CC BY
59
УДК 159.9.072 Г. И. Резницкая
канд. пед. наук, доц. каф. психологии и педагогической антропологии МГЛУ; e-mail: [email protected]
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ПОНЯТИЯ «ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ» С ПОЗИЦИЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТНОГО ПОДХОДА
В статье предпринята попытка психологической интерпретации таких понятий современной лингвистики, как языковая личность, языковое сознание, коммуникативное поведение. Показано, в частности, что с позиций деятельностно-го подхода языковая личность выступает как субъект коммуникативно-речевой деятельности. Последовательно рассматриваются мотивационно-смысловой, познавательно-ориентационный и поведенческий аспекты языковой личности (коммуникативные намерения, языковое сознание и коммуникативное поведение соответственно). Предлагаются пути использования данного подхода для подготовки студентов в сфере межкультурной коммуникации.
Ключевые слова: межкультурная коммуникация; деятельностный подход; коммуникативно-речевая деятельность; языковая личность; коммуникативные интенции; языковое сознание; коммуникативное поведение.
Reznitskaya G. I.
associate professor of Psychlogy and Pedagogical Antropology Department of MSLU, PhD.; е-mail: [email protected]
PSYCHOLOGICAL ANALYSIS OF THE «LANGUAGE PERSONALITY" CONCEPT IN VIEW OF ACTIVITY APPROACH
The article dwells upon the possibility to envisage a psychological versus a linguistic model of intercultural communication process. The activity approach is suggested as the basis of psychological analysis concerning any communicative act description. As a result the concepts involved are revised. First, a "language person" is claimed to be viewed as the subject of the verbal communicative activity. Then some other concepts framing the structure of the language person model are also discussed, such as "communicative intentions", "language consciousness", "communicative behavior".
Some practices of foreign language university teaching are represented here in order to illustrate the main ideas within the framework discussed.
Key words: intercultural communication; activity approach; verbal communicative activity; language person; communicative intentions; language consciousness; communicative behavior.
В современном мире, невзирая на социально-политические и экономические проблемы, практика межкультурного взаимодействия людей по-прежнему остается актуальной. Она строится на ясном понимании взаимосвязи языка и культуры: язык рассматривается как составная часть культуры и одновременно - как уникальная знаковая система, универсальное средство культуры, служащее для ее познания и выражения. Недаром процесс социализации индивида неотделим от процесса его инкультурации, в свою очередь, немыслимого вне контекста родного языка. Это положение обратимо: действительно, и само освоение языка, родного или иностранного, невозможно вне раскрытия особенностей стоящей за ним культуры.
Данный круг идей к настоящему времени освоен лингвистикой и близкими к ней науками, объявившими о своей антропоцентрической направленности [5; 6]. Эти идеи также лежат в основе современных психолого-педагогических и методических подходов к освоению студентами высшей школы сферы межкультурной коммуникации. Однако в понимании и применении данного подхода, на наш взгляд, существуют определенные недостатки.
Так, в качестве исходной теоретической базы для анализа процесса межкультурной коммуникации представителями лингвистических наук рассматривается информационная теория коммуникации. В этом случае в качестве «основной единицы» данного процесса выделяют коммуникативную ситуацию. В упрощенном виде модель коммуникативной ситуации включает участников этого процесса (адресата и адресанта) - представителей разных культур, содержание сообщений, которыми они обмениваются, канал передачи / приема информации, язык коммуникации, который в рамках данного подхода рассматривается как особый код, а также эффект коммуникативного воздействия. Со временем подобная модель стала включать указание на социальный контекст коммуникации, что подразумевает ориентацию на систему социальных отношений, социальные роли коммуникантов и позволяет говорить о социальном взаимодействии, которое имеет место в любой коммуникативной ситуации. Для характеристики участников коммуникации используются понятия «языковая
личность», «языковое сознание», «картина мира», «речевое» (коммуникативное) поведение» и т. п. [5; 8].
Таким образом, оказывается, что представители лингвистики и смежных с ней наук на деле вводят в свои построения некоторые психологические характеристики, указывающие на важные компоненты человеческой деятельности, однако эти характеристики подчас используются бессистемно, и в большинстве случаев трактовка этих характеристик оказывается поверхностной и произвольной.
Очевидно, было бы полезным определенное «движение навстречу», с позиций социально-психологической и психолингвистической интерпретации данных характеристик, что, вероятно, поможет создать более объемную картину рассматриваемых процессов речевой коммуникации, особенно, если это касается вопросов межкультурного взаимодействия. При этом мы исходим из того, что дело не в терминах, а в понятиях и той действительности, которая за ними стоит и которая более или менее адекватно представлена в этих понятиях.
Прежде всего, такое моделирование, корни которого лежат в информационной теории коммуникации, расходится с психологическим взглядом на сущность общения. В соответствии с принятым в отечественной психологической традиции подходом (Г. М. Андреева, Л. С. Выготский, А. Н. Леонтьев, М. И. Лисина) общение прочно связано с предметной деятельностью человека и само по себе есть особая деятельность, предметом которой является другой человек. Таким образом, основная задача общения - построение и поддержание отношений с другими людьми. Выделяя два рода отношений: непосредственные, межличностные эмоциональные отношения, и неявно представленные, социальные по своей природе, «безличные» отношения, Г. М. Андреева подчеркивает, что в общении происходит реализация всей системы отношений человека: «...одновременно и как реальности общественных отношений, и как реальности межличностных отношений. На поверхности явлений дана форма непосредственного общения - коммуникация, но за ней стоит общение, вынуждаемое самой системой общественных отношений» [2, с. 77].
Это означает, что общение актуализируется как существенный и необходимый момент деятельности человека, если стоящие перед ним задачи требуют использования именно коммуникативных возможностей и соответствующих средств. С этой точки зрения отличия «коммуникации» от «общения» связаны не только с тем, что в традиционно понимаемом процессе коммуникации используется лишь одна из сторон общения - информационная. В этом случае оказалось бы, что другие его стороны: интеракционная, связанная с ролью общения в организации совместной деятельности, а также перцептивная, реализующая задачи социального познания, - остаются «незадействованными» [2].
Однако богатая реальная практика общения показывает, что в коммуникативной ситуации, предполагающей совместную деятельность, безусловно, возникает необходимость в интерактивной стороне общения, а его перцептивная сторона актуализируется на этапе предкоммуникативной ориентировки, которая так или иначе должна иметь место в ситуации взаимодействия коммуникантов. С этой точки зрения в реальности коммуникативных процессов представлены все стороны общения, и таким образом коммуникативно-речевая деятельность, если ее рассматривать с деятельностных позиций, может выступать в качестве синонима общения.
Деятельностная трактовка речевой коммуникации далее предполагает введение понятия субъекта этой деятельности -в данном отношении мы можем опереться на исследования французского философа и лингвиста К. Ажежа, предложившего понятие «психосоциальный субъект высказывания» [1].
В модели речевой коммуникации эту роль, на наш взгляд, выполняет понятие языковой личности. Существует целый ряд определений языковой личности (Ю. Н. Караулов, В. А. Мас-лова и др.), однако наиболее удачным представляется определение, наиболее краткое по форме, но схватывающее суть данного понятия - определение человека как языковой личности через его отношение к языку и речи [4, с. 111]. При этом авторы подчеркивают, что языковая личность проявляет себя в речевом поведении, выводя, таким образом, понятие языковой
личности в сферу широкого социального взаимодействия. Его содержательным расширением стало понятие «вторичной» языковой личности (И. И. Халеева), определяемой как совокупность способностей (компетенций) и личностных качеств, обеспечивающих готовность к иноязычному общению в межкультурной сфере [15].
Обобщая взгляды, существующие в лингвокультурологии, в психо- и социолингвистике, можно предложить рассмотрение языковой личности с точки зрения ее структуры. В этом случае языковая личность может быть рассмотрена, по крайней мере, на трех уровнях обобщения: национально-культурном, социокультурном и индивидуально-психологическом [11].
На национально-культурном уровне языковая личность выступает в качестве носителя национального языка (или отдельных его диалектов), осваивающего действительность и выражающего себя в культурно-специфических формах, разделяемых всеми другими носителями данного языка и культуры. В этой связи правомерно существование такого понятия, как, например, «русская языковая личность» [6].
На социокультурном уровне языковая личность представлена как носитель социальных и профессиональных языков (социолектов), указывающих на принадлежность человека к соответствующим социальным (профессиональным) общностям, на его социальный статус, выполнение им соответствующих гендерных, социальных и профессиональных ролей.
Психологический уровень существования языковой личности - конкретная речевая деятельность конкретного индивида в конкретных ситуациях, когда говорящий владеет определенным спектром значений и может, исходя из собственных целей речевого воздействия, избирательно использовать разноуровневые единицы языка, характерные для его индивидуального языка - идиолекта. На данном уровне в конкретной форме «резюмируются» и национально-культурный, и социокультурный уровни языковой личности, ведь каждая ситуация межкультурного общения предполагает одномоментную фиксацию индивидом ее особенностей применительно ко всем уровням, что проявляется в индивидуально-специфическом дискурсе, реализующем коммуникативное
поведение индивида. В этой связи психологически значимым представляется понятие «речевой паспорт».
Одновременно можно выделить и содержательную структуру языковой личности, представленную ее аспектами.
В этой связи вновь обратимся к работам Ю. Н. Карауло-ва, где выделяется несколько уровней языковой личности: вербально-семантический уровень «предполагает для носителя нормальное владение естественным языком»; когнитивный уровень связан «с построением «картины мира», перехода от «значения к знанию»; прагматический - ориентирован на «цели, мотивы, интересы, установки и интенациональности» [6, с. 5]. Сам автор считает данную модель языковедческой, не претендующей на психологическую трактовку личности, тем не менее, она представляет интерес для психологического, деятельностного анализа языковой личности.
Если согласиться с В. И. Карасиком в том, что целесообразно «перевернуть» последовательность заявленных уровней [5], которые правильнее было бы назвать аспектами рассмотрения, то перед нами - психологическая картина коммуникативно-речевой деятельности с позиции участника коммуникации -условной языковой личности. Действительно, человек как языковая личность осуществляет речевую коммуникацию, реализуя определенные мотивы и цели, появляющиеся на этапе планирования и предкоммуникативной ориентировки [9], особенности этой деятельности предполагают наличие у него определенной картины мира, т. е. обусловлены особенностями языкового сознания [5; 13], и, наконец, он осуществляет коммуникативное поведение, используя языковые средства в соответствии с условиями и обстоятельствами общения [7; 8].
Рассмотрим более подробно выделенные аспекты языковой личности в деятельностной парадигме.
В этом случае следует начать с мотивов и целей речевой коммуникации, хотя, строго говоря, как замечает А. А. Леонтьев, правильнее говорить о системе речевых действий, входящих в какую-то другую деятельность, теоретическую или практическую (предметную) [9]. Именно эта деятельность определяет речевой замысел, в соответствии с которым строятся соответствующие речевые действия. При этом мы
понимаем речевой замысел коммуниканта как образующийся посредством соотнесения мотива предметной деятельности с целью речевого действия (отдельного высказывания). Другими словами, речевой замысел представляет собой личностный смысл, выраженный средствами коммуникации. Представляется, что исследования, посвященные анализу интенций участников коммуникации (интент-анализ) [12], помогут глубже раскрыть мотивационно-смысловой аспект языковой личности, задаваемый в деятельности. Именно речевой замысел, интенция говорящего является основанием для выделения типа речевого действия (высказывания).
Целенаправленность коммуникации предполагает наличие коммуникативной задачи (как цели, заданной в определенных условиях), поскольку значимым является не только речевой замысел, но и параметры соответствующей коммуникативной ситуации, в которой действует индивид. На самом деле речь может идти не об одной, а о нескольких задачах. В этом отношении интересен подход, предложенный И. А. Стерниным, который, рассматривая эффективность коммуникативного воздействия, говорит о необходимости достижения ряда коммуникативных целей: предметной, информационной и собственно коммуникативной [14, с. 307-308]. Представляется, что с нашей позиции правильнее определить их, скорее, как коммуникативные задачи, отражающие особенности коммуникативной ситуации в целом. Это, прежде всего, предметная задача, связывающая коммуниканта с предметной деятельностью, породившей необходимость коммуникации, информационная задача, направленная на раскрытие содержания сообщения, и, наконец, собственно коммуникативная задача, отвечающая за то, каким образом, с помощью каких средств коммуникант доведет свое сообщение до другого участника ситуации.
Этот аспект языковой личности является исходным и особенно важен в ситуации межкультурного общения, ведь коммуниканты должны учитывать то, что скрыто за содержанием и формой речевого сообщения, а именно, мотивы и цели своего партнера, определяющие речевой замысел.
Понятие языкового сознания в отечественной психолингвистике трактуется «как совокупность образов сознания, овнешняемых при помощи языковых средств...» [10, с. 36]. При дальнейшем рассмотрении оказывается, что речь идет о «знаниях, входящих в эти образы» [10, с. 44], что в аспекте межкультурной коммуникации рассматривается с точки зрения выделения общего в «базах знаний» индивидов, участвующих в этом процессе. Подобное «разделенное знание» способствует взаимопониманию между представителями одной культуры и требует нахождения таких же общих точек соприкосновения с представителями иноязычной общности [8].
Другой аспект рассмотрения языкового сознания в теории межкультурной коммуникации связан с понятием картины мира. Здесь лингвокультурология и когнитивная лингвистика используют категорию концепта и концептосферы применительно как к отдельной личности, так и к народу - носителю языка. При этом под концептом понимается «пучок» представлений, знаний, ассоциаций, переживаний, сопровождающих слово, концепты выступают как основные ячейки культуры в ментальном мире человека [8, с. 106-107]. Отмечается разное членение концептуального пространства представителями разных культур, и тогда вновь речь идет о необходимости «состыковки концептосфер»; вместе с тем концепты рассматриваются как «эластичные» и «подвижные», что, с одной стороны, может затруднять межкультурную коммуникацию, а с другой - при наличии необходимой активности участников общения - облегчать этот процесс [8, с. 107].
Таким образом, перед нами почти метафорическая трактовка концептов как своеобразных единиц языкового сознании, при этом основной акцент делается на различия в кон-цептосферах, применительно к разным лингвокультурам, т. е. на своеобразии соответствующих картин мира. Однако роль таким образом понимаемого языкового сознания в отображении, осознании действительности человеком остается непроясненной. Представляется, что для решения этой задачи необходимо выявить особенности языкового сознания, сопоставив эту форму осознания действительности с другими формами сознания.
Из сказанного выше следует, что концепты - это не научные понятия, отражающие существенные характеристики окружающего мира безотносительно к конкретным условиям коммуникации, напротив, они максимально конкретизированы по отношению к задачам коммуникации по принципу «здесь и сейчас», и в этом смысле языковое сознание противостоит научному сознанию, представляющему научную картину мира.
Как отмечал П. Я. Гальперин, специфика «отображения» в языковом сознании объектов действительности по сравнению с научным «отображением» заключается в том, что в языковом сознании одни и те же характеристики действительности раскрываются с точки зрения задач коммуникации, отнюдь не предполагающих объективистски точного информирования об известных свойствах окружающего мира. По мнению П. Я. Гальперина, языковое сознание отражает вне-языковую действительность «пристрастно», обеспечивая не столько определенное понимание этих вещей, сколько определенное отношение к ним [3].
В этой связи представляется, что определять язык как некий код, очевидно, можно лишь в техническом аспекте его употребления, ибо в этом случае игнорируется специфика языкового отражения действительности; в целом же такая позиция приходит в противоречие с той ролью, которую играет язык в формировании различных форм сознания человека.
Дальнейшая психологическая разработка этих идей представлена в работе Н. Н. Нечаева [16], где показано, что языковое сознание выполняет ориентировочную функцию, задавая культурно обусловленный спектр возможностей раскрытия предметного содержания, соответствующего коммуникативной задаче, на которую индивид осознанно или неосознанно ориентируется, осуществляя речевые действия. При этом, безусловно, учитываются те характеристики осознания действительности индивидом (языковой личностью), которые специфичны для национально-культурного и социокультурного уровней ее проявления.
По мнению Н. Н. Нечаева, многое в процессе коммуникации остается неосознанным, поскольку языковое сознание
реализуется на уровне обыденного сознания, в рамках которого не всегда ставится задача на осознание смысла, содержания или условий коммуникации. Вот почему у носителя языкового сознания обычно не возникает сомнений в адекватности собственной картины мира - недаром лингвисты определяют картину мира обычного носителя языка как «наивную» [6]. Однако при возникновении необходимости в осознании той или иной неоднозначной жизненной ситуации свою опосредующую роль играет язык: языковое сознание человека как носителя значений помогает осуществить необходимое осознание. Более того, если коммуникация носит межкультурный характер, что как раз и предполагает возникновение множества неоднозначных коммуникативных ситуаций, то подобные условия обязательно требуют постановки и решения задачи на осознание. С этой точки зрения можно согласиться с Н. Н. Нечаевым, что языковое сознание есть форма существования обыденного сознания с соответствующей широтой охвата повседневной жизнедеятельности человека и одновременно - с отсутствием рефлексии на то, как мы говорим, и почему мы так говорим [16].
В этой связи представляется важным, чтобы ориентирующая функция языкового сознания раскрывалась в процессе подготовки к межкультурному общению. Так, в обучении иностранному языку успешность данного подхода была подтверждена в целом ряде психолого-педагогических и лингво-дидактических исследований, выполненных на протяжении последних десятилетий. К их числу относится и наша работа, выполненная под руководством П. Я Гальперина и Н. Н. Нечаева, в которой показана роль «переосознания», т. е. построения осознанного перехода к тому, как данное предметное содержание может осознаваться носителями другого языка и другой культуры, что должно предшествовать овладению формальными структурами изучаемого языка и т. п. [11].
Коммуникативное поведение, как следует из самого термина, указывает на внешние формы проявляемой в сфере коммуникации активности языковой личности. Выше отмечалось, что в современной лингвистике коммуникативное поведение определяется через дискурс, т. е. через создаваемый /
воспринимаемый индивидом текст в ситуации общения, представляющий собой одновременно и процесс, и результат речевой коммуникации [5]. Очевидно, коммуникативное поведение, выступающее в форме дискурса, отражает, можно сказать, исполнительную сторону коммуникативной деятельности индивида, в ходе которой речевой замысел реализуется через последовательность вербальных и невербальных актов (высказываний), суть которых - целенаправленное социальное действие. Поскольку исполнительная часть речевого действия говорящего опирается на ориентировку, формирующуюся на основе его языкового сознания, то реализация коммуникативного поведения на индивидуальном (психологическом) уровне имплицитно включает поведенческие характеристики более высоких уровней (национально-культурного и социокультурного). Это означает, что коммуникативное поведение языковой личности должно строиться с учетом всей полноты характеристик ситуации межкультурного общения.
Такие характеристики должны включать представленные в поведенческих нормах традиции общения лингво-культурной общности в целом, а также традиции и нормы соответствующей социальной (профессиональной) группы и психологические особенности индивида - все они с учетом ситуативных условий будут определять специфику вербального и невербального межкультурного общения, в которое вовлечен индивид. Как отмечал А. А. Леонтьев, «в социально-психологическом аспекте языковая норма ничем не отличается от других видов социальных норм поведения», по его мнению, она указывает на то, насколько «экспектации других людей относительно особенностей речи данного человека соответствуют его конвенциональной роли» [9, с. 458-459]. Тем самым языковые, и шире - коммуникативные нормы, выполняют функцию регуляции коммуникативного поведения языковой личности. Для ситуаций межкультурного общения особенно значимы эксплицитно выраженные нормы. К ним автор относит как социально-речевые образцы, так и кодифицированные правила речевого употребления - речевой этикет, правила вежливости [9, с. 463].
Важным для понимания коммуникативного поведения является также то, что в реальных условиях дискурс как речевое произведение, (то, что сказано), неотрывен от речевого замысла (то, что имелось в виду). Ранее говорилось о том, что интенция является основой для выявления типа речевого высказывания (речевого действия). Так, среди прочих типов речевых действий в соответствии с известной теорией речевых актов выделяется группа побудительных действий. Она включает, в частности, директивные речевые акты, которые в свою очередь делятся на прямые и непрямые (например, просьба, приглашение, совет и др.) [5; 7]. Значимыми для дальнейшей дифференциации являются такие параметры, как то, в чьих интересах совершается действие, какова социальная дистанция (вертикальная и горизонтальная) между участниками коммуникации и др. [7].
Представляется, что подобные характеристики позволяют уточнить психологическое содержание, специфическое для разных типов речевых действий. Отметим также, что подобные характеристики являются универсальными для многих языков и культур, и очевидно, что опора на такие характеристики позволяет дифференцировать соответствующие значения и формы речевых актов при выборе необходимого высказывания.
Еще одна категория, характеризующая коммуникативное поведение (дискурс) и связанная с выбором участниками коммуникации образа действия, средств и способов действия, - это коммуникативная стратегия. В одном из специальных исследований коммуникативная стратегия, понимаемая в широком смысле, определяется даже как тип поведения [10, с. 194].
В конкретном плане это означает цепь решений говорящего, связанных с коммуникативным выбором тех или иных речевых действий и языковых средств, т. е. с реализацией набора целей в структуре общения, когда говорящий соотносит свою коммуникативную цель с конкретным языковым выражением [5; 8; 10].
Конечно, в каждом отдельном случае требуется конкретизация, определяемая набором условий коммуникации. Разделяя бытовые и статусно-ориентированные
(институциональные) дискурсы, В. И. Карасик показывает, что для первых понадобятся стратегии, предполагающие большую дистанцию, более активное использование этикетных формул и пр. [5]. Понятно, что основную роль при выборе играет характер предметной деятельности, которую сопровождает общение. Так, в педагогическом дискурсе автор выделяет объясняющую, оценивающую, содействующую и др. стратегии, характерные для педагогической деятельности в целом. Отмечается, что в целом коммуникативная стратегия должна быть гибкой и динамичной, ведь в ходе общения она подвергается постоянной корректировке, поскольку непосредственно зависит от речевых действий оппонента и от постоянно изменяющегося контекста дискурса [5, с. 256-257]. Однако в реальной ситуации межкультурного общения подобный выбор должен происходить одномоментно. Это обусловливает сложность задачи, связанной с умением делать адекватный выбор, соответствующий многообразию меняющихся условий в ходе межкультурного общения.
В дипломной работе Н. Н. Измайловой1 показано, как испытуемые - студенты психологического отделения, анализируя практические коммуникативные ситуации на английском языке, научились тонко дифференцировать типы директивных коммуникативных актов. В ходе формирующего эксперимента они осуществляли выбор необходимых языковых средств из спектра, включающего более десяти вариантов переходных форм: от требования к просьбе. В этот набор входили, например, такие формы, как «косвенная просьба», «просьба-предложение» и др., свидетельствующие о специфике форм вежливости, характерных для английской лингвокультуры. В ходе эксперимента студентов учили осуществлять ориентировку на социально-психологические параметры предлагаемых ситуаций как на основу для выбора необходимой коммуникативной стратегии и конкретных
1 Измайлова Н. Н. Психологические аспекты освоения лингво-культурных различий студентами языкового вуза (на материале коммуникативных стратегий вежливости): Дипломная работа. - М. : МГЛУ, 2010, - 68 с.
языковых средств. Исследовательская работа в этом направлении в настоящее время продолжена.
Представляется, что психологический анализ языковой личности с позиций деятельностного подхода должен способствовать не только более углубленному пониманию закономерностей процесса речевой коммуникации, в особенности в межкультурной сфере, но и проведению практических психолого-педагогических исследований, направленных на совершенствование подготовки студентов в области межкультурной коммуникации.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Ажеж Клод. Человек говорящий: вклад лингвистики в гуманитарные науки / пер. с фр. - М. : Едиториал УРСС, 2003. - 304 с.
2. Андреева Г. М. Социальная психология. - М. : Аспект Пресс, 2001. -384 с.
3. Гальперин П. Я. Языковое сознание и некоторые вопросы взаимоотношения языка и мышления // Вопросы философии. - 1977. - № 4. - С. 95-101.
4. Горелов И. Н., Седов К. Ф. Основы психолингвистики: учеб. пособие. - М. : Лабиринт, 1997. - 224 с.
5. Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. - М. : Гнозис, 2004. - 390 с.
6. Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. - М. : Наука, 1987. - 264 с.
7. Ларина Т. В. Категория вежливости и стиль коммуникации: сопоставление английской и русской лингвокультурных традиций. -М. : Рукописные памятники Древней Руси, 2009. - 512 с.
8. Леонтович О. А. Введение в межкультурную коммуникацию: учеб. пособие. - М. : Гнозис, 2007. - 368 с.
9. Леонтьев А. А. Язык, речь, речевая деятельность. - М. : Просвещение, 1969. - 214 с.
10. Макаров М. Л. Основы теории дискурса. - М. : Гнозис, 2003. -280 с.
11. Нечаев Н. Н., Резницкая Г. И. Формирование коммуникативной компетенции как условие становления профессионального сознания специалиста // Вестник УРАО. - 2002. - № 1. - С. 3-21.
12. Общение и познание / под ред. В. В. Барабанщикова и Е. С. Самой-ленко. - М. : Изд-во «Институт психологии РАН», 2007. - 495 с.
13. Тарасов Е. Ф. Межкультурное общение - новая онтология анализа языкового сознания // Этнокультурная специфика языкового сознания: сб. статей. - М. : Ин-т языкозн. РАН, 1996. - С. 7-22.
14. Психолингвистика: учебник для вузов / под ред. Т. Н. Ушаковой. -М. : ПЕР СЭ, 2006. - 416 с.
15. Халееева И. И. Основы теории обучения пониманию иноязычной речи. - М. : Высшая школа, 1989. - 238 с.
16. Nechayev N. N. Psychological Patterns of Development of Students' Secondary Language Personality // Science Direct Procedia - Social and Behavioral Sciences. - 2014. - № 154. - P. 14-22.
