CC BY
6«Прозреваю в себе еврея...»: иудаика Леонида Фризмана
Константин Бондарь
Тель-Авивский университет Тель-Авив, Израиль
Научный сотрудник, кандидат филологических наук (PhD) ORCID: 0000-0002-8751-1641 Тель-Авивский университет
Центр исследований диаспоры им. Гольдштейна-Горена Израиль, 6997801, Тель-Авив, ул. Хаим Леванон, 30, корпус Картер, к. 320. Тел.: +972-52-636-66-20 E-mail: kobonko2013@gmail.com
DOI: 10.31168/2658-3380.2020.20.3.6
Аннотация: В статье рассматривается роль и место еврейской темы и - шире - проблематики еврейских исследований в научном наследии литературоведа-русиста, харьковчанина Леонида Фризмана. Начав работать в иудаике лишь в последние годы жизни, ученый не только освоил новое направление, наметил перспективы изучения творчества некоторых писателей, но и создал экспериментальную площадку, где проверял общепринятые идеи на свежем материале, выдвигал гипотезы и пришел к ряду историко-литературных и мировоззренческих обобщений.
Ключевые слова' русская литература, поэзия, образ, еврейская тема, иудаика
Профессор-филолог Леонид Генрихович Фризман был евреем по происхождению и человеком русской культуры по воспитанию, убеждениям и житейским ожиданиям. Этот обычный для нескольких поколений советской интеллигенции набор в данном случае требует ряда уточнений и пояснений, которые и составляют предмет внимания в статье.
о
Прежде всего - несколько слов о ее герое. Л. Г. Фриз-ман (1935-2018) был известным в Харькове и далеко за его пределами литературоведом, выдающимся исследователем русской поэзии Х1Х-ХХ вв., руководителем крупной научной школы, педагогом и публицистом. Родившийся в семье университетского историка-медиевиста и хормейстера, Леонид Генрихович был харьковчанином в третьем поколении: н еще до революции его дед снискал славу одного из лучших ев в городе врачей. Разумеется, в семье культивировался вкус | к поиску, чтению; нормой была критичность мышления, и вследствие этого - широта кругозора. Еврейство никогда не 3 скрывалось, но и не было существенным фактором приятия. После войны и в зрелые годы, тем не менее, оно се- ре рьезно отразилось в профессиональной биографии ученого: | та не была ни гладкой, ни безоблачной. ®
Фризман знаменит своими трудами по творчеству дека- ис бристов, Баратынского, русских поэтов-бардов [Фризман 3 1966; Рылеев 1975; Баратынский 1982; Фризман 1988, 1992, | 2014], другими работами. Что же до иудаики - ею он не за- и нимался и еврейской темы последовательно избегал. Будучи ис автором почти 50 книг и более чем 500 статей, он интересо- о вался многими вещами; руководил диссертациями и по XVIII 3 веку, и по XXI, и даже однажды - по древнерусской литера- а туре. И только в 2013 г., в конце своего творческого пути, и пришел к обширной проблеме «русская литература и евреи», я в которой и ему было суждено сказать свое слово. Предыстория этого обращения небезынтересна: заручившись поддержкой редколлегии серии «Литературные памятники», в которой он подготовил пять книг, Леонид Генрихович загорелся идеей издать какой-нибудь «русско-еврейский» текст. Из довольно внушительного списка, подготовленного автором этих строк по просьбе учителя, он выбрал повесть Ф. В. Булгарина «Эстерка». Фризман давно мечтал «реабилитировать» этого писателя в глазах литературоведов и, возможно, читателей, и вот представился подходящий случай. По иронии судьбы в редколлегию одновременно поступила заявка на издание булгаринских «Воспоминаний», и, конечно, она получила предпочтение. Но профессор был не из тех,
а
кто, по его словам, «проигрывает войну, проиграв в первом сражении». Нашей заявкой, впоследствии удачно воплотившейся, стала «Марфа, посадница Новгородская» М. П. Погодина [Погодин 2015], а Булгарина Леонид Генрихович решил ^ подготовить и издать отдельно. Однако, углубившись в матера риал, он понял, что тема выходит далеко за рамки наследия Булгарина, вообще литературы первой половины XIX в., и ¡р взялся рассмотреть ее всю - от зарождения до наших дней. § Так за год была написана книга, стоящая особняком в науч-а ном наследии Фризмана, - «Такая судьба. Еврейская тема в § русской литературе» [Фризман 2015].
^ Работа, выпущенная издательством «Фолио», стала пер-
| вой попыткой представить эволюцию непростой темы на о протяжении более чем полутора столетий: от Отечественной войны 1812 г. до крушения советской власти. Ее первая и главная черта - эта книга не только о литературе. Из привлекаемых к анализу исторических и мемуарных материалов, из портретов десятков писателей и анализа сотен больших и малых произведений складывается картина исторических | судеб русского еврейства, как она виделась харьковскому ^о филологу. И коль скоро остановиться на всех его наблюде-§ ниях невозможно, выберем некоторые - те, что относятся о к сфере его непосредственных интересов, - произведениям сто эпохи романтизма и поэтическим исканиям середины - вто-^ рой половины ХХ в.
Вместе с тем масштабность замысла, необходимость работать «широкими мазками» не всегда давала возможность углубиться в детали. Красноречивый пример связан с уже упоминавшимся Булгариным. Анализируя его творчество, Фризман останавливается на повести «Эстерка», справедливо называя ее центральной в интересующем его аспекте. Используя известный мотив польской историографии и художественной литературы, Булгарин делает основой сюжета любовь короля Казимира к еврейской девушке и описывает ее глазами гайдамаков, посланцев папы и местных евреев. И вот здесь читатель встречается с булгаринским приемом, характеризующим его отнюдь не как банального юдофоба, но как опытного мастера интриги: сама Эстерка красива и
р
добродетельна, но ее единоверцы, собирающиеся на «ужасное еврейское судилище - санхедрин», обрисованы самыми мрачными красками в своем стремлении покарать Эстерку за нарушение ею еврейских обычаев.
- Закон велит, - сказал раввин, - преступнице объявить про- | клятие, и если она не исправится, казнить ее смертию, но как н
о
Эстерка не признает суда и не может возвратить сыновей на лоно Израиля, то я предлагаю без отлагательств казнить ее смертию. |
- Казнить! Казнить! Десять, сто, тысячу раз казнить! - закричали со всех сторон [Фризман 2015, 60]. °
е
е и
Как показал М. Вайскопф, здесь мы встречаемся с первы- е ми ростками мотива «тайного еврейского правительства», | который в ту пору встречался еще только в беллетристике во [Вайскопф 2008, 172], в сочетании с «курьезными ошибка- С ми», допущенными Булгариным при описании еврейских |о установлений и обычаев [Там же, 179]. Однако этот пласт и оставлен автором «Такой судьбы» без внимания. То обсто- и ятельство, что «коварство» соплеменников Эстерки терпит С крах, благородный молодой рыцарь Решко спасает ее и воз- о вращает королю, а «санхедрин» запрещен, трактуется лишь ио как торжество справедливости [Фризман 2015, 61]. Перво- а классный беллетрист, Булгарин ведет с читателем двойную и игру: создавая образ прекрасной еврейки (знакомый, напри- я мер, и ранее по романам Вальтера Скотта), он поддерживает один романтический миф, но одновременно актуализирует и другой, живописуя тайное и опасное «еврейское судилище». Булгарину нужен этот контраст; он даже усиливает к концу повести идеализацию Казимира, которого «простило потомство». В этой неоднозначной позиции писателя первый (и, кажется, единственный) рецензент книги Фризмана С. Кормилов усматривает тактику, которая должна была, по замыслу Булгарина, отвести от него подозрения в юдофобии, а заодно и в польском национализме [Кормилов 2016].
Разрабатывая стереотипный набор романтических мотивов в изображении евреев, Фризман привлекает и творчество Р. М. Зотова, в романе которого «Леонид, или некото-
рые черты из жизни Наполеона» действует фактор Мозес. Его речевая характеристика шаржирована в духе эпохи («Мы зе люди торговые: цто потребуют, то и продаем»), он думает только о своей выгоде, но оказывается полезным, а в итоге ^ даже спасает главного героя. То, что еврейский образ в ро-«а мане единственный, объясняется тем, что Мозес - не инди-| визуализированный персонаж, но обобщенный тип; изобра-^ жая его таким, Зотов выражал не собственные пристрастия, § а стереотипы своего времени [Фризман 2015, 67]. К этому же а выводу приводит автора разбор произведений И. И. Лажеч-§ никова, Н. В. Кукольника и других авторов эпохи, а затем и ор их эпигонов, таких как, например, Вс. Крестовский. ист Понятно, что Фризмана радуют положительные персо-о: нажи-евреи, появившиеся у русских писателей довольно 8 рано - в романах В. Т. Нарежного «Российский Жилблаз, или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова» и Н. М. Коншина «Граф Обоянский, или Смоленск в 1812 § году». Здесь уже можно разглядеть еще одну характерную черту фризмановского подхода: стремление расценивать | писателя с лучшей стороны. Не скрывая негативных или пренебрежительных высказываний писателей (в том числе | и классиков - Достоевского, Некрасова, Чехова) о евреях, о Фризман склонен относить их к устойчивым речевым штам-сто пам; он стремится выделять в художественных произведени-^ ях то, что «реабилитирует» их создателей. Так, о Некрасове, нарисовавшем в поэме «Современники» широкую панораму еврейского участия в развитии капитализма в России, исследователь замечает: «Евреи вызывали у Некрасова страх перед... капиталом, приобретающим все большее влияние и власть» [Фризман 2015, 90]. Таким образом, оказывается, что «характерная русская ненависть к толстосумам была лихо перенесена на всех евреев зачастую почти вне связи с вероисповеданием» [Кормилов 2016]. Другой пример. Завершая разговор о Чехове, автор прибегает к сравнению:
Для Жаботинского было само собой разумеющимся походить к оценке людей и ситуаций, исходя из ходячей формулы «А как это для евреев?» Чехов так не поступал. Как последовательный
гуманист он сопереживал всем людям, и евреям не больше и не меньше, чем другим. Но сказать, что он писал о них «с безразличием», пусть даже правдивым, - это, как говорится, взять грех на душу [Фризман 2015, 163].
Скрытый упрек Жаботинскому и похвала Чехову - чем | не рефлекс прошлых эпох? И в других местах книги публи- н цистичность, характерная для 80-х гг. прошлого века, дает о ев
себе знать. В образе Соломона из «Степи» 1
е
с
Чехов провидчески угадал одного из пионеров еврейской «по- о луинтеллигенции», которой предстояло сыграть огромную роль е в истории России и русской революции. Это из них вырастали е Богровы, Зиновьевы, Урицкие, Ягоды, это они найдут себя в ЧК, с ОГПУ, НКВД, это они станут во главе стройки Беломорканала, а о
потом и всего ГУЛАГа [Фризман 2015, 153]. и
с
|о
Тут впору согласиться с рецензентом, что «стремящийся ри быть объективным исследователь словно забыл, что кара- ^ тельные органы возглавляли и поляк Дзержинский, и рус- с ский Ежов, и грузин Берия» [Кормилов 2016]. |
Всю жизнь изучавший забытые, неопубликованные, обой- о денные критикой тексты, Фризман и в этой книге остается р верен себе. Несколько страниц посвящены поэтической дра- ^ ме И. Л. Сельвинского «Тушинский лагерь» (1939), которая я не была опубликована после написания, и лишь в 2000 г. фрагменты из нее и предисловия самого поэта увидели свет. В пьесе настойчиво проводится мысль о еврейском происхождении Лжедмитрия II. Эта гипотеза, не являющаяся общепринятой ни в историографии, ни в источниковедении, недавно стала предметом нашего внимания [Бондарь, Тор-пусман 2018]. Тем более интересно, что советский поэт воплотил ее художественно, а литературовед счел эту попытку достойной включения в свой обширный обзор.
«...был ли самозванец, подобно Гришке Отрепьеву, авантюристом, жаждавшим власти, богатства, разгульной жизни, и, следовательно, то, что он был евреем, так же несущественно, как и
то, что он носил бороду, или, быть может, национальная особенность Лжедмитрия в связи с условиями жизни евреев XVII века определила его психику таким образом, что в действиях тушинца следует искать нечто большее, чем авантюру?» - писал И. Сель-§ винский [Фризман 2015, 302-303].
а р
о
т с и и
?! р
р
Положительное отношение автора к своему герою, вы-иро раженное в предисловии (необходимость исправить историческую несправедливость - дурную славу иноземного захватчика), подхватывает и филолог, который указывает, что еврейская тема занимает значительное место в содержании пьесы. Сельвинский не просто делает своего героя евреем, -еврейство становится причиной его гибели: один из героев, Абрагам, вслед за обвинением в том, что самозванец в погоне за московским троном забыл свой народ, в пылу спора закалывает Лжедмитрия кинжалом. Такое художественное решение, по Фризману, - отважный поступок автора. § Богатый опыт исследования русской поэзии ХХ в. позво-
лил Фризману свободно ориентироваться и в таком непро-« стом материале, как, скажем, эволюция еврейской темы у Б. А. Слуцкого, от стихов о преследовании евреев в Германии | до горьких строк о набиравшем силу советском официаль-о ном антисемитизме. Вместе с переменой в понимании по-§ этом своего места в русской культуре (от «Я говорю от имени сч России,/ Ее уполномочен правотой.» до «на русскую землю права мои невелики») происходит и эволюция в отношении самого еврейства («Созреваю или старею - / Прозреваю в себе еврея»). В стихи входят приметы времени: судьбы полукровок, изучение иврита, поветрие перехода в христианство. Последнее, оцененное поэтом презрительно, приводит атеиста Фризмана к недоумению перед такой позицией. Зато с полным согласием он цитирует рекомендации еврейской молодежи, которые могли бы считаться итогом поэтических исканий Бориса Абрамовича в еврейской теме [цит. по: Фризман 2015, 384]:
.Почаще лезьте в драки, Читайте книг немного,
Ьо
Зимуйте, словно раки, Идите с веком в ногу..
Много лет посвятивший изучению бардов, достаточно известный своими трактовками строк Окуджавы и Высоцкого, выпустивший первую в науке монографию о Юлии | Киме, Фризман проявил себя тонким пониманием лиризма н А. А. Галича, например, там, где тот касается судьбы Януша | Корчака и обитателей варшавского «Дома сирот». И здесь о| дело не только в том, что у Галича с детской надеждой сливается поэтическое пророчество («Но когда забулькают ручей- | ки весенние, / В облаках приветственно протрубит журавль, / е К солнечному берегу, к острову спасения / Чей-то обязатель- е но доплывет корабль!..»), но и в том, что поэт не разделяет с чаяний своих героев - «Мы вернемся в Варшаву!». Он закли- о
нает [цит. по: Фризман 2015, 398]: и
с
о
Рвется к нечистой власти
я
Орава речистой швали. и
Не возвращайтесь в Варшаву, ис
Я очень прошу Вас, пан Корчак! о
Вы будете чужеземцем и
о
В Вашей родной Варшаве!. р
а
и
Речь идет о принципиальном для барда (и для исследова- я теля тоже) сближении, отождествлении фашизма и сталинизма, поздние отголоски которого Галич видел в Польше 1970-х годов. Антиеврейская (и античеловеческая) сущность обоих режимов подчеркнута в финале книги Фризмана как главный вывод историософии В. С. Гроссмана и в определенном смысле - всего предпринятого исследования. Автору книги «Такая судьба» нужен был «ударный» финал.
И здесь самое время сформулировать некоторые итоги. Занявшийся иудаикой в какой-то мере случайно, Леонид Ген-рихович успел почувствовать ее вкус и полюбил эту область. Именно с ней он связывал свой оптимизм и дальнейшие планы. Уже этот первый труд, книга «Такая судьба.», получил поддержу Мемориального фонда еврейской культуры в Нью-
§
а
Йорке, благодаря чему книга увидела свет, и эта поддержка отнюдь не была авансом. Именно здесь, в этой книге, вызревал план его труда о Науме Коржавине, ставшего научным завещанием; он планировал назвать книгу «Настоящее имя поэта Коржавина - Мандель» и уделить в ней значительное ра место еврейской теме. Здесь же продолжалось осмысление творчества Б. А. Чичибабина, уже после выхода подготов-ор ленного Фризманом итогового тома в «Литературных паст мятниках», и неслучайно исследователь приводит в главе о а нем сильные строки харьковского поэта: ?!
ор Кем бы мы были, когда б не евреи, -
и Страшно подумать.
со
8 Мне запомнились слова Ивана Айвазовского в письме
с
одному из корреспондентов, написанные за несколько месяцев до его смерти: «.восемьдесят три года заставляют меня спешить». Когда знакомишься с последними работами Леонида Генриховича, писавшимися после восьмидесяти, вспо-| минаешь об этом. Он знал, что остается немного, и поэтому спешил. Не смирился, не успокоился, а работал. Этим можно § объяснить, например, отсутствие в его книге научного аппа-§ рата в строгом смысле слова, но это не делает труд менее се-сто рьезным. В конце концов герой романа Е. Водолазкина «Со-^ ловьев и Ларионов», профессор Никольский, говорил своему аспиранту, что в конце пути ученый обычно обходится без ссылок, да и оценивать книгу надо по тому, что в ней есть, а не по тому, чего в ней нет. И только сейчас, думая о последних работах учителя, я понял его замысел. Его последней опубликованной книгой стало исследование об Иване Франко на русском языке. Чтобы оценить по достоинству этот шаг, нужно глубоко знать ситуацию в украинской науке. На недоуменные вопросы коллег и профанов профессор всегда терпеливо отвечал, но, думаю, сегодня и я мог бы ответить за него: он строил мосты. Своим трудом, научным авторитетом, распространением своих книг он хотел восстановить научную целостность, снять с той или иной темы налет сенсационности, ввести ее в нормальный научный оборот, перевести ее
р
из, так сказать, журналистской плоскости в академическую. И в еврейской теме, думается, он видел свою роль так же, несмотря на то, что современной иудаике в России и Украине больше двадцати лет. Он настраивал читателя на нужный лад в предисловии:
Иудаика для многих, приходивших из смежных специальностей, превращалась во вторую профессию; порой она приводила своих адептов к вере и перемене образа жизни, зачастую - к переезду, но гораздо реже становилась она тем, чем стала для Л. Г. Фризмана: манифестом и завещанием.
Литература
.Литература - это отражение жизни, и не просто отражение, н
но и постижение, а жизнь - более важная штука, чем литература. §
Подлинный художественный образ выражает действительность, о| ее глубинную суть лучше, чем реальный факт [Фризман 2015, 4].
5
о
р
ия и
Баратынский 1982 - Баратынский Е. А. Стихотворения. Поэмы / с Изд. подгот. Л. Г. Фризман. М.: Наука, 1982. 720 с. (серия «Литературные памятники»). и
Бондарь, Торпусман 2018 - Бондарь К., Тор1усман А. Тушинский р вор Богданко (по сведениям источников и антропонимическим дан- ф ным) // Заметки по еврейской истории. № 2-3 (206), февраль-март ^ 2018. Ьйр://2.ЬегкоукЬ-2ат^1а.сот/2018-2потег2-3-а1:огрштап/. (Просмотрено 15.09.2020).
Вайскопф 2008 - Вайско1ф М. Покрывало Моисея. Еврейская тема в эпоху романтизма. М.; Иерусалим: Гешарим, 2008. 382 с.
Кормилов 2016 - Кормилов С. И. Двести лет - вместе? Леонид Фризман. Такая судьба. Еврейская тема в русской литературе. Харьков: Фолио, 2015 // Знамя. 2016. № 1. https://znamlit.ru/publication. php?id=6170. (Просмотрено 15.09.2020).
Погодин 2015 - Погодин М. П. Марфа, Посадница Новгородская / Изд. подгот. Л. Г. Фризман, К. В. Бондарь. М.: Наука, 2015. 368 с., 9 илл. (серия «Литературные памятники»).
Рылеев 1975 - Рылеев К. Ф. Думы / Изд. подгот. Л. Г. Фризман. М.: Наука, 1975. 254 с. (серия «Литературные памятники»).
Фризман 1966 - Фризман Л. Г. Творческий путь Баратынского. М.: Наука, 1966. 142 с.
Фризман 1988 - Фризман Л. Г. Декабристы и русская литература. М.: Художественная литература, 1988. 304 с.
Фризман 1992 - Фризман Л. Г. «С чем рифмуется слово "Истина"». О поэзии А. Галича. СПб.: Ореол, 1992. 128 с. g Фризман, Грачева 2014 - Фризман Л. Г., Грачева И. В. Многооб-
4а разие и своеобразие Юлия Кима. Киев: Издательский дом Дми-а, трия Бураго, 2014. 212 с.
§ Фризман 2015 - Фризман Л. Г. Такая судьба. Еврейская тема в
о1 русской литературе. Харьков: Фолио, 2015. 506 с.
S
«I see a Jew in me...»: Jewish Studies by Leonid Frizman
g
§ Konstantin Bondar
§ Tel Aviv University
§ Tel Aviv, Israel
'is
^ Research Fellow, PhD
™ ORCID ID: 0000-0002-8751-1641
о Tel Aviv University, The Goldstein-Goren Diaspora Research Center
>s 6997801, Chaim Levanon, 30, Carter Building, # 320, Tel Aviv, Israel
« Tel.: +972-52-636-66-20
о
^ E-mail: kobonko2013@gmail.com
со
§ DOI: 10.31168/2658-3380.2020.20.3.6
cq
Abstract: The article discusses the role of Jewish topics in the scholarly heritage of Leonid Frizman, a Kharkov-born historian of Russian literature. Turning to Jewish Studies quite late in life, Frizman outlined potentially fruitful areas of research on a number of writers and created an experimental platform that allowed him to test and challenge widely accepted assumptions and arrive at new perspectives on various historical, literary and philosophical issues.
Keywords: Russian Literature, Poetry, Image, Jewish theme, Jewish Studies
References
Baratynskii, E. A., 1982, Stikhotvoreniia. Poemy [Pieces of poetry. Poems]. L. G. Frizman, prep., Moscow, Nauka, 720. (In Russian).
Bondar', K., and A. Torpusman, 2018, Tushinskii vor Bohdanko (po svedeniiam istochnikov i antroponimicheskim dannym) [Bohdanko, the Tushino Thief: According to Sources and Anthroponomical Data]. Zametki po evreiskoi istorii, 2-3 (206). http://z.berkovich-zametki.
com/2018-znomer2-3-atorpusman/. (In Russian). to
Kormilov, S. I., 2016, Dvesti let - vmeste? Leonid Frizman. Takaia |
sud'ba. Evreiskaia tema v russkoi literature [Two hundred years togeth- o
er? Leonid Frizman, Such a fate. Jewish Theme in Russian Literature], g
Znamya, 1. https://znamlit.ru/publication.php?id=6170. (In Russian). p
Frizman, L. G., 1966, Tvorcheskii put' Baratynskogo [The Creative §
Path of Baratynskii]. Moscow, Nauka, 142. (In Russian). g
Frizman, L. G., 1988, Dekabristy i russkaia literatura [Decembrists g
and Russian Literature]. Moscow, Khudozhestvennaia literatura, 304. e
(In Russian). p
Frizman, L. G., 1992, "S chem rifmuetsia slovo 'Istina'". O poezii s<
A. Galicha ["What does the word 'Truth' rhymes with". About the Poetry 3
of A. Galich]. St. Petersburg, Oreol, 128. (In Russian). S
Frizman, L. G., 2014, Mnogoobrazie i svoeobrazie Juliia Kima [The C
Diversity and Originality of Julii Kim]. Kyiv: Izdatel'skii dom Dmitriia 0
Burago, 212. (co-author I. V. Gracheva). (In Russian). "s
Frizman, L. G., 2015, Takaia sud'ba. Evreiskaia tema v russkoi litera- S
ture [Such a Fate. Jewish Theme in Russian Literature]. Kharkiv, Folio, C 506. (In Russian).
Pogodin, M. P., 2015, Marfa, Posadnitsa Novgorodskaia [Marfa, Po- u
sadnitsa of Novgorod]. L. Frizman, K. Bondar, prep., Moscow, Nauka, p
368. (In Russian). ^
Ryleiev, K. F., 1975, Dumy [The Thoughts]. L. G. Frizman, prep., Mos- g cow, Nauka, 254. (In Russian).
Weisskopf, M., 2008, Pokryvalo Moiseia. Evreiskaia tema v epokhu ro-mantizma [The Veil of Moses. The Jew in Russian Letters in the Age of Romanticism]. Moscow; Jerusalem, Gesharim, 382. (In Russian).
o
