CC BY
271
УДК 809.461.241.29.-5
ПРОСТРАНСТВЕННЫЙ ДЕЙКСИС И ЕГО РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ В АВАРО-АНДИЙСКИХ ЯЗЫКАХ
© 2013Дибиров И.А., Мамаева З.М.*
Дагестанский государственный педагогический университет ^Институт языка, литературы и искусства им. Г. Цадасы ДНЦ РАН
В статье дается краткий экскурс в становление теории дейксиса. Дейксис рассматривается как функциональное явление, поскольку он выделяется с точки зрения функционирования того или иного грамматического или лексического элемента в языке. Исследуются способы репрезентации дейксиса в аваро-андийских языках. Выявляется степень эгоцентричности исследуемых языков.
The given article touches on the problem of the history of the deixis theory. The deixisis considered as a functional phenomenon, as it is distinguished from the point of view of grammatical or lexical functioning in the language. The ways of representation of the deixis in the Avar-Andiy languages are also under consideration. The article touches on the problem of the egocentrism level of the languages under discussion as well.
Ключевые слова: аваро-андийские языки, категория локализации, указательные слова, наречия места, эгоцентричность.
Key words: Avar-Andiy languages, category of localization, deictic words, adverbs ofplace, egocentricity.
Вопрос о семантическом содержании дейксиса не получил однозначного освещения и является спорным в современном языкознании. Нет единого мнения среди лингвистов и по вопросу об иерархии различных средств выражения дейксиса, и по поводу того, что считать ориентиром в речевой ситуации: самого говорящего, место говорения или же акт коммуникации в целом. Известный австрийский психолог и лингвист Карл Бюлер, который по праву считается основоположником теории дейксиса в языкознании, проводит строгое разграничение дейктических и номинативных языковых знаков. Дейктические языковые знаки, как считает К. Бюлер, не называют класса предметов, явлений, действий, в отличие от номинативных знаков. Дейктические языковые знаки классифицируются им по признаку языкового обозначения позиций центра координат: ich - «я», hier -«здесь», jetzt - «сейчас». Эти дейктические языковые знаки К. Бюлер
характеризует как основные в сфере дейксиса. Они служат точкой отсчета семантики дейктических единиц в системе дейксиса и указывают соответственно на говорящего - ich (персональный дейксис), на
местонахождение говорящего - hier (пространственный дейксис) и на время высказывания - jetzt
(темпоральныйдейксис). Этот центр координат признан всеми
исследователями и широко используется в лингвистических трудах. Однако по сей день дискутируется проблема
соотнесения центра координат дейктических единиц с ролью говорящего. Центр координат - это постоянная величина, не зависимая от говорящего, формирующаяся
эмпирическим путем. Уровень интерпретации дейктических единиц в речевом употреблении зависит от эмпирического опыта коммуникантов и поэтому носит идиоэтнический характер.
Заслуга К. Бюлера заключается также в том, что он впервые выделил в языке указательное поле (Zeigefeld), в котором он различает три типа дейксиса: 1) видимый дейксис (demonstrativoadoculus); 2) контекстуальный (или анафорический) дейксис; 3) и дейксис представления (deixisamphantasma) [2. С. 78]. Карл Бюлер, как видим, вкладывал в понятие дейксиса широкий объем значений, согласно его трактовке в сферу дейксиса входят также локуторы, образуя так называемый «ролевой дейксис».
Другой основоположник теории дейксиса - К. Бругманн - выделял дейксис как морфологическую категорию, состоящую из определенного класса слов, различающую четыре типа указания: 1) Der-Deixis - «нейтральный тип»; 2) Ich-Deixis - «указание на сферу говорящего»; 3) Du-Deixis - «указание на сферу собеседника»; 4) Jener-Deixis -«указание на удаленность от говорящего». Таким образом, К. Бругманн выделяет два личных (Ich-Deixis, Du-Deixis) и два указательных дейксиса (Der-Deixis, Jener-Deixis) [8].
Дальнейшее развитие теории дейксиса связано с именами О. Есперсена [3], Р. Якобсона [7] и Ч. Филлмора [9]. Совершенно новый подход,
определивший дальнейшее развитие теории дейксиса, предложил Р. Якобсон [7], рассматривая дейктические знаки как «шифтеры» в связи с особенностями их референтной соотнесенности. Ч. Филлмор [9] различает пять видов дейксиса: три традиционных - личный, пространственный, временной и два вида дейксиса, выделяемых им впервые -социальный и дискурсионный. В отличие от других лингвистов, Ч. Филлмор не связывает дискурсионныйдейксис
исключительно с текстом. По его мнению, в языке имеются средства, выражающие дискурсионныйдейксис, среди которых различаются средства для устного и письменного вариантов языка [9. С. 70].
Одна из актуальных проблем в теории дейксиса - это вопрос о том, что включает в себя понятие дейксиса. Традиционно к дейксису относили только определенные разряды местоимений.
Указательные местоимения в
исследуемых нами аваро-андийских языках занимают центральное местосреди всех типов дейктических слов.
Мы придерживаемся известного мнения, что дейксис - это функциональное явление, поскольку он выделяется везде с точки зрения функционирования того или иного грамматического или лексического элемента. В основе выделения пространственного дейксиса лежит функциональный признак - указание, поскольку именно указательная функция предполагает выделение предмета в пространстве.
Важное место в пространственном дейксисе занимает также проблема эгоцентричности, поскольку человек познает окружающее пространство только через самого себя. То, что не познано человеком, для него реально не существует. Но степень эгоцентричности в разных языках различна. Понятие «говорящий», с точки зрения выражения пространственной локализации, И. А. Мельчук приравнивает к понятию «здесь», поскольку он дает такое определение дейксиса: «Категорией дейксиса называется категория, элементы которой характеризуют положение данного объекта или (реже) факта в пространстве по отношению к говорящему [т. е. по отношению к 'здесь']. В лингвистической литературе встречается и другой термин для дейксиса - близость. Мы отдаем предпочтение термину дейксис, так как в рамках этой категории речь может идти не обязательно только о близости и дальности, но и о других пространственных расположениях» [6. С. 49].
В интерпретации дейксиса Ю. Д. Апресян использует три ключевых понятия: 1) наблюдателя, мыслимого говорящим; 2) пространства, в котором говорящий в момент речи мыслит себя или наблюдателя; 3) времени, в котором говорящий в момент речи мыслит себя или наблюдателя. На основе этого формулируется основное свойство всякого дейксиса - это «либо совпадение (для я-
дейксиса), либо несовпадение (для других разновидностей дейксиса)
пространственно-временных координат описываемого факта с пространственно-временной координацией говорящего или мыслимого им наблюдателя» [1. С. 83].
Словом «дейксис» (Deixis) обозначается функция указания, соотнесения, характерная, прежде всего для местоимений (прономинальных слов). Принято различать дейксис близкого предмета (англ.
deixisofproximateobject) - указание на предмет, находящийся в
непосредственной близости от говорящего, только что упомянутый, известный, определенный. Его коррелятом является дейксис удаленного предмета - указание на предмет отдаленный, непосредственно не упоминавшийся, сведения о котором будут даны в последующей речи. Дейксис близкого предмета выполняет функцию указания на объект, находящийся в сфере первого лица (Ich -Deixis - по К. Бругману) и в этом плане перекликается с дейксисом первого лица (англ. firstpersonDeixis), указывающим на говорящее лицо.
Дейксис удаленного предмета выполняет функцию указания на объект, расположенный в сфере второго лица (Du-Deixis) и совпадает семантически и функционально с дейксисом второго лица (англ. secondpersonDeixis), выполняющим функцию указание на лицо, к которому обращена речь.
Восприятие ситуации в разных ракурсах зависит в том числе и от субъективных установок человека, и от идиоэтнических особенностей
восприятия пространства. В зависимости от субъективных установок и от идиоэтнических особенностей, каждый язык располагает целым набором фонетических, морфологических,
синтаксических и лексических средств, выражающих локализацию и
передвижение объекта в пространстве. На лексическом уровне языка, такими средствами являются указательные местоимения, личные местоимения, наречия места и указательные частицы.
В аваро-андийских языках
дейктическая функция реализуется преимущественно указательными
местоимениями и местоименными наречиями. Наречия, указывающие на пространственную локализацию объекта, в аварском языке традиционно делятся на: 1) непроизводные, 2) отыменные, 3) местоименные и 4) наречия, образованные от вопросительных слов. Непроизводные наречия места представлены исторически
сложившимися, морфологически оформленными наречиями, типа: гъоркь«внизу», гъорлъ«среди, посреди», данде«против», т1ад«на, наверху», жаниб«внутри», аск/об«рядом», гьоркьоб«в середине», г1одоб«внизу», сверухъ «вокруг, кругом» г1ебеде«вдоль», ахада«внизу», нахъа«сзади», т1арада«наверху», рик1к1ад«далеко», г1агарда«близко» и т. д.
Данные наречия указывают в основном на локализацию одного предмета относительно другого. Более прегнатную характеристику локализации объекта относительно ориентира дают местоименные наречия, представленные во всех аваро-андийских языках. Чамалинский язык обнаруживает наиболее богатую систему форм местоименных наречий, выражающих локализацию и двигательные значения объекта относительно дейктического центра.
Количество таких наречий по диалектам колеблется от тринадцати до пятнадцати, например: 1) ан (лат. аал, аай, элат. ааноо) «здесь (вообще) (в сфере говорящего)»; 2)акьаан (лат. алъа, алъал; элат. акьано ) «здесь (в сфере первого лица, в непосредственной близости от него)»; 3) адан (лат. ади, адал; элат. аданоо) «здесь (в сфере 1 лица, на одной плоскости с собеседником)»; 4) адакьан (лат. адалъа, адалъал; элат. аданоо) «здесь (в конкретном месте, в сфере 1 лица, на одной плоскости с собеседником)»; 5) ажан(лат. ажи, ажал; элат. ажаноо) «здесь (вообще, в сфере 1 лица, ниже собеседников); 6) ажкьан / ажакьан (лат. ажалъа, ашлъал; элат. ажкьаноо) «здесь (в конкретном месте, в
сфере 1 лица, ниже собеседников)»; 7) алъкьан / алъакьа" (лат. алъалъа, алъалъал; элат. алъкьаноо) «здесь (в конкретном месте, в сфере 1 лица, выше собеседников)»;8) ун(лат. оой, оол; элат. уноо) «там (вообще), в сфере 2 лица»;9) окьан (лат. олъа, олъал; элат. окьаноо) «там (в конкретном месте, в сфере 2 лица)»;10) удан (лат. уди, уддал; элат. уданоо) «там (вообще, в сфере 2 лица, на одной плоскости с собеседниками)»;11) уд(а)кьан (лат. удлъа, удлъал; элат. удкьаноо) «там (в конкретном месте, в сфере 2 лица, на одной плоскости с собеседниками)»;12) уж(а)кьан (лат. ушлъа, ушлъал; элат. ужкьаноо) «там (в конкретном месте, в сфере 2 лица, ниже собеседников)»;13) улъан (лат. улъи, улъал; элат. улъаноо) «там (вообще, в сфере 2 лица, выше собеседников)»; 14) улъ(а)кьан (лат. улъалъа, улъалъал; элат. улъкьаноо) «там (в конкретном месте, в сфере 2 лица, выше собеседников)» [5. С. 101-102]. Это только наречия в форме локатива. Каждая из этих форм образует также формы направительного и исходного значений, передающих двигательные значения объекта. Таким образом, количество местоименных наречий в чамалинском языке доходит до сорока пяти. Данные лексемы П. Т. Магомедова[5. С. 100-108] называет «указательными наречиями», на наш взгляд, здесь речь идет о местоименных наречиях. Очевидно, автор отдает предпочтение названию «указательные наречия», поскольку полагает, что они не могут быть этимологически возведены к собственно указательным местоимениям. Как полагает П. Т. Магомедова, исходными для них «были дейктические (или местоименные) слова, которые (по мнению многих языковедов -исследователей языков разных систем) первоначально (в соответствующих языках) совмещали в себе функции указательных частиц (или наречий) и местоимений, и в результате длительного развития из общего дейктического источника выросли дифференцированные по своим функциям указательные слова: различные местоимения, частицы, наречия» [5. С. 102].
В тиндинском языке наречия места обнаруживают такие же особенности, как и другие андийские языки. Большую группу составляют так называемые наречия-послелоги. П. Т. Магомедова считает, что «наречия-послелоги образуются от наречной основы прибавлением к нему аффикса местного падежа, и эта форма служит основой для исходного падежа». Автор
такжеутверждает, что «почти все наречия места являются застывшими формами местных падежей, и они изменяются по трем падежам одной серии» [4. С. 569571]. Однако, как показывает материал тиндинского языка, полученный нами как методом опроса носителей языка, так и из тиндинско-русского словаря, наречия места в тиндинском языке располагают только двумя формами: локатива и исходного падежа. Формы локатива и направительного падежей совпадают, например: ах-а «наверху», «наверх» - ах-оо «сверху»; гьикь-и «внизу», «вниз» -гьикь-оо «снизу»; гьин-и «внутри», «внутрь» - гьини-йоо «изнутри»; хер-и «позади», «сзади» - хер-оо «сзади»; ссер-и «впереди», «вперед» - ссер-оо «спереди»; бакь-и «среди», «в середине» - бакь-оо «от середины» и т. д.
Андийские языки, по сравнению с аварским, располагают большим количеством дейктических слов. Наибольшее количество ориентирующих значений представлено в каратинском языке, в котором функционируют одиннадцать указательных местоимений, выражающих пространственную
локализацию объекта относительно коммуникантов.
На втором месте находится андийский язык, в котором представлено девять указательных местоимений, по три местоимения на каждую сферу: 1 лица, 2 лица и вне сферы коммуникантов.
Одинаковая восьмичленная
дейктическая система представлена в чамалинском, багвалинском и
тиндинском языках: четырехчленная горизонтальная и четырехчленная вертикальная.
Андийский, ботлихский и
годоберинский языки располагают пятичленной системой указательных
местоимений так же, как и аварский язык: трехчленной горизонтальной и двучленной вертикальной.
Указательные местоимения андийских языков различают видимый и невидимый объекты; наличие объекта в поле зрения выражают указательные местоимения со спирантом гь. Спирант гь выполняет специально указательную функцию. Указательные местоимения в андийских языках выполняют не только дейктическую функцию, но и анафорическую, т. е. указывают на уже известный, ранее упомянутый объект. Дейктические системы каратинского и андийского языков менее эгоцентричны, чем в остальных аваро-андийских языках. Здесь пространство обнаруживает не только оппозицию: сфера говорящего -остальное пространство. Сфера слушающего в каратинском и андийском языках играет не меньшую роль, чем сфера говорящего.
Те же пространственные отношения, что и соответствующие указательные местоимения, выражают в аваро-андийских языках указательные частицы. Более того, мы полагаем, что указательные частицы и дали начало образованию всех указательных слов (указательных местоимений и наречий места). Материальная и семантическая общность указательных частиц, указательных местоимений и
местоименных наречий аваро-андийских языков очевидна.
Частицы пространственной
семантикигьале«вот (в сфере
говорящего)», гьеле«вот (в сфере слушающего)», доле «вон (вне сферы как говорящего, так и слушающего, вдали от них)», гъоле «вон (вдали от говорящего, ниже уровня говорящего)», лъоле«вот (вдали от говорящего, выше его уровня)» передают в аварском языке те же пространственные отношения, что и соответствующие указательные
местоимения.
На морфологическом уровне аваро-андийских языков дейктическая семантика реализуется, прежде всего, посредством многочисленных местных падежей. Локативныйдейксис,
выраженный местными падежами имен,
может указывать на статические и динамические пространственные
отношения, соответственно выделяются два вида локативногодейксиса: дейксис места и дейксис направления. Система местных падежей аваро-андийских языков располагает разнообразными формантами, выражающими оба вида локативногодейксиса.
Дейксис места в аварском языке передается формантами, выражающими определенное место нахождения предмета в пространстве по отношению к другому предмету: формант -т1-, выражающий нахождение предмета на поверхности, на горизонтальной плоскости; формант -д-, выражающий нахождение предмета на поверхности, на вертикальной плоскости; формант -хъ-, выражающий нахождение предмета вблизи ориентира; формант -лъ- и форманты -б-, -в-, -й-, -р- (т. е. меняющиеся классные показатели), выражающие нахождение внутри ориентира; формант -кь-, выражающий нахождение под ориентиром.
Дейксис направления передается формантами, выражающими
двигательные состояния относительно ориентира. К этой группе относятся: формант -а-, выражающий отсутствие приближения или удаления; формант -е-, выражающий приближение к ориентиру; форманты -а-, -са-, выражающие удаление от ориентира, и формант -н-, выражающий движение через ориентир.
Наиболее дифференцированно
выражается в аваро-андийских языках семантика локализации объекта на поверхности ориентира. В андийских языках семантика локализации «на ориентире», «над ориентиром» выражается посредством трех серий местных падежей: локализация на горизонтальной плоскости, локализация на вертикальной плоскости, локализация просто (без конкретизации) на плоскости ориентира. Две первые серии имеют соответствующие корреляты в
близкородственном аварском языке. Третья серия местных падежей (формант -ч1) представлена только в андийских языках. В большинстве андийских языков данная серия сильно дефектна, лишь в
годоберинском языке представлены все четыре падежа данной серии: локатив, направительный падеж, исходный падеж и транслатив или сквозной падеж.
В каратинском языке семантика пребывания «на ориентире» или «над» ориентиром передается посредством двух серий местных падежей: серии с формантом -кь1 и серии с формантом -а. Первая серия специализируется преимущественно на выражении локальных отношений.
В андийском языке локализация на поверхности ориентира также различает два субконцепта (как и в диалектах аварского языка): 1) локализация над горизонтальной поверхностью (формант -кь1а); и 2) локализация на вертикальной поверхности (формант -ч1у).
Противоположная пространственная семантика - расположение под ориентиром - представлена в падежной системе всех аваро-андийских языков и выражается субэссивом. Во всех андийских языках семантика
расположения под ориентиром передается восьмой серией местных падежей, представленной формантом -кь. Субэссив отличается от других локативов, которые, наряду с пространственным значением, имеют ряд абстрактных значений, тем, что выражает лишь чисто пространственные значения. Поэтому субэссив в аварском языке употребляется сравнительно редко. Данную падежную форму приобретают только слова, обозначающие предметы, под которыми можно находиться: ганч1икь «под камнем», ц1ц1адакь «под дождем», х1ат1икь «под ногами», зодикь «под небом» и некоторые другие.
Исторически предполагается наличие большего числа серий пространственных падежей в аваро-андийских языках. На современном этапе в аваро-андийских языках представлено разное количество серий: наибольшее количество серий, выражающих пространственные
локализации, представлено в
гигатлинском диалекте чамалинского
языка - девять серий; по семь серий в андийском, каратинском, ахвахском, багвалинском, годоберинском,
тиндинском и в гакваринском диалекте чамалинского языка. По шесть серий представлено в аварском (по диалектам) и ботлихском языках.
Местные падежи в аваро-андийских языках выражают семантику пребывания и движения в разные стороны от ориентира на его вертикальной и горизонтальной поверхности, от ориентира, из-под ориентира, изнутри полого и сплошного пространства. Наиболее распространены в аваро-андийских языках серии, выражающие семантику локализации: «внутри», «сверху», «внизу».
Во многих дагестанских языках формы эссивов и лативов совпадают. Это явление имеет место в большинстве андийских языков и в некоторых диалектах аварского языка. Так, например, в багвалинском языке формы латива и эссива совпадают. Форма латива отличается от эссива только у концепта локализации SUPER; формант суперлатива содержит долгий -аа, например: кьер-ла «на мосту» - кьер-лаа «на мост». В остальных случаях значение формы определяется по контексту. Для разграничения семантики локализации и приближения объекта к ориентиру большое значение имеет контекст, и, прежде всего, сочетающийся с этим именем глагол-сказуемое. В сочетании с глаголами движения формы эссива / латива приобретают значение
направления к ориентиру; в сочетании с глаголами состояния - значение локализации в соответствующей части ориентира
Тенденция сконцентрировать
выражение пространственной семантики на послеложных конструкциях приводит в аваро-андийских языках к объединению послеложной группы в единую синтетическую форму, которая становится новым элементом категории локализации.
Примечания
1. Апресян Ю. Д. Некоторые соображения о дейксисе в связи с понятием наивной модели мира // TeoriaTextu. Wroslawetc.: Ossolineum, 1986. С. 83-98.2.Бюлер К. Теория языка.
Репрезентативная функция языка. М. : Прогресс, 2000. З.Есперсен О. Философия грамматики. М., 1958. 4. Магомедова П. Т. Краткий грамматический очерк тиндинского языка // Тиндинско-русский словарь. СПб. - Махачкала, 2003. С. 539-616. 5. Магомедова П. Т. К характеристике дейктических систем чамалинского языка // Выражение пространственных отношений в языках Дагестана. Махачкала, 1990. С. 100-108. 6. Мельчук И. А. Курс общей морфологии. Морфологические значения. Т. II. Ч. 2. М. : Языки русской культуры. Вена: WSA, 1998. 7.Якобсон Р. О. Шифтеры, глагольные категории и русский глагол // Принципы типологического анализа языков различного строя. М., 1972. С. 95-113. 8.Brugmann K. Kurzevergleichende Grammatik der IndogermanischenSprachen. Auf Grund des Ibnfb^ndigen, Grindrisses der vergleichenden Grammatik der indogermanischenSprachen von K. Brumgann und B. Delbrьckverfasst. Strassburg: Verlag von Karl J. T^bner, 1904. 9. Fillmore C.J. The Case for Case // Universals in Linguistic Theory. London - NewYork - Sydney - Toronto, 1972. P. 1-88.
Статья поступила в редакцию 22.02.2013 г.
