CC BY
11
Ю.В. Доманский (Москва)
«ПРОСТРАНСТВО БЕСПРЕПЯТСТВЕННО ТЕКЛО...»: К ВОПРОСУ О ПРОСТРАНСТВЕННОЙ ОРГАНИЗАЦИИ СОБЫТИЯ В ЛИРИКЕ (стихотворение Виктора Ширали «Меня напротив в поезде метро.»)
Аннотация. В статье рассматриваются некоторые особенности пространственной организации лирического события в стихотворении петербургского поэта Виктора Гейдаровича Ширали (1945-2018) «Меня напротив в поезде метро...». Стихотворение это, созданное в 1972 г., относится к ранней лирике Ширали и характеризуется весьма интересным соотнесением внешнего события (случайно увиденное лицо женщины) и события лирического (рефлексия субъектом произошедшего) в пространстве вагона метро. Особенно пристальное внимание уделяется в статье двум стихам, расположенным ближе к финалу стихотворения: «Пространство беспрепятственно текло // Сквозь наши отражения в стекле». Данные стихи рассматриваются как экспликация микрособытия, объединяющего в себе, с одной стороны, событие фабульное, «происшествие», «случай», с другой же стороны, событие рефлексии по этому поводу, т.е. то, что и принято считать лирическим событием. Таким образом, в стихотворении Ширали в итоге получается такое событие, в котором «происшествие» не повод к нему, а его важная часть. Лирическое событие выступает знаком важного качественного изменения субъекта, увидевшего, пусть и расплывчато, бестелесную суть самого себя. Для всего этого человек должен был оказаться в состоянии пассивного покоя, способствующего созерцанию мира и себя в этом мире. В обозначенном синтетическом событии текучести пространства сквозь отражения субъектом действия оказывается само это пространство, лирический же субъект выступает одновременно и объектом, и наблюдателем, находящимся в этом пространстве. Таким образом, в статье доказывается, что пространственная организация события в лирике может быть и самим этим событием, причем событием именно лирическим, формирующим лирический сюжет.
Ключевые слова: лирика; художественное пространство; лирический сюжет; лирическое событие; Виктор Ширали.
Y.V. Domanski (Moscow)
"The space flowed freely.": Towards the Problem of the Spatial Organization of the Event in Lyrics (The Poem by Victor Shirali "Sittingjust across me in the metro train.")
Abstract. The article examines some features of the spatial organization of the lyrical event in the poem by the St. Petersburg poet Victor Shirali (1945-2018) "Sitting just
across me in the metro train...". This poem, created in 1972, belongs to the early lyrics of Shirali and is characterized by an extremely interesting correlation of an external event (a woman's face accidentally seen), and a lyrical event (the subject's reflection of what happened) in the space of a subway car. In the article, a particularly close attention is paid to two verses located closer to the end of the poem: "The space flowed freely // Through our reflections in the glass". These lines are considered as an explication of a micro-event that combines, on the one hand, a plot event, "incident", "chance"; on the other hand, an event of reflection on this occasion, that is, what is usually considered a lyrical event. That is, in Shirali's poem, the result is an event in which the "incident" is not a reason for it, but an important part of it. The lyrical event is a sign of an important qualitative change in the subject, who has seen, albeit vaguely, the disembodied essence of himself. In order to go through that experience, a person had to be in a state of passive complacency, contributing to the contemplation of the world and himself in this world. In the aforementioned synthetic event of the fluidity of space through reflections, the subject of action is this space itself, while the lyrical subject acts both as an object and as an observer located in this space. Thus, the article proves that the spatial organization of an event in the lyrics can also be the event itself, and it is a lyrical event that forms the lyrical plot.
Key words: Lyrics; Art space; Lyrical plot; Lyrical event; Victor Shirali.
Событие в лирике, как известно, отличается от события в других литературных родах - в эпике и в драме, что, впрочем, не мешает лирическому событию реализовываться в сюжете и в этой реализации соотноситься с пространственной организацией лирического произведения. Наша задача в данной работе - посмотреть на специфику пространственной организации события в лирике на примере стихотворения Виктора Ширали «Меня напротив в поезде метро...»
Но прежде всего, обратимся к тому, как современная (и не очень) теория литературы подходит к проблеме лирического события и, соответственно, к проблеме лирического сюжета, а в этой связи - и к проблеме пространства в лирике. Уникальность лирического сюжета была отмечена еще в прошлом веке. Так, Ю.М. Лотман, под поэзией понимая лирику, а под прозой эпику, писал: «Поэтические сюжеты отличаются значительно большей степенью обобщённости, чем сюжеты прозы. Поэтический сюжет претендует быть не повествованием об одном каком-либо событии, рядовом в числе многих, а рассказом о Событии - главном и единственном, о сущности лирического мира. <...> Способность преобразовывать все обилие жизненных ситуаций в определённый, сравнительно небольшой объем лирических тем - характерная черта поэзии» [Лотман 2016, 504, 507]. В близком ключе рассуждал и В.А. Грехнев: «.ситуация лирического произведения не имеет иных опор, кроме тех, которые вытекают из внутренне-экспрессивной завершенности лирического мгновения. Но как раз эти опоры для нее и оказываются самыми прочными. Мгновенный ракурс на событие, который несет в себе лирический сюжет, пронизан такой энергией лирического переживания, которая способна прочно спаять
все предметно-событийные детали лирической ситуации в единое целое» [Грехнев 1994, 164].
Итак, можно сказать, что сюжет в лирике, будучи именно сюжетом, относительно эпики или драмы обладает уникальным чертами; и хотя в лирике «присутствуют все категории, необходимые для возникновения сюжета (пространство, время и событие), однако для характеристики лирического сюжета, в отличие от сюжета в эпике и драме, необходимо учитывать взаимосвязь хронотопа и ситуации с субъектной структурой» [Малкина 2008, 115]. Данная взаимосвязь описывается следующим образом: «Роль субъекта является ключевой: в зависимости от типа субъекта меняются и границы семантического поля <...>. Лирическая ситуация может варьироваться, переосмысливаться, перетекать в другую ситуацию и событие. Она существует и развивается во времени и / или пространстве - отсюда динамика лирических мотивов, но само это развитие представляет собою не что иное, как рефлексию лирического субъекта» [Малкина 2008, 115]. В фабульном же стихотворении, т.е. в стихотворении, содержащим в себе событие, близкое к событию в эпике - случай, происшествие, - в итоге собственно событием лирическим оказывается отнюдь не это событие, а событие переживания данного случая или происшествия субъектом. Т.е. «развивается в лирическом стихотворении не фабульное событие (там, где оно есть), но и не рассказывание само по себе (которое ведётся с "фиксированной точки"), а именно то самое "подвижное соотношение" между ними, которое представляет собою не что иное, как рефлексию. Логика и закономерность сложения лирического сюжета - это логика рефлексии и ее закономерность» [Теория литературы 2004, 354]. И.В. Силантьев даже вывел формулу, к которой в самом общем виде можно свести существо лирического события: «Это качественное изменение состояния лирического субъекта, несущее экзистенциальный смысл для самого лирического субъекта и эстетический смысл для обращенного к читателю лирического сюжета» [Силантьев 2004, 87].
Таким образом, в лирике событие обладает уникальными относительно события в эпике или драме особенностями, важнейшая из которых заключается в том, что событие в лирике носит внутренний характер, связанный с переживанием и, что очень важно, изменением субъекта; событие это соотносится зачастую с тем или иным событием в привычном, фабульном значении, вот только это привычное событие, случай, происшествие, никак не станет событием лирическим. Однако столь ярко выраженная родовая специфика события в лирике вовсе не отменяет того, что реализуется это событие, как и событие в других литературных родах, в художественном пространстве и в художественном времени. Лирическое событие, с одной стороны, и пространство и время, с другой, современная теория литературы связывает следующим образом: «Лирическое высказывание, по-видимому, всегда раскрывает определённое событие, совершающееся в сознании говорящего при участии (сопереживании) читателя, а иногда и других персонажей; в этом событии, благодаря смене точки зре-
ния говорящего преодолевается граница между изображаемым временем и пространством <...> и пространством-временем самого высказывания. <.. .> .поэтический сюжет - не ряд событий, а процесс "рождения", возникновения единственного события» [Теория литературы 2004, 353; курсив в источнике - Ю.Д.].
На основе всего сказанного обратимся к одному конкретному проявлению лирического события в художественном пространстве стихотворения Виктора Ширали «Меня напротив в поезде метро.». Петербургский поэт Виктор Гейдарович Ширали (1945-2018) «хотя и с определенными оговорками - принадлежал "неофициальной" петербургской культуре 60-х и 70-х годов, в которой его имя гремело рядом с именами и более старших: И. Бродского и Л. Аронзона, и его сверстников: О. Охапкина, В. Кривулина, Е. Шварц, и младших: П. Чейгина и Б. Куприянова» [Беневич 2004, 200]. Впрочем, «Ширали стоял на границе "официальной" и "неофициальной" культуры <...>. Ширали сознавал себя в равной степени далеким от "общих мест", как официальной культуры, так и неофициальной (которой было суждено выплыть на поверхность в "перестройку"). Последняя отомстила ему, как и первая - почти полным замалчиванием его имени» [Беневич 2004, 201, 204]. По всей вероятности, такое пограничное состояние обусловлено во многом спецификой тематики поэзии Ширали, тематики, не очень подходящей к привычным представлениям о литературе неофициальной: «В то время как большинство его сверстников, собратьев по поэзии находили вдохновение на путях духовного поиска и мистических созерцаний, что видно из самоназвания этого направления: "спиритуаль-ная поэзия", Ширали нес классическое для поэзии бремя любовного лирика, хотя, конечно, этой темой его творчество не исчерпывается» [Беневич 2016, 290]. Официальной же литературе Ширали не мог соответствовать уже на том основании, что даже взаимоотношения мужчины и женщины раскрывал совсем не так, как было принято в советской поэзии; мы увидим это в том стихотворении, которое является объектом нашего исследования. Однако для нас в данном исследовании точность культурной идентификации поэта не очень важна, ибо обратимся мы лишь к одному стихотворению Ширали и даже не ко всему стихотворению, а к одному его элементу; и элемент этот вряд ли будет строго соотносим с персональной культурной атрибуцией, с пониманием места поэта в системе тогдашней культуры; хотя с местом художника и даже человека в мире соотносим, вероятнее всего, будет. Приведем само стихотворение, к которому обращаемся в данной статье:
Меня напротив в поезде метро
Сидела женщина
С лицом о том
Что слава Богу
День окончен
Путь к дому долог
И можно ослабеть Лицо разжать
И задремать рукой прикрыв глаза
И только вздрагивать при объявленьи остановок
Бег поезд убыстрял на перегоне
Сидели мы опущены в тепло
Недвижные в несущемся вагоне
Пространство беспрепятственно текло
Сквозь наши отражения в стекле
Что бестелесны словно наши души
И отражают нас как воды сушу -
Расплывчато
Как радость на лице
Уснувшей женщины.
1972 [Ширали 2018, 83]
Обращает на себя внимание нетривиальная пунктуация этого стихотворения Ширали; вполне возможно, что она обусловлена спецификой бытования его поэзии как звучащей: «.некоторым из его товарищей по неофициальной поэзии, например, В. Кривулину, Ширали казался делающим слишком большой упор на звучащее живое слово, что доставляло неизменный успех во время его чтений, но казалось данью эстрадной поэзии» [Беневич 2018, 8]. Оставим в стороне разговор о том, хорошо это или плохо - читать свои стихи, интонационно эксплицируя одни смыслы и, соответственно, затемняя и редуцируя другие; для нас важно не это, а важен лишь сам факт: способ бытования стихов Ширали, согласно авторскому намерению, предполагает не только привычные строчки на бумаге, но и устное исполнение. И практически полное отсутствие знаков препинания в приведенном стихотворении в этой связи указывает на то, что паузы тут возможны только межстиховые (для появления цезуры стихи не достаточно длинны), и все эти паузы при такой пунктуации (за исключением тире в конце 17 стиха) являются анжамбеманами; это позволяет при чтении письменного текста варьировать предполагаемую интонацию и, соответственно, возможные значения; при авторском же устном чтении такая вариативность, вероятнее всего, редуцировалась, ведь заданная интонация неизбежно формировала конкретные значения. Однако мы не знаем, как звучало это стихотворение в авторском его исполнении, а потому будем исходить лишь из общего положения о том, что обилие анжамбе-манов здесь предполагает возможное варьирование значений. И заинтересовавший нас сегмент тоже отмечен анжамбеманами. Вот те два стиха, которые привлекли наше внимание:
Пространство беспрепятственно текло Сквозь наши отражения в стекле
Разумеется, не только эти два стиха провоцируют внимательное чтение с нашей стороны, но и всё, что возле них, тоже. Однако начнем все же с этого микрособытия, происходящего с пространством в локусе вагоне метро. Поводом к этому микрособытию становится «внешнее» событие, событие фабульное из начала стихотворения - замеченная субъектом женщина, сидящая напротив; и к данному «происшествию» в полной мере применимо высказывание В.А. Грехнева: «В ткань лирического образа входит "случай", жизненная мимолетность. Вбирая ее в себя, насыщаясь ее конкретикой, лирическое переживание обретает силу и убедительность сиюминутного, как бы непроизвольно вырвавшегося психологического "жеста"» [Грехнев 1994, 166]. Кроме того, «момент открытости бытию "здесь и сейчас" и наполнения смыслом самого обыденного, умение увидеть его красоту для его [Ширали - Ю.Д.] ранних стихов [рассматриваемое стихотворение относится именно к ранним - Ю.Д.] характерен в высшей мере» [Беневич 2016, 279-280]. Т.е. вполне банальный случай, который и случаем-то назвать довольно сложно, порождает собственно лирическое событие - рефлексию по поводу увиденного. В первой половине стихотворения (до стиха «И только вздрагивать при объявленьи остановок» включительно) - это «реконструкция» по лицу состояния, настроения женщины. Сама «идея» чтения по лицу поддерживается тут далекой от литературного языка, но вполне поэтической в языковом плане фразой «С лицом о том // Что.». И если в первой половине стихотворения отношения субъекта к женщине суть отношения рефлексирующего наблюдателя и наблюдаемого, т.е. - объекта, то в половине второй, начинающейся стихом «Бег поезд убыстрял на перегоне», прежние субъект и объект уже сливаются в единого коллективного субъекта, выраженного местоимениями первого лица множественного числа («мы», «наши», «нас»). Общее же пространство - вагон метро - определило общность состояния субъекта и женщины, сидящей «меня напротив»; пусть и произошло это только в точке зрения субъекта. Повторим в этой связи уже цитированное выше важное теоретическое замечание о том, что «для характеристики лирического сюжета, в отличие от сюжета в эпике и драме, необходимо учитывать взаимосвязь хронотопа и ситуации с субъектной структурой» [Малкина 2008, 115].
Но что же представляет из себя пространство вагона метро? Собственно, пространство вагона поезда (пока еще не загнанного под землю) появилось в культуре, по понятным причинам, сравнительно недавно - с появлением самих этих вагонов и поездов в жизни людей. И в культуре пространство вагона поезда, если попытаться как-то обобщить, оказалось очень удобным для передачи обреченности человека на пассивность даже тогда, когда активность является более чем возможной; проще говоря, находящийся в вагоне поезда человек может сколь угодно передвигаться по вагону, заниматься какими-то своими делами, спать, есть, однако все эти его «активности» ничего не значат в глобальном плане, ибо поезд везет человека туда, куда проложены рельсы; активность тут не более чем фик-
ция, человек же в плане перемещения в пространстве подчинен внешним силам - поезду и рельсам, по большому счету, пассивен. Что же добавилось к этим значениям с появлением метро, т.е. с тем, что теперь поезд идет под землей? Смещение поезда, вагона и человека в нем в нижний мир еще более, как представляется, усугубило и без того наличествующее значение безысходности, обреченности человека на пассивность. Однако в оценочном плане с пространством вагона метро все не так плохо, как может показаться на первый взгляд. И первая половина рассматриваемого стихотворения Виктора Ширали, та самая, где передается рефлексия субъекта по поводу состояния женщины напротив, содержит в себе описание очень важного в позитивном плане для человека состояния покоя:
Меня напротив в поезде метро Сидела женщина С лицом о том Что слава Богу День окончен Путь к дому долог И можно ослабеть Лицо разжать
И задремать рукой прикрыв глаза И только вздрагивать при объявленьи остановок
К данной части стихотворения можно применить сказанное Г. Беневи-чем о ранней лирике Ширали: «Душевный покой и гармония, обретаемые в созерцании чувственно воспринимаемого под формой его внутреннего покоя и красоты-доброты, - вот особенность поэзии Ширали конца 1960-х и некоторых более поздних стихов» [Беневич 2016, 285]. Однако вторая половина стихотворения уже о событии иного плана; здесь уже не рефлексия субъекта о состоянии женщины напротив, прочитанном с ее лица; здесь событийное слияние внешнего мира и мира внутреннего. Само пространство здесь, специфика перемещения в нем не только способствует формированию события, но и участвует в этом событии на правах субъекта действия. Необычность перемещения в пространстве заключается тут в том, что поезд несется вперед, а пассажиры в поезде сидят неподвижно: «Бег поезд убыстрял на перегоне // Сидели мы опущены в тепло // Недвижные в несущемся вагоне». И указание на тепло (пусть коллективный субъект со своей стороны пассивно опущен в него) тут сродни состоянию покоя из первой половины стихотворения. Внутренним же событием оказывается как раз то, что сосредоточено в тех двух стихах, которые в первую очередь и привлекли наше внимание: «Пространство беспрепятственно текло // Сквозь наши отражения в стекле».
Событие в этих двух стихах является довольно сложным по сути своей, ибо субъектом действия тут оказывается не лирический субъект стихотворения, а прямо номинированное пространство. Действие же, совершае-
мое пространством, выражено глаголом «текло». Данный глагол куда как привычнее (пусть и метафорически) выглядит рядом не с пространством, а со временем, что в данном случае позволяет говорить о пространстве и времени в их единстве. И действительно, пространство в данном случае оказывается текучим во времени, а коллективный субъект не просто пассивен, не просто неподвижен; он, как это часто и бывает в метро, наблюдатель собственного отражения, существующего совершенно отдельно от субъекта и являющегося объектом по отношению и к субъекту как таковому, и к пространству как субъекту действия. Впрочем, и «наши отражения» тоже пассивны, подобно тому, как пассивны в тепле вагона те, кто является источником этих отражений - «мы». Активно же только пространство, беспрепятственно текущее сквозь эти «наши отражения в стекле». Но субъект здесь не только пассивно участвует в беспрепятственном движении пространства сквозь отражение, он еще и наблюдает за всем этим. И наблюдение неизбежно, как и должно быть в лирике, порождает рефлексию, касающуюся эмоционального осмысления сути отражений,
Что бестелесны словно наши души
И отражают нас как воды сушу -
Расплывчато
Как радость на лице
Уснувшей женщины.
Здесь, как видим, идет уже рефлексия относительно события беспрепятственного течения пространства сквозь отражения, события, которое одновременно является и рефлексией по поводу самого себя, и знаком того самого «качественного изменения состояния лирического субъекта» [Силантьев 2004, 87], о котором пишут теоретики литературы. Все это в совокупности призвано сформировать совершенно особый взгляд на мир и на место человека в нем: мир движется по подземным рельсам, человек в этом мире пассивен, но его пассивность, выраженная таким чаемым состоянием покоя, порождает рефлексию относительно собственного внутреннего состояния. Субъект, наблюдая за своим отражением, сквозь которое протекает пространство (происходит это благодаря движению освещенного изнутри вагона в темноте подземелья), подходит к осмыслению своего существования, не постигает его, нет, ведь вынесенное в отдельный стих слово «Расплывчато» указывает на то, что осмыслить себя через эти отражения невозможно; но вот задуматься над смыслом нахождения себя в мире - это да. Таково то самое изменение, что происходит с субъектом; изменение, спровоцированное банальным случаем - наблюдением за женщиной, сидящей напротив в поезде метро.
Качественность же изменения тут в том, что субъект, наблюдая за тем, как пространство течет сквозь отражения, приходит к осознанию природы этих отражений, бестелесности их, и вместе с этим осознает эту бестелесность отражений в проекции на очевидное - на бестелесность душ. И хотя
перед нами всего лишь сравнение, организованное при помощи союза «что» («Что бестелесны словно наши души»), мы можем увидеть за этим сравнением и саму возможность увидеть то, что невозможно - человеческую душу. Разумеется, троп сравнения не позволяет строго отождествить отражения в стекле и душу человека, но вот увидеть в отражении аналог души вполне вероятно. Т.е. субъект видит если не свою душу, то хотя бы ее, если можно так сказать, реплику, а это, согласимся, при жизни дано не каждому. Таким образом, лирическое событие оказывается знаком, действительно, важного качественного изменения субъекта, увидевшего, пусть и расплывчато, бестелесную суть самого себя. В итоге же субъект возвращается к начальному сегменту, передав увиденное «Расплывчато» -«радость на лице // Уснувшей женщины». Для всего этого человек должен был оказаться в состоянии пассивного покоя, способствующего созерцанию мира и себя в этом мире. И пространство вагона метро оказалось весьма подходящим пространством для погружения человека в такое состояние и для последующего его, человека, качественного изменения через приближение к осознанию собственной сущности. Случилось же все это в силу того, что функцию субъекта действия в микроэпизоде «Пространство беспрепятственно текло // Сквозь наши отражения в стекле» взяло на себя именно пространство. Благодаря этому фабульный по сути своей момент стал событием лирическим, породив вслед за тем лирическое же событие приближения к прозрению; а правильнее сказать - все это вместе (и то, что пространство текло, и вызванное этим приближение к прозрению) стало лирическим событием.
В заключении позволим себе привести еще одно стихотворение Виктора Ширали, более раннее (оно датируется 1968 г.), но, как и то, к которому мы обращались, событийно обращено оно к пространству метро:
По эскалатору метро взлетали лица И было каждое, как голубица Светло
И проносилось мимо кратко Как будто запускал их снизу кто-то
Люблю метро За это
А еще за то что там Одну тональность обретает гам А в поездах перерастает в гул И слов не разобрать И только губ
Движение пытаешься понять. Все мы напоминаем там одну Стремительно гудящую струну Отчаянно она напряжена
И с низких «у-у-у...» взвивается до «а-а-а...» И гасится шипящими дверей И всё
Дорога длится полчаса Всплываем на поверхность Тонем в ней
Разъединяя наши голоса. 1968 [Ширали 2018, 39]
Обратим внимание - в данном тексте пространство метро решается не только в визуальном, а, в первую очередь, в аудиальном ключе, тем самым обнажая лирическую грань пространства метро в ином ракурсе относительно стихотворения «Меня напротив в поезде метро.». В результате же два поэтических текста формируют своего рода систему, в которой пространство метро лирически осмысливается с двух, как минимум, сторон: и аудиально - через рефлексию характерных для метро звуков, и визуально - через рефлексию пространства, текущего сквозь отражения в стекле.
И что касается визуального, то вот еще один момент, типологически соотносимый с «нашими отражениями» из рассмотренного нами стихотворения Ширали. В середине 80-х гг. прошлого века земляк и тезка Ширали Виктор Цой споет:
Я знаю что здесь пройдет моя жизнь Жизнь в стеклах витрин Я растворяюсь в стеклах витрин Жизнь в стеклах витрин
Таким образом, можно говорить о том, что пространство в некоторых его проявлениях, например, пространство отражений в стеклах является характерным для лирики событием, соединяющим в себе и внешнее, фабульное событие, и рефлексию по его поводу, т.е. событие собственно лирическое, но такое, где «происшествие» не повод к нему, а его важная часть. Исходя из этого, можно заключить, что пространственная организация события в лирике может быть и самим этим событием, причем событием именно лирическим, формирующим лирический сюжет.
ЛИТЕРАТУРА
1. Беневич Г. Виктор Ширали в контексте петербургской поэзии 1960-1970-х годов // Новое литературное обозрение. 2016. № 138 (2). С. 273-293.
2. Беневич Г. Предисловие // Ширали В. Простейшие слова. СПб.; М.: РИПОЛ классик: Пальмира, 2018. 287 с. (Часть речи).
3. Беневич Г. В. Ширали. Портрет поэта на фоне смерти // Нева. 2004. № 10. С. 199-206.
4. Грехнев В. А. Мир пушкинской лирики. Нижний Новгород: Нижний Новгород, 1994. 464 с.
5. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. Анализ поэтического текста. СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2016. 704 с. (Культурный код).
6. Малкина В.Я. Лирический сюжет // Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий. М.: Издательство Кулагиной; Intrada, 2008. С. 114-115.
7. Силантьев И.В. Поэтика мотива. М.: Языки славянской культуры, 2004. 296 с.
8. Теория литературы: в 2 т. / под ред. Н.Д. Тамарченко. Т.1. М.: Академия, 2004. 512 с.
9. Ширали В. Простейшие слова. СПб.; М.: РИПОЛ классик: Пальмира, 2018. 287 с. (Часть речи).
REFERENCES (Articles from Scientific Journals)
1. Benevich G. V Shirali. Portret poeta na fone smerti [Shirali. Portrait of the Poet Against the Background of Death]. Neva, 2004, no. 10, pp. 199-206. (In Russian).
2. Benevich G. Viktor Shirali v kontekste peterburgskoy poezii 1960-1970-kh go-dov [Victor Shirali in the Context of St. Petersburg Poetry of the 1960s and 1970s].
Novoye literaturnoye obozreniye, 2016, no. 138 (2), pp. 273-293. (In Russian).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
3. Malkina V.Ya. Liricheskiy syuzhet [Lyrical Plot]. Poetika: slovar'aktual'nykh terminov i ponyatiy [Poetics: The Dictionary of Relevant Terms and Concepts]. Moscow, Kulagina Publ., Intrada Publ., 2008, pp. 114-115. (In Russian).
(Monographs)
4. Grekhnev V.A. Mir pushkinskoy liriki [The World of Pushkin's Lyrics]. Nizhny Novgorod, Nizhniy Novgorod, 1994. 464 p. (In Russian).
5. Lotman Yu.M. Struktura khudozhestvennogo teksta. Analiz poeticheskogo teksta [The Structure of a Literary Text. Analysis of the Poetic Text], Series: Kul'turnyy kod [Cultural Code]. St. Peterburg, Azbuka Publ., Azbuka-Attikus Publ., 2016. 704 p. (In Russian).
6. Silant'yev I.V Poetikamotiva [The Poetics of the Motif]: Moscow, Yazyki slavy-anskoy kul'tury Publ., 2004. 296 p. (In Russian).
7. Tamarchenko N.D. (ed.). Teoriya literatury [Theory of literature]: in 2 vols. Vol. 1. Moscow, Akademiya, 2004. 512 p. (In Russian).
Доманский Юрий Викторович, Российский государственный гуманитарный университет.
Доктор филологических наук, профессор кафедры теоретической и исторической поэтики Института филологии и истории.
E-mail: domanskii@yandex.ru
ORCID ID: 0000-0002-7630-2270
Yuri V. Domanski, Russian State University for the Humanities.
Doctor of Philology, Professor at the Department of Theoretical and Historical Poetics, Institute for Philology and History.
E-mail: domanskii@yandex.ru
ORCID ID: 0000-0002-7630-2270
