CC BY
29С.М. Пястолов
ПРОСТРАНСТВА И ОТНОШЕНИЯ В НАУЧНЫХ ИССЛЕДОВАНИЯХ
Ключевые слова: научные дисциплины; пространство воспринимаемости; пространство доступности; граничные объекты; трансграничные объекты; энергия отношений.
Keywords: science disciplines; accessibility dimension; availability dimension; boundary objects; transboundary objects; energy of relations.
Аннотация. В статье определены тенденции исторических и институциональных изменений организационных структур науки, научных дисциплин и категорий; обосновано введение в научный оборот понятия пространства воспринимаемости с целью развития «геополитической метафоры» научных территорий; уточнены и детализированы представления о граничном и трансграничном объектах как понятиях науковедения; представлена структура концептуальной схемы формирования и развития институциональных форм применительно к феноменам научной сферы (науки о человеке, прежде всего) в формате когнитивно-онтологического пространства.
Abstract. The paper defines tendencies of historical and institutional changes of science organizational structures, science disciplines and categories; justifies the introduction of the concept of space of perceptibility for the purpose of development of the «geopolitical meta-phor» for sciences; represents specifications of boundary and trans-boundary objects as concepts of scientometrics; presents the structure of the conceptual scheme of formation and development of institutional forms with reference to phenomena of scientific sphere (humanities, first of all) in a format of the cognitive-ontological space.
A wind of change is blowing in the sciences.
P. Finke
В науках дует ветер перемен.
П. Финке
Введение
Все более актуальным ввиду не только экономического, но, по существу, цивилизационного кризиса становится вопрос о миссии, роли и функциях науки. Но в то же время сегодня меняется представление о самой науке, о структуре дисциплин и направлениях развития, о составе и задачах научного сообщества, которые меняются с увеличением системной сложности человеческого общества.
В статье исследуются категории пространств и отношений в научных исследованиях. Ставятся задачи определения тенденций исторических и институциональных изменений организационных структур науки, научных дисциплин и категорий; обоснования введения в научный оборот понятия пространства воспринимаемости с целью развития «геополитической метафоры» научных территорий; уточнения и детализации представлений о граничном и трансграничном объектах как понятий науковедения; представление структуры концептуальной схемы формирования и развития институциональных форм применительно к феноменам научной сферы (науки о человеке, прежде всего) в формате когнитивно-онтологического пространства.
Дисциплины и категории через призму историко-институционального анализа
Современное состояние науки, как весьма характерной части доминирующей цивилизации, можно представить при помощи понятия «бифуркация». Оно относится к системному процессу, и количественно данный процесс описывается, например, как рост числа научных дисциплин, а также числа научных журналов, научных публикаций в целом.
Во временном аспекте рост числа дисциплин и публикационной активности ученых к настоящему моменту приобрел экспоненциальный характер. Обращаясь к научным дисциплинам, отметим, что, если в начальный период их формирования, в XVI-XVII вв., их количество измерялось единицами, через 200 лет (по данным
В.П. Эпштейна [22]) - десятками, через 300 - сотнями, то в последние 20-50 лет счет идет уже на тысячи. Такой ресурс, как Вики-педия, предъявляет спектр научных дисциплин (Outline of academic disciplines) в объеме более 1700 наименований, причем в других разделах того же ресурса обнаруживаются другие множества, объединяющие дисциплины (основных узлов - 32). В составе этих множеств встречаются новые дисциплины, и число их постоянно увеличивается. Практически любой список / раздел списка научных дисциплин, предоставляемый различными академическими организациями, заканчивается записью «и другие».
Для дальнейшего исследования необходимо объяснение этих явлений, и его, помимо прочих, предлагают авторы, раскрывающие суть проблемы через призму историко-институционального анализа.
Действительно, XVI-XVII вв. это время политических, религиозных, правовых и эпистемологических изобретений «научных фактов» (как писал Б. Латур: matters of fact [34, c. 477]), включенных в соответствующий контекст, прежде всего исторический. Собственно, категория «научная дисциплина» начала формироваться в «поздние Средние века». Эта категория первоначально использовалась для обозначения трех академических областей, в которых первые университеты должны были готовить профессионалов: теология, право и медицина. Т. Клейн в работе [32, p. 20] подчеркивает, что эта ранняя профессионализация / «дисциплинаризация знания» стала ответом на рост спроса на профессионалов, в то время как позднее, в XIX в., появление новых дисциплин обусловливалось влиянием внутренних факторов (системы образования, которая все более институционализировалась в контексте индустриализации и развития технологий).
По мере того как увеличивалась системная сложность человеческого общества (точнее, понимание этой сложности), потребовалось изобретение новых наук, начинавших с подражания естественным («точным») дисциплинам. Впоследствии, к концу XIX и началу XX в., по мнению Дж. Морана, институционализировались такие дисциплины, как социология, антропология, психология, экономическая теория и политические науки [36, p. 13].
Академические дисциплины, таким образом, можно рассматривать как особую форму разделения труда в науке и как важный аспект общей научной профессионализации. Разделение труда, согласно доминирующей рыночной концепции, подобно разделению труда в обществе в целом, является одной из определяющих ха-
рактеристик современности и служит выражением рационального подхода к управлению общественной системой1.
Академические профессиональные группы (АПГ), указывает А. Кришнан [33], могут быть весьма влиятельными, так как они контролируют ресурсы академических организаций, доступ к профессии по месту работы и путем присуждения степеней, и они в конечном счете определяют, что является хорошей практикой в профессии. В то же время профессионализация увеличивает конкуренцию между АПГ за ограниченные ресурсы: за бюджет, гранты, влияние в университетах и в научном сообществе в целом.
С начала 1980-х годов социологи наблюдают тенденцию к ослаблению профессиональных идентичностей и атрибутов в современном обществе. Было высказано мнение, что АПГ в целом потеряли часть своей автономии из-за снижения своих претензий на власть и внешнего давления со стороны более широкого научного сообщества и общества в целом. «В частности, тенденция введения внешних стандартов качества учебной работы выделена в качестве важного фактора в общем процессе. Так что нет ничего удивительного в том, что ученые чувствуют себя отчужденными... в условиях кризиса», - пишет А. Кришнан [33, p. 27-28].
П. Бурдье в своей книге «Homo Academicus» [25] писал, что «сила притяжения» той или иной академической дисциплины определяется тем, насколько сильнее она влияет на профессиональную карьеру за пределами научного сообщества. Так, факультеты медицины и права университетов Франции 1970-х годов, как правило, имели гораздо большее влияние в университетах и в научных кругах в целом.
Факультеты «наук и инженерных профессий» были гораздо более гетерогенны и менее влиятельны. Их выпускники сталкиваются с гораздо большей неопределенностью в построении карьеры, а это значит, что когда они достигнут ведущих позиций, они с большей вероятностью будут старше, состоять в браке или в разводе, они имеют меньше детей, и, как правило, имеют более левые политические взгляды [25, p. 43-47].
В описаниях дисциплинарных и категориальных множеств все чаще появляются понятия «границы», «территории», «царства», «вотчины», «империя знания», «федерализм», «миграция», «потоки знаний». В дискуссиях по связанным с этой тематикой проблемам нередко присутствует образ пространства - почти географической
1 «Триумф либеральной идеологии» - так это характеризуется в: [38, p. 19].
171
территории, за которую ведется борьба и которая может контролироваться ЛИГ. В формате такой «геополитической метафоры» моделируется игра с нулевой суммой по распределению территорий, что делает понимание научных дисциплин как категории нау-коведческого анализа менее абстрактным.
Развитию именно такого понимания способствует введение в научный оборот понятий междисциплинарного, интердисциплинарного, кроссдисциплинарного исследований; граничного и трансграничного объектов. И это, как следствие, ведет к очередному расширению спектра научных дисциплин, среди которых свое место теперь заняла и наука трансдисциплинарности.
Науки и категории в пространстве воспринимаемости
Несколько иное представление о пространстве исследований дает Г. Саймон: «Возможно, некоторые из намеченных интеллектуальных вершин и были покорены просто потому, что они оказались на пути исследователей - те были восхищены красотой встреченных скалистых гор и не могли не принять вызов» [16, c. 25-26]. Заглавие постнобелевской статьи Д. Канемана1 - «Карты ограниченной рациональности: вклад психологии в теорию экономического поведения» - апеллирует к этому образу, и в своих работах автор развивает представление о пространствах ограниченной рациональности.
Ио сути, Д. Канеман, по-своему трактуя Г. Саймона, не следует «геополитической метафоре» научных территорий, но в то же время его версия пространства хотя и позволяет учесть «домены теорий», формирующихся в рамках «парадигм» Т. Куна, она не конкретизирует характеристик и свойств той «материи», из которой состоит когнитивный вектор. То есть пространство Канемана хотя, по его утверждению, и «положено на карту», не является в полной мере matter of fact.
Не говоря об этом явно, Канеман фактически предпринял попытку конструирования знаний, что является невозможным, по утверждению австрийского философа науки И. Фейерабенда [19]. И. Фейерабенд утверждал, что знания, получаемые с помощью методов различных научных дисциплин, несовместимы, ввиду того,
1 Премия 2002 г. «за интеграцию достижений психологии в экономическую науку, в особенности касающихся человеческих суждений и принятия решений в условиях неопределенности».
что существуют только слабые связи между телом конвенциаль-ной науки и объективной реальностью. Это положение стало основой его «анархистской теории познания», называемой также эпистемологическим / методологическим анархизмом.
М. Фуко показал, в частности, на примере британской политической экономии, что общественные науки были созданы и процветали ввиду политической необходимости: когда требовалась подробная информация о населении, и с этой целью была введена в научный оборот и сама категория - «население», все - с целью более эффективного управления и стабилизации новых политических и общественных структур [27]. Как продолжение этой тенденции, сегодня развивается научное направление «биополитика» [29]. Аналогичным образом появились такие новые дисциплины, как компьютерные науки и искусственный интеллект, тесно связанные с военными приложениями и получившие импульс развития за счет соответствующего финансирования.
После того как эти новые дисциплины были институционализированы, они начали свою собственную жизнь, если им удалось диверсифицировать источники финансирования и состав заинтересованных участников, в ряде случаев отклоняясь от первоначальной цели. Такие дисциплины, как антропология, весьма полезные в эпоху колониализма, когда так называемые цивилизованные культуры покоряли «примитивные», после распада колониальных империй утратили свои позиции [33].
Эти и другие похожие примеры подтверждают заключение П. Фейерабенда о том, что никакие правила / предпосылки в науке не могут существовать постоянно. Особенно в последнее время жизненный цикл наук сокращается, а в пространстве научных дисциплин происходят такие интенсивные тектонические процессы, что метафора дисциплинарных территорий уже теряет свойства правдоподобности. «Поскольку вся научная деятельность основана на идее научного прогресса в формате непрерывного расширения знаний, ученые должны осуществлять инновации для того, чтобы заработать себе репутацию в среде своих коллег. Это означает, что в дисциплину постоянно интегрируются новые объекты, вопросы и методы, а это, в свою очередь, приводит к тому, что дисциплина теряет свою когерентность и дисциплинарные границы размываются» [33, р. 34-35].
Но что же в таком случае может служить ориентиром для ученого, которому необходимо определить инструменты своего исследования, язык, на котором он будет общаться с коллегами и
излагать свои результаты и выводы? Здесь, на наш взгляд, как раз и начинают работать понятия «граничных» и «трансграничных» объектов.
В когнитивно-предметном пространстве они, эти объекты, начинают выполнять функции маяков / ориентиров, портов приписки, защищенных территорий. Однако исследователю, теоретику и практику необходимо оставаться внимательным и стараться не попасть в болото, рассчитывая на то, что под ногами - твердь. Кроме того, следуя философским указаниям физика Ф. Капра, заметим, что многое зависит и от мысленного настроя исследователя / наблюдателя. Ведь «все понятия, которыми мы пользуемся для описания природы, не присущи реальности, а порождены мыслительными процессами, т.е. являются как бы участками географической карты, а не реальной территории»1.
Подход к раскрытию механизма формирования и функционирования граничного объекта представлен в одной из предыдущих работ автора [13] на примере национальной инновационной системы (НИС). НИС должна была возникнуть не только как межнациональная организационная исследовательская структура в послевоенной Европе, но, прежде всего, как новая парадигма, идея новых инструментов исследования процессов развития (как альтернатива доминирующей «моноэкономике»). Создание в 1952 г. CERN (Европейская организация по ядерному исследованию) было поддержано элитной группой европейских физиков, которые обеспечивали лоббирование в своих правительствах. В 1957 г. был сформирован ЕВРОАТОМ (EURATOM), как важный элемент Европейского экономического сообщества (позднее Европейского союза - ЕС). Специфика научной области ядерных исследований способствовала интеграции, так же как и в области молекулярной биологии. Менее чем через десятилетие была создана European Molecular Biology Organisation (Европейская организация молекулярной биологии, 1964) и, через 10 лет, - Европейская лаборатория (EMBL).
Созданные впоследствии Европейская организация сотрудничества в научно-технических исследованиях (European Co-operation in Scientific and Technical Research, 1971), Европейский научный фонд (ESF, 1974) отвечали уже за множество исследований, в том числе в общественных науках.
Понятие НИС, утверждает Н. Шариф, одновременно получило распространение и в среде ученых, и в области политики (в по-
1 Капра Ф. Новое видение реальности [3, с. 77].
следнем случае имеется в виду в первую очередь структура ОЭСР). Это стало возможным, потому что многие из ключевых авторов и сторонников понятия занимали позиции как в академических, так и в политических организациях [37]. К. Фримен работал консультантом ОЭСР в 1980-х годах, Б. Люндвал был заместителем директора департамента научно-технической политики в ОЭСР с 1992 до 1995 г. (он был датским делегатом в ОЭСР), и К. Смит также работал советником ОЭСР в конце 1980-х годов. Кроме того, многие из ключевых участников развития понятия НИС, такие как Ф. Чеснэ, Б. Люндвал и К. Фримен, часто встречались на конференциях и профессиональных встречах в течение периода, когда началось формирование понятия НИС. Такие встречи были продолжением и расширением работы в ОЭСР, а также научных исследований в области ИС.
Для того чтобы модель научно-технической политики ОЭСР сегодня легла в основу, по существу, нового управляющего над-государственного органа, осуществляющего научно-техническую политику и управление национальными программами, европейские эксперты смогли использовать в своих интересах слабость и двусмысленность, связанную с понятием Национальной инновационной системы, в зависимости от цели, которую они пытались достичь. Учитывая, что понятие НИС может интерпретироваться в достаточной степени гибко, эксперты могли сравнительно легко соотнести между собой теорию и политическую практику.
С целью построения непротиворечивой теоретической схемы управления инновационной деятельностью в Европе концепцию НИС, по всей видимости, следует рассматривать как граничный объект - ГО. Понятие ГО помогает объяснить, в том числе, то, каким образом эксперты в области научных исследований смогли использовать свое двойственное положение и различные роли в академических и политических кругах, чтобы способствовать принятию концепции.
Главной особенностью понятия ГО является тезис о том, что такие объекты делят между собой два или более профессиональных сообществ. В случае НИС этими сообществами были высшие чиновники и ученые, которые, очевидно, используют различные подходы к решению своих профессиональных задач. Таким образом, как граничный объект, концепция НИС должна уметь приспосабливаться к частным потребностям этих двух сообществ, сохраняя при этом общую идентичность.
По мнению многих авторов, принадлежащих «обществу Шум-петера», понятие НИС было принято с явной целью оспаривания методологии анализа технического прогресса, выдвинутого в рамках неоклассической макроэкономики, и поэтому М. Фримен и другие сторонники НИС выходят на иной, как они утверждают, более высокий, уровень рассмотрения, и с этой точки зрения следует оценивать разногласия по поводу НИС.
В сфере экономической географии, которая также рассматривается в качестве основания кластерной политики, нередко используются методы пространственной эконометрики, но порой подобные методы предлагают менеджерам или высшим правительственным чиновникам слишком легкие ответы на весьма сложные проблемы. В частности, в рамках таких построений технологические режимы, индустриальные и организационные структуры, так же, как их динамика, часто рассматриваются только с одной точки зрения, как упрощенные конструкции. В целом получается, что «атака на ядро макроэкономической теории», осуществляемая с целью преодоления недостатков такого подхода, по существу имеет целью заменить кейнсианскую методологию холизма методологическим индивидуализмом.
Что из этого получается в реальной экономической политике, каким образом можно применить это мощное идеологическое оружие - наглядно показывает пример развития российской национальной инновационной системы. По факту, без оглашения, по умолчанию принятие (примерно с 1997 г.) концепции НИС изменило содержание экономической политики в России. Теперь уже и «Стратегия национальной безопасности» (СНБ) утверждает, что «Решение задач национальной безопасности в сфере науки, технологий и образования в среднесрочной и долгосрочной перспективе достигается путем... разработки конкурентоспособных технологий и образцов наукоемкой продукции, организации наукоемкого производства... обеспечения участия российских научных и научно-образовательных организаций в глобальных технологических и исследовательских проектах с учетом конъюнктуры рынка интеллектуальной собственности» [18, п. 70].
С теоретической точки зрения получается, что в результате смены парадигмы государство как макроэкономический агент имеет право выбрать товары производства отечественного либо зарубежного ВПК, оценивая услугу / изделие согласно критерию «цена / качество». Другой макроэкономический агент, фирмы, могут выбирать, выполнять ли оборонный заказ или найти более прибыль-
ное дело. А у третьего макроэкономического агента - домохо-зяйств - выбора просто не остается: его рыночная власть в таких вопросах стремится к нулю.
В то же время по результатам сопоставления ряда стран по показателю внутренних затрат на исследования и разработки (ИР) по источникам, можно обнаружить, что российский бизнес не стремится следовать за новой парадигмой и заменить государство в качестве производителя инноваций (табл.).
Таблица
Затраты на ИР в процентах и по абсолютным значениям
в долл. США
Страны Доли в % от общих расходов Расходы на ИР, млн долл. США. Всего:
Бизнес Государство
США 60,0 31,5 415 193
Китай 73,9 21,7 208 171,8
Япония 76,5 16,5 146 537,3
Германия 65,6 30,3 93 055,5
Республика Корея 73,7 24,9 59 890
Франция 53,5 37,0 51 891
Великобритания 44,6 32,2 39 627,1
Россия 27,2 67,8 35 041,7
Бразилия 45,4 52,7 25 293
Индия 33,9 66,1 24 308
Рассчитано по: Индикаторы науки: 2014 [2].
К сожалению, усилия российского правительства в области научно-технического развития оставляют желать лучшего. В настоящем рассмотрении ограничимся следующим фактом. 10.04.2014 на заседании Правительства был заслушан «вопрос, связанный с подведением итогов работы по двум ФЦП, которые касаются нашей науки». Д. Ливанов сообщил: «В частности, оформлено более 5 тыс. патентов, опубликовано около 90 тыс. научных статей, подготовлено и защищено более 12 тыс. научных диссертаций»1. Однако непонятно, каким образом с такими результатами мы можем конкурировать с ведущими игроками «инновационной экономики», если, например, по итогам аналогичных программ, число патентов, предоставленных в Китае находящимся в этой стране изобрета-
1 Режим доступа: http://government.ru/news/11633
телям, повысилось от 5000 в 2001 г. до 65 000 в 2009 г.; в 2009 г. в КНР к обучению приступили более 6 млн аспирантов, в ЕС -около 3 млн, в США - 2,5 млн. С сожалением отметим, что в России аналогичный показатель не превышает 0,2 млн человек [2].
Базовой причиной такого положения, по мнению автора, является то, что участники политического процесса в научно-технической сфере обладают различной административной и рыночной властью, которая нередко используется доминирующей стороной для достижения краткосрочных политических целей в ущерб долгосрочным жизненно важным интересам общества.
Здесь можно заметить, что «граничный объект» НИС оказался настолько политически нейтральным (это, собственно, отвечает принципу методологического индивидуализма), что его смог использовать в своих интересах экономический агент, обладающий наибольшей рыночной и административной властью - корпо-ратократия так называемых «развитых» стран. Этот субъект глобальной экономики в России может оперировать свободно, ведь экономика у нас - «открытая». Интерес этого агента очевиден -ослабление конкурента на рынках наукоинтенсивной продукции.
В следующем примере можно увидеть влияние смысла предлагаемого понятия на ориентацию ГО в сторону той или иной области исследований. Речь идет в данном случае о понятии «пространство решений и суждений», введенном Д. Канеманом, и для описания которого он использовал такие термины, как accessibility dimension, dimensionality of decisions and judgments и др. Однако выражение, которое можно было бы перевести с английского как «пространство воспринимаемости» (accessibility dimension), «размерность пространства решений и суждений» (dimensionality of decisions and judgments), фактически трактуется автором как масштаб, так как в изложении Д. Канемана обозначено лишь одно измерение: «С одного конца вектора, задающего направление в этом пространстве, мы обнаруживаем операции, имеющие свойства восприятия и интуитивной Системы 1: они осуществляются быстро, автоматически и без усилий. С другого конца расположены медленные, последовательные, интеллектоемкие операции, которые люди осуществляют по своему разумению. Воспринимаемость - это континуум, а не дихотомия, и некоторые интеллектоемкие операции требуют больше усилий, чем другие» [31, p. 1453].
Заметим, что в последующих версиях перевода термин accessibility трактуется как «доступность» (например: [8, т. 5, кн. 2, с. 631]). Однако в случае использования этой версии речь может идти пре-
имущественно о физических характеристиках объекта, доступных восприятию субъекта, а Д. Канеман исследует психические способности субъекта, воспринимающего прототипы и атрибуты объекта. Именно эти способности, по мысли нобелевского лауреата, и определяют масштаб accessibility dimension / «пространства воспринимаемости».
Можно также заметить, что в пространстве «решений и суждений» Д. Канеман рассматривает лишь его когнитивный аспект, не затрагивая онтологический, который особенно важен в определении условий для экономического анализа ситуаций. Ведь (нео)классическая экономическая теория (предпосылки которой оспаривают Д. Канеман и его коллеги) ограничивает рассмотрение ситуации условиями рыночного соглашения определенным типом благ, участвующих в рыночных обменах. Но, развиваясь, теория включает в свои модели все новые предпосылки. Институциональный экономист мог бы, например, заметить, что в опытах Е. Лангер [31, p. 1450] место в очереди к копировальному аппарату в случае использования «извинительных аргументов» обменивается на проявление эмпатии - внимания к положению и чувствам человека, к которому обращена просьба.
Сам психолог, признавая необходимость такого (институционального) понимания, лишь обозначает его: «Более естественно в незнакомой ситуации, например, присоединиться к группе людей, бегущих в одном направлении, чем помчаться в противоположную сторону. Однако двухсистемный подход предполагает постановку и других вопросов: "Не вступает ли интуитивно привлекательное суждение или способ действий в конфликт с правилами, которые принял агент?" Если ответ положителен, то следующий вопрос должен быть таков: "Есть ли некая вероятность, что в данной ситуации соответствующее правило придет в голову вовремя, чтобы перебороть интуицию?"» [31, p. 1469].
В нобелевской лекции и последующих публикациях Д. Кане-мана нет и разъяснений по поводу направлений в условном пространстве «решений и суждений». Однако «вектор», на наш взгляд, не является лучшим переводом и собственно концепцией, так как на его концах располагаются «Система 1» и «Система 2». Физический аналог такому пространству подобрать сложно. Так примерно мог бы чувствовать себя Магеллан, если бы он попытался объяснить современникам результаты своего «эксперимента», не имея представления о шаре.
Очевидно, понятие «accessibility dimension» является объектом, расположенным на границе нескольких областей исследований (ГО). Его перевод в виде «пространства доступности» задает направление в сторону физиологии, где исходным является представление человека как существа из плоти и крови, без внимания к духовным аспектам его структуры.
Наглядно - образное представление как метод моделирования позволит объяснить в чем тут дело (matter of fact). Обратимся к известной античной модели - фигурам Иифагора, который, как мы знаем, реальность (данную нам в ощущениях) изображал квадратом, а модель, предназначенную для ее описания, - треугольником. Треугольник при этом был вписан в квадрат, и вершины треугольника лежали на трех сторонах квадрата. Сам человек (исследователь) представлялся точкой, которая находилась в центре всей конструкции.
В данном представлении очевидна разница между пространствами «доступности» и «воспринимаемости». То, что человек может воспринять - это реальность (квадрат сообразен пространству воспринимаемости). То, что доступно пониманию человека, -лежит в пространстве теории - в «теле конвенциальной науки» (внутри треугольника, сообразно пространству доступности).
Возможны, как следует из сказанного выше, различные соотношения этих фигур. Так, если следовать логике утверждений Ф. Капра и принять, что множество теории не пересекается с множеством реальности, то в этом случае можно предположить, что «квадрат» обтекает «треугольник». Согласно И. Фейерабенду, треугольника как такового вообще не может быть, так как его границы постоянно размываются. Но тогда так или иначе существует некоторое множество объектов, которые притягиваются или отталкиваются. На какой-то период времени (на время жизненного цикла теории) более энергетически мощный объект притягивает к себе другие. Оказавшиеся на пересечении с другими множествами -теориями - объекты становятся граничными. А «центры притяжения», чье силовое поле распростаняется на многие научные области, могут быть охарактеризованы как «трансграничные» или как «зонтичные» объекты.
Явление поглощения одной парадигмы другой мы сегодня наблюдаем, в частности, как процесс поглощения множества Российской научно-технической сферы (РНТС) множеством Транснациональной инновационной системы (ТИС). Ионятие НИС - Национальной инновационной системы, проникнув в дискурс РНТС
и став граничным объектом, позволило идеям множества ТИС (условно - множество объектов, объединяемых принципом методологического индивидуализма) проникнуть в пространство РНТС (условно - множество объектов, объединяемых принципом методологического холизма).
Заметим, что если ранее в описании поведения субъекта РНТС (здесь уместно будет представить образ советского ученого) доминировали отношения служения науке (см. статью С. В. Егерева выше), то в последние десятилетия в подобного рода описаниях чаще становятся узнаваемы характеристики модели «экономического человека». Но с появлением понятия НИС уже сами предпосылки модели поведения «экономического человека» оказываются размытыми (растянутыми), и, кроме того, они постепенно стали заменяться предпосылками «инновационного» поведения1.
В связи с задачами интерпретации данного представления и развития соответствующей модели весьма содержательным оказывается обращение П. Финке к «революционной идее» В. Гумбольдта, которая состояла в том, чтобы «описать язык, используя понятие энергии» [26].
Энергия и информация в пространстве воспринимаемости
П. Финке утверждает, что одна из проблем, обусловливающих сегодняшнее, близкое к кризисному состояние науки, «заключается в том, что в последние десятилетия мы привыкли к парадигматическому описанию наук, заданному Куном, что включает стремление к изменениям парадигм. Это влечет за собой ту ошибку, когда общее важное значение истины заменяется понятием власти» [26, р. 71]. Концепция Куна, по мнению Финке, описывает только то множество реальных процессов, где изменения происходят не как следствие поиска истины, а как следствие влияния силы: административной, политической [26, р. 76].
Характерным примером является экономика, которая «всегда является весьма влиятельной и потенциально опасным соседом для любой другой культурной экосистемы (возьмите политику!), в том числе научной. Поддержание устойчивости науки путем ограничения значений меняющихся полномочий соседних экосистем является критерием, не доступным для логической точки
1 См., напр.: [17, п. 2].
зрения» [26, р. 78]. В данном рассуждении применяется понятие «экосистем ума» Г. Бейтсона [23], который убедительно показал возможность и необходимость такого неметафорического подхода к научным системам, - «эволюционно нового дополнения к экологии материи».
«Сила» экономики, точнее, такого ее направления, как неоклассическое, нашла свое выражение, в том числе, в понятии «экономический империализм», что стало одной из характеристик «основного течения в экономической мысли» / мейнстрима. Характеризуя мейнстрим как «моноэкономический» подход, А. Хиршман пишет, что в его рамках экономисты придерживаются следующих тезисов: «экономика состоит из множества простых единиц», и «существует единственная экономическая теория (так же, как есть только одна физика) [30, р. 4]».
Силу мейнстрима можно почувствовать, например, в том упорстве, с которым некоторые социологи, психологи (!) и представители других наук отстаивают свое «право» на использование таких понятий, как «капитал», «ресурсы», «эффективность». В результате, например, «Концепция устойчивого развития сельских территорий» оперирует такими категориями, как «эффективность сельского хозяйства», «полная занятость», «рациональное использование земель» и т.п., а собственно человек появляется как расшифровка, например, такого показателя: «плотность населения низкая - 2,3 человека на 1 кв. километр» [4].
Для объяснения этого феномена «расчеловечивания» общественных наук предлагается использовать метод метафоры. Это предложение отчасти находится в русле течения постмодернизма, о котором П. Финке пишет, что они (постмодернисты) «заходят дальше Куна или Файерабенда», утверждая, что «все знание есть не что иное, как социальная конструкция, и она «будет обязательно покрыта ржавчиной социальных механизмов власти» [26, р. 16].
Но здесь полезно будет задаться вопросом: если власть поддержана силой, то куда направлен вектор этой силы? Для получения ответа вновь обратимся к пространству воспринимаемости.
Использовав в дополнение к тезису о «континууме», сформулированному в статье Д. Канемана, вполне очевидное предположение о том, что получение и потребление того или иного блага требует определенного времени (или - энергетических затрат, усилий), можно получить более развернутое представление о пространстве воспринимаемости. Если направление в обозначенном Д. Канеманом континууме задано вектором интеллектуальных
усилий (когнитивное измерение), то второе измерение можно задать при помощи координатного вектора системного времени (феноменологического)1.
Полученное пространство подробно описано в предшествующих работах автора2. Оно, в том числе, в ряде аспектов может быть также интерпретировано как пространство «коллективного безсоз-нательного» (где существуют, развиваются и взаимодействуют разного рода эгрегоры). Роль феноменов сознания подчеркивалась многими учеными, в частности, уже упоминавшимися Г. Саймоном, Д. Канеманом, а также Д. Нортом, И. Пригожиным, А. Тверски, К. Поланьи, К. Эрроу, П. Дэвидом и другими.
В онтологической схеме формирования «идеальных» типов поведения (на рис. она представлена в укрупненном формате) реализовано представление, изначально основанное на тезисе Энгельса о потребностях (ниже) с учетом более современного принципа иерархии связанных с ними типов благ и веберовского понимания типов поведения, которые связаны между собой цепью факторов и средств взаимодействия (подробнее см.: [14, 15]).
Вполне естественным выглядит предположение о том, что блага различных уровней иерархии должны быть дополнены тем количеством времени, физических, эмоциональных и интеллектуальных усилий, которые необходимы для их получения и потребления. В комплексе получается своего рода инвариант потребления.
Сравнительно недавно в экономической теории появилось понятие «энергоинформация», которое пригодится для обозначения вышеупомянутых усилий. Это понятие в современных условиях (распространение информационных технологий, ускорение производственных и технологических процессов, частые изменения конъюнктуры рынков и т. д.) становится все более востребованным. В свое время М. Вебер определил зависимость между способностями принимать разумные решения и объемом доступной индивиду информации [39]. Решения (рациональные или не очень) выражаются в поведении, которое, в свою очередь, разделено на типы: (1) целерациональное (направленное на достижение определенной цели), (2) целостнорациональное (не создает препятствий
1 Не вдаваясь в подробности отметим, что системное время связано с развитием внутренней системы (обучающегося) субъекта, с движением. Кроме того, примем во внимание, что «время, связанное с движением, не исчерпывает значения времени в физике». См.: [11, с. 142].
2 См., напр.: [12, 14].
к достижению цели), (3) традиционное (обусловленное нормами), (4) аффективное (активность биоида).
Схематическое представление онтологической модели, по сути, есть часть решения проблемы дихотомии ментального и физического, что в итоге привело к созданию динамической модели спирального взаимодействия и развития психических и общественных форм. В данной версии схемы ее структура сопоставлена со структурой античного «тривиума»: Физика - Этика - Логика.
Рис. Когнитивный вектор в онтологической схеме формирования типов поведения
Источник: оригинальная версия см.: [14].
В первом блоке (Физика) расположена категория «Потребности», которая, уже в формате понятия, может рассматриваться как трансграничный объект (ТГО). Из этого следует, что, исходя из особенностей его определения, задаются контуры соответствующей дисциплины. Кстати, заметим, что в экономике понятие «потребность» или не определяется (как и понятие «поле» в базовых учебниках физики), либо определение заимствуется из психологии.
В соответствии с пси-определением понятия «потребность» в онто- и филогенезе субъекта закреплены определенные способы удовлетворения базовых нужд и потребностей путем совершения действий, направленных на получение соответствующих благ. Таким образом, уже в самом понятии «потребность» присутствует идея блага. Потребности, в продолжение нашей классификации, разделены на уровни, каждому из которых соответствует определенный уровень благ: выживание, блага низшего, среднего и высшего уровней (на рис. это соответственно - 8, ЬЬО, МЬО, ИЬО). Названным уровням соответствует определенное количество усилий -энергии - энергоинформации, необходимых для получения блага и удовлетворения соответствующей потребности. Объем таких усилий условно обозначен горизонтальными отрезками - сечениями угла «энергоинформации», который на схеме помещен рядом с треугольником благ. Поднимаясь по «треугольнику благ», отметим, что количество энергоинформации, требуемое для их потребления, увеличивается, а высшие духовные потребности можно удовлетворять бесконечно долго (вспомним понятия «вечное блаженство», «нирвана» в духовных учениях).
Ряд сопутствующих рассуждений, которые здесь, ввиду ограничений формата статьи, опущены1, позволяют заключить, что гипотеза о наличии иерархии для потребностей высших порядков недостоверна. Это в свое время заметил У. Джевонс, который, как позже это делал А. Маршалл и его последователи, выводил высшие духовные и моральные чувства за пределы экономической теории. Он считал (и обосновал с помощью психологических экспериментов), что экономическо-математические модели (основа теории) могут быть применены только для низших, материальных потребностей, так как только для них оказывается справедливым закон убывания предельной полезности (и достигается насыщение). Как можно заметить сегодня, последователи пренебрегли этим выводом, на что остаются существенные причины.
Кстати, этими выводами до сих пор пренебрегают и те экономисты, которые, в свое время, поддерживая тезис «все - для блага человека», игнорировали, а некоторые и до сих пор продолжают игнорировать понятие «ценность» (как то, что характеризует свойство блага удовлетворять соответствующую человеческую потребность). Вместе с этим они пренебрегают и разработками 1970-1980-х годов, сделанными советскими марксистскими фило-
1 Подробнее см. ссылки выше на работы Пястолова С.М., а также [15].
софами (теми, в частности, где проводится четкое разделение смыслов категорий «предмет» и «вещь» в процессах «опредмечивания -распредмечивания», «овеществления - развеществления»).
По существу, такое отношение основано на догматической трактовке канонизированных переводов работ К. Маркса и Ф. Энгельса, где понятие «Wert» переведено как «стоимость», хотя в ряде случаев это совершенно не обоснованно, особенно при сопоставлении с тезисами ранних работ К. Маркса1. Таким образом, мы видим, как политическое решение об установлении граничного объекта («стоимость») стало препятствием для развития ряда научных направлений (например, экономической психологии), идеи которых были обозначены еще в «Экономических рукописях» К. Маркса. Анализ подобных случаев является непростой задачей, но в тех ситуациях, когда речь заходит о трансграничных объектах и трансдисциплинарности, полезным оказывается метод метафоры.
Метафора в пространстве воспринимаемости
О метафоре говорят филологи, когда речь заходит о перенесении значения с одного объекта на другой, в поэзии часто используют синестетические метафоры, но хотя экономика относится к гуманитарным наукам, экономисты, вслед за философами Нового времени, воспринимают метафоры негативно, так как утверждения, в них содержащиеся, не могут быть оценены как истинные или ложные и, следовательно, их нельзя использовать в доказательствах, основанных на бинарной логике. Тут может подойти логика иная: та, о которой писал Г. Бэйтсон («amphibious» logic of continuous transitions), нечеткая логика П. Финке, «логика причастности» и им подобные типы.
Однако если обратиться к конкретному случаю, утверждение придворного медика Ф. Кэне о том, что «...это происходит так же, как в человеческом организме сердце толкает кровь, и она распространяет по всем членам живительную энергию, а затем возвращается снова к сердцу. Так же, как и кровь в человеке, богатство, являясь продуктом земли и человека, совершает полный оборот и возвращается к землевладельцу.» (Ф. Кэне «Физиократия», 1767), по сути, было принято нововременными мыслителями без строгих обоснований, и затем, уже «классическими» экономистами, на основе этого утверждения и «таблиц Кэне» была построена нор-
1 См., напр.: [21].
мативная модель кругооборота ресурсов, денег, товаров и услуг (далее - МК).
Одним из ярких примеров (неявного) использования метафоры в качестве инструмента управления уже в рамках развития монетарной версии МК является проект «ваучерной» приватизации, реализованный в России в начале 1990-х годов. Тонкая работа, следует отметить.
Предложенная гражданам уже не СССР схема приватизации, на первый взгляд и по мнению ряда толкователей (напр., Г. Явлинский, А. Нечаев), не имела «рациональной основы». И не только в том смысле, который имели в виду эксперты. Действительно, согласно принятым на тот момент нормативным актам1, ваучер был частью так называемого «технического / индустриального» согла-шения2 и определял только право на покупку активов приватизировавшихся предприятий. Сам процесс приватизации сопровождался «рыночно ориентированной» риторикой, что придавало ваучеру свойства объекта гражданского соглашения. И хотя за каждый ваучер его получателю необходимо было заплатить 25 рублей, его номинал (который не имел никакого формального обоснования) был определен в 10 000 рублей, что было особого рода образом, который переносил сознание российских граждан в пространство рыночного соглашения.
Но и это еще не стало финалом блестящей многоходовки. Когда близился к завершению один из этапов проекта, в ответ на вопросы, мол, а как же «по две "Волги" за ваучер», Комбинатор объявил, что на самом деле это был эксперимент, и перенес тем самым ситуацию в формат соглашения творческой деятельности, где ценность имеют несколько иные результаты, чем в рыночном соглашении.
1 «О введении в действие системы приватизационных чеков в Российской Федерации» (14 августа 1992 г.), «О Государственной программе приватизации государственных и муниципальных предприятий в Российской Федерации» (24 декабря 1993 г.).
2 В данном описании понятие «соглашение» трактуется в рамках французской институциональной теории, которая соотносит его с понятием «автономного мира»: пространства, где, в том числе, действуют уникальные механизмы координации взаимодействий участников соглашения, где определены свои наборы благ и особые характеристики времени. Здесь важно заметить, что, например, благо, определенное и имеющее ценность в одном соглашении, может иметь другую ценность или даже не существовать в другом соглашении. Подробнее см.: [15, гл. 11, п. 11.4; 24].
Важно заметить, что все эти операции в немалой степени были нацелены на слом конструкций, «созданных человеческим сознанием». Именно так определял институты нобелевский лауреат Д. Норт [9, с. 137]. На месте сломанных конструкций, очевидно, должны возникнуть новые. В этом и состоит смысл «Великой трансформации», о которой в свое время писал К. Поланьи [10].
Метафора тем и замечательна, что она служит действенным инструментом переноса сознания адресата в контекст, нужный отправителю сообщения (манипулятору). И более того, как хорошо известно специалистам в области нейролингвистического программирования, замалчивание самой возможности такого переноса повышает эффективность операции.
Задача манипулирования облегчается, если сознание человека находится в состоянии когнитивного диссонанса. Это случается тогда, когда в ментальную конструкцию оказывается встроено понятие, фактическое содержание которого не соответствует тому, что изначально вкладывает в него человек. По сути, это ГО, импортированный из другого мира - соглашения. В практическом действии это несоответствие проявляется неожиданно, и вот перед вами - готовый объект для манипулирования.
Для предотвращения таких ситуаций полезно обращаться к изконному1 смыслу слова, понятия или ментальной конструкции, представляющей собой выражение, объединяющее две и более категории (как, например, «политическая экономия»).
Так, раскрывая смысл понятия «метафора»2, заметим, что если «метафора» означает стоянку, (автобусную) остановку, то важно знать, куда идет автобус. Иначе может получиться как с «ваучерной» приватизацией - процессом, который привел в итоге к «сверкающим провалам» гражданского и рыночного соглашений и к триумфу в рамках соглашения творческой деятельности. Здесь полезно будет провести аналогию между научной областью и миром-соглашением (термин французских институционалистов), но оставим это для следующей статьи.
Чтобы понять, куда нас порой завозят автобусы разнообразных представлений и основанных на них теоретических построе-
1 Такая орфография соответствует смыслу: «взятое из Кона», где «Кон» трактуется как «м. начало, ряд... Вот откуда пошел кон земли нашей... От кона, спокону, спокон, искони так водилось.»; см. словарь Даля.
2 «Метафора» - вывеска на стоянке автобусов в Греции (наблюдение автора).
ний, необходимо умение возвращаться к отправной точке, к пункту отправления.
Это следует сделать в первую очередь, потому что перемещение на этих метафорических автобусах осуществляется в пространстве воспринимаемости, там, где помещается «когнитивный вектор» Д. Канемана, и где прохождению информации препятствуют так называемые «фреймы рациональности»1, и в пункте прибытия переносимое знание может быть существенно искажено.
В разделе «Экономическо-философских рукописей 1844 года» К. Маркса [Потребности, производство и разделение труда, XIV] есть запись: «Мы видели, какое значение имеет при социализме богатство человеческих потребностей, а следовательно, и какой-нибудь новый способ производства и какой-нибудь новый предмет производства: новое проявление человеческой сущностной силы и новое обогащение человеческого существа. При господстве же частной собственности, мы наблюдаем обратное отношение: каждая новая потребность создает и новую зависимость»2.
Сегодня уже сформировались новые научные дисциплины, которые изучают различные феномены сознания, активность отделов головного мозга человека в связи с его экономической деятельностью, такие как нейроэкономика. Очевидно, следует вести речь о целом спектре наук, венчаемом синергетикой, которую сегодня назвали бы трансдисциплинарной наукой. Один из основателей синергетики, Г. Хакен, заявляет, что общество - это сеть взаимодействующих мозгов. А нашими мыслями управляют слова, которые следует рассматривать как параметры порядка3. Применительно к теме нашего исследования заметим, что это относится прежде всего к ГО и ТГО, обладающим наибольшей энергетикой.
Можно предположить, что «потребности» - это тот отправной пункт, от которого советскими политэкономистами до середины 1950-х годов еще проектировался маршрут, намеченный классиками марксизма, - к развитию высших человеческих потребностей, как цели социально-экономического развития. Но затем «рыночно ориентированным» администраторам удалось подогнать к этой станции автобус с надписью «благосостояние» и увезти соз-
1 Подробнее: [12, гл. 2].
2 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 42. - С. 128.
3 См., например: [20]; и интервью русского философа Аршинова В.И. -Режим доступа: http://oralhistory.ru/talks/orh-1442 (дата обращения: 02.07.2015).
нание советского человека в направлении квадратных метров, килокалорий на душу населения и прочего «гуляш-коммунизма».
То, что «рыночный автобус» движется именно в этом на-правлении1, подтверждают не только высказывания А. Маршалла2 и других видных представителей неоклассики, а также «социально близких» философов3, это можно показать и при помощи достаточно несложной схемы (см. рис.).
Количество направлений научной мысли растет, однако, используя метод метафоры, можно предложить один общий признак, позволяющий характеризовать различные направления исследований с точки зрения политической экономии, которая в данной ситуации выступает «зонтиком», накрывающим множество научных дисциплин. Этот признак возможно описать как «сонаправленность» с вектором Д. Канемана на рис. (1 ^ 2).
Получается, что предложенная схема конкретизирует содержания различных направлений в когнитивно-онтологическом пространстве посредством метафоры «автобусных маршрутов»: один маршрут идет в направлении высших ценностей, другой - в направлении моделей поведения биоида.
Известный тезис о том, что в «правильной» системе каждый объект соответствует своему определению, позволяет обозначить условия и границы устойчивости социально-экономической системы, обеспечивающей поддержку когнитивного вектора в направлении «вверх» - к высшим ценностям. Действительно, если слова (в том числе слова-определения) являются аттракторами, параметрами порядка, то любое изменение их смысла изменит внутреннее наполнение понятий и повлияет на состояние системы. Успех до-
1 При этом, насколько можно судить по доступным публикациям, нынешние наследники марксизма продолжают путь по дороге с кольцевым движением под названием «потребительская стоимость».
2 «Однако побудительным мотивом выступает определенное количество денег. Именно это определенное и точное денежное измерение самых устойчивых стимулов в хозяйственной жизни позволило экономической науке далеко опередить все другие науки, исследующие человека» [7, т. 1, гл. 1]. Заметим, что укороченное название книги А. Маршалла «Principles of Economics» (цит. из русск. перевода выше) стало обозначать неоклассическое направление экономической теории - economics.
3 Характерное высказывание одного из сторонников утилитарной этики Дж. Гледа: «Человек принимает решение, потому что это машина, любая машина работает по таким-то принципам, делает то-то и то-то. При чем тут мораль?» -Режим доступа: http://oralhistory.ru/talks/orh-1466 (дата обращения: 02.07.2015).
минирующих сегодня моделей (в том числе глобального) управления обеспечен, по мнению автора, технологиями «вытряхивания смыслов» из слов и особенно научных понятий, оказывающихся в положении ГО. В связи с этим вернемся к обсуждению того, какие ментальные конструкции преимущественно соотносятся с категориями «политической экономии» (ПЭ).
Категория ПЭ объединяет понятия «политика» и «экономия», каждое из которых само по себе является составным. В «пространстве политики» проложено множество «маршрутов», основными при этом являются: теологический, антропологический, биологический, психологический, социальный. Однако базовой ментальной конструкцией, каркасом для прочих, является объединение слов: лоАд, (множество) и тгко^ (интерес). Интерес (от лат. inter (между) + est (находится)) - это проявленная человеческая / общественная / организационная потребность, и здесь снова следует вернуться к толкованию данной категории. Интерес уже более «материален», он задан и в пространстве и во времени, и, в зависимости от толкований данной категории, выбираются соответствующие маршруты. Это позволяет политическим экономам определять союзников и противников, попутчиков и случайных пассажиров.
Небольшое отступление. На острове Родос (Греция) автору довелось попасть на местное кладбище. По сторонам дорожки стояли мраморные домики - склепы - и на каждом из них была надпись, которая начиналась со слова oikos и продолжалась именем рода - фамилией. Подумалось: а что же мы изучаем, занимаясь экономикой / политической экономией?
В одной из неоклассических интерпретаций - экономика, по существу, - теория принятия решений. Сложно вести речь о математическом аппарате такой теории, отчасти потому, что, как уже говорилось выше, логика принятия решений может измениться, в зависимости от объема и качества доступной информации. Математические же построения требуют, чтобы тип логики был определен в самом начале и потом не менялся в ходе дальнейших рассуждений.
Ключевое значение имеет также выбор типа времени (например, это может быть физическое, историческое, системное время), точки отсчета (ex-post, ex-ante), а также протяженности периода. Так, Императорское Вольное экономическое общество, созданное в 1766 г., было нацелено на «поощрение в России земледелия и домостроительства», т. е. преимущественно на развитие долгосрочных проектов. В сравнении с такими современными организациями,
как инновационный центр «Сколково», Агентство стратегических инициатив, где отбираются либо проекты на стадии коммерциализации, либо, в лучшем случае с перспективой на эту стадию выйти не позднее, чем через два года. Контраст очевиден. Не случайно в дискуссиях о проблемах рабочего и свободного времени современное общество часто называют «пожирателем времени».
То есть это антипод того общества, построение которого являлось изначальной целью марксистского проекта. Однако сторонники концепции, генерирующей разного рода «пожирателей времени» (хотя они, конечно, так формально не называются; это различные институты «общества потребления»), могут возразить и привести такой аргумент, что все это является результатом свободного выбора каждого участника.
Действительно, там, где сформировались уклады так называемого информационного общества, почти невозможно обнаружить случаи прямой эксплуатации человека человеком. Но это уже не столь актуально, как во времена Маркса и Энгельса. Сегодня человека эксплуатирует Система, а конкретный «эксплуататор» является лишь ее проводником, которого также эксплуатируют «хозяева игры». Механизм, лежащий в основе формирования такой системы, раскрыт в работе «Экономика: теория и реальность» при помощи не самой сложной модели [15, гл. 2, п. 2.4].
Втягивание человека в систему происходит посредством кражи (обособления, если хотите) тех ценностей, которые пока еще немногие научились (а можно сказать, что многие разучились) ценить (определять их ценность). Это, прежде всего, свободное время и доверие. Косвенное подтверждение этого тезиса можно получить, раскрыв исконные значения базовых понятий политической экономии, таких, например, как «деньги» и «капитал».
Профессор А.В. Бузгалин, излагая свое видение методики преподавания политической экономии в университете [1], называет три ключевых категории этой науки, методики преподавания которых нуждаются в совершенствовании: «Человек», «Государство», «Фирма». В связи с темой данной статьи было бы полезно показать, каким образом неявно осуществляемые процессы управления в государстве, рутины, установленные в компании, трансформируют ментальные конструкции, и уровень осознанности / нравственности опускается вниз / поднимается вверх по шкале, масштаб которой задается размерностью когнитивного вектора на рис. В этом случае как раз и будет использован трансдисциплинарный подход
в обучении / исследовании с применением граничных и трансграничных объектов.
В качестве обобщения: граничные объекты (ГО) делят между собой профессиональные сообщества ученых, но это могут быть и различные дисциплинарные области. Обладание определенной энергетикой (утверждение - развитие «революционной идеи» В. Гумбольдта) позволяет ГО формировать параметры («экосистемы ума») соседних предметных пространств.
В развитие содержания понятий пространства воспринимаемости и пространства доступности (в том числе при помощи метода наглядно-образного моделирования) получены следующие выводы. Признаком ГО является то, что объект находится в пространстве воспринимаемости на границе двух или более пространств доступности. Признаком ТГО является то, что объект находится на пересечении множеств двух или более пространств воспринимаемости.
А так может выглядеть цепь отношений понятий при сопоставлении известных концепций, включающих трансграничную категорию «потребности»: «проявление человеческой сущностной силы» - «создающие зависимость» (Ф. Энгельс, К. Маркс); Игрес-сия - дезингрессия (А. Богданов); Очеловечивание - расчеловечивание (А. Маслоу); когнитивный вектор: система 2 - система 1 (Д. Канеман); - Человек - Людина - Нелюдь - Нежить - Господин (Традиция Спаса). Кстати можно заметить, что развитие уровней отношений государства, его институтов, предприятия (фирмы) производно от развития человека.
Заключение
В статье по результатам исследования категорий пространств и отношений в науке решены поставленные задачи. Историко-институциональный анализ тенденций изменений организационных структур науки, научных дисциплин и категорий показал, что под воздействием многих факторов «геополитическое» пространство современной науки испытывает сильнейшие тектонические возмущения, что проявляется в том числе в расширении спектра научных дисциплин (а также множества категорий и научных журналов). Характерным явлением оказывается потеря былого влияния академическими профессиональными группами (АПГ), усиление чувства отчужденности простых ученых в условиях кризиса, притом что используемые ими в решении профессиональных задач подходы все более разнятся.
В ситуациях турбулентности и бифуркации современная наука, уходя от крайности редуцирования культуры к логике (гегелевская традиция), начинает «растворяться в культуре» (идея Фейерабенда в интерпретации Ф. Капра). А «сила притяжения» (термин П. Бурдье) той или иной академической дисциплины, научной категории, которые ранее могла контролироваться АПГ, становится в определенной мере объектом манипулирования других групп интересов, обладающих более мощными информационными и другого рода ресурсами.
Исходя из этих наблюдений, заключаем, что, возможно, наиболее адекватное описание наблюдаемых явлений можно осуществить в терминах энергоинформационных отношений субъектов научной деятельности в когнитивно-онтологическом пространстве. При этом влияние взаимодействий, направление и цели развития следует соотносить с направлением когнитивного вектора (в трактовке Д. Канемана). Данный подход позволяет объяснить феномен «экономического империализма», появление таких научных направлений, как «биополитика», а также успех доминирующих сегодня моделей (в том числе глобального) управления, который, по мнению автора, обеспечен технологиями вытряхивания смыслов из слов и, особенно, научных понятий, оказывающихся в положении ГО и ТГО, обладающих наибольшей энергетикой.
На вопрос о том, какова же имманентная структура вещества когнитивно-онтологического пространства, предлагается ответ: скорее всего, это не материки Физики, не океаны Этики, не острова Логики. Более вероятно, это типы отношений, формирующие потоки энергоинформации.
Литература
1. Бузгалин А.В. Классическая политэкономия: Путь в университеты // Вопросы политической экономии. - 2015. - № 1. - С. 8-23.
2. Индикаторы науки: 2014: Статистический сборник. - М.: НИУ ВШЭ, 2014. -400 с.
3. Капра Ф. Поворотный пункт. Наука, общество и зарождающаяся культура / Пер. с англ. В.И. Постникова В.И. - 2015. - Режим доступа: http://biospace.nw.ru/ books/capra.pdf
4. Концепция устойчивого развития сельских территорий Российской Федерации на период до 2020 года. Утверждена распоряжением Правительства Российской Федерации от 30 ноября 2010 года № 2136-р.
5. Маркс К., Энгельс Ф. Собрание сочинений (2-е издание). - М., 1955.
6. Маркс К., Энгельс Ф. Собрание сочинений. - М., 1960.
7. Маршалл А. Принципы экономической науки: В 3 т. - М.: Прогресс. Универс, 1993.
8. Мировая экономическая мысль. Сквозь призму веков: В 5 т. - Т. 5: В 2 кн.: Всемирное признание: Лекции нобелевских лауреатов. Кн. 2 / Отв. ред. Г.Г. Фетисов. - М.: Мысль, 2005. - 816 с.
9. Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. - М.: Фонд экономической книги «Начала», 1997. - 180 с.
10. Поланьи К. Великая трансформация: Политические и экономические истоки нашего времени / Под общ. ред. С.Е. Федорова. - СПб.: Алетейя, 2002. - 320 с.
11. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса: Новый диалог человека с природой / Пер. с англ.; Общ. ред. В.И. Аршинова, Ю.Л. Климонтовича, Ю.В. Сач-кова. - М.: Прогресс, 1986. - 432 с.
12. Пястолов С.М. Педагогика рынка. - М.: МИОО, 2007.
13. Пястолов С.М. Политические составляющие методологического индивидуализма на примере формирования национальной инновационной системы // ТЕККА ЕСОМОМГСиБ. - Ростов-на-Дону: Наука-Спектр, 2015. - Т. 13, № 2. -С. 84-94.
14. Пястолов С.М. Что означает «Пространство воспринимаемости»: К определению термина // Экономический вестник Ростовского государственного университета. - Ростов-на-Дону: Наука-Спектр, 2006. - Т. 4, № 2. - С. 17-34.
15. Пястолов С.М. Экономика: Теория и реальность. - НИУ ВШЭ, 2013. - Режим доступа: Шр://трга.иЪ.иш-тиепсЬеп.(!е/46891/8/МРКА_рарег_46891.р11£
16. Саймон Г. Рациональное принятие решений в бизнес-организациях (Нобелевская лекция, 1978) // Психологический журнал. - М.: Наука, 2001. - № 6.
17. Стратегия инновационного развития Российской Федерации на период до 2020 года. Утверждена распоряжением Правительства Российской Федерации от 8 декабря 2011 г. № 2227-р.
18. Стратегия национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года. Указ Президента РФ от 12.05.2009 № 537.
19. Фейерабенд П. Против методологического принуждения // Избранные труды по методологии науки. - М.: Прогресс, 1986. - С. 125-467.
20. Хакен Г., Хакен-Крелль М. Тайны восприятия. - Москва: Институт компьютерных исследований. 2002. - 272 с.
21. Чеховский В. О переводе марксова <^ег1» на русский язык // Экономический Портал. - Режим доступа: Шр:/Лш1;11;и1;юпе8.сот/81га1е§1е8/247-^шег1^-.Ь1т1
22. Эпштейн В.П. Предвидимое будущее научных журналов // Проблемы управления. - М.: Сенсидат-Плюс, 2004. - № 1. - С. 2-14.
23. Bateson G. Steps to an Ecology of Mind: Collected Essays in Anthropology, Psychiatry, Evolution, and Epistemology. - Chicago and London: University of Chicago Press 1972. - 533 p.
24. Boltanski L., Thévenot L. De la justification. Les économies de la grandeur. - Paris: Gallimard, 1991. - 483 p.
25. Bourdieu P. Homo Academicus. - Cambridge: Polity, 1988.
26. Finke P. The Ecology of Science and its Consequences for the Ecology of Language: Potentials for a Major Scientific Change // Language Sciences. - 2014. -N 41. - P. 71-82.
27. Foucault M. The Birth of Biopolitics: Lectures at the Collège de France, 1978-1979. -N.Y.: Picador, 2008. - 368 p.
28. Grieb K.T. Area Studies and the Traditional Disciplines // The History Teacher, 1974. - Vol. 7, N 2. - Р. 228-238.
29. Guizzo D., De Lima I. V. Foucault's Contributions for Understanding Power Relations in British Classical Political Economy // EconomiA, 2015. - Vol. 16, N 2. -P. 194-205. - Mode of access: http://dx.doi.0rg/10.1016/j.econ.2015.06.002
30. Hirschman A.O. Essays in Trespassing: Economics to Politics and Beyond. - Cambridge: Cambridge University Press, 1981. - 320 p.
31. Kahneman D. Maps of Bounded Rationality: Psychology for Behavioral Economics // American Economic Review. - Pittsburgh, 2003. - Vol. 93, N 5. - P. 1449-1474.
32. Klein J.T. Interdisciplinarity: History, Theory, and Practice. - Detroit: Wayne State University Press, 1990. - 331 p.
33. Krishnan A. What Are Academic Disciplines? Some Observations on the Discipli-narity vs. Interdisciplinarity Debate // National Centre for Research Methods Working Paper. - University of Southampton, January 2009. - Mode of access: http://www. forschungsnetzwerk.at/downloadpub/what_are_academic_disciplines2009.pdf
34. Latour B. An Attempt at a «Compositionist Manifesto» // New Literary History. -Baltimore: Johns Hopkins University Press, 2010. - Vol. 41, N 3. - P. 471-490.
35. Meyer М. Epistemic Communities and Collaborative Research // International Encyclopedia of the Social and Behavioral Sciences. - Oxford: Elsevier, 2015. -P. 862-866. - DOI: 10.1016/B978-0-08-097086-8.41024-X
36. Moran J. Interdisciplinarity. - London: Routledge, 2002. - 207 p.
37. Sharif N. Emergence and development of the National Innovation Systems concept // Research Policy. - Amsterdam: Elsevier B.V., 2006. - Vol. 35, N 5. - P. 745-766.
38. Wallerstein I. Unthinking Social Sciences: The Limits of Nineteenth-Century Paradigms. - Cambridge: Polity Press, 1991. - 296 p.
39. Weber M. Basic Concepts in Sociology. - N.Y.: Citadel Press, 1962. - 128 p.
