CC BY
189
DOI: 10.23888/humJ20194649-662
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ФАКТОРЫ ШИЗОФРЕНИИ (ПО МАТЕРИАЛАМ КЛИНИЧЕСКОГО СЛУЧАЯ)
PSYCHOLOGICAL FACTORS OF SCHIZOPHRENIA (BASED ON THE CLINICAL CASE)
Орлов Ф.В., Николаев Е.Л., Голенков А.В., Николаева Н.В.
Чувашский государственный университет им. И.Н. Ульянова
Orlov F.V., Nikolaev E.L., Golenkov A.V., Nikolaeva N.V.
Chuvash State University named after I.N. Ulianov
Аннотация:
В данной работе на основе материала самоописания пациентом своей болезни представлено исследование психологических факторов развития шизофрении. Проведён анализ клинического случая молодого мужчины с диагнозом шизотипического расстройства, проходившего лечение в дневном психиатрическом стационаре. Исследование проведено в рамках клинико-психопатологического, экспериментально-психологического и феноменологического анализа. Подчёркнуто, что воспитание пациента по типу доминирующей гиперпротекции послужило основой формирования у него психастенического конфликта, что отразилось на дальнейшем развитии неврозоподобной симптоматики. С подросткового возраста у пациента появляется навязчивый страх микробов, страх заболеть. Позднее присоединяются ритуалы в виде навязчивого мытья рук. В клинической картине значительное место занимает патологическое фантазирование с рудиментарными псевдогаллюцинациями. Психологическое и психотерапевтическое исследования шизофрении крайне затруднены в силу того,
Abstract:
In this paper, based on the material of patient's self-description of his illness, the study of psychological factors of schizophrenia development is presented. The clinical case of a young man with schizotypic disorder undergoing treatment in a day psychiatric hospital is analized. The study was conducted as a part of clinical psychopathological, experimental psychological and phenomenological analysis. It was emphasized that patient's upbringing by the type of dominant hyperprotection served as the basis for his psychasthenic conflict formation which was reflected in the further development of neurosis-like symptoms. Since adolescence, the patient has had an obsessive fear of germs, a fear of getting sick. Later, rituals in the form of obsessive hand washing joined. Pathological fantasy with rudimentary pseudohallucinations occupies a significant place in the clinical picture. Psychological and psychotherapeutic studies of schizophrenia are extremely difficult due to the fact that patients do not want to reveal their inner world in detail to a doctor or psychologist. That is why in this work, as a method of obtaining additional
что больные не желают подробно раскрывать свой внутренний мир перед врачом или психологом. Именно поэтому в данной работе в качестве метода получения дополнительной информации о больном использовано его собственное описание истории своего заболевания на протяжении более чем десятилетнего периода. Написание истории своей болезни предложено пациенту в качестве основного терапевтического метода. Часть информации, которая имеет отношение к психогенному характеру имеющихся нарушений, условиям воспитания, когнитивным установкам, внутренним противоречиям и идеям преследования, была также получена в процессе психотерапии. В описании своей истории болезни самим пациентом нашла отражение связь его симптомов с условиями жизни в раннем детстве, ранней детской психической травмой, актуальным эмоциональным состоянием. В заключении делается вывод о том, что психотерапия как патогенетическое вмешательство может играть важную роль на инициальном и манифестном этапах заболевания, помогая минимизировать дезадаптирующее воздействие болезни.
information about the patient, his own description of the history of the disease for more than a decade is used. Writing the medical history was proposed to the patient as the main therapeutic method. Some information related to the psychogenic nature of existing disorders, upbringing conditions, cognitive attitudes, internal contradictions and the ideas of persecution was also obtained in the process of psychotherapy. In the course of patient's description of his illness history, the connection of his symptoms with the living conditions, mental trauma in early childhood, and the current emotional state was reflected. It is concluded that psychotherapy as a pathogenetic intervention can play an important role in the initial and manifest stages of the disease, helping to minimize the maladaptive effect of the disease.
Ключевые слова:
шизофрения, психологический фактор, функциональное расстройство.
Key words:
schizophrenia, psychological factor, functional disorder.
Актуальность исследования
Современные взгляды на причины развития шизофрении базируются на модели предрасположенности и стресса (vulnerability-stress model), которая отражает необходимость учёта взаимодействия между предрасположенностью, стрессовыми и защитными факторами в процессе развития. В онтогенезе шизофрении решающее место, как правило, отводится психогенным, биологическим и генетическим факторам, совместное влияние которых ведёт к дезорганизации психики. Важным патогенным фактором считается генетическая предрасположенность [1]. Французские психиатры традиционно рассматривают шизофрению в рамках конституциональных психозов. При
генетической предрасположенности к шизофрении проблемы переработки информации могут быть связаны с нейробиологическими нарушениями. Согласно гипотезе нейропсихического происхождения шизофрении, вредные экологические и генетические факторы, действующие в дородовом, послеродовом периодах и в период раннего детства, способствуют формированию уязвимости к шизофрении. Однако у пациентов с шизофренией не отмечено специфического для шизофрении поражения мозга [2].
К стресс-факторам, увеличивающим вероятность шизофренических эпизодов, относят психические травмы, жестокое обращение с ребёнком в семье, другие стрессовые события. К защитным факторам, уменьшающим вероятность шизофренических эпизодов у лиц группы риска, относят высокий уровень развития интеллекта и социальных навыков, благоприятную обстановку в семье [3,4].
Исследователи, рассматривающие детскую шизофрению в категории симбиотических психозов, считают, что в основе этого заболевания лежит нарушение взаимоотношений между матерью и ребёнком [5,6]. Психологические теории основную роль в формировании шизофрении отводят нарушению развития «эго» [7].
Модель предрасположенности и стресса учитывает сложность и многообразие механизмов развития шизофрении. Однако в настоящее время продолжает доминировать концепция первичного нарушения нейробиологических основ мозга [8]. В то же время синдромы психической болезни могут рассматриваться не только как результат органической болезни мозга, но и как проявления функционального психического расстройства [9]. С переходом от крепелиновской концепции болезни к модели поражения стрессом связано переименование в 2002 году Японским обществом психиатрии и неврологии шизофрении (mind-split-disease) в «расстройство утраты координации» [10]. Данный взгляд подтверждается характерной патопсихологической картиной шизофренического симптомокомплекса, который описывается как нарушение высших психических функций: целенаправленности мышления, эмоциональных, волевых нарушений, изменения структуры иерархии мотивов, самооценки и самосознания. Фактически, речь может идти о шизофрении как о функциональном расстройстве [11].
Часть когнитивных особенностей больного шизофренией могут отражать общие нейрокогнитивные нарушения, другие могут быть связаны с конкретными проблемами и психологическими переживаниями. Когнитивные искажения, выявляемые у пациентов и лиц группы риска в стрессовых ситуациях, включают избыточное внимание к возможным угрозам, поспешные умозаключения, искажённое восприятие социальной обстановки и психических
состояний, трудности в различении внутренней и внешней речи. Многие больные с диагнозом шизофрении, несмотря на эмоциональную сглаженность, реагируют очень эмоционально на стрессовые и негативные стимулы, что может свидетельствовать о предрасположенности к проявлению симптомов шизофрении и развитию самого заболевания. Во время беседы со специалистом могут невольно задеваться сильнейшие переживания этих людей [6].
Таким образом, одна из трудностей в изучении шизофрении состоит в существовании противоречия между доминирующей концепцией первичного структурного поражения мозга и представлениями о психической болезни как функциональной патологии. Опыт преодоления данного противоречия накоплен в современной неврозологии [12], а также в клинической психологии, рассматривающей функциональное расстройство как проблему «эго»-функций [13,14].
Материал и методы
В данной работе представлен клинический случай мужчины С., 23 лет, с диагнозом шизотипического расстройства, проходившего лечение в дневном психиатрическом стационаре. Исследование проведено в рамках клинико-психопатологического, экспериментально-психологического и феноменологического анализа. Психологическое и психотерапевтическое исследования шизофрении крайне затруднительны в силу того, что больные не желают подробно раскрывать свой внутренний мир перед врачом или психологом. Именно поэтому в данной работе в качестве метода получения дополнительной информации о больном использовалось его собственное описание истории своего заболевания, которое было предложено ему в качестве терапевтического метода. Часть информации, которая имеет отношение к психогенному характеру имеющихся нарушений, условиям воспитания, когнитивным установкам, внутренним противоречиям и идеям преследования, была получена в процессе психотерапии.
Публикация всех материалов производится на основе письменного информированного согласия пациента.
Результаты и их обсуждение
Из анамнеза заболевания пациента известно, что в шестилетнем возрасте у него установлено гиперкинетическое расстройство. С 12 лет определялось неврозоподобное расстройство с симптомами страха микробов, заболевания, высоты, навязчивыми мыслями, пониженным настроением. Перед призывом в армию, в 16 лет, пациенту выставлен диагноз шизоидного расстройства личности. В 18 лет диагноз изменён на псевдоневротическую шизофрению.
С. является единственным ребёнком у родителей. Беременность матери протекала без особенностей. Роды были срочные, самопроизвольные. Оценка после рождения по Апгар 8-9 баллов. Посещал дошкольное учреждение. В садике часто конфликтовал, дрался с детьми, из-за чего поменял два детсада. В последний год перед школой в связи с трудностями в поведении находился дома с матерью. В школу пошел с 7 лет в класс, где были одни мальчики. В школе вёл себя плохо, из-за чего перевели в другую школу. Со слов пациента, в начальных классах был непослушным, неусидчивым, агрессивным, постоянно дрался с учениками. В 3-м классе дело даже дошло до судебного разбирательства, в связи с чем в 2002 году был впервые консультирован психиатром. Решением психолого-медико-педагогической комиссии было рекомендовано специальное обучение, но родители пациента отказались. Был переведён на индивидуальное обучение. С 4-го класса обучался в массовой школе.
После 9-го класса поступил учиться в техникум. Из характеристики техникума: «Зарекомендовал себя с положительной стороны. К учебе относится добросовестно. Пропусков без уважительной причины не имеет. Принимает активное участие во всех спортивных мероприятиях, проводимых в техникуме. Отношения с однокурсниками хорошие, доброжелательные, пользуется уважением». В настоящее время обучается на заочном отделении вуза. Совместно с отцом является частным предпринимателем. Женат, имеет одного ребенка.
Психические расстройства среди родственников отсутствуют. В то же время известно, что дядя и дедушка со стороны отца покончили жизнь самоубийством (повесились).
Заключение клинического психолога подтверждает наличие шизофренического патопсихологического симптомокомплекса на момент исследования: при сохранном интеллектуальном уровне выявлены нарушения мышления (своеобразие внутренней логики, актуализация второстепенных и латентных признаков при обобщении и опосредовании), а также эмоционально-личностные изменения, проявляющиеся в снижении эмоционального нюансирования, активности, внутренней дистанцированности при сохранности стереотипов поведения и социального восприятия (в рамках шизофренического патопсихологического симптомокомплекса).
Далее приведено самоописание пациентом истории развития своего заболевания и переживания, связанные с ним. В описании полностью сохранена стилистика письменной речи С.
Начиная с подросткового возраста, лет с 12-ти, а в какой-то степени и с самого детства, я воспринимал окружающую действительность совершенно иначе, чем сверстники. Очень часто бывало и бывает до сих пор резкое ощущение, что вокруг все нереально и не по-настоящему. И чем больше этому чувству поддаюсь, тем больше
оно нарастает. Очень тяжело себя контролировать в таком состоянии. Как себя помню, я хотел во всем видеть высший смысл, итоговую бесконечную цель. Но в окружающем мире я видел только хаос, неволю и незаслуженные мучения. Мучения только потому, что мы существуем. А для чего существуем, никто адекватных ответов не даёт, кроме идиотских «ответов» типа: «а как же все?», «а кому сейчас легко?». Также, если в детстве у меня была гиперактивность, то лет с 12 у меня началась очень сильная заторможенность и рассеянность и постоянная угнетающая апатия. Также я раньше свято верил в справедливость в мире, и что мир должен быть справедливым, что она восторжествует хотя бы после смерти, и тогда кончатся все мучения и страдания.
По большому счёту это и было толчком к религии. Ей я увлёкся в 12 лет вперемешку с моими тогдашними мифическими взглядами на мир. И тогда был период, когда я общался мысленно, а порой и словами со своим «внутренним голосом». Но я считал, что общаюсь с ангелом «хранителем», как бы бредово сейчас это не звучало. Ну считал я именно так на тот момент. Хотя я тогда был формально в христианстве ветви РПЦ, но занимался постоянным самокопанием, поиском идеальной абсолютной истины, в первую очередь потому что православие не соответствовало Библии. Тогда я заставлял себя верить, что Вселенной и Земле всего 7000 лет. Ближе к годам 14, когда более-менее в школе ознакомлен был с естественными науками, понимал подсознательно, что занимаюсь самообманом, но старался сохранить веру и копаться дальше. И учиться раньше я не хотел. Я считал, что учёба — это опять же наказание. И тогда верил в мировой заговор, что это все неверие преподают, что пытаются уничтожить религию и т.д.
Как раз в тот период я очень сильно погрузился в, так называемую «философию мучения». Особо много из религиозной литературы я читал про ад и смерть. Меня привлекали такие вещи, как кровь и самоистязания, видел в этом какое-то удовлетворение или что-то в этом роде. Хотел быть монахом. Но ближе к 16 годам мои поиски привели меня в ислам, в котором на тот момент я видел полное воплощение авраамической концепции единобожия и абсолютного фундаментального рабства создателю мира. Будучи именно в нём, я считал, что нашёл абсолютную истину и стал стараться соблюдать абсолютно все, загоняясь все глубже и глубже. За три с половиной года пребывания в исламском фанатизме я просто ужасно испоганил себе психику всеми этими угрозами мучений могилы и ада, ежеминутными мыслями о смерти и воздаянии. Всеми запретами, за что не возьмись - запрет смотреть и думать даже о лицах противоположного пола, запрет музыки, любых радостей и развлечений. Усиливал своё убеждение, что нужно избегать всего праздного и сосредотачиваться только на мучениях, страданиях, мыслях только о смерти и преданности Богу. Ко всему этому у меня постоянно была мания преследования и надзора «сверху». Помимо этого, у меня была паранойя, что за мной следят спецслужбы, вычислят и будут пытать, чтобы я стал неверующим. И морально себя
постоянно готовил, что я не сдамся ни под какими пытками, потому что они ничто по сравнению с муками ада... Позже рационалистическим методом у меня копились сомнения в исламе и все довело до того, что я его оставил.
Но в тот период, в полтора года, меня просто изнутри разрывало. Я не видел никакого смысла. Когда была беременна жена, когда родился ребёнок, мне все это было совершенно безразлично. Я был полностью погружен в новые поиски смысла существования в вперемешку с неописуемым ужасом. Когда я только начинал изучать естественные науки мне поначалу чисто психологически казалось, что все это какой-то заговор против религии. Это был тяжёлый путь модификации сознания который даже очень сложно описать.
Но теперь я лучше многих понимаю, что религия - это бред и нет никакого смысла существования, мы существуем только потому что неживая материя научилась самовоспроизводиться и жизнь человека как вида на земле в геологических масштабах времени это совсем ничего. Истины нет, она либо относительная, либо иллюзорная. Сейчас же меня просто убивает изнутри само осознание что нет никакого смысла и не будет. Также «благодаря» религии я заработал не только шизофрению, но и кучу других болячек благодаря постоянным нервам и постам. Теперь к религии кроме ненависти и отвращения я больше ничего не испытываю. Она мне испоганила всю жизнь, а точней, существование. Сделала меня черствым и измученным.
Теперь у меня все больше и больше копится какая-то обида за всю эту бессмысленность. До сих пор нарушения сна происходят. У меня очень тонкое психическое равновесие, стоит перенапрячься морально или физически, то вхожу в состояние психоза и могу не спать сутками, бываю очень агрессивен и, в лучшем случае, испытываю ненависть и агрессию. Я сильно переживаю за каждую мелочь, особенно касающуюся здоровья. У меня очень своеобразное чувство юмора, которое почти никто не понимает, а то, над чем обычно смеются люди, я не понимаю. Также меня бесконечно преследуют навязчивые мысли религиозной, научной, философской и, главным образом, смысловой тематики, порой до тошноты и психических срывов. Я ничего не хочу, не могу и не считаю нужным делать, потому что это для меня -неимоверные мучения, и нет в итоге вечного бесконечного смысла. Зачем работать, если деньги потратятся, чтобы поесть и продолжить работать и тем самым продлевать мучения? Бред и ещё раз бред - такой расклад!
Меня очень раздражают всякие лишние шумы и звуки. Особенно, когда плачет ребёнок. Я прихожу в ярость, когда меня будят, отвлекают от еды и от важного для меня дела. Главным образом мои интересы на данный момент ограничиваются наукой философией утверждения в научном атеизме и боевыми искусствами. Так же в своём внутреннем мысленном мире я чувствую некую стабильность, а внешний мир воспринимаю как раздражитель. Часто злюсь на своих близких, в том числе на родителей, за что и зачем меня родили, чтоб я так мучился. Считаю, что лучше
вообще не рожать и не рождаться, чтобы не терпеть такие неимоверные мучения. Всегда помню, что запасной выход из всех ситуаций - это самоубийство.
Я очень боюсь трудностей, а также неизвестности «жизни» и смерти. Страшно существовать и страшно умирать, проще говоря. Ко всему этому я, вроде, и понимаю, что мне не хуже других, поражает сколько в мире хаоса, болезней, эпидемий, войн, мучений. И что это все даёт? Зачем рожают детей, если их там убьют или умрут от голода, чего вообще пытаться что-то делать, если все-равно в какую-либо будущую геологическую эпоху человечество вымрет, как вымерли динозавры или пермская фауна, и солнце когда-то погаснет, и земли не будет, распадемся на атомы и элементарные частицы, как будто нас и не было, а значит все было зря. Во всем я вижу в первую очередь не пользу, а бесполезность. С другой стороны, от осознания, что не будет вечности хочется хотя бы эту «жизнь» прожить весело и беззаботно, но не получается и главным образом меня вообще ничего не радует. И кажется, что любая радость, как говорится, не к добру. Нет стабильности, только неизвестность и страх, что в любой момент может случиться что-то ужасное. Все, что я хочу, это просто спокойствия. Много чего ещё можно сказать про все это, но, главным образом, я просто существую, потому что некуда деваться, и просто пытаюсь понять, зачем это все и главное за что?
У пациента еще в 3-4 летнем возрасте были выявлены нарушения поведения и эмоций в виде гиперактивности («в детстве у меня была гиперактивность»), драчливости, а также симптомы дереализации: «с самого детства я воспринимал окружающую действительность совершенно иначе, чем сверстники, очень часто бывало и бывает до сих пор резкое ощущение что вокруг все нереально и не по-настоящему». Как видно, инициальные нейрокогнитивные нарушения появились с раннего детства в период когнитивного развития. Расстройство подвержено влиянию психологических механизмов: «... и чем больше этому чувству поддаюсь, тем больше оно нарастает: очень тяжело себя контролировать в таком состоянии».
Дезорганизация психики происходила при участии психогенных факторов. Расстройство мышления при детской шизофрении и шизотипических расстройствах личности связано с проблемой коммуникации в семье [15]. На Западе известна теория о холодной и гиперсоциализирующей матери, как причине последующей болезни ребенка. В ходе психотерапии С. поведал о гиперсоциализирующем воспитании со стороны бабушки, которая говорила, что С. заболеет, если не будет мыть руки, будет гореть в аду, если ослушается родителей и бабушку. Воспитание по типу доминирующей гиперпротекции послужило основой формирования психастенического конфликта, что отражается на дальнейшем развитии неврозоподобной симптоматики. С 12-летнего возраста у С. появился навязчивый страх микробов, страх заболеть. Присоединились ритуалы в виде постоянного мытья рук. Страх
заражения распространился на другие сферы жизни, появились страх высоты, навязчивые сомнения. Появились защитные ритуалы в форме рассуждений, а также различных действий: «по 40, 60 раз поднимаюсь и проверяю закрыл ли дверь, посреди ночи просыпаюсь и проверяю на месте ли ключи, телефон». Появились трудности при засыпании, страх бессонницы, кошмарные сновидения. Отмечает вспыльчивость, раздражительность, тревогу, пониженное настроение. Постоянное внутреннее разочарование, неудовлетворенность порождают чувство пустоты жизни и безнадежности: «лет с 12 у меня началась очень сильная заторможенность и рассеянность, и постоянная угнетающая апатия».
Как видно из приведенного самоописания, у С. сформировались жесткие когнитивные установки («я раньше свято верил в справедливость в мире и что мир должен быть справедливым»). Следствием таких особенностей в определенной степени явились специфические когнитивные нарушения в виде нарушений мыслительной деятельности. Возникают расстройства мышления, оно становится непродуктивным. Оценка степени тяжести когнитивного снижения может способствовать выявлению пациентов с шизофренией, которые страдают от когнитивных нарушений [16].
Значительное место в клинической картине занимает патологическое фантазирование с рудиментарными псевдогаллюцинациями («Религией я увлёкся в 12 лет вперемешку с моими тогдашними мифическими взглядами на мир», «... я очень сильно погрузился в так называемую «философию мучения», особо много из религиозной литературы я читал про ад и смерть, меня привлекали такие вещи как кровь и самоистязания, видел в этом какое-то удовлетворение или что-то в этом роде»). Больной человек, измученный страданиями, принимает образы галлюцинаций за реальность: «я общался мысленно, а порой и словами со своим «внутренним голосом», но я считал, что общаюсь с ангелом «хранителем»». Страх заставляет всюду видеть угрозы. Присоединяются мысли о преследовании.
Фантазии приобретают бредоподобный характер. Они проявляются захваченностью и одержимостью «мечтами», полной «погруженностью в мир своих фантазий», трудной переключаемостью на реальные события и попытками систематизировать фантастические идеи, а также в появлении веры в то, что их выдумки существуют на самом деле. Описываемые расстройства превращаются в более или менее выраженные бредовые идеи или постепенно затухают. «Ко всему этому у меня постоянно была мания преследования и надзора «сверху». Помимо этого, у меня была паранойя что за мной следят спецслужбы вычислят и будут пытать чтобы я стал неверующим» - в этом случае можно говорить о неразвернутом бредовом состоянии, содержание которого отражает детские страхи. Г.Е. Сухарева считала патологическое фантазирование
универсальным признаком шизофрении, протекающей «постепенно» у детей дошкольного возраста [17]. Как правило, бредовые расстройства в виде отрывочных идей отношения, преследования у детей 10-12 лет и старше отличаются нестойкостью, изменчивостью фабулы, наивностью содержания, образностью [18].
С. стал отгороженным, у него ослабли привязанности, по отношению к членам семьи появились враждебность, безразличие. С. постоянно спрашивает себя: «Зачем?...», - и не находит ответа. Он никогда не чувствовал себя хорошо и не знает, что это такое: «Но в тот период в полтора года меня просто изнутри разрывало, я не видел никакого смысла, когда была беременна жена, когда родился ребёнок мне все это было совершенно безразлично, я был полностью погружен в новые поиски смысла существования вперемешку с неописуемым ужасом».
Приходит отчаяние, окончательное крушение психического мира: «Теперь к религии кроме ненависти и отвращения я больше ничего не испытываю, она мне испоганила всю жизнь, а точней существование. Сделала меня черствым и измученным. Теперь у меня все больше и больше копится какая-то обида за всю эту бессмысленность», «Я ничего не хочу, не могу и не считаю нужным делать потому что это для меня неимоверные мучения и нет в итоге вечного бесконечного смысла».
Можно предположить, что в возникновении болезни у С. задействованы генетические механизмы. Несмотря на генетическую предрасположенность к шизофрении, вероятность шизофренических эпизодов велика только в тех случаях, когда предрасположенный к заболеванию человек подвергается также достаточно сильному воздействию стрессовых факторов определенного типа, а также не располагает достаточными ресурсами для сопротивления болезни [2]. В описании С. своей истории болезни нашла отражение связь симптомов пациента с условиями жизни в раннем детстве, ранней детской психической травмой, эмоциональным состоянием. Гиперсоциализирующее воспитание, психическая травма в виде страха заболевания, смерти в детском возрасте, с дальнейшим включением психологических защитных механизмов были приоритетными в развитии шизофрении. Психологическая защита, направленная на уменьшение страхов, проявилась в виде приписывания своих переживаний внешнему миру (психотической проекции): «.ощущение что вокруг все нереально и не по-настоящему», «Зачем рожают детей, если их там убьют или умрут от голода, чего вообще пытаться что-то делать, если все равно в какую-либо будущую геологическую эпоху человечество вымрет как вымерли динозавры или пермская фауна, и солнце когда-то погаснет, и земли не будет, распадемся на атомы и элементарные частицы, как будто нас и не было, а значит все было зря. Во всем я вижу в первую очередь не пользу, а бесполезность»;
изменении мыслей и побуждений на противоположное (реактивной формации): «.понимал подсознательно, что занимаюсь самообманом, но старался сохранить веру и копаться дальше», «.я читал про ад и смерть, меня привлекали такие вещи как кровь и самоистязания, видел в этом какое-то удовлетворение или что-то в этом роде»; трансформации стимулов, вызывающих страх, бред и галлюцинации (психическом отрицании): «Усиливая своё убеждение, что нужно избегать всего праздного и сосредотачиваться только на мучениях, страданиях, мыслях только о смерти и преданности Богу. Ко всему этому у меня постоянно была мания преследования и надзора «сверху»» [18].
Вялотекущая шизофрения в детском возрасте, как и у взрослых, начинается незаметно и развивается постепенно, отличаясь малой прогредиентностью болезненного процесса без выраженных обострений и отчетливых ремиссий. Истинное начало вялотекущей шизофрении трудно установить. Речь идет только о заострении некоторых преморбидных особенностей в виде характерологических сдвигов [19].
Для вялотекущей шизофрении в детском возрасте характерны прежде всего негативные симптомы, связанные с нарастающими изменениями личности больных [20,21]. Они проявляются в виде дефицита психической активности, нарушении межперсональных отношений и диссоциации психической активности. На этапе становления манифестных проявлений болезни возникают и нарастают страхи, навязчивости, аффективные расстройства, патологическое фантазирование. Особенностью вялотекущего болезненного процесса у детей считают отсутствие таких психотических симптомов, как галлюцинации, бред, кататонические расстройства [5]. Наш случай показывает, что дети могут не высказывать свои сверхценные, странные, бредоподобные мысли, не рассказывать о стертых, рудиментарных галлюцинаторных образах.
Выводы
Обращение врачом в ходе ведения пациента к технике самоописания истории болезни самим пациентом помогает оценивать динамику психических и поведенческих нарушений. Представленное клиническое наблюдение демонстрирует динамику патологического процесса, в котором задействованы психогенные факторы. При этом первой страдает «направленная функция разума», которая отвечает за сочетание идей [22]. Признание первичной роли психического расстройства как функционального в развитии шизофрении позволит направить усилия специалистов на раннюю диагностику и лечение на этапе манифестации заболевания, не дожидаясь клинически развернутой формы. Продолжительное течение и развитие болезни без соответствующего лечения способствует переходу ее в хроническую форму. Психотерапия как
патогенетическое вмешательство может иметь особое значение на инициальном и манифестном этапах заболевания, помогая минимизировать дезадаптирующее воздействие болезни [23]. Конфликт интересов отсутствует.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:
1. Юрьева Л.Н. Этиология и патогенез шизофрении: лекция // Вестник психиатрии и психологии Чувашии. 2010. №6. С.139-153.
2. Asarnow R.F., Asarnow J.R. Neurobehavioral Studies of Schizophrenic Children: A Developmental Perspective on Schizophrenic Disorders. In: Hafner H., Gattaz W.F, editors. Search for the Causes of Schizophrenia. Springer, Berlin, Heidelberg, 2002. Vol. III. P. 87-113. doi:10.1007/978-3-642-79429-2.
3. Керре Н.О. Детская шизофрения // Ученые записки Орловского государственного университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки. 2012. №1. С. 374-377.
4. Ривкина Н.М., Сальникова Л.И. Работа с семьями в системе психосоциальной терапии больных шизофренией и расстройствами шизофренического спектра с первыми психотическими эпизодами // Социальная и клиническая психиатрия. 2009. Т. 19, №1. С. 65-75.
5. Бейтсон Г., Джексон Д.Д., Хейли Дж., и др. К теории шизофрении // Московский Психотерапевтический Журнал. 1993. №12. С. 5-24.
6. Линде Н.Д. Сутра о психике и мозге // Журнал практической психологии и психоанализа. 2008. № 6. С. 192-198.
7. Kyrios M., Nelson B., Ahern C., et al. The self in psychopathology // Psychopathology. 2015. Vol. 48, № 5. P. 275-277. doi: 10.1159/000438876.
8. Maj M. Is it possible to explain complex mental disorders at the biological level? // World Psychiatry. 2011. Vol. 10. P. 1.
9. Вон Кью-Кит. Китайская медицина: полное руководство. Комплексный подход к физическому, эмоциональному и психическому здоровью. М.: «Фаир-Пресс»; 2004.
REFERENCES:
1. Yur'eva LN. Etiologiya i patogenez shizofrenii: lekciya. Vestnik psihiatrii i psihologii Chuvashii. 2010; 6: 139-153. (In Russ.).
2. Asarnow RF, Asarnow JR. Neurobehavioral Studies of Schizophrenic Children: A Developmental Perspective on Schizophrenic Disorders. In: Hafner H., Gattaz W.F, editors. Search for the Causes of Schizophrenia. Springer, Berlin, Heidelberg, 2002. Vol. III. P. 87-113. doi:10.1007/978-3-642-79429-2.
3. Kerre NO. Detskaja shizofrenija. Uchenye zapiski Orlovskogo gosudarstvennogo universiteta. Serija: Gumanitarnye I social'nye nauki. 2012; 1: 374-377. (In Russ.).
4. Rivkina NM, Sal'nikova LI. Rabota s sem'jami v sisteme psihosocial'noj terapii bol'nyh shizofreniej i rasstrojstvami shizofrenicheskogo spektra s pervymi psihoticheskimi jepizodami. Social'naja i klinicheskaja psihiatrija. 2009; 19 (1): 65-75. (In Russ.).
5. Bejtson G, Dzhekson DD, Hejli Dzh, et al. K teorii shizofrenii. Moskovskij Psihoterapevticheskij Zhurnal. 1993; 1-2: 5-24. (In Russ.).
6. Linde ND. Sutra o psihike i mozge. Zhurnal prakticheskoj psihologii i psihoanaliza. 2008; 6: 192-198. (In Russ.).
7. Kyrios M, Nelson B, Ahern C, et al. The self in psychopathology. Psychopathology. 2015; 48 (5): 275-277. doi: 10.1159/000438876.
8. Maj M. Is it possible to explain complex mental disorders at the biological level? World Psychiatry. 2011; 10: 1.
9. Von K'yu-Kit. Kitajskaja medicina: polnoe rukovodstvo. Kompleksnyj podhod k fizicheskomu, jemocional'nomu i psihicheskomu zdorov'ju. Moscow: "Fair-Press"; 2004. (In Russ.).
10. Smulevich AB. Shizofrenija ili gruppa jendogennyh zabolevanij? Istorija I sovremennost'. Zhurnal nevrologii i psihiatrii im. S.S. Korsakova. 2015; 115 (8): 4-12.
11. Volodin BYu. Relational approach in
10. Смулевич А.Б. Шизофрения или группа эндогенных заболеваний? История и современность // Журнал неврологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 2015. Т. 115, № 8. С. 4-12.
11. Володин Б.Ю. Взаимоотношенческий (Relation) подход в психотерапии (презентация доклада) // Личность в меняющемся мире: здоровье, адаптация, развитие: сетевой журн. 2018. Т.6, №4 (23). Доступно по ссылке: http://humjournal.rzgmu.ru/art&id=355. Ссылка активна на 21 октября 2019.
12. Карвасарский Б.Д. Неврозы. Изд. 2-е доп. и перераб. М.: «Медицина»; 1990.
13. Гартфельдер Д.В., Лазарева Е.Ю., Орлов Ф.В., и др. Современные проблемы здоровья и благополучия личности: коллективная монография. Чебоксары; 2017.
14. Лазарева Е.Ю., Николаев Е.Л. Система многоуровневой адаптации личности при болезни // Вестник психиатрии и психологии Чувашии. 2012. № 8. С. 93-104.
15. Tompson M.C., Asarnow J.R., Hamilton E.B., et al. Children with Schizophrenia-spectrum Disorders: Thought Disorder and Communication Problems in a Family Interactional Context // The Journal of Child Psychology and Psychiatry. Vol. 38, №4. P. 421-429.
16. Fujino H., Sumiyoshi C., Yasuda Y., et al. Estimated cognitive decline in patients with schizophrenia: A multicenter study // Psychiatry Clin Neurosci. 2017. Vol. 71, № 5. P. 294-300. doi: 10.1111/pcn.12474.
17. Сухарева Г.Е. Лекции по психиатрии детского возраста. Избранные главы. М.: «Медицина»; 1998.
18. Мэш Э., Вольф Д. Детская патопсихология. Нарушения психики ребенка. СПб.: «Прайм-Еврознак»; 2003.
19. Башина В.М. Ранняя детская шизофрения (статика и динамика). М.: «Медицина»; 1980.
20. Вроно М.Ш. Шизофрения у детей и подростков. М.: «Медицина»; 1971.
21. Ясперс К. Общая психопатология. М.:
psychotherapy (presentation of the report).
Personality in a changing world: health, adaptation, development: a network journ. 2018; 6(4). Available at:
http://humjoumaLrzgmu.ru/art&id=355. Accessed: 21 Oct 2019.
12. Karvasarskij BD. Nevrozy. 2nd ed. Moscow: "Medicina"; 1990. (In Russ.).
13. Gartfel'der DV, Lazareva EY, Orlov FV, et al. Sovremennye problemy zdorov'ja i blagopoluchija lichnosti: kollektivnaja monografija. Cheboksary; 2017. (In Russ.).
14. Lazareva EY, Nikolaev EL. Sistema mnogourovnevoj adaptacii lichnosti pri bolezni. Vestnik psihiatrii i psihologii Chuvashii. 2012; 8: 93-104. (In Russ.).
15. Tompson MC, Asarnow JR, Hamilton EB, et al. Children with Schizophrenia-spectrum Disorders: Thought Disorder and Communication Problems in a Family Interactional Context. The Journal of Child Psychology and Psychiatry; 38(4): 421-429.
16. Fujino H, Sumiyoshi C, Yasuda Y, et al. Estimated cognitive decline in patients with schizophrenia: A multicenter study. Psychiatry Clin Neurosci. 2017; 71(5): 294-300. doi: 10.1111/pcn.12474.
17. Suhareva GE. Lekcii po psihiatrii detskogo vozrasta. Izbrannye glavy. Moscow: "Medicina"; 1998. (In Russ.).
18. Mesh E, Vol'f D. Detskaja patopsihologija. Narushenija psihiki rebenka. Saint Petersburg: "Prajm-Evroznak"; 2003. (In Russ.).
19. Bashina VM. Rannyaya detskaya shizofreniya (statika I dinamika). Moscow: "Medicina"; 1980. (In Russ.).
20. Vrono MSh. Shizofreniya u detej i podrostkov. Moscow: "Medicina"; 1971. (In Russ.).
21. Yaspers K. Allgemeine Psychopathologie. Moscow: "Praktika"; 1997. (In Russ.).
22. Korsakov SS. Kurs psihiatrii v.2. 2nd ed. Moscow: "Tipolitografija V."; 1901. (In Russ.).
23. Nikolaev E. Person-centered medicine and the sociocultural approach in psychotherapy. International Journal of Person Centered Medicine. 2011; 1 (3): 482-485.
«Практика»; 1997.
22. Корсаков С.С. Курс психиатрии: в 2 т. Т. 2. 2-е изд. М.: Типолитография В.; 1901.
23. Nikolaev E. Person-centered medicine and the sociocultural approach in psychotherapy // International Journal of Person Centered Medicine. 2011. Vol. 1, № 3. P. 482-485.
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ:
Орлов Федор Витальевич - кандидат медицинских наук, доцент кафедры психиатрии, медицинской психологии и неврологии Чувашского государственного университета им. И.Н. Ульянова; 428015, г. Чебоксары, Московский пр., 15. email: orlovf@yandex.ru.
Николаев Евгений Львович - доктор медицинских наук, профессор, заведующий кафедрой социальной и клинической психологии Чувашского государственного университета им. И.Н. Ульянова; 428015, г. Чебоксары, Московский пр., 15. email: pzdorovie@bk.ru. Голенков Андрей Васильевич - доктор медицинских наук, профессор, заведующий кафедрой психиатрии, медицинской психологии и неврологии Чувашского государственного университета им. И.Н. Ульянова; 428015, г. Чебоксары, Московский пр., 15. email: golenkovav@inbox.ru.
Николаева Наталия Витальевна - старший преподаватель кафедры иностранных языков № 2 Чувашского государственного университета им. И.Н. Ульянова; 428015, г. Чебоксары, Московский пр., 15. email: kafedra2@bk.ru.
ДАТА ПОСТУПЛЕНИЯ: 05.09.2019 ДАТА ПРИНЯТИЯ В ПЕЧАТЬ: 30.10.2019
ССЫЛКА ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:
Орлов Ф.В., Николаев Е.Л., Голенков А.В., и др. Психологические факторы шизофрении (по материалам клинического случая) // Личность в меняющемся мире: здоровье, адаптация, развитие: сетевой журн. 2019. Т.7, № 4 (27). Доступно по ссылке: http://humjournal.rzgmu.ru/art&id=406 Ссылка активна на чч.мм.гггг. doi: 10.23888/humJ20194649-662
INFORMATION ABOUT AUTHORS:
Orlov Fedor Vitalievich - Candidate of Medical Sciences, Associate Professor of the Department of Psychiatry, Medical Psychology and Neurology, Ulianov Chuvash State University; 428015, Cheboksary, Moskovsky pr., 15. email: orlovf@yandex.ru. Nikolaev Evgeny Lvovich - Doctor of Medical Sciences, Professor, Head of the Department of Social and Clinical Psychology, Ulianov Chuvash State University; 428015, Cheboksary, Moskovsky pr., 15. email: nikolevmr@bk.ru. Golenkov Andrei Vasilievich - Doctor of Medical Sciences, Professor, Head of the Department of Psychiatry, Medical Psychology and Neurology, Ulianov Chuvash State University; 428015, Cheboksary, Moskovsky pr., 15. email: golenkovav@inbox.ru. Nikolaeva Natalia Vitalievna - Senior Lecturer, Department of Foreign Languages No. 2, Ulianov Chuvash State University; 428015, Cheboksary, Moskovsky pr., 15. email: kafedra2@bk.ru.
PAPER RECEIVED: 05.09.2019 PAPER ACCEPTED: 30.10.2019
REFERENCE FOR CITING:
Orlov FV, Nikolaev EL, Golenkov AV, et al. Psychological factors of schizophrenia (based on materials from a clinical case). Personality in a changing world: health, adaptation, development: a network journ. 2019; 7 (4). Available at: http://humjoumaLrzgmu.ru/art&id=406 Accessed: dd Month yyyy. doi: 10.23888/humJ20194649-662
