© 2012
Н. С. Соловьева
ПРОЯВЛЕНИЕ ОППОЗИЦИИ «СВОЙ-ЧУЖОЙ» В СОЦИАЛЬНЫХ
ГРУППАХ (на материале фразеологии)
В статье рассматривается проявление оппозиции «свой-чужой» в социальных группах на примере английских и русских социально маркированных фразеологических единицах. Выделяются основные социальные группы, между членами которых ярко проявляется противопоставление своих и чужих, а также указывается главная негативная характеристика, приписываемая чужому в этих группах. Особое внимание уделяется гендерной принадлежности чужого в обоих языках.
Ключевые слова: лингвистика, гендерная принадлежность, социально маркированная фразеологическая единица, социальная группа, социальные и поведенческие отношения
Оппозиция свой-чужой — одна из фундаментальных бинарных оппозиций, лежащих в основе формирования национальной и социальной идентичности. Однако в системе бинарных оппозиций, культурная константа свой-чужой занимает особое место. Являясь исторически более новой1, она постоянно изменяется и усложняется по мере развития этноса, сознания и общественной структуры. Границы между своими и чужими текучи и переменчивы как в пределах каждой эпохи, так и, тем более, в историческом процессе.
На первоначальном этапе развития общества чужим считается представитель иной общности или в более широком масштабе — другого этноса, носитель иной культурной традиции2. По мере развития национальная культура утрачивает свою однородность, параллельно развивается «низкая» и «высокая» субкультуры. В индустриальную эпоху соотношение субкультур усложняется: помимо традиционной и элитарной формируется городская и профессиональная субкультуры3. Кроме того, в разных национальных культурах и субкультурах, разграничение на своих и чужих существенно варьируется и в зависимости от религиозной конфессии.
В конечном итоге в обществах со сложной социально-общественной структурой разграничение на своих и чужих по этническому признаку, по принадлежности к одной культурной традиции и использованию одного языка утрачивает базовую ценность. В идентификации своего и чужого существенную роль начинают играть социальные и поведенческие факторы.
Таким образом, в ходе своего развития оппозиция свой-чужой в приложении к социуму осмысляется через разноуровневые связи человека: кровно-родственные и семейные (свой-чужой род, семья), этнические (свой-чужой народ, нация),
Соловьева Наталья Сергеевна — кандидат филологических наук, доцент кафедры английского языка Магнитогорского государственного университета. E-mail: [email protected]
1 Степанов 2001, 127.
2 Байбурин 1993.
3 Толстой 1995.
языковые (родной-чужой язык, диалект, говор), конфессиональные (своя-чужая вера), социальные (свое-чужое общество, сословие, коллектив), поведенческие (образ жизни большинства — образ жизни того, кто его не придерживается)4.
На каждом уровне структуры, которую охватывает оппозиция свой-чужой, проявляется выраженная аксиологическая направленность: свое — значит хорошее, правильное, естественное, необходимое, чужое — наоборот, нередко получает характеристики прямо противоположные тем, которыми обладает свое. В результате такого восприятия многие стереотипные признаки своего соотносятся с нормой или с положительной оценкой, а чужого — почти всегда с отрицательной5.
Между членами оппозиции существует тесная взаимосвязь, однако первичным, детерминирующим содержание образа свой является содержание образа чужой. В этом смысле образ своего является вторичным, подчиненным образу чужого6. Таким образом, чужой всегда более детерминирован, ярче представлен, и, как следствие, больше обращает на себя внимание.
Представляя собой один из наиболее древних, значимых компонентов человеческого сознания, дихотомия свой-чужой привлекает внимание ученых различных гуманитарных наук и имеет богатую научную традицию, как в отечественной науке, так и за рубежом. Не стала исключением и лингвистика.
Существует немалое число лингвистических работ, посвященных исследованию разных аспектов содержательной стороны оппозиции через ее семиотические проявления, а также, анализу языковых способов выражения семантики «свойственности-чуждости».
Тем не менее, несмотря на интерес языковедов к дихотомии, спектр способов реализации ее в языке и действительности еще не достаточно подробно выявлен и изучен. Кроме того, внимание исследователей, как правило, привлекают отношения на уровне этнических и кровно-родственных связей. Социальные и поведенческие отношения, как правило, остаются вне поля исследования.
В этой связи представляется интересным обратиться к социальным характеристикам своего и чужого, поскольку, по данным некоторых исследований, в современном обществе именно социальные отношения представляют первостепенную значимость в определении своего и чужого1. Кроме того, языковеды несправедливо игнорируют гендерную принадлежность своих и чужих, изучение которой является весьма актуальным в свете бурного развития гендерных исследований.
Для анализа социальных и поведенческих характеристик своего и чужого представляется целесообразным обратиться к фразеологическому фонду английского и русского языков, причем к социально маркированным фразеологическим единицам (далее ФЕ), взятым из словарей сленга и жаргона. Обращение к фразеологическим фондам двух языков, английского и русского, позволяет провести сопоставительный анализ социальных характеристик своего и чужого и выявить тенденции общие для обеих языковых картин мира.
4 Виноградова 1995, 17-20.
5 Рябова 2003, 125-126.
6 Марковина 2005, 217.
7 Овчинникова 2008.
При исследовании социально маркированных ФЕ в обоих языках наибольшее противостояние своих и чужих проявляется в следующих социальных группах: городские — деревенские жители, уголовные элементы — законопослушные граждане, уголовные элементы — правоохранительные органы.
Чужие и в английском, и в русском фразеологических фондах однозначно характеризуются отрицательно. Так, городской житель высмеивает деревенского жителя, а деревенский неодобрительно относятся к городскому: country cousin «провинциал, деревенский житель, впервые попавший в город»; city slicker "a smart, smooth fellow from the city"; сиволапый лох «(угол.) сельский житель, колхозник»; навозный жук «(презр.) о сельском жителе».
Представители криминального мира негативно воспринимают законопослушных граждан и служителей закона: трудящийся лох "простой человек, жертва вора или шулера"; flatfoot "(sl. derog.) a policeman"; гад лягавый «(угол. презр.) милиционер, сотрудник милиции; сотрудник уголовного розыска; сотрудник ИТУ».
Внутри одной социальной группы также наблюдается разделение на своего и чужого. Причем чем сложнее организация социальной группы, тем сложнее отношения между своими и чужими. К примеру, дифференциация на своих и чужих в среде военных проявляется в зависимости от рода войск, к которому принадлежат военнослужащие. Так, моряки негативно отзываются о неморяках: сухопутный карась. Летчики являются объектом презрения со стороны моряков и представителей сухопутных войск: the Glamour Boys "(Army and RN) the RAF".
Помимо разделения на своих и чужих по социальной принадлежности, внутри социальных групп наблюдается проявление поведенческих факторов в дифференциации своих и чужих. Тот, чье поведение не соответствует нормам внутри социальной группы, получает негативную оценку и воспринимается как чужой. Особенно ярко резкая грань между своими и чужими по поведенческим характеристикам (на основании данных фразеологических фондов) наблюдается в среде военных. Очевидно, это объясняется сложной, разветвленной структурой данной социальной группы и жесткой иерархией отношений внутри нее.
Так, опытные военнослужащие с призрением отзываются о своих неопытных товарищах: land-lubber "(Navy) новичок, «салага»"; рыбья чешуя «молодой матрос».
Военные, долгое время находящиеся в гарнизоне или в тылу, штабные работники получают от действующих военных отрицательную оценку: base rat (swine / wallah) "(military call) a soldier employed behind the lines"; ground hogs / chairborne airmen / wingless wonder "members of Air Force in non-flying status"; ass-polisher "(mil sl) штабной работник, бюрократ"; гарнизонная крыса «(устар. презр.) военнослужащий, долгое время находящийся в гарнизоне»; бумажный карась «(шутл.-ирон.) моряк, служащий на берегу».
Негативными характеристиками чужого наделяются и те военнослужащие, поведение которых нарушает определенные нормы морали, принятые в среде военных. Чужими однозначно считаются те, кто предает своих товарищей, наушничает начальству, пытается выслужиться: forecastle (bilge) rat "(Navy) a sailor who acts as a spy on his fellows for the officers"; brown nose "a toady, a sycophant"; барабанщик революции «(морск. или курсант. шутл.-ирон.) активный, примерный курсант».
Объект относят к своим или чужим на основе ряда признаков; причем, как правило, основанием для классификации становятся перцептивно выпуклые, т.е. легко воспринимаемые признаки. Поэтому при восприятии «другого» часто действует примитивная схема чужой — опасный, чужой — нелепый8. Однако образ чужого как опасного, очевидно, складывается на этническом и национальном уровнях. При анализе социально маркированных ФЕ, обозначающих чужого, отмечается, что главная характеристика, которой наделяется чужой — глупость. Причем глупость как отрицательная черта присваивается объекту оценки не столько в силу недостаточных интеллектуальных способностей, сколько как доминирующая отрицательная характеристика, заведомо приписываемая чужому.
Житель провинции однозначно представляется глупцом и простофилей: bacon bonce "a duff fellow, one whose reactions are slow like those of a country yokel"; сибирский (тамбовский) валенок «грубый, простой, провинциального вида некультурный человек»; чмо из Зажопинска «(мол. пренебр.) простофиля-провинциал».
Для преступников потенциальная жертва — глупец или простак: soft mark "(разг.) легкая добыча; жертва, человек, которого легко обмануть"; олень с развесистыми рогами «(угол. ирон. или пренебр.) наивный, неопытный человек, не принадлежащий к преступному миру». Невысоко оценивают криминальные элементы и умственные способности служителей правопорядка: Mickey mouse "a stupid person; a policeman; чайник со свистком «милиционер».
Бывалые немолодые офицеры нелестно отзываются об умственных способностях молодых офицеров: damned young fools "officers under the age of thirty (used by old officers)". Молодые офицеры в свою очередь, не ставят под сомнение глупость своих старших товарищей: silly old blighters "old officers with long service (used by the youngsters who thought them to be a little bit queer)".
Обращает на себя внимание то, что чужим на социальном уровне, по данным фразеологических фондов английского и русского языков, является мужчина. Ум, как известно, одна из главных положительных характеристик мужчины9, поэтому неудивительно, что чужым отказывают в наличии ума, в то время как свои однозначно считаются умными.
Гендерная маркированность членов оппозиции свой-чужой на социальном уровне вполне объяснима и закономерна. Известно, что отрицательные качества женщины интернациональны10. В связи с этим женщина, даже являясь своей в данной социальной группе, часто получает негативную оценку только в силу своего биологического пола. Кроме того, исторически социальная активность мужчины выше, он чаще входит в различные социальные группы. Женщине же в общественной жизни, даже в современном обществе, по-прежнему отведена приватная сфера, связанная с домом и семьей. Поэтому представителем определенной социальной группы видится, прежде всего, мужчина, а не женщина. В силу этого мужчина, а не женщина чаще всего воспринимается в образе чужого или своего не только как представителя иной нации, но и как члена иной социальной группы в рамках одной национальной общности.
8 Филюшкина 2005, 126.
9 Митина 1999, 170.
10 Малишевская 1999.
В целом изучение характеристик членов оппозиции свой-чужой на социальном и поведенческом уровнях представляется весьма перспективным и требует дальнейшего глубокого исследования.
ЛИТЕРАТУРА
Байбурин А. К. 1993: Ритуал в традиционной культуре: структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов. СПб.
Виноградова Л. Н. 1995: Человек / нечеловек в народных представлениях // Человек в контексте культуры. Славянский мир. М., 17-21.
Малишевская Д. Ч. 1999: Базовые концепты культуры в свете тендерного подхода (на примере оппозиции «Мужчина/Женщина») // Фразеология в контексте культуры. М., 180184.
Марковина И. Ю. 2005: Культурная константа «свой-чужой» на аксиологической оси модели мира: механизмы защиты // Язык. Сознание. Культура / Н. В. Уфимцева, Т. Н. Ушакова (ред.). М.; Калуга, 217-230.
Митина О. В. 1999: Женское гендерное поведение в социальном и кросскультурном аспектах // Общественные науки и современность. 3, 179-191.
Овчинникова И. Г. 2008: Дихотомия свой - чужой в сознании молодых россиян (по материалам ассоциативного эксперимента). [Электронный ресурс] — Режим доступа: http// elar.usu.ru/bitstream/1234.56789/1838/1/Part2+2008-05.pdf.
Рябова Т. Б. 2003: Стереотипы и стереотипизация как проблема гендерных исследований // Личность. Культура. Общество. 1-2 (15-16), 120-138.
Степанов Ю. С. 2001: Константы: Словарь русской культуры. М.
Толстой Н. И. 1995: Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М.
Филюшкина С. 2005: Национальный стереотип в массовом сознании и литературе (опыт исследовательского подхода) // Логос. 4 (49), 125-139.
"STRANGE OR FRIENDLY" OPPOSITION IN SOCIAL GROUPS (based on Set Phrases)
N. S. Solovyova
The article considers opposition "strange or friendly" in social groups by the example of English and Russian socially marked set phrases. The author marks out three principal social groups whose members give evidence of "friendly-strange" opposition, and shows the chief negative characteristic attributed to strangers by these groups. Particular emphasis has been given to gender identity of a stranger in both languages.
Key words: linguistics, gender identity, socially marked set phrase, social group, social and behavioral relations