CC BY
52
Н.Е. РЯБЦЕВА, Н.Е. ТРОПКИНА (Волгоград)
ПРОСТРАНСТВО ДЕТСТВА В РАННЕЙ ПОЭЗИИ БЕЛЛЫ АХМАДУЛИНОЙ
Рассматривается пространство детства в лирике Б. Ахмадулиной конца 1950-х гг. на материале двух стихотворений - «Вот звук дождя как будто звук домбры...» и «Автомат с газированной водой», выявляется его художественная семантика.
Ключевые слова: лирика, топос, антропологическое пространство, пространство детства, урбанистический топос.
Топос детства относится к числу тех пространственных универсалий, которые в той или иной форме встречаются в творчестве каждого поэта. Это может быть пространство, основанное на памяти поэта о собственном детстве, пространство перцептуальное, базирующееся на восприятии поэтом образа ребенка, концептуальное пространство, связанное с широким семантическим спектром мотивов и образов детства, с пониманием его метафизической природы.
Предмет рассмотрения в данной статье -пространство детства в лирике Беллы Ахмадулиной. Само словосочетание пространство детства широко используется в работах, относящихся к широкому кругу научных дисциплин - педагогике, психологии, социологии, истории, культурологии и др. Пространство детства в русской лирической поэзии рассматривается в целом ряде специальных работ [11; 12; 15 и др.]. Творчеству поэтессы посвящено множество исследований. При этом научных работ, непосредственно затрагивающих проблемы пространства в творчестве Ах-мадулиной, немного. В статье И.В. Остапенко «Пространственно-временной континуум и образная система в художественном мире Беллы Ахмадулиной» делается акцент прежде всего на изучении пространства природного мира в поэзии Ахмадулиной, что, по справедливому мнению исследователя, «дает возможность более глубокого проникновения в творческую лабораторию писательницы, выявления эволюционных процессов в ее художественном мире» [10, с. 150]. Однако не менее значимым в процессе творческой эволю-
ции Ахмадулиной представляется антропологическое пространство и одна из его разновидностей - топос детства. Тема детства не является в поэзии Ахмадулиной ведущей, тем не менее на разных этапах творческого пути поэта раскрываются различные ее грани. В статье М.С. Михайловой «"Таинственный ребенок": дети и детское начало в поэзии Беллы Ахмадулиной» обозначена одна из особенностей пространства детства в лирике поэтессы: «Ребенок у Ахмадулиной - обитатель пограничного пространства, наполненного ожиданием чудес, это отражение ее "Я", пытающегося слить воедино реальное и идеальное, внешнее и внутреннее» [8, с. 81-82]. Однако образ ребенка, который М.С. Михайлова справедливо рассматривает как проекцию образа лирической героини поэзии Ахмадулиной, обладает и автономной художественной семантикой. И это порождает в лирике поэтессы специфическую модель пространства, обусловленную принадлежностью к миру детства.
Топос детства в лирике Ахмадулиной мы рассмотрим на примере двух стихотворений -«Вот звук дождя как будто звук домбры...» и «Автомат с газированной водой». оба они относятся к начальной поре ее творчества. Известно, что сама поэтесса не любила переиздавать свои ранние стихи, которые Д. Быков определяет как «романтически-розовые от рассвета пятидесятых» [5, с. 363]. Однако эти ранние стихотворения Ахмадулиной не только отражают важный этап формирования творческой индивидуальности поэта, но и являются поэтическим свидетельством короткой и яркой поры конца 1950-х гг. в жизни и в поэзии. В обоих стихотворениях топос детства вписан в урбанистическое пространство, наделенное, однако, не вполне традиционными для этого локуса свойствами.
В стихотворении «Вот звук дождя как будто звук домбры.», датированном 1957 г., образ ребенка возникает единожды, однако именно он становится семантическим центром той картины мира, которая возникает в произведении. Пространство в тексте конкретизировано: это площадь Восстания в Москве - центр города. Главная достопримечательность площади - знаменитая сталинская высотка, построенная в 1954 г. по проекту архитекторов М.В. Посохина и А.А. Мндоянца. Оживленная атмосфера, царящая на улице, «где публика галдит», напоминает городской праздник, и ребенок - его главный участник. М.С. Михай-
О Рябцева Н.Е., Тропкина Н.Е., 2020
лова отмечает в раннем творчестве Ахмадули-ной тему детской игры, в которую вовлекается лирическая героиня - «женщина-ребенок, отдающаяся игре в любовь с той же увлеченностью, как и детской игре, как и игре с ребенком» [8, с. 82]. Обращаясь к строкам стихотворения «Вот звук дождя как будто звук домбры...», исследователь пишет: «Героиня претендует на знание некой тайны, известной детям. "Тайны дня" в ранней лирике (в более поздних стихах "тайное" знание поменяет свой темпоральный атрибут и трансформируется в "тайну" ночного бдения над тетрадью) скрывают в себе противопоставление скучного упорядоченного мира взрослых и хаосопо-рождающего, а потому полного творчества мира детской игры» [Там же].
В стихотворении игровое пространство ребенка, «курчавого мальчика», во власти которого дать свободу зеленому воздушному шарику, приближается по своей семантической функции к природному топосу как к пространству свободы, естественности - в противовес рациональности мира взрослых. В этом ключе актуализирована и семантика одного из двух колористических образов в тексте стихотворения Ахмадулиной.
Я объясняю мальчику: - Шали. -К его курчавой головенке никну и говорю: - Пусти скорее нитку, освободи зеленые шары.
На улице, где публика галдит, мне белая встречается собака, и взглядом понимающим собрата собака долго на меня глядит [3, с. 15].
Сближение образов играющего ребенка и собаки вполне органично для художественной модели пространства, устойчивым признаком которого является «сочетание человеческой жизни с жизнью природы, единство их ритма, общий язык для явлений природы и событий человеческой жизни» [4, с. 473]. Подобное смысловое родство образов ребенка и животного - явление, широко распространенное в литературе. Своего рода афористической формулой, одновременно серьезной и ироничной, оно становится, например, в стихотворении Инны Кабыш «Рай - это так недалеко.»: «Рай - это там, где нет людей / А только дети и собаки» [6, с. 4]. Внутренняя близость образов ребенка и животного реализуется в стихотворении с помощью художественного приема «остранения» (В.Б. Шкловский), «деперсонализации» (В.В. Руднев), что позволяет лирической героине нарушать установленные
правила, конвенции, выйти за границы общепринятых норм поведения и морали.
Пространство детства в рассматриваемом стихотворении обретает зримые, узнаваемые, моделируемые с помощью предметного мира черты. один из таких значимых предметов - воздушный шар в руках ребенка. Воздушные шары, которые продаются на улице, -это и примета урбанистического пространства в целом, и специфическая деталь московского текста. В одном из самых известных произведений советской детской поэзии - стихотворении С. Михалкова «А что у вас?» - именно с пространством Москвы связаны воздушные шарики:
- А из нашего окна Площадь Красная видна! А из вашего окошка Только улица немножко.
- Мы гуляли по Неглинной, Заходили на бульвар,
Нам купили синий-синий Презеленый красный шар! [9, с. 35].
Как своего рода комментарий к тексту стихотворения «Вот звук дождя как будто звук домбры.» прочитывается фрагмент воспоминаний Б. Ахмадулиной, приведенный в книге Б. Мессерера «Промельк Беллы»: «В детстве я обожала воздушные шары, у меня это описано. Бабушка водила в Большой театр, а там стоял продавец со связкой летающих шаров красных. Я всегда любила, помешана была, бабушка бедная мне покупала на обратном пути. Я все помню: эта связка, красные шары и золотой был на них какой-то рисунок» [7, с. 35]. Воздушные шарики как устойчивый атрибут пространства детства, детского праздника -традиционный мотив русской поэзии уже с начала ХХ в. В статье А.И. Смирновой и Е.Е. Са-блиной «говорю, чтобы мыслить» в качестве примера поэтического диалога сопоставляются стихотворения Д. Хармса «Шарики сударики» и стихотворение И. Анненского «Шарики детские». В статье отмечается, что «Хармс ориентирует свой текст на игровое начало, на детское непосредственное восприятие» [13, с. 156]. В стихотворении И. Анненского «Шарики детские», имевшем в черновике заглавие «Красные шары» и включенном в «Трилистник балаганный» из сборника стихов «Кипарисовый ларец», продавец предлагает купить шар, чтобы выпустить его на свободу:
Эй, лисья шуба, коли есть лишни, Не пожалей пятишни: запущу под самое небо -
литературоведение
Два часа потом глазей, да в оба! Хорошо ведь, говорят, на воле... Чирикнуть, ваше степенство, что ли? Прикажите для общего восторгу, Три семьдесят пять - без торгу! Ужели же менее
За освободительное движение? [2, с. 129].
В стихотворении Ахмадулиной близкий к этому мотив: лирическая героиня призывает отпустить нитку, дать шарику свободу. Знаменательно, что в стихотворении Б. Окуджавы, датированном 1957 г., тот же предмет -улетевший шарик - обозначает первое звено из череды потерь в женской судьбе: «Девочка плачет - шарик улетел».
В стихотворении «Вот звук дождя как будто звук домбры...» романтическому миру противопоставлен образ скряги:
И в магазине, в первом этаже, по бледности я отличаю скрягу. Облюбовав одеколона склянку, томится он под вывеской «Тэжэ» [3, с. 15].
Поэт берет на себя роль демиурга, который моделирует мир через слово путем прямого императива. Закономерно, что в коротком стихотворении четырежды повторяются с вариациями начала строк: в четвертой - «Я говорю.», в пятой - «Я объясняю.», седьмой - «и говорю.», семнадцатой - «Я говорю...». И с этим же связано обилие глаголов в повелительной форме: шали, пусти, освободи, отвлекись, приобрети, отнеси. В этом контексте особенно значимым и философски обобщенным представляется первый из таких императивов, содержащийся в строке, адресованной не маркированному по какому-то признаку - возраста (мальчик) или душевного изъяна (скряга), а человеку вообще - «прохожему»:
Прохожему на площади Восстанья я говорю: - О, будьте так добры [Там же].
Устойчивая этикетная формула, лежащая в основе обращения лирической героини к обывателям - прохожим на улице Восстания -получает в романтически-идиллическом контексте дополнительные коннотации. Универсальная языковая конструкция официального вежливого обращения обретает новое прочтение, возвращающее читателя к исходному смыслу слова добро. Императивные синтаксические конструкции в стихотворении становятся в итоге не просто вежливой просьбой, а вопрошанием, почти мольбой о всеобщей доброте и любви. Скряга оказывается последним в этой череде вопрошаний, и к нему поэт адре-
сует призыв к безрассудному, нерациональному поступку:
Я говорю: - О, отвлекись скорей от жадности своей и от подагры, приобрети богатые подарки и отнеси возлюбленной своей [3, с. 15].
Драматизм ситуации заключается в том, что обращенная к прохожим речь поэта остается неуслышанной и непонятой, что предопределяет финальные строки стихотворения. Образы ребенка-шалуна и «собрата» - «белой собачки» (возможно, аналогия с образом «белой вороны») - становятся лирическими двойниками поэта, чей облик вызывает у прохожих удивление и непонимание:
Теней я замечаю удлиненье, а также замечаю удивленье прохожих, озирающих меня [Там же].
Пространственная модель образа детства, которая выстраивается в стихотворении «Вот звук дождя как будто звук домбры.», получает дальнейшее развитие в стихотворении 1959 г. «Вот к будке с газированной водой.». Сюжет стихотворения может показаться вполне будничным и заурядным: мальчуган бросает монету в автомат с газированной водой - «и, нежным брызгам подставляя щеку, стаканом ловит розовый фонтан». Автор переводит бытовой сюжет в метафизически план, придавая происходящему ореол чудесного и таинственного события. Урбанистическое пространство в этом стихотворении, как в ранее рассмотренном, моделируется через мотивы игры, в которой автомат с газированной водой уподоблен игрушке - традиционный в мировой литературе образ игрушки-автомата, имеющий романтический ореол:
Вот к будке с газированной водой, всех автоматов баловень надменный, таинственный ребенок современный подходит, как к игрушке заводной [Там же, с. 26].
Детская игра создает праздничное, радостное настроение, которое лирическая героиня переносит на все реалии городского пространства, преображает их, эстетизирует. Описывается, как ребенок пьет воду - «несет в ладони семь стеклянных граней». это не что иное, как описание граненого стакана, которым были снабжены автоматы с газированной водой. Однако в стихотворении вполне прозаический предмет преображается, возвышается - стеклянные грани напоминают не столько о традиционной конструкции стакана, сколь-
ко о гранях алмаза - не случайно этой строке предшествует упоминание о мальчугане, «причастном чудесам». город, в котором происходит действо, наделяется признаками пространства детства.
«Ребенок современный» - хозяин, владыка этого мира, ему подвластна некая тайна, недоступная взрослому, образ которого воплощен в авторском «я». Главными чертами этого топоса являются яркость, открытость, проницаемость. Строки «Все радуги, возникшие из них, / пронзают небо в сладости короткой» прочитываются двояко: радуги возникают из пузырьков газированной воды, но сама радуга относится к сфере небесной. Таким образом, городскому пространству в стихотворении присущи динамизм, выстраивание вектора движения по вертикали.
Урбанистическое пространство в стихотворении «Автомат с газированной водой» наделяется характерными чертами «домашнего» пространства, такими как обжитость, защищенность, узнаваемость. Границы дома и города стираются, город становится таким же обжитым, как и дом. Топос города обретает при этом значимые признаки идиллического пространства. особую художественную функцию в этом контексте реализует мотив еды и питья, связанный с традиционными атрибутами идиллического пространства. Возвращаясь к стихотворению «Вот звук дождя как будто звук домбры.», отметим, что в его пред-финальном катрене возникает схожий мотив: «мороженного катится возок». обратим внимание на еще одну важную особенность идиллического пространства - в нем всегда царит лето. Именно атрибутом летнего города стали автоматы с газированной водой: они работали с мая по сентябрь включительно, а на зимний период их закрывали специальными металлическими коробами.
Возникающее в финале стихотворения сравнение «автомата» с «крестьянкой, что рукой холодной даст путнику напиться из ковша», позволяет привести к определенному смысловому равновесию антитезу временного и вечного, технократического и природного. С одной стороны, антропоморфный образ живого автомата с «темной душой» и «добротою старомодной» рожден семантикой детства, а точнее - традицией детской и подростковой литературы, связанной с жанрами приключения и фантастики. Это своего рода детская игра в реальность современного «таинственного ребенка», умеющего «с тайной про-
стотой» разглядеть сквозь «оковы» повседневности чудесный мир мечты и фантазии. С другой стороны, идиллический топос города обусловлен определенным историческим контекстом.
«Будка с газированной водой» - это новый атрибут городского пространства конца 1950-х гг. С этого времени в СССР начала развиваться продажа товаров через уличные торговые автоматы. Именно в тот период в крупных городах страны появились и первые автоматы по продаже газированной воды, причем наибольшее распространение они получили в Москве, где было установлено около 10 000 автоматов [14]. Эта новая реалия городского пейзажа в стихотворении интерпретируется как нечто небывалое, чудесное, подвластное не обычному городскому жителю, а ребенку -человеку будущего, наделенному значимыми эпитетами: таинственный и современный. Именно ему принадлежит этот новый мир, он в нем хозяин, а лирическая героиня - робкий гость, который с чувством риска приобщается к чуду. Сам процесс описывается с использованием приема остранения:
Воспрянув из серебряных оков,
родится омут сладкий и соленый,
неведомым дыханьем населенный
и свежей толчеею пузырьков [3, с. 27].
Ахмадулина передает романтическую атмосферу эпохи «оттепели» с ее надеждами на обновление, духом свободы и искренности. «Мальчуган, причастный чудесам», - это прообраз «звездных мальчиков» 1960-х гг., романтик нового времени, жаждущий максимальной свободы - в творчестве, в поиске себя и своего пути в жизни. Примечательно, что образ «путника», мотив «жажды», тема свободы своеобразно рифмуются и с фольклорной, и с литературной (в первую очередь пушкинской) традицией, чему посвящен ряд исследований, прежде всего работа Т.В. Алешка [1]. Духовный поиск истины для целого поколения романтиков оборачивается возвращением к непреходящим истокам - культуры и литературы. образ «старомодной доброты» рождает ассоциации с пушкинским образом «добрых чувств», «пробужденных лирой» поэта.
Таким образом, в ранних стихотворениях Ахмадулиной создается идиллически-романтическое пространство детства в проекции урбанистического топоса, что обусловлено императивом времени «оттепели» и спецификой поэтического мира автора. В стихотво-
литературоведение
рениях последующих лет Ахмадулина не раз будет возвращаться к топосу детства, раскрывая его различные грани уже в новом художественном ключе.
Список литературы
1. Алешка Т. Творчество Б. Ахмадулиной в контексте традиций русской поэзии. Минск.: РИВШ БГУ, 2001.
2. Анненский И.Ф. Стихотворения и трагедии. Л.: Сов. писатель, 1990.
3. Ахмадулина Б. Малое собрание сочинений. СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2017.
4. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе // Его же. Собрание сочинений: в 7 т. Т. 3: Теория романа (1930-1961). М.: Яз. слав. культур, 2012. С. 340-512.
5. Быков Д. Я проживу. Белла Ахмадулина // Быков Д.Л. Советская литература. Краткий курс. М.: ПРОЗАиК, 2012. С. 360-371.
6. Кабыш И. Мама мыла раму. М.: Изд-во «Время», 2013.
7. Мессерер Б.А. Промельк Беллы. Романтическая хроника. М.: Изд-во АСТ, 2016.
8. Михайлова М.С. «Таинственный ребенок»: дети и детское начало в поэзии Беллы Ахмадули-ной // Вестн. Алт. гос. пед. академии. Сер.: Гуманитарные науки. 2010. Вып. 4. С. 81-86.
9. Михалков С.В. Собрание сочинений: в 6 т. М.: Худож. лит., 1981. Т. 1.
10. Остапенко И.В. Пространственно-временной континуум и образная система в художественном мире Беллы Ахмадулиной // Вопр. рус. литературы. 2012. № 22(79). С. 149-155.
11. Перевалова С.В., Савина Л.Н., Тропки-на Н.Е. Пространство детства в русской литературе XIX - XXI века: моногр. Волгоград, 2018.
12. Рябцева Н.Е., Тропкина Н.Е. Пространство детства в поэзии О. Седаковой // Вестн. Моск. гос. обл. ун-та. Сер.: Русская филология. 2017. № 2. С. 124-130.
13. Смирнова А.И., Саблина Е.Е. «Говорю, чтобы мыслить» (интертекстуальность в творчестве Д. Хармса) // Вестн. Волгогр. гос. ун-та. Сер. 8: Литературоведение. Журналистика. 2009. № 8. С. 153156.
14. Тихомиров Д. Отличники бездушной торговли // Коммерсантъ Деньги. 2005. № 21 (526).
15. Тропкина Н.Е., Рябцева Н.Е. Топос детства в поэзии Веры Павловой // Изв. Волгогр. гос. пед. ун-та. 2015. № 9-10(104). С. 188-192.
1. Aleshka T. Tvorchestvo B. Ahmadulinoj v kontekste tradicij russkoj poezii. Minsk.: RIVSH BGU, 2001.
2. Annenskij I.F. Stihotvoreniya i tragedii. L.: Sov. pisatel', 1990.
3. Ahmadulina B. Maloe sobranie sochinenij. SPb.: Azbuka, Azbuka-Attikus, 2017.
4. Bahtin M.M. Formy vremeni i hronotopa v romane // Ego zhe. Sobranie sochinenij: v 7 t. T. 3: Teoriya romana (1930-1961). M.: YAz. slav. kul'tur, 2012. S. 340-512.
5. Bykov D. YA prozhivu. Bella Ahmadulina // Bykov D.L. Sovetskaya literatura. Kratkij kurs. M.: PROZAiK, 2012. S. 360-371.
6. Kabysh I. Mama myla ramu. M.: Izd-vo «Vremya», 2013.
7. Messerer B.A. Promel'k Belly. Romanticheskaya hronika. M.: Izd-vo AST, 2016.
8. Mihajlova M.S. «Tainstvennyj rebenok»: deti i detskoe nachalo v poezii Belly Ahmadulinoj // Vestn. Alt. gos. ped. akademii. Ser.: Gumanitarnye nauki. 2010. Vyp. 4. S. 81-86.
9. Mihalkov S.V. Sobranie sochinenij: v 6 t. M.: Hudozh. lit., 1981. T. 1.
10. Ostapenko I.V. Prostranstvenno-vremennoj kontinuum i obraznaya sistema v hudozhestvennom mire Belly Ahmadulinoj // Vopr. rus. literatury. 2012. № 22(79). S. 149-155.
11. Perevalova S.V., Savina L.N., Tropkina N.E. Prostranstvo detstva v russkoj literature XIX -XXI veka: monogr. Volgograd, 2018.
12. Ryabceva N.E., Tropkina N.E. Prostranstvo detstva v poezii O. Sedakovoj // Vestn. Mosk. gos. obl. un-ta. Ser.: Russkaya filologiya. 2017. № 2. S. 124130.
13. Smirnova A.I., Sablina E.E. «Govoryu, chtoby myslit'» (intertekstual'nost' v tvorchestve D. Harmsa) // Vestn. Volgogr. gos. un-ta. Ser. 8: Literaturovedenie. Zhurnalistika. 2009. № 8. S. 153-156.
14. Tihomirov D. Otlichniki bezdushnoj torgovli // Kommersant» Den'gi. 2005. № 21 (526).
15. Tropkina N.E., Ryabceva N.E. Topos detstva v poezii Very Pavlovoj // Izv. Volgogr. gos. ped. un-ta. 2015. № 9-10(104). S. 188-192.
Childhood space in the early poetry of Bella Akhmadulina
The article deals with the childhood space in the lyrics of B. Akhmadulina in the end of the 1950s at the material of two poems "This is the sound of rain as if the sound of dombra ..." and "Drink dispenser". There is revealed its fiction semantics.
Key words: lyrics, topos, anthropologic space, childhood space, urban topos.
(Статья поступила в редакцию 17.03.2020)
* *
*
