CC BY
56
УДК 81'371:82-1-3
Л. М. Шецко
ПРОЗО-ПОЭТИЧЕСКИЙ ИДИОСТИЛЬ КАК ЕДИНОЕ КОНЦЕПТУАЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО (на примере ЛСП «вода» в текстах произведений В. Короткевича)
В статье рассматриваются особенности лексической структурированности и образного наполнения концептосферы прозо-поэтического идиостиля (ППИ) В. Короткевича на примере ЛСП (лексико-семантическое поле) «вода». Исследование ППИ, представляющего собой двуединый полижанровый лингвостилистический феномен, в диалектике общего и частного, универсального и специфического является актуальным, так как модель комплексного исследования ППИ одного автора до сих пор не разработана.
Введение
Тексты, созданные одним автором, при всём их возможном разнообразии, создают нечто единое, будучи скреплёнными категорией «образ автора» (по В. В. Виноградову). Они образуют общую систему микросмыслов, единую картину индивидуально -авторского мировидения с определенными коммуникативно-прагматическими установками, эстетической направленностью и пр. Макротекстом творчества того или иного автора является идиостиль, определяемый как «система содержательных и формальных лингвистических характеристик, присущих произведениям определенного автора, которая делает уникальным воплощенный в этих произведениях авторский способ языкового выражения. Под идиостилем ...понимается совокупность глубинных текстопорождающих доминант и констант определенного автора, которые определили появление этих текстов именно в такой последовательности» [1]. В качестве важной лингвостилистической категории индивидуальный стиль неоднократно становился объектом анализа в лингвистике. В частности, из последних отечественных монографических исследований, посвящённых идиостилям отдельных авторов, можно отметить работы В. А. Масловой «Поэт и культура: Концептосфера Марины Цветаевой» [2], Т. В. Балуш «Лингвоконцептуальный анализ художественного текста» [3] и др.
Объектом изучения в такого рода исследованиях, как правило, становится творчество или писателей-прозаиков, или поэтов, или драматургов. Вместе с тем индивидуально-авторская концепция мира может быть репрезентирована одним и тем же художником слова и в прозе, и в поэзии, и даже в драматургии. В русской литературе - это, например, творчество А. С. Пушкина, И. С. Тургенева, Б. Л. Пастернака, И. А. Бунина и др. Для белорусской литературы одним из наиболее ярких примеров такого рода является литературно-художественное наследие Владимира Короткевича.
Жанровое разнообразие, образная система, концептосфера - эти и многие другие факты идиостиля писателя уже становились объектом ряда исследований. Это, например, работы А. Воробья «Прыдняпроуе у творчым лёсе Уладзiмiра Караткевiча» [4], Ю. М. Литвиновой «Фальклорныя традыцьп у паэзи Уладзiмiра Караткевiча» [5], В. И. Ивченкова «Лексическая организация текста: В творческой лаборатории В. Короткевича» [6], П. П. Жолнеровича «Публщыстыка Уладзiмiра Караткевiча: моуны факт у вызначэнш жанру» [7], С. М. Лясович «Сютэма колераабазначэння у мове творау Уладзiмiра Караткевiча: Структурна-семантычны, функцыянальны i кагнггыуны аспекты» [8] и др.
На наш взгляд, особый интерес для дальнейшего исследования творчества В. Короткевича и для лингвистической стилистики и поэтики представляет феномен прозо-поэтического идиостиля (ППИ), в совокупности представляющий собой двуединое полижанровое (проза + поэзия) образование. Такой анализ предполагает изучение особенностей идиостиля прозы и идиостиля поэзии автора в диалектике общего и частного, универсального и специфического и является актуальным, учитывая то, что модель комплексного исследования прозо-поэтического идиостиля одного автора до сих пор не разработана.
Цель данной работы - выявление лексической структурированности и образного наполнения концептосферы прозо-поэтического идиостиля (ППИ) В. Короткевича на примере анализа лексико-семантического поля (ЛСП) «вода». Данная цель предполагает решение задачи определения и интерпретации ключевых слов-концептов1 и их лексико-семантических полей (ЛСП) как доминант ППИ писателя.
Результаты исследования и их обсуждение
С лингво-концептуальной точки зрения в идиостиле отражается и реализуется языковая картина мира, интерпретируемая сквозь призму индивидуального восприятия автора. Ядро семантического пространства текстов В. Короткевича составляют традиционные для белорусской культуры образы: земля, река, дерево, нива, небо и др. Словесные знаки подобного рода в ППИ автора благодаря концептуализации и коннотативным приращениям претерпевают семантическую трансформацию и в совокупности создают индивидуально-авторскую концептосферу. Её можно представить в следующем виде: базовый собирательный образ - ядро художественной картины мира (у В. Короткевича - это Радзша); его непосредственное наполнение составляют ключевые концептуально значимые лексемы данного поля (зямля (тва, дрэва), вада (рака, мора), неба (сонца, месяц)), в ближайшем окружении которого находится ряд ключевых слов второго порядка (хлеб, груша, дуб, колас, кропля, крынща, човен, туман и др.) (см. схему).
шва, дрэва хлеб, груша, дуб колас, зерне
рака, мора крышца кропля
мова, воля шлях, шчасце "белы конь "
сонца, зорю (месяц) барацьба, каханне жыццё
Схема - Концептосфера ППИ В. Короткевича
Дифференциация концептуально значимой лексики по уровням концептуализации в ППИ В. Короткевича была осуществлена по следующим критериям: объём семантики (гиперонимо-гипономические отношения: вада - мора - рака - крытца - кропля); подверженность метафоризации; интертекстовой статус; частотность употребления и др.
Известно, что вода - один из первичных архетипов. Он нейтрален, т. е. не ограничен рамками конкретного мифологического сюжета, и связан с универсальными категориями человеческого мышления. Суммировав материал, который предлагают «Мифологический словарь» [11], «Словарь символов» Х. Э. Керлота [12] и энциклопедия «Мифы народов мира» [13], можно сформулировать следующие фундаментальные символические значения воды: первоначало, исходное состояние всего сущего, эквивалент первобытного хаоса; андрогинное начало жизни, воплощение мужской или женской плодотворящей силы; эквивалент всех жизненных соков человека; метафора смерти, опасности, исчезновения; начало и финал всех вещей; символ неизмеримой, безличной мудрости.
1 Вслед за В. Н. Телия мы рассматриваем концепт как продукт человеческой мысли и явление идеальное, а, следовательно, он присущ человеческому сознанию вообще, а не только языковому. Концепт - это конструкт, он не воссоздаётся, а «реконструируется» через своё языковое выражение и внеязыковое знание Н. А. Афанасьева [9], определяя термин «концепт», наполняет его сочетанием лингвистического и экстралингвистического содержания, исходя из того, что концепт - это полевая структура, которая имеет ядро и перферию. Ядро составляют значения слова как носителя дополнительной значимой информации и его дериваты. Периферия концепта во многом опирается на экстралингвистические знания и имеет более сложную структуру: ассоциативный слой, слой гештальтов и слой, через который осуществляется выход в контекст культуры (вертикальный контекст, интертекстуальный слой) [10, 8].
Ни одно из названных значений не является словарным в лингвистическом смысле, что видно при их сравнении с парадигмой значения лексемы вода в словаре С. И. Ожегова: 1. Прозрачная, бесцветная жидкость, представляющая собой химическое соединение водорода и кислорода. 2. В нек-рых сочетаниях: напиток или настой. 3. Речное, морское, озёрное пространство, а также их поверхность или уровень <и др. знач.> [14, 89].
Основными репрезентантами концептов в тексте являются ключевые слова, их ЛСП, представленные в виде лексико-семантических цепочек и тематических рядов.
ЛСП «вода» у В. Короткевича представлено ключевым рядом: кропля - крытца -рака (возера) - мора (аюян) (выделение ключевых лексем проводилось с учётом объёма семантики, интертекстового статуса, особой смысловой нагрузки, в том числе подверженности метафоризации, а также по принципу частотности их употребления). Его основу составляют концептуально значимые, текстообразующие для ППИ автора лексемы рака (Днепр) и мора.
Концепт «река», будучи константным, универсальным в художественной картине мира, в прозо-поэтической концептосфере (ППК) В. Короткевича предстаёт уникальным, индивидуальным. Его смысловое наполнение в контексте осуществляется не столько за счет узуального значения лексемы, сколько благодаря авторским коннотациям, составляющим в узусе периферию семантической области данного слова, но в индивидуально-авторском контексте перемещающихся к её центру.
В прозаическом идиостиле В. Короткевича все названные компоненты ЛСП «вода»: кропля - крынща - рака (возера) - мора (аюян), - находятся в тесном контекстуальном взаимодействии. Так, в приводимом ниже примере они объединяются отношениями смысловой градации и участвуют в создании ёмкого метафорического образа, концептуализирующего «Я» героя: «Вось цякуць кроплi, - думау ён. I я такая самая кропля. Яны, злiваючыся утвараюць крынщу, раку, мора. 1м усё адно з юм злщца, Але мне патрэбна тая кропля, адзтая, з якой мы разам нарадзШся у зямной глыбiнi» [15, 182].
Рака у писателя олицетворяет жизнь человека от рождения (кропт) и становления (ручай, рака) до окончания пути и обретения смысла жизни (мора, аюян), где мора ассоциируется с любовью, счастьем (рассказы «У шалашы», «Лятучы галандзец») или становится аллюзией на восстание 1863 года (роман «Каласы пад сярпом тваш»): «Шкнулася да мора магутная рака» [16, 457]. Путь реки к морю - это и метафора поиска жизненной дороги главными героями (роман «Каласы пад сярпом тва1м»), их стремления к счастью, воле: «Але няхай ён хаця б здалёк, хаця б дажджавой кропляй на лкцку дняпроускага явара, кропляй, якая праз хвшну упадзе у крытцу, убачыць далёкае-далёкае мора, да якога ляжыць ягоны шлях» [16, 238]. Так, жизнь Алеся Загорского сопоставляется в романе с Днепром: «...усе людзi вялiкай рак iусе Людз^ увесь Род - гэта ён, а ён -яны» [16, 214].
Характерно, что концептуальная лексема рака зачастую контактирует в ППК В. Короткевича с многозначной концептуальной лексемой дарога: рака - дарога - жыццё (в романе жизненный путь героев метафорически соотносится с рекой (см. примеры выше)): «што ён ведае аб шырокай плыш жыцця» [17, 113], «шлях.уах крат славянсюх злшсяу адну раку i не адрознш, дзе тая, а дзе iншая плынь» [18, 323]); рака - дарога - смерць («з вытокау да вусця раю, што няспынна бяжыць, няухшьна адносячы юных i сталых ладдзi») [18, 263]; ср. также персонифицированное обращение старого Данилы Когута перед смертью: «Рэчка ты мая, рэчанька. Залаценькая ты мая. Бяжы сабе ды бяжы. Няс сабе ды няа» [17, 389].
Кроме того, к выражению авторской идеи о цикличности всего живого в природе можно подводить определённый порядок следования в контексте лексических доминант рассматриваемого ЛСП: «Косцi стануць зямлёй, i вырастуць дрэвы, i пацякуць з iх кроплi дажджу. Проста туды, у раку. I ён стане ракою, а рака - iм. I нават самы мудры, нават бог, iх не адрознщь» [17, 389]. «Свет не стащь на месцы... Ёсць у т стаячая вада i плынь. Першая гте iробщцца балотам, другая - з крытцыробщцаручатай, ракою, морам, дблощмг» [16, 193].
В отличие от прозаического идиостиля, в поэзии В. Короткевича лексемы кропля, ручай доминирующими не являются и фигурируют скорее как отдельные частные образы: «Сцякалi па струнах росы - слёзы душ, багоу, людзей» [18, 222], «як сканаю, душа застанецца у ззянн кожнай крынiчнай слязы» [18, 235], «хмара... i заплакала ад кахання, i слязою чыстаю абмыла» [18, 273], «дожджык скупы, як халодны плач» [18, 344] «на магше Марьи калта у кроплях вясёлкавых слёз» [18, 306]. Здесь нет той смысловой нагруженности, которая возлагается на них в прозе, нет, в частности, метафоры реки как жизненного пути.
В то же время отличительной чертой тропеичности поэзии В. Короткевича является антропоморфизм, реализующийся в процессуальных («хмара... заплакала... i слязою чыстаю абмыла», «дождж лапоча па дратне» [18, 298]) и субстантивных («росы-слезы») олицетворениях.
Лексемы ручай/крынiца представлены здесь как номинации образов пейзажной зарисовки: «будуць давеку крынщы на гэтай зямлi» [18, 251], «хвоi, што растуць над гэтай крынщай» [18, 324], и лишь метафорическое соотношение крытца - песня («крытца песняй завецца, а цячэ яна з гушчы народнай» [18, 324]) наполняется иным содержанием: «пще з чыстай крынщы, з напевау матчыных» [16, 326], «паважайце, любще бацькоускую спадчыну» [18, 326], -таков завет поэта потомкам.
Парадигма текстовых образных представлений концепта «река» представлена в произведениях В. Короткевича несколькими тематическими рядами, ядро которых составляют универсальные, общечеловеческие знания о реке, которые отражены в следующих тематических рядах: рака - бераг - туман («у Дняпро ручаiнай сплывае туман» [18, 269], «абрыу ад ног у плынь Дняпра нырае» [18, 313], «на тым беразе цягнулася Доугая круча» [16, 187], «адхоны над белым Дняпром i лшовыя хмызняк на грывах» [16, 247]); рака - рыба - рыбак -човен («човен мой дрыжыць у цэнтры храма» [18, 220], «увесь Дняпро у кругах i ходзщь рыба шалёна» [15, 182], «рыба брохнула, як вясло» [18, 271], «каля берага плыу у чауне дзед... авы, лысы. Так добры дзед» [15, 196], «дзед авеньш у лазе, трапетюя вуды i барвянец iмклiвы на пшжмш1» [18, 81]). Заметим, что образ старого деда является одним из сквозных в ППИ В. Короткевича. Идея мудрости и вечности выражается, в частности, в ассоциативной параллели: дзед авеньк [18, 82] - авы Дняпро [18, 21].
В прозаических произведениях В. Короткевич прибегает к таким устойчивым метафорическим образам, как рака - «плынь», «стужка», «вада» («iмклiвая плынь Дняпра» [16, 13], «убачыу... далёкую-далёкую стужку Дняпра» [16, 289], «па вадзе скакалi залатыя ккры» [15, 197]). В ближайшем окружении таких номинаций, как правило, появляются средства эмоционально -образного усиления контекста: эпитеты («курганы стаяць ужо кольк стагоддзяу па берагах вялiкай раю» [16, 212], «шмат паветра было над вялкай ракой» [17, 389]), сравнения («узвышауся мур, а за iм Дняпро, падобны на мора» [16, 198], «ён спакойна i рэдка зiхацеу дробнымi хвалямi, як стяе срэбра» [16, 310]).
Что касается поэзии, то здесь аналогичные словесные образы более уникальны, разнообразны, данная образная парадигма представлена шире: рака - люстра - шкло - крышталь - храм -чаша и т. д. («рачное шкло» [18, 165], «бяжыць крышталь да пенных хваль салёных» [18, 200], «Свщязь дрэмле у зялёных гаях, тбы поуная чаша стяя, малахiтавая па краях» [18, 231], «пралятае самотны гусь, разразаючы люстра крылом» [18, 267]).
Многие метафорические конструкции создают образ реки - живого существа: «хваля пясок цалуе, цiха ценi у прыдонных лозах пляце» [18, 79], «цiха цмокае у сне рака» [18, 37], «лiлеi да рання заснулi у цёплай вадзе» [18, 42], «рака уся млела пад сонцам, прымаючы ва улонне сонечную цёплыню» [15, 196], «яна плыве, гуркоча, цурчыць, або проста i плауна рухаецца наперад» [15, 295], «шоу да Дняпра, што спачатку з гарматным гулам крышыу лёд, потым iмчау яго, грувасцячы i зноу бурачы замк з крыг, а потым шырока разлiвауся, тбы хацеу захапщь у сваё улонне як найбольш неба» [17, 249]. Антропоморфизм глагольных метафор В. Короткевича делает описание более наглядным, пластичным.
Концептуальное схождение рака - неба представлено у писателя двумя микрополями: рака - неба - сонца («бачыце, над плынямi Дняпра, поунае пяшчотнай дабрынёю, сонца павкае над вадою» [18, 220], «тольк адзiн прамень падау... на нябачную ваду, мякка залоцячы дно» [16, 156], «Вышэй Сухадола вялiкая рака разлшася на дванаццаць вёрст. Сонца гуляла у ёй, i побач з гэтым магутным ззяннем мiзэрнымi здавалiся блккаук манастырсюх купалоу на тым беразе» [17, 77]). У В. Короткевича солнце по своему величию, мощи и силе соотносится с Днепром как две равные силы; рака - начное неба - звёзды (месяц) - човен - каханне: («перакрэ^ушы вудай смугу агнявую, я гляджу у свтцовы i грыфельны змрок» [18, 269], «ноч iрака... дай мне гэту зямлю з табою абняць... над вялiкай ракою каханне iдзе» [18, 182]).
Такой романтический образ, состоящий из градационного наращивания концептуальных смыслов: река жизни - чёлн - звёздное небо - люди - счастье (сквозной для ППИ автора), -выполняет роль финального аккорда в развитии отношений между героями. В большей степени это характерно для прозы В. Короткевича. В подтверждение приведём несколько примеров:
«Недзе далёка, па курсу парахода, гарэла жзкая стяя зорка. Стоячы на носе парахода, яны плылi проста на яе... i бясконцы быу шлях да стяй зорю» (рассказ "У шалашы" [15, 189]), «каучэг гнала, злёгку пагойдваючы на хвалях, i зверху глядзелi на яго зоры, яюя тысячы разоу бачылi гэта i усё ж не стамлялкя зайздросцщь зямной цеплынi» (рассказ «Блашт i золата дня» [15, 208]); «Ён стаяу i глядзеу на свет. Дрэвы замерлi. Блшчэла шырокае улонне Дняпра... Неба высыпала, нечакана для пачатку лета, тысячы зор... у яе пагрозлiва- блгзюх вачах былi два маленьюя адбтк Шляху Продкау» (история любви между Алесем и Майкой в романе «Каласы пад сярпом тваiм» [17, 338-339]). В таких контекстах на первый план выходит чувственный образ, который воплощает индивидуально-авторскую концепцию мира о гармонии межличностных отношений.
Неотъемлемой частью пейзажа реки в ППИ В. Короткевича являются деревья («I зашумяць асты над ракою, i будуць светлымi улетку дм» [18, 311]). Номинирующие их лексемы также наполняются особым смыслом. Например, вечнозеленая сосна - дерево скорби и печали: «i хацеу бы ляжаць я над родным Дняпром, на зялёным, сасновым, грывастым пагосце» [18, 358]. В романе «Каласы пад сярпом тваiм» она становится предвестником трагической гибели (расправа над Юлианом Лопатой и Стефаном Когутом): «Там, на узлеса, як волат, стаяла магутная сухая сасна» [17, 274]. О соснах вспоминает старый Вежа, пытаясь вернуть внуку жажду к жизни, утраченную после смерти матери: «Ы^вы, дрыготю, як страла у палёце, Дняпро... Доугае, з вярсту, i высокае, сажняу у пяцьдзесят, урвшча... Крывава-чырвоная глiна... I на строме, карэннямi угору i свежымi шатамi ушз, - сосны... Вiсяць... Бтыя, страшна скарлючаныя... Перавiтыя, непрыступныя, самотныя... Няскораныя у сваiм жаданн жыць там, дзе не здолеу i не захацеу жыць тхто» [17, 242]. В таком контексте на первый план выдвигается ассоциативно-образное концептуальное схождение рака - дрэва. Аллюзией вольнораспахнутой стихии великой реки и ветра, бескрайнего простора выступает суровое и непобедимое дерево - сосна, которое, как и река, неподвластно никаким переменам. Аналогичную концептуальную нагруженность данного словесного образа встречаем и в поэзии: «над стромай страшэннай шапку з чорнага голля надзела сасна... добра жыць на сасне - над шэрымi хатамi, на абрывах высоюх» [18, 80].
Концептуальная лексема рака, наряду с другими (зямля, нiва, дрэва, мора, неба, сонца, месяц и др.), входит в состав базового собирательного концепта Радзша, один из фрагментов которого формируется за счёт ЛСП «вода»: «праплысцi б рэкамi радзiмы ранняй» [18, 213], «падае кропля, i цiха, так цiха звiнiць, быццам растю вясёлак з дубоу беларусюх у срэбныя чашы лясных беларусюх крытц» [18, 213]; «Той змрочны, лясны, тужлiвы, але самы родны свет, дзе яны нарадзтся: Волхава балота... Прыпяць i сiвавусы Нёман, i багатыя прыдняпроусюя гарады... i чыстыя крытцы, у яюх плаваюць люстраныя карцы» [16, 292].
В ППИ приоритет отдан реке Днепр. Об этом свидетельствует частота употребления: в поэзии свыше 30 упоминаний (для сравнения - реки Сож, Припять, Двина - по 1 разу, Береза - 2, Свитязь - 3, Неман - 5), а в романе «Каласы пад сярпом тва1м» его образ персонифицирован и обладает особой смысловой наполненностью, о чем речь шла выше. Неслучайно В. Короткевич влюблено пишет: «мой Дняпро» [16, 237]. Днепр предстает великим, мощным, неподвластным: «вялiкая рака» [6,80], «над Дняпром шыроюм выемка светлай аркаю лягла» [18, 317], «Дняпро быу у гэтым месцы просты, як страла... А круча на тым беразе была самым дзiуным, што калi-небудзь ён свавольна утварыу» [16, 187]; мудрым, вечным: «магутны, сiвы Дняпро» [18, 19], «яго душу узгадвалi старык i плgунi адвечнага, як Беларусь, Дняпра» [18, 228]. Для писателя лексические доминанты Днепр - Прыдняпроуе - Радзма составляют единое смысловое пространство: «за Дняпро, за Беларусь» [18, 297].
Выводы
1. Концептуальное единство ППИ заключается в тесном контекст-партнёрстве ключевых слов, концептуально значимых лексем, выполняющих текстообразующую функцию в пределах всего текстового пространства творчества автора.
2. Основными элементами концептуальной структуры ППИ В. Короткевича являются следующие лексические компоненты: базовый собирательный образ (ядро художественной концептуальной картины мира - концепт Радзiма); его смысловое наполнение составляют концептуально значимые ключевые лексемы (зямля (нiва, дрэва), вада (рака, мора), неба (сонца, месяц)), в ближайшем окружении которых находятся такие лексемы, как груша, дуб, колас, кропля, крынща, човен, туман и др.
3. Троповость, ярко выраженная авторская позиция, своеобразное индивидуально -авторское восприятие действительности, антропоморфизм образно-экспрессивных номинаций, концептуализация общеизвестных слов - отличительные черты идиостиля В. Короткевича.
4. ЛСП «вода» в ППИ автора представлено едиными ключевыми словами-концептами, образующими лексико-семантические цепочки и тематические ряды. Особенности поэзии и прозы по отношению к концептуализации воды заключены в своеобразном смысловом, лексическом, эмоциональном наполнении ключевых лексем, а также обусловлены жанрово-композиционными и эмоционально-образными возможностями прозаических и поэтических текстов. Так, в прозаическом идиостиле шире представлен ряд ключевых лексем кропля - крынща - рака (возера) - мора (атян), которые в большей степени подвержены концептуализации. В поэтических текстах некоторым из этих лексем отведена лишь роль номинации образов частного порядка (кропля - ручай/крынща).
Литература
1. Идиостиль // Кругосвет : энциклопедия [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://slovari.yandex.ru/dict/krugosvet/article/2/29/1007657.htm. - Дата доступа : 20.05.2008.
2. Маслова, В. А. Поэт и культура: концептосфера Марины Цветаевой : учеб. пособие / В. А. Маслова. - М. : Флинта : Наука, 2004. - 256 с.
3. Балуш, Т. В. Лингвоконцептуальный анализ художественного текста / Т. В. Балуш. - Минск : БГПУ, 2005. - 113 с.
4. Верабей, А. Прыдняпроуе у творчым лесе Уладзiмiра Караткевiча / Анатоль Верабей // Роднае слова. - 2003. - № 3. - С. 95-98.
5. Лившава Ю. М. Фальклорныя традыцьп у паэзи Уладямра Караткевiча / Ю. М. Лившава // Веснгк Беларускага дзяржаунага утверсиэта. Сер. 4, Фшалопя. Журналгстыка. Педагоггка. - 2004. - № 2. - С. 3-8.
6. Ивченков, В. И. Лексическая организация текста: В творческой лаборатории В. Короткевича / В. И. Ивченков. - Мшск : БГУ, 2002. - 211 с.
7. Жауняровгч, П. П. Публщыстыка Уладзiмiра Караткевiча: моуны факт у вызначэннг жанру : аутарэф. дыс. ... канд. фшал. навук : 10.01.10 / П. П. Жауняровгч ; Беларус. дзярж. ун-т. - Мшск, 2006. - 23 с.
8. Лясовiч, С. М. Сгстэма колераабазначэння у мове творау Уладзiмiра Караткевiча: структурна-семантычны, функцыянальны и кагниыуны аспекты : аутарэф. дыс. ... канд. фшал. навук : 10.02.01 / С. М. Лясович ; 1нстытут мовазнауства iмя Якуба Коласа Нацыянальнай акадэмп навук Беларусг. -Мшск, 2006. - 24 с.
9. Телия, В. Н. Русская фразеология: семантические, прагматические и лингвокультурологические аспекты. - М. : Языки русской культуры, 1996. - 284 с.
10. Афанасьева, Н. А. Соотношение «образ - концепт - символ» в поэтическом тексте (на материале поэтических текстов М. Цветаевой) / Н. А. Афанасьева // От слова к тексту : материалы докл. Междунар. науч. конф., Минск, 13-14 нояб. 2000 г. : в 3 ч. - Минск : МГЛУ, 2000. - Ч. 3. - С. 8-10.
11. Мифологический словарь / авт. кол.: А. А. Аншба [и др.] ; под ред. Е. М. Мелетинского. - М. : Большая Российская Энциклопедия, 1992. - 736 с.
12. Керлот, Х. Э. Словарь символов / Х. Э. Керлот. - М. : REFL-book, 1994. - 608 с.
13. Мифы народов мира : в 2 т. / редкол. : С. А. Токарев (гл. ред.) [и др.]. - М. : Советская энциклопедия, 1987-1988. - Т. 2. - 560 с.
14. Ожегов, С. И. Толковый словарь русского языка: 80000 слов и фразеологических выражений / С. И. Ожегов и Н. Ю. Шведова ; Российская академия наук. Институт русского языка им. В. В. Виноградова. - 4-е изд., доп. - М. : Азбуковник, 1999. - 944 с.
15. Караткевiч, У. Аповесцг, апавяданнг казкг / У. Караткевiч // Збор творау : у 8 т. - Мшск : Маст. лгт., 1988. - Т. 2. - 511 с.
16. Караткевiч, У. Каласы пад сярпом тваiм / У. Караткевiч // Збор творау : у 8 т. - Мшск : Маст. лгт., 1989. - Т. 4 : Раман. - Кн. 1. - 399 с.
17. Караткевгч, У. Каласы пад сярпом твагм / У. Караткевгч // Збор творау : у 8 т. - Мшск : Маст. лгт., 1989. - Т. 5 : Раман. - Кн. 2 : Зброя : Аповесць. - 527 с.
18. Караткевгч, У. Вершы, паэмы / У. Караткевгч // Збор творау : у 8 т. - Мшск : Маст. лгт., 1987. -Т. 1. - 431 с.
Summary
The article considers the features of lexical structuredness and figurative filling of the conceptual sphere of V. Korotkevich's prose and poetic individual style by the example of lexical and semantic field «water». Prose and poetic individual style represents twofold polygenre linguistic and stylistic phenomen in dialectics of general and particular, universal and specific. The research of prose and poetic individual style is urgent because the model of complex prose and poetic individual style of one author is not still developed.
Поступила в редакцию 09.10.08.
