CC BY
130
5. Инбер В. Стихи. Россия - Родина моя. М. : Ху-дож. лит., 1967.
6. Иртеньев И. Пират дядя Петя. М. : Белый город, 1998.
7. Кроль Ю. Л. Об одном необычном трамвайном маршруте («Заблудившийся трамвай» Н.С. Гумилёва) // Рус. лит. 1990. № 1. С. 208 - 218.
8. Куликова Е. «Заблудившийся трамвай» Н. Гумилева и корабли-призраки // Филологический класс. Региональный методический словарь учителей-словесников Урала. 2009. № 22. С. 51 - 57.
9. Мандельштам О. Сочинения в двух томах. М. : Худож. лит., 1990. Т. 1.
10. Мандельштам О. Стихотворения. Проза. М. : Слово, 2001.
11. Махотин С. В переполненном трамвае // Новые стихи. М. : Махаон, 2007.
12. Михалков С. Избранное. Всемирная библиотека поэзии. Ростов н/Д. : Феникс, 1999.
13. Мориц Ю.П. Дождь на улице стоит. иКЬ : http://www.bard.ra/cgiЫn/Hstsxgi?name=% СС% ЕЕ0/Е0%Е80/<^6_0/СЕ.
14. Нерлер П. Комментарии // Сочинения в двух томах / О.Э. Мандельштам. М. : Худож. лит., 1990. Т.1. С. 590.
15. Полякова С.В. Источник одного образа из «Заблудившегося трамвая» Гумилева // Материалы научной конференции 17-19 сент. 1991 г. СПб., 1992.
: http://gumilev.ru/about/28.
16. Пяст В. Лев Петрович. Л., Радуга, 1926.
17. Реальный словарь классических древностей. Спб., 1885.
18. Сапгир Г. Стихи. М. : Дрофа-Плюс, 2008.
19. Тименчик Р.Д. К символике трамвая в русской поэзии // Учен. зап. Тарт. гос. ун-та. Тарту, 1987. Вып. 754. С. 135-143.
20. Ходасевич В. Собрание сочинений : в 4 т. М. : Согласие, 1996. Т 1.
21. Яковлев С. (Маршак С.Я). Дураки. Л. : Радуга, 1924.
22. Яснов М. Собиратель сосулек. М. : Самокат, 2009.
Symbols of a tram in the poetry of the XX century for children
The discrepancy of a tram image embodying the faith in progress but causing the fear to be defeated by a soulless machine is regarded in the children’s poems by such poets as O. Mandelshtam, S. Marshak, I. Irtenyev, M. Yasnov, M. Boroditskaya.
Key words: children’s poetry, tram, image, the Silver Age, Mandelshtam.
к.В. воронцова
(Волгоград)
ПРОСТРАНСТВО русской ЛИТЕРАТУРЫ В ПОЭЗИИ ЕЛЕНЫ ШВАРЦ
Предпринята попытка анализа пространственной модели русской литературы в аспекте традиций на примере стихотворений Елены Шварц. Наиболее подробно рассматриваются преломление петербургского мифа в современной постмодернистской поэзии и биографический миф Н.В. Гоголя.
Ключевые слова: поэзия, пространство, мифопоэ-тика, Елена Шварц, Гоголь, Петербург.
Елена Шварц была одной из ключевых фигур постмодернистской русской литературы конца XX - начала XXI в., поэтому внимание к творчеству поэтессы со стороны критиков и литературоведов в последние десятилетия постоянно растет. Особенно актуальным изучение различных аспектов поэзии Елены шварц стало после смерти поэтессы в 2010 г.
Постмодернистская парадигма, к которой относится творчество Елены шварц, подразумевает «интертекстуальность, опору на всю историю человеческой культуры и ее переосмысление <...> цитатно-пародийное дву- и многоязычие, пастишизацию <...> фрагментарность, коллаж, монтаж, использование готового или расчлененного литературного текста <...> травестийное снижение классических образцов, иронизирование и пародирование» [4, с. 34]. Поэтому не случайно в творчестве Елены шварц можно выявить предшествующую литературную традицию. Как наследница одной из самых богатых литератур мира, она оригинально переосмысливает традиционные для русской литературы образы, мотивы и сюжеты.
Разнообразие культурных заимствований, цитатность и интертекстуальность позволяют говорить о своеобразном пространстве русской литературы в творчестве поэтессы. Данная пространственная модель в стихотворениях Елены шварц сложна качественно и представляет собой иерархию заимствованных смыслов, мотивов и образов. С одной стороны, мы можем говорить о пространствах, традиционных для русской литературы в целом и заимствованных поэтессой из творчества определенных писателей, с другой - пространство
© Воронцова К.В., 2012
русской литературы включает в себя комплекс непространственных интертекстуальных связей и своеобразное пространство, «населенное» мифологизированными фигурами писателей.
Одной из ключевых пространственных моделей в русской литературе является образ Петербурга, воплощенный в Петербургском мифе. Ю.М. Лотман в своих работах по семиотике пространства Петербурга утверждает, что мифология северной столицы возникла раньше самого города, а автором мифа выступил Петр I, функцией же русской литературы осталась только популяризация этого нового мифа. Петербург - город будущего: «Он был задуман как образец для всей России. Это не город для того, чтобы в нем жить, а город для представительства. Говорят, что Петербург — европейский город, но в Европе в то время не было таких городов. Не было городов, когда стоит дом к дому. В Петербурге всегда устранялось пространство каких-то мелких застроек, полукрестьянских домов — то, что должно быть вокруг города. Это город, который стоит прямо, вдруг возникает... Это как бы квинтэссенция завтрашнего дня» [6, с. 89]. Таким образом, пространство Петербурга существует сразу в нескольких временах: в настоящем, реальном; в будущем, нереальном; в сакральном времени, в вечности. Поэтому не удивительно, что в русской литературе закладывается традиция двойственного понимания северной столицы: город реальный и в то же время нереальный, мираж.
Елена шварц - коренная петербурженка и культурная наследница петербургской мифологии. Каждый пишущий о Петербурге невольно испытывает на себе влияние Петербургского мифа. Город-мираж определяет нормы поведения литературных героев. Пространство Петербурга в стихотворениях Елены шварц во многом традиционно, в нем находят продолжение специфические для классической русской литературы черты, идущие от А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, Андрея Белого и др. Однако фантасмагория в стихотворениях поэтессы основана не столько на литературных, сколько на культурных, фольклорных и мифологических интертекстах.
В Петербурге реальный рельеф местности гармонично сочетается с пространством метафизическим, обиталищем духов: Город этот рядом с царством мертвых, //потому здесь так земля духовна [7, с. 48]. Каждый путешественник невольно оказывается в приграничной
зоне, где видит наслоения культур, взаимопроникновения и взаимосвязи, стыки между физическими и метафизическими слоями реальности. Северная столица поэтессы отличается конкретностью урбанистического пейзажа, но населена бесплотными существами восточной и западной мифологии: от героини китайских и японских сказок Лисы, синих китайских драконов, сфинксов Ши-цза, фениксов, големов. Все мифологические персонажи естественно чувствуют себя в пространстве Петербурга и активно взаимодействуют с городом в различные периоды его истории. Так, голем спасает героев во время блокады Ленинграда: Голодали, мерзли, но на крышу // Не упала бомба. Ни одна. //Маленькое существо меж труб // Все сновало вверх и вниз по скату, // Вдруг взлетало, бомбу изловляло // И летело с нею к морю, к морю // И бросало в волны за Кронштадтом... (Там же, с. 157). При всей фантас-магоричности образов Петербург нарисован с топографической точностью туристического маршрута: Сенатская площадь, Фонтанка, Летний сад, Петровская набережная, плавание по каналам до Залива, Исаакий. Карта Петербурга в стихах Елены Шварц включает не только достопримечательности, но и окраины, задворки великого города, нередко важные для биографии поэтессы, подлинные адреса.
Поэту-постмодернисту интересны не только возможные интертексты: «Для человека нового времени главные точки приложения и проявления культурных сил - города» [1, с. 2]. В творчестве Елены Шварц мифопоэтика Петербурга переосмысляется в постмодернистском ключе, для него характерны неожиданные трактовки и сравнения. Санкт-Петербург Елены Шварц - «пограничное, лиминальное пространство» [3, с. 24] между Востоком и Западом: ... Петербург, нам родина, - особая страна, // Он - запад, вброшенный в восток, // И окружен, и одинок, // Чахоточный все простужался он, // И в нем процентщицу убил Наполеон. // Но рухнула духовная стена - // Россия хлынула - дурна, темна, пьяна [7, с. 107]. Интересно, что Петербург является воплощением России (Россия за пределами Северной Пальмиры в богатейшем наследии поэтессы представлена эпизодически) и в то же время чем-то отдельным от нее. В соответствии с теорией Ю.М. Лотмана «Петербург — не Европа, но он и не Россия. Он — будущая Россия» [5, с. 56]. Другими словами, мы можем говорить, что этот город в творчестве Елены Шварц - Россия, но Россия, которой нет, которая могла бы быть. Мифопоэтическое про-
странство Петербурга становится безграничным, пластичным и включает в себя помимо классических географических образов Новой Голландии, Венеции и т.п. пространство всей России. Как утверждает Д.Е. Замятин, «географический образ Петербурга является, вполне очевидно, ядерным для понимания образногеографического поля России» [3, с. 78].
Кроме того, Елена Шварц отходит от классических трактовок и в обращении к другим пространственным парадигмам. Для нее Петербург - это даже не Новая Голландия, а, например, Испания. В маленькой поэме 1996 г. «Прерывистая повесть о коммунальной квартире» автор помещает под названием «Гиш-панский Петербург» следующее заключение: В Испании (и, кажется, нигде больше) долго сосуществовали три веры: христианство, суфизм и - в одном из самых изощренных своих проявлений (каббала) - иудейство. Три культуры жили как соседи... В этом смысле Петербург - испанский город и находится в гиш-панском королевстве [7, с. 153]. Религиозная составляющая для всего творчества Елены Шварц является определяющей, именно с этой точки «гишпанский Петербург» представляется утопическим пространством: в нем с совершенно равных позиций ведут теологические споры представители самых разных конфессий. Таким образом, Петербург Шварц представляется не только злой столицей, прообразом блоковского «страшного мира», заводным городом [7, с. 106], но и земным раем, идеальным сакральным пространством, куда стремятся истерзанные души: Там на вершине ждет ее свобода, //Небесный Петербург, // Родные лица (Там же, с. 187).
Как поэта-постмодерниста Елену Шварц интересуют мифологизированные культурой и литературой пространства. И если пространство Петербургского мифа можно назвать всеобщим для русской литературы и сравнительно устоявшимся, то пространство, в котором «обитают»» мифологизированные образы поэтов и писателей, зародилось сравнительно недавно. Оно еще не стало традиционным и достаточно пластично, открыто для взаимопроникновений и сочетаний.
Ярким примером такого локального мифопоэтического пространства в творчестве Елены Шварц является стихотворение «Гоголь на Испанской лестнице». В центре авторского внимания образ Н.В. Гоголя во время его жизни в Италии, еще безоблачной, но содержащей намеки на приближающееся безумие. Писатель не назван нигде, кроме заглавия сти-
хотворения, а узнавание происходит за счет легкой постмодернистской иронии: Весенний день - и с улицы Счастливой //Какой-то длинноволосый и сутулый // Так весело заскачет по ступенькам, // Как птица королек иль гоголёк [7, с. 141]. Однако сам образ достаточно безлик и размыт, личность окончательно устанавливается за счет намека на бессмертное произведение писателя: Но временами косится на тень //На треугольную //И с торбой за плечами. //А в торбе души умерших лежат //И просятся на волю (Там же). Лишь в самом конце его называет по имени прохожий: Buon giorno, Nicola! Пространство вокруг образа Н.В. Гоголя наполнено солнечным светом весеннего дня и одновременно преследующими писателя тенями и сомнениями.
В русской литературе и критике образ автора «Мертвых душ» породил множество слухов, биографический миф писателя. Стихотворение Елены Шварц ограничивает биографический миф одним кратким эпизодом и в пространстве, и во времени. Место действия - Рим, Испанская лестница. Время действия - весна, март 1837 года. Интересно то, с какой точностью поэтесса заполняет пространство вокруг
Н.В. Гоголя существующими географическими и топонимическими объектами, приближая миф к реальности, создавая у читателя ощущение non-fiction, причастности к происходящему, правдивости всего описанного. Испанская лестница, или Испанские ступени, - грандиозная барочная лестница в Риме, состоящая из 138 ступеней. У ее подножия действительно 23 февраля 1821 г. умер английский поэт Джон Китс. А на улице Счастливой (Via Felice) в доме №26 был написан первый том «Мертвых душ». Елена шварц с помощью этого гео-культурного материала, истинных фактов биографии пытается придать правдоподобность незначительному эпизоду из итальянской жизни Гоголя до «Мертвых душ», в котором уже можно предугадать дальнейшую судьбу великого писателя. Реальным, живым, благодаря этой «материализации пространства» становится не только образ Nicola, художника, обезьянки Чичи, но и образ тени «треугольного господина». как мы можем увидеть, мифологическое пространство наделяется чертами пространства реального, проходит своеобразная материализация.
к тому же локальное пространство, в котором существует образ Н.В. Гоголя, вписано в более масштабное пространство, пронизанное интертекстами и реминисценциями, - пространство «русской Италии», которое «свя-
зано с моделированием условного метапутешествия, состоящего из отдельных текстов и текстовых фрагментов литературного, мемуарного, живописного, графического характера, связанных в единое целое на уровне анаморфированного геокультурного (образно-геокультурного) пространства Россия - Италия» [2, с. 22]. Это пространство Елена Шварц исследовала не только ментально, но и физически: в 2000 г. она получила стипендию от фонда имени И.А. Бродского для проведения творческого отпуска в Италии. Однако биографический миф Н.В. Гоголя не стал единственным предметом интереса Елены Шварц. В ее стихотворениях можно встретить образы многих русских поэтов и прозаиков: от Ф.М. Достоевского до Велимира Хлебникова и А.Е. Крученых.
Таким образом, мы можем убедиться, что пространство русской литературы в поэтическом наследии Елены Шварц представлено крайне разнообразными мифопоэтическими пространственными моделями, ключевыми из которых является пространство Петербурга как города-миража и пространство биографических мифов, созданных вокруг имен знаменитых поэтов и писателей русской литературы. Петербург Елены Шварц - пространство прежде всего культурное, впитавшее в себя исторические, литературные, фольклорные, мифологические и другие интертексты. При изображении города поэтесса предельно точна и реалистична, наполняя при этом пространство фантастикой и мифами. Простран-
ство биографических мифов также наполнено реалиями действительности и фактами. Этими средствами поэтесса добивается эффекта достоверности и материализации пространства.
Литература
1. Вайль Петр. Гений места. М. : Изд-во «КоЛибри», 2007.
2. Замятин Д.Н. Гуманитарная география: Пространство и язык географических образов. СПб. : Алетейя, 2003.
3. Замятин Д.Н. Метагеография: Пространство образов и образы пространства. М. : Аграф, 2004.
4. Киреева Н.В. Постмодернизм в зарубежной литературе: учеб. комплекс для студе.-филологов. М. : Флинта, Наука, 2004.
5. Лотман Ю.М. Актуальные проблемы семиотики культуры. Тарту, 1987.
6. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек - текст - семиосфера - история. М., 1999.
7. Шварц Е.А. Сочинения Елены Шварц. ММП : в 4 т. СПб. : Пушкинский фонд, 2002.
Space of the Russian literature in the poetry by Elena Schwarz
There is made the attempt to analyze the space model of the Russian literature in the aspect of traditions by the example of the poems by Elena Schwarz. The interpretation of Petersburg’s myth in the modern postmodernist poetry and the biographical myth by N.V. Gogol are considered the most thoroughly.
Key words: poetry, space, myth poetics, Elena Schwarz, Gogol, Petersburg.
