CC BY
88
МЕТОДОЛОГИЯ ГУМАНИТАРНОГО ЗНАНИЯ
О.А. Лавренова
ПРОСТРАНСТВЕННОСТЬ КУЛЬТУРЫ: ГРАНИ НАУЧНОЙ ШКОЛЫ Ю.А. ВЕДЕНИНА
Аннотация. В статье рассматриваются некоторые направления междисциплинарной научной школы Ю.А. Веденина. География искусства включает в себя репрезентацию ландшафтов в визуальных искусствах и литературе (что тесно связано с проблематикой ассоциативных ландшафтов), географию артефактов и памятников, стилей и школ. Ноосферная концепция культурного ландшафта, созданная Ю.А. Ведениным, позволяет рассматривать культуру как географическую реальность, ландшафт - как сферу культуры, позволяет интерпретировать и исследовать культурный ландшафт как текст.
Ключевые слова: география искусства; культурный ландшафт; наследие.
Abstract. Article is devoted to one of the branches of the interdisciplinary scientific school of Yury Vedenin. The geography of art includes the representation of landscapes in visual arts and literature (it's closely connected with the problems of associative landscapes), the geography of artifacts and monuments, styles and schools. Noosphere conception of cultural landscape, created by Yury Vedenin, allows to investigate culture as a geographical reality, to investigate landscape as a sphere of culture and interpret and explore it as a text.
Keywords: geography of art; cultural landscape; heritage.
Юрий Александрович Веденин - один из основателей современной отечественной школы культурной географии, исследователь рус-
ской усадьбы, ноосферной концепции культурного ландшафта и основных теоретических принципов охраны наследия. Под его руководством оформилась научная школа в созданном им Институте Наследия. Все аспекты этой школы охватить в пределах одной статьи невозможно, и здесь будут рассмотрены только вопросы изучения географии искусства и ноосферной концепции культурного ландшафта.
1. География искусства
Книга Ю.А. Веденина «Очерки по географии искусства» (4) стала пионерской работой в отечественной науке. Она посвящена пространственным закономерностям существования и развития искусства. Обладая энциклопедическими знаниями в сфере искусствоведения, автор развернул некоторые его направления в системе географических координат. Исследовалась история стилей и школ (например, нарышкинское барокко), рождавшихся в географически определенных местах и затем распространявшихся в другие регионы и страны. Одна из сфер изучения географии искусства - исследование артефактов и памятников в контексте культурного ландшафта. Эта тема связана с проблемой сохранения наследия и архитектурно-парковых ансамблей. В конце ХХ в. возникла идея реконструкции первоначального облика парков XVIII в., но при восстановлении начальной планировки уничтожаются все наслоения последующих культурных эпох. Таким образом, вместо сохранения всего богатства наследия появляется «макет в натуральную величину».
Во всемирной практике охраны и изучения наследия важную роль играет понятие ассоциативный ландшафт. Это ландшафты, включенные в художественную литературу, изображенные на полотнах известных художников. Чем выше ассоциативная и символическая значимость этих образов, тем насущнее необходимость сохранения их прообразов - реальных ландшафтов. Именно в сфере наследия намечаются точки соприкосновения географии искусства и семиотики культурного ландшафта.
В работе «Очерки по географии искусства» Ю.А. Веденин заложил основные принципы географической интерпретации языкового материала (фольклора, образов литературы), наметил методики извле-224
чения культурогеографической информации из текстов. Это идеографическая сетка, структурирующая повествование и выделяющая наиболее значимые географические образы. Это ландшафтная сетка, которая призвана структурировать смыслы культурных образов в соответствии с морфологией географических объектов.
Чуть позже под научным руководством и редакцией Ю.А. Веденина была подготовлена и опубликована книга «Географическое пространство в русской поэзии XVIII - начала ХХ века» (17), где использовались и качественный, и количественно-картографический методы анализа поэтических текстов, которые дают возможность классифицировать смысловые нагрузки морфологических элементов культурного ландшафта.
Образ мира в любой культуре имеет выраженную структуру «центр - периферия». Процесс «ментального освоения» пространства культурой характеризуется последовательным накоплением информации о мире. Информация трансформируется в поэтические образы и через них можно проследить формирование географических образов различных регионов и их детализацию. Объективно этот процесс зависит от колонизации или хозяйственного освоения целинных территорий, от возрастания политической или культурной значимости стран на мировой арене. Индивидуальное ощущение пространства творцами художественного слова не только дополняет, но даже видоизменяет коллективные стереотипные представления.
Методика изучения пространства через его отражение в художественной литературе позволяет исследовать процесс ментального освоения пространства и особенности его динамики; стабильную структуру геокультурного пространства, вехи, на которых строится образ мира; смысловое и символическое значения геообъектов и соответствующих топонимов в различные временные периоды.
Таким образом, было положено начало направлению, которое успешно развивалось в Институте Наследия, где было выпущено шесть сборников «География искусства» (5, 6, 7, 8, 9, 10). В стенах института в 2009 г. была проведена первая международная конференция на эту тему. В 2013 г. - в РГГУ, и в 2017 г. - в ГИТР (при участии ИНИОН и РГГУ). Первоначально рассматривались
результаты взаимодействия географической и искусствоведческой дисциплин, а затем к анализу подключились философия, культурология, архитектура, языкознание, ландшафтный дизайн. Стали рассматриваться теоретические проблемы взаимодействия искусства и пространства, онтологии пространственности, роли творческого воображения в создании поэтического или живописного образа территории, роли архитектурного стиля в формировании культурного ландшафта. Традиционно исследовались территориальные факторы формирования художественных школ и художественных произведений, особенности художественного восприятия культурного ландшафта.
Большой блок исследований в этой сфере был посвящен локальным текстам (Московский, Пермский, Крымский и т.д.), где исследователи развивали принципы, предложенные В.Н. Топоровым в хрестоматийной работе «Петербургский текст русской литературы», акцентируя внимание на значении этих текстов для формирования культурных ландшафтов. Топоров был первым, кто во множестве художественных, эпистолярных, фольклорных текстов о Петербурге выявил синтетический сверхтекст, отличающийся смысловой сверхуплотненностью (25, с. 23). Литература вносит свой вклад в формирование культурного ландшафта как палимпсеста.
Ландшафты обладают исторической памятью, и часто именно объекты культурно-исторического наследия служат центральным смысловым элементом композиции пейзажной живописи. Утраченные объекты наследия восстанавливаются и мифологизируются на информационном и вербальном уровне - в живописных полотнах и художественных текстах.
Ю. Лотман писал о том, что культурная память многослойна и между слоями идет постоянный диалог. Так, например, регулярный сад и «заросший» сад имеют свою семантику и эстетику, конструирующую информационный слой искусственно созданного культурного ландшафта. Кажущийся беспорядок «заросшего» сада на самом деле представляет собой продуманное конструирование симулякра природного ландшафта, имеющего романтический флер.
Искусство играет немаловажную роль в формировании имиджа территории, в создании «сети» туристских достопримечательностей.
Оно вносит свой вклад в стереотипы территориальных рефлексий, визуальных детерминант культурного ландшафта.
Карта мира становится своеобразной иконой, отражающей традиционное миросозерцание. В этом пространстве есть место и для потусторонних сил и мифологических персонажей.
Ряд исследований можно объединить термином «геопоэтика». Они посвящены разным вариантам сакральных и поэтических пространств. Попытка выразить запредельные категории, архетипы человеческого сознания в пространстве обитания приводит к его сакрализации. В сакральной семантике культурного ландшафта в роли означаемого выступают архетипы, трансцендентальные понятия и категории и соответствующие символы. В таких случаях географическое пространство изображается символически, например, в буддийских иконах (тханках) в большинстве случаев присутствуют горы. Иногда с их помощью конструируется духовное пространство Шамбалы, окруженное по периметру горной цепью и разделенной на секторы. На некоторых тханках изображается пространство конкретных храмов, связанных с жизнью святых, и узнаваемые элементы ландшафта.
Тема географии искусства неизменно продолжает привлекать внимание как естественников, так и гуманитариев. В серии «Нишаш-Шб» ИНИОН и РГГУ выпущен новый сборник «География искусства» (11), где ряд статей посвящен тому, как художественный текст становится инструментом познания процессов и явлений, происходящих в геокультурном пространстве. Через искусство исследуется латентная семантика культурного ландшафта, используются семантика архитектурных форм, цветовые, звуко-музыкальные и другие характеристики природной и культурной среды, которые позволяют исследовать значение и смысл места в контексте национальной и локальной культуры.
2. Ноосферная концепция культурного ландшафта, ее интерпретации и развитие
В работах Ю.А. Веденина концепция ноосферы стала теоретическим базисом исследования феноменологического единства ментальной и инструментальной человеческой деятельности и земной поверхности. Это единство позволяет рассматривать культуру как
географическую реальность и географическое пространство, ландшафт - как сферу культуры. По определению Ю.А. Веденина, культурный ландшафт - это целостная и территориально локализованная совокупность природных, технических и социально-культурных явлений, сформировавшихся в результате соединенного действия природных процессов и художественно-творческой, интеллектуально-созидательной и рутинной жизнеобеспечивающей деятельности людей.
Соответственно, процесс формирования культурного ландшафта включает в себя информацию о ландшафте и семиозис географических образов. Именно из концепции, разработанной Ю.А. Ведениным, вырисовывается дальнейшее направление междисциплинарных исследований - вопросы методологии семиотического анализа географических образов и культурных ландшафтов разного таксономического ранга1, а также разработка методов картографической интерпретации культурного ландшафта как знаковой системы.
В сотрудничестве с Ю.А. Ведениным родилась семиотическая концепция культурного ландшафта (17), который представляет собой знаковую систему, где отдельные географические объекты и / или их топонимы означают некие смысловые категории или архетипы. Информационно-аксиологический подход в рамках ноосферной концепции культурного ландшафта предоставляет широкие возможности как для практических, прикладных разработок в области охраны наследия, так и для теоретико-методологических разработок. «... Информация выступает в качестве важнейшей созидательной силы, определяющей формирование и развитие культурного ландшафта» (4, с. 70). Носители информации - это исторические документы, живописные источники, семантика архитектурных форм, цветовые, звуко-музыкальные, а также другие особенности природной среды, тексты реклам турфирм и анализ рекреационных потоков, данные специальных опросов, которые позволяют исследовать семантику места в контексте национальной и локальной культуры. Исследование подобных разнородных данных способствует в той или иной степени выделению смыслов и
1 Таксономический ранг - уровень в иерархически организованной системе.
значений, которые в определенном социуме, культуре или субкультуре соответствуют рассматриваемому географическому объекту.
Культурный ландшафт - как голограмма, где в части заложен целостный образ мира, построенный на мифах и трансцедентных категориях, базовых для человеческого сознания. Элементы ландшафта могут рассматриваться как знаки и символы, репрезентирующие те или иные категории, события, смыслы, которые находятся в сложных поливалентных отношениях. Любое «пространство, организованное как средство смысловыражения, превращается в текст, в широком, семиотическом смысле» (26, с. 93). Это многоуровневая система значащих элементов, «которую можно изучать как самостоятельное явление культуры. Более того, благодаря распространению идей семиотики любой феномен культуры <...> можно рассматривать как знаковую систему в той сфере, в какой он ценен не сам по себе, а как объект, запечатлевший знания и умения своих создателей, уровень их цивилизованности, развитость взаимоотношений. А следовательно, все это разного рода тексты» (22, с. 35). В культурном ландшафте как тексте структурной единицей может становиться локус / место, но в значении - локус-символ, локус-сообщение, локус-знак, - поскольку символическое значение неразрывно связано с конкретной территорией. Открывается возможность эффективного применения в географии культуры гуманитарных методов исследования и разработки теоретических и методологических вопросов изучения культурного ландшафта текстологическими методами.
Текст ландшафта представляет собой культурную ценность и может быть рассмотрен как нематериальное наследие. Наследие (материальное и нематериальное) - наиболее ценная и смыслосодер-жащая часть информационной составляющей ландшафта.
Можно говорить о том, что появляется «новое метапространство, в котором каждому географическому месту соответствует разветвленная сеть доминант и сгустков смысла, построенная как единая, бесконечно поддающаяся анализу и новому синтезу структура» (21, с. 98), дающая простор для множественных культурных интерпретаций, в котором, тем не менее, всегда остается сетка географических констант.
Собственно история - один из «авторов» текста культурного ландшафта и подразумевает «факт включенности истории (общества) в текст и текста - в историю» (16, с. 432). Топонимика позволяет нам рассматривать культурные ландшафты как свернутые мнемонические программы (19, с. 190).
Документы, хранящиеся в архивах, по мере их публикации и тиражирования, вносят свои коррективы в «ауру» местности, если открываются новые исторические факты. Ярким примером тому может служить героический образ Дальнего Востока, своеобразного вторичного «фронтира» - индустриального освоения территории, - который усиленно создавался средствами массовой информации во второй половине ХХ в. После 1992 г., когда были открыты архивы, этот образ претерпел изменения, поскольку стала доступной и даже тиражируемой информация о Дальлаге - Дальневосточном исправительно-трудовом лагере - подразделении, действовавшем в структуре ГУЛАГа. Героизм строителей Комсомольска-на-Амуре и БАМа отошел на «задний» план, но это не значит, что данная историческая информация больше никогда не будет востребована - вполне возможно, она через некоторое время послужит основой создания новых образов этой территории, что было бы логично в условиях непростой политической ситуации на Дальнем Востоке.
3. Музеефикация литературных текстов в ландшафте
В историческом контексте культурный ландшафт может рассматриваться как «идеальный продукт» реорганизации многих текстов, который принимает осязаемые формы. Если Новый Завет трактовать и как литературный памятник, беспрецедентный по силе воздействия на образ мира, то храмовый комплекс Нового Иерусалима представляет собой символическую цитату равно как иерусалимского ландшафта, так и событий новозаветной истории.
Ю.А. Веденин вводит категорию «авторские ландшафты», образ которых создан творческим гением. Это «ландшафты, в основе которых лежит мифология, сформированная средствами искусства, религии, народного творчества и существующая как в виртуальном, так и в реальном измерении; связь между виртуальными объектами и их вир-
туальными образами может быть весьма относительной» (4, с. 73). Пример, который Ю.А. Веденин чаще всего приводит в своих трудах -образ Мещеры, созданный в произведениях К. Паустовского, воспевшего неброскую красоту этого района, - образ, который тиражирован во многих переводах на иностранные языки, и, следовательно, ставший достоянием мировой культуры.
Литературные образы мест и целых районов тем востребованнее, чем выше талант их создателя. Аляска Джека Лондона и Индия Редь-ярда Киплинга - пожалуй, наиболее яркие и тиражируемые литературные образы, но в них работает не столько «геопоэтика», свойственная произведениям Паустовского, сколько «геогероика» - пафос противостояния человека и природной среды, выявляющего героические черты характера литературных персонажей.
Тексты художественных произведений выступают как генераторы смыслов для культурного ландшафта. Ландшафт же со своей стороны может выступать как пространственная развертка1 смыслов, «упакованных» в литературном произведении, или как сцена для некоего ки-чевого действа.
Наиболее популярные герои приживаются в самых разных местах. Так, музей Бабы Яги существует как минимум в двух населенных пунктах - Калязине, где это скорее сказочная этнодеревня, чем музей, и в провозгласившем себя родиной Бабы Яги селе Кукобое Ярославской области. Причем в этом случае возрождается даже борьба за «идеологическое» доминирование в ландшафте. Музей Бабы Яги в городе Кириллове близ Кирилло-Белозерского монастыря закрыла Вологодская епархия, расценив его как недопустимую языческую доминанту рядом со святым местом православия.
Музеи литературных героев привносят дополнительные смыслы в изначальный культурный ландшафт. Характерный пример - знаменитый дом по вымышленному адресу Бейкер-стрит, 221 Б, где «жил» Шерлок Холмс. Сейчас на лондонском музее в честь прославленного сыщика висит табличка именно с этим адресом. В Вероне один из старинных особняков XIV в. превращен в «Дом Джульетты», где размес-
1 Развертка в геометрии - геометрическое преобразование поверхности трехмерной фигуры в плоскую фигуру.
тился музей шекспировских героев. «Джульетта», подобно «Деду Морозу» в Великом Устюге, ведет активную переписку, консультируя в любовных делах. Интересен здесь не столько пиар-ход создателей музеев, сколько информационное поле города, сконцентрировавшего в себе харизматическую силу виртуального литературного / сказочного персонажа.
В Испании самый известный литературный герой имеет не только свой музей в Сьюдад-Реаль (городе, присвоившем себе право быть родиной Дон Кихота), но и туристический маршрут, разработанный по страницам великого романа Сервантеса, где по ходу действия в пространстве обычные таверны, сохранившиеся ветряные мельницы и прочие элементы ландшафта приобретают ауру причастности к событиям, разворачивавшимся в романе.
Сказочные персонажи, созданные на плодородной почве национального культурного ландшафта, сейчас также переживают новое рождение, обретают свой дом в реальном пространстве. В книгах Аст-рид Линдгрен шведские городские и сельские ландшафты весьма узнаваемы и герои имеют достаточно яркий национальный колорит. В Стокгольме теперь открыт музей ее героев, находясь там можно перемещаться из сказки в сказку. Туве Янсон - также колоритная сказочница, чьи герои укоренены в суровой природе Скандинавии с ее морем, долинами и фьордами, полярными ночами и прохладным летом. И на острове неподалеку от курорта Наантали в Финляндии был создан абсолютно сказочный ландшафт, где в точности воспроизведена долина Муми-троллей.
Иногда привнесенные извне, но чрезвычайно дорогие сердцу читателя литературные герои меняют ландшафт до неузнаваемости, создавая кластеры «инородного», но всечеловеческого пространства, такие, как «Музей Маленького Принца» (Поселок Хаконе, префектура Канагава, Япония). Этот музей окружен небольшим парком, посетители попадают в мир довоенного Прованса или Парижа: вокруг красуются надписи на французском языке, французские домики и французские кафе. Экспозиция посвящена не только Маленькому Принцу, но и его создателю - Антуану де Сент-Экзюпери.
Таким образом, художественные произведения становятся силой, меняющей культурный ландшафт не только на информационно-смысловом, но и на вполне предметном уровне.
Корпус художественных текстов, внутреннее событийное пространство которых соединяется с реальным пространством, достаточно велик. Через искусство культурный ландшафт осмысляется и «означивается» вторично, уже на уровне высокой культуры, культурного наследия. Существует Петербург Ф. Достоевского, Москва и Киев М. Булгакова, Париж В. Гюго. На конкретный культурный ландшафт «выплескивается» хронотоп художественного текста и получается, что «литературный и архитектурный хронотоп перекликаются. Пример - Петербург эпохи Достоевского. Это картина пространства в его временной, социально-психологической окраске. Это архитектурная среда во всей ее многозначности и содержательности» (14, с. 104). Возникают литературные карты Москвы, Петербурга, других городов и даже наиболее информационно насыщенных природных ландшафтов.
Локальные тексты включают место в контекст культуры в целом, в том числе и мировой (в зависимости от уровня текста), структурируют породивший их ландшафт, наполняют его новыми смыслами и образами.
По аналогии с петербургским начал осмысливаться московский текст русской культуры, но многое из того, что было сказано в новых исследованиях о структуре и генезисе московского текста, было уже проговорено Топоровым в компаративистике «Москва - Петербург». Один из наиболее разработанных локальных текстов русской культуры - пермский и уральский тексты (см.: 1). Другой географический предел, положенный в наполненном патриотическим пафосом стихотворении «Клеветникам России», - Таврида. Она вдохновила А.П. Люсого на исследование крымского и кавказского текста (20, 21). Киевский текст русской литературы, вернее, одного из ее мастеров -Михаила Булгакова, представлен в монографии М.С. Петровского (23).
Еще один из реперов современного геокультурного пространства -это рефлексия на тему «гений и место», в которой исследуются образы мест и концепции пространства в произведениях классиков литературы. Наиболее значимым исследованием представляется монография
Петра Вайля «Гений места» (2), которая повествует о линиях органического пересечения творчества художника с местом его жизни. Взаимодействие «гений и место» может рассматриваться как часть локальной мифологии и составляющая локального текста (13).
4. Прочтение текста культурного ландшафта
Полисемантичность топонимов-знаков и их взаимоотношений в пространстве обычно считывается обывателем на интуитивном, герменевтическом уровне и далеко не всегда осмысливается, но при этом они в достаточной мере ощущают ее значимость. Чтение текста культурного ландшафта места жительства возможно лишь при некоторой отстраненности взгляда, рефлексии. Для жителя процесс осознания знаковости привычного места сходен с процессом саморефлексии, поэтому большинство «краеведческих текстов» пишутся либо приезжими, либо оторванными волею судеб от родного гнезда уроженцами этого места, которым расстояние помогает понять ранее непознанные смыслы.
Информация о ландшафте, идущая «на экспорт», обеспечивает распространение системы образов в пространстве региона, страны и мира. «Внешние носители информации» о ландшафте - «как труды ученых - исследователей данного ландшафта или отдельных его элементов, так и произведения художников, литераторов, журналистов, кинооператоров и т.д.» (2, с. 72).
Сейчас визуальная информация о месте тиражируется через базу любительских и профессиональных фотографий, размещенных в Интернете. Визуальные образы дальних стран становятся частью интерьера. Массовым явлением в Интернете стали блоги современных путешественников, создающих довольно яркие образы ландшафтов.
Некоторые регионы начинают применять новые технологии для презентации себя в интернет-пространстве, в частности, запускаются «бродилки» по трехмерной карте местности, в которых посетитель может считать самую разнообразную информацию. Это своеобразная, упрощенная для пользователя, квинтэссенция процесса чтения текста культурного ландшафта.
Процесс чтения текста - объект пристального внимания философов и культурологов, пытающихся определить, где пролегает граница между чтением и пониманием, являющаяся чрезвычайно важным элементом в когнитивной теории познания, какие параметры в этом процессе определяет текст, а какие - субъект чтения.
«Прочтение» текста культурного ландшафта сходно с методикой моделирования образов места, которая достаточно широко представлена в монографии Д. Замятина (12). Основным принципом таких методик должно быть преобразование латентной информации в пространственно-знаковую модель. «Читатель» выступает как дешиф-ровщик и интерпретатор культурных кодов, носителем которых является ландшафт. Это особенно актуально, когда информация была «закодирована» иной культурой или культурой иной исторической эпохи.
Современная культура не только воспринимает (наследует, рефлексирует) созданные ранее и запечатленные в географическом пространстве смыслы, но и вносит свои изменения даже в результате восприятия, если при этом происходит переосмысление сообщений, созданных ранее. В связи с этим по отношению к пространству, семантически упорядочиваемому культурой, подходит понятие интертекста, введенное в научный оборот Ю. Кристевой. «. Интертекст следует понимать <. > как пространство схождения всевозможных цитаций. <...>... Акт возникновения интертекста должен рассматриваться как результат процедуры "чтения-письма": интертекст пишется в процессе считывания чужих дискурсов.» (15, с. 36-37).
Смыслы в интертексте культуры текучие и незакрепленные, постоянно «дрейфующие» от произведения к произведению, от артефакта к артефакту. В культурном ландшафте происходит фиксация смыслов в пространстве. Смыслы могут видоизменяться, добавляться или исчезать, но в случае их прикрепленности к месту легко прослеживается и дешифрируется их генезис. Поливалентность значений в пространстве имеет значение «культурной насыщенности», в разной степени коррелирующей с понятием культурного наследия.
Культура, которая сама в постструктуралистской традиции трактуется как текст, семантически сконструировав среду обитания, создает качественно иной мир, наполненный значениями и символами; он
потом становится самоценным, нематериальным наследием особого рода и требует движения в ландшафтно-текстовом пространстве, путешествия реального или виртуального от одного смыслового «узелка» к другому.
Список литературы
1. Абашев В.В. Пермь как текст. Пермь в русской культуре и литературе ХХ века. -Пермь: Изд-во Пермского университета, 2000. - 404 с.
2. Вайль П. Гений места. - М.: КоЛибри, 2007. - 488 с.
3. Веденин Ю.А. Очерки по географии искусства. - М.; СПб.: Институт Наследия: Дмитрий Буланин, 1997. - 224 с.
4. Веденин Ю.А. Информационная парадигма культурного ландшафта // Культурный ландшафт как объект наследия. - М.: Институт Наследия; СПб.: Дмитрий Буланин, 2004. - С. 68-81.
5. География искусства. - М.: Институт Наследия, 1994. - Вып. 1. - 160 с.
6. География искусства. - М.: Институт Наследия, 1998. - Вып. 2. - 256 с.
7. География искусства. - М.: Институт Наследия, 2002. - Вып. 3. - 200 с.
8. География искусства. - М.: Институт Наследия, 2005. - Вып. 4. - 274 с.
9. География искусства. - М.: Институт Наследия, 2009. - Вып. 5. - 354 с.
10. География искусства. - М.: Институт Наследия, 2011. - Вып. 6. - 456 с.
11. География искусства: Междисциплинарное поле исследование. - М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2016. - 208 с.
12. Замятин Д.Н. Моделирование географических образов. - Смоленск: Ойкумена, 1999. - 256 с.
13. Замятин Д.Н., ЗамятинаН.Ю., Митин И.И. Моделирование образов историко-культурной территории: Методологические и теоретические подходы. - М.: Институт Наследия, 2008. - 760 с.
14. Иовлев В.И. Архитектурный хронотоп и знаковость // Семиотика пространства: Сб. науч. тр. Междунар. ассоц. семиотки пространства / Под ред. А.А. Барабанова. -Екатеринбург: Архитектон, 1999. - С. 103-114.
15. Косиков Г.К. «Структура» и/или «текст» // Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. - М.: Прогресс, 2000. - С. 3-48.
16. Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог и роман // Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. - М.: Прогресс, 2000. - С. 427-457.
17. Лавренова О.А. Географическое пространство в русской поэзии XVIII - начала XX в. (геокультурный аспект). - М.: Институт Наследия, 1998. - 128 с.
18. Лавренова О.А. Пространства и смыслы: Семантика культурного ландшафта. -М.: Институт Наследия, 2010. - 330 с.
19. Лотман Ю. М. История и типология русской культуры. - СПб.: Искусство -СПб., 2002. - 768 с.
20. Люсый А.П. Кавказский текст: Плен и месть // География искусства. - М.: Институт Наследия, 2009. - Вып. 5. - С. 75-108.
21. Люсый А.П. Крымский текст в русской литературе. - СПб.: Алетейя, 2003. -314 с.
22. Митин И.И. Комплексные географические характеристики. Множественные реальности мест и семиозис пространственных мифов. - М.: Ойкумена, 2004. - 160 с.
23. Петровский М. Мастер и Город. Киевские контексты Михаила Булгакова. -СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2008. - 464 с.
24. Текст как явление культуры / Антипов Г.А., Донских О.А., Марковина И.Ю., Сорокин Ю.А. - Новосибирск: Наука, 1989. - 197 с.
25. Топоров В.Н. Петербургский текст русской литературы: Избранные труды. -СПб.: Искусство-СПб., 2003. - 616 с.
26. Чертов Л. Ф. К семиотике пространственных кодов // Семиотика пространства: Сб. науч. тр. Междунар. ассоц. семиотки пространства / Под ред. А.А. Барабанова. -Екатеринбург: Архитектон, 1999. - С. 93-101.
