CC BY
24
Прусс. laucks ‘поле’, лат. lucus ‘священная роща, лес’, арх. лат. lucus ‘свет, день’ и др.
Резюме. В статье разбирается проблематика семантического развития прусс. laucks ‘Acker’. Также приводится тщательный морфологический и семантический анализ и.-е. соответствий данной лексемы, в особенности -лат. lücus, i m. ‘священная роща, лес’, лат. lucus, (us) m. арх. ‘свет, день’. Особое внимание уделяется проблеме реконструкции редуплицированных композитов типа ämredita на базе словообразовательной системе топонимов и гидронимов Восточной Пруссии (Laukemedien, Laukoslauk, Lawkas-lauken //Laukappe, Lauken и др.).
Ключевые слова: ämredita, tatpurusa, композит, семема, топоним, гидроним; compound, sememe, toponym, hydronym.
Прежде чем начать анализ прусского слова laucks ‘поле, пашня’, засвидетельствованного в III Катехизисе (105ю [6528]), а также родственных ему латинских слов lucus, I m. ‘священная роща, лес’, арх.лат. lucus, (us) m. ‘свет, день’, необходимо рассмотреть словообразовательные модели топонимов и гидронимов прусского языка, содержащих основу laucks:
1) имя существительное + имя существительное:
1321 Laukappe Md 359, местность у Seeburg (Zeburg) в Вармии (Bizezynski 1771: 25) восходит к имени прилагательному *laukas ‘светлый?’ + прусс. ape ‘река’, ср. лит. Lauk-upys р., лтш. Lauk-aiyi (ср. Gerullis 1922: 83);
1326 Laukemedien 271 ФГАК стр. 22v, уезд Фридланда (с 1945 г. Правдинск), 1400 Laukemedie ЭАФ N° I стр. 155v лес у города Rössel (гольск. Reszel)] восходят к им. прилаг. *laukas ‘светлый?’ + прусс. median ‘лес’ (ср. Gerullis т. ж.; ещё см. Przybytek 1993: 45);
1419 Barselawke 131 ФгАк [РГСР] (стр. 210) из прусс. berse ‘берёза’ E 600, ср. 1411/19 Berselaukin (Gerullis 1922: 17, 19; Blaziene 2005: 26, 29, 237-238) + прусс. laucks ‘Acker’ (подробнее см.: PEZ III: 49; Kregzdys 2006: 163);
1357 Geyzelawken, Gaysalaukin, 1385 Geyzelauc, местность у Wehlau (с 1946 г. Знаменск) - 105 ФГАК (стр. 74v, 75v) из прусс. geeyse ‘цапля’ E 718 + laucks (Gerullis 1922: 39; Крегждис 2009: 273);
1352 Craiselauken, Craselauken UBS (стр. 284) из прусс. craysi ‘соломина, стебель’ E 275, прусс. crays ‘сено’ E 289 + прусс. laucks (Gerullis 1922: 71);
1295, 1385 Laucosede ГАЭ 68 ^ прусс. laucks ‘Acker’ + sede(n) (ср. Gerullis 1922: 84)1;
1338 Campolaukis, 1419 Camplawken, местность у города Рас-тенбург; 1Q5 ФГАК (стр. 248r) и 131 ФГАК (стр. 11Q) из прусс.
*kampas ‘Winkel’ + прусс. laucks (Gerullis 1922: 55; ср. Przybytek 1993: 1Q3; PEZ I: 297);
1351/82 Katelauke, местность в Натанге; 1Q5 ФГАК (стр. 246v) из прусс. catto ‘кошка’ + прусс. laucks (ср. Gerullis 1922: 57; Przybytek 1993: 1Q2; Blazienè 2QQ5: 79; другие примеры см.: Топоров 199Q: 128-129);
2) имя существительное + антропоним (теоним):
1473 Lauchogede, лес неподалёку от города Rössel ЭАО (69 документ из 51 ящика) из *lauko- + -gede (ср. Gerullis 1922: 84; Przybytek 1993: 118);
1419 Jorgelauke, ЭАО [PrcPE] (26 документ из 26 ящика) из прусс. (герм.) Jorge, Jurge, George + laucks (Gerullis 1922: 51);
1394 Kaukelawke 1Q5, местность у Wehlau - 1Q5 ФГАК (стр. 2Q1r) из прусс. cawx ‘дьявол’ E 11 + laucks (Gerullis 1922: 58; Przybytek 1993: 1Q2; Blazienè 2QQ5: 4Q);
1388 Dewslauks, местность в Сембе - 1Q7 ФГАК (стр. 3Qr) из прусс. deiws III 378 [2736] и др. + laucks (Gerullis 1922: 28; Крегждис 2QQ9: 273);
1342 Kurkelauk, местность у Gerdauen (с 1946 г. Железнодорожный) 162 ФГАК (стр. 63r) из Korken + laucks (Gerullis 1922: 76; Przybytek 1993: 139; Blazienè 2QQ5: 287) - предполагается семантическая функция посессивности, т. е. *‘лес//поле Гедаса, Георга // Каука, Диеваса, ^рки’ (другие примеры см.: Топоров 199Q: 131; Blazienè 2QQ5: 74);
1 В статье не повторяется при литовских словах информация, доступная в LKZ (см.: www.lkz.lt/dzl.php711). Интерпретация второго компонента разбираемого топонима проблематична, поскольку существует несколько путей этимологизации, ср. литовские соответствия (все они представляют собой отглагольные дериваты): лит. sédis ‘присест’; ‘сидение’; ‘(бот.) съедобный гриб из семьи трутовика (Polypilus)’; ‘(бот.) пучковая губка
(Polyporus frondosus)’ (LKZ); лит. sodis ‘село’; ‘усадьба’ (LKZ) [другие соответствия указывает Геруллис (Gerullis 1922: 231)], ср. лит. топоним Lauksodis Lks (LATZ 154; Przybytek 1993: 139; Крегждис т. ж.). Правда, второй компонент - sede можно истолковывать не как глагольный дериват, соотносимый с прусс. sedinna ‘сажает’ III 8922 [5713], saddinna ‘ставит’ III 9711 [6121] (см.: Przybytek 1993: 163), но связанный с прусс. seydis ‘стена’ E 198, т. е. возможна реконструкция *‘огороженное поле’ (о смене прусс. j ey- ^ -ё- по аналогии с графической традицией немецкого языка ср. PEZ
III 293, а также прусс. pleynis ‘мозговая плева’ E75, восстанавливаемое как прусс. *plénis, см. PEZ). Следовательно и этот морфологический тип можно было бы истолковывать как словообразовательную модель (1) им. сущ. + им. сущ.
3) имя прилагательное. + имя существительное:
1285 Labalaucs ЭАО (2 документ из 16 ящика), местность в районе Labiau (с 1947 г. Полеск); 1307 Labelawk [1l2 ФГАК (стр. Ir)] из прусс. labs III 5120 [3 5 35] ‘хороший’ + laucks (Gerullis 1922: 79; Przybytek 1993: 153-154; PEZ III 50; Blazienè 2005: 101; другие примеры см.: Топоров 1990: 132; Przybytek т. ж.);
4) редуплицированный тип:
1318 Laukoslauk Md 317 и его варианты 1340 Loukauslauken ЭАФ № I (стр. 116r), 1358 Locauslauken ЭАФ № I (стр. 116v), 1364 Laukeslauken ЭАФ № I (стр. 140r), 1365 Locaustlauken, 1382 Lawkaslauken, Lokaslawken ЭАФ № I (стр. 128r), топоним у деревни Kiwitten (район Heilsberg в Вармии; польск. Lidzbark Warminski -Gerullis 1922: 84).
Выделение этого морфологического типа вызывает споры. Г. Г е-руллис (Gerullis т. ж.) высказал мнение, поддержанное
В. Н. Топоровым (1990: 130) и Р. Пшыбытеком (Przybytek 1993: 243), согласно которому топонимы этого типа представляют собой редупликацию, в которой первый компонент слова представлен в форме genitivus singularis. В. Мажюлис (PEZ III: 50) относит слова данного типа к сочетанию им. прилаг. + им. сущ. (модель 3), т. е. топонимы 1318 Laukoslauk, 1340 Loukauslauken и др. объясняет как образования от реконструированного им самим имени прилагательного *laukas (gen.sg.) ‘светлый’ и прусс. *lauka- ‘поле’. В подтверждение гипотезы он (PEZ т. ж.) приводит семантические и морфологические соответствия в балтийских языках: прусс. 1321 Laukappe р. < прусс. *lauka- ‘светлый’ + *apë ‘река’ ~ лит. Laükupè, Laukupe, т. е. *‘светлая река’. Главным аргументом данной гипотезы Мажюлиса является (PEZ т. ж.) прусский гидроним 1306 Lauken ЭАФ № I (стр. 107r) (Gerullis 1922: 83), который он возводит к прусс. *laukan ‘светлый’.
Такая интерпретация морфологической структуры топонимов 1318 Laukoslauk, 1340 Loukauslauken и др. как композитов типа tatpurusa конечно возможна семантически, но следуя ей приходится отрицать модель ämred ita, о которой действительно не упоминают ни Мажюлис (Maziulis 2004: 23-24), ни Я. Эндзелин (Endzelïns 1982: 55) констатировавший, что «reduplikäciju atrodam tikai nomenos (galvenokärt dzïvnieku nosaukumos)».
Возможное наличие четвертого словообразовательного типа балтийских топонимов (Gerullis 1922: 84), находит подтверждение в литовском топониме Galgiai (LATZ 76) и гидронимах Galgáitis, Galgiùkas. Этимология данных имен до сих пор остаётся проблематичной. Существуют две теории: согласно первой возможна связь с лит. galginas ‘гусь’; согласно второй - с лтш. Galga, Gäldziyi (Endzelïns 1956: 292), лит. gilùs ‘глубокий’, gelme ‘глубина’, galvis ‘время от времени появляющийся пруд на старом русле реки или залива; крутой берег выкопанного пруда; озёрное растение,
которым подкармливают свиней’ (Vanagas 1981: 105), причем топоним Gáldziyi2 соотносится с лит. Galginis, Galginai, хотя лит. Galginai (LATZ 76) и лтш. Gáldziyi являются разными по происхождению: первый, видимо, представляет собой апеллятивный дериват от лит. galginas ‘гусь’2, а лтш. Gáldziyi - сложное слово galla-dienu (gen.pl.). Последняя гипотеза была предложена Эндзе-лином (Endzellns 1956: 292), поэтому его же позиция о возможной генетической связи лтш. Gáldziyi с литовскими топонимами не совсем понятна. Более проблематичным представляется объяснение происхождения лтш. Galga Renceni без этимологии (Endzellns 1956: 292). Возможная связь этого топонима с лит. Galgiai, позволяет осторожно предположить редуплицированную форму * gal-gal- ^
*gala[u]-gali, ср. лтш. топ. lejas-gali (gen.sg. + nom.pl.), galu-plava (gen.pl. + nom.sg.) (Jaunlaicene и др., см. Endzellns 1956: 293) ‘глушь, захолустье (т. е. удалённая местность)’ с апокопой конечного -lä либо -los в loc. sg./pl.3 Ср. далее лтш.топ. Gali, nom.pl. от лтш. gals ‘конец; крайность; вершина, макушка; крестьянская усадьба; комната, жилище; сторона, местность и др.’ (ME I: 592-594; Endzellns 1956: 293)4. К сожалению, ни одна из этих этимологий не является правдоподобной (Vanagas т. ж.)
Возможно, что данные слова представляют собой лексические единицы упрощенной структуры, т. е. лит. Galgáitis < * gal-gal-ait-is с абсорбцией второго редуплицированного компонента5 (подробнее
2 _
Необходимо упомянуть утверждение Буги (Buga I: 247) «Основываясь на
законах языковой системы, Gail-, если после его следует согласный, переходит в Gal-». т. е. корни лит. gail- и gal- тождественны по происхождению, имея в виду вторичность аллографа - а- по сравнению с -ai-, хотя примеры, которыми иллюстрируется данный закон, свидетельствуют о его несостоятельности, ср. Gail-boden, Goly-gint и др. (см. Buga т. ж.).
О тенденциях апокопирования конечных элементов латвийских лексем подробнее см.: Endzellns 1951: 168 д.; Rudzlte 1993: 301-302.
4 Правда, Эндзелин (Endzellns т. ж.) сравнил этот топоним с лтш. galini; о возможном наличии апокопы в структуре данной лексемы свидетельствует лтш. Gál, Lejs-gal и др. (Endzellns т. ж.).
5 Абсорбция согласного, гласного или даже всего слога особенно свойственна языкам восточно-балтийской группы, ср. лит. gyvena ‘образ жизни’ (LE XIV: 222) ~ gyvená ‘жизнь, существование’, ‘образ жизни’, ‘жизнеописание, биография’ (LKZ III: 370) < *gyve-nse-na, ещё см. лтш. túma Evele (268) < tu-vu-ma ‘близко’ (см. Endzellns 1951: 154-155; Zinkevicius 1966: 124-126).
Изменения такого рода свойственны и прусскому языку, ср. прусс. aclocordo ‘leitseyl (Leitseil)’ E 313 < *a-r-klakarda (PEZ I: 61), прусс. geytko ‘хлеб’ GrA 12, gaytko GrF 5, geitka GrG 16 ‘т. ж.’ < *geit-i-ka ‘хлебушек’ (PEZ I: 342), прусс. malnijks ‘ребёнок’ III 11523 [7132] < прусс. *mal-de-mkas ‘т. ж.’ (PEZ III: 107), прусс. gertoanax ‘ястреб’ E 713 < *gerta-v-anags (PEZ I: 357) и др. (см. Trautmann 1910: 182).
см.: Крегждис 2009: 278) восходит к лит. gälas ‘место, где кончается какая-нибудь длинная вещь; крайняя сторона объекта (начало, конец)’, ‘часть жилого дома, одна его сторона’, ‘место гумна, куда кладут хлеба, садка’, ‘доска, прикрепляемая на передней или задней части телеги, чтобы во время транспортировки что-нибудь не выпало’, ‘дно’, ‘маленькая часть какой-нибудь вещи’, ‘промежуток времени’, ‘край, стена; грань; мера’, ‘цель’, ‘конец’, ‘гибель; смерть’, ‘несчастье, чёрт’ (перен.) и др. (LKZ), определяющий реконструкцию семемы *‘находящийся на самом конце’, ср. топ. лит. Ramygala, которого Скарджюс (Skardzius 1996: 441) сравнивает с лтш. gals ‘край, Gegend’. Топоним лит. Galgiai также можно возводить к лит. gälas ‘т. ж.’, т. е. *Gal-gal-iai с абсорбцией части корневого редуплицированного слога -al-, ср. лит. lajá ‘совокупность веток и листьев или корона дерева’ (LKZ) < лит. la-pi-já ‘листья деревьев, совокупность листьев’; ‘место, где много листьев’ (LKZ), лит. диал. vilkakis < ? vilka-ta-kys ‘оборотень’ (Büga I: 221),
^ Ж 4 9 6
отражающий семему * место, находящееся на самом конце .
Наличие удвоения можно аргументировать часто встречающейся в литовском языке редупликацией (Skardzius 1996: 23), ср. лит. mäzmozis ‘маленькая вещь, мелочь, пустяк’; ‘малое количество, немного’ (LKZ) из удвоенного mäzas ‘маленького роста, высоты, небольших размеров’; ‘малолетний, детского возраста’; ‘малочис-
V> V> щ L /"* V> V> V> щ L V>
ленный, невеликий ; слабый, ничтожный, незаметный ; короткий (о времени)’; ‘низшего сословия, неважный, бедный’; ‘ласковый’ (LKZ) (см.: Skardzius т. ж.).
Основываясь на этих примерах можно утверждать, что прусские топонимы 1318 Laukoslauk, 1340 Loukauslauken и др. представляют собой именно редуплицированный тип словообразовательной модели, на базе которого можно реконструировать значение *‘поле полей ^ большое поле’, а не *‘светлое поле’, как утверждает Мажюлис (PEZ III: 50) или *‘поля поле’, *‘полевое поле’, предложенные Топоровым (1990: 128, 147).
Причисление этого топонима к словообразовательной модели (3) им.прилаг. + им. сущ. ненадежен семантически, поскольку названия рек Laükupé, Laukupe (Vanagas 1981: 183) могут означать *‘река, текущая через поле, т. е. разделяющая его на две (или больше) части’, ср. лит. LaukQ upälisпри основной форме Saükupis (Vanagas 1970: 272; Daubaras 1983: 185), а не *‘светлую реку’, реконструированную Мажюлисом. Необходимо, впрочем, иметь в виду, что «различить, когда гидронимы следует связывать с laükas ‘с белым лбом’ и когда с laükas ‘ровное место без деревьев’, часто
6 Лит. gälas ‘место, где кончается какая-нибудь длинная вещь; крайняя сторона объекта (начало, конец)’ и др. весьма часто встречается в структуре литовских топонимов - так же и в композитах с лит. laükas ‘поле’: Lau-galiai, Laü-galis и др. (LATZ 154).
невозможно» (Vanagas т. ж.); то же самое можно сказать и о реконструкции семантики топонимов этого типа (ср.: Przybytek 1993: 156; Blaziene 2005: 290).
Другая проблема, связанная с не совсем ясной коннотацией реконструированной Мажюлисом семемы *‘светлая река’ и её связь с десигнатом - как нужно понимать значение ‘светлая река’ и как объяснить причины её возникновения? Такой вопрос возникает не только по поводу семантического пласта обсуждаемых гидронимов прусс. 1321 Laukappe р. < прусс. *lauka- ‘светлый’ + *apë ‘река’, лит. Laükupè, Laukupe р., но и лит. Svitinys, Svîtinis, р. Svetè, которые этимологически возводятся к глаголам лит. sviteti ‘сиять, светить’, svîsti ‘светать, светлеть’, им.сущ. svitutulys ‘блестящий, светлый предмет’ (Vanagas 1981: 338). Необходимо отметить, что Ванагас не был уверен в правильности такого суждения. Правда, появление такой гипотезы может быть предопределено очень часто деклариру-
^ v> 4 9
емой семантической связью гидроним + свет, сияние , с помощью которой интерпретируются и другие литовские названия рек, ср. Gaïsupis, возводимое к лит. gaïsas‘небесное сияние при восходе или закате солнца; зарево; свет’ (LKZ III: 34-35) (Vanagas 1981: 104), хотя лит. Gaïsupis может быть генетически связано с лит. gâistas ‘промежуток времени, пора; способ, отношение’, ср. лит. фразеологизм vienu gâistu ‘постоянно; скоро, тотчас, сейчас’ (LKZ IlI: 36), где *gais- ^ gaist-, т. е. можно реконструировать семему *‘быстрая река’. Семантическая связь ‘гидроним + свет, сияние’ с необходимостью требует предполагать, что все другие реки, протекающие на территории Литвы, не являются светлыми.
Этимология названий литовских рек Svftè, Svètëlè, где по одной из интерпретаций « корень svèt- может быть вариантом чередования гласных корня svit-, svyt-» (Vanagas 1981: 338), т. е. восходит к глаголу svîsti, хотя такая глагольная форма прошедшего времени (praet.) *svètè в диалектах литовского языка не встречается. Возникновение такой формы в диалектной зоне южных жемайтов (варниш-кяй), где протекает река, невозможно, поскольку здесь общелит. ie может изменится лишь в i /у/.
Возможно, что в говорах южных жемайтов (варнишкяйцев), на границе с западно-аукштайтскими диалектами, могли действовать сходные фонетические законы, поскольку в них «кое-где uo, ie переходит в монофтонги o, е (в морфемах с ударением - R.K.) и в некоторых безударных морфемах» (Zinkevicius 1966: 89).
Однако при этом возникает проблема ареальной интерпретации гласного è, при удачном решении которой может проясниться и этимология гидронима. Можно выдвинуть осторожное предположение о том, что апофоническая с точки зрения Ванагаса фонема è отражает ie > è. Кроме того, необходимо учесть возможность влияния со стороны куршского субстрата, хотя границы куршского ареала неясны (Dini 2000: 211). Локализация реки в пограничной
области с Латвией, в области Куршжеме (!!!) такие сомнения как бы рассеивает. Если этот гидроним в самом деле является куршским (при балт. s > курш. s, что не является препятствием объяснения этого слова как куронизма, ср.: Büga II: 651), то корневой -è-данного слова может восходить к и.-е. *ei (Büga III: 735). Поэтому возможно, что гидронимы лит. Svetè, Svètëlè отражают связь с литовским глаголом sveisti ‘чистить путём трения, лощить’; ‘делать светлым’ (LKZ), река *‘лощащая ( камни, песок реки), пенистая, т. е. мелководная’, а не ‘светлая’, как принято считать (Vanagas 1981: 338). Сравнение названий этих рек с лтш. Svëte, притоком реки Лиелупе и озера Пузе (Vanagas т. ж.) невозможно, поскольку, в лтш. en > ë > ie (Büga III: 100), и тем самым этот гидроним может быть соотносен с лтш. Sventäja, Svëtaine (район Добеле) и др., лит. Sventoji (LEV II: 337). Все они восходят к литовскому прилага-
V' ^ . 4 v> /—■ v> •« v> *
тельному sventas находящийся в божьей милости, освящённый (Vanagas 1981: 337), соответственно и лтш. svëts ‘святой, святость’ (LEV т. ж.) < и.-е. *suentö- ‘крепкий, здоровый’ (IEW 630; Гамкре-лидзе, Иванов II: 801-802)7. Значит, эти слова могут принадлежать к разным этимологическим гнёздам.
Должны быть пересмотрены и некоторые этимологии литовских
v> w п п • (V
гидронимов и топонимов с начальной группой Sv-: Svinupys р., Svinpelkis болот., Svingirè л. Можно предполагать, что они ошибочно возводятся к лит. svînas ‘свинец’ (Vanagas 1981: 338), и что первая часть композита в них отражает лит. корень svent-; ср. sventas ‘находящийся в божьей милости, освящённый’ с абсорбцией -t- и переходом -en- > -in-. Последнее изменение встречается в южных жемайтийских (где находятся Svinpelkis и Svingirè) и в западно-аукштайтских диалектах (Svinupys), где возможны фонологические изменения под влиянием жемайтийского диалекта, что прослеживается в речи пожилых людей (Zinkevicius 1966: 102).
Мысль Мажюлиса о восстановлении прусского прилагательного *laukas ‘светлый’ является важной и подтверждается прусскими топонимами:
1321 Laukappe р. из *laukas ‘светлый?’ + ape ‘река’, ср. лит. Lauk-upys р., лтш. Lauk-aiyi; 1326 Laukemedien из *laukas + median
7 K. Карулис (LEV II 337) почему то данную последовательность измене-
ния вокализма латышского языка толкует как общебалтийскую (а это
противоречит законам изменений звуков литовского языка - ср. Zinkevicius 1980: 70-71) и к тому же самому лексико-семантическому гнезду причисляет и лтш. Sventaja, Svëtaine, лит. Sventoji, и лит. Svetè, Svètëlè. К тому же, он ошибочно интерпретирует соотношение вокализма корней прусс.pleynis ‘мозговая плева’ E75 : лит.plène ‘плева’, якобы ë > ei, хотя оно является графической особенностью прусского языка через -ey- обозначать ë (см. PEZ III: 293) - мена ë > ei [дифтонгойд *9Ï] была свойственна для диалекта Сямбы, а не памедян, представленным в Эльбингском словаре (подробнее см. Maziulis 2004: 16; Girdenis 2001: 414).
‘лес’, но литовские топоним Bált-laukas ‘часть деревни Симутишкес в волости Варняй’ (Skardzius 1996: 427) и гидроним р. Balt-upis (Büga III: 248) заставляют усомниться в истинности этой гипотезы8, поскольку они образованны от báltas, -a ‘имеющий цвет отражаемых лучей’; ‘белый как снег, совсем светлый, цвета молока’; ‘ заправленный (о похлебке)’; ‘чистый, хорошо вымытый, выстиранный’; ‘светлый, ясный ( о дне, заре...)’; ‘ярко блестящий’; ‘хороший, любезный’; ‘безвинный’ (LKZ), а не от laükas ‘blässig’ (Büga II: 348), хотя в жемайтийском, где локализируются оба названия, это последнее слово известно. Правдоподобнее считать, что упомянутые прусские лексемы отражают древние понятия *‘реки, текущей через поле ( т. е. разделяющей его на части’) и *‘леса, находящегося у поля’.
Намного надёжнее интерпретация Мажюлисом прилагательного
*laukas ‘светлый’ отраженного в названии озера 1306 Lauken (Rozwadowski 1948: 131). Выяснение внутренней формы данных гидронимов и топонимов важно для установления развития значения корня *leuk- не только в упомянутых балтийских, но и в других и.-е. языках.
Из выше приведённых примеров видно, что установить, какой словообразовательный тип (им. сущ. + им. сущ., т. е. прусс. laucks ‘Acker’ + ... или им. прилаг. + им. сущ., т. е. им.прилаг. *laukas ‘светлый’ + .) здесь проявляется, можно только проанализировав морфологический состав прусс. laucks ‘нива, поле’, который, согласно Мажюлису (PEZ III: 50), неясен.
До сих пор принято утверждать, что им. прилаг. лит. laükas и жемайт. láukas ‘с белым лбом или мордой; qui est alba fronte’ (Büga II: 421; LKZ VII: 178), им. прилаг. лит. laükas ‘лысый’ (Büga III: 858) этимологически связаны им.сущ. лит. laükas ‘ровное место без деревьев’ (LKZ), и их развитие шло параллельно ( ср. LEW 343-345; PEZ III: 51).
Мажюлис (PEZ т. ж.) утверждает, что прусс. laucks ‘нива, поле’ (о-основа, м.р.) из-за корневого *-au- с акутом (ср. Büga II: 387) в первую очередь можно сравнить с лтш. laüks ‘лесная прогалина; поляна; место в лесу без деревьев; пустое пространство; поле; пашня; область и др.’ (ME II: 426 д.)9, а только потом с лит. laükas ‘ровное место без деревьев’; ‘пашня, посевная площадь’; ‘то, что растёт на поле, хлебй, яровые’ (перен.); ‘участок земли определённого размера’; ‘деревня, село’; ‘место под открытым небом,
8 Р. Пшыбытек (Przybytek 1993: 45) возводит прусс. 1326 Laukemedien и др. к прусс. laucks ‘Acker’ и прусс. median ‘лес’, т. е. к I-му морфологическому типу.
9 Ещё ср. лтш. laüks // lauka [?] BW 28093 ‘не обсаженная лесом земля; unbewaldeter Boden’ Ranka (EH I: 723), лтш. lauce ‘поляна в лесу, на которой не осуществляется никакая деятельность; eine freie Fläche im Wald, die nicht gemächt wird’ (EH I: 722).
воздух’; ‘наружность’; ‘место происшествия, площадь, сектор’;
6 •• V* 9
пространство, на которое влияют определенные силы действия (LKZ VII 177 д.)10. Он же (PEZ т. ж.) реконструирует балт. *laukas ‘пашня на месте вырубленного леса, вырубка’ < *‘прогалина’ < *‘просвет’ (в оппозиции лесной ‘ темноте’) < им. сущ. (м.р. < активный класс) и.-е. *loukos ‘просвет’ > лат. lücus ‘роща’ (< ^прореженный лесок’ < *‘лужайка’), герм. *lauhaz > д.в.н. loh ‘заросшая прогалина, небольшие кустарники’. По словам Мажюлиса (PEZ III: 51) и.-е. им. прилаг. *lo/eukos возводимо к глагольному корню
*leuk- (*louk-/*luk-) ‘светить’(IEW 687-689).
Всё-таки некоторые аргументы, высказанные Мажюлисом, необходимо пересмотреть. В первую очередь вызывает сомнения методика реконструкции, в первые примененная Бугой (Büga II: 257), который установил развитие семантики балт. *laukas ‘пашня на месте вырубленного леса, вырубка’ < *‘прогалина’ < *‘светлость’ (в оппозиции лесной ‘темноте’), поскольку лтш. laüks ‘лесная прогалина; поляна; площадь в лесу без деревьев’ и топоним Laüces (Endzellns 1961: 268), а также лит. laükas ‘ровное место без деревьев’ не подразумевают восстановление семемы ‘пашня’, которую реконструирует Мажюлис (PEZ т. ж.). Данное значение ни в коем случае нельзя напрямую соотносить с семемой ‘свет, просвет’, поскольку соответствия в и.-е. языках этого не подтверждают. Поэтому прежде всего необходимо рассмотреть особенности семантического развития лат. lücus.
Мажюлис начинает анализ прусс. laucks ‘нива, поле’ с формы
*loukos ‘просвет’ и сравнивает его с лексемами других и.-е. языков, которые якобы соответствуют этой форме и семантически, и морфологически. К сожалению уже первый приведенный им пример, лат. lücus не отвечает им же установленному семантическому критерию (PEZ III: 50), т. е. лат. lücus < *‘прореженный лесок’ < *‘лужайка, Lichtung’. Оксфордский словарь латинского языка приводит значения ‘священная роща, разделённая долиной, и Капитолийской крепостью; лес, роща, лесок’ (OLD 1047). Реконструкция семемы
*5* С »J I v> v>
^‘прореженной лесок’ весьма сомнительна по той простой причине, что лат. lucus не означает ‘прогалины’ (I!!)11, ср. значение
10 В. Смочиньски (Smoczynski 2007: 339) выдумал ещё одно, ни в одном письменном источнике литовского языка не зафиксированное, значение ‘karczowisko w lesie’, т. е. ‘пнистое место’, якобы засвидетельствованное в латышском языке, хотя оно отсутствует и словаре Мюленбаха-Эндзелина, и в приложении.
11 Тут необходимо упомянуть мысль Топорова (1990: 149), что лат. lucus ‘священная роща’ можно объяснять как ‘светлая, разреженная роща’. В словаре И. Х. Дворецкого (1986: 459) лат. lücus толкуется как 1. лат. lücus, Тm. ‘священная роща, лес’, 2. лат. lücus, (üs) m. арх. ‘свет, день’. Морфологическое развитие лат. lücus, (üs) m. арх. ‘свет, день’ труднообъяснимо. Ни в Оксфордском (OLD 1054), ни в словаре Вальде (Walde 1938: 828) нет
прогалины^ в литовском языке лит. proskyna ‘вырубленное место в лесу’ (LKZ). Напротив, данным словом может быть обозначена тенистая роща, ср. лат. in umbrosis Fauno decet immolare lucis Hor.Carm.I.4.11 (OLD т. ж.), т. е. ‘приносить в жертву Фавну надлежит в тенистых рощах (= в тенистом лесу)’, ещё ср. Silani lucus
упоминания, что лат. lucus ‘ священная роща’ могло бы быть соотносимо с лат. lücus, (üs) ‘свет, день’. В словаре Льюиса и Шорта (ср. Lewis, Short 1958: 1082) высказано сомнение, на основе работ Флека (Fleck) и Юссинга (Ussing), по поводу возможного присутствия формы с основой на -u- в языке П. Теренция (Terent. Adelphi 5, 3, 50) - она исправляется по образцу деклинационного типа лат. lüx, lücis, т. е. 3-го склонения. Значит, лат. lücus, (üs) является ала^ Xsyó^svov - это употребление у Варрона (Varro De Lingua Latina 5, 19, § 99), кажется, до сих пор никто не оспаривал. Решение данной проблемы (если эта форма не образована по аналогии, ср. noctu lucumque у Варрона), вероятнее всего нужно искать в инновационных процессах латинского языка, чаще всего обусловленных влиянием Latina vulgaris новшествами. Итак, можно допустить, что: 1) лат. lücus, (üs) м.р. 4 ‘свет, день’ является фонетическим омонимом лат. lücus, i м.р. 2 ‘священная роща, лес’, семантически тождественен и генетически соотносим с лат. lüx, lücis ж.р. 3 ‘свет, сияние, блеск, день и др.’ - так до сих пор эта форма и объясняется ( ср. Lewis, Short т. ж.). Окончание и фонетическая структура исхода основы анализируемого слова претерпели значительные изменения. Возникновение окончания 4-ого склонения определено несколькими факторами. Известно, что в склонении латинского языка основ на -u-«нередко внедряются формы, образованные по 3-му и 2-му склонению» (Тронский 1960: 167), т. е. возможно смешение деклинационных моделей слов 2, 3 и 4 склонений, в этом процессе можно усмотреть и диалектное влияние италийских языков (ср. Тронский 1953: 106), т. е. -us < *-os сначала могло является структурной единицей 3-его деклинационного типа (nom.sg.), которому принадлежит и лат. lüx, lücis ж.р. 3, ср. арх. лат. Venos C.I.L., I2, 558 > лат. Venus 3 (ж.р. < с.р.) (подробнее Ernout 1920: 37). Необходимо отметить, что для лексем 3-его склонения латинского языка присущее смешение подтипов, предопределенное инновационными фонетическими изменениями, преобладавшими в Latina vulgaris. Можно предполагать, что основа на гуттуральную *luk-s с течением времени была изменена в *lus (s-основ.), поскольку известно, что «Das Volkslatein hat -x zu -s abgeschwächt» (Ernout 1920: 31), ср. лат. coniux ‘супруга’ ^ вульг. лат. conius ‘т. ж.’ C.I.L.VIII, 3617, т. е. в вульгарной латыни могла быть употребляема форма *lus (лат. lüx), которая, уже будучи формой на s-основу 3 склонения, опять была начата употребляться с конечным -x [вторичным], ср. вульг. лат. milex (< лат. miles < *milets C.I.L., VI, 37), и поэтому имеющая окончание этого подтипа *-os, т. е. *lukos - nom.sg. (см. Ernout 1920: 52) > * lücus. Из-за смешенного употребления окончаний 4-ого и 3-его деклинационных типов (см. Ernout т. ж.), слово 3-его склонения могло стать склоняемо по правилам 4-ого; 2) лат. lücus, (üs) m. должно быть истолковываемо как новообразование из-за смешения деклинаци-онных моделей слов 3 и 4 склонений (см. выше). Значит, можно делать вывод о том, что лат. lücus, (üs) m. арх. ‘свет, день’ представляет морфологическую инновацию или вторичное образование от лат. lüx.
extra murumst est avius crebro salicto oppletus (Plaut. Aul, 4, 6, 8), т. е. ‘непроходимая священная роща Силана, густо заросшая ивами, находится за (городской) стеной’; а Сервий даёт точное определение данного слова: lucus est arborum multitudo cum religione, т. е. ‘священная роща представляет собой ритуально почитаемое скопление деревьев’12 (Serv. Verg. A. 1, 310 - подробнее см. Lewis, Short 1958: 1082). Тот же самый семантический оттенок присущ и лат. lücus в средневековых памятниках и вплоть до произведений М. Стрыйковского, ср. «.Las ciemny Bogom poswiçcil, [co zwano u lacinikich pogan y infzych narodow Lucus, á Litwa^y dzis Las zowie Laukos]...» (Stryikowski 1582: 357; ср. ещё BRMS II: 524-525, 558), т. е. ‘тенистый лес [т. е. пущу] посвятил богам, который язычники римляне и другие народы называли Lucus, а в Литве и поныне лес зовут Laukos’.
Значение ‘прогалина’ представлено в словаре Вальде (Walde 1938: 828) как производное (Ableitung), реконструированное самим Вальде. Необходимо отметить, что значение лат. lücus *‘прогалина’ не подтверждают ни лат. lücar ‘доход с лесных угодий; zum Hain gehörig’, ни лат. lücäris ‘принадлежащий лесу’ и др. (Walde 1938: 828). Многие исследователи ссылаются на Вальде ( ср. Rozwadowski 1948: 131; PEZ III: 50, Karaliünas 2005: 137 и др.). Так поступает и Ю. Покорный (IEW 688), утверждающий, что семема ‘Lichtung’ является первоначальной, что приняли и составители OLD, см. стр. 353, 945. Покорный приводит лат. collüco, äre ‘разрежать, вырубать’, interlüco, äre ‘разрежать, очищать’, хотя данные формы можно считать глагольными дериватами от лат. lux ‘свет’ (см. Lewis, Short 1958: 368, 981; Дворецкий 1986: 158, 415).
Основываясь на приведённых аргументах, можно с уверенностью утверждать, что напрямую соотносить лат. lücus ‘ священная роща, разделённая долиной и Капитолийской крепостью; лес, роща,
12
Некоторой коррекции нуждается утверждение Топорова (1990: 149), что религиозные обряды италийских племён совершались в светлой, разреженной роще. В архаический период такие обряды богослужения эти народы проводили не на открытом пространстве, а в лесу, ср. описание жертвоприношения, чтобы обеспечить здоровье быков, Марсу Сильвану, проводившегося в пуще (по данным из сочинений Катона - Hermansen 1940: 96). Интерес представляет и тот факт, что латинский бог Лукарий, охранявший жилище Ромула, тоже проживал в лесу (Serv. Aen. II 761 -Штаерман 1985: 112). Значение культа леса и деревьев подтверждается и существованием праздника Лукарий, во время которого в роще Деа Диа приносились жертвы Юпитеру, Янусу, Ларам, матери Ларов, Весте, т. е. главным божествам. Значимость деревьев, а не пустого пространства или прогалины - ‘Lichtung’ (!), где якобы, по гипотезе Топорова, совершался обряд жертвоприношения, подтверждается и тем фактом, что человек, намеревавшийся срубить дерево, должен был принести искупительную жертву (см. Штаерман т. ж.).
лесок’ и и.-е. *loukos ‘просвет’ нельзя, хотя до сих пор утверждается, что лат. lUcus возводимо к и.-е. лексико-семантическому гнезду * leuk- 1. ‘светить, leuchten, светло, licht’; 2. ‘смотреть, sehen’;
*louko-, *luko- ‘сияющий, ясный’; *louko- ‘прогалина, Lkhtung’;
*leukos- ‘свет, Licht’; *louki-, *luki- ‘т. ж.’; *louk-s-no-/nä- ‘светило, луна, Leuchte, Mond’ (IEW 687). К сожалению, ни одно значение лат. lUcus не подтверждает реконструкцию Покорного - ни ‘ лес’, ни ‘роща’ или ‘ лесок’ напрямую не могут быть соотнесены с семемами ‘свет’, ‘сияние’.
Можно выдвинуть осторожное предположение, что I. и.-е. *leuk-‘ светить’ в довольно ранний период праязыка послужил основой для nomen abstractum с и.-е. суфф. *-es- Ia) и.-е. *lé(o)uk-es13 (Мейе 1914: 229, 233) ‘свет’, ср. д.перс. raucah- ‘день’, Ав. raocah- ‘свет’ и для прилагательного Ib) и.-е. *le(o)ukos ‘светлый, делающий светлым’, который отразился в балт. им. прилаг. 1b) *laukas ‘т. ж.’ > им.прилаг. лит. laükas, -à, (lâukas) ‘с белым лбом или мордой (о животных)’; ‘с облысевшим лбом, лысый’ (LKZ), лтш. làucis ‘лошадь с белизной, ein Pferd mit einer Blässe’ (EH I: 722) (ср. IEW 687).
Видимо, с течением времени - основываясь на положениях Буги (Bйgа II: 257) по поводу кочевого образа жизни праиндоевропейцев и важности леса в их жизни ( см. Топоров 1990: 133) - им.прилаг. и.-е. *le(o)ukos приобрело значение *‘подобный просвету, прогалине; делящий // разделяющий [на светлую и тёмную стороны]’ и было субстантивировано, т. е. появилось II) и.-е. *lé(o)ukos ‘просвет, прогалина ( в лесу?)’ (ср. IEW т. ж.), определивший образование 2a) балт. *laukas ‘т. ж.’ > лит. laükas ‘ровное место без деревьев’, лтш. laüks ‘лесная прогалина; поляна; место в лесу без деревьев; пустое пространство’, лит. диал. (жемайт.) laükymé ‘прогалина; разреженное место в пуще, поляна в лесу’ (подробнее см.: Büga II: 257; Skardzius 1996: 213); 2b) лат. lUcus ‘священная роща из двух лесных массивов, разделённых долиной’, т. е. лес, разделённый световым пробелом; 2c) germ. *lauhaz > д.в.н. loh ‘заросшая прогалина, небольшие кустарники’; 2d) др.-инд. lokâh ‘место, край, (открытое) пространство и др.’ (окситонеза данной формы является вторичной - подробнее см. Иллич-Свитыч 1963: 35).
При переходе от кочевого образа жизни к оседлому с началом земледелия могло появиться новое значение, т. е. и.-е. *‘просвет,
13 Баритонеза формы им.сущ. и.-е. *lóukos сомнений не вызывает (Иллич-Свитыч 1963: 34-35; PEZ III: 51) - ее существование подтверждается не только многочисленными примерами, собранными Иллич-Свитычем (Иллич-Свитыч т. ж.), определяющими принадлежность лит. laükas и.-е. баритонам, с течением времени перешедшего в парадигму слов с передвижным ударением (ср. Büga II: 387-388), но и герм. *lauhaz > д.в.н. loh ‘заросшая прогалина, небольшие кустарники’, т. е. *-s > *-z (по закону Вернера) ^ герм. *láuhaz.
прогалина ( в лесу?)’ дало 3) балт. ♦‘пашня; площадь пахотной земли (поле)’ ~ прусс. laucks ‘нива, поле’, лит. laükas ‘пахотная земля, посевная площадь’, лтш. laüks ‘пашня’.
Основываясь на этой гипотезе, можно выдвинуть предположение о том, что в балт. ♦laukas семема ‘светлый, делающий светлым’ изначально была свойственна лишь гидронимам, которые отражают схему Ib) и.-е. ♦le(o)ukós ‘светлый, делающий светлым’ ^ ♦‘подобный просвету, прогалине; делящий // разделяющий [на светлую и тёмную стороны]’, ср. прусс. 13Q6 Lauken оз. (Gerullis 1922: 83), лит. Laükè р., Laukantè р., Laukesà р., Laükesas оз. (подробнее о них см. Büga I: 415-416; II: 21, 284, 297; III: 564, 279, 5Q1, 514, 53Q, 6Q8; Skardzius 1996: 312; LEW 345; Karaliünas 2QQ5: 137, 354), Lâukinè р. и др. (см. Vanagas 1981: 183), лтш. Laucçsa Serene, Lauces(e)s-upe Sece, Laucese Sunakste, Lauces-upe Laucesa, Laukeses-çzçrs Kurcums (Endzelïns 1961: 268). Только много позднее стали появляться топонимы той же самой морфологической конструкции и семантического оттенка: топ. лит. Laukiesa (< Laukesà) (Büga III: 6Q8), Laukesà (LATZ 154), лтш. Lau^ese (Endzelïns т. ж.). Вторичное происхождение последних подтверждается литовским топонимом Подлавкесы (Büga т. ж.) ‘местность у реки (болота, озера и т. д.)’ - Laukesà.
Все это позволяет реконструировать протосемему ♦‘водоём, разделяющий (лес) на части, придающий (лесу) просвет’. Обычно анализ этих гидронимов ограничивается сравниванием этих слов с и.-е. корнем ♦leuk-, *louk- ‘светить’ (LEW т. ж.). Правда, Ванагас (Vanagas 1981: 183) понимает Laukantè как ‘светлая река’, а наименование озера Laukinis - как ‘озеро, находящееся в поле’.
Эти топонимы в первую очередь должны соотносится с прогалинами в лесу, отражая схему II) и.-е. ♦lé(ó)ukos ‘просвет, прогалина’, откуда возникает 2a) балт. ♦laukas ‘т. ж.’. Семема ‘нива’ представлена только в топонимах, ср. прусс. 1366 de Lauke, 1376 Lawken и др. (Przybytek 1993: 156 д.; Blazienè 2QQ5: 1Q3-1Q4, 29Q), 1387 Lauken (название исчезнувшей деревни, ср. Blazienè 2QQQ: 78).
Анализ двусоставных наименований позволяет сделать вывод о том, что самое древнее значение Ib) и.-е. ♦le(o)ukós ‘светлый, делающий светлым’ отражено только в гидронимах, в то время как модель II) и.-е. ♦lé(ó)ukos ‘просвет, прогалина’ представлена в топонимах.
Можно выдвинуть осторожное предположение, что прусское прилагательное ♦laukas ‘светлый’ может быть восстановлено на основании прусского названия озера 13Q6 Lauken, а не на основании редуплицированных прусс. 1318 Laukoslauk, 134Q Loukauslauken, 1358 Locauslauken, 1364 Laukeslauken, 1365 Locaustlauken, 1382 Lawkaslauken, Lokaslawken.
Выводы:
1) Имя прилагательное прусс. *laukas со значением ‘светлый’ может быть восстановлено на основании прусского гидронима Lauken.
2) Прусские топонимы 1318 Laukoslauk, 1340 Loukauslauken,
1358 Locauslauken, 1364 Laukeslauken, 1365 Locaustlauken, 1382 Lawkaslauken, Lokaslawken отражают редуплицированный словообразовательный тип и могут интерпретироваться как *‘поле полей ^ большое поле’.
3) Лат. lUcus, (Us) m. арх. ‘свет, день’ представляет собой морфологическую инновацию или вторичное образование от лат. lUx.
Литература
Гамкрелидзе, Иванов 1984 - Гамкрелидзе Т. В., Иванов Вч. Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы, 1-2. Тбилисси.
Дворецкий 1986 - Дворецкий И. Х. Латинско-русский словарь. М. Иллич-Свитыч 1963 - Иллич-Свитыч В. М. Именная акцентуация в балтийском и славянском. М.
Крегждис 2009 - Крегждис Р. Прусс. Curche: этимология теонима, функции божества; проблематика установления культовых соответствий на почве обрядовой традиции восточно-балтийских, славянских и других индоевропейских народов // Studia Mythologica Slavica 12. Ljubljana.
С. 249-320.
Мейе 1914 - Мейе А. Грамматика индо-европейских языков. Юрьевъ. Топоров 1979 - Топоров В. Н. Прусский язык. Словарь: E - H. М. Топоров 1990 - Топоров В. Н. Прусский язык. Словарь: L. М.
Тронский 1953 - Тронский И. М. Очерки из истории латинского языка. М.; Л.
Тронский 1960 - Тронский И. М. Историческая грамматика латинского языка. М.
Штаерман 1985 - Штаерман Е. М. От религии общины к мировой религии // Культура древнего Рима. Ч. 1. М. С. 106-209.
Bizezynski 1771 - Bizezynski J. Domowe wiadomosci o Koronie Polskiej abo o Maley i Wielkiey Polszcze. Wilno.
Blaziené 2000 - Blaziené G. Die baltischen Ortsnamen im Samland. Stuttgart. Blaziené 2005 - Blaziené G. Baltische Ortsnamen in Ostpreußen. Stuttgart. Daubaras 1983 - Daubaras F. Sudurtiniai prusq hidronimai // Baltistica 19(2).
P. 184-190.
Dini 2000 - Dini P. U. Baltq kalbos. Vilnius.
Endzellns 1951 - Endzellns J. Latviesu valodas gramatika. Riga.
Endzellns 1956 - Endzellns J. Latvijas PSR vietvardi. I dala 1 sejums (A - J). Riga.
Endzellns 1961 - Endzellns J. Latvijas PSR vietvardi. I dala 2 sejums (K - O). Riga.
Endzellns 1982 - Endzellns J. Senprusu valoda. Ievads, gramatika un leksika // Darbu izlase, IV 2 dala. Riga.
Ernout 1920 - Ernout A. Historische Formenlehre des Lateinischen. Heidelberg. Gerullis 1922 - Gerullis G. Die altppreußischen Orstnamen. Berlin und Leipzig.
Girdenis 2001 - Girdenis A. Kalbotyros darbai III: 1988-2000. Vilnius. Hermansen 1940 - Hermansen G. Studien über den italischen und den römischen Mars. K0benhabn.
Karaliünas 2005 - Karaliünas S. Baltq praeitis istoriniuose saltiniuose 2. Vilnius.
Kregzdys 2006 - Kregzdys R. Prüsq nom. prop. Borssythe // Baltq onomastikos tyrimai. Vilnius. P. 158-168.
Lewis, Short 1958 - Lewis Ch. T., Short Ch. A Latin dictionary founded on Andrews’ edition of Freud’s Latin Dictionary. Oxford.
Maziulis 2004 - Maziulis V. Prüsq kalbos istorine gramatika. Vilnius. Przybytek 1993 - Przybytek R. Ortsnamen baltischer Herkunft im südlichen Teil Ostpreußens. Stuttgart.
Rozwadowski 1948 - Rozwadowski J. Studia nad nazwami wod slowianskich. Krakow.
Rudzlte 1993 - Rudzlte M. Latviesu valodas vesturiskä fonetika. Riga. Skardzius 1996 - Skardzius P. Rinktiniai rastai, 1 / A. Rosinas. Vilnius. Smoczynski 2007 - Smoczynski W. Slownik etymologiczny j?zyka litewskiego. Wilno.
Stryikowski 1582 - Stryikowski M. Kronika Polska, Litewska, Zmodzka i wszystkiej Rusi. Krolewen.
Trautmann 1910 - Trautmann R. Die altpreussiches Sprachdenkmäler. Göttingen.
Walde 1938 - Walde A., Hofmann J. B. Lateinisches etymologisches Wörterbuch. Band I. A-L. Heidelberg.
Vanagas 1970 - Vanagas A. Lietuvos TSR hidronimq daryba. Vilnius. Vanagas 1981 - Vanagas A. Lietuviq hidronimq etimologinis zodynas. Vilnius. Zinkevicius 1966 - Zinkevicius Z. Lietuviq dialektologija. Vilnius. Zinkevicius 1980 - Zinkevicius Z. Lietuviq kalbos istorine gramatika, 1. Vilnius.
Сокращения:
ГАЭ - городской архив города Эльбинг (сейчас гольск. Elbl^g) - „Elbinger Copialbuch“ р. - река
РГСР - упомянутый в реестре государственной собственности Растенбурга (сейчас гольск. K^trzyn)
PrCPE - упомянутый в реестре государственной собственности Preußisch-Eylau (с 1946 Багратионовск)
ФГАК - фолиант государственного архива Кёнигсберга ЭАО - эпистолярный архив ордена - часть государственного архива Кёнигсберга
ЭАФ № I - епископальный архив Фрауэнбурга (польск. Frombork)
BRMS II - Baltq religijos ir mitologijos saltiniai, 2. Sudare Norbertas Velius. Vilnius, 2001.
Büga I-III - K. Büga. Rinktiniai rastai / Z. Zinkevicius. Vilnius, 1958-1961. EH - J. Endzellns, E. Hauzenberga. Papildinäjumi un labojumi K. Mülenbacha Latviesu valodas värdnicai I-II, Rigä: 1934-38 (I), 1938-46 (II).
Gb - Guobai (Мариампольский р-н)
IEW - J. Pokorny. Indogermanisches etymologisches Wörterbuch, I-II, Bern und München, 1959-1969.
Kvl - Kavoliskes (Зарасайский р-н)
LATZ - Lietuvos TSR administracinio-teritorinio suskirstymo zinynas, 2. Vilnius, 1976.
LE I-XXXVII - Lietuviq enciklopedija (t. 1-37). Bostonas, 1953-1985.
LEV I-II - K. Konstantins. Latviesu etimologijas vardnTca (s. 1-2). Riga, 1992. LEW - E. Fraenkel. Litauisches etymologisches Wörterbuch I-II. Heidelberg, 1962-1965.
LKZ I-XX - Lietuviq kalbos zodynas, 1-20. Vilnius, 1956-1999; www.lkz.lt. Md - Monumenta historiae Warmiensis, Diplomata. Mainz, 1860.
ME I-IV - K. Mülenbachs. Latviesu valodas vardnTca, 1-4. Redigejis, papildinajis, turpinajis J. EndzelTns. Riga, 1923-1932.
OLD - Oxford Latin dictionary. Oxford, 1968.
PEZ I-IV - V. Maziulis. PrGsq kalbos etimologijos zodynas, 1-4. Vilnius, 1988-1997.
UBS - Urkundenbuch des Bistums Samland, Leipzig, 1891.
R. Kregzdys. OPr. laucks ‘field’, Lat. lucus ‘sacred grove’, arch. Lat. lucus ‘shine, day’.
The article presents an analysis of the most frequent word-formation models of Prussian toponyms and hydronyms of the compositional type with the component OPr. laucks ‘a field, an arable land; Acker’ III 10510 [6528]. In addition, the Lat. lücus, im. ‘holt, forest’, and the Lat. lücus, (üs) m. ‘shine, day’ are approached from the angle of morphological and semantic disquisition. The conclusions from the analysis are as follows:
1) a sememe of the adj. OPr. *laukas ‘light’ can be restored based only on the non-compositional type hydronym OPr. 1306 Lauken;
2) the Prussian toponym 1318 Laukoslauk and its variants 1340 Loukauslauken, 1358 Locauslauken, 1364 Laukeslauken, 1365 Locaustlauken, 1382 Lawkaslauken, and Lokaslawken reflect a reduplicated word-formation type and underlie the reconstruction of the sememe *‘a field of fields ^ the big field’.
3) arch. Lat. lücus, (üs) m. ‘shine, day’ presupposes either a morphologic innovation, or a secondary formation of Lat. lüx.
