CC BY
88
ОРИГИНАЛЬНЫЕ СТАТЬИ
УДК 159.9
ПСИХОСОЦИАЛЬНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ПОЖИЛЫХ ЛЮДЕЙ, ПЕРЕЖИВШИХ БЛОКАДУ ЛЕНИНГРАДА
А.Ю. ПАВЛОВА1*, О.П. РОТАРЬ2, Е.А. ДУБИНИНА1' 3, Е.В. МОГУЧАЯ2, А.Н. АЛЕХИН1, А.О. КОНРАДИ2
1 Российский государственный педагогический университет имени А.И. Герцена, 2 Северо-Западный федеральный медицинский исследовательский центр, 3 Санкт-Петербургский научно-исследовательский психоневрологический институт
им. В.М. Бехтерева, Санкт-Петербург
Было обследовано 175 респондентов в возрасте от 73 до 84 лет, переживших блокаду Ленинграда в детском возрасте (от 3 лет). Контрольную группу составили 40 респондентов - жителей Санкт-Петербурга, проживавших в период блокады в других городах и регионах СССР. В ходе исследования было выявлено, что блокадники в большей мере переживают ограничения в свободе осуществления жизненного выбора, а также испытывают больший дефицит во взаимоотношениях, дающих чувство доверия, общности интересов и ценностей.
Ключевые слова: личность, развитие, психотравма, смысложизненные ориентации, социальная поддержка.
Введение
Военная блокада Ленинграда, длившаяся с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944 года, - один из знаковых периодов Великой Отечественной войны. Он является символом беспримерного мужества и стойкости ленинградцев, но одновременно и тяжелейших испытаний и лишений. Несмотря на то, что значительная часть жителей была эвакуирована, в городе, по официальным данным, на момент начала осады оставались около 2,9 миллиона человек, из них около 500 тыс. детей.
Жизнь блокадного города ярко и пронзительно описана в дневниках, историче-
© А.Ю. Павлова, О.П. Ротарь, Е.А. Дубинина, Е.В. Могучая, А.Н. Алехин, А.О. Конради, 2015.
* Для корреспонденции:
Павлова Александра Юрьевна
аспирант кафедры клинической психологии и психологической помощи психолого-педагогического факультета Российского государственного педагогического университета имени А.И. Герцена 191186 Санкт-Петербург, наб. р. Мойки, 48, корп. 11 E-mail: alexandra_selikova@mail.ru
ских хрониках и мемуарах [3, 7]. Условия жизни в осажденном Ленинграде носили экстремальный характер: постоянный голод (известный факт - ежедневная норма хлеба на детей до 12 лет и служащих в ноябре 1941 года снизилась до 125 г, нормированная выдача мяса, сахара и жиров даже по карточке осуществлялась с перебоями, особенно осенью-зимой 1941-1942 года), регулярные бомбардировки и артобстрел, холод, бытовая неустроенность сочетались с эмоциональными и физическими сверхнагрузками. Дети с первых дней жизни надолго разлучались с родителями (занятыми поисками пропитания, работающими в несколько смен), уже в раннем возрасте имели опыт столкновения со смертью, в ряде случаев - с пугающим поведением взрослых [15].
В исследовании М.А. Гулиной проанализированы детские воспоминания жителей блокадного Ленинграда и показана специфика и иерархия наиболее значимых источников психотравматизации детей-блокадников по сравнению с детьми, находившимися в эвакуации [15]. В опыте
лиц, переживших блокаду в детском возрасте, более ярко представлена тема страха смерти (страх за близких, боязнь нападений, столкновение со смертью других людей, угроза для жизни во время бомбежки). Для тех же, кто находился в эвакуации, более значимы переживания в связи с военными действиями на фронте, бытовой неустроенностью и трудностями адаптации на новом месте. Таким образом, несмотря на определенное сходство, обусловленное вовлеченностью в события войны, опыт детей-блокадников и эвакуированных детей имеет различия, потенциально значимые для формирования личности.
Известно, что ранняя психотравмати-зация (включая вовлеченность в военные конфликты) способна наложить отпечаток на весь жизненный путь личности, является фактором риска нарушений психического развития, психических и соматических заболеваний [13, 21, 24]. Насколько устойчивы психологические последствия психотравмы и сохраняются ли они вплоть до поздней взрослости, вопрос дискуссионный. Еще меньше известно о том, оказывает ли специфическое влияние на личность и психическое здоровье ранний опыт пребывания в блокированном городе. В решение этого вопроса вносит вклад настоящее исследование.
Отдаленные последствия детской военной психотравмы: современное состояние исследований
По отдельным свидетельствам, среди пожилых лиц, в детстве переживших события Второй мировой войны, распространенность посттравматического стрессового расстройства достигает 3,4-10,8% [14, 19].
По данным Helsinki Birth Cohort Study 1934-1944, опыт разлучения с родителями на период эвакуации во время Второй мировой войны сопряжен с повышенным риском шизофрении, зависимости от психоактивных веществ и расстройств личности уже во взрослости (35-70 лет) [22].
На материале экономически и воен-но-политически обусловленных перио-
дов массового голода («Украинский голод» 1932-1933 гг., «Великий голод» в Греции зимой 1941-1942 гг., «Голодная зима» 1944-1945 гг. в Нидерландах, «Великий китайский голод» 1959-1961 гг.) показан повышенный риск нарушений психического и физического здоровья в отдаленном периоде после экстремального голодания [20]. В литературе представлены данные о повышенной сердечно-сосудистой заболеваемости и смертности в зрелом и пожилом возрасте у бывших детей блокадного Ленинграда [5, 6, 18, 26].
Имеются свидетельства более высокой распространенности расстройств шизофренического спектра, антисоциального личностного расстройства, аддиктивных и аффективных расстройств среди лиц, перенесших экстремальное голодание в период внутриутробного развития [20, 28]. Наряду с этим данные относительно влияния голода в период внутриутробного развития и в детском возрасте на риск когнитивных дисфункций в период взрослости противоречивы [9, 10, 11, 17].
Очевидно, что относительно менее благоприятный медицинский и психосоциальный прогноз у детей, переживших суровый голод и вовлеченность в военные события, определяется сложным взаимодействием биологических, психологических и социальных факторов. И, по-видимому, именно сложностью этого взаимодействия определяются отдельные противоречия в данных о последствиях детской военной психотравмы.
Так, например, в масштабном китайском исследовании отдаленных последствий массового голода 1959-1961 гг. у женщин, родившихся в данный период, был установлен повышенный риск нарушений психического здоровья, а у мужчин, напротив, риск был несколько снижен [16]. В Helsinki Birth Cohort Study 1934-1944 отдаленные неблагоприятные последствия для физического аспекта качества жизни временного разлучения (в связи с эвакуацией) детей с родителями
было зафиксировано только у мужчин [8]. Согласно данным израильского исследования, продолжительность жизни жертв Холокоста значимо выше, чем продолжительность жизни лиц, не подвергавшихся геноциду [23]. Подобные парадоксальные результаты объясняются через модель «естественного отбора» (выживания в экстремальных условиях лиц с наибольшим адаптационным потенциалом) и «посттравматического роста» личности (расширения адаптационных возможностей в результате осмысления травматического опыта).
Каков бы ни был характер военной детской психотравмы, очевидно, что как она сама, так и ее социальные и физические последствия должны оказывать существенное влияние на формирующуюся личность. Вместе с тем доминирующая литература по данной тематике носит клинический либо клинико-психопатологический характер. Чрезвычайно скудны сведения о психическом здоровье и качестве психологической адаптации бывших детей блокадного Ленинграда. Настоящее исследование призвано восполнить пробелы психологических знаний по указанной проблеме.
Цель исследования - оценка психосоциальных характеристик на этапе поздней взрослости у жителей Ленинграда, переживших блокаду в детском возрасте.
Методика
Участники исследования
Настоящее исследование проводилось на базе Научно-исследовательского отдела эпидемиологии артериальной гипер-тензии Северо-Западного федерального медицинского исследовательского центра (СЗФМИЦ) Минздрава России в период с ноября 2013 по апрель 2014 гг. Список потенциальных участников исследования был сформирован на основании случайного отбора из списка 2200 блокадников, предоставленного обществом жителей блокадного Ленинграда Приморского рай-
она Санкт-Петербурга. В связи с целью исследования в группу были включены лица, к моменту окончания блокады достигшие как минимум 3-летнего возраста (традиционно наиболее раннего возраста, к которому относятся детские воспоминания) [27], то есть рожденные не позже 27 января 1941 года.
Итоговую группу составили 175 респондентов в возрасте от 73 до 84 лет (средний возраст 75,65±0,14 лет).
Контрольную группу, сопоставимую по полу и возрасту (от 73 до 84 лет, средний возраст 76,08±0,40 лет), составили 40 респондентов - жителей Санкт-Петербурга, проживавших в период блокады в других городах и регионах СССР и переехавших в Ленинград после окончания войны.
Исследование проводилось с информированного согласия участников, в соответствии с протоколом, утвержденным этическим комитетом СЗФМИЦ Минздрава России (протокол № 243 от 12.11.2012).
Основные социально-демографические характеристики обследованных представлены в таблице 1.
Как следует из представленных данных, соотношение мужчин и женщин в группах - в среднем 2 к 3, что согласуется с демографическими данными для данной возрастной категории [2]. Только половина обследованных состояла в браке, значительную долю составляли вдовы/вдовцы. Большинство имело детей; в равной степени представлено среднее и высшее образование; преобладал средний уровень дохода.
Группы значимо не различались по социальному положению, что является косвенным свидетельством отсутствия прямого влияния опыта пребывания в блокадном городе в детском возрасте на последующее социальное функционирование.
Сведения о наличии соматических заболеваний у обследованных представлены в таблице 2. Диагнозы выставлялись согласно опросу, анамнезу заболевания, медицинской документации и данным обследования во время визита.
Таблица 1
Социально-демографические характеристики обследованных
Социально-демографические характеристики Жители блокадного Ленинграда (п=175) Контрольная группа (п=40)
Пол, чел. (%) мужчины 50 (28,6%) 11 (27,5%)
женщины 125 (71,4%) 29 (72,5%)
Семейное положение, чел. (%) состоят в браке 77 (44,0%) 20 (50,0%)
холосты 10 (5,7%) 2 (5,0%)
в разводе 26 (14,9%) 5 (12,5%)
вдовы/вдовцы 62 (35,4%) 13 (32,5%)
Количество детей в семье, чел. (%) более 2 4 (2,3%) 0 (0%)
1-2 136 (77,7%) 36 (90,0%)
нет детей 35 (20,0%) 4 (10,0%)
Образование, чел. (%) высшее 99 (56,6%) 16 (41,0%)
среднее (специальное) 71 (40,6%) 22 (56,4%)
ниже среднего 5 (2,9%) 1 (2,6%)
Уровень дохода, чел. (%) высокий 44 (25,1%) 5 (12,5%)
средний 105 (60,0%) 27 (67,5%)
низкий 11 (6,3%) 7 (17,5%)
крайне низкий 2 (1,1%) 0 (0%)
отказались сообщить 13 (7,4%) 1 (2,5%)
Примечание: статистически значимых различий между группами не выявлено
Таблица 2
Клинические характеристики обследованных
Наличие соматических заболеваний Жители блокадного Ленинграда(п=175) Контрольная группа (п=40)
Гипертоническая болезнь, чел. (%) 161 (92,0%) 35 (87,5%)
Ишемическая болезнь сердца (стенокардия), чел. (%) 67 (38,3%) 18 (45,0%)
Инфаркт миокарда в анамнезе, чел. (%) 20 (11,4%) 6 (15,0%)
Инсульт в анамнезе, чел. (%) 15 (8,6%) 4 (10,0%)
Сахарный диабет, чел. (%) 33 (18,9%) 5 (12,5%)
Примечание: статистически значимых различий между группами не выявлено
Согласно таблице 2, группы не различались по распространенности сердечно-сосудистых заболеваний и сахарного диабета.
Вероятность наличия в анамнезе инфаркта миокарда была выше у мужчин (отношение шансов = 2,48, 95% доверительный интервал = 1,08-5,73, p<0,05). У респондентов с более высоким уровнем образования вероятность наличия стенокардии была ниже (отношение шансов = 0,76, 95% доверительный интервал = 0,61-0,95, p<0,05). Других зависимостей между клиническими и социальными характеристиками выявлено не было.
Методы
В рамках психологического обследования использовались следующие методы:
1. Структурированное интервью для получения анамнестических сведений и информации о социальном положении.
2. Mini-Mental State Examination (MMSE) - шкала для скрининга тяжелых когнитивных расстройств [1, 12].
3. Госпитальная шкала тревоги и депрессии (Hospital Anxiety and Depression Scale - HADS) для оценки эмоционального статуса [29].
4. Опросник социальной поддержки F-SOZU-22 (Fragebogen zur sozialen Unterstutzung-22) в адаптации А.Б. Холмогоровой, Г.А. Петровой [25].
5. Тест смысложизненных ориентаций (СЖО) [4].
Методы математико-статистического анализа данных
Применялись стандартные описательные статистики (частоты, среднее, стандартная ошибка среднего), оценка соответствия распределения показателей нормальному осуществлялась с использованием критерия Колмогорова - Смирнова, при сравнении подгрупп по качественным показателям применялся критерий хи-квадрат, при сравнении количественных показателей в подгруппах - t-критерий Стьюдента. Для оценки отношения шансов (ОШ) применялись однофакторные и мно-
гофакторные модели бинарной логистической регрессии с построением 95%-довери-тельных интервалов (ДИ). Достоверность моделей оценивалась с помощью метода максимального правдоподобия.
Математико-статистический анализ данных реализовывался с использованием программы IBM SPSS Statistics 19.0.
Результаты
Психический статус
Значимых различий в психическом статусе респондентов обследованных групп установлено не было.
С использованием шкалы MMSE нарушения когнитивных функций (итоговый показатель <28 баллов) были выявлены у 52 (29,7%) жителей блокадного Ленинграда и 12 (30,0%) респондентов контрольной группы. Единственной характеристикой, ассоциированной с вероятностью когнитивных дисфункций, являлся уровень образования.
У лиц со средним образованием и ниже среднего по сравнению с респондентами, имеющими высшее образование, вероятность когнитивных нарушений была выше в 2,3 раза (ОШ=2,33, 95% ДИ=1,26-4,27, p<0,01).
Повышенные показатели (>8 баллов) по шкале тревоги опросника HADS имели 141 (80,6%) блокадников и 33 (82,5%) респондентов контрольной группы, признаки депрессивного состояния (>8 баллов по шкале депрессии) - 78 (44,6%) жителей блокадного Ленинграда и 19 (47,5%) респондентов контрольной группы.
В группе блокадников наличие повышенных показателей по шкалам тревоги и депрессии не было связано ни с одной из оценивавшихся социальных и клинических характеристик.
В контрольной группе вероятность депрессии была выше у лиц, не состоящих в браке (холостых, состоящих в разводе, вдов/вдовцов) (ОШ=4,8, 95% ДИ=1,15-20,09, p<0,05).
Зависимости риска тревожных и депрессивных состояний от оценивавшихся клинических характеристик не было обнаружено ни в одной из групп.
И среди жителей блокадного города (Х2=4,92, р<0,05) и в контрольной группе (Х2=5,81, р<0,05) отмечалась сопряженность когнитивных дисфункций и признаков депрессивного состояния.
Как следует из таблицы 3, по всем шкалам СЖО у блокадников на уровне тенденции отмечаются несколько меньшие показатели, чем в контрольной группе, причем статистически значимыми являются различия по шкалам, отражающим убежденность в подконтрольности событий своей жизни и ее общую осмысленность. Для лиц, переживших блокаду Ленинграда, характерна более выраженная фаталистичность, чувство давления обстоятельств, «неумолимости судьбы», невозможности в полной мере осуществлять жизненный выбор. Блокадникам в меньшей степени, чем лицам, не имевшим опыта пребывания в блокадном городе, свойственны полнота переживаний событий собственной жизни, удовлетворенность ею и уверенность в возможности выстраивать свой жизненный путь.
Существенных различий между мужчинами и женщинами, а также между возрастными подгруппами в показателях СЖО не было выявлено.
Таким образом, в обеих группах установлена существенная представленность признаков когнитивных и эмоциональных нарушений, однако по этим параметрам основная и контрольная группы значимо не различаются.
Смысложизненные ориентации Результаты сравнения групп по опроснику СЖО представлены в таблице 3.
Социальная поддержка
Результаты оценки воспринимаемой социальной поддержки у обследованных представлены в таблице 4.
Как видно из приведенных данных, жители блокадного Ленинграда имеют несколько более низкие показатели, чем контрольная группа, по всем шкалам, отражающим различные аспекты социальной поддержки, однако различия в основном не достигают степени статистической значимости.
На уровне отчетливой тенденции получены более низкие показатели по шкале социальной интеграции и эмоциональной поддержки, что свидетельствует о дефиците взаимоотношений, связанных с переживанием близости, доверия, собственной значимости, общности интересов и ценностей.
Различий по полу и возрасту в показателях социальной поддержки не было обнаружено.
Таблица 3
Смысложизненные ориентации у обследованных
Шкалы опросника СЖО Жители блокадного Ленинграда М±т (баллы) Контрольная группа М±т (баллы) Р
Цели в жизни 30,88±0,56 33,23±1,09 0,08
Процесс жизни 26,48±0,53 28,61±1,09 0,09
Результат жизни 24,34±0,45 25,61±0,72 0,22
Локус контроля - Я 19,50±0,38 21,00±0,79 0,10
Локус контроля - жизнь 28,84±0,61 32,45±1,19 0,01
Общий показатель осмысленности жизни 95,36±1,42 103,29±2,83 0,02
Таблица 4
Воспринимаемая социальная поддержка у обследованных
Шкалы опросника Б-807и-22 Жители блокадного Ленинграда, М±т (баллы) Контрольная группа, М±т (баллы) р
Эмоциональная поддержка 35,44±0,74 38,58±1,20 0,06
Инструментальная поддержка 15,90±0,36 16,33±0,60 0,56
Социальная интеграция 26,91±0,47 29,06±0,82 0,04
Удовлетворенность социальной поддержкой 5,38±0,18 5,33±0,40 0,91
Общий показатель социальной поддержки 83,45 ± 1,40 89,24 ± 2,31 0,07
Социальный контекст, смысложиз-ненные ориентации и воспринимаемая социальная поддержка у жителей блокадного Ленинграда
Среди социальных характеристик, наиболее тесно сопряженных с показателем осмысленности жизни (по СЖО) у жителей блокадного города, находился уровень образования: респонденты с высшим образования имели более высокий общий показатель осмысленности жизни, чем респонденты со средним уровнем и ниже среднего (98,87±1,86 против 90,50±2,05, р<0,01). На уровне тенденции блокадники, состоявшие в браке, имели более высокий итоговый показатель осмысленности, чем одинокие (98,58±2,13 против 93,22±1,86, р=0,06). Зависимости между итоговым показателем СЖО и другими социальными параметрами не было найдено.
Различия в итоговом показателе социальной поддержки были установлены у блокадников в зависимости от семейного положения: респонденты, не состоящие в браке (вдовы/вдовцы, холостые, состоящие в разводе), в целом ниже оценивали социальную поддержку (81,26±2,03 против 86,75±1,63, р<0,05), что представляется закономерным. На уровне тенденции также отмечался дефицит социальной поддержки у респондентов, не имеющих детей (77,84±3,90 против 85,00±1,40, р=0,09).
Отмечались также обратные корреляции итоговых показателей осмысленности
жизни (г= -0,39, р<0,001) и социальной поддержки (г= -0,28, р=0,001) с выраженностью депрессивных тенденций: жители блокадного Ленинграда с признаками депрессивного состояния в целом ниже оценивали наполненность смыслом собственной жизни и доступность социальной поддержки.
Обсуждение
Настоящее исследование было направлено на оценку отдаленных психологических последствий пребывания в раннем детском возрасте в осажденном Ленинграде. Несмотря на широкую представленность исследований, доказывающих критическую роль ранней психотравма-тизации в формировании личности, психосоциального и медицинского прогноза, современные исследования, посвященные детям блокадного города, немногочисленны [6, 14, 15, 18, 20, 21, 24, 26].
В исследовании было получено несколько групп значимых результатов.
Прежде всего, не было выявлено существенных различий в характеристиках формального социального функционирования (социального положения) и психического статуса среди бывших детей блокадного Ленинграда и лиц, не имевших подобного опыта. У всех обследованных пожилых людей был установлен высокий процент когнитивных дисфункций, при-
знаков тревожного состояния и депрессии, причем без значимых половых различий. Полученные результаты позволяют сделать вывод об отсутствии специфических последствий пребывания в блокадном городе для психического здоровья либо об их нестойкости и ограниченности более ранними возрастными периодами. Возраст респондентов на момент начала осады также не выступал значимым предиктором нарушений психического здоровья в пожилом возрасте, что, однако, могло объясняться преобладанием среди обследованных респондентов, встретивших блокаду в пред-дошкольном и дошкольном возрасте.
Вторым значимым результатом представляются установленные специфические личностные тенденции у бывших детей блокадного Ленинграда. Эти тенденции проявляются в несколько более выраженном фатализме, меньшей убежденности в свободе выбора жизненного пути и возможности «управлять» своей жизнью, а также в относительной недостаточности взаимоотношений, дающих чувство собственной значимости, общности мировоззрения и эмоциональной близости. По-видимому, для блокадников более характерно чувство «неумолимости» судьбы, непредсказуемости жизненных событий и одновременно меньшая готовность к открытому, доверительному межличностному взаимодействию.
Таким образом, настоящее исследование свидетельствует в пользу преобладания личностных отдаленных последствий пребывания в блокадном Ленинграде по сравнению с психофизиологическими. Хотя и отчасти спекулятивно, мы можем предположить, что в их формировании ключевую роль играют два психогенных фактора: фактор беспомощности и фактор недоверия/межличностной тревоги, связанные с переживанием неконтролируемых лишений и постоянной угрозы для жизни в раннем детстве. В этом плане полученные результаты представляются закономерными, отражающими важный вклад ранних
средовых воздействий в формирование и развитие личности.
Заключение
По результатам проведенного исследования можно заключить, что ранний опыт пребывания в экстремальных условиях осажденного города не оказывает существенного влияния на социальное функционирование, а также риск когнитивных и эмоциональных нарушений в пожилом возрасте. Вместе с тем данный опыт накладывает отпечаток на формирующуюся личность, что проявляется в характере смысложизненной рефлексии и переживаний в межличностных отношениях в период поздней взрослости. По сравнению с теми, кто не имел опыта пребывания в блокадном городе, блокадники в большей мере переживают ограничения в свободе осуществления жизненного выбора, а также испытывают больший дефицит во взаимоотношениях, дающих чувство близости, доверия, общности интересов и ценностей, что может быть обусловлено влиянием в раннем детстве таких экстремальных психогенных факторов, как неконтролируемые лишения и угроза для жизни.
Литература
1. Балунов О.А., Лукина Л.В., Семенова Н.В., Ситник Л.И. Дифференциальная диагностика деменций и аффективных расстройств у лиц пожилого возраста в амбулаторной практике невролога: Методические рекомендации. -СПб: СПбНИПНИ, 2012.
2. Концепция демографического развития Санкт-Петербурга на период до 2015 года [Электронный ресурс]. НПр^/^^^озисН. spb.ru/gov/otrasl/trud/demogr/.
3. Ленинградцы. Блокадные дневники из фондов государственного мемориального музея обороны и блокады Ленинграда. -СПб.: Лениздат, 2014.
4. Леонтьев Д.А. Тест смысложизненных ори-ентаций (СЖО). 2-е изд. -М.: Смысл, 2000.
5. Строев Ю.И., Чурилов Л.П., Васильев И.Г. Блокада Ленинграда и здоровье пожи-
лых и старых блокадников / В кн.: Здоровье - основа человеческого потенциала: проблемы и пути их решения: труды Пятой Всероссийской научно-практической конференции с международным участием, Санкт-Петербург, 25-27 ноября 2010. - СПб.: Издательство Политехнического университета. Т. 5, № 1, С. 468-471.
6. Хорошинина Л.П. Голодание в детстве как причина болезней в старости (на примере малолетних жителей блокированного Ленинграда). - СПб.: Дом МАПО, 2002.
7. Яров С.В. Повседневная жизнь блокадного Ленинграда. - М.: Молодая гвардия, 2013.
8. Alastalo H., von Bonsdorff M.B., Raikkonen K., Pesonen A.K., Osmond C., Barker D.J., Heinonen K., Kajantie E., Eriksson J.G. Early life stress and physical and psychosocial functioning in late adulthood // PLoS One. -2013. - Vol. 8(7). e69011. doi:10.1371/journal. pone.0069011.
9. Brown J.L., Pollitt E. Malnutrition, poverty and intellectual development // Scientific American. - 1996. - Vol. 274(2). - P. 38-43.
10. De Groot R.H., Stein A.D., Jolles J., van Boxtel M.P., Blauw G.J., van de Bor M., Lumey L. Prenatal famine exposure and cognition at age 59 years // International Journal of Epidemiology. - 2011. - Vol. 40(2). - P. 327337. doi:10.1093/ije/dyq261.
11. De Rooij S.R., WoutersaH., Yonker J.E., Painterc R.C.,Rosebooma T.J. Prenatal undernutrition and cognitive function in late adulthood // Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America. - 2010. - Vol. 107(39). - P. 1688116886. doi: 10.1073/pnas.1009459107.
12. Folstein M.F., Folstein S.E., McHugh P.R. Mini-mental state. A practical method for grading the cognitive state of patients for the clinician // Journal of Psychiatric Research. -1975. - Vol. 12(3). - P. 189-198.
13. Foster D., Davies S., Steele H. The evacuation of British children during World War II: a preliminary investigation into the long-term psychological effects // Aging and Mental Health. - 2003. - Vol. 7(5). - P. 398-408.
14. Glaesmer H., Gunzelmann T., Braehler E., Forstmeier S., Maercker A. Traumatic experiences and post-traumatic stress disorder among elderly Germans: results of a representative population-based survey //
International Psychogeriatrics. - 2010. - Vol, 22(4). - P. 661-670.
15. Gulina M.A. The siege of Leningrad (19411944): memories of the survivors who have lived through the trauma // Psychology in Russia: State of the Art. - 2013. - Vol. 6(2). -P. 103-113.
16. Huang C., Phillips M.R., Zhang Y., Zhang J., Shi Q., Song Z., Ding Z., Pang S., Martorell R. Malnutrition in early life and adult mental health: evidence from a natural experiment // Social Science and Medicine. - 2013. - Vol. 97. - P. 259-266. doi:10.1016/j. socscimed.2012.09.051.
17. Ivanovic D.M., Leiva B.P., Perez H.T., Inzunza N.B., Almagia A.F., Toro T.D., Urrutia M.S., Cervilla J.O., Bosch E.O. Long-term effects of severe undernutrition during the first year of life on brain development and learning in Chilean high-school graduates // Nutrition. - 2000. - Vol. 16(11/12). - P. 1056-1063.
18. Koupil I., Shestov D., Sparen P., Plavinskaja S., Parfenova N., Vagero D. Blood pressure, hypertension and mortality from circulatory disease in men and women who survived the siege of Leningrad // European Journal of Epidemiology. - 2007. - Vol. 22(4). - P. 223234.
19. Kuwert P., Spitzer C., Trader A., Freyberger H.J., Ermann M.: Sixty years later: post-traumatic stress symptoms and current psychopathology in former German children of World War II // International Psychogeriatrics. - 2007. - Vol. 19(5). - P. 955-961.
20. Lumey L.H., Vaiserman A. (Eds.). Early life nutrition, adult health and development: lessons from changing dietary patterns, famines and experimental studies. - New York, NY United States: Nova science publishers, 2013.
21. Pesonen A.K., Raikkonen K. The lifespan consequences of early life stress // Physiology and Behavior. - 2012. - Vol. 106(5). - P. 722727. doi:10.1016/j.physbeh.2011.10.030.
22. Raikkonen K., Lahti M., Heinonen K., Pesonen A.K., Wahlbeck K., Kajantie E., Osmond C., Barker D.J., Eriksson J.G. Risk of severe mental disorders in adults separated temporarily from their parents in childhood: the Helsinki birth cohort study // Journal of
Psychiatric Research. - 2011. - Vol. 45(3). - P. 332-338. doi:10.1016/j.jpsychires.2010.07.003.
23. Sagi-Schwartz A., Bakermans-Kranenburg M.J., Linn S., Vanljzendoorn M.H. Against all odds: genocidal trauma is associated with longer life-expectancy of the survivors // PLoS One. - 2013. - Vol. 8(7). e69179.
24. Schilling E.A., Aseltine R.H., Gore S. The impact of cumulative childhood adversity on young adult mental health: measures, models, and interpretations // Social Science and Medicine. - 2008. - Vol. 66(5). - P. 11401151. doi:10.1016/j.socscimed.2007.11.023.
25. Sommer G., Fydrich T. Soziale Unterstützung, Diagnostik, Konzepte, Fragebogen F-SozU. - Tübingen: Deutsche Gesellschaft für Verhaltenstherapie, 1989.
26. Sparen P., Vagerö D., Shestov D.B., Plavinskaja S., Parfenova N., Hoptiar V., Paturot D., Galanti M.R. Long term mortality after severe starvation during the siege of Leningrad: prospective cohort study // British Medical Journal. - 2004. - Vol. 328(7430). - P. 11-16.
27. Tustin K., Hayne H., Defining the boundary: age-related changes in childhood amnesia // Developmental Psychology. - 2010. - Vol. 46(5). - P. 1049-1061.
28. Xu M.Q., Sun W.S., Liu B.X., Feng G.Y., Yu L., Yang L., He G., Sham P., Susser E., St Clair D., He L. Prenatal malnutrition and adult schizophrenia: further evidence from the 1959-1961 Chinese famine // Schizophrenia Bulletin. - 2009. - Vol. 35(3). - P. 568-576.
29. Zigmond A.S., Snaith R.P. The hospital anxiety and depression scale // Acta Psychiatrica Scandinavica. - 1983. - Vol. 67(6). - P. 361-370.
References
1. Balunov O.A., Lukina L.V., Semenova N.V., Sitnik L.I. Differentsial'naya diagnostika dementsiy i affektivnykh rasstroystv u lits pozhilogo vozrasta v ambulatornoy praktike nevrologa: Metodicheskiye rekomendatsii. St.-Petersburg: SPbNIPNI 2012 (in Russian).
2. Kontseptsiya demograficheskogo razvitiya Sankt-Peterburga na period do 2015 goda.
[ Internet] http://www.gosuch.spb.ru/gov/ otrasl/trud/demogr/ (in Russian).
3. Leningradtsy. Blokadnyye dnevniki iz fondov gosudarstvennogo memorial'nogo muzeya ob-orony i blokady Leningrada. St.-Petersburg: Lenizdat 2014 (in Russian).
4. Leont'yev D.A. Test smyslozhiznennykh ori-yentatsiy (SZHO). 2-ye izd. Moscow: Smysl 2000 (in Russian).
5. Stroyev YU.I., Churilov L.P., Vasil'yev I.G. Blokada Leningrada i zdorov'ye pozhilykh i starykh blokadnikov. In: Zdorov'ye - osno-va chelovecheskogo potentsiala: problemy i puti ikh resheniya: trudy Pyatoy Vserossi-yskoy nauchno-prakticheskoy konferentsii s mezhdunarodnym uchastiyem, Sanct-Peter-burg, November 25-27 2010. St.-Petersburg: Izdatel'stvo Politekhnicheskogo universiteta. 5(1):468-471 (in Russian).
6. Khoroshinina L.P. Golodaniye v detstve kak prichina bolezney v starosti (na primere malo-letnikh zhiteley blokirovannogo Leningrada). St.-Petersburg: Dom MAPO 2002 (in Russian).
7. Yarov S.V. Povsednevnaya zhizn' blokadno-go Leningrada. Moscow: Molodaya gvardiya 2013 (in Russian).
8. Alastalo H., von Bonsdorff M.B., Räikkönen K., Pesonen A.K., Osmond C., Barker D.J., Heinonen K., Kajantie E., Eriksson J.G. Early life stress and physical and psychosocial functioning in late adulthood. PLoS One 2013; 8(7):e69011. doi:10.1371/journal. pone.0069011.
9. Brown J.L., Pollitt E. Malnutrition, poverty and intellectual development. Scientific American 1996; 274(2):38-43.
10. De Groot R.H., Stein A.D., Jolles J., van Box-tel M.P., Blauw G.J., van de Bor M., Lumey L. Prenatal famine exposure and cognition at age 59 years. International Journal of Epidemiology 2011; 40(2):327-337. doi:10.1093/ije/ dyq261.
11. De Rooij S.R., WoutersaH., Yonker J.E., Painterc R.C.,Rosebooma T.J. Prenatal un-dernutrition and cognitive function in late adulthood. Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America 2010; 107(39):16881-16886. doi: 10.1073/pnas.1009459107.
12. Folstein M.F., Folstein S.E., McHugh P.R. Mini-mental state. A practical method for grading the cognitive state of patients for the clinician. Journal of Psychiatric Research 1975; 12(3):189-198.
13. Foster D., Davies S., Steele H. The evacuation of British children during World War II: a preliminary investigation into the long-term psychological effects. Aging and Mental Health 2003; 7(5):398-408.
14. Glaesmer H., Gunzelmann T., Braehler E., Forstmeier S., Maercker A. Traumatic experiences and post-traumatic stress disorder among elderly Germans: results of a representative population-based survey. International Psychogeriatrics 2010; 22(4):661-670.
15. Gulina M.A. The siege of Leningrad (19411944): memories of the survivors who have lived through the trauma. Psychology in Russia: State of the Art 2013; 6(2):103-113.
16. Huang C., Phillips M.R., Zhang Y., Zhang J., Shi Q., Song Z., Ding Z., Pang S., Mar-torell R. Malnutrition in early life and adult mental health: evidence from a natural experiment. Social Science and Medicine 2013; 97:259-266. doi: 10.1016/j. socscimed.2012.09.051.
17. Ivanovic D.M., Leiva B.P., Perez H.T., Inzu-nza N.B., Almagià A.F., Toro T.D., Urrutia M.S., Cervilla J.O., Bosch E.O. Long-term effects of severe undernutrition during the first year of life on brain development and learning in Chilean high-school graduates. Nutrition 2000; 16(11/12):1056-1063.
18. Koupil I., Shestov D., Sparén P., Plavinskaja S., Parfenova N., Vâgero D. Blood pressure, hypertension and mortality from circulatory disease in men and women who survived the siege of Leningrad. European Journal of Epidemiology 2007; 22(4):223-234.
19. Kuwert P., Spitzer C., Trader A., Freyberger H.J., Ermann M.: Sixty years later: post-traumatic stress symptoms and current psychopa-thology in former German children of World War II. International Psychogeriatrics 2007; 19(5):955-961.
20. Lumey L.H., Vaiserman A. (Eds.). Early life nutrition, adult health and development: lessons from changing dietary patterns, fam-
ines and experimental studies. New York, NY United States: Nova science publishers, 2013.
21. Pesonen A.K., Räikkönen K. The lifespan consequences of early life stress. Physiology and Behavior 2012; 106(5):722-727. doi:10.1016/j. physbeh.2011.10.030.
22. Räikkönen K., Lahti M., Heinonen K., Pesonen A.K., Wahlbeck K., Kajantie E., Osmond C., Barker D.J., Eriksson J.G. Risk of severe mental disorders in adults separated temporarily from their parents in childhood: the Helsinki birth cohort study. Journal of Psychiatric Research 2011; 45(3):332-338. doi:10.1016/j.jpsy-chires.2010.07.003.
23. Sagi-Schwartz A., Bakermans-Kranenburg M.J., Linn S., Vanljzendoorn M.H. Against all odds: genocidal trauma is associated with longer life-expectancy of the survivors. PLoS One 2013; 8(7):e69179.
24. Schilling E.A., Aseltine R.H., Gore S. The impact of cumulative childhood adversity on young adult mental health: measures, models, and interpretations. Social Science and Medicine 2008; 66(5):1140-1151. doi:10.1016/j. socscimed.2007.11.023.
25. Sommer G., Fydrich T. Soziale Unterstützung, Diagnostik, Konzepte, Fragebogen F-SozU. Tübingen: Deutsche Gesellschaft für Verhaltenstherapie 1989.
26. Sparen P., Vagerö D., Shestov D.B., Plavinskaja S., Parfenova N., Hoptiar V., Paturot D., Galanti M.R. Long term mortality after severe starvation during the siege of Leningrad: prospective cohort study. British Medical Journal 2004; 328(7430):11-16.
27. Tustin K., Hayne H., Defining the boundary: age-related changes in childhood amnesia. Developmental Psychology 2010; 46(5):1049-1061.
28. Xu M.Q., Sun W.S., Liu B.X., Feng G.Y., Yu L., Yang L., He G., Sham P., Susser E., St Clair D., He L. Prenatal malnutrition and adult schizophrenia: further evidence from the 1959-1961 Chinese famine. Schizophrenia Bulletin 2009; 35(3):568-576.
29. Zigmond A.S., Snaith R.P. The hospital anxiety and depression scale. Acta Psychiatrica Scandinavica 1983; 67(6):361-370.
PSYCHOSOCIAL CHARACTERISTICS OF OLDER PEOPLE WHO LIVED THROUGH THE SIEGE OF LENINGRAD
A.Y. PAVLOVA1, O.P. ROTAR' 2, E.A. DUBININA1 3, E.V. MOGUCHAYA2, A.N. ALEHIN1, A.O. KONRADI2
1 A.I. Herzen Russian State Pedagogical University,
2 Northwestern Federal Medical Research Center,
3 V.M. Bekhterev Research Institute, St. Petersburg
The study involved 175 respondents aged 73 to 84 years old, who survived the siege of Leningrad in their childhood (3 years and older). The control group consisted of 40 respondents - residents of St. Petersburg, who live in other cities and regions of the USSR during the siege. The study revealed that the siege survivors experienced more restrictions in the freedom of life choices, as well as a greater deficit in relationships, which could give them a sense of trust, common interests and values.
Keywords: personality development, psychological trauma, meaning of life, social support.
Address
Pavlova Alexandra
Graduate student of clinical psychology and psychological assistance
Psycho-pedagogical faculty of the A.I. Herzen Russian State Pedagogical University
Bldg. 11, 48, nab. r. Moyki, St. Petersburg, 191186
E-mail: alexandra_selikova@mail.ru
