CC BY
114
Section 5. Theatre arts
Section 5. Theatre arts
Kornienko Alina Vladimirovna, PhD student at Universite Paris-VIII (France), specializing in French contemporary drama E-mail: a. v.kornienko@icloud.com
Ordinary but complicated word of Jean-Luc Lagarce
Abstract: This article is dedicated to the literary heritage of one of the most significant French drama authors of the end of the XXth century Jean-Luc Lagarce (1957-1995). This very article pays an extremely close attention to his poetic manner as far as to its timelessness by working on contemporary performances directed by Ivan Morane and Serge Lipszyk.
Keywords: French contemporary drama, “word drama", Jean-Luc Lagarce, contеmporary poetic manner, JeanCharles Mouveaux, Serge Lipszyk.
Корниенко Алина Владимировна, докторант университета Париж-VIII (Франция), специалист в области современной французской драматургии
E-mail: a. v.kornienko@icloud.com
Простое сложное слово Жан-Люка Лагарса
Аннотация: Данная статья посвящена изучению наследия одного из величайших французских драматургов конца ХХ века Жан-Люка Лагарса (1957-1995). Особое внимание в представленной статье уделяется поэтике драматурга, а также актуальности его произведений сегодня на примере новых постановок его пьес такими режиссерами, как Иван Моран и Серж Липсжик.
Ключевые слова: современная французская драматургия, «театр слова», Жан-Люк Лагарс, поэтика эпохи, Жан-Шарль Муво, Серж Липсжик.
Нестерпимая боль умолкнувших
Две тысячи пятнадцатый год ознаменуется в европейской культуре двадцатилетием со дня смерти Жан-Люка Лагарса, одного из ярчайших драматургов конца ХХ века. За эти два десятилетия не только Франция, но и весь мир увидели не мало постановок этого преданного служителя слова, посвятившего всю свою недолгую жизнь театру и, как ни парадоксально, получившего максимальную востребованность и известность уже посмертно.
Драматург, актер, режиссер, Жан-Люк Лагарс (1957-1995) был представителем целой плеяды «восьмидесятников» вместе с Б.-М. Кольтесом, Д.-Ж. Габили и О. Пи, открывшим французскому зрителю совсем иной театр, в котором основное внимание уделяется открытому обсуждению общественных нарывов и табу, театр, который ищет новые формы самовыражения, привлекая к самовоспроизведению
все смежные виды литературы и искусства, театр одновременно максимально приближенный к реальности и переносящий зрителя в альтернативные экзистенциальные плоскости.
Особенностью драматургии Жан-Люка Лагарса является, прежде всего, ее направленность на слово как наиважнейший фактор человеческой жизни и общественного функционирования. «Театр слова», созданный Лагарсом растворяется в своей текстуальности, такие категории, как действие, конфликт, интрига, фабула, место и время действия сливаются, теряя свою самостоятельную обоснованность или преобретая абсолютно новые значения и характеристики, делая нарративную форму самовыражения основным полем для авторских экспериментов и инноваций. Подчинив все слову и возведя его в ранг вернейшего союзника и соавтора, Жан-Люк Лагарс явился литературным глашатаем поэтики современной
36
Ordinary but complicated word of Jean-Luc Lagarce
ему эпохи. Так в чем же заключается эта поэтика и насколько актуально она звучит с национальных французских подмостков два десятилетя спустя?
Способность говорить как важнейшее право
Драматургия Жан-Люка Лагарса пестрит схематично прорисованными, практически всегда лишенными психологизации персонажами с переходящими из одного произведения в другое самыми распространенными французскими именами, которые на протяжении всего сценического действия проживают основную для автора экзистенциальную драму, связанную с неспособностью сказать что-либо и быть понятым. Все персонажи Лагарса находятся в непрерывном мучительном поиске правильного слова или выражения, они все будто заражены своеобразным лингвинистиче-ским перфекционизмом, доходящим до абсурда. В этих поисках автору удалось отразить не только типичную повседневную речь французского обывателя той поры, но и посредством этого воспроизведения дать слово едкой сатире всего общества. Так, например, персонаж пьесы “Последние угрызения совести перед забвением" (Derniers remords avant l’oubli. пер. — А. К.), который безуспешно пытается в ходе диалога определиться в употреблении активного залога или условного накло -нения, есть не что иное, как карикатура на выходцев из малообразованных слоев населения, выпячивающих свое равноправие и принадлежность к интеллигентной социальной прослойке.
Для воспроизведения повседневного французского языка и языковой неуверенности, Лагарс ввел в пунктуационный оборот абсолютно уникальный знак препинания, понятный и легитимный только в рамках его литературного наследия — «(...)». Это не только новая графическая форма многоточия, но и уникальное в своем роде графическое выражение той самой активной тишины, с которой работал Морис Метерлинк, чьи драматургические и литературные изыскания нашли прямой отклик и переосмысление в произведениях Жан-Люка Лагарса. Данный знак препинания также является смысловым разделением между попытками диалогов, так как у Лагарса практически нет разделения текста на сцены, а порой и на акты. При этом, «(...)» еще и ни что иное как ярчайшая авторская ремарка, указывающая на интонационные изменения внутри реплики, которыми при прочтении, а тем более произнесении пренебречь не возможно.
Особый языковой ритм произведений Жан-Люка Лагарса, также участвующий в литературном воссоздании поэтики эпохи, основывается, прежде всего, на спиралевидной, порой даже близкой к рапсодии
структуре текста. Язык, на котором говорят его персонажи, полон сомнений в себе самом, он будто находится в перманентном самовоспроизведении и самораскрытии. Цельность реплик воссоздается с помощью звукового ассоциативного ряда повторов, добавлений и эхо, благодаря которым при произнесении зрителю открывается «второй» смысл каждого слова, содержащийся «между строк». Это приводит к образованию уникального аллюзивного и образного рядов, действительных только в рамках созданных Лагарсом произведений.
Театральность и живость языка заключается в его влиянии на зрителя — прямого адресата любого драматического литературного высказывания. Первичное и важнейшее ощущение зрителя — это распознание и проецирование на себя каждого произносимого со сцены слова. Данное ощущение создается благодаря так называемой «банальности языка» («banalite du langage») [5, 436] (перевод - А. К), которой безупречно пользовался Лагарс, чьи фразы сотканы одновременно из банальности повторов и повтора банальностей, что, в свою очередь, приводит к опустошению привычных смысловых нагрузок во имя рождения доселе неведомых. Это опустошение, ведущее к возрождению, придает тексту характер закрытости и эгоцентризма. Слово Лагарса зациклено на самом себе, на своей наивысшей значимости, доходящей до абсурда и даже сумасшествия, так как это его слово зачастую становится ни чем иным как пародией на себя самого.
Таким образом, каждый персонаж Лагарса — это в первую очередь исследователь тонкостей французского языка, выражающийся омофонными формами, что приводит не только к путанице со стороны потенциального собеседника, но и к некоторому смятению самого адресанта высказывания. Потенциального, так как ни в одной пьесе Лагарса настоящего диалога так и не происходит, а все попытки начать продуктивную двустороннюю коммуникацию остаются на уровне приветственного слова. Пьесы Жан-Люка Лагарса — это какофония бессчетного множества реплик, которые так никогда и не пересекутся. Именно такой и видел поэтику конца ХХ века Лагарс: « [...] la parole si fragile, et mal assuree les j ours de la destruction [...]» («слово, такое хрупкое и ничем не подкрепленное в дни распада и разрушения») [1, 47] (пер. - А. К).
Человек, потерянный в бесконечности вселенной
Вот уже без малого двадцать лет коллега, близкий друг и обладатель авторских прав Лагарса Франсуа
37
Section 5. Theatre arts
Берёр делает все возможное, чтобы наследие этого драматурга не было забыто, посредством переиздания и публикаций неизданного материала, которого Лагарс оставил предостаточно. Вместе с Берё-ром сценическую жизнь его текстов продлевают и многочисленные французские режиссеры, которые, порой, не ограничиваются непосредственно пьесами, но используют и другие литературные тексты Лагарса (статьи, письма, заметки), в которых еще сильнее видна рассмотренная выше филигранная работа со словом.
Именно таким стал «О могуществе и бессилии» в постановке Ивана Морана с Жан-Шарлем Муво в главной роли: спектакль-открытие, не имеющий аналогов в мире. Этот моноспектакль, построенный на сборнике коротких прозаических текстов, написанных Жан-Люком Лагарсом для театра «Theatre Ouvert».
Этот первый актерский опыт Жан-Шарля Муво был изначально тяжелой задачей, так как прозаический язык Лагарса еще более метапоэтичен и метафоричен, чем драматургический. Однако в постановке Морана он звучит как будто изначально созданный для произнесения со сцены, что лишний раз подтверждает жанровую и стилистическую гибрид-ность любого текста, вышедшего из-под пера Жан-Люка Лагарса. Благодаря таким аудиовизуальным сценическим решениям, как воображаемый диалог с читателем на пустом стуле, видеоряд, ассоциирующий слово «ненависть» с хрониками мировых воин, «варварство» с изображением заснеженных горных вершин, а «забвение» с кадрами атомного взрыва, изначально разрозненные тексты-заметки, каждый из которых абсолютно герметичен и самодостаточен, сплетаются в единую антологию французского общества на пороге XXI века. При этом нельзя не отметить универсальность аллюзорного ряда, выстроенного Лагарсом: чувства, наблюдения, добродетели и пороки, перечисленные в «О могуществе и бессилии», понятны и органичны сегодня для носителя любой культуры. Жан-Шарль Муво подчеркнул, что эта универсальность сочетается с удивительной персонализацией текста, ввиду которой первое время у него создавалось стойкое ощущение, что он играет самого Жан-Люка Лагарса.
История, рассказанная Жан-Шарлем Муво и Иваном Мораном — это внутренний мир поэта со всеми его радостями и переживаниями, диалог с самим собой, побуждающий зрителя к глубокой рефлексии над не так давно произошедшим и все еще происходящим. В устах Муво «О могуществе и бессилии» становится
также исповедью очень усталого и измученного человека, обращающегося к себе подобным в особой инфинитивной форме, создающий некую инструкцию по применению жизни и современного социума.
Жан-Шарль Муво считает, что тексты Жан-Люка Лагарса актуальнее сегодня, чем они были десять и двадцать лет назад. Это дает нам право утверждать, что не только уход, но и все творчество Лагарса было слишком ранним, а все его произведения — образноязыковым предвосхищением развития всего западноевропейского общества.
Бессилие сожалений перед могуществом забвения
Современные постановки произведений Лагарса на родине — это еще и переосмысление не только литературно-драматического национального богатства, которым французы так гордятся, но и попытка осознания нынешней социально-культурной ситуации в своей стране. Для этой цели как нельзя лучше подходят пьесы Лагарса именно благодаря рассмотренной выше имитации повседневного французского дискурса. Эта диалогальная особенность драматических текстов Лагарса наиболее акцентирована в постановке Сержа Липсжика «Последние угрызения совести перед забвением».
Шесть актеров труппы «La Compagnie du Mata-more» представляют на суд зрителей свое особое понимание этой хрестоматийной пьесы Лагарса, ознаменовывая каждым сыгранным спектаклем рождение нового театрального искусства, в полной мере отвечающего стилю Лагарса. Этот авторский стиль, выражающийся в схематичности персонажей, фактически полном отсутствии декора и авторских ремарок, находит у Липсжика прямое сценическое воплощение. Как рассказал автору статьи сам режиссер, по совместительству исполняющий роль Пьера, его спектакль универсален: нет ни костюмов, ни декораций, из реквизита лишь две бутылки и шесть стаканов, что позволяет не только легко адаптироваться к площадке, но и играть пьесу в любых пространствах, включая тюрьмы и школьные классы, каждый раз сохраняя прямой контакт со зрителем.
Действительно, данная сценическая интерпретация «Последних угрызений совести перед забвением» более чем интерактивна: актеры по мере своего появления в сюжетной линии встают из зрительного зала, давая, тем самым, понять, что их персонажи — это карикатуры на всех сидящих в аудитории. Серж Липсжик пересмотрел словесный функционал Ла-гарса: все языковые и грамматические сомнения,
38
Ordinary but complicated word of Jean-Luc Lagarce
которыми мучаются персонажи, обращены не в пустоту, но к конкретному (каждый раз новому) зрителю, выстраивая хоть один прямой диалог, ведь между персонажами он так и не получается. Наблюдая за смеющимися зрителями в момент нелепых и полных языкового сомнения реплик нельзя не отметить грусть в их глазах, ведь французы прекрасно понимают, что смеются над собой и всей своей нацией, так как все персонажи «Последних угрызений совести перед забвением», кроме юной Лис — это портретная галерея изрядно повзрослевшего и предавшего свои революционные идеалы поколения студентов 1968 года, которое сегодня весьма костенело заправляет французской общественной мыслью в области культуры.
Постановка «Последних угрызений совести перед забвением» Сержа Липсжика в особенности ценна благодаря сценическому воплощению лагарсов-ской поэтики эпохи, которая, как мы видим, при этом понятна и близка современному зрителю. Липсжик подчеркнул, что именно язык Лагарса привлек его внимание. По его мнению, основная интрига пьесы кроется именно в антонимичном сочетании простоты и витиеватости слога Лагарса. При этом, согласно опыту Липсжика и его команды, данный слог лишь на первый взгляд кажется чересчур разговорным: он не только идеально продуман, но и именно поэтому невероятно сложен для правдоподобного произнесения.
Хрупкость слова в дни распада и разрушения
Драматургия Лагарса, ее восприятие и работа над ней сродни любви с первого взгляда. Это в один голос подчеркивают все те, кто тем или иным способом продолжают интересоваться его произведениями. Сам Лагарс считал свои пьесы изображением людей, которые не эволюционируют в своей коммуникативной деятельности. Однако, для режиссера, актера, а главное, для зрителя и читателя они являются поводом задуматься над тем, кем стал каждый из нас и весь окружающий мир. Ведь слово Лагарса, подобно зеркалу отражающее общественный и обыденный французский диалог, одновременно такое хрупкое, неуверенное в себе и эгоцентрично всемогущее доходит до самых глубин зрительской души, приводя к полному отождествлению с персонажем.
Давно известно, что значимость того или иного служителя Мельпомены, Талии, Эвтерпы или Эрато определяется продолжительностью и силой резонанса его творческого наследия в пространственновременном континууме. И пусть прошло еще не так много времени, ясно одно: пьесы Жан-Люка Лагарса по-прежнему не оставляют равнодушным не только национального, но и зарубежного режиссера, зрителя и исследователя, чем навсегда вписали этого автора в историю западноевропейского литературного и театрального искусств.
Список литературы:
1. Lagarce J.-L. Theatre complet (I). - Besan$on: Les Solitaires intempestifs, 2011. - 285 p.
2. Lagarce J.-L. Theatre complet (II). - Besan$on: Les Solitaires intempestifs, 2000. - 268 p.
3. Lagarce J.-L. Theatre complet (III). - Besan$on: Les Solitaires intempestifs, 1999. - 319 p.
4. Lagarce J.-L. Theatre complet (IV). - Besan$on: Les Solitaires intempestifs, 2002. - 419 p.
5. Larthomas P. Le Langage dramatique. - Paris: Armand Colin, 1972. - 478 p.
39
