CC BY
10Status rerum
Памяти моих обоих дедов и обеих бабушек — участников Гражданской войны
Противостояние и борьба миров
К 100-летию окончания Гражданской войны в России
© Кондорский Б. М.
© Kondorsky B.
Противостояние и борьба миров. К 100-летию окончания Гражданской войны в России Opposition and fight of worlds. To the 100th anniversary of the end of Civil War in Russia
Аннотация. Гражданская война в России рассмотрена как противостояние и борьба старого и нового миров. Проанализированы основные особенности мир-системы как особого социально-исторического феномена. Офицерский корпус царской России представлял собой закрытую корпоративную мир-систему. Формировался специализированный тип менталитета, который начал давать сбои после Февральской революции и, особенно, во время Гражданской войны. Руководство Белого движения в борьбе с большевиками опиралось на «обломки» старого мира.
Annotation. The Civil war is seen as a confrontation and struggle between the old and the new worlds. The main features of the world-system as a special socio-historical phenomenon are considered and analyzed. The officer corps of Tsarist Russia was a closed corporate world-system. A specialized type of mentality was being formed, which began to falter after the February Revolution and, especially, during the Civil War. The leadership of the White movement in the fight against the Bolsheviks relied on the "fragments" of the old world.
Ключевые слова. Мир-система, Гражданская война в России, офицерский корпус царской России, менталитет, Февральская революция, Белое движение, большевистская партия.
Key words. World-system, Civil War in Russia, officer corps of tsarist Russia, mentality, February Revolution, White Movement, Bolshevik Party.
1
Если внимательно проанализировать известную трилогию А. Толстого «Хождение по мукам», мы увидим, что все события происходят в рамках конкретных миров. То ли это богемный Петербург, то ли страшный и непонятный мир войны, вызывающий чувство обреченности и безысходности, то ли это катастрофа имперского мира после Февральской революции [37].
Подобного рода построение литературного произведения было характерно для Л. Толстого, особенно в его романе «Война и мир». Даже Московский пожар предстает перед нами как особый мир со своей внутренней структурой и, можно сказать, со своими внутренними законами. В основе этого гениального произведения лежит мучительный поиск своего мира Пьером Безуховым.
КОНДОРСКИЙ Борис Михайлович — самостоятельный исследователь, кандидат биологических наук (г. Донецк).
Скитания и поиск друг друга Вадима Рощина и Даши Булавиной происходят на Екатеринославщине. Моя бабушка по матери в 1918 г. еще училась в гимназии. Однако гражданские войны имеют свою страшную внутреннюю логику. В декабре погиб отец, служивший заместителем начальника станции Екатеринослав, зарубленный махновцами, захватившими город при поддержке большевиков. Был разрушен дом, где жила семья. После недельных боев разрушения в центре города были колоссальны. На всем протяжении Проспекта нигде не осталось ни одного дома, который хоть частично не был разрушен.
Еще вчерашней гимназистке пришлось скитаться по Екатеринославщи-не, пока она не закрепилась в штабе Буденного, где служила машинисткой. Бабушка рассказывала, что женскому коллективу штаба несколько раз приходилось вместе с мужчинами отбиваться на коне и с шашкой в руках от наскоков белых разъездов. Будучи в Гуляй-Поле, во время скитаний, видела даже «самого» Махно. События трилогии происходят и на Северном Кавказе, где в это время боролся против белых в качестве красного партизана уже мой дед по отцу.
Мой дед по матери из семьи известного петербургского адвоката, будучи бастардом, с началом Гражданской войны пошел в Красную армию. Бабушка по отцу была родом из купеческой семьи, — но служила сестрой милосердия в «красных» госпиталях.
Все это говорит о том, что новый мир творили выходцы из самых различных сословий, корпораций, социальных страт, оказавшиеся в силу обстоятельств или по убеждениям в положении изгоев. Мой прадед по отцу закончил свою учебу в семинарии убежденным атеистом, что и повлияло на выбор его сына. Кстати, дед по матери в 1930-е гг. работал директором Дома безбожника в Орле.
2
Мир-система — это социально-исторический феномен, имеющий свои внутренние законы. Без него невозможно осмыслить глубинную суть исторического процесса и гражданских войн в частности.
Чтобы понять, что мы имеем сегодня и что нас ждет завтра, иногда полезно заглянуть в прошлое. Исторический процесс представляет собой иерархию временных систем. Ранее нами было показано, что для более глубокого понимания современного проекта «Экономический пояс Шелкового пути» нужно углубиться в историю Китая на две с половиной тысячи лет [31].
Здесь же полезной будет революционная концепция исторического развития [32]. В основе каждого исторического этапа лежит определенный тип революций: неолитических, архаических, феодальных, революций Нового времени. Каждый новый этап характеризовался определенным типом социума и соответствующего сознания. Именно революции формировали потенциал последующего развития, который зависел от уровня преемст-
венности с предыдущим периодом. Чем выше уровень преемственности, тем меньше потенциал. Основной целью и задачей всех революций было устранение носителей «старого сознания».
По нашему мнению, социум имеет две базовых составляющих. Одна связана с существованием людей как биологических существ. Хозяйственная деятельность на этом уровне обеспечивает основные физиологические потребности человека. Ареной жизни человека уже как собственно социального существа является мир (мир-система). Сразу оговоримся: данная мир-система является социальным феноменом и принципиально отличается от мир-систем в понимании И. Валлерстайна как геополитических и геоэкономических категорий [12].
Мир-система обеспечивает социум «жизненной силой», источником которой в период ранней древности считались боги. Для относительно автономных общин с их хозяйственной деятельностью «жизнь» проявляла себя в форме различного рода празднеств на территории ритуальных центров, где несколько раз в году собирались люди соседних общин. Классическим примером может служить Стоунхендж.
Если в рамках общины человек полностью подчинялся ее правилам и распорядкам, то в период празднеств мы имеем совокупность относительно свободных индивидуумов вне зависимости от их принадлежности к той или иной традиционной общине. Именно здесь происходил обмен информацией, что в дальнейшем обеспечивало процесс прогрессивного развития. Посредством ритуалов и обрядов люди как бы заряжались жизненной энергией, полученной от богов.
Новый мир формировался изгоями из традиционных общин. Классическими примерами может служить освоение междуречья Тигра и Евфрата и поймы Нила. Освоение носило не только хозяйственный, но и мифологический характер и сопровождалось появлением соответствующих мифологических систем. В основе любой мир-системы на всех этапах исторического развития лежало и лежит мифологическое сознание. Можно говорить о мифологически освоенном мире, когда он становится своим.
Мифологию следует рассматривать как целостную систему миропонимания. По образцу мифологической космогонии человек организует свое жизненное бытие на основе архетипов Космоса, Хаоса, культурного героя, Золотого века, сакрального центра, враждебной периферии [59. С. 28].
Миф для субъекта с мифологическим мышлением является абсолютной реальностью [51. С. 14]. Миф, можно сказать, даже более реален, чем сама объективная, материальная реальность. Термин «вымысел», даже в бессознательном понимании [27. С. 75], не может быть применен к мифологии.
Миф всегда имеет отношение к созиданию. Миф рассказывает, как что-то появилось в мире. Деление окружающего пространства на свое и чужое является характерной особенностью мифологического мышления. Место своего обитания идентифицируется как сакральный центр мира. Космос противостоит враждебной периферии [50. С. 15].
Важнейшим аспектом мира является понятие «сакральность». Сакраль-ность обычно используют в качестве синонима «священное». Мы же считаем, что эти две категории находятся в разных плоскостях. Тезис «сакральное содержит в себе языческое и христианское» [8. С. 111] не совсем корректен. «Священное» относится к базовым понятиям мировых религий, а «сакральное» связано с языческим периодом, когда полностью доминировали законы мир-системы.
Мифологические верования древних греков и римлян нельзя назвать религией в классическом понимании. Нельзя также говорить о том, что христианство или ислам сменили языческие верования. Они вплоть до нашего времени существуют параллельно. В Саудовской Аравии еще для начала XX в. были характерны многочисленные рецидивы языческого сознания. И это в стране, где государственной религией является ваххабизм — наиболее ортодоксальное течение ислама [13. С. 78—77].
На каждом этапе исторического развития мы имеем определенный базовый тип мир-системы. В период ранней древности таковым было во-ждество, после архаических революций — полис. В свое время нами было показано, что структуры полисного типа были характерны не только для Греции и Италии, но и для Ближнего Востока, Северной Индии, Китая [29].
После появления нового типа мир-системы начинался процесс огосударствления. Мир-система постепенно как бы «натягивает на себя одежды государства». В частности, в период ранней древности — так называемого раннего государства, после архаических революций — полисного, а затем имперского (особенно на примере Рима). Хотя в имперский период от собственно полисов осталась одна «оболочка», тем не менее, муниципии оставались базисной основой Римского государства, источником римского гражданства и ареной общественной жизни. Причиной периода гражданских войн в Риме стало появление сознания, противостоящего старому полисному миру, который в период Поздней Республики полностью исчерпал свой потенциал развития.
После феодальной революции в Западной Европе на рубеже I тыс. н. э. появляется единый Христианский мир, который после Тридцатилетней войны и Вестфальского мира начинает «одеваться в костюмы» национальных государств. Следует обратить внимание, что Тридцатилетняя война происходила по законам гражданской войны.
3
Древняя Русь представляла собой мир-систему в чистом виде, пронизанную мифологическим сознанием [42]. Это образование нельзя назвать государством. К началу XIII в. данная потестарная система полностью исчерпала свой потенциал развития и находилась в состоянии междоусобной гражданской войны.
Революционный феодальный период на территории Северо-Западной Руси начался во второй половине XIII в. с репрессий, при участии татар, со
стороны Александра Невского и его сына Андрея по отношению к городским общинам как носителям старого сознания. Закончился уже в конце XV в. при Иване III присоединением к Московскому государству Новгорода — последнего реликта Древней Руси [31. С. 58].
Следует отметить, что вследствие невысокого уровня феодальной революции основная часть боярской элиты воспринимала Москву не столько как государство (в классическом понимании), сколько как мир-систему. Попытки Ивана Грозного форсировать процесс огосударствления привели к гражданской войне в форме Опричнины и в конечном итоге закончились Смутным временем. Здесь следует обратить внимание на очень важный момент: любое кризисное ослабление государственности создает условия для гражданских войн.
Логическим результатом новой мир-системы стали реформы Петра I, который заложил основы имперской государственности, имперского мира. В первой половине XIX в. усилиями Николая I Россия была «одета» в гражданско-военный мундир, который с небольшими изменениями просуществовал до революции 1905—1907 гг.
Мир-система и государство в России, как и в других странах цивили-зационного типа, существовали одновременно, но в разных измерениях. И «государство», и «мир-система» как категории имели свои внутренние законы и свои базовые понятия. В случае мир-системы существуют миф (мифология), жизненная сила, сакральность, харизма. Сюда следует добавить такие понятия, как «благо» (в широком смысле этого слова), «отечество». Существует довольно расхожая фраза: «Служить на благо Отечества, а не государства».
В отличие от государства как политической категории, мир-система не была организацией, созданной человеком. Она формировалась естественным путем. Если в государстве человек подчиняется его законам и управленческому аппарату, то в случае мир-системы мы имеем мироощущение — ощущение принадлежности к определенному миру. «Государственные одежды» имеет только мир-составляющая социума (в широком смысле этого слова). Структуры «существования» (в виде традиционной общины) в рамках государства представляли собой своеобразный «черный ящик».
Во второй половине XIX — начале XX в. для царской России были характерны три основных типа мир-систем. Имперская в основном была связана с чиновничьим управленческим аппаратом, который ощущал свою непосредственную связь, жизненную зависимость от имперского мира. Базовой категорией российской мир-системы было понятие «Отечество», которое интуитивно ощущалось образованной частью населения страны. Наконец — Русский мир, который имел корни еще в Древней Руси, если не в племенном славянстве, и служил основой существования крестьянства. К имперской мир-системе в форме чиновничества крестьяне относились с настороженностью и даже враждебностью.
Для понимания сущности имперской мир-системы нужно вернуться к понятию «сакральность». В допетровский период важнейшей мифологемой царской власти было представление о Москве как Третьем Риме. Считалось, что существует мистическая сущность как основа государственной власти, которая перебирается из одного «Рима» в другой [58. С. 194]. Нечто похожее имело место на Древнем Востоке, где царственность также переходила от Ниппура к Аккаду, а затем к Вавилону.
В Древней Руси христианство «скользило по поверхности» тогдашней мир-системы. В Московском государстве христианское восприятие царской власти имело характер оболочки. Власть воспринималась не как священный феномен, а как сугубо сакральный. В русском понимании власть не столько была дарована от Бога, сколько предопределена и освящена им. Почитался не столько сам царь, сколько его титул, который считался созданным не человеком, а Богом [53. С. 34]. Иными словами, здесь мы имеем явно выраженные архаические корни.
При Петре идея Третьего Рима фактически трансформировалась уже в «Четвертый Рим» в лице Петербурга. Петербург был для Петра святой землей, в которую он вложил всю свою душу [53. С. 43]. С появлением имперской мир-системы Петр I стал источником имперской сакральности. Каждый российский император, чтобы быть в глазах подданных источником «жизненной силы», должен был особо почитать первого императора.
"Sanctus" означает сакрально упорядоченное место, огороженное изгородью и окруженное стихийным, враждебным [7. С. 349]. Слово «царь» означает «защитник», «покровитель». Царство следует рассматривать как своеобразную защиту. В Своде Основных государственных законов император трактуется как верховный защитник [39. С. 136].
Данное восприятие особы императора органически связывало его с армией. Император выступал, с одной стороны, как верховный чиновник, глава государственной управленческой корпорации, а с другой — как главная сакральная фигура в рамках имперской мир-системы. Именно во втором качестве он органически был связан с армией. Офицеры не столько подчинялись монарху в системе государства, сколько любили его [53. С. 34] в рамках имперской мир-системы. Должны были любить.
Русский офицерский корпус представлял собой закрытую корпоративную систему, в которой действовали только ей присущие правила и законы. Соблюдение их способствовало сплоченности коллектива. В основе офицерской идеологии и морали лежало выполнение воинского долга перед Отечеством. Корпоративность в офицерской среде требовала соблюдения многих правил, ставших традициями [49. С. 233]. Профессионализм офицерского корпуса самым тесным образом был связан с его корпоративностью.
Важнейшую роль играли многочисленные воинские традиции. Традиции — это духовный кодекс, передающийся из поколения в поколение, оберегаемый и поддерживаемый неукоснительным соблюдением требований, изложенных в нем. Традиция — это элемент социального и культурного
наследия определенного общества, нравственный фактор, определенный набор ценностей, формируемых еще с детства [57. С. 20]. Таким образом, здесь мы имеем все, что характерно для базового архетипа мир-системы.
На формирование традиций офицерства работала вся система образования. Перед Первой мировой войной подготовку офицеров осуществляли 30 кадетских корпусов и 22 военных училища. У кадетов и юнкеров формировалась твердая убежденность в незыблемости государственных устоев. Отношение к монархии во многом зависело от личных качеств самого монарха. В процессе учебы в сознании утверждалось уважение чести и достоинства офицерского корпуса, войсковое товарищество и офицерская солидарность [36. С. 180].
Русские офицеры в плане своего сознания, в отличие от бюрократии, находились в двух мирах. С одной стороны — император, его сакральная фигура, его обожание и почитание, а с другой — служение Отечеству. Следует отметить, что в военных учебных заведениях особое внимание уделялось изучению русской литературы и истории как олицетворения Отечества. Подобного рода двойственность проявила себя во время Первой мировой войны.
В XIX в. основную роль играли не политические убеждения (политическая система в классическом понимании отсутствовала), а корпоративный менталитет. Имело место ощущение принадлежности к имперскому миру России. Царь воспринимался как источник (транслятор) духовной жизненной силы. Высшая элита России не представляла своего существования без его сакральной фигуры. В ее сознании устранение монарха могло иметь непредсказуемые последствия.
Однако история имеет свою внутреннюю логику. Во второй половине XIX в. начинается глубокий кризис существующей корпоративной мир-системы. Появляются первые изгои (если не считать декабристов) из своих сословий и корпораций в лице народовольцев, а затем профессиональных революционеров социалистической ориентации.
4
Следует иметь в виду, что острие Французской революции, как ни покажется это странным, было направлено не столько против дворянства и духовенства, сколько против системы корпораций, сформированной тогдашней буржуазией, которая, покупая государственные должности, была в значительной степени независима от правящего режима и чувствовала себя совсем не дурно. Французскую революцию творили индивиды, имевшие изгойский тип общественного сознания.
Появившееся после революции 1905—1907 гг. подобие политической системы в лице Государственной думы только усилило кризисные процессы. Дума довольно быстро стала функционировать по законам корпоративной системы. Появившиеся общественно-политические организации превратились в партии «в себе» и «для себя». Особенно это было характерно
для конституционных демократов. Для любой корпорации характерно доминирование внутренних интересов над внешними.
Промышленная буржуазия была разобщена в рамках различного рода монопольных объединений и синдикатов, которые функционировали по законам не экономической, а корпоративной системы социального типа. Следует обратить внимание, что в России существовал капиталистический уклад, который, в отличие от капиталистической системы, не имел потенциала дальнейшего развития [32. С. 79].
Традиционную крестьянскую общину также следует рассматривать как своеобразную мир-корпорацию. Интересы крестьян не простирались далее своей родной волости. Высокий уровень концентрации рабочих на крупных предприятиях способствовал формированию производственного «патриотизма». Что означает: в этот период во всех сферах мы сталкиваемся с корпоративными мирами.
Происходит сегментация общества. Каждый сегмент живет определенными ожиданиями. Средний класс — дальнейшим улучшением качества жизни, правые — укреплением самодержавия, левые — радикальной революцией, либералы — учреждением конституционной монархии, крестьяне — справедливым распределением земли. Если ожидания не сбываются, происходит накопление отрицательной энергии, которое сначала носит скрытый характер. При этом власть постоянно испытывает давление несовместимых требований — различные слои ждут от нее диаметрально противоположных действий.
В этих условиях реформы С. Ю. Витте и П. А. Столыпина не смогли решить ворох накопившихся проблем. Просматривается сходство с Францией в предреволюционный период. Разумные попытки реформ, предпринятые Тюрго при Людовике XVI, вызвали не только противодействие со стороны дворянства и духовенства, но и непонимание со стороны третьего сословия. В этот период, запутавшись в своей внутренней и внешней политике, правящий режим просто не знает, что ему делать. Его действия носят судорожный характер, — наступает паралич власти. Следует отметить, что нечто подобное мы наблюдали во второй половине 1980-х гг.
В начале XX в. большое влияние на умонастроение интеллигенции оказало декаденство. Результатом влияния деструктивных духовно-нравственных тенденций в литературе и искусстве явился пессимизм — настроение отчаяния, разочарование в жизни [1. С. 19]. Такие понятия, как «служение Отечеству», «долг», «честь», в общественном сознании стали терять свою значимость. Одним из проявлений духовно-нравственного кризиса общества стало изменение отношения к военной службе. Соответственно, падение престижа военной службы приводило к нехватке офицерского корпуса [47. С. 123—124].
Во время войны начало проявлять себя недовольство командного состава армии политикой правительства и поведением самого государя [18. С. 99]. Разочарование властью и царившими в России порядками постепенно все более и более пронизывало офицерское сообщество. Первая
мировая война необычайно усилила тягу офицерства к внутриполитическим проблемам. Информация о жизни императора, его семьи и ближнего окружения стала темой для разговоров и даже критического обсуждения в офицерских кругах. К тому же эта информация часто доходила до окопов, обрастая самыми невероятными слухами [25. С. 70]. В результате императорская особа теряла последние элементы сакральности, что способствовало разрушению самодержавной имперской мир-системы, и в первую очередь в общественном сознании.
Огромные потери во время войны разрушили офицерский корпус. Кадровый состав императорской пехоты сменился шесть раз [3. С. 44]. Началась деградация армии. Уже в 1916 г. наблюдались случаи насилия над командным составом со стороны солдат. По мнению фон Раупаха, именно тогда на место мотивированных солдат пришли бородатые дяди, которым все было чуждо, кроме своего села и своей хаты [43. С. 174]. В данном случае речь идет о мир-системе войны, имеющей свои специфические внутренние законы, которые были абсолютно несовместимы с мир-сознанием глав семейств, в отличие от сельской молодежи.
Февральская революция сильнейшим образом расшатала вертикаль государственного управления. «Имперские одежды превратились в тряпье». Резкое ослабление государственности привело российскую мир-систему в «полуголое состояние». Временное правительство было подвержено тем же чувствам, которые испытывает человек, оказавшись в таком виде в публичном месте. Подобного рода синдром, конечно, не способствовал успешности и эффективности его деятельности. Ослабление государственного управления повышает роль законов мир-системы.
Уже после Февральской революции начинается поляризация в офицерской среде. Основу идеологии офицерства составляла защита Веры, Царя и Отечества. К 1917 г. произошло кардинальное изменение социального состава офицерства. В полках оставалось один-два кадровых офицера [15. С. 298]. Доминировали иные традиции, другая культура. Офицеры в основном занимали выжидательную позицию [36. С. 141]. Временное правительство полностью дезорганизовало мировосприятие офицеров. Старый мир был разрушен. Нового мира не было даже в перспективе. Политизация в этот период носила характер «пены с небольшим количеством пива на донышке».
Потрясения, вызванные революцией, подвергли трансформации жизненные устои и традиции различных социальных групп. Особенно отчетливо это сказалось на положении и состоянии офицерского корпуса. Не было ни одной попытки со стороны офицерства к освобождению царской семьи [19. С. 165]. В печати за представителем офицерского корпуса стал закрепляться образ контрреволюционера. Солдаты в своих командирах увидели главных врагов. А отечественные публицисты подвергли критике традиции, устои, мировосприятие офицерского корпуса [54. С. 30].
Произошли кардинальные изменения менталитета офицерства. Мен-тальность можно определить как относительно устойчивую совокупность
установок и предрасположенностей индивида или социальной группы воспринимать мир определенным образом [41. С. 525]. В отличие от идеологии, закрепленной властными структурами, ментальность выражает тот уровень общественного сознания, в котором отношение к миру является логически не выявленным, неотрефлектированным, не отделенным от эмоций и привычек [50. С. 14].
Менталитет является основой ориентации человека в определенной мир-системе. По нашему мнению, он имеет три основных уровня: первый уровень определяется принадлежностью к определенной корпорации, второй — носит индивидуальный характер, третий — связан с коллективным бессознательным. На втором уровне большую роль могут играть различного рода личностные синдромы и комплексы, часто скрытого характера. Менталитет носит в первую очередь индивидуальный характер.
У кадровых военных профессионализм определялся корпоративной системой обучения, начиная с кадетского корпуса и заканчивая академиями. Разрушение военной корпорации оказало на них дезорганизующее воздействие. В частности, они оказались не способны организовать диктатуру во время корниловского мятежа. Этому генералов не учили.
5
В то же время большевики, особенно на втором этапе постфевральского периода, чувствовали себя как рыба в воде. Период с февраля по октябрь следует рассматривать как своеобразную мир-систему, имеющую свою специфику. Менталитет, присущий руководству большевистской партии, помогал им полностью ориентироваться в данной среде.
Большевики по своему происхождению были изгоями из различных сословий и корпораций. У них не было корпоративной специализации менталитета. Предыдущая деятельность в качестве профессиональных революционеров научила их находить общий язык с народными массами, в отличие от министров Временного правительства и генералов. Керенский был блестящим оратором, но бездарным политиком, у которого полностью отсутствовало интуитивное чувство специфики постфевральской мир-системы.
В отличие от Временного правительства, свобода и «демократия» которого привели к произволу и беззаконию, большевики опирались на Советы, в основе которых лежало корпоративно-общинное представительство [40. С. 10]. Основная масса населения в царской России не имела непосредственного отношения к государству. Базисное сознание имело мир-системный характер и в гораздо большей степени соответствовало специфике Советов, чем «временной» псевдогосударственности.
Буквально на следующий день после революции стали проявлять себя рецидивы архаического сознания. В данном случае можно говорить о своеобразной мифологии постфевральской мир-системы. Революции нужен был коварный и вездесущий враг. Полицейские участки предавали ритуальному огню как скверну старой власти [10. С. 56]. В обществе утвер-
дилось мнение, что новая власть может все. Новый бытовой уклад сводился к сладости безделья, беспрерывному променаду и хорошему жалованию [10. С. 60]. Потребовался новый герой в лице А. Керенского. Народ ожидал от него каких-то чудес [9. С. 336]. Сходство с современной Украиной (и не только) просто поразительное!
Одной из существенных причин деградации и морального разложения в офицерской среде после Февральской революции было вытравливание всей обрядности, всей торжественной красоты, что прививали святость во-инскму званию. Утрата воинского вида влекла за собой утрату воинского духа [3. С. 45]. А с утратой мифологической, ритуальной основы имперская военная мир-система полностью потеряла свою актуальность.
Именно после Февраля обозначился психологический слом в офицерской среде. С падением царя пала и сама идея государственной власти [3. С. 45]. Февраль полностью десакрализировал монарха и разрушил имперскую мир-систему. Армия лишилась источника «жизненной силы». Об императоре забыли. «Покинув магическое пространство, лишившись в народном понимании волшебной силы, которую давала императорская власть, он превратился в ничто. Николай Александрович уже никому не был интересен. Он был презираем» [16. С. 29].
Стоит сказать, что с позиций мир-системного подхода Гражданская война началась сразу же после Февральской революции. В царской России локальные мир-системы самого различного рода и уровня не оказывали определяющего влияния (именно определяющего) на внутреннюю и внешнюю политику. Это касается и Государственной думы, и буржуазии как класса так же, как и промышленных кругов.
После Революции все кардинально изменилось. Началось открытое противостояние всех со всеми. Произошла резкая активизация глубинного сознания, имевшего архаические корни, которая привела к массовым убийствам офицеров матросами в Кронштадте и Гельсингфорсе (и не только). Начал доминировать корпоративный и индивидуальный эгоизм. Противостояние миров в этот период неизбежно должно было привести их уже к борьбе.
Большевистская партия как мир-система отличалась высочайшим реге-нерационным потенциалом. Хотя после июльских событий большевики подверглись преследованиям со всех сторон, руководству партии удалось не только за три месяца восстановить полное доминирование в Советах всех уровней, но и в конечном итоге взять в свои руки власть, которая осенью 1917 г. «валялась в грязи».
Белое движение представляло собой широкий спектр разнородных политических и военных сил — от сторонников реставрации самодержавия до приверженцев буржуазно-демократической республики или казачьей автономии. Платформой для их консолидации было неприятие большевиков и борьба против власти Советов [52. С. 36]. Любая определенность в вопросе о будущей форме правления грозила расколоть и без того хрупкий альянс.
Такая неопределенность соответствовала концепции «непредрешенче-ства» [11. С. 19]. Белое движение выступало за порядок и традиции государственной преемственности. «Непредрешенчество» означало ничего не решать до победы [4. С. 327]. Однако на негативе и непредрешенчестве гражданскую войну не выиграть. Гражданскую войну нельзя рассматривать как политический феномен. В этот период политическая ориентация в классическом понимании не играла определяющей роли, как и сами политические партии.
Офицеры, начавшие организованное сопротивление, оказались на Юге России, по существу, в качестве изгоев. Попытка опереться на донское и кубанское казачество имела и свои минусы. Каждое казачество представляло собой особый мир: со своей историей, мифологией, своими ритуалами и обычаями.
Взаимоотношения между добровольцами и казачеством были далеки от идиллии [5. С. 27]. Добровольческая армия, особенно в 1918 г., оказалась для казаков «инородным телом». Кстати, Сибирь с ее крестьянством имела также своеобразный мир-менталитет. Игнорирование Колчаком данного момента привело к массовым восстаниям и уходу крестьян в партизаны.
На Юге России лидеры южнорусского казачества боролись против диктатуры главнокомандующего ВСЮр А. И. Деникина. Устраивали резкие политические демонстрации, грозящие расколом. Конфликт белого командования с политической элитой казаков во многом предопределил здесь ход Гражданской войны. Наиболее рьяные самостийники призывали лишить белое командование политической власти [11. С. 23]. По существу, мы имеем здесь противостояние миров, мир-менталитетов.
Разлад был характерен и для ВСЮР. Офицеры — участники первого Кубанского похода свысока смотрели на казачьих офицеров. В Добровольческой армии было деление на офицеров-добровольцев и мобилизованных офицеров, нахождение которых на положении рядовых било по их самолюбию. Каждый добровольческий полк оберегал старшинство своих офицеров, базировавшееся на добровольческом стаже [56. С. 98—99]. Добровольческая армия представляла собой определенный корпоративный мир, как и отдельные именные полки.
Не учили в академиях генералов воевать в условиях гражданской войны и, главное, заниматься вопросами административного управления, организации гражданского тыла. На территории, контролируемой Белой армией, оказалось достаточное количество бывших царских чиновников. Но они, как и кадровые офицеры и генералы, имели специализированный корпоративно-бюрократический менталитет, т. е. могли эффективно проявлять свои профессиональные способности только в условиях достаточно стабильной и организованной государственности.
6
В крестьянском сознании все политические проблемы воспринимались через призму земельного вопроса [2. С. 56]. Отсутствием единой социаль-
но-политической программы и абстрактными националистическими призывами белые не могли привлечь на свою сторону большинство крестьян [26]. После того, как белые перешли к широкой мобилизации крестьян, их части сразу стали неустойчивыми. Когда в конце осени деникинская армия начала отступление, мобилизованные крестьяне разбежались по домам [45. С. 374—375]. Правительство ВСЮР не пользовалось поддержкой среди народных масс. Идейные участники Белого движения были оторваны от народа [38. С. 34].
Деникин безуспешно пытался навести дисциплину. Добровольцы не только игнорировали распоряжения Деникина о запрете расстреливать пленных, но и за глаза называли его «бабой» [10. С. 236]. Тыл белых был подлинной катастрофой: не хватало амуниции, снаряжения, боеприпасов, вооружения; белые часто наступали голодными [4. С. 330]. Они пытались опереться на изжившие и дискредитировавшие себя структуры государственной власти, которая у них практически отсутствовала.
Офицеры-добровольцы обычно просто занимались грабежом, иногда выставляя это как акции добровольных пожертвований. Что касается казаков, то их грабеж перерастал в нечто непостижимое. Изнасилование принимало массовый характер. Насиловали и беременных, и малолеток, и старух на глазах мужей и родственников [55. С. 148—151]. Согласно концепции автора, для казачества (особенно рядового) в значительной степени был характерен третий уровень ментальности, связанной с коллективным бессознательным.
Во время Гражданской войны мы имеем противостояние мира, который начали строить большевики, и «обломков» старого мира в лице Белого движения. Можно говорить уже о борьбе мира Красной армии и мира Белой армии. В последнем случае мы имеем нечто более-менее структурированное. Однако сплоченной Красной армии под единым командованием, по существу, противостоял не «кулак», а «ладонь с растопыренными пальцами».
Проявлением рецидивов архаического сознания являлась символика обеих армий, которая, с одной стороны, сплачивала, а с другой — вызывала полное неприятие и отторжение противоположной стороны. За красную звезду на головном уборе и погоны на плечах противная сторона без суда могла поставить человека к стенке. В период Гражданской войны законы квазигосударственности не играли определяющего значения. Большевики опирались на веру в новый мир, имели внутренний источник жизненной силы. Красные оказались в роли пассионариев, а белые — субпассионариев.
Советский лагерь был однороден как в идеологическом, так и властном отношении. Роль небольшевистских элементов в советских властных структурах была незначительной. Большевики лучше других партий ориентировались в стихии Гражданской войны [24. С. 69]. По существу, мы здесь имеем не партию в классическом понимании, а глубоко структурированную, сплоченную мир-систему. Советская власть функционировала по ее законам.
Советская идеология и пропаганда периода Гражданской войны, по существу, имела мифологический характер. Очень важно, что миф, по мнению Леви-Строса, просто и доступно объясняет в равной мере как прошлое, так и настоящее и будущее [35. С. 186]. Интуитивно использовались такие классические архетипы мифологического сознания, как символические образы Космоса, Хаоса, культурного героя, Золотого века, сакрального центра, враждебной периферии [59. С. 28]. Если для субъекта мифологического мышления миф есть конкретная реальность, то для рационального мышления миф предстает как система символов [51. С. 13] Для крестьян с их типом сознания и мышления советский миф воспринимался как конкретная реальность. А для рабочих и образованных командиров — в виде различного рода символов.
Деление окружающего пространства на свое и чужое является характерной особенностью мифологического мышления. Место своего обитания идентифицируется как сакральный центр. Окружающее человека жизненное пространство превращается им при помощи ритуалов в гармоничный Космос, противостоящий враждебной периферии, которая олицетворяет силы неупорядоченного и опасного Хаоса [50. С. 15]. Красные представляли себе так белых, а белые — красных. Единственная разница — что у белых не было сакрального центра (Москвы). Географически они находились на периферии.
На территории, контролируемой большевиками, государственность в классическом понимании отсутствовала. В 1917—1920 гг. в результате стремительного роста числа Советов произошло оформление новой, советской системы управления. Однако ее элементы представляли собой не столько звенья одной цепи, сколько «локальные миры», отличавшиеся большим разнообразием внутреннего устройства и функций [48. С. 40]. И только идея всемерного повышения руководящей роли большевистской партии в экстремальных условиях Гражданской войны [22. С. 154] обеспечивала единство.
Большевики со своим менталитетом профессиональных революционеров лучше ориентировались в мире гражданской войны. Руководство РКП(б) проработало и контролировало все вопросы жизни страны и через жесткую дисциплинированную структуру своей организации проводило намеченное в жизнь. Красная армия организовывалась и сплачивалась на основе новых принципов. Большевики эффективно использовали идейно-пропагандистское оружие. Чрезвычайная социально-экономическая политика позволяла Советской власти выжить, дать фронту и тылу необходимое количество оружия, снаряжения, промтоваров, продовольствия [17. С. 31]. Таким образом, здесь мы имеем структуры управления и мобилизации в соответствии со спецификой мир-системы гражданской войны.
Партийные мобилизации стали важнейшим средством укрепления РККА, повышения уровня ее боеспособности. Использовалась чрезвычайная форма организационно-партийной работы РКП(б) в условиях гражданской войны — в частности, путем массового приема в компартию
рабочих и крестьян. Партийные мобилизации, партийные недели были направлены на восполнение потерь коммунистов в боях. Часто потери составляли больше половины членов партийных организаций воинских частей [44. С. 453].
Агитационно-просветительская работа большевиков опиралась на партийно-политические органы партии и проводилась от имени партии, а не государства. Красная армия позиционировала себя не в качестве государственной, а в качестве Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Исключительно важную роль играли простые, но доступные пониманию обычного человека лозунги: «Земля — крестьянам», «Фабрики — рабочим», «Мир — народам» [21. С. 42]. В рамках любой организованной мир-системы все должно быть ясно и понятно.
О том, что законы мир-системы и мифологические архетипы на уровне коллективного бессознательного играли определяющую роль в период Гражданской войны, говорит тот факт, что мемуары участников Белого движения сыграли не последнюю роль в формировании и трансляции мифов о нем. Мемуары буквально наполнены мифами, извлеченными из сознания и переложенными на бумагу их авторами [14. С. 21].
С советской стороны достаточно вспомнить культовый фильм «Чапаев» и произведения А. Гайдара (и не только). Даже фильмы 1960—1970-х гг. о Гражданской войне фактически базируются на классических мифологических сюжетах и архетипах.
7
Несколько слов по поводу советской мифологии. Мифы выполняют регенерирующую функцию. Кризисная ситуация разрушает в обществе рациональные мотивы, и через миф общество строит новый мир. Если рациональные пласты сознания разрушены, дезорганизованы, то через миф слой сознания снова заполняется [28. С. 70]. Миф расставляет все по своим местам. Благодаря мифу обретается чувство гармонии. Миф оберегает от соприкосновения с суровой реальностью [27. С. 75].
В 1920-е гг. было создано Советское государство, функционирующее по законам мир-системы. Ритуализация всего и вся в этот период соответствует этим законам. Через ритуализацию поведения происходит возвращение мира к состоянию порядка [6. С. 99]. Процесс классического огосударствления начинается только в 1930-е гг. Мобилизационный характер мифа сыграл исключительно важную роль в процессе индустриализации. Советская мифология в 1920—1940-е гг. носила естественный характер, а не была прямым продуктом деятельности государственных структур.
Известный доклад Н. С. Хрущева положил начало процессу разрушения самоидентификации личности в качестве советского человека. В кризисной ситуации 1980-х гг. мифологические символы и образы начали выстраиваться вокруг двух полюсов: «свой—чужой», «мы—они», в первую очередь в союзных республиках. Данная модель в обычное время может
находиться в латентном состоянии и в кризисных ситуациях проявлять себя [20. С. 83]. Вследствие ослабления государственности произошла мифологизация героя и мифологизация врага как источника всего враждебного [23. С. 85]. Всем «стало ясно», почему народ так живет.
В период перестройки на смену «красному» мифу о Гражданской войне выполз на свет божий миф «белый». На смену суровым, честным, неподкупным комиссарам в пыльных шлемах с кристально чистыми помыслами и руками, с холодными головами, горящими глазами и пылкими сердцами снизошли в белейших святых ризах ангелоподобные мученики с золотыми погонами на плечах. «Белый террор» стал считаться выдумкой большевистской пропаганды. Появился образ звероподобного негодяя в кожанке с красной звездой во лбу. Один миф быстренько был заменен другим [34. С. 124].
Следует обратить внимание, что прежний миф был важнейшим элементом Советского государства. Новый миф, к счастью, так и не вписался в идеологическую структуру нового государства и после 1990-х гг. превратился в инородное тело в сознании большинства населения. Однако современный миф, к сожалению, ничего не объясняет, его конструирующие формулировки создают только иллюзию ясности [46. С. 44]. Именно ил люзию.
Литература
1. Алексеев А. В. Духовно-нравственное состояние русского общества конца XIX — начала XX веков: историко-конфессиональный (православный) взгляд. М. : Научная библиотека, 2008.
2. Алешкин П. Ф., Васильев Ю. А. Борьба за народ в Гражданской войне: крестьянский вопрос в Белом движении // Научные труды МосГУ. 2017. № 4.
3. Анисимова А. В. Моральное состояние офицерского корпуса накануне Гражданской войны: 1916 — 1917 гг. // Ярославский педагогический вестник. Серия: Гуманитарные науки. 2012. № 2.
4. Базанов П. Н. Причины поражения белых в Гражданской войне в России 1917—1922 годов // Вестник РХГА. 2018. Т. 19. Вып. 3.
5. Бакланова И. С. Политика белых и красных по отношению к казачеству в годы Гражданской войны: исторический обзор // Вестник МГТУГА. Серия: История, философия, социология. 2007. № 113.
6. Баринов А. В. Сакральный объект и его статус в мифологическом сознании // Вестник Новгродского государственного университета (г. Великий Новгород). 2015. № 87. Ч. 1.
7. Беневенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. М. : Прогресс-Универс, 1995.
8. Беспалов С. В. Проблемы восприятия и репрезентации царской власти в России // История России в современной зарубежной науке. М. : ИНИОН, 2013.
9. Бубнов А. Д. В царской ставке : Воспоминания адмирала Бубнова. Н.-Й. : Издательство им. Чехова, 1955.
10. Булдаков В. П. «Красная смута» : Природа и последствия революционного насилия. М. : РОССПЭН,1997.
11. Бутаков Я. А. Гражданская война в России : Альтернативные модели государственного строительства и управления. М. : МГУУ, 2001.
12. Валлерстайн И. Анализ мировых систем и ситуация в современном мире. СПб. : Университетская книга, 2001.
13. Васильев А. М. История Саудовской Аравии (1745 — конец XX в.). М. : Классика плюс, 1999.
14. Волков Е. В. Лики Белого движения в мемуарах его участников из Советской России // Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия: Социально-гуманитарные науки. 2005. Вып. 4. № 7.
15. Волков С. В. Русский офицерский корпус. М. : Воениздат, 2003.
16. Глебова И. И. Сакрализация верховной власти в России как культурно-исторический феномен // Россия и современный мир. 2009. № 4.
17. Голдин В. Н. Гражданская война и интервенция в России на Русском Севере: актуальные и дискуссионные проблемы // Провинциальная история. 2018. № 4.
18. Гребенкин И. Н. Русский офицер в годы Мировой войны и революции: 1914—1918 гг. Рязань : Издательство Рязанского государственного университета, 2010.
19. Деникин А. И. Очерки русской смуты : в 3 т. М. : Айрис-Пресс, 2015. . Т. 1. Кн. 1: Крушение власти и армии (февраль—сентябрь 1917).
20. Евгеньева Т. В. Место мифологических образов в восприятии политических явлений и процессов // Символическая политика. 2015. Вып. 3.
21. Иерусалимский Ю. Ю. Листовки периода Гражданской войны 1918—1920 гг. как исторический источник // Вестник МГОУ. Серия: История и политические науки. 2018. № 5.
22. Ипполитов Г. М. Феномен партийно-политической работы в РККА в период Гражданской войны // Журнал региональной истории. 2018. № 4.
24. Казначиев А. Д. Гражданская война в России: политическое противоборство или нечто большее? // Вестник Башкирского государственного университета. 2005. № 4.
24. Клибанов А. И. Народная социальная утопия в России : Период феодализма. М. : Наука, 1977.
25. Кожевин В. Л. Отношение к монарху и проблемы политической самоидентификации российского офицерства накануне Революции 1917 г. // Психопедагогика в правоохранительных органах. 2011. № 2.
26. Кожевников А. Ю. Идеи «красного патриотизма» в годы Гражданской войны (1918—1920 гг.) // Сервис в России и за рубежом. 2013. Вып. 2.
27. Козырева Т. В., Слободчикова В. А. Дуалистичность политического мифа // Вестник Югорского государственного университета. 2017. Вып. 1(44).
28. Кольев А. Н. Политическая мифология. М. : Логос, 2003.
29. Кондорский Б. М. Архаическая революция в древнем Китае : Попытка сравнительно-исторического анализа // Общество и государство в Китае. М. : ИВ РАН, 2013. Т. ХШ. Ч. 2.
30. Кондорский Б. М. Историко-экономические и политико-идеологические предпосылки китайского проекта «Экономический пояс Шелкового пути» // Проблемы Дальнего Востока. 2019. № 2.
31. Кондорский Б. М. К вопросу об истории государственности Украины // История и современность. 2021. № 1.
32. Кондорский Б. М. Попытка анализа характера развития капитализма в России в конце XIX — начале XX века с позиций концепции революционного периода // Журнал региональной истории. 2017. № 3.
33. Кондорский Б. М. Революционная концепция исторического развития // VI Международный научный конгресс «Глобалистика 2020: Глобальные проблемы и будущее человечества. М. : МГУ ФГП, 2020.
34. Левин Л. Г. Записки о гражданской войне : Мифы и правда истории : Статья вторая // Свободная Мысль. 2021. № 4.
35. Леви-Стросс К. Структурная антропология. М. : ГРВЛ, 1985.
36. Марченко Г. В. Российское офицерство в годы революционных потрясений и гражданской войны: моральный и политический выбор // Управленческое консультирование. 2017. № 11.
37. Машбиц-Веров И. М. Восемнадцатый год : О романе Алексея Толстого // Литературная газета. 1929. № 8.
38. Медведев В. Г. Белое движение как феномен российской истории // История и современность. 2018. № 1.
39. Морина Л. П. Христианская модель власти в политической истории России // Вестник СПбУ. Сер. 6. 2008. № 2.
40. Никонов В. А. Октябрь 1917: почему большевики смогли завоевать власть // Государственное управление. 2017. № 64.
41. Новая философская энциклопедия : в 4 т. / ред. В. С. Степин и др. М. : Мысль, 2010.
42. Поляков А. Н. Древнерусская цивилизация: основные черты социального строя // Вопросы истории. 2006. № 6.
43. Раупах Р. Р. Facies Hippocrstica (Лик умирающего) : Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 г. М. : МА «Русская культура», 2007.
44. Семыкин В. А. Теоретические основания строительства политических органов и партийных организаций РКП(б) в Красной армии в годы Гражданской войны // Известия Самарского НЦ РАН. 2014. Т. 16.
№ 3.
45. Спирин Л. М. Классы и партии в гражданской войне в России (1917—1920 гг.). М. : Мысль, 1968.
46. Стрельник О. Н. Политический миф: рациональная видимость и иррациональная суть // Вестник РУДН. Серия: Философия. 2012. № 2.
47. Суряев В. Н. Военная служба в восприятии российского общества начала XX в. // Проблемы истории, филологии и культуры. 2012. № 3.
48. Тропов И. А. Особенности функционирования советской системы в России в 1917—1920 годы // Известия РГПУ. Серия: История. Социология. Политология. 2009. № 93.
49. Федорова Т. В. Система корпоративных отношений как фактор формирования личности офицера // Известия Алтайского государственного университета. 2010. № 4.
50. Целыковский А. А. Политический миф как детерминанта формирования национального политического сознания // Вестник Челябинского государственного университета. Серия: Философские науки. 2016. Вып. 39.
51. Целыковский А. А. Современный миф как результат взаимодействия традиционной мифологии и идеологии // Вестник Челябинского государственного университета. Серия: Философские науки. 2011. Вып. 22.
52. Ципкин Ю. Н. Являлось ли Белое движение буржуазно-демократической альтернативой Советской власти // Россия и АТР. 2005. № 1.
53. Шебзухова Т. А. Сакральность власти в русской имперской традиции // Вопросы элитологии. 2021.
№ 3.
54. Шестопалова А. С. Образ офицера в сознании российской общественности после свержения самодержавия // Вестник Томского государственного университета. Серия: История. 2018. № 52.
55. Штиф Н. И. Добровольцы и еврейские погромы // Революция и гражданская война в описаниях белогвардейцев: Деникин, Юденич, Врангель. М. ; Л. : ГСЭИ, 1931.
56. Шувалов А. А. Офицерский корпус Белого движения: проблемы консолидации // Вестник СПбГУ. Сер. 2. 2007. Вып. 4.
57. Щеглов А. Ф. Нравственность и офицерский корпус России // Омский научный вестник. 2003. № 5.
58. Щербинина И. Г. Конструирование сакрального пространства как истока русской власти // Вестник Томского государственного университета. 2017. № 420.
59. Элиаде М. Аспекты мифа. М. : Академический проспект, 2010. . ♦
