CC BY
491Ученые записки Крымского федерального университета имени В. И. Вернадского Социология. Педагогика. Психология. Том 3 (69). 2017. № 1. С. 43-55.
УДК: 159. 964. 28
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ТРАВМЫ В ПАРАДИГМЕ АНАЛИТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ К. Г. ЮНГА
Колесникова В. И.
Таврическая академия (структурное подразделение) ФГАОУ ВО «Крымский федеральный
университет имени В. И. Вернадского», Симферополь, Республика Крым, Россия
E-mail: vikolesn@ya.ru
В данной статье проведен теоретико-методологический анализ феномена психической травмы в парадигме аналитической психологии К.Г. Юнга. Была предпринята попытка синтеза психоаналитической концепции психической травмы (представители теории объектных отношений) с юнгианским подходом, базирующемся на архетипическом мире коллективного бессознательного и процессе Индивидуации. Дан сравнительный анализ юнгианского и классического психоаналитического подходов к психотерапии людей, переживших различные виды травмы. Эмпирическое исследование направлено на изучение сновидений и фантазий клиентов и работу с различными типами травматических комплексов.
Ключевые слова: психическая травма, личностное развитие, процесс Индивидуации.
ВВЕДЕНИЕ
Научное исследование проблематики психологической травмы берет свое начало во второй половине XIX века, в период зарождения психотерапии и первых психологических теорий, связанных с перцепцией, памятью, эмоциями. Собственно термин «психическая травма» был введен в 1878 году немецким неврологом А. Ойленбургом (Albert Eulenburg).
К концу XIX века в психотерапии сложилось два подхода к лечению травмы. Один из них основывался на взглядах Пьера Жане, который подчеркивал патогенную роль «шоковой эмоции», вторым был катарсический метод отреагирования Брейера. Оба подхода сходились на психологической природе травмы.
Значительный вклад в изучение психической травмы, в особенности ее инфантильной формы, внес Зигмунд Фрейд, его исследования легли в основу всех последующих разработок в этой области, проведенных представителями различных психоаналитических школ.
До середины XX-го века проблема травмы изучалась преимущественно в рамках медицины и психофизиологии.
Психологические разработки аспектов травмы получили развитие в 60-х гг. прошлого столетия в клинических работах представителей британской школы объектных отношений. Дж. Боулби в 1961 году описал четыре фазы работы горя. Г. Кристал классифицировал основные последствия воздействия психической травмы, выделив следующие симптомы: паттерн капитуляции, катотоноидная
43
реакция как «первичная депрессия», аффективная блокировка, продолжение «режима чрезвычайных обстоятельств», алекситимия, когнитивное сужение, псевдофобия, реакция «умершего для мира», агрессия.
В 80-х гг. в психиатрический обиход был введен термин ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство). В 1995 г. это расстройство было введено и в десятую редакцию Международного классификатора болезней МКБ-10.
За более чем 100-летнюю историю изучения психической травмы появилось множество психологических исследований и терапевтических разработок, касающихся данной проблематики. Изменилось само понимание травмы, критерии нормы и патологии, методы лечения посттравматических расстройств. Но однозначного подхода к решению этой проблемы до сих пор не существует.
ИЗЛОЖЕНИЕ ОСНОВНОГО МАТЕРИАЛА
Впервые теория патогенеза травматических расстройств была изложена Зигмундом Фрейдом в работе «Очерки об истерии» (1893-1895), написанной совместно с Й. Брейером. «В травматических неврозах действующей причиной заболевания является не незначительная психическая рана воздействия испуга - а психическая травма... Любое переживание, которое вызывает расстраивающие аффекты, такие как аффекты испуга, тревоги, стыда или физической боли, - может действовать в качестве травмы такого рода» [1, с. 5-6].
Фрейд утверждал, что в терапевтических целях необходимо различать актуальные травмы, связанные с непосредственной реакцией на стрессовые события и ретроактивные травмы, источник которых находится в прошлом. Вторые могут актуализироваться в случае ассоциативной связи между сексуальными переживаниями в зрелом возрасте и травматическими сексуальными воспоминаниями из раннего детства. Такого рода травмы Фрейд считал причиной истерических симптомов [1, с. 82].
В дальнейшем Фрейд пересмотрел теорию аффективной травмы, поскольку опыт анализа истерических пациентов показал, что воспоминания о сексуальных извращениях часто оказываются ошибочными и отражают не реальные факты, а фантазмы пациентов.
З. Фрейдом была создана первая психоаналитическая теория травмы, в которой источником патогенного воздействия на психику была названа сильная травматическая тревога, основанная на неприемлемых, вытесняемых в бессознательное влечениях.
Существенный вклад в исследование психологических процессов, сопутствующих ранней детской травме, внесли представители британской школы объектных отношений. У. Бион (1957), Г. Розенфельд (1971), Д. Мельтцер (1968), Д. В. Винникотт (1960) применили идеи М. Кляйн о параноидно-шизоидной и депрессивной позициях и соответствующих им защитах психики, в частности, проективной идентификации, к ситуации дефицита материнской эмпатии и нарциссической травмы.
Бион описывает формирование злокачественного «суперэго, разрушающего эго» и фрагментацию Самости, приводящих к созданию «ложной сети объектных
44
отношений, где каждый объект контейнирует отщепленные части Самости» [2, с. 27]. В исследованиях деструктивного нарциссизма, проделанных Розенфельдом, говорится о проблемах совладания с внешними и внутренними источниками деструктивности и расщеплении Самости в ранней травматической ситуации. Патологические организации психики в данном случае создают иллюзию сохранения целостности психики и, в то же время, становятся источником параноидной тревоги. Чтобы совладать с нею часть Эго отщепляется и «эвакуируется с помощью проективной идентификации и таким образом атрибутируется другим»» [2, с. 80].
С точки зрения терапии травмы особый интерес представляет концепция «ложного Я» Д.В. Винникотта. Винникотт рассматривает раннюю травму как недостаток достаточно хорошей опеки над ребенком, способной поддерживать связь между его психической реальностью и внешним миром.
Ложная самость (или ложное Я) - структура психики, возникающая как защитная реакция на опасность нарушения целостности личности ребенка, возникающую в результате неблагополучных объектных отношений. Данная примитивная защита представляет собой символический возврат к диадической системе самосохранения, при которых сильная часть заботится о слабой. Ложное Я оберегает истинное Я от агонии распада, но одновременно становится препятствием для его развития.
Винникотт говорит о том, что ложное Я может проявлять себя различным образом. В здоровом состоянии - это социальное поведение, направленное на то, чтобы скрывать свои внутренние переживания и не демонстрировать излишнюю открытость.
В патологических случаях ложное Я обеспечивает истинному Я уход в себя и позволяет ему существовать лишь в своем скрытом мире. «В случае, когда таких условий найти не удается, оно должно воздвигнуть новую защиту против эксплуатации Истинного Я; если же верх одерживают сомнения, тогда клиническим результатом становится суицид. Суицид в этом контексте является деструкцией целостного Я во имя избежания аннигиляции Я Истинного. Когда суицид -единственная зашита, оставшаяся у человека, чтобы избежать предательства своего Истинного Я, тогда уделом Ложного Я становится организация этого суицида» [3, с. 7].
Самым крайним вариантом является ситуация, когда ложное Я полностью заменяет собой истинное и воспринимается со стороны как настоящая личность. Истинное Я остается почти полностью скрытым. В таком случае профессиональные отношения и взаимодействие с другими людьми всегда оказываются ущербными, недостаточными.
Отто Фенихель описал симптомы травмы, среди которых он выделил блокировку и ослабление функции эго, бессонницу, повторение травматических сюжетов в фантазиях, мыслях, чувствах, приступы неконтролируемых эмоций. Фенихель предлагал два метода лечения травматического невроза - метод успокоения и метод отреагирования эмоций (катарсис) [4, с. 123-132].
45
Джилл и Дэвид Шарфф, так же как и другие представители британской школы объектных отношений, указывают на то, что перенесшие травму пациенты совершают бессмысленные навязчивые действия или зацикливаются на бытовых мелочах, чтобы защитить себя от болезненных воспоминаний и переживаний [5].
Утраты значимых фигур в детстве могут приводить к депрессиям в зрелом возрасте. Травма, полученная одним из членов семьи, часто отражается на психическом здоровье остальных ее членов. Кроме того, считают Шарфф, травма может передаваться от поколения к поколению, поскольку родители бессознательно передают детям собственные объектные отношения.
Джон Стайнер выделяет патологические структуры личности, формирующиеся вследствие психической травмы. Психическими убежищами он называет переходное пространство между внутренним и внешним миром пациента, которое служит ему в качестве защиты от тревоги и напряжения.
Психические убежища - это душевные состояния изоляции. Они находят свое отражение в воспоминаниях, фантазиях, сновидениях людей, имевших травматический опыт.
Пространство убежища создается под действием мощных защит и, прежде всего, проективной идентификации. При этом проективная идентификация не ограничивается единичным объектом и охватывает те частичные объекты, которые интроецировались в свое время психикой в результате взаимодействия со значимыми другими из раннего окружения [6].
Одним из важнейших последствий создания подобной патологической организации является факт блокировки обратимости проективной идентификации. В результате теряется контакт с различными аспектами личности, а сам объект, которому атрибутируются эти аспекты, подвергается искажению.
Процессом, способным вернуть индивида в нормальное состояние, является работа скорби, которая занимает важное место в психоаналитическом процессе. Благодаря работе скорби и отказу от внешнего объекта личность обретает утраченные части Самости.
Психическим убежищам присущ свой особенный тип отношений с реальностью. Пациенты с подобной личностной организацией не принимают, но и не отвергают реальность полностью. Части патологической организации могут проявлять зависимый садомазохистический характер, в результате чего психика становится собственным тираном.
Таким образом, защиты, которые первоначально спасают индивида, столкнувшегося с болезненным травматическим переживанием, превращаются в жесткое убежище, препятствующее полноценному взаимодействию с внешним миром. Гиперчувствительность травмированных пациентов создает существенное препятствие для терапии, их особенная чуткость может походить на эскапизм и грандиозные фантазии.
Поскольку в случае распада психического убежища пациент впадает в состояние сильной тревоги и паники, терапевт должен проявлять большую осторожность и терпение, чтобы поддерживать с ним контакт.
46
К. Юнг в 1907 году опубликовал работу «Психоз и травма», в которой высказал мнение о том, что симптомы травматического расстройства связаны с предшествующими негативными переживаниями индивида.
К. Юнг ввел понимание множественной травмы, не привязанной только к эдиповой ситуации, инцесту или кастрационной тревоге и основывающейся на множестве личных историй и фантазий. В ходе ассоциативных экспериментов он обнаружил сходство паттернов формирования комплексов у членов одной семьи, в особенности, у матери с дочерью. Юнг сделал заключение, что в условиях близких родственных контактов бессознательные структуры могут копироваться и оказывать влияние на всю последующую жизнь.
«До момента травмы архетипическая часть существует лишь образно, как мотивирующая сила, но в ней нет беспокоящего и порождающего тревогу качества комплекса. Травма создает эмоционально насыщенный образ-воспоминание, который ассоциируется с архетипическим образом, сливается с ним и застывает в более или менее постоянную структуру. Эта структура содержит определенное количество энергии, и с ней могут ассоциативно связываться другие образы, создавая сеть. Таким образом, комплекс обогащается и расширяется за счет более позднего опыта подобного рода» [7, с. 61].
Юнг указывал на то, что не все травмы создаются ситуацией, некоторые из них возникают в силу индивидуальных особенностей человека и усиливаются моральным конфликтом. Этот конфликт может касаться не только межличностных отношений, но и взаимодействия с социумом, накладывающим на индивида целый ряд ограничений, подавляющих его стремление к Индивидуации и целостности.
Поскольку комплексы являются «образами персонифицированного аффекта», их можно уподобить субличностям, выражающим себя через символику сновидений и фантазий. Степень влияния комплексов на Эго зависит от энергетического заряда аффекта. Ранние травмы становятся источником сильной тревоги, защищаясь от которой психика прибегает к диссоциации. В случае тяжелых травм может наблюдаться расщепление архетипического ядра комплекса.
Обсуждая аспекты травматической диссоциации необходимо коснуться проблемы целостности, которая занимает важнейшее место в юнговской концепции индивидуации.
Травматический опыт представляет собой серьезную угрозу нарушения жизненно важной связи между эго и Самостью. Одним из способов защиты психики от травматического воздействия выступает диссоциация. Непереносимые страдания переводятся в бессознательное, становясь ядром комплекса. Это значительно ослабляет тревогу индивида, однако создает препятствие для интеграции разделенных элементов сознания - когниций, аффектов, воображения и т.п. Могут появляться провалы в памяти, возникать сложности с вербализацией.
Диссоциативные процессы сопряжены с агрессией и аутоагрессией, что находит свое отражение в содержании сновидений и галлюцинаторных фантазиях пациентов, переживших травму.
Метод активного воображения и работа с символами и образами сновидений с помощью арт-техник успешно применяются в современной юнгианской терапии
47
для лечения травмы. В процессе такой работы происходит реструктуризация личности, формирование ее новой идентичности, позволяющей более адаптивно функционировать в социуме и получать возможность реализации своих способностей и потенциальных возможностей.
Американский психолог Эдвард Эдингер рассмотрел особенности архетипических защит при ранних нарциссических травмах и этапы формирования оси эго-Самость в доэдипальном периоде развития. При неблагополучных объектных отношениях болезненные впечатления ребенка превращаются в нарциссическую травму, формирующую специфические защиты, из-за которых ось эго-самость становится более ригидной.
Травматические переживания могут констеллироваться в более позднем возрасте в форме депрессивных симптомов. Эдингер различает положительную и негативную инфляцию эго. Положительная инфляция вызывает ощущение собственной значимости и грандиозности и способствует развитию креативности и творчества. Негативная приводит к идентификации с «божественной жертвой», что влечет за собой переживание вины и отчаяния.
При серьезных нарушениях связи с Самостью человек отчуждается от своего глубинного потенциала и регрессирует к более примитивным уровням развития. Переживания позитивной и негативной инфляции во многом напоминают конструктивный и патологический нарциссизм, описанные Х. Кохутом.
Другой последователь Юнга - Эрих Нойманн описывает «послеутробную эмбриональную стадию», на которой ребенок находится в состоянии первобытного слияния с матерью. Он считает, что на данном этапе целостность личности (Самость) пребывает одновременно и в матери, и в ребенке. Далее происходит поляризация и разделение этой структуры. Таким образом формируется ось эго-Самость личности ребенка.
В случае неблагополучных объектных отношений с матерью нуминозные переживания, сопутствующие процессу сепарации, констеллируются в архетипическом образе Ужасной Матери, и формируется «страдающее эго» (distress-ego), которое несет на себе отпечаток травмы.
Мифологически, Ужасная Мать - это богиня судьбы, решающая вопросы жизни и смерти ребенка, от которой зависит направленность и эмоциональная окраска его развития. Влияние этой нуминозной фигуры приводит к нарушению развития оси эго-Самость и образованию негативной, темной части Самости [8, с. 86].
Нойманн не использует в своей феноменологии раннего развития понятия защитных механизмов или примитивных защит, как это делает Эдингер. Указанные концепты заменяет идея «примитивного негативного образа», который берет свое начало в искаженных первичных отношениях с реальной матерью. Первичная травма становится, таким образом, источником последующих фантазий о Плохой и Хорошей Матери.
Стайн полагал, что для адекватного функционирования «имунной системы» Самости необходимо соответствие ожиданий ребенка условиям окружающего мира.
48
Психотравмирующая ситуация разрушает это соответствие, в результате чего самость теряет способность к адекватному реагированию.
Идеи Стайна получили дальнейшее развитие в исследованиях Майкла Фордхэма. Фордхэм высказывает предположение о том, что архетипические защиты появляются еще до того, как сформируется эго ребенка. Целью архетипических защит Самости, по мнению Фордхэма, является стремление оградить личность травмированного ребенка, вплоть до ее полной изоляции от внешнего мира.
В силу определенных особенностей психики реакция защитных систем может быть избыточной и в дальнейшем стать постоянным паттерном. Как и многие представители школы объектных отношений, Фордхэм приписывал главную роль в формировании травматических защит проективной идентификации. Данный механизм закрепляется как аутоимунная реакция и продолжает действовать даже после того, как пагубное воздействие со стороны внешнего мира прекращается.
Указанные психические процессы приводят к тому, что внутренний мир ребенка теряет возможность для полноценного развития, ось эго-Самость становится ригидной, архетипические защиты превращаются из помощников в тиранов. В результате происходит аккумуляция агрессии и враждебности, которые направляются против либидинозных коммуникаций с внешними объектами и против самой личности, поскольку Самость ошибочно принимает эти объекты как продолжение травмирующего опыта [9, с. 131-132].
Идеи Стайна и Фордхэма об архетипических защитах психики получили дальнейшее развитие в концепции саморегулирующейся системы Д. Калшеда.
Проблематика психической травмы и ее связи с Индивидуацией достаточно широко раскрыта в трудах известного юнгианского аналитика Джеймса Холлиса. Холлис рассматривает травму не только как существенное препятствие на пути личностного развития, но и как потенциальный источник творческой трансформации личности.
Холлис рассматривает психологические механизмы травмы эмоционального поглощения или переполнения. Ее ядром является ощущение беспомощности, которую испытывает ребенок, оказавшийся один на один с вторгающимся в его внутреннее пространство, не имеющее четких крепких границ, потоком негативных эмоций его родителей.
Если фрустрация от такого вторжения ощущается очень сильно либо повторяется в течение длительного времени, то психика ребенка прибегает к шизоидным защитам, и в первую очередь, к проективной идентификации.
Современная концепция психической травмы была разработана аналитическим психологом Дональдом Калшедом на основе обширного опыта собственных клинических наблюдений. Также как и представители британской школы объектных отношений, Калшед считает, что ранняя травма возникает тогда, когда объем впечатлений, получаемый ребенком, значительно превышает возможности его психики для осознанного переживания [10].
Расщепление либидо и агрессия у травмированного ребенка являются одними из важнейших проблем терапии травмы.
49
Ранняя травма находится в тесной взаимосвязи с архетипическим негативным воздействием, которое играет важную роль в формировании деструктивных механизмов межличностного взаимодействия.
По Калшеду, источником диссоциации является агрессия, направленная пациентом против самого себя.
Калшед считает, что в ситуации травмы человек сталкивается с феноменом, который Юнг называл теневым аспектом Самости. Калшед описывает его происхождение следующим образом. Внутренние репрезентации Я младенца в первые месяцы жизни представляют собой расщепленные архаические структуры, обладающие свойством нуминозности. Постепенно они объединяются в антиномии с позитивным и негативным полюсами.
Архетип Самости, символизирующий изначальный принцип единства, также обладает светлыми и темными сторонами. В случае благоприятных объектных отношений, подкрепляемых в необходимой степени материнской заботой и контейнированием детских аффектов, происходит интеграция архетипических антиномий, составляющих Самость. При этом ребенок учится справляться с негативными эмоциями и переживаниями, связанными с фрустрацией или агрессией.
В случае же, когда ребенок подвергается психической травме, негативная сторона Самости не интегрируется и остается архаичной, вторгаясь во внутренний мир детской души в форме угрожающих нечеловеческих фигур. Таким образом, агрессия, необходимая изначально для адаптации ребенка, направляется против него самого. Возникает вторичная травматизация, но уже за счет внутренних объектов.
Главной задачей психотерапии травмы Д. Калшед считает возвращение личностного духа, целительной связи человеческой личности с архетипическим источником жизни - Самостью. Поскольку терапия представляет собой отношения привязанности, проблемы пациентов должны быть не просто проработаны, а прожиты заново, «восстановление того, что было нарушено в контексте отношений, также требует контекста отношений» [11].
Новый опыт, приобретенный в психоаналитическом альянсе, становится началом нового, преобразованного бытия.
В процессе лечения терапевт формирует переходную зону (биперсональное поле, в терминологии Калшеда). Самость, которая сначала появляется лишь как образ в этом символическом пространстве, в процессе отзеркаливания трансформируется и становится частью индивидуальной психики пациента. Интернализация межличностных переживаний способствует восстановлению оси эго-Самость.
Благодаря пластичности мозга, считает Калшед, возможно исправление связей внутри нейронных сетей, их переконфигурация, что приводит, в свою очередь, к изменению защитных механизмов психики. «Аналитик «настраивается на аффективную волну» тех диссоциативных «разрывов» или катастрофических обрывов контакта, в которых возникает угроза глубокой эмоциональной связи с пациентом.
50
Работа с личностной историей пациента является основой психотерапии травмы. В этой истории, утверждает Калшед, необходимо найти ту «божественную искру личности», которая лишена подлинной жизненности и ждет своего воплощения. Кроме того, в каждой индивидуальной истории имеются свои «дыры», которые заполнены защитами, пришедшими на помощь в тот момент, когда человек был подавлен нестерпимым страданием. Такие «дыры» и защищают целостность психики, и представляют угрозу для нее, они нарушают способность личности к созданию новых нарративов, поскольку их содержание остается недоступным для сознательной переработки.
«Дыры» в психики заполняются и ментальными интерпретациями, представляющие собой коллективные стереотипы и каррикатуры. Травматические защиты, подобно Трикстеру навязывают личности свои толкования, которые искажают реальность подобно кривому зеркалу.
В процессе терапии психолог предлагает пациенту альтернативные интерпретации его жизненных страданий, в которых личность обретает новые смыслы, способные стать источниками жизненного вдохновения. Терапевтические отношения помогают воссоздать способность к привязанности, которая восстанавливает «более глубокую аффективную связь между бессознательными центрами эмоционального я и более сознательными «высшими» аспектами мозга, осуществляющими функционирование Эго и процессы осмысления».
Одно из важнейших мест в психотерапии травмированного пациента занимает работа с содержанием сновидений.
Работы Калшеда, являющиеся результатом творческого синтеза юнгианского подхода и теории объектных отношений, открывают новые возможности для понимания личности пациента с психической травмой. Калшед не только расширяет арсенал психотерапевтических средств, но и предоставляет огромный опыт взаимодействия аналитика и пациента, который может стать полезной базой для диагностики, терапии и реабилитации пациентов со сложными жизненными историями.
Основными методами юнгианской терапии травмы являются методы работы с личным мифом, техника активного воображения, анализ сновидений и фантазий. Их применение в данной области должно учитывать специфику формирования травмы и ее последующей психической трансформации. Юнговский тест свободных ассоциаций, который основан на обнаружении вытесненных комплексов, может быть использован для диагностики психической травмы и выбора эффективного направления психотерапии.
На основе результатов эмпирического исследования, нами было выявлено 6 типов психологических травм: травма потери, травма эмоционального отвержения, травма социального отвержения, травма этического характера, травма, связанная со смыслом жизни, травма сексуального характера.
ПРИМЕР: травма, связанная с эмоциональным отвержением.
Владимир, 20 лет, студент-психолог, женат.
Клиент ведет себя так, словно хочет создать у слушателей определенное позитивное впечатление о себе как уверенном, довольным жизнью и собой
51
человеке, который хорошо знает, чего он хочет, стремящемся соответствовать социальным нормам, вести себя презентабельно.
Самый длинный временной промежуток в тесте был потрачен Владимиром на стимул «горе», к которому он так и не подобрал ассоциацию. Терапевт просит его прокомментировать этот момент.
Клиент: Слава богу, пока никаких горь у меня не было.
Горе он связывает с сильными эмоциональными переживаниями, чаще всего связанными с утратами. Противопоставляет горе беде, как ситуационной реакции. В тесте слово «беда» было ассоциацией на стимул «разрыв».
Терапевт: Были ли у вас серьезные проблемы со здоровьем, травмы? (На слово «травма» клиент дал быстрый ответ «нога»).
Клиент: В детстве ничего такого глобального из болезней у меня не было. Кашель, ангина, как у всех. Ничего такого не могу вспомнить... Были травмы ноги (растяжение связок).
Однако в процессе терапии выясняется (со слов жены, которая также принимала участие в семинаре), что в подростковом возрасте Владимир перенес приступ отравления неопределенной этиологии, приведший его к двухдневной коме, после которой он сильно изменился, поменялись его интересы, увлечения, мировоззрение.
Клиент стал рассказывать о приступе болезни сдержанно, утверждая, что многого не помнит и не знает, с какими событиями из жизни можно его связать (сопротивление). При этом проявляет волнение, выглядит несколько обескураженным.
Терапевт: На слово «забыть» вы дали ассоциацию «всё». Что вы хотите забыть?
Клиент использует генерализацию как защиту и избегает конкретизации в описании тех моментов, которые он хочет забыть. («так все дети считают», «забыть все, чтобы начать с чистого листа»). Говорит о том, что не помнит, чтобы приступ привел к каким-то психологическим потрясениям.
Терапевт: Как Вы ведете себя в конфликтных ситуациях, разъясните связку «ссора-медитация».
Клиент: Когда на меня начинает кто-то повышать голос, как это было, например, в музыкальной школе со стороны преподавателя, или в других ситуациях с приятелями или родственниками, я не стремлюсь доказывать свою правоту. Я прав по умолчанию (улыбается). Да, я знаю, что это эгоцентрично, нарциссично... (смеется, складывает руки крест накрест). Я ухожу в «медитацию» - это такое измененное состояние сознания, когда рассудок проясняется, а эмоций нет, и я не могу сказать человеку такое, что может задеть его за живое.
В данном случае клиент описывает психологическую защиту, которую Догерти в своем описании нарциссических характеров называет инкапсуляцией. Данная защита соответствует контрзависимой нарциссической структуре с избегающим паттерном отношений. Это подтверждает и следующая реплика клиента: «У меня есть такие мизантропические наклонности, круг друзей я как можно больше сужаю. Люди проходят такой как-бы определенный отбор, наверное».
52
Далее разговор переходит на тему заботы (на данный стимул теста ответа не последовало). Владимир понимает ее следующим образом: «Забота - это, например, когда в семье к ребенку относятся как божеству, ангелу». И в настоящее время своей жизни он продолжает связывать заботу с нарциссическим переживанием самодостаточности, грандиозности своей личности. Клиент говорит, что заботу получил в больших количествах. Однако же описывает свою мать как властную женщину, которая была инициатором решения всех семейных проблем и ориентировала сына на достижения.
Терпевт: Почему ассоциацией к слову «беспомощность» у вас стала «неприязнь»?
Клиент: Когда человек говорит, что он слабый, надеется не на себя, а на помощь высших сил, я чувствую презрение к такому человеку. Если у человека все на месте, то он может сделать для себя абсолютно все.
Терапевт: Кто в вашем окружении играет роль жертвы?
Клиент рассказывает о сотруднице матери, которая постоянно жаловалась на свою жизнь, и к которой он испытывает отвращение. У Владимира наблюдается установка на достижения, успех. Он презирает слабых, просящих помощи, любящих жаловаться.
Далее терапевт намеренно фрустрирует клиента, обращая внимание на то, что он осуждает беспомощную женщину.
Рассказ клиента изменяется, он начинает позволять себе выражать негативные эмоции и в то же время оправдывается. Знакомая мамы, которая вначале презентируется как назойливая жертва, оказывается врагом, способствовавшим увольнению мамы. Кроме того, Владимир вспоминает свою драку и уже говорит о себе не только как о мирном и рассудительном, но и как о том, который может дать физический отпор обидчику. Изменяется и внешнее поведение клиента: он часто меняет позу, то скрещивает руки, то отстраняется, речь становится более отрывистой, в теле заметно напряжение, лицо покрывается румянцем.
В поведении клиента появляется смешанный с агрессией стыд. Он уже не выглядит таким уверенным в себе, чаще демонстрирует интеллектуализацию, иногда откровенно смущается.
Терапевт объясняет клиенту использование фрустрации как психотерапевтический прием. Беседа заканчивается в спокойном, повествовательном режиме.
Вывод: В данном случае клиент демонстрирует черты контрзависимой нарциссической структуры характера и соответствующие ей психологические защиты - инкапсуляцию, интеллектуализацию. Он также использует контроль как средство для поддержания комфортных для себя отношений.
Мы также наблюдаем, что Анима Владимира слабо развита и проявляется в теневых констелляциях (слабая, беспомощная жертва-женщина). Однако же его супруга использует роль жертвы, ведет себя очень эмоционально, плачет и демонстрирует беспомощность. Это может свидетельствовать о том, что близкие отношения клиента с девушкой имеют в своей основе проекцию неинтегрированной части Анимы, которая осталась у него в регрессивной форме в результате
53
психологической травмы, связанной с приступом неожиданной, угрожающей жизни болезни. Клиент проявляет трогательную заботу о своей жене и, в то же время, выражает неприязнь к беспомощным людям. Такое поведение может указывать на расщепленность его психики и диссоциацию слабой мазохистической и сильной заботящейся частей личности.
ВЫВОДЫ
Психическая травма включает психологические механизмы, призванные поддерживать целостность психики, подвергшейся атаке со стороны враждебных факторов внешнего мира и внутренних конфликтов, однако в дальнейшем они приобретают негативное качество и не позволяют личности поддерживать гармоничные отношения с другими объектами. К таким защитным механизмам относятся проективная идентификация, диссоциация, шизоидная инкапсуляция.
Знание характера психической травмы, ее типологии и особенностей динамики коллективного бессознательного, помогает выбрать эффективную стратегию психотерапии и подходящую методологическую базу.
Основными методами юнгианской терапии травмы являются методы работы с личным мифом, техника активного воображения, анализ сновидений и фантазий. Их применение в данной области должно учитывать специфику формирования травмы и ее последующей психической трансформации. Следует также обратить внимание на то, что юнговский метод словесных ассоциаций, который основан на обнаружении вытесненных комплексов, может быть использован для диагностики психической травмы и выбора эффективного направления психотерапии.
Список литературы
1. Фрейд З. Введение в психоанализ / З. Фрейд. - М.: Астрель, 2011. - 633 с.
2. Бион У. Р. Научение через опыт переживания / У. Р. Бион / Пер. с англ. - М.: Когито-Центр, 2008. -128 с.
3. Винникотт Д. В. Искажение Эго в терминах Истинного и Ложного Я / Д. В. Винникотт // Московский психотерапевтический журнал. - 2006. - № 1. - С. 5-19.
4. Фенихель О. Психоаналитическая теория неврозов / О. Фенихель. - М.: Трикстра, 2013. - 620 с.
5. Шарфф Дж. С. Основы теории объектных отношений / Дж. С. Шарфф, Д. Э. Шарфф. - М.: Когито-Центр, 2009. - 304 с.
6. Стайнер Дж. Психические убежища. Патологические организации у психотических, невротических и пограничных пациентов / Дж. Стайнер / Пер. с англ. - М.: «Когито-Центр», 2013. - 239 с.
7. Юнг К. Г. Психология архетипа ребенка // Структура психики и процесс индивидуации / К. Г. Юнг.
- М.: Наука, 1966.
8. Нойманн Э. Происхождение и развитие сознания / Э. Нойманн. - М.: Рефл-бук, Ваклер, 1998. - 462 с.
9. Стайн М. Юнговская карта души: Введение в аналитическую психологию / М. Стайн / Пер. с англ.
- М.: Когито-Центр, 2010. - 256 с.
10. Калшед Д. Внутренний мир травмы. Архетипические защиты личностного духа / Д. Калшед - М.: Академический Проект. - 2001.
11. Калшед Д. Травма и душа: Духовно-психологический подход к человеческому развитию и его прерыванию / Д. Калшед. - М.: Когито-Центр, 2015. - 488 с.
12. Решетников М. М. Психическая травма / М. М. Решетников. - СПб.: Восточно-Европейский Институт Психоанализа, 2006. - 322 с.
54
PSYCHOLOGICAL CHARACTERISTICS OF INJURIES IN THE PARADIGM OF ANALYTICAL PSYCHOLOGY OF C.G. JUNG
Kolesnikova V. I.
V.I. Vernadsky Crimean Federal University, Simferopol, Republic of Crimea, Russian Federation E-mail: vikolesn@ya.ru
In this article is conducted theoretical and methodological analysis of the phenomenon of psychic trauma within the paradigm of analytical psychology of C. G. Jung. Attempted synthesis of psychoanalytic concepts of trauma (theory of object relations) with the Jungian approach, which is based on the archetypal world of the collective unconscious and Individuation. Comparative analysis of classical Jungian and psychoanalytic approaches to the psychotherapy of survivors of various types of injuries. The empirical research is focused on the dreams and imaginations of clients and work with various types of traumatic complexes. Mental injury includes psychological mechanisms to maintain the integrity of the psyche, subjected to attack by hostile factors of the external world and internal conflicts, but in the future they acquire a negative quality, and do not allow the individual to maintain a harmonious relationship with other objects. Such protective mechanisms include projective identification, dissociation, schizoid encapsulation. Knowledge of the nature of trauma, its typology and specific features of dynamics of the collective unconscious, helps to choose effective strategy of psychotherapy and a suitable methodological framework. The main methods of Jungian therapy injury are ways to work with personal myth, the technique of active imagination, dream analysis and imagination. Their application in this area should take into account the specificity of formation of the injury and her subsequent mental transformation. You should also pay attention to the fact that Jung's method of verbal associations, which is based on the discovery of repressed complexes may be used.
Keywords: mental trauma, personal development, individuation process.
References
1. Freud Z., Introduction in psychoanalysis, 633 p. (Astrel, M., 2011).
2. Bion W.R., Learning by experience, trans. from English, 128 p. (Kogito-Tsentr, M., 2008).
3. Winnicott D.V., Ego Distortion in terms of True and False I, Moscow psychotherapeutic mag., 1, 5 (2006).
4. Fenichel O., The Psychoanalytic theory of neurosis, 620 p. (Trixter, M., 2013).
5. Sharff G.C., Sharff D.E., Fundamentals of the theory of object relations, 304 p. (Kogito-Tsentr, M., 2009).
6. Steiner George, Mental asylum. Pathological organizations in psychotic, neurotic and border patients, trans. from English, 239 p. (Kogito-Center, M., 2013).
7. Jung C.G., Psychology of the archetype of the child, The structure of the psyche and the individuation process (Nauka, M., 1966).
8. Neumann E., The Origin and development of consciousness, 462 p. (Refl-Buk, Vakler, Moscow, 1998).
9. Stein M., Jung's map of the soul: an Introduction to analytical psychology, trans. from English, 256 p. (Kogito-Tsentr, M., 2010).
10. Called D., The Inner world of trauma. Archetypal protection of personal spirit (Academic Project, Moscow, 2001).
11. Called D. Trauma and the soul: Spiritual and psychological approach to human development and its interruption, 488 p. (Kogito-Tsentr, M., 2015).
12. Reshetnikov M.M. Trauma, 322 p. (The East European Institute Of Psychoanalysis, SPb., 2006).
55
