ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ МЕХАНИЗМЫ ПЕРЕЖИВАНИЯ СЕКСУАЛЬНОГО НАСИЛИЯ МАЛОЛЕТНИМИ ЖЕРТВАМИ ИНЦЕСТА
Е. В. Васкэ
Аннотация: неуклонный рост числа преступных посягательств на половую неприкосновенность и половую свободу несовершеннолетних в современной России требует разработки новых подходов к процессу расследования данной категории преступлений, который традиционно вызывает особые трудности в части доказывания. Виктимное поведение несовершеннолетних потерпевших имеет широкий диапазон, носит специфичный характер, а механизмы его формирования обусловлены рядом внутренних и внешних факторов влияния на систему «жертва — преступник — криминальная ситуация». Работникам следственных органов бывает очень сложно понять не столько мотивы преступного поведения насильника, сколько мотивацию действий (бездействия) несовершеннолетней потерпевшей в той или иной юридически значимой ситуации. Например, в тех случаях, когда несовершеннолетние потерпевшие — жертвы пролонгированной ин-цестуальной связи не предпринимают даже попыток к оказанию сопротивления насильнику; когда малолетние дети, занимающиеся проституцией, сами настойчиво предлагают клиентам свои сексуальные услуги; когда несовершеннолетние потерпевшие выявляют признаки «псевдопровоцирующего» поведения, активно взаимодействуя с потенциальным преступником в предкри-минальной ситуации, и т. д.
Наибольшую сложность не только для работников судебно-следственных
органов, но и для специалистов других областей знаний (педагогов, психологов, сотрудников социальных служб), так или иначе задействованных в период расследования, представляет осмысление ими фактов замалчивания эпизодов сексуального насилия, совершаемого в отношении ребенка (подростка) в семье, как им самим, так и членами его референтной группы. При этом понимание психологических механизмов переживания ребенком внутрисемейного сексуального насилия способствует конструктивному взаимодействию с ним в период проведения расследования, позволяя, с одной стороны, получить максимально полные сведения по ситуации деликта, а с другой — минимизировать вторичную психотравма-тизацию жертвы инцестуальной связи самой процедурой проведения отдельных следственных действий. В контексте указанной проблематики автором освещаются вопросы, связанные с внутрисемейным сексуальным насилием, совершаемым в отношении детей и подростков; анализируется поведение несовершеннолетних и малолет-нихжертв инцеста в юридически значимых ситуациях (предкриминальных, криминальных, посткриминальных, следственных). Представлен анализ трансформации эмоционального реагирования малолетних и несовершеннолетних жертв пролонгированной инцестуаль-ной связи. Теоретические выкладки иллюстрируются примерами из экспертной практики автора.
Ключевые слова: сексуальное насилие, виктимное поведение, мотивация, несовершеннолетние, малолетние, потерпевшие, инцест, преступник, криминальная ситуация.
Многолетний практический опыт автора по психологическому сопровождению раскрытия и расследования преступлений показывает, что в настоящий период особые трудности у работников следственных органов возникают при доказывании эпизода (эпизодов) совершения сексуального насилия в отношении малолетнего ребенка, причем на всех этапах расследования по уголовному делу — начиная с до-следственной проверки до периода судебного следствия. Кроме того, в подавляющем большинстве случаев (92 % за период с 2013 г. по сентябрь 2014 г. по Нижегородской области и г. Нижнему Новгороду) речь идет о внутрисемейном насилии, когда развратные действия совершаются с ребенком в возрасте от 5 до 12 лет.
Как правило, материальные следы таких преступлений отсутствуют, а насильник категорически отрицает свою вину, в связи с чем основной объем информационной базы — это сведения, полученные непосредственно от ребенка. К сожалению, мы вынуждены констатировать, что участились случаи, когда матери, являясь законными представителями своих детей, исходя из различных мотиваций (79 % — материальная заинтересованность), активно препятствуют возбуждению уголовного дела, несмотря на ранее поданное ими заявление о совершении насилия, вынуждая ребенка признаться в оговоре насильника. Так, за указанный пе-
риод подобные прецеденты составили 68 % от всех исследованных нами «сексуальных деликтов», совершенных в отношении детей и подростков.
Сексуальное насилие (coitus per or, coitus per rectum, coitus per vaginale), совершаемое в отношении малолетнего ребенка со стороны близких родственников, несет в себе самый мощный психотравмирующий потенциал: ребенок оказывается не просто незащищенным в единственно надежном для него месте — семье, но и подвергается сексуальным истязаниям со стороны людей, с которыми он находится ежедневно, а иногда и ежеминутно, не имея помощи и поддержки извне. В большинстве случаев сексуальное насилие в отношении малолетнего ребенка со стороны кровных или некровных родственников отличает многоэпи-зодность. Более того, насильственные действия могут продолжаться на протяжении нескольких месяцев и даже лет.
Так, в нашей экспертной практике был уникальный по своему трагизму прецедент, когда сексуальное насилие (coitus per vaginale, coitus per or) в отношении падчерицы систематически, до нескольких раз в неделю совершалось отчимом в течение 10 лет, начиная с восьмилетнего возраста девочки. При этом в квартире, кроме отчима и матери девочки, проживали родители насильника. По достижении совершеннолетия девушка заявила о содеянном в отношении нее в правоохранительные органы, преступник был осужден и понес законное наказание.
В связи с изложенным у работников следственных органов, как правило, возникает вопрос: почему на протяжении длительного промежутка време-
ни (неделя, месяц, год и т. д.) ребенок никому не говорит о происходящем, безропотно выполняя все требования насильника? Ответ на данный вопрос мы получили при исследовании личности и поведения 352 несовершеннолетних и малолетних потерпевших по преступлениям, предусмотренным ст. 131, 132, 134, 135 УК РФ (эмпирический материал исследования составили 298 судебно-психологические экспертизы, проведенные автором в 1999-2013 гг.).
В результате проведенного исследования было выделено пять типологических групп несовершеннолетних (малолетних) потерпевших, условно обозначенных как «истинные» (90,2 % от общего числа потерпевших) *, из которых жертвы инцестуальной связи (кластер «депривированные») составили 19,2 % [4]. Было установлено, что вик-тимное поведение потерпевших данного типа обусловлено мотивацией сохранения тайны, которая быстро становилась устойчивой. Поскольку рамки данной статьи существенно ограничивают нас в подробном изложении полученных результатов исследования, коротко обозначим их.
При первом эпизоде сексуального насилия предкриминальная ситуация, как правило, характеризуется наличием у ребенка чувства доверия и привязанности к преступнику как к члену своей семьи. Криминальная же, являясь неожиданной, первоначально вызывает у ребенка эмоции растерянности. Действия преступника при внутрисемей-
* 9,8 % от общего числа несовершеннолетних (малолетних) составили мнимые потерпевшие, оговаривающие своих реальных или вымышленных половых партнеров, исходя из различных мотиваций.
ном насилии, как правило, стереотипны — мужчина (отец, отчим, сожитель матери), отличающийся агрессивным поведением в отношении членов своей семьи, начинает проявлять неожиданную заботу и внимание по отношению к ребенку, которая выражается в покупке сладостей, защите от упреков и наказаний матери и т. д. Малолетний ребенок, воспринимающий подобное поведение как проявление любви и нежности, охотно контактирует с потенциальным преступником, в том числе наедине, испытывая к нему чувство доверия [3].
После совершения первоначальных сексуальных действий, которые могут быть замаскированы под игру, насильник угрожает ребенку гневом (разной степени выраженности) со стороны матери в случае раскрытия «их общей тайны». Инфантильный ребенок, не способный в силу своего малолетнего возраста к осознанию биологического и социального смысла происшедшего, осознает лишь внешнюю сторону событий, понимая при этом, что произошло что-то «нехорошее, стыдное, за что мама будет ругать», испытывая эмоции страха по отношению к матери и первоначально не имея таковых к преступнику.
Так, в отношении малолетней Ф, восьми лет, в течение года неоднократно совершались насильственные сексуальные действия со стороны ее родного отца Ф. (coitus per or, coitus per vaginale), злоупотребляющего алкоголем, ранее неоднократно судимого, в том числе за изнасилование. Мать подэксперт-ной вынуждена была спать в одной кровати с младшим сыном, а потерпевшая, в силу стесненных жилищных условий, с отцом. Однако через 1,5 месяца девочка с младшим братом вдруг стали при-
езжать на работу к матери, чтобы переночевать там. Потерпевшая пыталась говорить матери о том, что «отец стал плохим, с ним не нужно больше жить», но слова дочери не были восприняты матерью. Сама потерпевшая, пытаясь избегать контактов с отцом (уходила ночевать к матери на работу, старалась не оставаться с ним дома), боялась рассказать матери правду, буквально воспринимая его угрозы. («Меня отец заставлял стирать мои трусики от крови и говорил, что если мама об этом узнает, она меня убьет, а я знала, что мама всегда может накричать на меня и стукнуть, а уж если бы я ей об этом сказала, она меня точно бы убила», — говорил эксперту-психологу малолетний истерзанный ребенок). Несмотря на то что Ф. была способна к осознанию лишь внешней стороны юридически значимых событий, сведения, данные ею в процессе проведения следственных действий, отличала логичность и последовательность при детальном изложении всех нюансов происшедшего. Девочка говорила эксперту о том, что своего отца она ненавидит, все время хочется его стукнуть, а мать—боится, просила эксперта привести ее «на суд, чтобы я перед всем селом все о нем рассказала, о том, что он со мной делал, пусть все узнают какой он, пусть ему стыдно будет».
Безусловно, предкриминальные ситуации могут характеризоваться и изначально чрезвычайно жестоким и циничным поведением насильника по отношению к ребенку, без предварительной его подготовки демонстрацией «нежного, бережного» отношения. В подобных случаях совершение первоначального сексуального насилия происходит с применением грубой физи-
ческой силы со стороны преступника. Подобный механизм совершения насилия характерен для неблагополучных семей, где воспитание детей проходит по типу гипоопеки или даже жестокого обращения, в том числе со стороны матери.
Например, в отношении малолетней С., девяти лет, в течение трех лет совершались изнасилования и насильственные действия сексуального характера со стороны ранее судимого сожителя матери С-на. Находясь в состоянии алкогольного опьянения, С-н позвал к себе малолетнюю дочь своей сожительницы, велел ей лечь с ним на кровать, после чего, сорвав с нее одежду, совершил половой акт в естественной форме (raitus per vaginale). Девочка, чувствуя сильную боль, кричала, звала на помощь, но мать, находясь в соседней комнате в состоянии алкогольного опьянения, спала и не пришла к ней на помощь. Опасаясь разоблачения, С-н сжег в печи окровавленные трусики девочки и простыню, запретив ей рассказывать о происшедшем, высказывая при этом угрозы убийством. Обвиняемому С-ну вменялось несколько эпизодов насилия (raitus per vaginale, raitus per or) в отношении малолетней С., каждый из которых сопровождался применением грубой физической силы и высказыванием малолетнему ребенку многочисленных угроз убийством. Во всех эпизодах преступлений мать испытуемой находилась в том же помещении (доме), однажды — на одной кровати с ребенком, как всегда, в состоянии алкогольного опьянения. После раскрытия преступления девочка была направлена в детский дом, куда мать приехала к ней единожды и опять
в состоянии алкогольного опьянения. С трудом сдерживая слезы, девочка рассказывала эксперту-психологу: «Мама приехала, меня только расстроила, я весь день проревела, думала, что хоть ко мне разок приедет трезвой, а еще узнала, что она уронила сестренку мою маленькую на пол, когда была пьяная. В ходе проведения экспертизы девочка подробнейшим образом описывала все нюансы содеянного в отношении нее, утверждая, что очень боялась отчима, все угрозы убийством воспринимала реально, «когда стала понимать, что это такое, было очень стыдно, часто плакала по ночам под одеялом от обиды и стыда, очень обижалась на маму за то, что она, все зная, продолжала жить с отчимом и не хотела мне ничем помочь». Мать испытуемой в своих показаниях просила прекратить уголовное преследование в отношении С-на, мотивируя это тем, что она с детьми «собирается от него уйти». Обвиняемый С-н вину в содеянном не признавал, поясняя, что ему «сейчас трудно сосредоточиться и правильно опровергнуть предъявленное обвинение».
Рассмотрим трансформацию эмоционального и поведенческого реагирования психически здоровых несовершеннолетних после совершенного в отношении них сексуального насилия,носящего характер массивной и длительной психотравмы. В случае пролонгированной насильственной инцестуаль-ной связи по мере накопления эпизодов механизм переживания ребенком внутрисемейного насилия закономерно приводит по типу «снежного кома» к деформации его личности, трансформации эмоционального, а затем и поведенческого реагирования. Эмоциональ-
ное реагирование потерпевшей (потерпевшего) меняется с течением времени поэтапно [8, 9, 10, 11, 12].
Возникшие у малолетнего ребенка под воздействием угроз насильника эмоции страха перед матерью в течение определенного промежутка времени (двух-трех месяцев) трансформируются в чувство вины по отношению к ней (как к матери, от которой ребенок скрывает их с насильником тайну и как к женщине, с которой живет насильник). Причем с каждым днем мотивация сохранения тайны у жертвы инцеста становится все более устойчивой — ребенок боится рассказать матери о происходящем («а вдруг мама скажет, почему же я раньше молчала») и тайна стремительно обрастает новыми детскими страхами, блокируя возможность получения помощи от матери.
Отношение к преступнику со стороны ребенка начинает носить характер ярко негативного при доминанте страха. Нередко дети, продолжая тщательно скрывать происходящее, пытаются найти защиту у взрослых, как правило посторонних людей (учителей, воспитателей, знакомых), говоря о плохом отношении к ним со стороны насильника (заставляет делать уроки, не пускает гулять, «дает подзатыльники» и т. п.). Однако подобные попытки жертвы насилия найти помощь в большинстве своем оказываются безрезультатными и мотивация сохранения тайны у ребенка становится еще более устойчивой.
Когда сексуальное насилие продолжается в течение нескольких лет и жертва инцеста вступает в пубертатный период, чувство вины по отношению к матери трансформируется в эмоции ненависти по отношению к ней как
к лицу, не замечающему происходящее и, следовательно, не оказывающему помощи (в нашей экспертной практике неоднократно встречались случаи, когда девочка немотивированно, по мнению матери, уговаривала ее расстаться с насильником — «ты его не знаешь», «он тебя не любит» и т. д.).
С течением времени в процессе онтогенеза (начиная с периода среднего пубертатного возраста) на фоне длительной психотравмирующей ситуации, связанной с систематически совершаемыми в отношении теперь уже подростка насильственными сексуальными действиями, устойчивыми индивидуально-психологическими особенностями личности потерпевших становятся следующие: высокий уровень тревожности и эмоциональной напряженности, резко заниженная самооценка, стойкий комплекс неполноценности, пониженный порог фрустрации, робость, боязливость и нерешительность. В старшем подростковом и в раннем юношеском возрасте потерпевшая (потерпевший), будучи уже способной к пониманию внутренней стороны происходящего, рефлексирует свое поведение в предкриминальной, криминальной и посткриминальной ситуациях по типу «умственной жвачки», не видя выхода из сложившейся ситуации и не имея в своем поведенческом репертуаре адекватных копинг-стратегий [7].
В связи с тем что пролонгированное инцестуальное сексуальное насилие носит характер «жизненной ситуации» (пред-, пост- и криминальные ситуации постоянно чередуются), у подростка существенно меняется Я-концепция и в рамках сформировавшегося к этому времени стойкому комплексу непол-
ноценности появляется чувство неприятия себя как личности, вплоть до возникновения устойчивых эмоций ненависти к себе, иногда сопряженных и с ау-тоагрессивными тенденциями.
Психотравмирующее воздействие криминальной ситуации на личность подростка происходит по типу «порочного круга»: полное отсутствие возможности свободного выбора действий, обусловленное сформировавшимися личностными особенностями подростка на фоне неизменно высокого уровня эмоционального напряжения (в структуре стресса), в длительной психотравми-рующей ситуации (постоянное ожидание очередного эпизода сексуального насилия) неизбежно приводит к переживанию пролонгированной ситуации сексуального насилия по механизму «терпения», существенно облегчая совершение преступником очередного эпизода [1, 2].
Поскольку к периоду старшего пубертатного, а тем более раннего юношеского возраста потерпевший (потерпевшая) полностью понимает и социальное значение совершаемых в отношении него действий (осознание инцеста как социально неприемлемой формы отношений), четко осознавая свое место в создавшейся ситуации, изменяется и его поведенческий репертуар — подросток замыкается в себе, «ликвидирует» подруг (друзей), оставаясь наедине со своей тайной. В поведении подростка в семье появляются нетипичные для его тревожной, боязливой, зависимой и неуверенной в себе личности внешне обвинительные формы реагирования при высоком уровне вербальной агрессии, направленной преимущественно на мать.
Необходимо отметить, что в тех случаях, когда преступление остается не раскрытым до указанного возрастного периода несовершеннолетнего, триадой доминирующих и сверхсильных эмоций подростка, редко имеющих выход наружу, являются ярко выраженные эмоции ненависти — по отношению к насильнику, матери и к себе самому. При этом чувство страха по отношению к насильнику остается неизменно сильным, а по отношению к себе у рефлексирующего подростка появляется чувство вины, которое, как известно, становится базовым для возможного возникновения аутоагрессии.
Так, несовершеннолетняя потерпевшая Л., четырнадцати лет, в течение пяти лет подвергалась систематическому сексуальному насилию (coitus per or, coitus per vaginale) со стороны своего отчима Н. Когда девочке было около восьми лет, ее мать, работающая скотницей на ферме, вышла замуж за ранее судимого, злоупотребляющего алкоголем Н. Обвиняемый Н. вел асоциальный образ жизни, не работал, систематически алкоголизировался, устраивал в семье постоянные ссоры и драки. В десятилетнем возрасте Л. отчим впервые совершил в отношении нее сексуальное насилие (coitus per or), запретив рассказывать кому-либо о происшедшем, при этом угрожал «гневом» со стороны матери. Спустя несколько дней Н. вновь совершил насилие над малолетней Л. (coitus per vaginale) и в дальнейшем с периодичностью до нескольких раз в неделю совершал свои преступные действия. При беседе с экспертом-психологом Л. говорила о том, что сначала боялась мать, потом «стеснялась ее, потому что отчим при мне и целовал,
и обнимал мать». Девочка пыталась говорить матери о том, что отчим ее не любит, что с ним лучше расстаться, но в ответ получала лишь негативные эмоции матери, направленные на нее. К десяти с половиной годам девочка стала полностью понимать внутреннее содержание происходящих событий, отчима боялась и ненавидела. Вскоре стала ненавидеть и мать, потому что не заметить того, что происходило, было нельзя, «она же мать и должна была мне помочь, а она к нему лезла с поцелуями». К четырнадцати годам, когда Л. стала понимать и социальное значение совершаемых с ней действий, она практически осталась в эмоциональной изоляции: «всех вокруг ненавидела, с подругами вообще общаться не могла, говорить с ними было не о чем, каждый день ждала изнасилования, не знала, как в этот раз он сделает, матери ни о чем говорить уже не могла и не хотела, себя ненавидела, как и ее с ним». Мать испытуемой при беседе с экспертом говорила о том, что соседи неоднократно советовали ей «присмотреть за мужем и дочкой», намекали на их половую связь, но она не хотела в это верить, так как «очень любила мужа» и лишь после настойчивых уговоров соседки, «проследила за мужем, когда он повел дочку на сеновал, забралась за ними и сама все увидела». Обвиняемый Н. вину в содеянном не признал, был осужден и понес наказание.
Таким образом, в тех случаях, когда первый эпизод насилия совершается в отношении ребенка (жертвы пролонгированной инцестуальной связи) в малолетнем возрасте (4-10 лет), в процессе онтогенеза при развитии сексуального сознания и самосознания потерпевше-
1 этап
3 этап
Эмоции страха по отношению к матери
Чувство вины по отношению к матери
Эмоции страха по отношению к насильнику
Эмоции ненависти к насильнику
Эмоции ненависти к матери
Эмоции ненависти к себе
Чувство вины по отношению к себе
2 этап
Уровни понимания происходящих событий Этапы
1 (6-8 лет) 2 (9-12 лет) 3 (13-14 лет) 4 (15-17 лет)
Внешняя сторона + + + +
Внутреннее содержание - + + +
Социальное значение - - - +
Трансформация эмоционального реагирования потерпевшей (потерпевшего) в ситуации длительного внутрисемейного сексуального насилия на разных этапах понимания происходящих событий
го трансформация его эмоционального реагирования закономерно проходит четыре этапа (рис.) [4].
При совершении первоначальных эпизодов сексуального насилия в отношении потерпевшей (потерпевшего) пубертатного возраста эмоции страха по отношению к матери отсутствуют, а доминируют эмоции страха перед насильником при наличии все той же мотивации поведения -сохранения тайны, которая становится устойчивой за короткий промежуток времени. Понятно, что в подобных случаях можно говорить о хронической фрустрации ведущих потребностей личности подростка (аффилиативной, потребности в безопасности, в самоуважении и уважении со стороны окружающих), которая с течением времени усиливается, приобретая характер острого переживания
на фоне длительной психотравмирую-щей ситуации, связанной с сексуальным насилием.
По мере нарастания психотравми-рующей ситуации (неоднократного повторения эпизодов сексуального насилия) механизм переживаний подростка (как правило, лица мужского пола) и его поведенческого реагирования по механизму «терпения» может привести к возникновению различных эмоциональных состояний, на высоте которых возможно совершение убийства насильника жертвой (в нашей практике зафиксировано 7 аналогичных случаев). Хроническое состояние фрустрации, характеризующееся накоплением негативных эмоций при выраженной глубине переживаний и сопровождающееся постоянной внутренней напряженностью, оказывает дезорганизу-
ющее влияние на психику подростка, приводя к «катастрофическому поведению».
Приведем еще один пример. Несовершеннолетний У., пятнадцати лет, совершил убийство своего отца. В ходе проведения судебно-психологической экспертизы было установлено, что в течение трех последних лет отец подростка (участник боевых действий, майор в отставке) систематически совершал с ним насильственные действия сексуального характера (coitus per or, coitus per rectum). У. объяснял эксперту, что он ни с кем не мог поделиться «этим», «хотел уйти из дома, но идти было некуда, ходил по вечерам один гулять, так и успокаивался, отец много пил, бил мать, все время ругался». Когда отец первый раз совершил с ним насильственные действия сексуального характера (coitus per or), подросток убежал на несколько дней из дома (два дня жил у друга), по приходу домой, отец просил у него прощения, плакал, обещал, что больше такого никогда не повторится. Но все повторялось, и отец «угрожал, что расправится с матерью, со мной, а потом совершит суицид, потому что ему терять нечего». Матери подросток говорил о ссорах с отцом, но о наличии сексуальных действий по отношению к нему со стороны отца даже не намекал. В день совершения деликта У, его отец в очередной раз совершил с ним насильственные действия сексуального характера, после чего подросток нанес множественные удары молотком и ножом по голове и телу отца. Экспертом-психологом сделан вывод о том, что в период совершения инкриминируемого ему деяния У. находился в состоянии выраженного эмоционального на-
пряжения, которое ограничило возможность осознания действий испытуемого, их контроль и регуляцию.
Как показало проведенное исследование, несовершеннолетние потерпевшие, первоначально подвергшиеся сексуальному внутрисемейному насилию в пубертатном возрасте, встречаются крайне редко (6,25 %). Понятно, что в подобных случаях переживание психотравмы подростком отличает еще большая глубина, особенно если у несовершеннолетнего до содеянного проявлялись признаки психического расстройства невротического регистра [6].
Необходимо отметить, что малолетние потерпевшие с мотивацией сохранения тайны в следственных ситуациях ведут себя кардинально противоположно несовершеннолетним с той же мотивацией поведения. Малолетние дети (до десятилетнего возраста) достаточно легко вступают в контакт и независимо от присутствия того или иного законного представителя (матери, педагога, социального работника или психолога детского учреждения) подробно рассказывают о происшедшем, либо несколько смущаясь, либо достаточно эмоционально излагая необходимые сведения. Данный факт легко объясним — преступление раскрыто в малолетнем возрасте ребенка, когда трансформация его эмоционального и поведенческого реагирования не прошла все этапы, завершившись на эмоциях страха по отношению к насильнику и к матери, а также чувстве вины по отношению к ней. В связи с этим малолетний ребенок, не способный в силу своего возраста осмыслить морально-нравственный урон, нанесенный его личности, избавившись от сексуальных истязаний и
получивший социальную защиту в лице взрослых людей, чувствует себя в безопасности и желает наказания виновному («пусть ему будет так же», «пусть он сядет в тюрьму», «пусть его убьют» и т. д.) [5].
Несмотря на недостаточную сфор-мированность механизмов долговременной памяти малолетних детей, пси-хотравмирующий, массивный и пролонгированный характер сексуального внутрисемейного насилия, эффекты замещения, вытеснения, слипания и расцвечивания при воспроизведении внешней, юридически значимой стороны происшедших событий малолетними потерпевшими в период проведения допросов (не позднее двух недель от последнего эпизода) практически не обнаруживались. Безусловно, дети не могли самостоятельно обозначить точные календарные даты эпизодов насилия, поэтому их установлению способствовала привязка к личностно значимым для ребенка обстоятельствам, не связанным с ситуацией преступления.
В отличие от малолетних, несовершеннолетние потерпевшие с мотивацией сохранения тайны, будучи способными к полному пониманию характера и значения совершаемых с ними действий, при проведении следственных действий контактируют крайне неохотно, стараясь как можно скорее закончить общение, избегая детализации показаний («не помню», «уже забыла», «не хочу об этом говорить» и т. д.). При этом установление психологического контакта следователя с потерпевшей бывает сопряжено с определенными трудностями, к числу которых относилось и присутствие на допросе законного представителя подростка. Доста-
точно часто мать потерпевшей является основным раздражителем для подростка, даже в тех случаях, когда она занимает выраженную обвинительную позицию по отношению к преступнику.
Мы не случайно делаем оговорку «даже в тех случаях...». Все чаще встречаются случаи, когда матери несовершеннолетних потерпевших занимают агрессивно-обвинительную позицию по отношению к собственному ребенку, пытаясь представить дочь виновной в происшедшем («мой муж сам этого захотеть не мог, это она его соблазнила», «он не мог поступить по-другому, он же мужчина»). Полагаем, что данная проблематика требует обязательного осмысления с позиции возрождения нравственных и духовных начал в нашем обществе в такое сложное, противоречивое время.
Литература
1. Актуальные проблемы современной пенитенциарной психологии : монография / О.А. Тобо-левич [и др.] ; под науч. ред. Д.В. Сочивко. Рязань, 2013. Т. 1.
2. Васкэ Е.В. Психологический анализ поведенческого реагирования в юридически значимых ситуациях несовершеннолетних потерпевших по половым преступлениям // Психологические исследования : науч. электрон. журнал. 2010. № 3 (11). 21с. URL: http//psystudy.ru/index.php/ num/2010n3-11/327-vaske11 .html
3. Васкэ Е.В. Анализ эмоционального реагирования несовершеннолетних потерпевших в ситуациях пролонгированной инцестуальнойсвязи // Российский психологический журнал. 2009. Т. 6. № 3. С. 42-48.
4. Васкэ Е.В. Психология допроса несовершеннолетних правонарушителей и жертв сексуального насилия : монография. М.: Генезис, 2014. 312 с.
5. Васкэ Е.В. Использование в ходе допроса профессиональных психологических знаний при взаимодействии следователя с несовершеннолетними (малолетними), потерпевшими от сексуального насилия // Вестник Нижегородского госуниверситета. 2011. № 6. Ч. 3. С. 25-31.
6. Васкэ Е.В., Сафуанов Ф.С. Психологическое взаимодействие работников следственных органов с несовершеннолетними допрашиваемыми: структурный анализ // Прикладная юридическая психология. 2011. № 3. С. 23-30.
7. ВаскэЕ.В, Сафуанов Ф.С. Психолого-правовая оценка беспомощного состояния несовершеннолетних потерпевших от сексуального насилия // Юридическая психология. 2009. № 3. С.16-20.
8. Датий А.В, Кожевникова Е.Н. Актуальные проблемы прикладной юридической психологии // Прикладная юридическая психология. 2014. № 4. С. 165-166.
9. Полянин Н.А, Пинтяшин Е.В, Майоров О.А. Научный журнал «Пенитенциарий» // Прикладная юридическая психология. 2014. № 2. С. 151-152.
10. СочивкоД.В. Психодинамика гештальта открытой и скрытой агрессии в структуре личностного роста // Прикладная юридическая психология. 2013. № 3. С. 35-41.
11. Сочивко Д.В. Психодинамика духовности и религиозности осужденных молодежного возраста // Прикладная юридическая психология. 2012. № 4. С. 116-126.
12. Щелкушкина Е.А. Опыт эмпирического построения психологической типологии личности осужденного за убийство с использованием методов многомерного статистического анализа // Прикладная юридическая психология. 2009. № 3. С. 85-91.
ГЕНДЕРНЫЕ ОСОБЕННОСТИ АГРЕССИИ ДЕТЕЙ СОТРУДНИКОВ УИС
Аннотация: изучение и коррекция агрессии девиантных и делинквентных юношей является одним из наиболее широко исследуемых вопросов современной психологии. При этом проблема агрессии юношей—детей сотрудников УИС, среди которых встречаются лица, отличающиеся девиантным поведением, остается неисследованной. Актуальность указанного направления работы диктуется противоречием между необходимостью психологического сопровождения членов семей персонала УИС и недостаточной изученностью особенностей агрессии данного контингента. Новые возможности для изучения агрессии в юношеском возрасте дает учет гендерного подхода. Принятие во внимание гендерного фактора при анализе человеческой агрессивности представляется важнейшим принципом для совершенствования профилактической работы с агрессивными юношами. Ген-
ЮНОШЕЙ -
С. А. Красненкова, Л. Н. Гридяева
дерный подход предполагает оценивание поведения с точки зрения существующих полоролевых норм.
Гендерные особенности агрессии юношей проявляются в следующем:
- юноши маскулинного типа будут демонстрировать более высокий уровень агрессии, чем юноши андрогинно-го и феминного гендерного типа;
- юноши феминного гендерного типа будут демонстрировать более низкий уровень проявления агрессии, чем юноши андрогинного и маскулинного гендерного типа.
Методы сбора эмпирической информации осуществлялись при помощи психодиагностических методик. Использовались методика С. Бэм «Полоролевая диагностика феминности — маскулинности»; методика диагностики коммуникативной установки В.В. Бойко; методика «Личностная агрессивность и конфликтность» Е.П. Ильина и П.А. Кова-