении в Петербург Ф. Ф. Корф напечатал в ноябрьской и декабрьской книжках «Библиотеки для чтения» 1836 г. «Очерки Персии», которые Пушкин и имел в виду.6 Наблюдательный автор в этих очерках живо запечатлел быт и нравы окружавших его людей, распри в правящей верхушке тогдашней Персии и многое другое.
Заслуживает внимания рассказ мемуариста о «кровавом происшествии», случившемся, правда, до его приезда в Персию, — о трагической гибели Грибоедова и других сотрудников русского посольства. «Их горестная участь, — писал Корф, — конечно, заставит содрогнуться всякого русского, который посещает эти места».7 Несомненно, Пушкин с интересом читал этот рассказ Корфа, написанный по еще не стершимся следам совершившегося в Тегеране преступления и дающий ряд новых подробностей о нем,
ческим и римским (см.: Академии наук СССР. Персональный состав, кн. I, 1724—1917, с. 36). Именно с Е. Е. Кёлером Пушкин имел дело, посещая Эрмитаж для занятий в библиотеке Вольтера. См.: Якубович Д. Пушкин в библиотеке Вольтера. — Литературное наследство, т. 16—18. М., 1934, с. 910; Пушкин. Письма. Ред. JI. Б. Модзалевского, т. III. М.—JL, 1935, с. 480—481; Библиотека Вольтера. Каталог кпиг. M.—JL, 1961, с. 44.
2Кобеко Д. Ф. Имп. Царскосельский Лицей. СПб., 1911, с. 508.
8 Майков П. М. Дневник Патрика Гордона. — Русская старина, 1916, № 1, с. 138-139.
4 Пушкин А. С. Сочинения [в 8 томах]. Ред. П. А. Ефремова, т. VIII. СПб., 1905, с. 586-587.
5 См.: Долгоруков П. Российская родословная книга, т. III. СПб., 1856, с. 364.
6 К о р ф Ф. Очерки Персии. — Библиотека для чтения, 1836, т. XVIII, отд. I, с. 208-246; т. XIX, отд. I, с. 17—48.
7 Очерки были изданы впоследствии отдельной книгой: Корф Ф. Вос-
иоминания о Персии 1834—1835. СПб., 1838.
собранных на месте действия от очевидцев. Журнал с очерками Ф. Ф. Корфа сохранился в библиотеке Пушкина, и в нем разрезаны соответствующие страницы.8
Стоит заметить, что «Очерки Персии» были не единственным печатным произведением Ф. Ф. Корфа. Вскоре он приобрел некоторую известность у русских читателей как автор повестей и романов, появлявшихся в лучших русских журналах и выходивших отдельными книгами9 между 1830-ми и 1850-ми гг. Впоследствии он как писатель был забыт.
Л. А. Черейский.
К ДАТИРОВКЕ «МАРЬИ ШОНИНГ» ПУШКИНА
Незаконченные наброски, оставшиеся в черновиках, показывают нам направление художественных исканий поэта и возможностей, которые открыло бы для русской литературы творчество последних лет его жизни. Среди этих набросков особое место занимает отрывок «Марья Шонинг». А. Лежнев назвал его первым «образцом экспериментально-психологической повести», а в обрисовке характера героини, в психологическом раскрытии ее внутреннего мира увидел «предчувствие Достоевского, особенпо раннего Достоевского „Неточки Незвановой" и „Униженных и оскорбленных"».1
В основе наброска — фактические сведения, заимствованные Пушки-пым из французской книги, включавшей описание известных уголовных процессов.2 Две женщины, Марья Шонинг и Анна Гарлин, обвинили себя в детоубийстве ради спасения от голода детей Анны. Они были казнены, хотя на эшафоте Марья Шонинг призналась в лжесвидетельстве. Помимо самого начала повести. среди рукописей Пушкина сохранилось конспек
8Модзалевский Б. Л. Библиотека Пушкина. СПб., 1910, с. 125 (№ 460).
9 Среди них можно назвать: Повести. СПб., 1838; Прошлое. Повесть. — Отеч. записки, 1839, 8; Музыкант. Повесть. — Современник, 1841, 22; Перерождение. СПб., 1840; Суд в ревельском магистрате. СПб., 1841; Как людп богатеют. Роман. — Современник, 1841, 8 и 9; Сцены из обыкновенной жизни. — Современник, 1851, 5. См.: Мезьер А. В. Русская словесность с XI по XIX вв. включительно, т. II. СПб., 1902, с. 130. Библиографические сведения о Ф. Ф. Корфе см.: Венгеров С. А. Источники словаря русских писателей, т. III. Пг., 1914, с. 203.
1 Лежнев А. Проза Пушкина. Изд. 2-е. М., 1966, с. 197—198. —Недавно мысль Лежнева повторил В. Непомнящий, написав, что в «Марье Шонинг» «Пушкиным брошено зерно, которое в дальнейшем взойдет как стиль Достоевского» (Непомнящий В. Предназначение. — Новый мпр, 1979, № 6, с. 237—238).
2 Causes célèbres étrangères, publiées en France pour la première fois et traduites de l'anglais, de l'espagnol, de l'italien, de l'allemand etc. par une société de jurisconsultes et de gens de lettres, 1.1. Paris, 1827, p. 200—213.
