CC BY
84
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 1 (115) 2013
2. Деик, Т. А. Ван. Язык. Познание. Коммуникация / Т. БЕЛАЯ Елена Николаевна, канд. филолог. наук, доцент
А. Ван Дейк. — М. : Прогресс, 1989. — 312 с. (Россия), доцент кафедры французского языка.
3. Грабарова, Э. В. Концепт «яатоц- йоте» — «умение жить» / Дй,рес дЛя ПереПиски: е1епа555-90@таП.ги
Э. В. Грабарова // Иная ментальность. — М. : ГНОЗИС, 2005. — Статья поступила в редакцию 23.10.2012 г.
С. 257-333. © Е. Н. Белая
УДК 800 Н. И. ГАЦУРА
Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского
ПСИХОЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ ВЗГЛЯД НА АДЕКВАТНОСТЬ ПЕРЕВОДА
(НА МАТЕРИАЛЕ АНГЛИЙСКОГО И РУССКОГО
ТЕКСТОВ РАССКАЗА А. П. ЧЕХОВА
«ДАМА С СОБАЧКОЙ»)_____________________________
В данной статье адекватность перевода художественного текста рассматривается с точки зрения адекватности полученного транслята эмоционально-смысловой доминанте исходного текста.
Ключевые слова: эмоционально-смысловая доминанта, «красивый» и «печальный» текст, авторский доминантный смысл, адекватность перевода.
Целью данной статьи является установление адекватности переводов рассказа А. П. Чехова «Дама с собачкой» на английский язык. Актуальность данной статьи обусловлена многочисленными попытками современных исследователей расширить критерии адекватности, эквивалентности перевода и рассматривать оптимальность перевода как величину, обусловленную не только знанием другой культуры и ее языка, а столкновением эмотивных смыслов и ментальных пространств автора с пространствами и смыслами переводчиков, их индивидуально-личностными особенностями. Об этом свидетельствуют работы В. А. Пищальниковой, В. А. Нуриева, Т. Г. Пшен-киной. Последнее время все чаще стал возникать вопрос, на каком основании преобразование речевого произведения на одном языке является переводом речевого произведения на другом, что выступает инвариантом как мерой эквивалентности или адекватности текстов в этом перекодировании, до какой степени должны сближаться оригинал и транслят.
Для начала необходимо определиться с понятием адекватности перевода, которое, как свидетельствует анализ теоретической литературы, понимается исследователями по-разному. В. А. Нуриев трактует адекватность перевода художественного текста как «относительную равноценность реконструкции семантической модальности текста оригинала» [1]. Исследователь подчеркивает необходимость воссоздания концептуальной, субъективнооценочной специфичности планов содержания и выражения исходного текста. При этом отличие личности переводчика от личности создателя переводимого произведения может послужить в качестве особого фактора, влияющего на адекватность перевода. А. Васадзе отмечает, что искажение художественного произведения в сфере эстетических переживаний следует считать психологически, объективно обусловленным социальным явлением, т.к. личность переводчика не тождественна личности автора [2].
Сложность перевода художественных текстов, как текстов эстетических, состоит в том, что полностью адекватный перевод художественных текстов невозможен. Я. И. Рецкер [3] отмечал среди критериев адекватности соответствие частице действительности, описанной в оригинале и максимальное приближение полученного результата к воздействию оригинала.
Итак, поскольку деятельность переводчика детерминирована интралингвистическими и экстралинг-вистическими явлениями, то адекватность перевода попадает в зависимость от таких субъективных факторов, как эмоционально-смысловая доминанта (далее ЭСД, термин введен В. П. Беляниным) как авторского текста, так и текста-транслята. При анализе адекватности перевода следует учитывать принцип установления/определения, сохранения, адекватной передачи той же ЭСД, что и в оригинале. Использование классификации текстов по психологической акцентуации типа личности, разработанной В. П. Беляниным, рассматривается в этой статье как психолингвистический аспект перевода. Психолингвистические модели текста разработаны В. П. Беляниным с учетом принципа преобладания в них определенной ЭСД. Анализ каждого типа текста предполагает учет следующих факторов: определенного тематического набора описания (темы), сюжетного построения, списка предикатов (под предикатом понимается конститутивный член суждения — то, что высказывается о субъекте), лексических элементов, которые в других семантических пространствах означают другое, закономерного использования имен собственных. Под ЭСД В. П. Беляниным понимается система когнитивных и эмотивных эталонов, характерных для определенного типа личности и служащих психической основой метафоризации и вербализации картины мира в тексте [4].
ЭСД является организующим центром текста и влияет на семантику, морфологию, синтаксис и стиль.
Г. О. Винокур замечает, что поскольку язык писателя — это отражение его внутреннего мира, то в основе разного построения текстов лежит разная психология [5]. Из вышесказанного следует, что разные переводы одного и того же текста позволяют определить специфику когнитивной и эмоциональной сферы, субъективное отношение к миру самого переводчика. ЭСД при переводе текста может искажаться, могут изменяться некоторые параметры текста. Попытки использования теории ЭСД как структурообразующего компонента текста перевода уже предпринимались исследователями Е. Е. Рогов-ской [6] и В. Г. Красильниковой [7].
Критерием адекватности перевода будем считать соответствующее понимание и фиксацию ЭСД исходного текста всеми возможными средствами: эпитеты и оценка, цветовая гамма и т.д., передача чувств и эмоций персонажей, объединенных теми же смыслами, что и в тексте-оригинале в языке переводов.
В ходе анализа адекватности переводов данного рассказа были использованы метод сопоставительного, литературоведческого, контекстуального анализа, интроспекции, элементы компонентного анализа и анализа дефиниций лексем в английских толковых словарях.
Рассмотрим два перевода рассказа А. П. Чехова «Дама с собачкой», выполненные двумя разными переводчиками: английским автором и переводчицей Айви Литвинов (1889- 1977) и Констанс Кларой Гарнетт (1861- 1946) — английской переводчицей русской литературы, которая первой представила А. Чехова англоязычной публике. Анализируемый текст А. П. Чехова «Дама с собачкой» можно классифицировать как «красиво-печальный». Основные семантические поля рассказа являются характеристиками «красивого» текста, но в тексте также присутствуют смысловые компоненты «печального» текста: «молодость-зрелость (старость)», одиночество, сожаление, радость/печаль, богатство/социальное положение.
Сюжет «красивого» текста — переживания и страдания женщины, оказавшейся в необычных обстоятельствах, внешнее выражение эмоциональных переживаний. В анализируемом тексте это не только переживания Анны Сергеевны, но и Гурова. А. П. Чехов вместо имени героини большую часть рассказа называет ее «дама с собачкой», что также вынесено в название рассказа, вызывая у читателя определенный интерес. Анна Сергеевна вначале — ничем не выделяющееся из толпы «лицо», обращающее внимание на себя одной только новизной: она — дама с собачкой. Присутствие в тексте животных, однако, не в качестве образов для сравнения, также признак «красивого» текста.
Чувства и эмоции «красивых» текстов объединены вокруг нескольких смыслов: беспокойство, спокойствие, изумление, обида. Мироощущение, свойственное «печальному» тексту, имеет следующие смысловые составляющие: печальный, грусть, одиночество, доброта, радость, молодость, старость, холод, смерть. «Красивым» текстам присуще описание светлой, теплой цветовой гаммы. В данном рассказе этими красками отмечена часть романтических встреч Гурова и Анны Сергеевны в Ялте.
В основу рассказа А. П. Чехова «Дама с собачкой» положена история курортного романа, который перерастает в настоящую любовь. Дмитрий Дмитриевич Гуров, избалованный женским вниманием и в душе презирающий всех женщин, осознает, что не может существовать без Анны Сергеевны, той, казалось бы, ничем не приметной и скромной, дамы
с собачкой. Оба персонажа ведут двойную жизнь, надеясь когда-нибудь обрести долгожданное счастье вместе. Доминантный личностный смысл рассказа, установленный в ходе литературоведческого анализа, элементов компонентного анализа и смыслового анализа может быть сформулирован следующим образом — любовь может прийти неожиданно, внезапно, любовь к человеку, казалось бы, ничем не примечательному; завладеть всем его существованием, изменить его.
Объем статьи не позволяет привести все примеры переводческих решений, поэтому остановимся на некоторых — тех, что отражают главные эмотивные смыслы «красивого» и «печального» текстов с целью анализа сохранения семантических компонентов данных типов в текстах-переводах.
Одним из семантических компонентов красивого текста является необычное.
Низкая оценка себя и своих поступков еще раз свидетельствуют о необычности Анны Сергеевны, ее непохожести на других женщин, с которыми был знаком Гуров (дурная, низкая женщина, я себя презираю, все ходила, как в угаре, как безумная... и вот я стала пошлой, дрянной женщиной, которую всякий может презирать). Смысловой компонент порочности и падения в начале абзаца сильнее выражен в П1 (a wicked, fallen woman, затем данная оценка смягчается — an ordinary, worthless woman), в то время, как в П2 — это a bad, low woman. Однако в П2 впоследствии этот смысл компенсирован через атрибут вульгарный и достойный презрения (a vulgar, contemptible). Более того, в П2 более сильная выраженность негативной оценки Гурова страданий Анны Сергеевны, а именно — нота раздражения, как и в оригинале (irritated) в отличие от bored to death в П1.
Оценочные компоненты играют важную роль в «красивых» текстах. Оценка в таких текстах — функционально семантическая категория, «красивые» тексты, как правило, изобилуют метафорами и эпитетами со значением признака. Большое пространство текста отведено под нелестную оценку женщин Гуровым. У А. П. Чехова находим следующую классификацию женщин: 1) беззаботные, добродушные женщины, веселые от любви, благодарные ему за счастье; 2) любившие без искренности, с излишними разговорами, манерно, с истерией; 3) очень красивые, холодные, с хищным выражением и упрямым желанием взять, выхватить у жизни больше, чем она может дать, не первой молодости, капризные, не рассуждающие, властные, не умные женщины, чья красота возбуждала ненависть, и кружева на их белье казались тогда похожими на чешую.
Компонентный анализ вышеперечисленных предикатов в переводах позволил установить, что в П1 predatory (хищный, разбойничий) expression имеет в составе семы насилие, обман; to wring from (вымогать, выцыганивать) имеет в составе семы сложность и усилии. В П2 rapacious (хищный, жадный) expression имеет в составе семы жадность, большое количество; to snatch from (жадно хватать) имеет в составе сему быстрота. В П1 сapricious имеет в составе семы импульсивность, непредсказуемость и irrational имеет в составе семы отсутствие ясности ума, логики; а в П2 despotic имеет в составе семы абсолютность правления, властность; brainless имеет в составе семы неиспользование ума. Таким образом, первый перевод — более сильный по интенсивности выражения неприязни, добавочными являются смыслы крайней степени ненависти и презре-
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 1 (115) 2013 ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 1 (115) 2013
ния. Repulsion имеет в составе дифференциальные семы отвращение, хамство, невоспитанность, в то время как hatred имеет в составе семы неприязни, злобы и вражды.
Описанию моря во время романтической прогулки Гурова и Анны Сергеевны свойственны мягкие теплые тона, что типично для красивых текстов: странно освещено море; вода была сиреневого цвета, такого мягкого и теплого, и по ней от луны шла золотая полоса. Данная цветовая гамма сохранена в обоих переводах, т.о. характеристика «красивого» текста не утрачена, не заменена на другую, а передана в точности: on the strange light over the sea, the water was a warm, tender purple, the moonlight lay on its surface in a golden strip в П1 и strange light on the sea: the water was of a soft warm lilac hue, and there was a golden streak from the moon upon it в П2.
В любом художественном тексте время и пространство играют смыслообразующую роль. В данном рассказе атрибутика пространства Ялты противопоставлена будничной жизни Москвы, юг противопоставлен северу, тепло — холоду, духота и зной Ялты и возникшая там страсть — холоду и праздной, размеренной жизни Москвы как условиям освобождения от пережитых на отдыхе чувств. Смыслы «холод» и «одиночество» присущи «печальному» тексту. Смена обстановки сигнализирует и о смене чувств — курортный роман начинает перерождаться в нечто большее: привязанность, затем любовь. Однако, несмотря на смену пространства и желание забыть Анну Сергеевну, у Гурова ничего не получается. Смысл вездесущности Анны Сергеевны актуализирован через следующие предикаты: покроется в памяти туманом, изредка будет сниться с трогательной улыбкой, а в памяти все было ясно, воспоминания разгорались все сильнее, воскресало в памяти все, — везде ощущал присутствие Анны Сергеевны. ... не снилась ему, а шла за ним всюду, как тень, и следила за ним. ... было что-нибудь красивое, поэтическое, или поучительное, или просто интересное в его отношениях к Анне Сергеевне?
В П1 данные предикаты переданы через следующие английские аналоги...^оиЫ be nothing but a vague memory, only occasionally appear to him in dreams, as clear in his memory as if he had parted with Anna Sergeyevna only the day before, his recollections grew ever more insistent..then memory turned
into dreaming, did not come to him in his dreams, she accompanied him everywhere, like his shadow, following him everywhere he went anything exquisite, poetic, anything instructive or even amusing about his relations with Anna Sergeyevna.
П2 ....would be shrouded in a mist in his memory, and only from time to time would visit him in his dreams with a touching smile, everything was still clear in his memory as though he had parted with Anna Sergeyevna only the day before.. his memories glowed more
and more vividly... suddenly everything would rise
up in his memory; then his memories passed into dreams, and in his fancy the past was mingled with what was to come.... did not visit him in dreams, but followed him about everywhere like a shadow and haunted him... anything beautiful, poetical, or edifying or simply interesting in his relations with Anna Sergeyevna.
Лексемы vague и mist имеют в своем составе интегральную сему неясность, нечеткость, однако в П2 метафоричное to shroud имеет в составе сему покрытие, что более интенсивно передает смысл
недолговечности и несерьезности курортных романов. Следование Анны Сергеевны за Гуровым, переданное сравнением словно тень, усиливается в П2 через добавочную лексему haunt и носит характер наваждения, преследования. Используемый в П1 глагол overwhelm, характеризующий чувства, переполняющие Гурова имеет в составе сему переполнение, в то время как torment в П2 имеет в составе сему мука, а сами чувства усилены атрибутом intense. Все эти примеры дают основание утверждать о добавочном компоненте смысла душевные страдания, терзания, отсутствующем в оригинале и П1.
Показательной является сцена разговора Гурова с чиновником после посещения ресторана. Сцена построена на контрапункте — диссонансе впечатлений Гурова (он думает об Анне Сергеевне) и чиновника, который думает только о вкусной еде (очаровательная женщина противопоставлена осетрине с душком). Эта сцена открывает Гурову глаза на всю его московскую жизнь, на ее двойственный характер. Смыслы скуки, возмущения, негодования, какая-то бессмысленность и бесцельность московской жизни, пресыщение ею актуализированы в чеховском повествовании (дикие нравы, бестолковые ночи, неинтересные, незаметные дни, неистовая игра, ненужные дела и разговоры, какая-то куцая, бескрылая жизнь, какая-то чепуха, точно сидишь в сумасшедшем доме или в арестантских ротах).
Описанию московской жизни Гурова в П1 свойственны следующие предикаты: ... gross, savage manners, wasted evenings, what tedious, empty days, frantic card-playing, energy went on business that was no use to anyone, and on discussing the same thing over and over again, and there was nothing to show for it all but a stunted wingless existence (замедленный, чахлый) and a round of trivialities, and there was nowhere to escape to, you might as well be in a madhouse or a convict settlement. was sick of his chil-
dren, sick of the bank, felt not the slightest desire to go anywhere or talk about anything.
В П2 данным предикатам соответствуют следующие: savage manners, senseless nights, uninteresting, uneventful days, the rage for card-playing, continual talk always about the same thing, useless pursuits and conversations always about the same things, a life groveling (лебезящий, подхалимствующий) and curtailed (ограниченный), worthless (никчемный, бесполезный) and trivial, and there is no escaping or getting away from it — just as though one were in a madhouse or a prison.
Анализ переводов показывает, что лексема infuriate имеет семы интенсивность и ярость, в то время как indignation в П2 имеет сему праведность. В П1 humiliating имеет в своем составе семы потеря, гордость, достоинство, в П2 degrading имеет в составе интегральную сему потеря и дифференциальную сему целостность. Метафора куцая бескрылая жизнь более адекватно передана в П1 за счет атрибутов wingless и stunted, что более интенсивно передает смысл неполноценности этого жизненного этапа в жизни Гурова. Итак, П1 более точно передает метафорический смысл оригинала.
Одним из семантических компонентов красивого текста по В. П. Белянину является наличие в произведении лжи как средства создания романтического мира. Смысл двойственности жизни: одна — скрытая, другая — напоказ, смысл ежедневной необходимости лгать актуализированы у Чехова посредством следующих предикатов: .... ни одна живая душа не знает об этом, две жизни: одна явная, полная услов-
ной правды и условного обмана, другая — протекавшая тайно, все, что было для него важно, интересно, необходимо, в чем он был искренен и не обманывал себя, что составляло зерно его жизни, происходило тайно от других, все же, что было его ложью, его оболочкой, — все это было явно. В П1 метафора, актуализирующая смысл тайной жизни, передана через лексему husk (скорлупа, пленка, оболочка), что отражает смыслы в оригинале — зерно и его оболочка. В П2 переводчик использует лексему sheath (футляр, кожух, защитная оболочка), которая тоже передает смысл оригинала и привносит дополнительный компонент смысла усиление защиты, стремление оберегать.
Смыслы любви и страдания героев переданы посредством развернутой метафоры — птиц в клетке, которые пытаются вырваться на свободу. П1: He felt a pity for this life, still so warm and exquisite, but
probably soon to fade and droop like his own...They
were like two migrating birds, the male and the female, who had been caught and put into separate
cages...How were they to shake off these intolerable
fetters? П2: He felt compassion for this life, still so
warm and lovely, but probably already not far from
beginning to fade and wither like his own...it was as
though they were a pair of birds of passage, caught and forced to live in different cages. How could they be free from this intolerable bondage?
В П1 смысл несвободы передан через лексему кандалы, в П2 — через лексему бремя. Метафоры увядающая жизнь, вянуть, как цветок, со временем полностью актуализированы при помощи выбранных обоими переводчиками лексических средств. В П2 усилен следующий компонент смысла — заточение в силу обстоятельств.
Таким образом, ЭСД печального текста — сожаление, неумолимый ход времени актуализирована ыше через выделенные выше лексемы, словосочетания, метафоры. В переводах использованы те же предикаты, характеризующие действия, связанные с жизнью живых предметов.
Все вышеупомянутое позволяет констатировать, что оба перевода адекватны, т.к. ЭСД исходного текста не искажена. В каждом из переводов обнаруживаются семантические компоненты, соответствующие не личностной доминанте переводчика, а соотносимые с оригинальным текстом. Анализ двух переводов показал, что переводчики сохранили все семантические группы первоисточника (эмоции, субъективные переживания (любовь, страдания), внешность человека и т.д.) и передали все атрибуты «красиво-печального текста» в полной мере. Основ-
ные смыслоообразующие метафоры и эпитеты переведены адекватно и даже получают дальнейшее развитие (например, жизнь двух птиц в клетке, жизнь в заточении и, как результат этого, — «бескрылая» жизнь). Предикаты, характеризующие героев, неизменны, т.о. реализована адекватная передача ЭСД, характеристики героев в тексте переводов выражены одними и теми же лексемами или членами синонимического ряда с большей или меньшей степенью признака. Атрибут «красивый» много раз повторяется в тексте, однако в П1 предпочтение отдается exquisite, а в П2 lovely. Все это позволяет предположить, что ЭСД автора исходного текста и ЭСД переводчиков в большей степени являются близкими, не резонируют. В дальнейшем наиболее интересным материалом для исследования представляются переводы с искаженной ЭСД.
Библиографический список
1. Нуриев, В. А. Адекватность перевода как лингвистическая проблема / В. А. Нуриев // Вестник ВГУ. Сер. Лингвистика и межкультурная коммуникация. — 2003. — № 1. — С. 80 — 87.
2. Васадзе, А. Проблема художественного чувства / А. Васадзе. — Тбилиси, 1978. —174 с.
3. Рецкер, Я. И. Теория перевода и переводческая практика / Я. И. Рецкер. — М., 2007. — 240 с.
4. Белянин, В. П. Основы психолингвистической диагностики / В. П. Белянин. — М. : Тривола, 2000. — 248 с.
5. Винокур, Г. О. О языке художественной литературы / Г. О. Винокур. — М. : Высшая школа, 1991. — 448 с.
6. Роговская, Е. Е. Эмоциональная доминанта как структурообразующий компонент перевода : дис. ... канд. филол. наук / Е. Е. Роговская. — Барнаул, 2004. — 1б5 с.
7. Красильникова, В. Г. Сопоставительный анализ художественного текста / Красильникова В. Г. [Электронный ресурс]. — URL: http:/www. translations.web-3.ru/reading/practise/?act = full&id (дата обращения: 29.09.2012).
8. Пищальникова, В. А. История и теория психолингвистики. Ч. 3. Психопоэтика / В. А. Пищальникова. — М. : АСОУ, 2010. - 144 с.
9. Пшенкина, Т. Г. Вербальная посредническая деятельность переводчика в межкультурной коммуникации: психолингвистический аспект / Т. Г. Пшенкина. — Барнаул, 2005. — 330 с.
ГАЦУРА Наталья Игоревна, кандидат филологических наук, старший преподаватель кафедры английской филологии.
Адрес для переписки: nagatsura@mail.ru
Статья поступила в редакцию 07.11.2012 г.
© Н. И. Гацура
Книжная полка
Хазагеров, Г. Г. Риторический словарь / Г. Г. Хазагеров. - 2-е изд. стер. - М. : Флинта, 2011. -432 с.
Словарь состоит из двух частей: основной и справочной. В основной материал упорядочен по тематическому принципу. Каждый раздел посвящен группе риторических тем композиции речи, языку, аргументации и т.п.). Разделы снабжены предисловиями, которые вкупе с основными словарными статьями раздела служат путеводителем по каждому из разделов. В словарных статьях, снабженных иллюстрациями, собран максимум сведений по данной теме, поэтому основную часть можно рассматривать и как своеобразный учебник риторики, или вспомогательный материал при освоении риторики, или какой-то из ее частей. Вторая часть содержит общий список терминов, снабженных лишь этимологией, определениями и отсылками к основной части. Для студентов, аспирантов, преподавателей вузов.
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 1 (115) 2013 ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
