CC BY
9
Научная статья
УДК 343.131
Процессуальная активность следователя - основное подтверждение разумности срока предварительного расследования
Стельмах Владимир Юрьевич
Уральский юридический институт МВД России, Екатеринбург, Россия, vlstelmah@mail.ru,
https://orcid. qsx/340911 0000-0002-7558-6531
Аннотация. В статье кратко анализируется содержание принципа осуществления судопроизводства в разумный срок. Констатируется, что редакция соответствующей нормы уголовно-процессуального закона не вполне совершенна, в частности, в ней фактически слиты объективный срок расследования и субъективные сроки, касающиеся обвиняемого (подозреваемого) и потерпевшего, хотя данные сроки целесообразно разграничить и установить их соотношение. Разумный срок уголовного судопроизводства, будучи принципом уголовно-процессуальной деятельности, является положением идейного, фундаментального характера, содержание которого шире, чем обычное соблюдение сроков, установленных уголовно-процессуальным законом для производства тех или иных действий и принятия решений. Разумность срока предварительного расследования подтверждается прежде всего процессуальной активностью следователя, то есть проведением им следственных действий, избранием принудительных мер и принятием процессуальных решений. Вместе с тем процессуальная активность не должна носить формальный характер. В частности, не является реальной процессуальной активностью периодическое производство одинаковых по содержанию следственных действий, не сопровождающихся получением новых доказательств, а также неоднократное продление срока действия избранных мер принуждения по одинаковым основаниям. В подобных ситуациях следует исходить из того, что принцип разумности срока предварительного расследования не соблюдается.
Ключевые слова: уголовное судопроизводство, предварительное расследование, разумный срок, процессуальная активность, следователь, следственные действия, меры принуждения, меры пресечения
Для цитирования: Стельмах В. Ю. Процессуальная активность следователя - основное подтверждение разумности срока предварительного расследования // Вестник Уральского юридического института МВД России. 2023. № 3. С. 60-64.
Original article
The procedural activity of the investigator is the main confirmation of the reasonableness of the term of the preliminary investigation
Stelmakh Vladimir Yu.
Ural Law Institute of the Ministry of the Interior of Russia, Yekaterinburg, Russia, vlstelmah@mail.ru,
https://orcid. qsx/340911 0000-0002-7558-6531
Abstract. The article briefly analyzes the content of the principle of judicial proceedings in a reasonable time. It is stated that the wording of the relevant norm of the criminal procedure law is not completely perfect, in particular, it actually merges the objective term of the investigation and the subjective terms concerning the accused (suspect) and the victim, although it is advisable to distinguish these terms and establish their relationship. A reasonable period of criminal proceedings, being the principle of criminal procedural activity, is a provision of an ideological, fundamental nature, the content of which is broader than the usual observance of the deadlines established by the criminal procedure law for the production of certain actions and decision-making. The reasonableness of the term of the preliminary investigation is confirmed primarily by the procedural activity of the investigator, that is, by conducting investigative actions, choosing coercive measures and making procedural decisions. At the same time, procedural activity should not be formal. In particular, the periodic production of investigative actions of the same content, not accompanied by the receipt of new evidence, as well as the repeated extension of the validity period of selected coercive measures on the same grounds, is not a real procedural activity. In such situations, it should be assumed that the principle of the reasonableness of the period of preliminary investigation is not respected.
© Стельмах В.Ю., 2023
Keywords: criminal proceedings, preliminary investigation, reasonable time, procedural activity, investigator, investigative actions, coercive measures, preventive measures
For citation: Stelmakh V. Yu. The procedural activity of the investigator is the main confirmation of the reasonableness of the term of the preliminary investigation // Bulletin of the Ural Law Institute of the Ministry of the Interior of Russia. 2023. № 3. Pp. 60-64.
Требование о проведении предварительного расследования в относительно сжатые сроки традиционно формулировалось в теории уголовного процесса, а также выдвигалось к следователям в практической деятельности. Считалось, что, во-первых, сама система закрепленных в уголовно-процессуальном законе сроков предварительного расследования оптимальна и позволяет в эти сроки осуществить сбор всех необходимых для установления обстоятельств совершения преступления доказательств, а во-вторых, порядок продления процессуальных сроков выступает надежной гарантией того, что предварительное расследование по делу не будет необоснованно затягиваться. Следует подчеркнуть, что само по себе продление срока дознания и тем более предварительного следствия никогда не рассматривалось в качестве какого-либо нарушения. Речь шла только о том, чтобы это продление вызывалось не допущенной по делу волокитой, а реальной необходимостью собирания доказательств при условии достаточно интенсивной и эффективной следственной деятельности.
В 2010 году УПК РФ был дополнен статьей 6.1 «Разумный срок уголовного судопроизводства», помещенной в главу 2 «Принципы уголовного судопроизводства». Столь высокий уровень регламентации (отнесение данной нормы к принципам уголовно-процессуальной деятельности) предполагал, что ст. 6.1 УПК РФ будет носить скорее программный, декларирующий характер, нежели предусматривать какие-либо конкретные правила, касающиеся отдельных частных случаев соблюдения процессуальных сроков [1, с. 87; 2, с. 161].
В научной литературе справедливо подчеркивается, что соблюдение разумных сроков уголовно-процессуальной деятельности позволяет обеспечить не только частные, но и публично-правовые интересы, и в конечном итоге направлено на достижение назначения уголовного судопроизводства [3, с. 115].
Первоначальная редакция ст. 6.1 УПК РФ включала в себя 6 частей. В ч. 1 ст. 6.1 УПК РФ было закреплено очевидное и не вызывающее сомнений положения о том, что уголовное судопроизводство осуществляется в разумный срок. Часть 2 ст. 6.1 УПК РФ воспроизводила положения ряда других норм закона о необходимости соблюдения отдельных процессуальных сроков и возможности их продления только в порядке, установленном УПК РФ, что предполагало наличие необходимых оснований, условий для продления срока и соблюдения процедуры продления. Принципиальный характер носило закрепленное в ч. 2 ст. 6.1 УПК РФ положение о том, что наиболее значимые элементы уголовно-процессуальной деятельности -уголовное преследование, назначение наказания и
прекращение уголовного преследования - должны осуществляться в разумный срок.
Совокупность данных законодательных установлений позволяла сделать следующие выводы. Во-первых, требование о разумности срока уголовного судопроизводства возводилось в ранг принципа уголовно-процессуальной деятельности, тем самым оно распространялось на все стадии уголовного процесса и приобретало характер основополагающей идеи, выходящей за рамки требования о соблюдении конкретных процессуальных сроков. Напротив, устанавливалось иное соотношение названных правил - система отдельных предусмотренных УПК РФ сроков производства тех или иных действий и принятия решений рассматривалась как гарантия выполнения общего положения о производстве по делу в разумный срок [4]. Во-вторых, подтверждением сказанного являлось отмеченное положение об обязательности осуществления в разумный срок уголовного преследования, назначения наказания и прекращения уголовного преследования. Разумеется, в этом можно усмотреть некоторую непоследовательность законодателя. Получается, что он в известной степени противопоставил указанные направления уголовно-процессуальной деятельности производству по делу в целом. По буквальному смыслу закона, общее соблюдение процессуальных сроков и разумный срок принятия названных решений как бы отрывались друг от друга. Но, представляется, такой цели законодатель не преследовал, а всего лишь акцентировал внимание на главнейших аспектах уголовно-процессуальной деятельности.
В ч. 3 ст. 6.1 УПК РФ были закреплены, на первый взгляд, критерии разумности срока досудебного производства по делу. Однако детальный анализ этой нормы позволял констатировать, что требования соблюдения разумного срока относились не столько к расследованию в целом, сколько к персональному уголовному преследованию в отношении конкретного лица, либо, напротив, к конкретному потерпевшему. Более того, объективные факторы подчинялись субъективным и оценивались через их призму. По тексту закона, разумный срок уголовного судопроизводства для обвиняемого (подозреваемого) включал сроки со дня начала осуществления уголовного преследования, а для потерпевшего - со дня подачи заявления о совершении в отношении него преступления. Получалось, что по одному уголовному делу требуется по-разному оценивать разумность сроков производства относительно различных участников [5, с. 123; 6, с. 34].
Такая конструкция ч. 3 ст. 6.1 УПК РФ была обусловлена имплементацией в российское национальное
законодательство положений ст. 9 Международного пакта о гражданских и политических правах [7], содержащих требования о необходимости максимально возможно краткого срока заключения лица под стражу до судебного разбирательства. Вместе с тем было очевидно намерение российского законодателя закрепить в УПК РФ более высокий стандарт соблюдения базовых прав граждан, распространив требование соблюдения разумного срока не только на указанную меру пресечения, но и на все производство по уголовному делу в целом. Однако, как представляется, в этом случае было целесообразно разделить разумный срок производства по делу (объективный срок) и разумные сроки осуществления уголовного преследования и защиты прав потерпевшего (субъективные сроки), подыскать оптимальные формулировки, позволяющие диалектически сочетать оценку разумности объективных и субъективных сроков.
В ч. 4 ст. 6.1 УПК РФ содержалось примыкающее по смыслу к предыдущим частям положение о том, что обстоятельства, связанные с организацией работы органов дознания, следствия, прокуратуры и суда, а также рассмотрение уголовного дела различными инстанциями не может приниматься во внимание в качестве оснований для превышения разумных сроков осуществления уголовного судопроизводства.
В ч. 5 и 6 ст. 6.1 УПК РФ были закреплены новые, ранее не присущие российскому уголовно-процессуальному праву правила о возможности участника уголовного судопроизводства в судебных стадиях обратиться к председателю суда с заявлением об ускорении движения дела и полномочиях председателя суда по ускорению производства.
Впоследствии ст. 6.1 УПК РФ неоднократно дополнялась, в том числе и путем включения в нее новых частей. Приходится констатировать, что новые положения весьма часто носили излишне «точечный» характер, регламентировали конкретные частные ситуации, при этом их включение в текст закона не всегда соответствовало более общим нормативным правилам той же статьи УПК РФ. Вместе с тем детальный анализ данных установлений представляет собой тему отдельного исследования и выходит за рамки настоящей статьи.
В ч. 3 ст. 6.1 УПК РФ установлены обстоятельства, которые необходимо учитывать при оценке разумности срока досудебного производства по делу: своевременность обращения потерпевшего с заявлением о преступлении; правовая и фактическая сложность материалов доследственной проверки или уголовного дела; поведение участников судопроизводства, достаточность и эффективность действий суда, прокурора, должностных лиц органа предварительного расследования; общая продолжительность уголовного судопроизводства.
В практической деятельности зачастую основным критерием оценки разумности срока досудебного производства выступает ритмичность расследования, то есть постоянная и примерно равномерная процессуальная активность следственного органа.
Отсутствие такой активности, как правило, рассматривается как очевидное подтверждение фактов допускаемой по делу волокиты. Вместе с тем такой подход был бы однозначно правильным, если бы в производстве следователя всегда находилось одно уголовное дело. Однако следователь в подавляющем большинстве случаев расследует несколько дел, и по каждому из них требуется производство следственных действий, применение принудительных мер, составление процессуальных документов. Соответственно, усиление процессуальной активности по одному делу объективно сопровождается снижением такой активности по другим делам. Не учитывать эти факторы - значит игнорировать реальность. Однако сказанное не означает, что следователь вправе допускать по делу волокиту. Должное планирование служебной деятельности, учитывающее комплекс расследуемых следователем дел, может в значительно степени нивелировать негативные последствия и обеспечить относительно ритмичную работу следователя.
Возникает вопрос, по каким обстоятельствам оценивать соблюдение разумного срока предварительного расследования. Представляется, что главный критерий - это наличие по делу процессуальной активности, то есть производство следственных действий и принятие процессуальных решений, связанных с направлением хода расследования. Вместе с тем процессуальная активность зачастую бывает фиктивной, заключающейся в периодическом производстве следственных действий однотипного характера, не сопровождающихся получением новой значимой для дела информации. Так, по уголовному делу о мошенничестве следователем периодически, примерно раз в месяц, производился обыск в квартире и офисном помещении обвиняемого, всего было произведено три таких обыска. Дважды по результатам обысков изымался один и тот же компьютер, после чего следственная деятельность сводилась к его осмотру и возврату обвиняемому. При этом конкретная следственная ситуация по делу свидетельствовала о полной ненужности проведения подобных процессуальных действий, по результатам их производства никаких дополнительных сведений, имеющих какое-либо значение для дела, получено не было. Неясно было, какие сведения планировалось собрать через несколько месяцев после возбуждения дела на компьютере, периодически изымавшемся у подозреваемого. При этом необходимость производства обыска для изъятия в том числе компьютеров и последующего осмотра содержащейся на них информации дважды указывалась в качестве оснований для продления срока предварительного расследования [8].
Кроме того, в ряде случаев производятся следственные действия, не вызываемые необходимостью установления обстоятельств дела. Так, по уголовному делу о хищении бюджетных средств руководителем управляющей компании М. следователем на протяжении третьего месяца расследования были произведены только допросы лиц, лично знавших М. по
прошлым местам работы. Никакой доказательственной ценности для расследования дела о хищении полученная информация не имела, показания данных лиц не нашли своего отражения в обвинительном заключении. Очевидно, что подобная процессуальная активность носила формальный характер, скрывая реальную бездеятельность следственного органа [9].
Вряд ли можно считать реальным проявлением процессуальной активности продление срока действия принудительных мер, избранных в ходе расследования, прежде всего мер пресечения. Разумеется, каждое такое продление сопровождается значительными по объему действиями следователя - составлением и согласованием соответствующих ходатайств, копированием материалов уголовного дела, их надлежащим оформлением и представлением в суд. Это требует большого времени, которое входит в срок расследования. Однако требуется учитывать, что принудительные меры сами по себе не направлены на установление обстоятельств совершения преступления, не приближают принятие по делу законного решения, а лишь обеспечивает создание необходимых условий для этого. Поэтому, если продление сроков действия принудительных мер не вызывается потребностями доказывания, техническая деятельность следователя не может служить подтверждением реальной процессуальной активности по делу. Особенно это характерно для случаев неоднократного продления срока действия меры пресечения по одним и тем же фактическим обстоятельствам, что явно свидетельствует об отсутствии продвижения в сборе доказательств по делу. Получается, что фактические обстоятельства, послужившие основаниями для избрания меры пресечения и первых продлений срока ее действия, остались неизменными, а это и прямо, и косвенно подтверждает вывод о том, что доказывание по делу «застыло» на месте.
Таким образом, процессуальная активность, свидетельствующая о соблюдении разумных сроков предварительного расследования, не должна носить формального характера. Она предполагает производство следственных действий, направленных не на воспроизведение одного и того же объема информации, а на расширение этого объема, либо применение мер процессуального принуждения, обусловленных динамикой развития следственной ситуации по конкретному уголовному делу.
Список источников
1. Кальницкий В. В. Процессуальные документы, сроки, издержки // Законодательство и практика. 2013. № 2 (31). С. 85-88.
2. Соловьева Н. А., Шинкарук В. М. Взаимосвязь процессуальной истины и разумных сроков ее установления // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 5: Юриспруденция. 2014. № 4 (25). С. 159-164.
3. Дикарев И. С., Гордеев П. С. Разумность процессуальных сроков - принцип уголовного судопроиз-
водства // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 5: Юриспруденция. 2012. № 1 (16). С. 115-118.
4. Цебекова Г. В., Улюмджиев З. В., Харцхаев В. В., Воробьев А. В. Сроки предварительного следствия как процессуальный гарант выполнения назначения уголовного судопроизводства // Евразийский юридический журнал. 2018. № 2 (117). С. 219-221.
5. Кучерков И. А. Проблема процессуальных сроков досудебного производства в контексте разумных сроков уголовного судопроизводства // Научная школа уголовного процесса и криминалистики Санкт-Петербургского государственного университета: уголовная юстиция XXI века (к 15-летию практики применения УПК РФ): сб. ст. по материалам Международ. науч.-практ. конф. (Санкт-Петербург, 23-24 июня 2017 г.) / под ред. Н. П. Кирилловой, Н. Г. Стойко. СПб., 2018. С. 119-124.
6. Мазюк Р. В. Процессуальные интересы потерпевшего при реализации принципа разумного срока уголовного судопроизводства // Академический юридический журнал. 2015. № 1 (59). С. 32-40.
7. Международный пакт о гражданских и политических правах: принят резолюцией 2200 А (XXI) Генеральной Ассамблеи ООН от 16 декабря 1966 г. [Электронный ресурс]. URL: https://www.un.org/ru/ documents/decl_conv/conventions/pactpol.shtml (дата обращения: 12.05.2023).
8. Уголовное дело № 11126909. 2019 г. // Архив следственного отдела ОП № 11 УМВД России по Свердловской области.
9. Уголовное дело № 1114670908. 2018 г. // Архив Чкаловского районного суда города Екатеринбурга.
References
1. Kalnitsky VV Procedural documents, terms, costs // Legislation and practice. 2013. No. 2 (31). pp. 85-88.
2. Solovieva N. A., Shinkaruk V. M. Relationship between procedural truth and reasonable terms for its establishment // Bulletin of the Volgograd State University. Series 5: Jurisprudence. 2014. No. 4 (25). pp. 159-164.
3. Dikarev I. S., Gordeev P. S. Reasonableness of procedural terms - the principle of criminal proceedings // Bulletin of the Volgograd State University. Series 5: Jurisprudence. 2012. No. 1 (16). pp. 115-118.
4. Tsebekova G. V., Ulyumdzhiev Z. V., Khartskhaev V. V., Vorobyov A. V. The terms of the preliminary investigation as a procedural guarantor of the fulfillment of the appointment of criminal proceedings // Eurasian Legal Journal. 2018. No. 2 (117). pp. 219-221.
5. Kucherkov I. A. The problem of procedural terms of pre-trial proceedings in the context of reasonable terms of criminal proceedings // Scientific school of criminal procedure and criminalistics of St. Petersburg State University: criminal justice of the XXI century (to the 15th anniversary of the practice of applying the Criminal Procedure Code of the Russian Federation): collection Art. according to the International. scientific-practical.
conf. (St. Petersburg, June 23-24, 2017) / ed. N. P. Kirillova, N. G. Stoyko. St. Petersburg, 2018, pp. 119-124.
6. Mazyuk R. V. Procedural interests of the victim in the implementation of the principle of reasonable time in criminal proceedings // Academic legal journal. 2015. No. 1 (59). pp. 32-40.
7. International Covenant on Civil and Political Rights: adopted by resolution 2200 A (XXI) of the UN General Assembly on December 16, 1966 [Electronic resource]. URL: https://www.un.org/ru/documents/decl_conv/ conventions/pactpol.shtml (Accessed 05/12/2023).
8. Criminal case No. 11126909. 2019 // Archive of the investigative department of OP No. 11 of the Ministry of Internal Affairs of Russia for the Sverdlovsk Region.
9. Criminal case No. 1114670908. 2018 // Archive of the Chkalovsky District Court of the city of Yekaterinburg.
Информация об авторе
Стельмах Владимир Юрьевич - доктор юридических наук, доцент
Information about the author
Stelmakh Vladimir Yu. - Doctor of Law, Associate Professor
Статья поступила в редакцию 12.05.2023; одобрена после рецензирования 30.05.2023; принята к публикации 22.09.2023
The article was submitted 12.05.2023; approved after reviewing 30.05.2023; accepted for publication 22.09.2023
