ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ В РОССИИ В XVIII ВЕКЕ: К ИСТОКАМ ОСНОВНЫХ ИДЕЙ О ПОТЕНЦИАЛЬНЫХ ВОЗМОЖНОСТЯХ ЧЕЛОВЕКА, ЕГО БОРЬБЕ И ТРУДЕ Текст научной статьи по специальности «Психологические науки»

ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ В РОССИИ В XVIII ВЕКЕ: К ИСТОКАМ ОСНОВНЫХ ИДЕЙ О ПОТЕНЦИАЛЬНЫХ ВОЗМОЖНОСТЯХ

ЧЕЛОВЕКА, ЕГО БОРЬБЕ И ТРУДЕ

Д. В. Иванов, Н. А. Гадюк, НГПУ, Новосибирск

Статья посвящена рассмотрению психологической мысли в России в XVIII веке, внесшей свой вклад в становление базисных идей о человеческих потенциальных возможностях, в систему представлений о его труде и борьбе. В статье рассматриваются исторические условия, ставшие своего рода предпосылками для развития психологической мысли в XVIII столетии, а именно: новый экономический подъем, который испытала Россия в самом начале ХУШ века, ее военные победы и завоевания, значительные достижения в социальной сфере, активная деятельность Петра I и его окружения, способствовавшая проявлению инициативности и уникальности склада ума человека того времени, его желанию участвовать в исторических преобразованиях страны и государства. Рассматриваются новые представления о труде как о необходимом и жизненно важном занятии человека. Отмечается, что эпоха Просвещения становится для человека временем проверки своих потенциальных возможностей, умения бороться и выстраивать собственный жизненный путь. В ХУШ веке формируется образ человека, способного даже поменять судьбу благодаря своему профессиональному мастерству и добродетельному характеру. Профессиональные знания и умения, выстраивание взаимоотношений с окружающими делают человека заметным в общественной жизни. Показано, что такие изменения поднимали на новый уровень психологическую мысль того времени, представлявшую человека, его потенциальные возможности, борьбу и труд как особого рода достижения. Изменения коснулись отношения к человеческому телу, которое перестает восприниматься как греховное, а наоборот, рассматривается как заслуживающее внимания. Многообразно описывается внутренний мир (психика) как самоценный и богатый по своему содержанию. Рассуждая о человеке, просветители верили в усовершенствование естества, преображение его натуры. Остаются в сфере просветительских интересов представления психологической мысли предыдущих времен (Древней Руси, Московского царства), прежде всего кардиогностической психологии, рассуждающей о «сердечности» и чувствах человека. Однако при этом подчеркивается и его рациональность, способность к высоте «умственного полета». В представлениях философствующих психологов XVIII века, у человека появляется возможность самостоятельно решать психологические проблемы своего существования. Осуществлять это можно было не только посредством «событийного» обучения и воспитания, но и путем восхождения в соответствии с каждым возрастным этапом к человеческому в себе, поднимаясь на высокие ступени совершенствования, самовоспитания своего нрава и профессионального мастерства. Человек представлялся философствующим психологам эпохи Просвещения вольным по своему естеству, способным посредством науки и искусства осмыслить предлагаемые обстоятельства и свое поведение, ориентированное на достижение индивидуального благополучия. В психологическую мысль активно проникают идеи философии «истинного блаженства», позволяющие видеть человека счастливым, готовым бороться за самостоятельное жизнеосуществление. Борьба определялась как своего рода благо в жизни человека, реализующего собственные потенциальные возможности. Особый интерес вызывало познание смыслов и проявлений борьбы, выделение сущностного в ее содержании. Психологическая мысль XVIII века, кристаллизовавшая идеи о человеке, его потенциальных возможностях, труде и борьбе, может быть рассмотрена как основа для дальнейшего развития российской психологии, выделения присущей ей системы базовых понятий и концептов. Взгляды и теории, предложенные психологической мыслью XVIII века, заслуживают рассмотрения и систематизации в ходе исследования истоков и первооснов отечественной психологии.

В статье применяется метод историко-психологической реконструкции и сопутствующий ему прием психологической интерпретации, позволяющие воссоздать ряд идей, ставших значимыми для отечественной психологической мысли.

Ключевые слова: человек; естество; потенциальные возможности; принцип совершенствования; философия «истинного блаженства»; обучение; ремесло; профессия; борьба; труд; кардиогностическая психология.

Для цитаты: Иванов Д. В., Галюк Н. А. Психологическая мысль в России в XVIII веке: к истокам основных идей о потенциальных возможностях человека, его борьбе и труде // Системная психология и социология. 2018. № 1 (25). С. 67-87.

Введение

Отечественная психологическая мысль еще не составила полное представление о своей истории. Она постоянно находится в поиске первооснов, тех идей, которые бы позволили сформировать системное знание о ней как о «самостоятельной и оригинальной» части мировой науки, «отразившей особенности национального исторического пути» [28: с. 164]. Существенной вехой на пути становления отечественной мысли стало XVIII столетие (эпоха Просвещения), создавшее новое видение человека, его потенциальных возможностей, активного участия в труде и борьбе за жизненное самоосуществление. Эпоха Просвещения способствовала продолжению «эволюции системных характеристик формирования психологического знания», доставшихся ей в наследство со времен других эпох, сформировало психологический тезаурус, позволявший определять важные для науки зоны дальнейшего роста [27: с. 5]. Здесь и далее мы используем термин «история психологической мысли» в контексте идей, предложенных Б. Н. Рыжовым [29].

Исторические предпосылки

и условия развития отечественной психологической мысли в XVIII столетии

В XVIII столетии, а именно в самом его начале — точке водораздела истории России, когда ушли в архаичное прошлое Древняя Русь и Московия — Московское царство, — формируются новые представления о человеке, труде и тех профессиях, которые оказались востребованными в то время, способах его борьбы в реализации своих потенциальных способностей.

В XVIII столетии Россия преобразилась: подъем промышленности, мощной социальной разновекторной активности, творческого индивидуального и коллективного вдохновения — характерные черты того времени. Петровские «флотилии мыслей и действий» увлекли Россию в «вековой поход», обеспечивший ей новое место в мировой истории, изменили сам существовавший ранее миропорядок.

В этих «вековых походных условиях» обнаружилось, что творческое и вдохновенное, т. е. то, что наполняет свежими идеями паруса петровских «флотилий мыслей и действий», нуждается в конкретном и осязаемом, а именно в развитом «имперском хозяйстве» [3: с. 359400, 634-678; 8; 14: с. 136-171]. Поэтому неудивительно, что активно стала развиваться черная и цветная металлургия. На мировом рынке Россия стала основным поставщиком железа и меди, равно как и поставщиком большого перечня разнообразной продукции из данных материалов. Большие изменения произошли в сфере легкой промышленности. На российских мануфактурах выпускалась парусина, полотно, шерстяные ткани, шелка. Быстро росло производство красок, сахара, мыла, фарфора, юфти (кожи).

Однако даже при наличии мощных станков на больших производствах многие операции остались ручными, осуществлялось разделение труда и освоение узкой специализации. Постоянно требовалось обучение вновь поступающих на производство профессиональным операциям, тем основным умениям, которые были необходимы. Оказались востребованы такие специалисты, которые были способны и готовы обучать различным трудовым навыкам работавших на мануфактурах ремесленников. Требовался также профессиональный подбор мастеровых и тех умельцев, которые могли организовать как их работу, так и производство в целом.

Сам Петр I выбирал сподвижников не по сословному признаку, а по индивидуальным способностям, талантам и ручной умелости, в том числе из купцов, мастеровых, ремесленников. Молодой царь обращал внимание на проявление инициативности, на уникальность склада ума человека, его трудовой энтузиазм, самостоятельность в делах, желание постигать новое. Иными словами, царь поощрял у своего окружения проявления «сверхнормативной профессиональной активности» [5: с. 369], позволяющей реализовать человеку свои потенциальные способности, раскрыть имеющиеся таланты в постоянно меняющихся условиях.

В таком известном философско-психо-логическом источнике Петровской эпохи, как «Юности честное зерцало», являвшемся

настольной книгой всех молодых людей того времени, — «лучшем нравоучении», где все можно было «без изъятия читать и силу их познавать полезно» [34: с. 8; 35: с. 137], поднимаются проблемы трудового воспитания и реализации человеком своих способностей в предполагаемой профессии [38: с. 3-62 и др.], благодаря которой он мог быть полезен своему отечеству. Каждый должен был начать себя проявлять — бороться и трудиться — и не обращать внимания на свое происхождение.

В XVIII столетии труд и производство становятся своего рода идеалом цивилизации [29: с. 60]. Труд — не зазорное дело, он основополагающее занятие человека в петровское время. Сам Петр I владел многими ремеслами (профессиями) на высоком уровне (плотник, столяр, моряк, даже лекарь в узком кругу единомышленников, поскольку за границей он посещал лекции в Медицинской академии, военачальник, военный стратег и др.). Стремление человека к знаниям царем приветствуется, а владение рядом профессий для тех, кто его окружает и разделяет его мировоззренческие представления, считается необходимым. «Царь непрерывно в движении — в делах и увеселениях: устраивает смотры, военные игры, готовит и запускает фейерверки, строит корабли, испытывает новые суда и пушки, учится у инженеров, артиллеристов, математиков, плотников, берет... книги, выписывает их из-за границы» [1: с. 238]. Психологически молодой царь может быть описан с позиций его неподдельного интереса к труду и практическому занятию ремеслами, его высокой мотивации к обучению и приобретению профессиональных знаний.

Петр I, побывав за границей, пообщавшись с крупными учеными, среди которых, например, будущий «петровский академик» Христиан фон Вольф [22: с. 20], прекрасно понимал необходимость создания в России научных и образовательных центров, способных обеспечить профессиональными кадрами запросы растущей экономики. Требовались специалисты в области металлургии, сельского хозяйства, торговли, мореплавания, текстильной промышленности, военного дела и просветительской работы среди населения. Сфера образования должна была стать

профессионально ориентированной, поэтому, например, в 1701 году открывается школа математических и навигационных наук, техническое училище широкого профиля, готовятся специалисты по артиллерии, мореплаванию, геодезии, картографии и др.) [3: с. 387; 32: с. 150; 14: с. 71-72; 18: с. 45]. По распоряжению царя открываются первые светские низшие и средние навигационные, артиллерийские, медицинские, инженерные ремесленные, «корабельных мастеров» училища. Городское население обучалось в цифирных (арифметических), а дети церковнослужителей и солдат — в епархиальных и гарнизонных школах. Такие школы и училища были ориентированы на решение насущных вопросов подготовки необходимых специалистов. Целевой установкой образования в таких учебных заведениях была ориентация на социокультурную технологию передачи знаний, формирования конкретных умений и развития профессиональных навыков, на обобщенные способы практических действий, способствующих дальнейшей трудовой деятельности человека. Для полноценной подготовки специалиста требовалась широкая гуманитарная база, создающая основу формирования целостного мировоззрения у человека, проходившего обучение, реализующего свои потенциальные возможности и способности. Такую задачу еще предстояло решить. И первым шагом на этом пути стало открытие в 1715 году в Петербурге на базе навигационной школы Морской академии для подготовки практических специалистов в области морского дела [3: с. 387]. Активизируется учебно-издательская деятельность: выпускаются буквари, учебные пособия, курсы лекций, составленные как российскими авторами, так и переведенные с разных европейских языков [3: с. 387; 22: с. 299-349]. Бурная издательская деятельность на основе просветительских идей давала новые импульсы для развития и психологического знания [13: с. 230-231].

Значительной в вопросах образования и просвещения стала «писательская деятельность, способствующая раскрытию нового взгляда на мир и взаимоотношения с этим миром человека, его «сердцеведческие»,

«душеведческие», т. е. психологические, проблемы. В газетах и журналах, выпускающихся в учебных заведениях, корреспондентами, авторами и редакторами выступают сами обучающиеся, чему способствовала петровская социокультурная технология передачи и формирования новых знаний.

Петр I понимает главное: система образования будет плодотворно функционировать только в том случае, если обеспечить подготовку педагогов — профессиональных наставников, которые смогут в свою очередь обучить тех, кто на следующем этапе придет уже в учебные классы, чтобы учить самих мастеровых. Педагогов для таких учителей-наставников необходимо было готовить в самой России, и процесс этот должен быть постоянным. Возникает проект создания академии, которая соединила бы в себе учебный и научный центр. Царь консультировался по этому вопросу с мировыми светилами — философами и организаторами университетского образования в Западной Европе Христианом фон Вольфом и Готфри-дом Лейбницем [22: с. 20], а также советовался со своими сподвижниками Я. В. Брюсом — автором «Геометрии» и «Брюсова календаря» [20: с. 288] — и В. Н. Татищевым, создавшим впоследствии «Российскую географию» и «Российскую историю» [20: с. 352-353]).

В соответствии с замыслом Петра I, в 1725 году была основана Петербургская академия наук с университетом и гимназией [3: с. 388]. Придя обучаться в гимназию, можно было в конечном итоге стать ученым, профессионально заниматься научной деятельностью «во славу России». Одним из таких ученых, окончивших здесь курс обучения, стал известный философ, поэт, дипломат и психолог, академик А. Д. Кантемир.

В 1731 году открылся Сухопутный шляхетский корпус — «рыцарская академия» для подготовки «дворянских недорослей к военной и светской службе» [14: с. 71-72; 32: с. 151]. Обучение здесь прошли крупные деятели отечественного просвещения — А. П. Сумароков, М. М. Херасков, Я. Б. Княжнин и др., — способствовавшие развитию психологической мысли в России.

В 1755 году был открыт Московский университет [3: с. 400; 14: с. 73; 18: с. 46-48], где готовились «профессиональные кадры»,

проявившие себя в гуманитарных, естественнонаучных и технических областях государственного строительства и взошла звезда русского гения — М. В. Ломоносова.

В 1764 году в Петербурге учреждается Императорское воспитательное общество благородных девиц, расположившееся первоначально в Воскресенском девичьем Смольном монастыре. Это другой монастырь, учрежденный Николаем I в 1848 году, — первое государственное женское заведение закрытого типа, получившее известность как Смольный институт благородных девиц [4: с. 23-24; 14: с. 72]. Открытие учебного заведения для девочек стало продолжением наказа Петра I, данного им в свое время монастырям, а именно: воспитывать не только мальчиков, но и девочек, обучая последних грамоте, «сверх того пряже и шитью» (цит. по: [4: с. 13]), т. е. конкретным профессиональным навыкам. В Институте благородных девиц девушек уже обучают иностранным языкам, словесности, географии и истории, рисованию и музыке, этикету, светским манерам, а также рукоделию и домоводству. Выпускницы должны были стать представительницами «новой породы» людей, а полученное ими образование на основе морально-нравственных принципов должно было способствовать распространению лучших социокультурных традиций воспитания и обучения, реализации себя «в мире отношений и духовного преобразования». Ряд выпускниц избирались в качестве фрейлин, исполняя свои «профессиональные» обязанности при императорском дворе. В целом Воспитательное общество благородных девиц внесло свой вклад в становление педагогического образования в России, в становление самой профессии педагога в эпоху Просвещения. Выпускницы Смольного и открытых по его образцу таких же губернских институтов не только воспитывали и учили собственных детей, но и служили гувернантками, внося свой вклад в просвещение подрастающего поколения. В 1783 году в Петербурге открывается Медико-хирургический институт для профессиональной подготовки медиков, ставший своего рода продолжением медицинских и аптекарских школ предыдущих времен. С позиций естественнонаучного подхода, столь любимого Петром I, стал формироваться и новый взгляд на телесно-физические возможности человека.

Начертанный Петром план создания полноценной системы образования в России был исполнен. М. В. Ломоносов, воспевая «премудрого российского героя» (Петра I), отметит, что он среди «военных бурь открыл всем науки и мир своими деяниями удивил» [15: с. 182]. Сам Петр I становится идеалом, человеком-борцом, на которого хотят быть похожи все деятельные натуры того времени.

Русский царь любил самолично устраивать экзамены и проверять подготовленность к выполнению тех или иных профессиональных обязанностей у всех, кто попадал в «круг вращения» интересов русского царя. Он являлся сторонником интерактивного метода профессионального обучения, когда учащийся (спу-дей — студент) активно участвует в процессе обучения, сотрудничает и взаимодействует с наставником, выявляет свой интерес к рассматриваемому предмету или явлению, обнаруживает познавательную активность, оказывается готовым в любой момент на практике показать свои достижения.

Под стать петровскому отношению к труду и профессиональному образованию создавался и психологический алгоритм действия: распространялись сказки, значимые для человека, желающего изменить что-либо в своей судьбе. Так, например, в сказке «Гистория о российском матросе Василии Кориотском и о прекрасной королевне Ираклии Флорентийской земли» [2: с. 517-530] главный герой всем «своею службой полюбился», за что «пожаловали его сверх меры», о нем великая слава «пошла за его науку и услугу, понеже он знал в науках матросских вельми остро.» [2: с. 517-518]. Василий Кориотский обретает счастье, прекрасную королевну благодаря своему добродетельному характеру («нраву доброму»), профессиональному мастерству, социальному творчеству и умелой борьбе. Такие сказки создавали у слушателей представление о возможных изменениях в собственной судьбе в том случае, если бороться и учиться, овладеть профессией и стать полезным обществу, точно так же, как это сделал главный герой повествования.

«Запрос» общества к индивиду, его природным возможностям становится адекватным тем профессиональным навыкам, благодаря которым он показывает себя полезным ему

(обществу). Человек и профессия становятся «слитны», что стало следующим шагом в понимании предназначения и развития потенциальных возможностей индивида по сравнению с предыдущими эпохами (Древней Русью и Московским царством).

Эпоха Просвещения становится временем своеобразной проверки человеком своих природных возможностей, умения бороться и выстраивать свою судьбу.

Отметим, что истоки современной психологической мысли относительно профессионального воспитания и образования уходят своими корнями в эпоху Просвещения, привнесшую с собой большое разнообразие в жизнь общества, подарившую надежду на возможные «изменения в природе человека», совершенствование его нрава («натуры»; «и всяко естество человеческое» [37: л. 227 об.]). Цениться стал человек, умеющий активно бороться по собственному «почину», готовый к выполнению самых важных задач своего времени.

Идеи петровского и постпетровского времени как ответ на запросы «меняющихся времен» (экономический и политический рост) стали своего рода основанием для развития психологической мысли в России в эпоху Просвещения, развернувшей свою рефлексию по отношению к человеку, его потенциальным возможностям, проявлению в борьбе и труде, стремящемуся к обучению и овладению профессиями.

В. Н. Татищев и А. Д. Кантемир о человеке, его профессии и «обустройстве жизни»

Формирование нового представления о человеке потребовало определенных усилий со стороны заинтересованного в нем ближнего окружения Петра I и его соратников в вопросах просвещения — «ученой дружины». Одними из таковых являлись В. Н. Татищев, с которым царь-реформатор советовался по поводу открытия высшего учебного заведения в России [18: с. 30-31], и академик, дипломат А. Д. Кантемир, еще отроком сопровождавший Петра I в одном из военных походов. Они были одними из первых, не носивших клобук авторов,

кто явственно заявил об имеющихся у них психологических взглядах. Вспомним, что при предшественниках Петра — Федоре III и царевне Софье — выступать с собственным психологическим мнением, рассуждать на тему души человеческой светскому автору было крайне опасно. Подобного рода выступление или обсуждение его в «кружке» единомышленников считалось «ересью» [7: с. 92; 9: с. 3-59; 31: с. 5-248, 274].

В соответствии с возникающими в Петровскую эпоху задачами становления нового человека к проблемам психологической мысли обратился Василий Никитич Татищев (1686-1750) [6: с. 28; 7: с. 84-88; 22: с. 240-244; 31: с. 272286; 39: с. 234-236].

Будучи сподвижником Петра во многих его начинаниях, сам он владел иностранными языками, был обучен многим профессиям, благодаря которым мог составить географическую карту и карту укрепленной местности для артиллеристского расчета, вести дипломатический разговор, администрировать горное предприятие и завод; он ученый-историк и экономист, философствующий психолог. Все в жизни Татищева соответствовало эпохе: стараясь поспевать за быстро меняющимися экономическими и историческими условиями, он — истинный человек петровского времени — смог проявить разные стороны своих потенциальных возможностей и имевшихся талантов, особенно если это касалось освоения новых умений, знаний, нужных эпохе профессий.

Так, Татищев как драгунский, а затем артиллерийский офицер был участником Северной войны (сражался под Нарвой и Полтавой), турецкой кампании, служил в Берг-коллегии советником, главным управителем уральских и сибирских заводов, руководил Оренбургской экспедицией, являлся «начальником» Башкирского края, астраханским губернатором и правителем калмыков.

Событийный серпантин жизненного пути Татищева вполне объясняется законом петровского времени, когда благодаря потенциальным возможностям, личным борцовским способностям у человека появлялась возможность проявить себя и достичь многих высот. Татищев сумел реализовать многие свои дарования

как в плане «ручных» умений, так и умственных достижений, поэтому он был уверен, что каждый индивид способен рассматривать проблемы своей жизни на определенном возрастном этапе, обучаясь и восходя к человеческому в себе, к высоким ступеням усовершенствования своего нрава («естества»), борцовского искусства и профессионального мастерства.

Вольный «татищевский» человек, благодаря изученным наукам и постигнутому искусству, способен осмысливать вещи и явления окружающего мира, обстоятельства и деяния других людей, преодолевать свой страх и горести своим великодушием, что в дальнейшем становится основой его благополучной жизни [6: с. 28; 35: с. 83-84, 121].

Сам Татищев был уверен, что еще до выбора основной профессии молодой человек должен постичь гражданские и воинские законы своего отечества, поэтому, когда он определится с делом своей жизни, то уже будет иметь подготовленную профессионально-ориентированную базу знаний [34: с. 10; 35: с. 138]. На этом просветитель настаивает: в сочинении «Духовная моему сыну» он, переживая за будущее своего дитяти, надеется, что он станет достойным сыном Отечества [34: с. 1-34; 35: с. 133-145].

Татищев, будучи заинтересованным в совершенствовании человеческой натуры, составил свою классификацию тех родов занятий, которые становятся основанием профессиональной деятельности [33: с. 76-85]. Считается, что именно Татищеву принадлежит высказывание, своего рода философско-пси-хологическая миниатюра: «Ученье — свет, а неучение — тьма» [33: с. 35].

Свои взгляды относительно потенциальных возможностей человека, его борьбы и необходимости труда он изложил в крупной работе «Разговор двух приятелей о пользе наук и училищ» (1733). В этой работе 120 вопросов — важных философско-психологических и педагогических проблем, которые поднял автор, понимая их значимость для образования человека своего времени. «Разговор» пользовался большим спросом у просвещенных людей, поэтому с самого произведения делали списки, а в 1887 году исследователь творчества русского просветителя Н. А. Попов

издал эту объемную монографию [33]. Тати-щевская работа — это своего рода энциклопедия психологического знания эпохи раннего Просвещения.

Татищев среди «нужных» наук-занятий в своем философско-психологическом трактате выделил следующие: речение, домоводство, медицину, нравоучение, законоучение, навыки самообороны («нужно обучаться оружием себя... оборонять, зане сей стан особливо для обороны отечества и отвращения общего вреда устроен») [33: с. 78]. «Полезными» науками русский просветитель считал грамматику, риторику, математику, механику, физику (естествоиспытание), химию, иностранные языки, астрономию и др.

Говорил Татищев и о других родах занятий, способствующих формированию профессиональных навыков, необходимых «по случаю» далеко не каждому человеку, а именно о навыках «танцования», рисования, стихосложения, вольтежирования («навык садиться на лошадь»). Занятия алхимией, хиромантией, физиогномикой, колдовством и др. Татищев вообще относил к «тщетным» и даже «вреди-тельным». В то же время пнеуматология (психологические знания) Татищевым особо приветствовалась, поскольку сообщала нужные сведения о человеке и его натуре, естестве. Татищев писал: «И последнее нужное человеку о спокойности души паче всего прилежать, дабы в жизни непотребными и вредительны-ми от необузданной воли попечения не отягощать.» [33: с. 78]. Прилежным познанием себя, по мнению Татищева, человек может достичь «спокойности души», а именно того, что станет основанием «философии истинного блаженства» (А. Д. Кантемир).

В целом такой подход к выделению основных родов профессиональных занятий и «главной науки», «чтоб человек мог себя познать» [33: с. 2], обосновывается сугубо практико-ориентированной деятельностью и интерактивным методом профессионального обучения, приветствовавшимися во времена царя-труженика Петра I.

Татищев понимает, что профессиональное обучение должно иметь свой резерв времени, поскольку «по естеству все дела человеческие сначала никогда в совершенство приведены

быть не могут, но требуют от времяни до вре-мяни исправления, дополнки и пременения...» [35: с. 395]. Человек как мастер, знающий свое ремесло, должен пройти все стадии в своем профессиональном совершенствовании.

Русский просветитель выступал за успешное сочетание обучения грамотности и профессиональным знаниям. Свои идеи он стремился воплощать в жизнь в бытность свою главным управителем уральских и сибирских заводов и организовывал школы для рабочих, реализуя петровские идеи о формировании «нового» человека.

Татищев также признавал тот факт, что наука постоянно развивается, следовательно, человеку необходимо учиться на протяжении всей своей жизни. Он был последователен в понимании необходимости подготовки национальных кадров в высшей школе, учитывал военные интересы государства и необходимость нравственного просвещения народа. Татищев настаивал на необходимости образования всех слоев населения, он — один из первых, кто говорил о необходимости женского образования. Иными словами, настаивал на создании условий для реализации человеком себя в жизни.

В своих изысканиях относительно человека и его профессий Татищев исходит из одного очень важного постулата, который он формулирует в небольшой своей работе «Представление о купечестве и ремеслах» (1748) следующим образом: «Всем искусным в гражданстве известно, что всякой области богатство, сила и честь происходит единственно от прилежности народа к рукоделиам и доброго состояния купечества» [35: с. 392]. Татищев составляет «инструкцию», когда и каким ремеслам учить крестьянских детей, обращая внимание на их возраст, т. е. учитывая их потенциальные возможности. Он видит необходимость в обучении их грамоте и разнообразным прикладным искусствам. Составляет требования к профессиональным обязанностям купца, камергера, повара, кучера, прачки, истопника и др. [35: с. 392-401; 414-415].

Татищев в своих изысканиях фактически занимался профессиографированием, описывая востребованные в петровской России профессии; он соотносил их с теми качествами работника,

которые были профессионально необходимы и соответствовали возрасту. Поэтому можно сказать, что Татищев самым серьезным образом подошел к профессиональной подготовке и соответствующему обучению человека, поиску реализации им своих потенциальных возможностей в труде и борьбе.

Другой член «ученой дружины» Петра I, активно воплощавший его наказы и идеи, — Антиох Дмитриевич Кантемир (1708-1744) [6: с. 28; 7: с. 88-92; 31: с. 286-295; 39: с. 216220]. Он имел «острый взор для замечания тайных сгибов человеческого сердца и легкое перо для описания своих замечаний» [11: с. 105]. Историк русской культуры Л. А. Черная, раздвигая горизонт понимания уникальности мировоззренческой позиции этого русского просветителя, пишет следующее: «Стремление выработать свое личное понимание жизни и человека, присущее Антиоху Кантемиру, и позволяет говорить о внутреннем источнике его гуманизма. Кантемир шел от познания самого себя, от самоанализа. Но было и внешнее влияние на формирование поэта: отец, в прошлом молдавский господарь, оставивший ряд интересных сочинений; учителя и "ученая дружина" Петра I, куда он попал в юности, наконец, образованное окружение в Англии и Франции, где ему пришлось служить в качестве дипломата ряд лет» [39: с. 216].

Кантемир-ученый приходит к пониманию необходимости создания системной фи-лософско-психологической терминологии, позволяющей с требуемой для петровского времени четкостью описывать человека и феномены его существования, его потенциальные возможности, борьбу и труд.

Русский просветитель говорит о естестве человека и призывает к изменению его натуры. В знаменитых «Письмах о природе и человеке» (1741-1744), своего рода философско-пси-хологическом трактате, Кантемир обращает внимание на разум и просвещение, мораль и нравственность как возможные «силы», приближающие человека к свободе, способствующие его борьбе за себя, свой потенциал и способности. Наряду с этим Кантемир видит в человеке неуемность желаний («желания наши всегда бесконечны» [10: с. 21]) и потребностей, которые лучше всего реализовать, чтобы помочь индивиду найти «правильные

пути к истинному и совершенному спокойствию» [10: с. 22]. Основой спокойствия человека, по мнению Кантемира, служит добродетель («первое и твердое основание человеческого счастья» [10: с. 22]), реализация его способностей на общее благо (достижение успеха в выбранном деле). Становясь на путь совершенства, человек должен познать «премудрость сотворенного мира» [10: с. 27]. Человек, живущий без жажды познания, ограничен своей повседневностью, рутиной жизни, в то время как тот, кто «простирает далеко свои мысли», активно трудится, совершенствуя себя, проявляет свои потенциальные возможности.

Кантемир находит гармонию «течения» жизни и человеческого бытия. Познавая Божий мир, человек осознает смысл разнообразных явлений окружающей природы, разумность мироустройства и «опредмечивает» этот мир — активно преобразует его. Человек, по определению просветителя, отличается от остального животного мира, так как имеет душу и возможность проявить себя в мире. Человек способен обучаться, «распредмечивать» мир, изменять себя, а также воплощает в себе нечто новое, понимая глубину замыслов его Творца.

Кантемир в своем философско-психоло-гическом трактате восторгается человеком, сотворенным по подобию Творца. Он говорит о «премудром сотворении» его тела, «хитро устроенным» для жизни в этом мире [10: с. 105], возможностями далеко проникающего ума того, кто «привык рассуждать и обо всем думать». В человеческой сущности просветитель различал «телесность» и «мыслительность», подчеркивая, что «ум имеет великую власть над телом» [10: с. 60].

Кантемир приходит к мысли о том, что человек благодаря уму и хитрости, своей способности к обучению, искусству «усмирять» и «отнимать силу» занял принадлежащее только ему «человеческое место».

Просветитель обращается к психологическим проблемам, рассматривая страсти, ум и их взаимовлияние друг на друга, волевые потенции человека. Обращенность к подобным проблемам служит показателем того интереса, который проявляли русские мыслители, «петровская интеллигенция» к психологии в эпоху Просвещения [31: с. 295].

По мнению Кантемира, человек целостен, он готов познавать себя, радоваться гармонии своего тела и души, становлению добродетельности и выбору своего дела для жизни, переживать внутреннее спокойствие и стремиться к счастью [10: с. 22]. Для Кантемира делом жизни становится создание основ философии истинного блаженства, где человек свободен от страстей, навязываемой ему чужой воли и от неуемных потребностей. Философия истинного блаженства определяется как ряд системных положений в кантемировских взглядах на воспитание, обучение и профессиональную подготовку человека петровского и постпетровского времени, собственное обустройство им жизни.

В своих трудах и сочинениях Кантемир выступает за фундаментальное светское образование и профессиональную подготовку человека — своего современника, — позволяющую каждому честно выполнять свое призвание, реализовать свои способности, составить славу России. Русский просветитель, последователь идей Петра говорит о необходимой подготовке специалистов инженерного дела, профессиональных военных и ученых, а также тех, кто может обучать этим профессиям других.

В сфере профессионального образования Кантемир является сторонником формирования у человека познавательной мотивации к обучению, эмоционально-положительных оценок учения, развития социально значимых умений и навыков. Кантемир выступает за многофункциональные умения, позволяющие успешно адаптироваться к выполнению разнообразных взаимосвязанных профессиональных видов деятельности.

Активная творческая деятельность Татищева и Кантемира, уделивших столь пристальное внимание психологии, представляет собой существенный вклад в необходимое понимание человеческой природы (его «естества»), в том числе профессионального выбора и соответствующей подготовки. Они обозначили круг представлений о самой возможности для человека быть счастливым, наслаждаться истинным блаженством, уметь бороться за собственное обустройство жизни.

М. В. Ломоносов о воспитанном и просвещенном человеке

Михайло Васильевич Ломоносов (17111765) выступил активным продолжателем петровских идей; за все приложенные усилия в сфере науки и ее пропаганды его можно так же, как и Татищева с Кантемиром, причислить к «ученой дружине» Петра I [3: с. 398-400; 12; 13: с. 232; 22: с. 29-51, 174-175, 230-233; 31: с. 295-326]. Он уделил должное внимание проблеме взаимосвязи психологии и педагогики в целях наиболее рациональной организации воспитания и обучения человека [19: с. 11] Идеи Ломоносова, особенно материалистические, «оказали огромное влияние на формирование мировоззрения и психологических взглядов многих видных его современников и преемников» [13: с. 232]. Продолжая развивать петровское наследие, он стал одним из основателей крупной профессиональной школы — Московского университета (1755), ставшего alma mater для многих механиков, химиков, физиков, математиков, историков и литераторов — целых поколений «новых» людей. В этой профессиональной школе обучался и, вероятно, слушал лекции Ломоносова, а затем продолжил научные традиции, заложенные им, Я. П. Козельский, крупный российский просветитель второй половины XVIII века, философствующий психолог, который впервые в истории отечественной психологической литературы стал использовать понятие «психология» [13: с. 232-233; 22: с. 60-63, 171-173, 175-177; 31: с. 346].

Ломоносов имел для своего времени прекрасное образование во многих областях науки, в том числе и в области психологического знания. Он был студентом Славяно-греко-латинской академии, где систематически читались курсы психологии, существовала психологическая традиция в подходе к обучению [13: с. 231; 31: с. 397]. В Марбургском университете, куда Ломоносов был отправлен для продолжения образования, он занимался на кафедре у светила европейской науки Христиана фон Вольфа. Отсюда глубокий интерес этого мыслителя к психологии человека, его потенциальным возможностям и способам взаимодействия с миром и обществом. Ломоносов владел психологической терминологией

и представлял психологические дефиниции. Тем не менее он не разделял мнение своего наставника о «врожденных» идеях у человека, настаивая, что последний сам реализует свои потенциальные возможности в ходе своего жизненного пути, активно «труждаясь» и борясь.

Психологические воззрения Ломоносова являются необходимой составной частью его философского и естественнонаучного мировоззрения, они сложились в ходе его собственной научной и практической деятельности благодаря своеобразному складу личности мыслителя, понимавшего и ценившего трудолюбие человека, свойственное и его натуре [12: с. 63].

В философско-психологической литературе Ломоносов традиционно представляется как мыслитель, который последовательно защищал линию материализма в естествознании и философии. Однако рассмотрение ломоносовского научного наследия позволяет видеть его также сторонником кардиогностической психологии («психологии сердца»), божественного идеала, идеи милосердия, составляющей важный круг представлений в воспитании и профессиональном обучении русского человека.

Занимаясь проблемами психологии речи, которые оказываются крайне важными для становления человека, решения последним вопросов «опредмечивания» и «распредмечивания» этого мира, Ломоносов выделяет понятие «стиль» («штиль») языка. Язык имеет свои особенности и задает свой стиль в описаниях явлений мира [9: с. 378]. Именно стиль языка способствует становлению возвышенного и героического в индивидуальном восприятии человеком себя и мира [16: с. 49-55], собственного борцовского опыта. По мнению ученого, «российский язык через употребление книг церковных по приличности имеет разные степени: высокой, посредственной и низкой. Сие происходит от трех родов речений российского языка» [16: с. 50]. Высокий стиль воссоздает образы и идеалы, востребованные в качестве образцов для человека в выборе им путей совершенствования, борьбы, труда и жизнеосуществления. Средним стилем можно описать его повседневность, сам быт, а низкий — служит своего рода

предостережением, чтобы не выпасть за пределы языковой культуры.

Ломоносов в своих поэтических произведениях создавал идеалы для самосовершенствования и профессионального становления человека как «добродетельного исполнителя своих должностей».

Психологические идеи Ломоносова проникнуты глубокой верой в огромные силы и творческие способности русского народа, убеждением в том, что труд человека определяет его ценность как гражданина своей страны, что «жизненные свойства» его развиваются под влиянием учения, образования, условий жизни и деятельности [13: с. 232].

Рассматривая природу — естество — человека, русский гений был уверен, что его можно открыто наблюдать. Наблюдать и описывать можно ощущения, мышление, память, волю, страсти человека. Сам Ломоносов имел определенный опыт наблюдений «нравов человеческих» (человеческих идеальных качеств), которые он изложил в своих трудах.

Ломоносов считает, что наблюдение за нравами человека возможно, если учитывать возраст; половые особенности («ибо мужеский пол к страстям удобнее склоняется и скорее оные оставляет, но женский пол, хотя и на оные еще и скоряе побуждается, однако весьма долго в них остается и с трудом оставляет»); привычки в поведении («ибо кто к чему привык, от того отвратить трудно»); уровень научной подготовки, образовательный ценз (образование в одной сфере «не возбуждает страсть» к другой); время и место проявлений человеческой индивидуальности [17: с. 168-169]. Знания о поведении и индивидуальных возможностях человека позволяют говорить о нем как о потенциальном борце, способном к саморазвитию, реализации себя в обществе.

Ломоносов серьезно подходит к организации процессов воспитания и обучения человека. На основе своих психолого-педагогических взглядов сам осуществлял в рамках сформированной им же системы профессионального образования подготовку талантливых молодых людей, тех, которые в будущем должны были служить Отчизне, бороться за нее. Его теоретические положения органично включались в социальную практику обучения

и воспитания — «выращивания новой породы людей», — овеянную романтизмом эпохи и философско-психологически осмысленную. Каждый будущий герой-патриот, борец должен восприниматься как индивидуальность, его взгляды должны логично быть развиты благодаря разнообразным средствам воспитания и профессионального обучения. Здесь берет свое начало «ломоносовский» идеальный человек с «благоприобретенными дарованиями», воспитанный, просвещенный и образованный, профессионально обученный, готовый отдать свои силы во славу Отечества.

Н. И. Новиков: «трудолюбивый человек красив своими внутренними качествами и поступками, он достойный гражданин»

В эпоху Просвещения, особенно в ее поздний период, все, что касалось потенциальных возможностей человека, открытых и описанных в это время его способностей и «должностей», затрагивало напрямую и профессию («промысел»), которой он хотел заниматься и благодаря которой он мог себя реализовать в жизни.

Не остался в стороне от важных вопросов эпохи и выдающийся деятель просвещения — Николай Иванович Новиков (1744-1818) [6: с. 29; 9: с. 60-140; 22: с. 63-71, 196-198; 31: с. 403-408]. Творчество Новикова уникально, поскольку в своих работах он касался очень многих тем, которые так или иначе затрагивали проблему самого человека и его отношений с обществом. Просветитель поднимает ряд важных психологических вопросов.

Нам представляется важным то, что в «психологическом наследии» Новикова содержатся концептуальные идеи, развиваемые автором, которые остаются востребованными и в наши дни, когда мы пытаемся найти «оборванную нить времен» и восстановить «ровность ткани истории» русской психологической мысли [7: с. 83].

О человеке, его естестве Новиков всегда был высокого мнения. Основополагающим здесь является то, что человек, по Новикову, должен обладать разумом, добродетелями, быть хорошо обученным и воспитанным.

Так, новиковское ежемесячное издание «Утренний свет» (1777-1780) впервые в истории отечественной психологической мысли громко и значимо заговорило о трудящемся и борющемся человеке, способном к совершенствованию и самостоятельному жизнеосуществлению. В философском журнале поднимались психологические проблемы, обсуждение их было открытым и доступным. Это вполне отвечало просветительским целям самого Новикова, обоснованно полагавшего, что «прямое намерение» журналов состоит в том, чтобы «распространять знание, на котором основание свое имеет мудрость, яко предмет и доля человеческого рода» [20: с. 414].

В «Утреннем свете» говорилось о том, что человек неоспоримо может стать лучше, если он сможет обратить внимание на себя, свои добродетели, потенциальные природные возможности, достигнуть гармонии с социумом [36: с. 8]. Основные добродетели, упомянутые на страницах журнала: смиренномудрость, воздержанность, терпеливость, великодушие, справедливость, любезность, услужливость, милосердность, жалость, домосмотритель-ность [36: с. 8; 9]. Новиков был уверен, что человек станет «лучшим», если «искусство и добродетель, разум и воля большаго достигнут совершенства» [36: с. 9]. К добродетелям, решавшим проблему способностей, относились труд, профессиональные навыки, востребованные в этом труде. «Трудолюбие изрядным средством служит. к охранению человека от грехов и дурачеств и от несносного бремени скуки» [20: с. 479].

Для Новикова трудолюбивый человек красив своими внутренними качествами и поступками, он достойный гражданин, подлинный сын своего Отечества. Здесь он в какой-то мере предвосхитил идеи другого выдающегося отечественного просветителя — А. Н. Радищева, связанные с его рассуждениями «о том, что есть сын отечества». В новиков-ских представлениях человек, «служащий на благо России», определяется как высоко и профессионально образованный — «муж совершенный», а также «защитник истины, по-могатель бедности, ненавистник злых нравов и роскоши, любитель человечества, честности, наук, достоинства и отечества, верный друг,

благоразумный отец, безмятежный сосед, рассмотрительный и беспристрастный судья». Это служило своего рода доказательством, что добродетели, а «не порода» делают его достойным почтения других добродетельных людей.

В целом Новиков высказывал актуальные для своей эпохи мысли о формирующей роли человеческой деятельности, упорном труде и ценности борьбы для каждого индивида как с самим собой, так и с окружающим и преобразующимся в результате этих усилий мире; настаивал, что борющийся человек может быть в этом мире счастливым.

Определяя практическую и социальную ценность своих воззрений, Новиков создает программы формирования человека («образование сердца» — «кардиогностическая психология», «образование разума» — «психология ума»), где борьба становится своего рода «передачей» человеку мужественности, стойкости, бодрости духа, смелости и неустрашимости, а также гармоничным воспитанием способности преодолевать разноплановые жизненные и духовные препятствия. Власть борьбы (само действие) дает возможность ориентировать, направлять человека, вести его по пути самосовершенствования.

Идеи, развиваемые Новиковым, все более становятся адекватны современному контуру интерактивного подхода к обучению и воспитанию человека. Интеракция в самых различных описаниях и модельных характеристиках оказывается тем набором действенных методов, которые позволяют формировать индивидуальные качества человека, служащего на благо России. Отметим, что в описании программных положений формирования человека у мыслителя присутствуют такие понятия, как «упражнение», «повиновение», «уступчивость», «труд», «одержание владычества», «страдание», «терпение», «свободная мысль» [21: с. 167-177].

В правилах «образования сердца» у Новикова содержится определенный алгоритм упражнений, который помогает человеку бороться и совершенствовать себя. Кроме прочего, познание борьбы у Новикова — это «изрядное упражнение», созидающее телесность человека. Поэтому в рассуждениях Новикова борьба предстает и физически проявляемой

реалией, и духовно обозначенной интенцией, особенно когда просветитель поднимает вопросы нравственности.

Новиков утверждал, что упражнение есть наилучший учитель [20: с. 457]. Среди последних он особо выделял «упражнения» в чистосердечии, любви к истине, свободе мышления, трудолюбии и скромности, в «одержании владычества» над чувствами, искренней любви к людям, уступчивости, постоянстве и неустрашимости, терпению в страдании, неутомимости в осуществлении плана, в представлении себе «многоразличных и великих выгод» от нравственного совершенства.

Становится понятным представленный в творческом наследии Новикова идеал человека-борца, творчески мыслящего, желающего и умеющего трудиться. Новиковский идеал содержит совершенные качества и нравственные добродетели, необходимые для взаимодействия с миром («опредмечивание», «распредмечивание») и окружающими его людьми, отраженные в программных правилах «образования сердца» и «образования разума».

Стремясь в реалиях жизни достичь своего главного предмета, идеала, а именно: счастливого, свободного, умеющего бороться человека-гражданина, полезного Отечеству благодаря своим талантам, успеху в выбранном профессиональном деле, — Новиков не только непротиворечиво соединяет три главные части этого сложного процесса: физическое («здоровое и крепкое тело»), нравственное («приведение» к добродетели, религии) и умственное («просвещение разума», способствующее благополучию), — но и развивает мысль о взаимопоследовательном соединении этих частей в гуманистическом и психологическом планах. Сложение трех составляющих нови-ковского идеала человека (физических, интеллектуальных, духовно-нравственных потенций) дает возможность расширить проблему взаимоотношений сердца и разума, а именно: кардиогностической психологии («психологии сердца»), пришедшей из предыдущих эпох, и рационалистического подхода («психологии ума») к психологическим вопросам, свойственных эпохе Просвещения.

В контексте поиска причин и условий для проявления и оценки потенциальных

возможностей человека в труде и борьбе Новиков написал трактат «О торговле вообще» (1783) [20: с. 507-567], где обосновал происхождение торговли из «мены», а возникновение многих ремесел (профессий) как «всеобщее произведение трудолюбия» — из торговли [29: с. 501]. По убеждению Новикова, торговля «весьма споспешествует» развитию профессионального мастерства и соответствующего обучения граждан, их труду и реализации себя в обозначенном «меной» мире. Новиков считал, что профессиональная деятельность заинтересованного в ней человечества ведет к развитию промышленности, активизации торговли как сферы взаимодействия людей и способствует духовному совершенствованию самого человека.

В своем трактате Новиков находит место для описания высших потребностей человека, среди которых мыслитель выделяет науку, искусство и даже потребность в роскоши. Такие потребности («нуждаемость») служат основанием всей человеческой деятельности, в которой каждый проявляет свое прилежание и потенциальные возможности. Появившееся прилежание — это искусство ремесленника, а возникшее здесь «упражнение» — профессия. «Понятие, соединяемое нами со словом упражнение (выделено автором. — Д. И ), заключает такое состояние граждан, в котором всякий из них от надлежащей своей работы удобно и выгодно нужное получает пропитание. Пути к пропитанию вообще суть предмет сего упражнения, и как торговля распространяет оные и приводит в большее процветение, то из сего видна связь её со всеобщим упражнением...» [20: с. 557-558]. Русский просветитель верно понимает суть ремесла — профессии («упражнения»). Профессии появляются как социально-исторические формы трудовой деятельности, ценностные для мира торговли, которые требуют овладения специальными умениями и конкретными профессиональными навыками. Благодаря своей профессии, своему мастерству человек-гражданин участвует в жизни общества, он полезен Отечеству, поскольку умножает его богатства. Получаемый «прибыток» достаточно «награждает рачительность и действенность» [20: с. 545] профессионала. Профессия служит источником

материального, социального и личного благосостояния человека.

Стремящиеся к овладению ремеслом незанятые граждане, обнаруживающие в соревновании способностей друг у друга возможности для создания новых видов ремесел — профессий, обеспечивают своим «прилежанием» появление новых отраслей искусства и производства. Таким образом, профессиональное обучение, согласно воззрениям Новикова, становится воплощением идеи «усовершения прилежания» [20: с. 547]. Новиков взаимоувязывает человеческие потребности и профессии, дающие возможность их удовлетворить. Однако, чтобы достичь цели в профессиональном плане, человеку необходимо учиться с прилежанием и иметь необходимые специальные способности, в частности конструкторские, позволяющие создавать нечто новое. Для этого необходимо изучать «свойства человеческой души» и организовывать обучение в соответствии с различиями потенциальных возможностей у обучающихся. По мнению просветителя, для организаторов обучения исходной задачей является направление склонностей обучаемых «на согласные с ними предметы», чтобы они охотнее всего занимались «по натуральному побуждению» [21: с. 179]. Новиков видит разницу между «врожденными склонностями» и «возбужденной склонностью» к необходимому предмету изучения [21: с. 178-179]. Он верит не только в природную данность естества человека, но и в способности обучающих «возбудить охоту и склонность к изучению. нужного» для учащегося предмета, в раскрытие его потенциальных возможностей борьбой и трудом.

Можно заметить, что отечественная психологическая мысль утвердилась здесь в основном правиле, о котором говорит Новиков: «узнать... свойство способностей учеников своих, дабы не всех их вести по утвержденному единожды методу, но чтоб учение. благоразумно распоряжать» [21: с. 195]. Новиков утверждает принцип индивидуального подхода, столь важного для отечественной психологической мысли. В профессиональной подготовке человека к труду Новиков отмечает, что соревнование — «долгое упражнение» в чем-либо — побуждает ум человека к совершенству, благодаря которому каждый

из обучающихся стремится к обнаружению потенциальных возможностей и раскрытию своих способностей.

Новиковская психологическая гуманистическая мысль, органично включавшая вопросы обучения и воспитания, проблемы выявления и реализации потенциальных человеческих возможностей, проникнута заботой о трудолюбивом, красивом своими внутренними качествами и поступками человеке-гражданине, поиске для него способов самостоятельного жизнеосуществления.

А. Н. Радищев: «человек равен во всем другому»

Существенно обогатил отечественную психологическую мысль о человеке, его потенциальных возможностях, борьбе и труде Александр Николаевич Радищев (1749-1802) [6: с. 30; 22: с. 105-109, 233-238; 31: с. 361-395]. В молодости он прошел профессиональную подготовку в Германии в Лейпцигском университете, где идеи природного равенства людей (их потенциальных возможностей, успехов в труде и в прилагаемых в профессии и борьбе усилиях) в это время были очень популярны.

Радищев считал, что «человек родится в мир равен во всем другому. Все одинаковые имеем члены, все имеем разум и волю» [26: с. 126]. Этот важный постулат психологической мысли выдающегося русского просветителя отразился во многих его «умственных экспериментах» и умозаключениях. В радищевском «учении о душе или психологии» [26: с. 253] человеческое существо мыслит и чувствует. «Чувственность всегда является с мысленностью совокупна, а сия есть свойственна мозгу и в нем имеет свое пребывание» [26: с. 458]. Радищев считал, что с «чувственностию нашею и мысленность превращениям подвержена» [26: с. 426].

Радищев описал становление человека, который «удобряет свою чувственность, острит силы мысленные, укрепляет понятие, рассудок, ум, воображение и память» [26: с. 312]. Он же отметил, что человеческое существо социально по своей природе. «Побуждение к сожитию ввело его (человека. — Д. И.) в общественное

житие, и се разверзаются в нем новые совершенства» [26: с. 513]. Радищев был уверен, что человек «рождён для общежития», поскольку только он «сопечалится» другому и «равно он ему сове-селится» [26: с. 417; 421].

В своих психологических размышлениях о человеке и его связях с обществом Радищев приходит к такому понятию, как личность. Личность, по Радищеву, — это обращенность человека к миру, прочувствованность этого мира, осмысленность своего бытия, сохранен-ность представлений о себе самом. Человеческую личность просветитель рассматривал как проявление индивидуально-личностных добродетелей, поскольку введение человека в «общественное житие», «разверзают в нем» новые пространства для дальнейшего совершенства и самосовершенствования [26: с. 513]. Российский психолог, употреблявший само понятие «психология», верно писал по этому поводу: «Права и обязанности, в общежитии им приобретенные, возводят его на степень нравственности; се уже рождаются в нем понятия о честности, правосудии, чести, славе; уже из побуждений к сожитию рождается любовь к отечеству, к человечеству вообще, а за ними следуют тысячи добродетелей или паче сия из многих рождается; и сожалительность его претворилась в великодушие, щедроту, милосердие. Таким образом достигает он до вершины своего чувствования, до совершенства всех своих качеств, до высшего понятия о добродетели» [26: с. 513]. Таким образом, добродетельности человека служат проявлением его личности.

Радищев убежден в необходимости для человека свободы, он верит в его разумность, стремление «всегда к прекрасному, величественному, высокому» [26: с. 241]. В своей статье, ставшей программной, которую он назвал «Беседа о том, что есть сын отечества» (1789), русский психолог обоснованно доказывает, что «человек потребен для ношения имени сына отечества!» [26: с. 242].

Для просветителя сын Отечества есть истинный сын и его характеризуют такие главные качества, как:

- честолюбие («Везде и со всяким человеком рождается оная пламенная любовь к снисканию чести и похвалы у других» [26: с. 245]);

- благонравность («он возжигает сей благотворный пламень во всех сердцах; не страшится трудностей, встречающихся ему при сем благородном его подвиге; преодолевает все препятствия, неутомимо бдит над сохранением честности, подаёт благие советы и наставления» [26: с. 247]);

- благородность («тот, кто учинил себя знаменитым мудрыми и человеколюбивыми качествами и поступками своими; кто сияет в обществе разумом и добродетелию и, будучи воспламенен истинно мудрым любочестием, все силы и старания свои к тому единственно устремляет, чтобы повинуясь законам и блюстителям оных, предержащих властям, как всего себя, так и все, что он ни имеет, не почитать иначе, как принадлежащим отечеству, употреблять оное так, как вверенный ему залог благоволения соотчичей и государя своего, который есть отец народа, ничего не щадя для блага, отечества» [26: с. 248]).

Для Радищева истинное благородство истинного человека — это его «добродетельные поступки, оживотворяемые истинною че-стию, которая не инде находится, как в беспрерывном благотворении роду человеческому, а преимущественно своим соотечественникам, воздавая каждому по достаточному и по пред-писуемым законам естества и народоправле-ния» [26: с. 248]. Помимо того, что сын Отечества честолюбив, благонравен, благороден, по мнению просветителя, он должен быть еще совестливым: «должен почитать свою совесть, возлюбити ближних» [26: с. 247]. Радищев наделяет человека такими качествами, которые, в свою очередь, направляют созидание и конструирование человеческих сил для «преодоления всех препятствий», «сохранения чести», избавления от заблуждений и пороков, помощи другим и их наставления, пожертвования собой для Отечества и сохранения своей жизни для «всемерного соблюдения законов естественных и отечественных» [26: с. 248].

Радищев признает поступательность развития человеческой природы (возрастное развитие человека), считая ее «шествие» постепенным и твердым. «Следуя ее стезям, — писал он, — не ослабевайте упражняться в мягкосердии, и яко упражнение в телодвижениях укрепляет телесные силы, яко упражнение

в размышлениях укрепляет силы разумные, тако упражнение в мягкосердии укрепит корень доброделания. Заматерев в сем благом подвиге, колико блестящие произойдут из того следствия. Милосердие, человеколюбие, благодеяние, милость будут обыкновенные души вашей движения.» [26: с. 250-251].

В психологическом наследии Радищева приводится периодизация жизни человека. Он, опираясь на отечественную философ-ско-психологическую традицию, выделяет для каждого человека, «равного во всем другому», младенческий, детский, отроческий (подростковый), юношеский, взрослый, старческий возрасты как этапы его жизненного пути.

Радищев отмечает возрастающие телесные и умственные силы в детском («развер-жение» умственных возможностей стало «приметнее»), отроческом («Силы телесные укрепилися; отрок обык уже употреблению своих членов, чувств и органов; уже дерзает рассуждать, но опытность его мала и рассуждения превратны и косвенны») и юношеском возрасте («возникает новое чувствование»), когда человек активен, готов к обучению и овладению профессиональными умениями и навыками.

Радищевские психологические взгляды, описательные характеристики возраста человека, его естества основываются на признании приоритетности человеколюбия. Сам Радищев объясняет природу своих взглядов «любомудрием» [26: с. 251], той старинной традицией, которая была присуща еще древнерусской ученой книжности и нашла свое отражение в таких «многоголосных» и богатых смыслами философско-психологиче-ских и теологических текстах, пришедших в отечественную психологическую мысль из Древней Руси и Московского царства.

Во взглядах Радищева, в его «любомудрии» красной нитью проходят идеи человеческой воли, закаленной в борьбе, мужества, возросшего «в трудах», крепкого духа, придающего движение отважной душе [24: с. 400], людского общежития, а также представления о труде и профессиях (промыслах) свободного человека.

Просветителю, ратующему за развитие и совершенствование всего, что человеку дано

от природы, противны безделие и леность человеческого ума и тела. Он желает видеть человека «труждающимся», познающим, борющимся за воплощение своих мыслей и образов. Борьба необходима человеку, она важный атрибут его активной, деятельной натуры. Борьба стимулирует его телесные силы, необходимые для духовного роста, она же выступает как сила общественная, созидающая борца-гражданина. Человек («сын мысли», «сын Божий») властвует над собой. Его власть — сила познания — обозначена как могущество души над телом, а власть его разума — над страстями [25: с. 59; 119]. Человек восходит к собственному образу, что стало для Радищева-психолога основой понимания его (человека) психологической перспективы бытия.

В творческом, философско-психологи-ческом наследии Радищева есть интересная для современного читателя статья «Рассуждение о труде и праздности» (1789), где просветитель заявляет с позиции своего времени, что для человека в любом состоянии, чине и звании нет возможности отказаться от своей должности в обществе, частью которого он является [23: с. 202]. Человек многим связан с обществом, в том числе своей должностью — выбранной профессией, реализацией своих потенциальных возможностей, а общество контролирует, чтобы он исполнял избранные им на социальном поприще должности. Профессиональное образование, являясь частью социальной практики, согласно взглядам Радищева, должно формировать такие знания, умения и навыки, которые максимально приближены к конкретной человеческой деятельности, позволяют ему самому решать жизненно важные вопросы своего существования.

Кроме того, он выделял и основные профессиональные навыки человека — истинного сына Отечества, — умеющего «жить на земле» [26: с. 241-249]. Эти навыки рассматривались Радищевым в качестве необходимых для дальнейшего его профессионального становления. Сам просветитель выступает как сторонник начального профессионального образования, которое позволяет выявлять потенциальные возможности человека в ходе его взросления.

Он перечисляет профессиональные, естественные навыки, которые востребованы в жизни каждого человека. Так, человек обязан уметь пахать, копать, доить, мастерить, готовить простую пищу, передвигаться верхом, стрелять [26: с. 136]. Требования просветителя к базовым профессиональным навыкам для русского человека вполне традиционны, за тем лишь исключением, что крестьянский труд, о котором фактически пишет русский психолог, обязателен для любого человека, вне условий его рождения и сословных признаков. Человек должен жить в гармонии с природой, быть способным создать для себя приемлемые условия существования. Кроме начальных естественных навыков Радищев требует развития навыков рисования, фехтования («искусство сражаться мечом»), музицирования, знания и умения понимать иностранный язык (английский и латинский). Радищеву необходимо также, чтобы, освоившись с обустройством собственной обыденной жизни, индивид был включен в контекст общения с миром, его окружающим, как социальным, так и духовным, был готов открывать для себя радость познания, что должно приводить в конечном итоге к совершенствованию человека [26: с. 136].

Радищев бескомпромиссно выступает против праздности, доказывая необходимость профилизации трудовых навыков и действий, развивает психологические представления о воспитании трудолюбия, столь ценной, по мнения просветителя, добродетели для человека.

В своих «Записках путешествия в Сибирь» (1790) Радищев фиксирует то богатство промыслов — профессий, — которые попадались ему в пути. Он обращает внимание на востребованность в России конца XVIII столетия таких профессий, как писарь, купец, строитель, плотник, кирпичник, сапожник, стеклодув, кузнец, ткач, пивовар, пасечник, гончар, винодел, типограф, мастер монетного двора, шлифовальни, гранитного искусства, мраморного и кожевенного дела.

В своих путевых заметках просветитель упоминает «попавшиеся на вид» большие промышленные производства (мануфактуры, заводы): Кунгурский стеклянный завод,

Демидовские медный и железный заводы, Строгановский завод, «плавящий чугун», Верх-Исетский железный завод, Талицкий винный завод, Тобольский кирпичный завод, кожевни, типографии [26: с. 704-718].

В «Дневнике путешествия из Сибири» (1797) русский просветитель обращает внимание на развитый охотничий промысел (белка, соболь, выдра, козы, росомаха, сохатые, лиса, медведь), производство соли (соляные казенные варницы), винокуренное и фарфоровое производство, чеботарский промысел, Колывано-Воскресенские заводы [26: с. 719-759].

Можно заметить жизнестойкость многих промыслов / профессий, прошедших путь с русским человеком, начиная с архаичного прошлого, со времен Древней Руси, Московского государства и до XVIII века, их связь с сохранившейся традицией профессиональной подготовки и обучения. Представленный Радищевым спектр мира профессий, помогает не только отметить их как востребованные, но и как несущие то основное знание промысла, которому необходимо обучаться, чтобы достичь успеха в выбранном деле.

«Радищевский» человек — «венец сложений естественных», «одинаков другому», «имеет такие же члены», «существо общественное», он творит себя («зиждит»), созидает разум и волю, духовно поднимаясь над данностью, он личность, борется, ломая созданные культурой правила и нормы, переживает устойчивость и полноту жизни, человеческое счастье. Его большие потенциальные возможности реализуются в его жизненной борьбе и созидающем труде.

Заключение

Наши современники правы, когда указывают на то, что человек как объект исследования может быть интересен для многих наук, но всем им необходимо учитывать данные психологии. Сам же «синтез разнодисципли-нарных знаний о человеке является важным условием» для развития психологического знания [30: с. 72]. Психологическое знание нашего времени есть продолжение «умственного

полета» психологической мысли прошлых времен, где эпоха Просвещения, создающая «ровность ткани истории отечественной психологии» [7: с. 83], занимает видное место.

Значимым стал проявленный со стороны светских мыслителей интерес к психологическим проблемам, составивших определенную систему понятий и взглядов, разработавших ряд идей, легших в основу психологической мысли в России. Вдохновенное творчество наших просветителей на фоне идей и наследия прошлого, вера в человеческий разум и его торжество, направляемые и руководимые петровской «флотилией мыслей и действий», дали импульс дальнейшей рефлексии российских мыслителей, так или иначе касавшихся вопросов психологии.

Важная тенденция психологической мысли эпохи Просвещения заключается в том, что индивидуально-личностные качества человека стали предметом рассмотрения и обсуждения в ходе оценки и выявления его потенциальных и профессиональных возможностей в труде и борьбе. О человеке заговорили многие мыслители, отметив в перспективе предполагаемое благополучие и личное счастье («философия истинного блаженства»), возможность самостоятельного им «жизнеустроения». Человеческие качества, по мнению русских просветителей, философствующих психологов, могут и должны проявляться и получить возможность для своего развития вне зависимости от сословного происхождения человека.

Борьба определяется в контексте разработки и претворения в жизнь потенциальных возможностей человека («обустройства жизни»), выбора способов преодоления возникающих затруднений и разного рода препятствий.

Историко-логический контур психологической мысли русских просветителей способствовал становлению идей саморазвития человека в процессе личностного и профессионального роста. Человек виделся истинным сыном Отечества, он стал восприниматься как носитель профессиональных знаний и умений, значимых для общества. Благодаря своим профессиональным знаниям и умелому выстраиванию взаимоотношений с окружающим миром человек становился заметным в общественной жизни, а его профессия — определяющей для его личностной ценности в этой жизни.

Русские просветители приходят к выводу о необходимости широкого профессионального деятельностно-направленного образования, где умственное и нравственное развитие и воспитание приобретают ведущее положение. Обращая внимание на «образование ума и сердца» («рационалистический» и «кар-диогностический» подходы), просветители отмечают острую потребность у человека в сформированных профессиональных умениях и навыках, обеспечивающих успешность в его творческой деятельности.

Заговорив о человеке, просветители XVIII столетия подчеркнули важность самопознания и прогрессивного развития индивидуально-личностных качеств человека, благодаря которым он готов осваивать любые виды деятельности, достигать видимых горизонтов самосовершенствования.

Психологическая мысль в России XVIII века зримо демонстрирует «национальные особенности исторического пути» [28: с. 164] самих истоков идей и мыслей отечественных ученых — искателей, мечтателей и творцов.

Литература

1. Буганов В. И. Мир истории: Россия в XVII столетии. М.: Молодая гвардия, 1989. 320 с., ил.

2. Былины. Русские народные сказки. Древнерусские повести: сб. / вступ. статья, сост. и коммент. В. П. Аникин, Д. С. Лихачев и Т. М. Михельсон; худож. И. Д. Архипов. М.: Детская литература, 1989. 638 с. (Б-ка мировой литературы для детей в 58 т. Т. 1.)

3. Всемирная история: в 10 т. / отв. ред. Я. Я. Зутис. Т. 5. М.: Изд-во социально-экономической литературы, 1958. 783 с.

4. Днепров Э. Д., Усачева Р. Ф. Женское образование в России. М.: Дрофа, 2009. 286, [2] с.

5. Зеер Э. Ф. Психология профессионального образования. М.: Академия, 2009. 384 с.

6. Иванов Д. В. Естественное право как основа профессионального образования и становления человека // Профессиональное образование в современном мире. 2014. № 1 (12). С. 27-32.

7. Иванов Д. В. Психологическая мысль в России в начале XVIII века // Системная психология и социология. 2015. № 1 (13). С. 83-93.

8. Из истории русской культуры: сб.: в 5 т. / сост. А. Д. Кошелев. Т. 3. М.: Языки русской культуры, 1996. 624 с.

9. Из истории русской психологии: сб. / под ред. М. В. Соколова. М.: АПН РСФСР, 1961. 439 с.

10. Кантемир А. Д. Сочинения: в 2 т. Т. 2. СПб.: Тип. И. И. Глазунова, 1868. 460 с.

11. Карамзин Н. М. Сочинения: в 2 т. Т. 2. Л.: Худлит, 1984. 456 с.

12. Климов Е. А., Носкова О. Г. История психологии труда в России. М.: Изд-во МГУ, 1992. 221 с.

13. Костюк Г. С. Избранные психологические труды: сб. М.: Педагогика, 1988. 304 с.

14. Курукин И. В. История России. XVIII век. М.: Дрофа, 2010. 254, [2], с.

15. Ломоносов М. В. Собрание сочинений в стихах и в прозе: сб. Кн. 2. М.: В тип. Импер. Моск. ун-та, 1778. 632 с., прилож.

16. Ломоносов М. В. Избранные сочинения: сб. СПб.: Тип. И. Глазунова, 1892. II, 1, 92 с.

17. Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений. Л.: Изд-во АН СССР, 1957. Т. 7. 996 с.

18. Наследник встал рано и за уроки сел. Как учили и учились в XVIII в.: сб. М.: ЛомоносовЪ, 2015. 224 с.

19. Никольская А. А. Возрастная и педагогическая психология в дореволюционной России. Дубна: Феникс, 1995. 336 с.

20. Новиков Н. И. Избранные сочинения: сб. М.; Л.: Худлит, 1951. XL, 744 с., портр.

21. Новиков Н. И. Избранные педагогические сочинения: сб. / сост. Н. А. Трушин; под ред. М. Ф. Шибаевой. М.: Учпедгиз, 1959. 256 с.

22. Психологическая мысль России: век Просвещения / отв. ред. В. А. Кольцова. СПб.: Алетейя, 2001. 376 с.

23. [Радищев А. Н.] Рассуждение о труде и праздности // Беседующий гражданин [Издание «Общества друзей словесных наук»]. 1789. Ч. 3. (Декабрь). СПб.: В тип. Гека. С. 202 - 211.

24. Радищев А. Н. Полное собрание сочинений / ред. вст. ст., прим. В.В. Каллаша. Т. 1. М.: Издание В. М. Саблина, 1907. 488 с.

25. Радищев А. Н. Полное собрание сочинений. Т. 2. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1941. 431 с.

26. Радищев А. Н. Избранные произведения / вст. ст. Г. П. Макогоненко. М.; Л.: Худлит, 1949. LXШ, 856 с.

27. Романова Е. С., Рыжов Б. Н. История психологии с системных позиций // Системная психология и социология. 2014. № 1 (9). С. 5-15.

28. Рыжов Б. Н. История психологической мысли. Пути и закономерности. М.: Воениздат, 2004. 240 с.

29. Рыжов Б. Н. Психологический возраст цивилизации // Системная психология и социология. 2015. № 2 (14). С. 60-70.

30. Рыжов Б. Н. Системная психология. 2-е изд. М.: Т8 Издательские Технологии, 2017. 356 с.

31. Соколов М. В. Очерки истории психологических воззрений в России в ХКХУШ веках. М.: Изд-во АПН РСФСР, 1963. 420 с.

32. Степашко Л. А. Философия и история образования. 2-е изд., доп. и перераб. М.: Флинта, 2003. 320 с.

33. Татищев В. Н. Разговор о пользе наук и училищ / предисл., указатель Н. А. Попова. М.: В универ. тип. (М. Катков), 1887. 171 с.

34. Татищев В. Н. Духовная моему сыну: сб. СПб: Тип. Глазунова, 1896. 84 с.

35. Татищев В. Н. Избранные произведения: сб. / под. общ. ред. С.Н. Валка. Л.: Наука, 1979. 464 с.

36. Утренний свет: ежемес. изд.: [издание «Общества старающимся о спомоществовании заведению училищ»; ред. Н.И. Новиков]. СПб.: В Тип. Импер. сухопут. шляхетского кадетского корпуса, 1778. Ч. 2. VII, 98 с.

37. Цветник: рукопись. [Б. м.]: [б. и.], 80-е гг. ХУЛ в. 245 л. // Фонд хранения: отдел редких книг фундаментальной библиотеки ПГГПУ, Пермь.

38. Юности честное зерцало, или Показание к житейскому обхождению. Собрание от разных авторов: сб. СПб: Тип., 1717. 29, 88 с.

39. Черная Л. А. Русская культура переходного периода от Средневековья к Новому времени. М.: Языки русской культуры, 1999. 289 с., ил.

PSYCHOLOGICAL THOUGHT IN RUSSIA IN THE XVIII CENTURY: TO THE ORIGIN OF BASIC IDEAS ABOUT THE POTENTIAL OF MAN,

HIS STRUGGLE AND LABOR

D.V Ivanov, N.A. Galyuk, NGPU, Novosibirsk

The article is devoted to the consideration of psychological thought in Russia of the XVIII century, which contributed to the formation of basic ideas about the potential of a person, to the system of ideas about his struggle and work. The article deals with the basic historical conditions, which became a kind of preconditions for the development of psychological thought in the XVIII century. Among such conditions there is a new economic recovery experienced by Russia at the beginning of the XVIII century, its military victories and conquests, significant achievements in the social sphere, active work of Tsar Peter I and his entourage, which contributed to the manifestation of initiative and uniqueness of the mind of man of the time, the desire to participate in the historical transformations of the country and the state. New ideas about labour as a necessary and vital occupation of a person are analyzed.

It is noted that the age of Enlightenment is the time for a person to test his potential, the ability to fight and build his own life path. In the XVIII century the image of a person who can even change his fate, thanks to his professional skills and virtuous character is formed. Thanks to professional knowledge and skills creating relationships with others becomes noticeable in public life. It is shown that such changes in public life raised to a new level the psychological thought of the time, considering a person, his potential, struggle and work as a special kind of achievement. Changes have touched upon the attitude to the human body, which stopped to be represented as sinful, but on the contrary, is considered to be worthy of attention. The inner world (psyche) regarded as valuable and rich in content is diversely described.

Talking about people, educators believed in the improvement of them, «transformation» of their nature. Representations of the psychological thought of earlier times (Ancient Rus, Moscow Kingdom) primarily

cardiogenetics psychology, talking about «cordiality» and feelings, remain in the sphere of education. However, at the same time, their rationality, ability to the height of «mental flight» is emphasized. In the views of philosophizing psychologists of the XVIII century there appeared the opportunity to solve the psychological problems of their existence. This could be done not only through «event» education and training, but also by climbing to the human in itself in accordance with each age stage, rising to the high levels of improvement, self-education of their morals and professional skills.

Man seemed to philosophizing psychologists of the Enlightenment free in its «nature», able through science and art to comprehend the proposed circumstances and its behavior aimed at achieving individual well-being. The idea of «philosophy of true well-being», allowing «to see the man happy» actively penetrates into psychological thought.» Man also looked ready to fight for independent life implementation. Struggle was defined as a kind of good in a person's life, realizing his own potential. Knowledge of the meanings and manifestations of the struggle, highlighting of essential in its content at philosophizing psychologists of the time was of particular interest. The psychological thought of the XVIII century, crystallized ideas about a person, his potential, work and struggle, can be considered as a basis for further development of Russian psychology, the highlighting of its inherent system of basic concepts. Views and theories proposed by the psychological thought of the XVIII century deserve consideration and systematization in the course of investigation of a cradle and first principles of Russian psychology.

The article applies a historical and psychological reconstruction method and an accompanying technique of psychological interpretation, which allowed to recreate a number of ideas that have become significant for the national psychological thought.

Keywords: human; nature; potential; principle of perfection; «philosophy of true well-being»; training; craft; profession; struggle; labour; cardiogenetics psychology; life-fulfillment.

For citation: Ivanov D.V, Galyuk N.A. Psychological thought in Russia in the XVIII century: to the origin of basic ideas about the potential of man, his struggle and labor // Systems psychology and sociology. 2018. № 1 (25). P. 67-87.

References

1. Buganov V.I. The world of history: Russia in the XVII century. M.: Mol. Guards, 1989. 320 p., ill.

2. Bylins. Russian folk tales. Old Russian stories: Sat. / [ver. articles, comp. and comments. VP. Anikin, D.S. Likhachev and TM. Michelson; artist. I.D. Arkhipov]. M.: Children. lit., 1989. Vol 1. 638 p. (B-ka world literature for children in 58 vol. Vol. 1.)

3. World history: in 10 vols / [otv. ed. Y.Y. Zootys]. Vol. 5. M .: Publishing house sots.-ekonom. lit., 1958. 783 p.

4. Dneprov E.D., Usacheva R.F. Women's education in Russia. M .: Drofa, 2009. 286, [2] p.

5. Seer E.F. Psychology of vocational education. Moscow: Academy, 2009. 384 p.

6. Ivanov D.V. Natural law as the basis of professional education and human formation // Vocational education in the modern world. 2014. № 1 (12). P. 27-32.

7. Ivanov D.V. Psychological thought in in the beginning of the XVIII century // System psychology and sociology. 2015. № 1 (13). P. 83-93.

8. From the history of Russian culture: Sat.: in 5 vol. Vol. 3 / [ed. A. D. Koshelev]. M.: Languages of Russian culture, 1996. 624 p.

9. From the history of Russian psychology: Sat. / [ed. M. V. Sokolova]. M.: APN RSFSR, 1961. 439 p.

10. Kantemir A.D. Works: in 2 vol. Vol. 2. SPb.: Type. I.I. Glazunov, 1868. 460 p.

11. Karamzin N.M. Works: in 2 vol. Vol. 2. L.: Art. lit., 1984. 456 p.

12. Klimov E.A., Noskova O.G. The history of labor psychology in Russia. Moscow: Izd-vo MGU, 1992. 221 p.

13. Kostyuk G.S. Selected psychological works: Sat. M .: Pedagogika, 1988. 304 p.

14. Kurukin I.V. Russian history. XVIII century. Moscow: Drofa, 2010. 254, [2], p.

15. Lomonosov M.V. Collection of works in verse and prose: Sat. Book 2. M.: To type. Imper. Moscow. University, 1778. 632 pp., App.

16. Lomonosov M.V. Selected works: Sat. SPb .: Type. I. Glazunova, 1892. II, 1, 92 p.

17. Lomonosov M.V. Full composition of writings. Vol. 7. L .: Izd-vo AN SSSR, 1957. 996 p.

18. The heir got up early and for the lessons of villages... How they taught and studied in the XVIII century: Sat. Moscow: Lomonosov, 2015. 224 p.

19. Nikolskaya A. A. Age and pedagogical psychology in pre-revolutionary Russia. Dubna: Phoenix, 1995. 336 p.

20. Novikov N. I. Selected works: Sat. M.-L.: State. publishing house of the artist. lit., 1951. XL, 744 p., Portr.

21. Novikov N. I. Selected pedagogical compositions: Sat. / comp. assoc. O.N. Trushin; ed. M. F. Shibaeva. Moscow: Gos. training-ped. Min. Enlightenment of the RSFSR, 1959. 256 p.

22. Psychological thought of Russia: the age of the Enlightenment / responsible. ed. V.A. Koltsova. St. Petersburg: Aleteya, 2001. 376 p.

23. [Radishchev A.N.] Discourse on Labor and Idleness // The Speaking Citizen [Publication of the Society of Friends of Verbal Sciences]. 1789. Part III. (December). SPb .: In the type. Geka. P. 202-211.

24. Radishchev A. N. Complete Works / ed. east art., approx. V.V. Callas. Vol. 1. Moscow: Publishing of V M. Sablin, 1907. 488 p.

25. Radishchev A. N. Full composition of writings. T. 2. M.-L .: Izd-vo AN SSSR, 1941. 431 p.

26. Radishchev A. N. Selected works / [vst. Art. G.P. Makogonenko]. M.-L .: Publishing House of Art. lit., 1949. LXIII, 856 p.

27. Romanova E. S., Ryzhov B. N. History of psychology from system positions // System psychology and sociology. 2014. № 1 (9). P. 5-15.

28. Ryzhov B. N. History of psychological thought. Ways and patterns. M.: Voen. publishing house, 2004. 240 p.

29. Ryzhov B. N. Psychological age of civilization // System psychology and sociology. 2015. № 2 (14). P. 60-70.

30. Ryzhov B. N. System psychology. 2-nd ed. M .: T8 Publishing Technologies, 2017. 356 p.

31. Sokolov M.V. Essays on the history of psychological views in Russia in the XI-XVIII centuries. Moscow: Publishing house of the Academy of Pedagogical Sciences of the RSFSR, 1963. 420 p.

32. Stepashko L. A. Philosophy and history of education. 2-nd ed., Ext. and pererab. Moscow: Flint, 2003. 320 p.

33. Tatischev V. N. Talk about the benefits of science and schools / [pre., Index N.A. Popova]. M.: In the University. a type. (M. Katkov), 1887. 171 p.

34. Tatischev V. N. Spiritual to my son: Sat. SPb: Type. Glazunov, 1896. 84 p.

35. Tatischev V. N. Selected Works: Sat. / [under. Society. ed. S.N. Valka]. L.: Nauka, 1979. 464 p.

36. Morning light: Monthly. izd .: [publication of the «Society trying to promote the establishment of colleges»; ed. N.I. Novikov]. SPb .: In the Type. Imper. dry land. Gentry Cadet Corps, 1778. Part II. VII, 98 p.

37. Flower garden: manuscript. [B.m.]: [B.i.], 80-ies. XVIII century. 245 liters. (Fund of storage of the fundamental library of PSPU, Perm).

38. Youth honest mirror or a testimony to everyday life. Meeting from different authors: Sat. SPb: Type., 1717. 29, 88 p.

39. Chernaya L. A. Russian culture of the transition period from the Middle Ages to the New Time. M.: Languages of Russian culture, 1999. 289 p., Ill.