УДК 159.9.072+159.9.075+303.2+303.4+32.019.52
Вестник СПбГУ. Сер. 16. 2015. Вып. 3
В. Ф. Петренко, О. В. Митина
ПСИХОСЕМАНТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ПОЛИТИЧЕСКОГО МЕНТАЛИТЕТА ОБЩЕСТВА*
В статье рассматриваются возможности использования психосемантических методов в политической психологии. Целью и в то же время методом психосемантики является построение категориальной системы, через призму которой человек воспринимает мир и события вокруг себя. Психосемантический подход особенно эффективен при исследовании связанных с восприятием политических и социокультурных проблем, так как он позволяет выявлять глубинные стереотипы, которые плохо отрефлексированы и/или тщательно скрываются ввиду социальной нежелательности, а потому с трудом поддаются диагностике. Приводятся примеры из различных областей политической психологии. Библиогр. 55 назв.
Ключевые слова: психосемантика, семантическое пространство, политические партии, политические лидеры, политический менталитет, динамика, общественное сознание.
V. F. Petrenko, O. V. Mitina
PSYCHOSEMANTIC ANALYSIS OF POLITICAL MENTALITY OF THE SOCIETY
This article concerns different applications of psychosemantics approach in political psychology. The purpose and at the same time the method of the research using this methodology is reconstructing the system of categories (superordinate personal constructs in the terminology of G. Kelly) through which person perceives world and events around him (her). It is an especially powerful method when dealing with political and socio-cultural issues, because it allows to explicate implicit stereotypes which typically are very deep and difficult to diagnose. Several examples from different topics of political psychology will be presented. Refs 55.
Keywords: psychosemantics, semantic space, political parties, political leaders, political mentality, dynamic, public consciousness.
«Мы живем под собою, не чуя страны», писал О. Э. Мандельштам в 1933 г. С тех пор прошло много времени, и настала пора осмыслить, отрефлексировать наше прошлое, настоящее и сделать вариативный прогноз возможного будущего. Такую задачу в плане анализа политического менталитета, политического сознания ставит (или по крайней мере должна ставить) политическая психология.
Россия — «страна с непредсказуемым прошлым»1, где только за один двадцатый век трижды кардинально менялась идеология, экономическая и социальная политика. В результате разные социальные, возрастные, этнические, религиозные
Петренко Виктор Федорович — член-корреспондент РАН, доктор психологических наук, профессор, Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова, Российская Федерация, 119991, Москва, ул. Ленинские Горы, д. 1; victor-petrenko@mail.ru
Митина Ольга Валентиновна — кандидат психологических наук, доцент, ведущий научный сотрудник, Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова, Российская Федерация, 119991, Москва, ул. Ленинские Горы, д. 1; omitina@inbox.ru
Petrenko Viktor F. — Doctor of Psychology, Professor, Corresponding Member of the Russian Academy of Science, Lomonosov Moscow State University, 1, Leninskie Gory, Moscow, 119991, Russian Federation; victor-petrenko@mail.ru
Mitina Olga V. — Ph.D., Associate professor, Senior Research Officer, Lomonosov Moscow State University, 1, Leninskie Gory, Moscow, 119991, Russian Federation; omitina@inbox.ru
* Исследования проводились при многолетней поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ), гранты № 14-06-00212 и № 15-01389.
27
и региональные слои населения образовали «вавилонское смешение народов», вобрав в себя противоречивые ценностные установки различных исторических эпох России: от монархического православия и тоталитарного мировосприятия «гомо советикуса» до авторитаризма «управляемой демократии» и либертарианских идей в экономике. Не меньший хаос, или феномен «кентаврического сознания», присутствует в голове среднестатистического россиянина. Согласно нашим исследованиям [1], в 1997 г. не более четверти образованного населения2 страны обладало более или менее непротиворечивыми политическими установками, совпадающими с идеологией существовавших на то время политических партий. Большая часть населения демонстрировала синкретическое мышление, сочетая приверженность рыночной экономике и выборности власти с ностальгической тоской по «сильной руке» и требованием государственного регулирования цен. В настоящее время исследования политической элиты российского общества, в которую входят депутаты Государственной Думы, лидеры политических партий, политологи и др., свидетельствуют о противоречивости политического сознания даже у грамотных, казалось бы, в политологическом отношении людей. Так, в 2012 г. наши респонденты одновременно могли отнести себя к национал-патриотам и коммунистам, либералам и социал-демократам. Структурированное, непротиворечивое политическое сознание наблюдалось в этой группе менее чем у половины респондентов [2].
Колоссальная неоднородность общества не только в отношении экономического статуса, но и в части мировоззрения и политических ценностных установок, с одной стороны, чревата возможностью социального взрыва, но с другой — обеспечивает, исходя из «принципа необходимого разнообразия» Эшби [3], возможность динамических трансформаций. В этих условиях чрезвычайно важными становятся проблемы терпимости (толерантности), достижения консенсуса и доверия друг к другу отдельных социальных, национальных и религиозных групп, проблема доверия общества к институтам власти, к экономическим институтам и институтам суда и права. Как показали исследования лауреата Нобелевской премии по экономике американского психолога Даниэля Канемана [4], психологические установки, прогнозы и ожидания, а также доверие населения к экономическим институтам и органам власти влияют на состояние экономики не меньше, чем ее «объективные» детерминанты.
Появление в нашей стране политической психологии как формы общественной рефлексии было обусловлено горбачевской «перестройкой» и «политикой гласности». Кардинальные экономические и политические изменения в России и вызванная ими трансформация общественного сознания создали потребность как в психологическом осмыслении и рефлексии происходящих на наших глазах глобальных социальных процессов, так и в анализе изменений политического менталитета отдельного человека как субъекта этих процессов. Ответом на этот социальный запрос стало появление практически новой для отечественной психологической науки области — политической психологии [5-20].
Предметом политической психологии следует считать «двухсторонний процесс влияния психологических факторов на политическое поведение и политических действий — на психологические состояния. ...Политическая психология
1 К сожалению, автор этого афоризма неизвестен, его приписывают разным людям, в том числе и Уинстону Черчиллю.
2 Имеющего образование выше среднего.
28
исследует широкий круг проблем как внешней политики (психология войны и мира, терроризм, принятие политических решений, этнические и межгосударственные конфликты, взаимное восприятие партнеров по переговорам), так и внутриполитической жизни (мотивация политического участия в традиционных институтах и новых движениях, дискриминация меньшинств, психология формирования политической идентичности и т. д.)» [21, с. 392].
Объект политической психологии — «политика» — выступает как особая деятельность по реализации коллективных интересов одной сколь угодно большой группы людей (вплоть до государства или группы государств), отвечающих или противоречащих интересам другой социальной, этнической или профессиональной группы. Предмет науки, как мы знаем из социальной эпистемологии и науковедения, строится на базе объекта науки, в первую очередь исходя из особенностей метода и специфики языка данной области знания.
Методы политической психологии заимствуются из психологии личности и теории общения, рефлексивных игр и психотерапии, из синергетики и теории катастроф, психолигвистики и теории дискурса, этнопсихологии и кросс-культурной психологии, теории личностных конструктов и психосемантики. Общим здесь является только размытое и плохо определенное поле «политической деятельности».
В этом плане ситуация в политической психологии напоминает положение в советской школе в 1930-е годы, когда практиковался «комплексный подход» к обучению. Комплексность заключалась в том, что на уроках последовательно давались знания о некотором объекте. Например, изучается объект «корова». На одном уроке дети учат, как пишется это слово, на другом — какой продукт она дает, на третьем — к какому биологическому классу она относится и т. д. Иными словами, организация обучения шла по «объектному», а не дисциплинарному основанию.
Близкое положение мы наблюдаем и в объединении проблематики политической психологии. Политические психологи рассматривают, например, ситуацию политических переговоров и широко применяют методы дискурс- и контент-анализа. Объектами рассмотрения и применения этих методов могут быть политические декларации, манифесты, тексты, соглашения и т. п. В то же время исследуются и сами «высокие переговаривающиеся стороны», черты их характера, стереотипы поведения и особенности принятия решений, и тогда могут использоваться биографический, психоаналитический методы, методы эмпатийного моделирования (вплоть до наведения гипнотической идентичности) личности другого человека, методы проективного анализа «живого» поведения или его видеозаписи [22]. Идеи Г. Ласуэлла [23] оказали значительное влияние на создание спецслужбами разных стран «психологических портретов» политических лидеров (от Мао Цзэдуна и Хрущева до Киссинджера и Жириновского) [24-27].
Другая область политической психологии связана с анализом политических и социальных представлений как конкретных социальных, этнических, религиозных групп населения, участников или контрагентов неких общественных процессов, так и широких масс населения, выступающих электоратом в демократических обществах. Это область изучения политического менталитета общества.
Политический менталитет включает картину мира, систему ценностей, политические установки субъекта. Провести четкую грань между политическими и иными формами сознания едва ли возможно. Немецкому канцлеру О. Бисмарку
29
приписывают выражение «Франко-германскую войну выиграл прусский учитель»3, подразумевающее, что уровень образования, когнитивная сложность населения могут выступать одним из важных параметров политического сознания, или менталитета. Последние два термина для нас скорее синонимичны, и если в философской литературе о содержательном наполнении картины мира принято говорить в терминах сознания, то в психологии, в силу фрейдовского разведения сознательного и бессознательного, уместнее термин «менталитет», включающий как сознательные, так и бессознательные пласты картины мира, политические установки, настроения, стереотипы, социальные представления и прочие плохо рефлексируе-мые компоненты политического опыта.
Психосемантический подход в политической психологии. Психосемантический подход в своей основе восходит к методу семантического дифференциала Ч. Осгуда [29], теории личностных конструктов Дж. Келли [25], методу репертуарных решёток [30-31].
В психосемантике операциональный моделью, описывающей категориальную структуру сознания и личностные смыслы субъекта относительно некоторой содержательной области, выступают субъективные семантические пространства [3233]. Они представляют собой обобщения исходного языка описания, свойственного субъекту (респонденту), где первичные дескрипторы (термин лингвистики), шкалы (в терминах Ч. Осгуда) или конструкты (в терминах Дж. Келли) группируются с помощью процедур многомерной статистики (факторного, кластерного, дискриминантного анализа, многомерного шкалирования, методов структурного моделирования) в содержательно более емкие категории-факторы.
При геометрическом представлении категории-факторы выступают осями некоторого п-мерного семантического (как правило, декартового) пространства, а личностные смыслы субъекта, связанные с анализируемыми объектами, задаются как координатные точки внутри этого пространства, создавая своеобразную «ориентировочную основу действия» (термин П. Я. Гальперина) — в нашем случае эмпатического встраивания, вчувствования в сознание другого или других. В этом смысле психосемантический подход близок к проективным методам и, подобно им, чувствителен к проблемам интерпретации, но, в отличие от проективных методов, предполагает работу с компактно представленными данными, позволяющими определять такие параметры, как когнитивная сложность (число значимых латентных категорий-факторов), перцептуальная сила признака (выражающаяся во вкладе фактора в общую дисперсию и отражающая субъективную, связанную с мотивационной сферой, значимость данного основания категоризации) и т. п.
Рассмотрим ряд типовых задач в области политической психологии, решаемых методами психосемантики.
1. Построение семантических пространств политических партий [13; 3338]. Для решения этой задачи в качестве пунктов опросника используются суждения текущего политического дискурса: цитаты из выступлений известных политических лидеров, деклараций политических партий по самым злободневным
3 На самом деле апология прусскому учителю прозвучала из уст профессора географии из Лейпцига Оскара Пешеля, написавшего в редактируемой им газете «Заграница»: «...Народное образование играет решающую роль в войне. когда пруссаки побили австрийцев, то это была победа прусского учителя над австрийским школьным учителем» [28].
30
вопросам, тексты принятых или обсуждаемых законов, актуальные политические слоганы и лозунги, а также уже устоявшиеся формулировки (выдержки из конституции, документов ООН, ЮНЕСКО, высказывания политических деятелей прошлого и т. п.), которые оказываются актуальными в данный момент4. Респонденты (испытуемые) из числа руководящего состава различных партий высказывают свое согласие или несогласие с каждым из суждений списка, число которых может доходить до нескольких сотен, или оценивают, насколько каждое суждение соответствует позиции представляемой им партии.
Численность респондентов, необходимая для достоверного определения позиции каждой партии, определяется как объективными (статистическими) соображениями, так и организационной, идеологической политикой руководства партии.
Общая формула, позволяющая вычислять рекомендуемую численность экспериментальной выборки в соответствии с допустимой погрешностью, имеет вид [39]
где N — численность партии; I — значение абсциссы для кривой нормального распределения, определяемое желаемым значением доверительной вероятности оценивания (например, для Р = 0,95 I = 1,96, для Р = 0,99 I = 2,58); 4 — допустимая погрешность, которая задается исследователем исходя из требуемого уровня точности оценки параметра; а2 — дисперсия в ответах на вопросы.
Чем меньше партия, чем более она единодушна, тем меньшее количество респондентов необходимо, чтобы обеспечить заданный уровень достоверности.
Следует также принимать во внимание, насколько партийное руководство проводит политику массовости, открытости общественному мнению, прессе, социологическим исследованиям и т. п. К сожалению, эти показатели пока можно учитывать лишь на определенном «качественном» неформализованном уровне.
Величину, обратную дисперсии, можно интерпретировать как меру идеологического единства. Снижение размерности первичных переменных5 позволяет выделить основания (категории), определяющие сходство/различие политических партий, выделить ведущие линии социального напряжения, проинтерпретировав содержание каждой категории, установить размерность политического пространства как показателя дифференцированности политической жизни общества и когнитивной сложности общественного сознания. Позиции каждой партии в семантическом пространстве представлены как координатные точки внутри этого политического пространства, и через проекцию позиции партии на оси категорий-факторов можно определить, насколько в этой позиции выражен тот или иной
4 Таким образом, опросник, использующийся в исследовании, должен обновляться. Чем полнее представлен текущий политический дискурс, тем интереснее будут результаты.
5 Наиболее часто встречающийся метод снижения размерности в данном случае — экспло-раторный факторный анализ. Однако никаких строгих правил тут нет. Скорее метод выбирается в зависимости от задач, целей и гипотез исследования.
п
31
политический аспект, соответствующий содержанию фактора. Расстояния между координатами партий в семантическом пространстве обратно пропорциональны сходству их политических установок. Используя кластер-анализ, можно построить дендограммы, или кластер-структуры, представляющие группировку партий согласно сходствам их политических установок, и таким образом предсказать их возможные политические альянсы.
2. Семантическое пространство имиджей партий [32; 37; 39]. В отличие от предыдущей задачи, при решении которой респондентами выступают сами члены (как правило, лидеры) той или иной партии, являющиеся носителями ее идеологии, при построении имиджей политических партий в роли респондентов выступают рядовые избиратели, наблюдающие политику партий, так сказать, с «внешних позиций». В задачу респондентов (испытуемых) входит оценка партий из списка по широкому диапазону шкал-дескрипторов, например: «партия имеет широкую поддержку у населения», «партия отражает интересы мелкого и среднего бизнеса», «партия пользуется поддержкой президента», «партия — носитель левой идеологии» и т. п. При такой процедуре оценка партий оказывается более субъективной, чем в первой задаче, и зависимой от политической пропаганды, средств массовой коммуникации, политической рекламы. В отличие от оценок политически более однородных респондентов — членов партий, оценки партий населением, «людьми улицы» более разнообразны, их дисперсия выше, и представляется разумным для ряда специфических задач (например, для оценки образа партий различными социальными группами) строить семантические пространства имиджей для однородного контингента респондентов.
3. Оценка электоральной мощности политических партий [37-38]. Оценка степени поддержки населением той или иной партии осуществляется нами с помощью размещения позиций избирателей в семантическом пространстве партий. Каждому респонденту предлагается тот же опросник, что и представителям политических партий (см. выше, п. 1). По результатам ответов респондента можно определить координаты его политической позиции в пространстве политических партий, близость его политических установок к платформе той или иной партии. Можно предположить, что чем ближе ответы респондента к «ответам партии» (т. е. усредненным ответам представляющих ее членов), тем с большей вероятностью этот респондент попадает в электорат партии.
Выполнив эту процедуру для всех респондентов, при наличии репрезентирующей генеральную совокупность избирателей выборки, можно построить своеобразные электоральные облака политических позиций населения, определить их плотность и объем для каждой партии, т. е. оценить популярность каждой партии у населения. Анализ социально-демографических характеристик респондентов, попавших в то или иное электоральное облако, позволяет построить социально-демографический портрет избирателей соответствующей партии. Как показали наши исследования [39], электоральная плотность партий, определенная методами психосемантики, высоко коррелирует с непосредственными данными парламентских выборов.
4. Выделение типологии политического менталитета населения [37]. Полученное на основе анализа групповых данных семантическое политическое пространство отражает позиции людей, стоящих на совершенно разных политических
32
позициях. Такое «общегрупповое» пространство (построенное на основе опросов репрезентативных выборок) позволяет делать эвристичный прогноз итогов парламентских или президентских выборов, но с методологической точки зрения соответствует «среднегрупповой температуре по больнице».
Для широкого круга социально-психологических и социально-политологических исследований важно изучать не усредненное мнение населения, а политические идеи (идеологемы), политические конструкты, распространенные в обществе. Ставится задача построения политической типологии населения, выделения типов политической ментальности. Для решения этой задачи необходимо помнить, что психосемантические данные имеют не двумерную, а трехмерную структуру [40]. Массив данных образован тремя измерениями:
• шкалы-дескрипторы;
• объекты анализа;
• респонденты.
Каждый элемент массива — единичный кубик — это оценка одним респондентом одного объекта по одной шкале. Собранные вместе кубики составляют параллелепипед, и для решения ряда задач с использованием многомерной статистики можно отдельно рассматривать сечения по разным основаниям: по испытуемым, по объектам, по шкалам [33; 40].
Для построения типологии респондентов ищутся сходные по оценкам всех объектов по всем шкалам респонденты (т. е. выполняется Q-факторизация респондентов согласно их ответам, пусть эти ответы и имеют двумерную плоскую структуру). Поскольку ответы напрямую отражают политические ценности и установки респондентов, а каждый фактор объединяет схожих по ответам респондентов, инвариант, стоящий за ответами респондентов, попавших в данный фактор (семантическое пространство для политически однородной группы респондентов), интерпретируется нами как политическая картина мира определенного типа. Содержательная интерпретация семантического пространства, соответствующего данному типу, позволяет описать политические идеологемы и конструкты, присущие людям, входящим в данный политический тип. Анализ социально-демографических и психологических характеристик этих людей позволяет составить социально-демографический и психологический портрет типа, соответствующего тому или иному политическому менталитету [37].
5. Анализ динамики политического менталитета необходим для предсказания развития политических процессов, происходящих в обществе, целенаправленного выбора «модели потребного будущего» (термин Н. А. Бернштейна) из веера возможных сценариев, а также для проведения осознанных действий по элиминации нежелательных сценариев развития. Описание «живого движения», эволюции и развития системы — одна из наиболее сложных методологических проблем науки. Как полагает Анри Бергсон, научные методы анализа динамических процессов способны дать только синхронические (фотографические, в терминах Бергсона) срезы процесса.
При описании политической жизни общества методы психосемантики (как и любой лонгитюд в психологическом исследовании) позволяют получить серию синхронических срезов политического процесса (в нашем случае — в форме семантических пространств), и встает вопрос о том, как от синхронических срезов
33
перейти к описанию динамики. Проблема усложняется еще и тем, что со временем меняется не только менталитет, но и сама общественная жизнь. Меняется политический контекст (дискурс), на передний план выступают новые проблемы, и при построении семантических пространств, релевантных времени, исследователь использует новые дескрипторы, а подчас вводит в исследование новых политических субъектов (государства, политические партии, политические персоналии).
Задачу установления генетической взаимосвязи семантических пространств, отражающих менталитет общества в различные временные периоды, мы решаем, устанавливая коррекционно-факторные связи дескрипторов в предположении малой изменчивости идеологии партии (т. е. объектов) на достаточно малом интервале времени, а затем в объединенном пространстве дескрипторов описываем динамику самих объектов анализа с помощью аппарата разностных дифференциальных уравнений. Психосемантика нелинейных динамических процессов находится пока на стадии развития, и нами делаются попытки использования аппарата синергетики и теории диссипативных структур для описания динамики менталитета общества [37; 40-45].
6. Анализ представлений населения о качестве жизни. Как говорил Ф. Ницше, «можно пережить любое как, если знаешь зачем». На восприятие качества жизни влияет не только наличие материальных благ, но и ощущение субъектности собственного бытия — ощущение того, что ты сам творец и автор своей жизни, что ты живешь, а не «тебя живут» внешние обстоятельства. Качество жизни зависит от теплоты общения в семье, в рабочем коллективе, в обществе. Оно включает отсутствие военных угроз и природных катаклизмов, а также веру в счастливое будущее для себя и своих детей, возможность получить хорошее образование и квалифицированную медицинскую помощь и т. п. Таким образом, качество жизни — это многомерное понятие, включающее различные аспекты человеческого бытия. В наших исследованиях [46], посвященных представлениям населения России о качестве жизни в различные периоды истории страны, в качестве ролевых позиций использовались образы правительств (от правительства Ленина до правительства Путина), а дескрипторами выступали несколько десятков суждений о различных аспектах качества жизни. Респондентов различного возраста просили оценить по градуальной шкале качество жизни населения при том или ином правительстве. Полученный массив данных анализировался с помощью методов многомерной статистики (в частности, эксплораторного и конфирматорного факторного анализа) с целью построения семантического пространства, описывающего динамику качества жизни россиян за весь период советской и постсоветской истории. Проведенный анализ обнаружил три независимых фактора, к которым сводятся многочисленные аспекты качества жизни: «Политические свободы», «Материальное благополучие» и «Осмысленность жизни». Для первых двух факторов графики динамики качества жизни практически совпадали для различных возрастных групп. Иными словами, для пожилых людей, помнящих правление Хрущева, и для молодежи, родившейся в годы правления Ельцина, динамика этих составляющих качества жизни в диапазоне всей российской истории с 1917 г. по настоящее время была очень близкой. Как видим, представления о политических свободах и материальном благополучии в различные периоды советской, а затем российской истории совпадают у респондентов разных возрастных групп. Ситуация с представлениями об осмысленности
34
жизни иная. Локальные вершины и спады для старшего и младшего поколений существенно различались. Интерес представляет также существенное (и настораживающее) расхождение в показателях по фактору «Осмысленность жизни» для периодов правления Сталина и Ельцина. Исследование показывает, что знание истории государства, крайне необходимое для формирования политической позиции гражданина, тем не менее не определяет жестко его позиции по отношению к этой истории. Видимо, существует какой-то возрастной инбридинг духовной атмосферы, присущей различным историческим этапам, некий духовный камертон, настраивающий пассионарность общества (термин Л. Гумилёва), относительно независимый от уровня материальных благ и политических свобод.
7. Анализ геополитических представлений населения позволяет увидеть и оценить внешнюю политику государства с точки зрения его граждан. Вместе с советской идеологией ушло в прошлое (но осталось у старшего поколения на уровне установок) деление стран мира на социалистические, капиталистические и развивающиеся («страны третьего мира»). Российское общественное сознание мучительно ищет свою новую геополитическую идентичность, свое место в содружестве государств [47]. На смену идеологическому родству (подпитываемому многомиллиардными невозвратными займами и поставками оружия) пришли прагматические внешнеполитические отношения, согласно известному принципу Черчилля: «В политике нет постоянных друзей, а есть постоянные интересы». В этом контексте интересным и важным для поддержания внешнеполитического курса представляется анализ представлений населения о геополитической карте мира; анализ образов (имиджей) различных стран, оценка степени дружественности граждан этих стран по отношению к России; анализ автостереотипов, т. е. образа России и ее населения в восприятии самих российских граждан.
В психологической науке проблеме этнических авто- и гетеростереотипов посвящено огромное количество исследований фаворитизма и этноцентризма ([4852]). Значительно слабее представлены (по крайней мере на материале российского менталитета) исследования стереотипов восприятия стран — субъектов международной политики, так же как и исследования той системы категорий, через призму которой воспринимаются и оцениваются эти страны. Эта задача решается путем построения семантических пространств [32; 53-55], где объектами оценок по множеству дескрипторов (характеризующих уровень развития экономики, культуры, политических свобод и демократических принципов, состояние вооруженных сил, религиозность общества и т. п.) выступают имиджи стран — их авто- и гетеросте-реотипы. Специфика психосемантической картографии геополитического пространства (мира, Европы, СНГ и т. п.) заключается в том, что путем наложения субъективных семантических пространств на географические карты мы получаем визуальные субъективные геополитические пространства. Раскрашивая эти карты согласно степени выраженности того или иного фактора, мы получаем визуально читаемый целостный образ места России в содружестве стран в том или ином экономическом или политическом аспекте, например карту толерантности, дружественности окружающих государств по отношению к России, степени экономического партнерства или культурного взаимообмена и т. д.
Подведем итоги. Психосемантические методы являются наиболее адекватными в ситуации, когда речь идет о выявлении глубинных содержательных
35
ментальных репрезентаций, связанных с ценностными установками и представлениями большой группы людей или отдельных политиков. Область исследования политической психологии является примером такой ситуации.
Психосемантические методы позволяют выявить скрытые, плохо рефлексиру-емые представления, которые в конечном итоге оказывают доминирующее влияние на наблюдаемое политическое поведение, политическое мышление, содержание политического сознания людей.
Можно сказать, что методы исследования, разработанные в психосемантической парадигме, оказываются:
• более тонкими и продуктивными в аспекте выявления контента, по сравнению с традиционными социологическими интервью, наиболее распространенными в политических исследованиях;
• более надежными в аспекте защиты от сознательных и неосознанных искажений, обусловленных социальной желательностью;
• более гибкими в аспекте адаптации к исследуемой области.
Литература
1. Петренко В. Ф., Митина О. В. Отношение граждан России к реформам и типология политических установок // Психологический журнал. 1997. № 5. С. 31-61.
2. Mitina O., Petrenko V. Russian political mentalities: a Psychosemantic study of the political mind of the contemporary Russian political elite // Politics, Culture and Socialization. 2013. Vol. 4, N 1. P. 35-50.
3. Эшби У. Р. Введение в кибернетику. М.: Ленанд, 2015. 432 с.
4. Канеман Д. Внимание и усилие / пер. с англ. М.: Смысл, 2006. 288 с.
5. Абашкина Е., Егорова-Гантман Б., Косолапова Ю. и др. Политиками не рождаются: как стать и остаться эффективным политическим лидером: в 2 т. М.: Антиква, 1993. 221+423 с.
6. Гозман Л. Я., Шестопал Е. Б. Политическая психология. Ростов на Дону: Феникс, 1996. 448 с.
7. Дейнека О. С. Экономическая психология: социально-политические проблемы. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1999. 240 с.
8. Дилигенский Г. Г. Социально-политическая психология. М.: Наука, 1994. 304 с.
9. Дубов И. Г., Пантилеев С. Р. Восприятие личности политического деятеля // Психологический журнал. 1992. № 6. С. 25-33.
10. Лебедева М. М. Вам предстоят переговоры. М.: Экономика, 1993. 154 с.
11. Назаретян А. П. Политическая психология: предмет, концептуальные основания, задачи // Общественные науки и современность. 1998. № 1. С. 154-162.
12. Ольшанский Д. В. Основы политической психологии. Екатеринбург: Деловая книга, 2001. 496 с.
13. Петренко В. Ф., Митина О. В. Семантическое пространство политических партий // Психологический журнал. 1991. № 6. С. 55-77.
14. Радзиховский Л. А. Боязнь демократии // Социологические исследования. 1989. № 3. С. 75-88
15. Ракитянский Н. М. Семнадцать мгновений демократии. Лидеры России глазами политического психолога. М.: Стольный град, 2001. 265 с.
16. Сатаров. Г. А. Математические методы и ЭВМ в историко-типологических исследованиях. М.: Наука, 1989. 271 с.
17. Шестопал Е. Б. Личность и политика. М.: Мысль, 1988. 203 c
18. Шмелев А. Г. Психология политического противостояния: тест социального мировоззрения // Психологический журнал. 1992. № 5. С. 26-36.
19. Юрьев А. И. Введение в политическую психологию. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1992. 232 с.
20. Теория и практика российской политической психологии: матер. научной конференции, посвященной 20-тилетию кафедры политической психологии СПбГУ, Санкт-Петербург, 23-24 октября 2009 года / под науч. ред. А. И. Юрьева. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2009. 452 с.
21. Шестопал Е. Б., Дилигенский Г. Г. Политическая психология // Большой психологический словарь / под ред. Б. Г. Мещерякова, В. П. Зинченко. М.: Олма-пресс, 2003. С. 392-393.
22. Лебедева М. М., Хрусталев М. А. Основные тенденции в зарубежных исследованиях международных переговоров // Мировая экономика и международные отношения. 1989. № 9. С. 107-108.
36
23. Лассуэлл Г. Психопатология и политика: монография / пер. с англ. Т. Н. Самсоновой, Н. В. Ко-ротковой. М.: Изд-во РАГС, 2005. 352 с. (Серия «Антология зарубежной и отечественной мысли»).
24. Profiling Political Leaders: Cross-cultural Studies of Personality and Behavior / eds O. Feldman, L. Valenty. Westport, Conn.: Praeger, 2001. 320 р.
25. Kelly G. A. The psychology of personal constructs: 2 vols. New York: Norton, 1955. 1218 p.
26. The Psychological Assessment of Political Leaders With Profiles of Saddam Hussein and Bill Clinton / еА by J. Post. Ann Arbor: The University of Michigan Press, 2003. 480 p.
27. Schultz W. T. Handbook of psychobiography. New York, NY: Oxford University Press, 2005. 400 p.
28. Хватов А. Война, которую выиграл прусский учитель // ПроШколу.ру. 28.11.2012. URL: http://www.proshkolu.ru/user/hvatov83/blog/336052 (дата обращения: 09.03.2015).
29. Osgood Ch., Susi C., Tannenbaum P. The measurement of Meaning. Urbana: University of Illinois Press, 1957. 586 р.
30. Келли Дж. Психология личности: теория личных конструктов. СПб.: Речь, 2000. 104 с.
31. Франселла Ф., Баннистер Д. Новый метод исследования личности: руководство по репертуарным личностным методикам / пер. с англ. М.: Прогресс, 1987. 236 с.
32. Петренко В. Ф. Основы психосемантики. 2-е изд., доп. М.: ЭКСМО, 2010. 480 с.
33. Петренко В. Ф. Психосемантика сознания. М.: Изд-во МГУ, 1997. 214 с.
34. Mitina O., Petrenko V. Attitudes toward political perties // The Russian Transformation / eds B. Glad, E. Shiraev. New York: St Martin's Press, 1999. P. 179-198.
35. Petrenko V., Mitina O., Braun R. The Semantic Space of Russian Political Parties on Federal and regional Level // Europe-Asia Studies. 1995. Vol. 47, N 5. P. 835-857
36. Petrenko V., Mitina O. The Psychosemantic Approach to Political Psychology // States of Mind. American and Post-Soviet Perspectives on Contemporary Issues in Psychology / eds D. Halpern, A. Voiscounsky. New York: Oxford University Press, 1997. P. 19-48.
37. Петренко В. Ф., Митина О. В. Психосемантический анализ динамики общественного сознания (на материале политического менталитета). М.: Изд-во МГУ, 1997. 213 с.
38. Петренко В. Ф., Митина О. В., Шевчук И. В. Социально-политологическое исследование общественного сознания жителей Казахстана // Психологический журнал. 1992. № 1. С. 53-88.
39. Petrenko V. F., Mitina O. V. A Psychosemantic Approach to the Study of Meanings // Conception of Meaning / eds S. Kreitler, T. Urbanek. New York: Nova Publisher, 2014. Р. 33-57.
40. Митина О. Математические методы в психосемантике // Когнитивные исследования / отв. ред. В. Д. Соловьев. М.: ИП РАН, 2006. С. 69-93.
41. Abraham E., Mitina O., Petrenko V. Construction of System Dynamics from Multivariate Date // Nonlinear Dynamics in the Life and Social Sciences / ed. by W. Sulis, I. Trofimova. Amsterdam; Washington, DC: IOS Press; Tokyo: Ohmsha, 2001. P. 325-332. (NATO Science Series. Series A: Life Sciences. Vol. 320).
42. Mitina O., Abraham E. D, Petrenko V. Dynamical cognitive models of social issues in Russia // International Journal of Modern Physics Physics. 2002. Vol. 13, N 2. P. 229-251.
43. Митина О. В., Петренко В. Ф. Динамика политического сознания как процесс самоорганизации // Общественные науки и современность. 1995. № 5. С. 103-115.
44. Митина О. В., Петренко В. Ф. Динамическая модель изменения политического менталитета россиян // Математическое и компьютерное моделирование в науках о человеке и обществе. Тезисы докладов Всероссийской конференции. М.: Государственный ун-т управления, 1999. С. 44-53.
45. Митина О. В., Петренко В. Ф. Использование систем дифференциальных уравнений малой размерности с нелинейной правой частью для изучения психологических процессов // Синергетика. По материалам круглого стола «Сложные системы: идеи, проблемы, перспективы». М.: Изд-во МГУ, 2003. Т. 5. С. 276-290.
46. Митина О. В., Петренко В. Ф. Представление россиян о качестве жизни при разных правительствах // Вестник Российской академии наук. 2012. Т. 82, № 2. С. 124-130.
47. Солженицын А. И. Как нам обустроить Россию? Посильные соображения. Л.: Совет. писатель, 1990. 64 с.
48. Berry J. W. Psychology of acculturation // Cross-Cultural Perspectives: Nebraska Symposium on Motivation. Lincoln: University of Nebraska Press, 1990. P. 201-234.
49. Tajfel H., Turner J. C. The social identity theory of intergroup behavior // Psychology of intergroup relations / eds S. Worchel, W. G. Austin. Chicago, IL: Nelson-Hall, 1986. P. 7-24.
50. Triandis H. C. Culture and social behavior // Psychology and culture / eds W. J. Lonner, R. Malpass. MA, Boston: Allyn and Bacon, 1994. P. 169-173.
51. Дробижева Л. М., Аклаев А. Р., Солдатова Г. У. Демократизация и образы национализма в Российской Федерации 90-х годов. М.: Мысль, 1996. 382 с.
37
52. Лебедева Н. М. Роль культурной дистанции в формировании новой идентичности в постсоветском пространстве // Идентичность и конфликт в постсоветских государствах: c6. ст. М.: ИЭА РАН, 1997. С. 64-82.
53. Petrenko V., Mitina O., Berdnikov K. Russian Citizens Representations of the Country's Positions in the Geopolitical Space of the Commonwealth of Independent States, Europe, and the World // European Psychologist. 2003. Vol. 8, N 4. P. 238-251.
54. Петренко В. Ф., Митина О. В., Бердников К. А. Психосемантический анализ геополитических представлений россиян // Психологический журнал. 2000. № 1. С. 49-69.
55. Психосемантический анализ этнических стереотипов: лики толерантности и нетерпимости / Петренко В. Ф., Митина О. В., Бердников К. В., Кравцова А. Р., Осипова В. С. М.: Смысл, 2000. 74 с.
References
1. Petrenko V. F., Mitina O. V. Otnoshenie grazhdan Rossii k reformam i tipologiia politicheskikh ustanovok [Attitude of Russian citizens to reforms and typology of political systems]. Psikhologicheskii zhurnal [Psychological Journal], 1997, no, 5, pp. 31-61. (In Russian)
2. Mitina O., Petrenko V. Russian political mentalities: a Psychosemantic study of the political mind of the contemporary Russian political elite. Politics, Culture and Socialization, 2013, vol. 4, no. 1, pp 35-50.
3. Eshbi U. R. Vvedenie v kibernetiku [An Introduction to Cybernetics]. Moscow, Lenand Publ., 2015. 432 p. (In Russian)
4. Kaneman D. Vnimanie i usilie [Attention and effort]. Transl. from Eng. Moscow, Smysl Publ., 2006. 288 p.
5. Abashkina E., Egorova-Gantman B., Kosolapova Iu. i dr. Politikami ne rozhdaiutsia: Kak stat' i ostat'sia effektivnym politicheskim liderom: v 2 t. [No one is born as politician: How to become and remain an effective political leader. In 2 volumes]. Moscow, Antikva Publ., 1993. 221+423 p. (In Russian)
6. Gozman L. Ia., Shestopal E. B. Politicheskaia psikhologiia [Political psychology]. Rostov na Donu: Feniks Publ., 1996. 448 p. (In Russian)
7. Deineka O. S. Ekonomicheskaia psikhologiia: sotsialno-politicheskie problemy [Economic psychology: social and political problems]. St. Petersburg, St.-Petersburg Univ. Press, 1999. 240 p. (In Russian)
8. Diligenskii G. G. Sotsial'no-politicheskaia psikhologiia [The socio-political psychology]. Moscow, Nauka Publ., 1994. 304 p. (In Russian)
9. Dubov I. G., Pantileev S. R. Vospriiatie lichnosti politicheskogo deiatelia [The perception of the individual politician]. Psikhologicheskii zhurnal [Psychological Journal], 1992, no. 6, pp. 25-33 (In Russian).
10. Lebedeva M. M. Vam predstoiat peregovory [You are off to negotiations]. Moscow, Ekonomika Publ., 1993. 154 p. (In Russian)
11. Nazaretian A. P. Politicheskaia psikhologiia: predmet, kontseptual'nye osnovaniia, zadachi [Political psychology: object, conceptual bases, objectives]. Obshchestvennye nauki isovremennost' [Socialstudies and the present], 1998, no. 1, pp. 154-162. (In Russian)
12. Ol'shanskii D. V. Osnovy politicheskoipsikhologii [Foundations of Political Psychology]. Ekaterinburg, Delovaia kniga Publ., 2001. 496 p. (In Russian)
13. Petrenko V. F., Mitina O. V. Semanticheskoe prostranstvo politicheskikh partii [The semantic space of political parties.]. Psikhologicheskii zhurnal [Psychological Journal], 1991, no. 6, pp. 55-77. (In Russian)
14. Radzikhovskii L. A. Boiazn' demokratii [The fear of democracy]. Sotsiologicheskie issledovaniia [Sociological researches], 1989, no.3, pp. 75-88. (In Russian)
15. Rakitianskii N. M. Semnadtsat' mgnovenii demokratii. Lidery Rossiiglazamipoliticheskogo psikhologa [Seventeen Moments of democracy. The leaders of Russia through the eyes of political psychology]. Moscow, Stol'nyi grad Publ., 2001. 265 p. (In Russian)
16. Satarov. G. A. Matematicheskie metody i EVM v istoriko-tipologicheskikh issledovaniiakh [Mathematical methods and computers in historical-typological studies]. Moscow, Nauka Publ., 1989. 271 p. (In Russian)
17. Shestopal E. B. Lichnost' i politika [Personality and politics]. Moscow, Mysl' Publ., 1988. 203 p. (In Russian)
18. Shmelev A. G. Psikhologiia politicheskogo protivostoianiia: test sotsial'nogo mirovozzreniia [Psychology of political opposition: the test of social outlook]. Psikhologicheskii zhurnal [Psychological Journal], 1992, no. 5, pp. 26-36 (In Russian).
19. Iur'ev A. I. Vvedenie v politicheskuiu psikhologiiu [Introduction to political psychology]. St. Petersburg, St.-Petersburg Univ. Press, 1992. 232 p. (In Russian)
20. Teoriia i praktika rossiiskoi politicheskoi psikhologii: Materialy nauchnoi konferentsii, posviashchennoi 20-tiletiiu kafedry politicheskoi psikhologii SPbGU, Sankt-Peterburg, 23-24 oktiabria 2009 goda [Theory and practice of the Russian political psychology: Proceedings of the scientific conference dedicated to the 20th
38
anniversary of the Department of Political Psychology of St. Petersburg State University, St. Petersburg, October 23-24, 2009]. Ed. by A. I. Iur'ev. St. Petersburg, St.-Petersburg Univ. Press, 2009. 452 p. (In Russian)
21. Shestopal E. B., Diligenskii G. G. Politicheskaia psikhologiia [Political psychology. Psychological]. Bolshoi Psikhologicheskii slovar [Psychological Dictionary]. Eds B. G. Meshcheriakova, V. P. Zinchenko. Moscow, Olma-press Publ., 2003, pp. 392-393 (In Russian).
22. Lebedeva M. M., Khrustalev M. A. Osnovnye tendentsii v zarubezhnykh issledovaniiakh mezhdunarodnykh peregovorov [Major trends in the foreign studies of international negotiations]. Mirovaia ekonomika i mezhdunarodnye otnosheniia [J. World Economy and International Relations], 1989, no. 9, pp. 107-108 (In Russian).
23. Lasuell G. Psikhopatologiia ipolitika: monografiia [Psychopathology and Politics]. Transl. from Engl. by T. N. Samsonova, N. V. Korotkova. Moscow, Izd-vo RAGS, 2005. 352 p. (Seriia «Antologiia zarubezhnoi i otechestvennoi mysli») (In Russian).
24. Profiling Political Leaders: Cross-cultural Studies of Personality and Behavior. Eds O. Feldman, L. Valenty. Westport, Conn.: Praeger, 2001. 320 p.
25. Kelly G. A. The psychology of personal constructs: 2 vols. New York, Norton, 1955. 1218 p.
26. The Psychological Assessment of Political Leaders With Profiles of Saddam Hussein and Bill Clinton. Ed. by J. Post. Ann Arbor, The University of Michigan Press, 2003. 480 p.
27. Schultz W. T. Handbook of psychobiography. New York, NY: Oxford University Press, 2005. 400 p.
28. Khvatov A. Voina, kotoruiu vyigral prusskii uchitel' [War that won the Prussian teacher]. ProShkolu. ru. 28.11.2012. (In Russian) Available at: http://www.proshkolu.ru/user/hvatov83/blog/336052 (accessed 09.03.2015).
29. Osgood Ch., Susi C., Tannenbaum P. The measurement of Meaning. Urbana, University of Illinois Press, 1957. 586 p.
30. Kelli Dzh. Psikhologiia lichnosti: teoriia lichnykh konstruktov [Personality Psychology: Theory personal constructs]. St. Petersburg, Rech' Publ., 2000. 104 p. (In Russian)
31. Fransella F., Bannister D. Novyi metod issledovaniia lichnosti: rukovodstvo po repertuarnym lichnostnym metodikam [A New Method of Personality Research: A Manual for Repertory Grid Technique]. Transl. from Engl. Moscow, Progress Publ., 1987. 236 p. (In Russian)
32. Petrenko V. F. Osnovy psikhosemantiki. 2-e izd., dop. [Basics psychosemantics. The second, revised edition]. Moscow, EKSMO Publ., 2010. 480 p. (In Russian)
33. Petrenko V. F. Psikhosemantika soznaniia [Psychosemantics consciousness]. Moscow, Izd-vo MGU, 1997. 214 p. (In Russian)
34. Mitina O., Petrenko V. Attitudes toward political perties. The Russian Transformation. Eds B. Glad, E. Shiraev. New York, St Martin's Press, 1999, pp. 179-198.
35. Petrenko V., Mitina O., Braun R. The Semantic Space of Russian Political Parties on Federal and regional Level. Europe-Asia Studies, 1995, vol. 47, no. 5, pp. 835-857
36. Petrenko V., Mitina O. The Psychosemantic Approach to Political Psychology. States of Mind. American and Post-Soviet Perspectives on Contemporary Issues in Psychology. Eds D. Halpern, A. Voiscounsky. New York, Oxford University Press, 1997, pp. 19-48.
37. Petrenko V. F., Mitina O. V. Psikhosemanticheskii analiz dinamiki obshchestvennogo soznaniia (na materiale politicheskogo mentaliteta) [Psychosemantic analysis of the dynamics of social consciousness (based on the political mentality)]. Moscow, Izd-vo MGU, 1997. 213 p. (In Russian)
38. Petrenko V. F., Mitina O. V., Shevchuk I. V. Sotsial'no-politologicheskoe issledovanie obshchestvennogo soznaniia zhitelei Kazakhstana [Socio-political research of social consciousness of people of Kazakhstan]. Psikhologicheskii zhurnal [Psychological Journal], 1992, no. 1, pp. 53-88. (In Russian)
39. Petrenko V F., Mitina O. V. A Psychosemantic Approach to the Study of Meanings. Conception of Meaning. Eds S. Kreitler, T. Urbanek. New York, Nova Publisher, 2014, pp. 33-57.
40. Mitina O. Matematicheskie metody v psikhosemantike [Mathematical Methods in psychosemantics] Kognitivnye issledovaniia [J. Cognitive Studies]. Ed. by V. D. Solov'ev. Moscow, IP RAN, 2006, pp. 69-93 (In Russian).
41. Abraham E., Mitina O., Petrenko V. Construction of System Dynamics from Multivariate Date. Nonlinear Dynamics in the Life and Social Sciences. Eds W. Sulis, I. Trofimova. Amsterdam; Washington, DC: IOS Press; Tokyo: Ohmsha, 2001, pp. 325-332. (NATO Science Series. Series A: Life Sciences. Vol. 320).
42. Mitina O., Abraham E. D, Petrenko V. Dynamical cognitive models of social issues in Russia. International Journal of Modern Physics Physics, 2002, vol. 13, no. 2, pp. 229-251.
43. Mitina O. V, Petrenko V. F. Dinamika politicheskogo soznaniia kak protsess samoorganizatsii [The dynamics ofpolitical consciousness as a process of self-organization]. Obshchestvennye nauki isovremennost' [Social studies and the present], 1995, no. 5, pp. 103-115 (In Russian).
39
44. Mitina O. V., Petrenko V. F. Dinamicheskaia model' izmeneniia politicheskogo mentaliteta rossiian [Dynamic model of change in the political mentality of Russians]. Matematicheskoe i komp'iuternoe modelirovanie v naukakh o cheloveke i obshchestve. Tezisy dokladov Vserossiiskoi konferentsii [Mathematical and computer modeling in the sciences of man and society. Abstracts. All-Russian Conference]. Moscow, Gosudarstvennyi un-t upravleniia, 1999, pp. 44-53 (In Russian).
45. Mitina O. V., Petrenko V. F. Ispol'zovanie sistem differentsial'nykh uravnenii maloi razmernosti s nelineinoi pravoi chast'iu dlia izucheniia psikhologicheskikh protsessov [Using a system of differential equations with small dimension with nonlinear right side to study the psychological processes]. Sinergetika. Po materialam kruglogo stola «Slozhnye sistemy: idei, problemy, perspektivy» [Synergetics. According to the materials of the round table: Complex systems: Ideas, Problems and Prospects]. Moscow, Izd-vo MGU, 2003, vol. 5, pp. 276-290 (In Russian).
46. Mitina O. V., Petrenko V. F. Predstavlenie rossiian o kachestve zhizni pri raznykh pravitel'stvakh [Representation of Russians about the quality of life in different governments]. Vestnik Rossiiskoi akademii nauk [Vestnik of the Russian Academy of Sciences], 2012, vol. 82, no. 2, pp. 124-130 (In Russian).
47. Solzhenitsyn A. I. Kak nam obustroit' Rossiiu?: Posilnye soobrazheniia [Rebuilding Russia]. L.: Sovet. pisatel', 1990. 64 p. (In Russian)
48. Berry J. W. Psychology of acculturation. Cross-Cultural Perspectives: Nebraska Symposium on Motivation. Lincoln: University of Nebraska Press, 1990, pp. 201-234.
49. Tajfel H., Turner J. C. The social identity theory of intergroup behavior. Eds S. Worchel, W. G. Austin. Psychology of intergroup relations. Chicago, IL: Nelson-Hall, 1986, pp. 7-24.
50. Triandis H. C. Culture and social behavior. Psychology and culture. Eds W. J. Lonner, R. Malpass. MA, Boston, Allyn and Bacon, 1994, pp. 169-173.
51. Drobizheva L. M., Aklaev A. R., Soldatova G. U. Demokratizatsiia i obrazy natsionalizma v Rossiiskoi Federatsii 90-kh godov [Democratization and images of nationalism in the Russian Federation of 90s.]. Moscow, Mysl', 1996. 382 p. (In Russian)
52. Lebedeva N. M. Rol' kul'turnoi distantsii v formirovanii novoi identichnosti v postsovetskom prostranstve [The role of cultural distance in the formation of a new identity in the post-Soviet space] Identichnost' i konflikt v postsovetskikh gosudarstvakh: cb. st. [In Identity and conflict in the post-Soviet states: Sat.]. Moscow, IEA RAN, 1997, pp. 64-82 (In Russian).
53. Petrenko V., Mitina O., Berdnikov K. Russian Citizens Representations of the Country's Positions in the Geopolitical Space of the Commonwealth of Independent States, Europe, and the World. European Psychologist, 2003, vol. 8, no. 4, pp. 238-251.
54. Petrenko V. F., Mitina O. V., Berdnikov K. A. Psikhosemanticheskii analiz geopoliticheskikh predstavlenii rossiian [Psychosemantic analysis of the geopolitical representations of Russians]. Psikhologicheskii zhurnal [Psychological Journal], 2000, no. 1, pp. 49-69 (In Russian).
55. Psikhosemanticheskii analiz etnicheskikh stereotipov: liki tolerantnosti i neterpimosti [Psychosemantic analysis of ethnic stereotypes: the faces of tolerance and intolerance]. Eds V. F. Petrenko, O. V. Mitina, K. V. Berdnikov, A. R. Kravtsova, V. S. Osipova. Moscow, Smysl Publ., 2000. 74 p. (In Russian)
Статья поступила в редакцию 29 июня 2015 г.
40