CC BY-NC-ND
94
Практики исследований
Н.В. Громыко
ПРОРЫВНОЕ ЗНАНИЕ: МЫСЛИТЕЛЬНЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ ГАЛИЛЕО ГАЛИЛЕЯ ПРОТИВ ВЛАСТИ ИНКВИЗИЦИИ
В статье предлагается описание мыслительного эксперимента Г. Галилея как средства создания концептуальной борьбы с господствовавшей в то время аристотелевско-схоластической парадигмой знания относительно устройства Вселенной, а через это - с властью самой инквизиции. Рассмотренная в статье модель мыслительного эксперимента может быть экстраполирована на различные социально-политические ситуации, в которых требуется выработка прорывного знания, использование принципиально новых подходов к реальности.
Ключевые слова: мыслительный эксперимент, трансляция знания, модель рефлексивного управления, парадигма власти, интеллектуальная модель, рефлексивное управление.
Устройство повседневности средневековья было тесно связано с политической и идеологической властью инквизиции, с ее догматизирующим дискурсом, пронизывающим буквально все сферы жизни. Воздействие инквизиции на развитие научной мысли было особенно губительно, так как это препятствовало развитию всей западноевропейской культуры. Тем интереснее ходы, выработанные научной мыслью как надежное противоядие духовной цензуре. В какой бы форме и в какое бы время она ни осуществлялась, эти ходы могут быть эффективно использованы. В качестве одного из таких мощнейших средств противостояния любого типа догматизму может быть рассмотрен мыслительный эксперимент Галилео Галилея1.
Анализируя его устройство, отечественные и зарубежные исследователи обычно рассматривают его как средство развития теоретического знания. Однако мыслительный эксперимент можно
© Громыко Н.В., 2010
рассматривать и как средство рефлексивной борьбы с господствовавшей аристотелевско-схоластической парадигмой знания относительно устройства Вселенной, а через это - с властью самой инквизиции. В пространстве мыслительного эксперимента Галилей сталкивает сразу несколько альтернативных подходов к решению задачи: аристотелевско-птолемеевский и коперниковский, аристотелевский и платоновский, подход Филопона и свой собственный и т. д. Проживая мыслительный эксперимент в диалогах Галилея, мы становимся свидетелями не только того, как катится шарик по идеально гладкой плоскости или как падет груз с башни, но и того, как новая мыслительная парадигма взаимодействует с другими (главным образом, птолемеевско-аристотелевской и платоновской) парадигмами при объяснении движения указанных предметов и как она убедительно побеждает аристотелев-ско-схоластический подход.
Мыслительный эксперимент у Галилея - это средство создания необходимого свободного пространства в поле уже имеющихся содержаний, где такого рода новое содержание может быть предъявлено читателю (или слушателю-ученику), а также воспринято и освоено нами.
Мыслительный эксперимент несет рефлексивно-управляющую функцию: в ходе него происходит восстановление генезиса знаний, полученных ранее философами и учеными по данному вопросу2, показывается ограниченность этих знаний, невозможно решить тот или другой парадокс, а также происходит «выведение» читателя в совершенно новую идеальную действительность, где царит ко-перниковско-галилеевский взгляд на движение и где этот взгляд оказывается мыслительно-теоретически полностью подтвержден и мыслительно-экспериментально оправдан.
На самом деле читатель «Диалога о двух главнейших системах мира: птолемеевой и коперниковой», а также «Бесед и математических доказательств» оказывается уже исходно включен в эту идеальную действительность, с самого начала, не понимая и не зная всех новых онтологических допущений, лежащих в ее основе. В результате, проделав вместе с автором длинный мыслительно-экспериментальный путь, читатель оказывается кардинально изменен. Он и не замечает, как становится убежденным антиаристоте-лианцем и сторонником именно галилеевского подхода.
Мыслительный эксперимент - это модель рефлексивного управления по отношению к тем каналам трансляции, которые сложились в эпоху Галилея. Чтобы занять управляющую позицию по отношению к ним, Галилей и сконструировал мыслительный эксперимент в качестве такого рефлексивно-организационного
механизма, который позволял управлять самим этим транслятив-ным пучком разных содержаний и фрагментов знаний.
Как известно, основная проблема, которую на протяжении всей своей жизни решал Галилей - это утверждение гелиоцентрической картины мира в качестве новой предельной онтологии. Напомним, что Галилей работал в ситуации, когда труды Коперника попали в свод запрещенных книг. Напомним также, что свой последний труд «Беседы и математические доказательства», Галилей писал, уже после своего отречения, находясь под присмотром инквизиции и будучи изолированным от всех своих друзей и учеников3. Проблема трансляции нового знания являлась для него экзистенциальной проблемой, от которой зависел смысл жизни.
Поэтому и был создан мыслительный эксперимент - тайное противоядие инквизиции. Мыслительный эксперимент являлся своего рода «эзоповой сказкой», позволяющей ввести в сознание многих поколений совершенно новую картину мира (новую предельную онтологию), в которой невозможно было усомниться. «Я хотя и молчу, но провожу жизнь не совсем праздно», - говорит Галилей в своем посвящении, предпосланном «Беседам...»4. Эти слова в контексте уже сказанного приобретают для нас совершенно особый смысл. «Непраздная жизнь» была связана не только с разработкой проекта экспериментально-математического естествознания, но и с решением проблемы трансляции этого проекта последующим поколениям. Эта проблема была решена. Диалоги Галилея могут быть рассмотрены как такие тексты, которые искусно, хитроумно транслируют новый образец научно-теоретической, философско-мыслительной работы, являя собой одновременно новый образец построения транслятив-но-образовательной практики5.
Мы считаем возможным утверждать, что созданный Галилеем «проект нового типа рациональности» (П.П. Гайденко), который впоследствии был реализован «в творчестве выдающихся математиков и физиков ХУП-ХУШ вв.»6, включал в себя также модель построения нового типа образовательной практики, нацеленной на воспитание нового типа ученых. Именно поэтому он и был осуществлен.
В чем же состоит этот новый - образовательный - способ работы, несущий в себе одновременно черты нового теоретико-мыслительного образца деятельности?
Как известно, оба главных произведения Галилея выполнены в форме диалогов между тремя персонажами - Сагредо, Симпли-чио, Сальвиати. Эти диалоги имеют специально сконструированный характер и не являются записью спонтанно случившихся разговоров, хотя их участники носят реальные, а не вымышленные
имена7. Персонажи воплощают позиции, опять же выбранные Галилеем не случайно. Симпличио - позицию Аристотеля, Саль-виати - позицию самого Галилея, а Сагредо - позицию понимающего обоих и пытающегося выстроить свое собственное отношение к обсуждаемым вопросам. Галилею очень важно не просто включить читателя в мыслительный эксперимент, но показать, что при осуществлении выхода к принципиально новому теоретическому знанию о движении обязательно будут сталкиваться разные позиции. Собственно их напряженное коммуникативное взаимодействие и дает возможность читателю включиться на своих, уже имеющихся у него мыслительных и мировоззренческих основаниях в поиск истинных принципов движения и устройства мира. Несмотря на хитроумную конструкцию, заложенную в основание мыслительного эксперимента (о чем уже говорилось выше), благодаря оконтуриванию ее диалогом читателю в конечном счете предоставляется полная свобода выбора между позицией Аристотеля и Галилея, а также возможность построить свой ответ, не сводимый ни к одной из представленных позиций. Мыслительная свобода -это и есть новая парадигма по отношению к той, которая все еще царила в университетах. Через мыслительный эксперимент читатель оказывается включенным в новую действительность, где царит коперниковско-галилеевский взгляд на мир. Но читателя при этом может развернуть и в любом другом направлении. В каком -это самое интересное. Маркирующим значком такой возможности в структуре диалога является как раз позиция Сагредо.
Оконтуривание мыслительного эксперимента диалогом позволяло также транслировать читателю сам способ мыслительного конструирования эксперимента. Сальвиати всякий раз очень подробно рассказывает своим собеседникам то, как он «проводил» или «будет проводить» эксперимент, что и за чем он будет ставить и двигать, какие конкретно действия осуществлять с падающим или катящимся телом, как именно он будет работать с чертежом и т. д. Читатель, занимая позицию понимающего, как и Сагредо, который учится мысленно проделывать то, что рассказывает Саль-виати, ощущает себя как бы очевидцем осуществляемых буквально «на глазах» опытов. В результате проживания разговора Сальвиати с Симпличио и Сагредо происходит посвящение читателя не только в результаты проведенного исследования, но и в сам замысел эксперимента, а также в характер необходимых процедур. Для чего? Для того чтобы впоследствии читатель сам лично мог проводить аналогичные опыты, исследуя устройство мира. Это и есть процесс трансляции знания - о том, как организовывать исследовательскую деятельность, чтобы получать новые теоретические
результаты. Другими словами - это есть процесс трансляции нового, экспериментально-исследовательского стиля взаимодействия с познаваемым миром, который царил в академиях. Галилей осуществляет его трансляцию деятельностно, имитируя через фигуру Сагредо, пытающегося воспроизводить процедуры «проведения опыта», понимание читателя.
Таким образом, мы беремся утверждать, что Галилей построил в своих текстах такую конструкцию трансляции теоретического знания, которая была нацелена не просто на передачу новой картины мира (что само по себе было невероятно, и не случайно вызвало приговор инквизиции), но на передачу самой методологии исследования. Это было достигнуто благодаря тому, что мыслительный эксперимент был вписан в очень интересно выстроенный процесс коммуникации между тремя указанными позициями.
Ниже в качестве иллюстрации к тому, что было сказано, мы рассмотрим всего один, пожалуй, самый знаменитый мыслительный эксперимент, направленный на решение парадокса псевдо-Аристотеля о движении двух цилиндров, вставленных друг в друга (он представлен в книге «Беседы и математические доказательства»).
Мыслительный эксперимент с решением парадокса псевдо-Аристотеля8
Суть данного эксперимента состоит в следующем: предлагается представить два концентрических круга, вставленные один в другой. Известно, что при совместном качении двух концентрических кругов больший проходит такое же расстояние, как и меньший, в то время как при независимом движении этих двух кругов пройденные ими расстояния относились бы как их радиусы.
Налицо - парадокс. Галилей решает его следующим образом. Он предлагает сначала мысленно заместить концентрические круги многоугольниками, вставленными один в другой, с бесконечным количеством сторон. И показывает, что при совместном качении у большого многоугольника каждая сторона будет попадать на прямую, а у маленького многоугольника - только через одну. Число пустых промежутков, или скачков, которые будет совершать меньший многоугольник, будет при этом равно числу сторон обоих многоугольников. Таким образом, если представить окружности как многоугольники, состоящие из миллиона сторон, то одна прямая, по которой будет катиться большой многоугольник, будет вся заполнена периметром сторон многоугольника, состоящим из точек, а другая, по которой будет катиться меньший многоугольник, будет заполнена не только его сторонами, но и пустотами.
Это Галилей показывает на схеме, анализируя соотношение путей, пройденных по прямой АБ и НТ многоугольниками.
В О
Схема 1
р
X
в
«В результате полного оборота больший многоугольник отложит на линии АБ подряд без каких-либо промежутков шесть равных линий, составляющих в сумме его периметр; меньший многоугольник также отложит шесть отрезков, равных его сторонам, но разделенных пятью дугами, хорды которых - части линии НТ -остаются незатронутыми многоугольником; наконец, центр С прикоснется к линии СУ только в шести точках. Отсюда вы можете заключить, что пространство, пройденное малым многоугольником, почти равно пройденному большим, так как линия НТ почти равняется линии АБ, будучи менее последней лишь на величину хорды одной из дуг, если рассматривать линию НТ сполна, т. е. вместе с отрезками под дугами»9.
После этого Галилей предлагает сделать обратный (от многоугольников к окружностям) - предельный переход и помыслить окружности как многоугольники уже с бесконечным числом сторон. Подобно тому как меньший многоугольник, катясь, совершает скачки, минуя пустые промежутки, так и меньший круг при качении также будет проходить «бесконечное множество малых неделимых пустых пространств»10. Но в отличие от многоугольника с фиксированным количеством сторон делать он будет это нефиксированное, или бесконечное, количество раз. Потому что если увеличивать до бесконечности число сторон в каждом из многоугольников, то будет увеличиваться в них и число неделимых пустых пространств - также до бесконечности.
Вот как об этом говорит сам Галилей устами Сальвиати:
«Я возвращаюсь к рассмотрению упомянутых выше многоугольников, на которых явление было понято и уяснено нами, и скажу, что как в многоугольнике со ста тысячами сторон путь, пройденный при обороте, измеряется обводом большого многоугольника, т. е. отложением без перерыва всех его сторон, в то время как путь меньшего многоугольника также равен ста тысячам его
сторон с прибавлением такого же числа, т. е. ста тысяч пустых промежутков, так и в кругах (представляющих собой многоугольники с бесконечно большим числом сторон [выделено нами. - Н. Г.]) линия, образуемая непрерывным наложением бесконечно большого числа сторон большого круга, приблизительно равна по длине линии, образованной наложением бесконечно большого числа сторон меньшего круга, если включить в нее и наличные промежутки; а так как число сторон не ограничено, а бесконечно, то и число промежутков между ними тоже бесконечно; бесконечное множество точек в одном случае занимает пространство полностью, в другом пространство занято бесконечным множеством точек и пустых промежутков»11.
Итак, Галилей решает парадокс благодаря тому, что, во-первых, вводит новое понятие - «бесконечно малых», или «пустых неделимых точек»; во-вторых, Галилей предлагает проделать предельный переход - помыслить многоугольник, превращающийся в круг; в-третьих, использует математическую модель, с помощью которой делает видимым для мышления то, что невозможно увидеть чувственно-эмпирически - в самом физическом явлении.
В чем же состоит мыслительный эксперимент? Он состоит как раз в том, что проводится очень ясная и якобы очень наглядная демонстрация того, что увидеть невозможно, - как многоугольник превращается в окружность, как, соответственно, образуются «пустые промежутки» и как из них складывается прямая, по которой катится малая окружность. Экспериментальность заключается в том, что мы можем увидеть в природе движения нечто такое, чего без проведения эксперимента увидеть не можем. Эксперимент
Е
р
В
о
к
Б
О
Е
делает видимым невидимое. Правда, увидеть это новое, прежде невидимое можно только мысленно, идеально-теоретически (а не чувственно, не эмпирически) - на математической модели (см. схемы 1 и 2).
Другая же сторона мыслительного эксперимента - его рефлексивно-управляющая функция обнаруживается уже не изнутри самого эксперимента и не изнутри устройства движения, но через вписанность эксперимента в структуру диалога и через выстраивание отношения к процессу решения парадокса с разных позиций.
Решая парадокс псевдо-Аристотеля по-новому, Сальвиати предлагает Симпличио и Сагредо мыслительно проделать то, что немыслимо в рамках аристотелевской парадигмы, но то, что вполне оказывается мыслимо в рамках альтернативного ей подхода Галилея. Все это оказывается крайне трудно понять и принять аристотелианцу Симпличио:
1. Пустота, по Аристотелю, невозможна, а здесь понятие пустоты начинает играть центральную роль. Ссылаясь на утверждение Аристотеля, Симпличио пытается возражать Сальвиати: «природа не стремится творить ничего такого, что сопротивлялось бы ее творению <...> Пустое пространство противится само своему образованию»11. В другом месте он снова повторяет: «Признание существования пустоты, столь решительно отвергаемой Аристотелем, представляет большие затруднения»12. В ответ на эти возражения Галилей показывает, что аристотелевский запрет на мышление с помощью понятия пустоты не оправдан, и как только он снимается, перед теоретическим мышлением открываются новые возможности для объяснения физических явлений (таких, например, как сопротивление материалов) и для решения трудно разрешимых задач (таких, как рассматриваемая задача псевдо-Аристотеля).
2. Симпличио избегает парадоксов. Сальвиати же сознательно использует этот прием, методологически разработанный, как мы знаем, еще Кузанским в альтернативу к аристотелевской формальной логике. Так, «пустые точки» - это промежутки, лишенные величины; круг - это многоугольник с бесконечным количеством сторон (хотя известно, что многоугольник обязательно имеет фиксированное, т. е. конечное количество сторон); круги, которые проходят по отдельности разные расстояния, будучи сцеплены вместе, проходят одно и то же расстояние и т. д. Собственно сам метод парадокса и позволяет Галилею вводить принципиально новые понятия, радикально меняя привычный стиль мышления про движение. Одним из них стало понятие актуальной бесконечности. Если Аристотель и его последователи допускали только потенциальную бесконечность13, то Галилей здесь, развивая подход
Кузанского применительно к физике, вводит понятие актуальной бесконечности. Вот что по этому поводу пишет П.П. Гайденко: «Допущение предельного перехода многоугольника с как угодно большим, но конечным числом сторон в фигуру другого рода -круг - позволяет Галилею ввести в оборот понятие актуальной бесконечности, вместе с которым в научное построение проникают парадоксы - и на этих-то парадоксах, которые прежде в математику пытались не впускать, как раз и работает та новая ветвь математики, которая во времена Галилея носит название "математики неделимых", а впоследствии получает название исчисления бесконечно малых. В "Беседах" Галилея мы наглядно можем видеть, как формируется методологический базис этой новой математики, возникшей вместе с механикой нового времени как ее математический фундамент»14.
3. В оппозицию к Аристотелю Сальвиати не обсуждает ни движущих причин, ни среды, которые могли бы повлиять на одинаковое движение двух разных концентрических кругов. Он сознательно от всего этого отвлекается и обсуждает только сам процесс движения - как оно осуществляется в каждой точке проходимого пространства, проводя сопоставление заполненных интервалов и «пустых точек». Это очень непривычно для Симпличио.
4. Кроме того, если физика Аристотеля базировалась на противоположности непрерывного и дискретного, то Сальвиати, решая парадокс с двумя концентрическими кругами, однозначно отказывается от нее, вводя как раз понятие «пустых точек». «...Разделяя линию на некоторые конечные и потому поддающиеся счету части, - говорит Сальвиати, - нельзя получить путем соединения этих частей линии, превышающей по длине первоначальную, не оставляя пустых пространств между ее частями; но линию, разделенную на бесконечное число частей, т. е. составленную из неделимых бесконечно малых частиц (выделено нами - Н. Г.), мы можем представить себе простирающейся без прерывания конечными пустотами, но включающей бесконечное множество малых неделимых пустых пространств»15. Сказанное оказывается опять же невероятно трудным для понимания Симпличио. Поэтому Симпличио учтиво отвечает: «Это составление линии из точек, делимого из неделимого, конечного из бесконечного кажется мне не легко преодолимым препятствием»16. На это Сальвиати говорит, что прекрасно понимает его затруднения, так как в этом, добавим мы уже от себя, и состоит суть мыслительного эксперимента: нужно помыслить и внутренним, идеальным зрением увидеть то, что в рамках формальной аристотелевской логики - невозможно «...Вспомните о том, что мы имеем дело, с одной стороны, с величинами беско-
нечно большими, с другой - с бесконечно малыми, неделимыми, постичь которые умом невозможно благодаря необъятности одних и малости других. Мы убеждаемся здесь, что человеческая речь не приспособлена для выражения таких понятий»17
5. Так же сложно Симпличио, оказывается, представить тождество единого и бесконечного, потому что в рамках аристотелевского подхода и в целом в рамках античной парадигмы мышления такое было невозможно. Этот тип тождества ввел еще Николай Кузанский, замещая им категориальную пару «единое-многое», которая была базисной для античного мышления. Новое по отношению к Кузан-скому здесь состоит в том, что Галилей это проделывает, соединяя действительность предметной онтологии физики и предметной онтологии математики. Отвечая на вопрос о том, как же все-таки оказывается возможно помыслить линию как «совокупность бесконечного числа бесконечно малых»18, Сальвиати показывает, что путем сложения не получить бесконечное, как нельзя получить непрерывность линии, по которой движется круг, из последовательного сложения бесконечного количества заполненных и пустых интервалов. «...Переходя к большим числам, - говорит Сальвиати, - мы все более удаляемся от бесконечного числа; отсюда можно вывести заключение <...>, что если какое-либо число должно являться бесконечностью, то этим числом должна быть единица»19.
6. Наконец, сам метод работы, используемый Сальвиати, совершенно непривычен для аристотелианца Симпличио. Разъясняя мысли академика, Сальвиати заставляет своих собеседников буквально рукой, с помощью линейки и циркуля, измерять и через это открывать новые законы мироздания. В данном случае, при обсуждении парадокса псевдо-Аристотеля, - то, что в некоторой конечной непрерывной величине может существовать бесконечное множество пустот. Логический парадокс, «снятый» на схеме с помощью математического решения, - это принципиально новый для Симпличио способ проведения доказательства, к которому он оказывается не готов. В ответ на проведенное решение задачи Симп-личио говорит: «Ваши рассуждения и доказательства суть чисто математические, отвлеченные и оторванные от всякой ощущаемой материи; я полагаю, что по отношению к физической материи и предметам, встречающимся в природе, выведенные законы не могут иметь приложения». На это ему Сальвиати отвечает: «Сделать для вас видимым невидимое это, конечно, не в моих силах... »
Итак, конфликт между Симпличио и Сальвиати, несмотря на всю учтивость беседы, происходит очень и очень жесткий. Галилей прекрасно знает все контраргументы противника и потому умело их озвучивает, имитируя в персонаже Симпличио позицию аристо-
телианца. Это делается затем, чтобы вызвать у своего читателя (который, обучаясь в университете, уже воспитан в духе Аристотеля и может опознать себя или своего учителя в фигуре Симпличио) рефлексию уже имеющихся у него оснований. Демонстрируя недостаточность этих оснований по каждому конкретному пункту, Галилей снимает с мышления читателя неконтролируемо принятые запреты и открывает совершенно новые возможности для его научно-теоретической деятельности. Через беседу с Симпличио он показывает, что нужно отрефлектировать и изменить в собственном мышлении, чтобы новый подход, который представляется очень необычным и в силу этого неправильным, «впустил» в себя. Таким образом, Галилей, озвучивая голос Симпличио, имитирует не только сознание оппонента, но и сознание того ученика, который воспитан в парадигме Аристотеля и при понимании экспериментов, проводимых Сальвиати, будет испытывать те же трудности, что и Симпличио.
При этом Галилей не отметает напрочь господствующую в физике аристотелевскую парадигму, но вводит в мышление молодого человека, организуемого в рамках перипатетического обучения, несколько существенно других принципов - из платонической традиции, взятой им в варианте Николая Кузанского и далее разрабатываемых и развиваемых самим Галилеем.
Работая «в присутствии» Симпличио и Сагредо на чертежах, Сальвиати показывает, как по-новому можно и нужно организовывать свою познавательную работу, чтобы усиливать теоретическое видение, добиваясь видения невидимого. Это - один из центральных моментов, который транслируется в ходе коммуникации при обсуждении решения парадокса псевдо-Аристотеля. Наконец, спор с Сальвиати, представленный в «Беседах...», служит для молодых последователей примером тому, как надо отвечать и как можно вслух альтернативно мыслить, находясь в ситуации жесткой идеологической цензуры. Для этого Галилей и устраивает это столкновение по основаниям между Симпличио и Сальвиати на глазах у Сагредо, пытающегося понять и того и другого. Контраргументы и сомнения, выдвигаемые Симпличио, а иногда и Сагредо, шаг за шагом снимаются Сальвиати в ходе его диалога с ними.
Как уже было сказано выше, разные мыслительные позиции, закрепленные за разными собеседниками, позволяют предвидеть то, как будет разворачиваться мыслительный эксперимент в разных логиках. И, соответственно, эти фигуры, выражающие разные стилевые особенности мышления, позволяют Галилею втянуть в обсуждение и сделать предметом сознательного отношения не только особенности устройства движения, но и сами эти разные логики.
Коммуникация между тремя участниками диалога на протяжении всей первой беседы построена так, что в ответ на возникающие вопросы и недоумения Сальвиати в качестве дополнительного доказательства проводит все новые и новые эксперименты, которые все дальше затягивают его собеседников в новую, впервые выстраиваемую действительность экспериментально-математического естествознания. Сам эксперимент про два концентрических круга Сальвиати вводит не сразу, а в ходе обсуждения функции «мельчайших пустот» при сопротивляемости материалов (пустоту в данном случае Галилей предлагает рассматривать как силу сцепления) и потому использует задачу псевдо-Аристотеля исходно как средство для выяснения предшествующего вопроса.
Но обсуждение парадокса псевдо-Аристотеля уже само влечет за собой обсуждение новых парадоксов: промежутков, лишенных величины; совпадения континуального и дискретного; тождества единого и бесконечного и т. д. Так, переходя от обсуждения одного парадокса к другому, от одного мыслительного эксперимента к следующему, Симпличио и Сагредо даже и не замечают, что постепенно метод парадокса, сцепленный с методом проведения мыслительных экспериментов, становится для них самих естественным, привычным приемом мышления. Осуществляется образовательный процесс. Не случайно в конце так называемого третьего дня Сагре-до говорит про трактат академика, выражая явно свое восхищение: «Я твердо верю <... > то, что изложено и доказано в настоящем кратком трактате, попав в руки других пытливых исследователей, укажет им путь ко многим удивительным открытиям»20. А Симп-личио просит оставить ему книгу, чтобы самому поработать с ней внимательно на досуге.
Что же в итоге транслируется Галилеем молодым ученым в этом тексте? Собственно сам новый способ теоретической работы и транслируется, связанный с отстаиванием нового взгляда на природу движения21. Причем этот способ многосторонен и полномасштабен. Не случайно П.П. Гайденко, одна из самых авторитетных отечественных исследователей науки Нового времени, считает, что именно Галилей, повторяем, «создает проект нового типа рациональности, который затем реализуется в творчестве выдающихся математиков и физиков ХУ11-ХУ111 вв.»
Самое интересное, что этот проект и форма его трансляции, предполагающая изменение образовательной практики в университетах, разрабатывались Галилеем уже после того, как он, стоя в покаянном рубище на коленях перед судом инквизиции, совершил свое отречение от собственных взглядов.
Схема рефлексивного управления, положенная Галилеем в основу мыслительного эксперимента и устройства диалога, которую мы рассмотрели выше, имеет значение по сей день при трансляции не только естественно-научного, но и общественно-политического знания. Она может служить надежным средством противостояния догматизирующему дискурсу любого типа. Поскольку наша современность по-прежнему базируется на «дисциплинирующих механизмах», задача которых - надзирать и наказывать (М. Фуко), то рефлексивно-эпистемические модели, позволяющие восстанавливать генезис разного типа запретов на свободу мышления, остаются крайне актуальными. Особенно в условиях постоянно усиливающегося воздействия на сознание различных коммуникативно-информационных практик - консциентального оружия (оружия, поражающего сознание).
Примечания
1 Мы используем здесь и далее понятие «мыслительный эксперимент» вместо понятия «мысленный эксперимент», преимущественно употребляемого по отношению к Галилею исследователями. Мы делаем это для того, чтобы подчеркнуть деятельностно-преобразовательный, а не просто интеллектуально-созерцательный характер созданной им конструкции. В данном случае процесс мыследействия мы противопоставляем результатам чистого мышления.
2 В тексте «Диалога...» это происходит, как правило, через новую интерпретацию классических текстов.
3 «После кратковременно пребывания в Риме Галилею было разрешено вернуться в свою виллу Арчетри близ Флоренции, где он и провел почти безвыездно остальные годы своей жизни под бдительным наблюдением инквизиторов, причем сношения с ним его друзей и учеников были небезопасными». См.: Долгов А.Н. Предисловие // Галилео Галилей. Беседы и математические доказательства, касающиеся двух новых отраслей науки, относящихся к механике и местному движению. М.; Л., 1934. С.18.
4 Галилео Галилей. Указ. соч. С. 34.
5 Огромное педагогическое значение текстов Галилея отмечает и Аннибале Фантоли. Так, говоря о «Диалоге», Фантоли пишет: «Он не является трактатом по астрономии или философии в строгом смысле (да это и не входило в намерения автора); это полемическое, а отчасти и педагогическое сочинение в защиту идей Коперника. [...] В "Диалоге" чувствуется и педагогический такт Галилея, благодаря ему он постепенно подготавливает читателя (как в научном, так и психологическом плане) к долгому и трудному пути постижения новой системы мироздания». См.: Фантоли А. Галилей: в защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви. М., 1999. С. 263.
6 См.: Гайденко П.П. Научная рациональность и философский разум. М., 2003. С. 241.
10
7 «Участники беседы, которым Галилей так же, как и в диалогах о двух системах мира, приписал имена двух своих друзей - Сальвиати и Сагредо (первый -флорентийский вельможа, управлявший одно время городом Болоньей, второй - дож Венеции) и имя заслуженного комментатора Аристотеля - Симп-лиция, жившего в VI в., относятся друг к другу с должным уважением» (Долгов А.И. Указ. соч. С. 25-26).
8 Данная задача была сформулирована в работе «Механические проблемы», которая исходно ошибочно приписывалась Аристотелю.
9 Галилео Галилей. Указ. соч. С. 80-81. Там же. С. 84.
11 Там же. С.84-85.
12 Там же. С. 65
13 Там же. С. 87.
14 Приведем в связи с этим следующий фрагмент разговора между Сальвиати и Симпличио: «Сальвиати. Самая возможность постоянного разделения на части приводит к необходимости признания совокупности бесконечного числа бесконечно малых. Чтобы положить конец спору, ответьте мне определенно: являются ли, по вашему мнению, части непрерывного целого конечными или бесконечными? Симпличио. Я отвечу вам, что они и бесконечны, и конечны: бесконечны - в потенции, конечны - в действии; бесконечны в потенции, т. е. ранее, чем произошло разделение, конечны - в действии, т. е. после того, как произошло разделение» (Галилео Галилей. Указ соч. С. 99).
15 Гайденко П.П. История новоевропейской философии в ее связи с наукой. М., 2000.
16 Галилео Галилей. Указ. соч. С. 85
17 Там же. С. 86-87.
18 Там же. С. 87.
19 Там же. С. 99.
20 Там же. С. 104.
21 Там же. С. 414.
22 См.: Гайденко П.П. Научная рациональность и философский разум. С. 241.
