CC BY
62
УДК 343.13:347.9
DOI 10.33463/1999-9917.2019.27(1-4).1.047-051
ДМИТРИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ БАБИЧЕВ,
кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры судебной и правоохранительной деятельности, Костромской государственный университет, г. Кострома, Российская Федерация, e-mail: babichev-lavd@inbox.ru
ПРОКУРОРСКИЙ НАДЗОР В СФЕРЕ ОПЕРАТИВНО-РОЗЫСКНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ: К РАСШИРЕНИЮ ГРАНИЦ ПРАВОПРИМЕНЕНИЯ
Для цитирования
Бабичев, Д. А. Прокурорский надзор в сфере оперативно-розыскной деятельности: к расширению границ правоприменения / Д. А. Бабичев // Человек: преступление и наказание. - 2019. - Т. 27(1-4), № 1. - С. 47-51. - DOI : 10.33463/1999-9917.2019.27(1-4).1.047-051.
Аннотация. В статье рассматриваются установленные законодателем положения о пределах прокурорского надзора в сфере оперативно-розыскной деятельности, в частности, проводится критический анализ нормы Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности», согласно которой сведения о лицах, оказывающих содействие органам, осуществляющим оперативно-розыскную деятельность на конфиденциальной основе, представляются соответствующим прокурорам только с их письменного согласия, за исключением случаев, требующих привлечения таких лиц к уголовной ответственности. Указывается, что в оперативно-розыскной практике имеют место факты, когда лица, оказывающие содействие, из-за личной заинтересованности искажают мотивы и обстоятельства преступления, в ложном свете представляют роль в его совершении разрабатываемых лиц. Это приводит к проведению нецелесообразных оперативно-розыскных мероприятий, следственных действий и экспертиз, влечет за собой бесполезную трату времени, сил и средств, а иногда и нераскрытие преступления. В связи с этим предлагается расширить права уполномоченных прокуроров в части требования сведений о личности конфидента без его согласия при объективной на то необходимости.
Ключевые слова: прокурорский надзор, оперативно-розыскная деятельность, оперативно-розыскное решение, оперативно-розыскная практика, законность, конфидент, негласное сотрудничество, оперативно-розыскное мероприятие, информация, преступление.
© Бабичев Д. А., 2019
(сс^®®@ Статья лицензируется в соответствии с лицензией Creative Commons ^—¿ш ^шуш.ш Attribution-NonCommercial-ShareAlike 4.0
Право при всей исторической предопределенности является основанной на имеющемся представлении о наблюдаемой действительности доктриной момента, результатом формально признанной договоренности о формах рационального сосуществования людей в обществе [1, с. 126]. Действующее законодательство России - результат серьезных исследований на протяжении многих лет. При его применении незыблемым остается постулат о том, что критерием истины является практика. Данный постулат полностью применим к действующему или любому проектируемому законодательству. Подтверждением тому является динамика внесений изменений и дополнений в федеральные законы «Об оперативно-розыскной деятельности» и «О прокуратуре Российской Федерации».
В данном ракурсе представляется необходимым проанализировать нормативные предписания, регламентирующие пределы прокурорского надзора в сфере оперативно-розыскной деятельности (ОРД). Такого рода исследования проводили К. К. Горяи-нов, С. И. Захарцев, Ю. Ю. Игнащенков, А. Ф. Козусев, В. Ф. Луговик, С. М. Лугович, А. Г. Маркушин, В. С. Овчинский, И. Т. Махмудов, В. М. Пашин, И. Л. Петрухин, Б. Г. Розовский, В. П. Сальников, Г. К. Синилов, А. Г. Халиулин и др. К сожалению, единой концепции, направленной на совершенствование надзорной деятельности уполномоченных прокуроров в указанном аспекте, так и не было выработано. Наиболее дискуссионным остается подход к применению положений ч. 3 ст. 21 Федерального закона от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности», согласно которому сведения о лицах, внедренных в организованные преступные группы, о штатных негласных сотрудниках органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, а также о лицах, оказывающих содействие этим органам на конфиденциальной основе, представляются соответствующим прокурорам только с письменного согласия перечисленных лиц, за исключением случаев, требующих их привлечения к уголовной ответственности. От оценки предписаний данной нормы зависит общий потенциал результативности практики прокурорского надзора в оперативно-розыскном процессе.
Институт конфиденциального сотрудничества, пройдя путь развития от глубоко секретного агентурного метода [2, с. 124] до действенного инструмента сопровождения оперативно-розыскных и процессуальных мероприятий, играет одну из ведущих ролей в предупреждении и раскрытии преступлений. В силу своей специфики он находится вне пределов прокурорского надзора. При этом данный институт неминуемо с таким надзором соприкасается, попадает в поле зрения уполномоченных прокуроров, поскольку лежит в основе принятия множества оперативно-розыскных решений, обогащает уголовно-процессуальное расследование сведениями доказательственного характера.
Право граждан участвовать в подготовке и проведении оперативно-розыскных мероприятий с сохранением конфиденциальности закреплено на законодательном уровне (ч. 1 ст. 17 Федерального закона от 12 августа 1995 г. «Об оперативно-розыскной деятельности»). По своей логической основе информация, полученная в процессе проведения оперативно-розыскного мероприятия, имеет ту же природу, что и показания свидетелей. А оценка объективности показаний свидетеля во многом зависит от уяснения его личности: психического и физического здоровья, способности правильно воспринимать, запоминать и воспроизводить полученную информацию, от устойчивости к внешним негативным воздействиям. Оценка же свидетеля по этим параметрам обычно возникает при несоответствии его показаний общей картине совершенного преступления. Она необходима и тогда, когда показания свидетеля являются единственным источником путей поиска неустановленного преступника, так как ошибка в определении направления расследования может привести к нераскрытию преступления.
В полной мере изложенное относится к оценке информации, полученной от негласного источника, если эти сведения принимаются за ключ к дальнейшему расследованию. В силу этого в определенных случаях правоприменительной практики требуется анализ личности конфидента. Следовательно, нуждаются в пересмотре и установленные законодателем предписания, ограничивающие представление уполномоченным прокурорам сведений о лицах, оказывающих содействие, двумя условиями: письменным согласием таких лиц либо совершением ими преступления.
Например, конфидент А. в деталях предоставил оперативному работнику сведения о подготовке и совершении убийства неким М. гражданина Т. Полученная информация в некоторой части нашла подтверждение. Действительно М. по данным контроля телефона находился в месте, где позднее обнаружен труп Т. В самом деле, между М. и Т. были сложные отношения. Однако у М. не было найдено орудие преступления, не обнаружены его отпечатки пальцев, отсутствовали на нем и его вещах следы крови. При этом в прокуратуре незадолго до убийства рассматривались материалы конфликта между М. и его партнерами (в том числе конфиденциальным источником информации А.) из-за распределения прибыли в совместной бизнес-структуре. Позднее А. отказывался давать показания, быть свидетелем. В такой ситуации у прокурора объективно возникли сомнения в причастности М. к убийству Т., а также в достаточном количестве версий совершения преступления, определении круга подозреваемых лиц, верности заданных направлений раскрытия преступления. В ходе расследования выяснилось, что убил Т. именно А., который для направления следствия по ложному пути предложил себя в качестве конфидента.
Случай отнюдь не единичный. В оперативно-розыскной практике имеют место факты, когда лица, оказывающие содействие оперативно-розыскным органам на конфиденциальной основе, из-за личной заинтересованности искажают мотивы и обстоятельства преступления, в ложном свете представляют роль в его совершении разрабатываемых лиц. Закономерно, что это негативно влияет на квалификацию содеянного, приводит к проведению нецелесообразных оперативно-розыскных мероприятий, следственных действий и экспертиз, влечет за собой бесполезную трату времени, сил и средств. В связи с этим конструктивной видится позиция законодателя, который запрещает конфидентам предоставлять оперативно-розыскным органам заведомо ложную информацию (ч. 1 ст. 17 Федерального закона от 12 августа 1995 г. «Об оперативно-розыскной деятельности»). В закрепленном правоограничении прослеживается стремление пресечь вероятные оговоры и близкие с ними формы недобросовестного отношения к своим обязанностям, упредить неэффективную работу органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность. В то же время указанное нормативное предписание остается недоработанным, имеет больше рамочный характер, поскольку не содержит четкой привязки к механизмам реализации юридической ответственности.
В открытых источниках отмечается, что предоставление заведомо ложной информации агентом является разновидностью фальсификации информации. В данном случае заведомая ложность сведений означает следующее: агент сознает, что сообщает оперативнику информацию, которая полностью или частично не соответствует действительности, предвидит, что своим сообщением вводит в заблуждение оперативно-розыскной орган (оперативника), и желает таким образом ввести его в заблуждение. Сообщение агентом оперативнику информации (в любой форме), в которой изложены заведомо ложные сведения о совершении кем-либо преступления, следует квалифицировать как заведомо ложный донос, а лицо, совершившее это преступление, подлежит уголовной ответственности (ст. 306 УК
РФ). Кроме того, если агент, участвуя в осуществлении оперативно-розыскного мероприятия, мог получить достоверные сведения о готовящемся или совершенном преступлении, однако по той или иной причине умышленно скрыл их от оперативника, поведение агента может послужить основанием не только для прекращения с ним сотрудничества, но и для привлечения его при определенных обстоятельствах к уголовной ответственности по ст. 316 УК РФ за укрывательство преступления [3].
В контексте приведенных доводов и рассуждений нам импонирует позиция авторов, согласно которой содействие лиц должно соответствовать практической целесообразности, поэтому принципиально важно, чтобы оперативно-розыскные органы решали стоящие перед ними задачи, предусмотренные Федеральным законом «Об оперативно-розыскной деятельности», при помощи содействующих им лиц, а не наоборот [4, с. 221]. Такой подход удачно ставит акценты на роли конфидентов в борьбе с преступностью, коррелирует с их представлениями о законности оперативно-розыскной деятельности, соблюдение которой охватывается прокурорским надзором.
Следует отметить, что в западных странах организация прокурорского надзора за использованием секретных агентов в системе противодействия преступности имеют как схожий, так и диаметрально противоположный характер. Например, в Великобритании полицейский организует работу с лицами, оказывающими конфиденциальное содействие, по личному усмотрению и не отчитывается ни перед кем об их использовании. Возможность независимого планирования, организации работы и самостоятельного использования конфидентов при проведении оперативно-розыскных мероприятий служит важнейшим гарантом невмешательства в деятельность сотрудника оперативного подразделения. В США решение о привлечении секретных агентов к выполнению заданий полиции принимает руководитель соответствующего полицейского органа, а также начальник уголовной полиции или его заместитель. Вопрос о необходимости использования при проведении секретной операции секретного оперативного сотрудника согласовывается с прокуратурой [1, с. 62].
В ряде зарубежных стран в уголовном процессе, констатирует А. Н. Халиков, широко используются сведения, получаемые через осведомителей или агентурный аппарат, в том числе для доказывания при расследовании и судебном рассмотрении уголовных дел. Однако такой опыт пока не может быть широко применен в России в силу сложившегося менталитета, следственной и судебной практики. Агентурная работа в России носит больше информационный, а не доказательственный характер [5, с. 289].
Тезис авторитетного исследователя со столь категоричной тональностью небезоснователен. Конфиденциальное сотрудничество в оперативно-розыскной деятельности, несмотря на его высокую социальную значимость и во многих ситуациях эффективность, не панацея в борьбе с преступностью. Полученная в процессе его осуществления информация далеко не всегда соответствует требованиям, предъявляемым к доказательствам. Абсолютная закрытость, в свою очередь, закономерно порождает сомнения в достоверности сведений, обусловливает необходимость их проверки наряду с иными доказательствами.
На наш взгляд, агентурный метод сегодня - это уже во многом «секрет Полишинеля», требующий адекватной коррекции его использования с учетом развития правовых механизмов противодействия современному криминалу. В связи с этим российскому законодателю, руководствуясь интересами осуществления эффективной борьбы с преступностью и ее организованными проявлениями, небесполезно принять во внимание опыт стран Запада, а также правоприменительную практику некоторых стран СНГ
Например, Украина с принятием в 2012 г. нового Уголовно-процессуального кодекса (УПК) стала на путь активизации процессов использования сведений, полученных оперативно-розыскным (негласным) путем, в уголовном процессе. На законодательном уровне закреплены механизмы допроса негласных источников с соблюдением требований конфиденциальности и безопасности. Так, согласно положениям ч. 2 ст. 256 УПК Украины «Использование результатов негласных следственных (розыскных) действий в доказывании» лица, которые проводили негласные следственные (розыскные) действия либо были привлечены к их проведению, могут быть допрошены как свидетели.
С учетом изложенного целесообразно вынести на обсуждение научного сообщества, уполномоченных прокуроров, осуществляющих надзор за законностью оперативно-розыскных решений, сотрудников оперативных подразделений органов внутренних дел и других заинтересованных лиц вопрос о дополнении Федерального закона от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» положениями, согласно которым при наличии оснований прокурор вправе вносить представление органу, осуществляющему оперативно-розыскную деятельность, о проведении оценки положенной в основу расследования информации с учетом потенциально возможной заинтересованности лица, оказывающего содействие на конфиденциальной основе, в исходе дела. При этом, что особенно важно, наделить прокурора правом при объективной необходимости требовать предоставления сведений о личности такого лица без его согласия.
Предлагаемая инициатива, даже с учетом всех вышеприведенных доводов, не исключает риски, подпитанные сомнениями в профессионализме уполномоченных прокуроров и их порядочности. Тем не менее, обеспечивая законность и эффективность оперативно-розыскной деятельности, без расширения границ надзорной деятельности уполномоченных прокуроров сегодня не обойтись. На случай необоснованной расшифровки конфидента нужны действенные компенсаторные механизмы, гарантирующие на государственном уровне их своевременную безопасность и реальную финансовую поддержку.
Библиографический список
1. Луговик В. Ф., Лугович С. М. Правовой статус оперуполномоченного при проведении оперативно-розыскных мероприятий : монография. М., 2018. 156 с.
2. Маркушин А. Г. Оперативно-розыскная деятельность : учеб. и практикум для академ. бакалавриата. 3-е изд., перераб. и доп. М., 2016. 301 с.
3. Понятие и классификация лиц, содействующих оперативно-розыскным органам. URL : http://textbook.news/rozyisknaya-deyatelnost-operativno/ponyatie-klassifikatsiya-lits-sodeystvuyuschih-115131.html (дата обращения: 24.08.2018).
4. Теория оперативно-розыскной деятельности : учебник / под ред. К. К. Горяинова, В. С. Овчинского, Г. К. Синилова. М., 2007. 832 с.
5. Халиков А. Н. Оперативно-розыскная деятельность : учебник. 2-е изд. М., 2017. 324 с.
