ПРОКУРОР: МЕСТО В ОСУЩЕСТВЛЕНИИ УГОЛОВНОГОПРЕСЛЕДОВАНИЯ В ХОДЕ ДОСУДЕБНОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА Текст научной статьи по специальности «Право»

УДК 343.1

Д. А. Сычев

Прокурор: место в осуществлении уголовного преследования в ходе досудебного судопроизводства

D. A. Sychev. Prosecutor: in any criminal prosecution during pre-trial proceedings

В работе рассматривается прокурор как субъект, осуществляющий функцию уголовного преследования, анализируются соответствующие полномочия. Приводятся доводы в пользу того, что место прокурора в осуществлении уголовного преследования наиболее верно описывается при помощи категории «обвинительная власть», где он является главой. Предлагаются изменения в действующем законодательстве, оптимизирующие роль прокурора как субъекта и руководителя обвинения. Приводится мнение практикующих прокуроров, следователей, дознавателей по некоторым нюансам исследуемого вопроса.

Ключевые слова: уголовно-процессуальные функции; уголовное преследование, прокурор; досудебное судопроизводство; полномочия прокурора; обвинительная власть.

Контактные данные: 190000, Санкт-Петербург, ул. Почтамтская, д. 2/9; ds999rus@ rambler.ru.

The article deals with the prosecutor as the subject performing the functions of prosecution. It is analyzed the appropriate authority of the prosecutor. It is argued that the place of the prosecutor in criminal prosecution described most accurately by using the category "prosecutorial power", where he is the head. The changes of the existing legislation, optimizing the role of the prosecutor as a subject and the head of the prosecution are proposed. It is produced the opinion of practicing prosecutors, investigators, investigators at some of the nuances of the test question.

Keywords: functions of criminal procedure; criminal prosecution; prosecutor; pre-trial proceedings; powers of attorney; prosecuto-rial authorities.

Contact details: Pochtamskaya Str. 2/9, St. Petersburg, Russian Federation, 190000; [email protected].

Решающую роль прокурора в осуществлении функции уголовного преследования подчеркнул сам законодатель, указав его в ч. 1 ст. 21 УПК РФ первым в числе лиц, обязанных осуществлять уголовное преследование. Кроме того, ч. 1 ст. 37 УПК РФ также называет прокурора должностным лицом, призванным осуществлять в ходе уголовного судопроизводства уголовное преследование от имени государства.

В сопоставлении этого положения с законодательно закрепленными полномочиями иных властных участников уголовного судопроизводства со стороны обвинения (следователя, дознавателя, руководителя следственного органа, начальника подразделения дознания), можно отметить, что законодатель не высказался относительно них столь же категорично (ч. 1 ст. 38 УПК РФ, ч. 1 ст. 39 УПК РФ, ст.ст. 40-41 УПК РФ). Подлинная функция органов расследования, указывает С. А. Шейфер, не осуществление уголовного преследования, а всестороннее, полное, объективное исследование обстоятельств совершенного преступления [1, с. 129].

Дмитрий Анатольевич Сычев — начальник отдела по надзору за следствием и дознанием ГУ МВД прокуратуры Санкт-Петербурга, советник юстиции. © Д. А. Сычев, 2015

В науке исключительное положение прокурора в числе органов и лиц, осуществляющих уголовное преследование, получило свое обоснование при помощи категории «обвинительная власть». Так, В. А. Лазарева и А. С. Александров определяют обвинительную власть как принадлежащие специальным государственным органам и должностным лицам во главе с прокурором право и возможность осуществлять уголовное преследование лиц, совершивших преступление, в целях привлечения их к уголовной ответственности [2, с. 14-18; 3, с. 17-21].

Одним из важнейших аспектов уголовного преследования является формирование обвинения в досудебном производстве, которое впоследствии становится предметом судебного разбирательства и определяет его пределы. А следовательно, непременным условием признания прокурора главой обвинительной власти и руководителем уголовного преследования на досудебных стадиях уголовного процесса является наличие у него возможности оказывать непосредственное (в ряде случаев корректирующее и руководящее) воздействие на процесс квалификации в течение всего процесса расследования. Как пишет Л. В. Головко, «не вдаваясь в детали, прокурорская деятельность отличается от полицейской тем, что квинтэссенцией первой является „юридизация уголовного преследования" (квалификация преступного деяния, принятие решения о дальнейшем движении уголовного дела и т. д.), тогда как вторая сводится к сбору сугубо доказательственной информации» [4].

Именно такая модель взаимодействия между прокурором и органами расследования была характерна для УПК РСФСР 1960 г., а также для первых редакций УПК РФ, по которым прокурор обладал полномочиями в любой момент внести изменение в сделанную на предварительном следствии или дознании квалификацию и даже лично предъявить обвинение. Результаты предварительного обвинения сформированного органами на предварительном следствии становились известными суду только при их одобрении прокурором и поддержании в суде. Это представляется логичным, поскольку исключительное право прокурора на распоряжение обвинением в суде (ст. 248 УПК РСФСР, ч. 7 ст. 246 УПК РФ) не может не обуславливать особую роль прокурора в формировании обвинения в течение досудебного производства, цели которого являются подчиненными целям судебного разбирательства.

Федеральным законом от 5 июня 2007 г. № 87-ФЗ «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации и Федеральный закон «О прокуратуре Российской Федерации» [5] прокурор был лишен полномочий по непосредственному расследованию и процессуальному руководству органами следствия. За решением законодателя проглядывала логика: освободить прокурора от несвойственной ему функции расследования (а значит, способности к процессуальному доказыванию вины подозреваемого (обвиняемого) на предварительном следствии), предоставить органам следствия большую самостоятельность. Но, как оказалось, «с водой выплеснули ребенка»: прокурор практически утратил всякие права на непосредственную юридизацию уголовного преследования в досудебных стадиях уголовного процесса. Иными словами, прокурор, продолжая оставаться «королем» обвинения в суде, на предварительном следствии становился «голым королем», способным воздействовать на уголовное преследование только косвенно.

В стадии возбуждении уголовного дела у него оставались две возможности выразить свое отношение к квалификации действий лица. При реализации надзорного права проверки постановления о возбуждении уголовного дела (ч. 4 ст. 146 УПК РФ) прокурор мог согласиться с законностью его вынесения, и тем самым солидаризоваться с предложенной следователем правовой

оценкой действий подозреваемого, либо отменить такое процессуальное решение, и тем самым не одобрить применение следователем конкретной нормы уголовного закона к описываемым в постановлении событиям. Во втором случае прокурор мог предложить альтернативную квалификацию и (или) указать на недостаточность собранных оснований и необходимость проведения дополнительной проверки.

Слабый и неявно выраженный обвинительный потенциал прокурора в стадии возбуждения уголовного дела позволил 15 (10%) из 150 прокуроров и 40 (20%) из 200 следователей (прокуратур и следственных органов, входящих в Северо-Западный федеральный округ) из числа опрошенных респондентов сделать вывод, что прокурор там вовсе не осуществляет уголовного преследования [12].

В стадии расследования уголовного дела на этапе утверждения обвинительного заключения прокурор также вправе лишь опосредованно выразить свое отношение к сформированному следователем обвинению и достаточности собранных в его подтверждение доказательств аналогичным образом. Права на самостоятельное изменение объема обвинения либо квалификацию действий обвиняемого по уголовному закону о менее тяжком преступлении прокурор был лишен.

По данному поводу В. С. Шадрин верно заметил, что «центр тяжести в полномочиях прокурора и соответственно в его процессуальной деятельности сместился в сторону надзора» [6, с. 7]. В работах других ученых ограничение полномочий прокурора в пользу руководителя следственного органа получило оценку как полное отстранение прокурора от участия в уголовном преследовании по делам, расследуемым в форме следствия [7, с. 51; 8, с. 14].

Категоричность выводов в подобном вопросе, на наш взгляд, не совсем уместна. Ведь именно фактическая солидаризация прокурора с принятым органом следствия или дознания процессуальным решением о возбуждении уголовного дела в отношении конкретного лица и по конкретной статье УК РФ (ч. 4 ст. 146 УПК РФ) завершает первую стадию уголовного процесса и дает старт полноценному уголовному преследованию. Только с момента утверждения обвинительного заключения прокурором (ст. 221 УПК РФ), сформированное на следствии предварительное обвинение, приобретает характер окончательного, а уголовное дело имеет шанс быть рассмотренным в суде по существу. К тому же никто, кроме прокурора, на завершающем этапе досудебного производства в порядке ч. 3 ст. 88 УПК РФ не может лишить доказательство юридической силы и признать его недопустимым. А последнее неизбежно влияет на достаточность собранных доказательств в подтверждение того или иного тезиса обвинения, выдвинутого на предварительном следствии.

Кроме того, прокурор, а не следователь, назван законом (ч. 2 и 3 ст. 317.3 УПК РФ) в качестве субъекта заключающего со стороны обвинения досудебное соглашение о сотрудничестве. И именно прокурор от имени государства приносит извинения за причиненный вред (ч. 1 ст. 136 УПК РФ), тогда как следователь или дознаватель, например, только признают и разъясняют порядок осуществления права на реабилитацию (ч. 1 ст. 134 УПК РФ).

Учитывая изложенное можно сделать вывод, что прокурор в свете внесенных в УПК РФ изменений фактически перестал являться руководителем уголовного преследования, но сохранил отдельные ключевые полномочия, выделяющие его в качестве главы обвинительной власти на фоне других субъектов стороны обвинения и позволяющие ему участвовать в осуществлении уголовного преследования до направления уголовного дела в суд.

Законодатель Федеральным законом от 28 декабрь 2010 г. № 404-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием деятельности органов предварительного следствия» [9] увеличил возможности прокурора по уголовному преследованию, возвратив ему полномочия по отмене необоснованных постановлений органов следствия о приостановлении и прекращении уголовного дела. С одной стороны, это полномочия исключительно надзорного характера, пользуясь которыми прокурор имеет возможность дать оценку законности уже завершенному этапу проверки или расследования. С другой стороны, они могут нести в себе заряд функции уголовного преследования, если прокурором дана квалификационная оценка действиям конкретного лица, и излагаются конкретные обстоятельства, подлежащие дополнительному расследованию, с целью изобличения известного подозреваемого в совершении преступления.

Контрастом выглядят полномочия прокурора в процессе дознания. Здесь прокурор вправе лично исключить отдельные пункты обвинения или переквалифицировать его на менее тяжкое (ч. 2 ст. 226 УПК РФ), дать указания о направлении расследования, производстве процессуальных действий в порядке п. 4 ч. 2 ст. 37 УПК РФ.

В чем заключалась мысль законодателя, который поставил в зависимость объем полномочий прокурора по уголовному преследованию (существо которого едино) от форм расследования, целевые установки которых в общем-то совпадают? Двусмысленность указанной ситуации заключается и в том, что одновременно прокурор утверждает итоговые акты предварительного следствия и дознания, на базе которых определяются в конечном итоге пределы судебного разбирательства, т. е. рамки реализации функции уголовного преследования. В. С. Шадрин обоснованно полагает, что логика парламентария является здесь не безупречной [10].

Решения законодателя спорны еще и потому, что прокурор, оставаясь последней инстанцией в формировании обвинения при утверждении обвинительного заключения, при квалификации действий подозреваемого в момент возбуждения уголовного дела, а также при фактическом согласии с постановлением о прекращении уголовного дела (преследования) по нереабилитирующим основаниям (при проверке его в порядке надзора),

• выступает в роли просителя, направляя в орган расследования соответствующие материалы с мотивированным постановлением в порядке п. 2 ч. 2 ст. 37 УПК РФ для решения вопроса об уголовном преследовании, на которое может наложить «вето» следователь, приняв процессуальное решение об отказе в возбуждении уголовного дела с согласия руководителя следственного органа;

• вынужден осуществлять корректирующее воздействие на объем следственного обвинения не самостоятельно, а через указания органу расследования при отмене соответствующих решений, даже в том случае, когда неправильная квалификация является единственным препятствием для продолжения или завершения процесса уголовного преследования;

• не имеет права лично участвовать в процедуре формирования обвинения в ходе досудебного производства (самостоятельно предъявлять обвинение, отменять полностью или в части необоснованные постановления о привлечении в качестве обвиняемого обвинения или иные квалификационные акты следователя). Единственной возможностью опосредовано указать на неверность квалификации действий подозреваемого (обвиняемого) служит требование об устранении допущенных нарушений федерального законода-

тельства в порядке п. 3 ч. 2 ст. 37 УПК РФ. Кроме того, согласно положениям УПК РФ, данный акт реагирования прокурора не является актом непосредственного действия, а воплощается в реальности после его рассмотрения и фактического согласования соответствующим следователем или руководителем следственного органа.

При этом ни отнесенный в будущее по времени (иногда до 14 суток и более) желаемый результат законной квалификации по уголовному делу (после направления прокурором уголовного дела для дополнительного расследования или отмены прокурором постановлений следователя о возбуждении или прекращении уголовного дела по причине неправильности правовой оценки действий подозреваемого (обвиняемого)), ни крайне затруднительный для прокурора порядок преодоления разногласий при проведении в жизнь требований в порядке пп. 2 и 3 ч. 2 ст. 37 УПК РФ не отвечают ни назначению, ни требованиям разумности уголовного судопроизводства (ст. 6, 6.1 УПК РФ), ни властному характеру обвинительной деятельности прокурора.

Прокуроры-практики В. Горюнов и К. Макаров верно замечают, что такое «отстранение прокурора от осуществления уголовного преследования в настоящее время социально не обусловлено и не востребовано, а необходимость вмешательства прокурора в сферу досудебного уголовного судопроизводства пока не нивелирована надлежащим качеством ведомственного процессуального контроля со стороны руководителей органов предварительного расследования» [11, с. 6-8].

Субъективная оценка эксперимента законодателя прокурорами прокуратур входящих в Северо-Западный федеральный округ также отрицательная 80 (53%) и в целом отрицательная 62 (41,3%). Опрошенные пояснили, что под руководством и с участием прокурора осуществление предварительного следствия было более качественным, причиной чему служит наличие эффективных процессуально-правовых инструментов. При этом на недостаточность имеющихся правовых инструментов, выделяющих прокурора в качестве главы обвинительной власти, обращают внимание 117 (78%) прокуроров [12].

Об этом же свидетельствуют цифровые показатели качества следственной работы. Так, удельный вес дел, направляемых прокурором для дополнительного следствия (или пересоставления обвинительного заключения), к числу дел, направленных прокурору с обвинительным заключением или постановлением о применении мер медицинского характера, за период с 2007 по 2014 г. в России вырос более чем вдвое и составил 0,76% (2014 г.) против 0,35% (2007 г.) [13].

Таким образом, представляется необходимым отметить следующее.

Осуществляя уголовное преследование в силу прямого указания закона, прокурор не может своевременно и качественно влиять на квалификацию преступных действий, т. е. определять объем обвинения, поддерживаемого в суде. Кроме того, полное и справедливое обвинение может быть сформировано только при условии законного и своевременного сбора изобличающих подозреваемого (обвиняемого) улик. А значит, выявленная нами решающая роль прокурора в формировании обвинения не может быть не подкреплена возможностью опосредованного влияния на сбор доказательств органами расследования. В противном случае вершина пирамиды обвинительной власти повиснет в пустоте при ненадлежащем исполнении своих обязанностей должностными лицами органа расследования.

Действующая уголовно-процессуальная регламентация, в силу которой функция уголовного преследования в досудебном производстве осуществляется про-

курором опосредованно и в зависимости от формы расследования, не отвечает потребностям эффективной работы прокурора и следственного аппарата, а прокурора ставит отчасти в подчиненное положение, не соответствующее его надзорной функции и статусу главы обвинительной власти.

С учетом изложенного предлагаем наделить прокурора правом самостоятельной квалификационной оценки действий подозреваемого (обвиняемого) на всех этапах досудебного производства (в том числе путем предъявления обвинения или вынесения постановления о квалификации действий обвиняемого (подозреваемого), без принятия дела к своему производству), а также правом корректировки квалификации, сделанной органами следствия или дознания (в том числе отмены постановления о квалификации или о привлечении в качестве обвиняемого полностью или в части), по любому уголовному делу.

Повышению значения роли прокурора как субъекта реализации функции уголовного преследования и главы обвинительной власти также способствовал бы возврат ему полномочий по изменению объема обвинения и прекращению уголовного преследования на этапе принятия решения об утверждении обвинительного заключения в тех случаях, когда прокурор не согласен с выводами следствия, положенными в основу обвинения, а возможности собрать достаточные доказательства следственным путем исчерпаны. Ведь утверждая итоговые процессуальные акты предварительного расследования, прокурор соглашается с суждением, которое он будет в качестве государственного обвинителя отстаивать в судебном заседании. Следовательно, он должен иметь определенные гарантии того, что расследованное уголовное дело имеет перспективы для рассмотрения по существу.

Лишение прокурора аналогичных полномочий, ранее присущих согласно УПК РСФСР 1960 г. и УПК РФ 2001 г., было не только законодательной ошибкой, но и поставило под сомнение его статус как полноценного субъекта реализации функции уголовного преследования.

С таким подходом согласно 72 (48%) проанкетированных прокуроров и 62 (31%) проанкетированных следователей. Еще 91 (60,7%) прокуроров и 62 (31%) следователей из числа респондентов видят необходимость в законодательном оформлении процедуры согласования с прокурором постановления о привлечении в качестве обвиняемого [12]. На наш взгляд, такие полномочия будут излишними и сузят возможности следователя в самостоятельной реализации им функции уголовного преследования.

В силу специфики публичного уголовного преследования собирание доказательств охватывает не только обвинительные, но и оправдательные доказательства. Определение собирания доказательств, закрепившееся в отечественной юридической науке, подразумевает обнаружение, фиксацию, процессуальное закрепление [14, с. 67; 15, с. 30; 16, с. 35-36]. Очевидно, что прокурор, не осуществляя производство расследования, не может совершать указанные действия, и они в целом не входят в его компетенцию.

Но в ряде случаев, на наш взгляд, предоставление прокурору полномочий, прямо предусматривающих его участие в собирании доказательств, было бы эффективным. Так, в целях объективности и независимости проводимых расследований, на прокурора могут быть возложены обязанности по проведению предварительного следствия в отношения специальных субъектов и в особенности сотрудников Следственного комитета РФ.

К такому же выводу склонилось 55 (30,7%) проанкетированных прокуроров, 17 (8,5) проанкетированных следователей и 29 (29%) проанкетированных дознавателей. На возврате прокурору универсального права расследования настаивают

63 (42%) проанкетированных прокуроров, 15 (7,5%) проанкетированных следователей, 14 (14%) проанкетированных дознавателей. В то же время 32 (21,4%) проанкетированных прокуроров, 168 (84%) проанкетированных следователей и 57 (57%) проанкетированных дознавателей считают, что прокурор не должен обладать функцией расследования [12].

Прокурор не должен подменять функции следователя при производстве следственных действий. Процессуальное руководство расследованием, будучи превентивным, в значительной мере лишает инициативы следователя и руководителя следственного органа. Превентивным должен быть, прежде всего, ведомственный процессуальный контроль, служащий цели повышения эффективности и оптимизации расследования.

Но при этом не должно страдать и осуществление функции уголовного преследования прокурором в случае бездействия следователя и его непосредственного руководителя. Для устранения этого дисбаланса представляется необходимым разграничить осуществление уголовного преследования прокурором в досудебных стадиях процесса и процессуальный контроль, принадлежащий руководителю следственного органа. Так, закрепив за последним полномочия по организации деятельности возглавляемого органа предварительного следствия, ему необходимо оставить возможности контроля за соблюдением процессуального порядка производства следственных действий и принятия процессуальных решений, передав прокурору — субъекту реализации функции уголовного преследования — полномочия, связанные с определением направления расследования в части установления обстоятельств, подлежащих доказыванию, квалификации преступления, объема обвинения. Именно в этом должно выражаться осуществление уголовного преследования, и именно для этого важно если не ограничивать процессуальную самостоятельность следователя, то направлять ее в перспективное русло.

Несмотря на то, что 69 (46%) прокуроров и 20 (10%) следователей из числа проанкетированных респондентов видят возможность по наделению прокурора дополнительными полномочиями по реализации функции уголовного преследования на предварительном следствии в полном возвращении полномочий по процессуальному руководству, в том смысле, который ему придавал УПК РСФСР и УПК РФ (до внесения в него изменений) [12], на наш взгляд это не вызывается необходимостью.

Нам ближе позиция А. Б. Соловьева, отмечавшего, что непосредственное вмешательство надзирающего прокурора в процесс расследования и осуществление им процессуального руководства допустимы лишь в целях предотвращения нарушений закона, при очевидной для него безответственности, либо некомпетентности следователя и бездеятельности начальника следственного отдела [17, с. 39]. Сходные предложения высказывает Д. И. Ережипалиев, полагая, что «компетенция [прокурора] по даче таких указаний должна быть ограничена случаями выявления нарушений закона и пределами, в которых это необходимо для устранения данных нарушений» [18, с. 11, 127].

Некоторой проблемой в решении задачи наделения прокурора адекватными инструментами уголовного преследования и реагирования на выявленные нарушения закона будет определение критериев некомпетентности и бездеятельности органов следствия. К числу таковых, на наш взгляд, может быть отнесено отсутствие значимых результатов расследования, выраженное в: • непринятии окончательного процессуального решения по материалу проверки, при одновременном истечении установленных законом (ч. 1 ст. 144 УПК РФ) сроков предварительной проверки в порядке ст. 144-145 УПК РФ;

• отсутствии по уголовному делу сформулированного акта обвинения конкретного лица, а равно неправильной квалификация действий подозреваемого (обвиняемого), или непринятии окончательного процессуального решения, при одновременном истечении установленных законом сроков предварительного следствия (ч. 1 ст. 162 УПК РФ). Вмешательство прокурора в процесс расследования в данном случае может быть выражено в форме дачи указаний о проведении конкретных следственных (процессуальных) действий, без затрагивания тактики, методики и организации расследования преступления.

Предложенные меры позволят сохранить единство вертикали исполнительной власти и дадут прокурору возможность полноценно осуществлять функцию уголовного преследования на досудебном производстве.

Литература

1. Шейфер С. А. Досудебное производство в России: этапы развития следственной, судебной и прокурорской власти. М.: Юрайт, 2013.

2. Лазарева В. А. Обвинительная власть: понятие, субъекты, формы реализации // Уголовное судопроизводство. 2012 № 1. С. 14-18.

3. Александров А. С. К вопросу о создании единого Следственного комитета: Россия — родина слонов? // Вестник СГАП. 2010. № 6. С. 17-21.

4. Головко Л. В. Реформа полиции в контексте модернизации предварительного производства в российском уголовном процессе // Уголовная юстиция: связь времен: избранные материалы международной научной конференции (Санкт-Петербург, 6-8 октября 2010 г.) / сост. А. В. Смирнов, К. Б. Калиновский. М.: Актион-Медиа, 2012. 140 с.

5. Федеральный закон от 5 июня 2007 г. № 87-ФЗ «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации и Федеральный закон «О прокуратуре Российской Федерации» [Электронный ресурс]. URL: http://www.consultant.ru/ document/cons_doc_LAW_172577/#p58 (дата обращения: 14.05.2015).

6. Шадрин В. С. Реалии и перспективы осуществления конституционных норм в уголовном судопроизводстве // Вестник Академии Генеральной прокуратуры РФ. 2013. № 6.

7. Исаенко Н. И. Процессуальные полномочия прокурора в досудебном производстве по уголовному делу // Вестник Академии Генеральной прокуратуры РФ. 2008. № 5.

8. Синельщиков Ю. П. О функциях прокурора на досудебных стадиях уголовного процесса // Российский следователь. 2008. № 17.

9. О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием деятельности органов предварительного следствия: Федеральный закон от 28 декабря 2010 г. № 404-ФЗ // СПС «КонсультантПлюс» [Электронный ресурс]. URL.: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_144657/ (дата обращения: 14.05.2015).

10. Шадрин В. С. Современные особенности реализации прокурором функции уголовного преследования в досудебном производстве // Криминалистъ. 2015. № 1.

11. Горюнов В., Макаров К. Прокурор как субъект уголовного преследования // Законность. 2013. № 4. С. 6-8.

12. Материалы авторского социологического исследования, в рамках которого было проанкетировано 150 прокуроров прокуратур Северо-Западного федерального округа, а также 200 следователей и 100 дознавателей правоохранительных органов данного региона.

13. Данные представлены согласно статистическим отчетам № 1-Е «Сведения о следственной работе и дознании», № 1-ЕМ «Сведения об основных показателях следственной работы и дознания», П «О работе прокурора», а также НСиД «Сведения о результатах надзора за исполнением законов на досудебной стадии уголовного судопроизводства»: приказы ГП РФ № 190 от 8 мая 2013 г.; № 189 от 8 мая 2013 г.; № 112 от 19 июня 2008 г.; № 108 от 26 апреля 2011 г. // Архив базы ведомственной и государственной

статистки Управления правовой статистики прокуратуры Санкт-Петербурга за 20072014 гг.

14. Ларин А. М. Работа следователя с доказательствами. М.: Юридическая литература, 1966.

15. Лупинская П. А. Доказательства и доказывание в новом уголовном процессе // Российская юстиция. 2002.№ 7.

16. Соркин В. С. Особенности процессуального доказывания в уголовном судопроизводстве: монография. Гродно: Изд-во ГрГУ, 2002.

17. Соловьев А. Б., Токарева М. Е., Халиулин А. Г. Прокурорский надзор за исполнением законов при расследовании преступлений. М., 2000.

18. Ережипалиев Д. И. Прокурор как участник уголовного судопроизводства со стороны обвинения в досудебных стадиях: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2013.

УДК 340.01

Д. Е. Петров

Проблемные вопросы специально-юридических критериев отраслевого строения права

D. E. Petrov. Problematic questions of specially and legal criteria of law's branch structure

Статья посвящена проблемным вопросам исследования категорий «предмет правового регулирования» и «метод правового регулирования» как оснований деления права на отрасли. Автором представлен критический анализ взглядов различных ученых, предлагающих отказаться от проблем системы права и отрасли права в пользу системы законодательства и отрасли законодательства. Рассмотрены векторы соотношения категории «метод правового регулирования» со смежными категориями «правовой режим», «способ правового регулирования» и др.

Ключевые слова: предмет правового регулирования; метод правового регулирования; способ правового регулирования; правовой режим; механизм правового регулирования; отраслевое строение права; система права.

Контактные данные: 410056, г. Саратов, ул. Вольская, д. 1; (8452) 35-35-63; dpetrov. [email protected].

The article deals with the problematic issues of the study of the categories of "the subject of legal regulation" and "method of legal regulation" as the bases of right branch division. The author presents a critical analysis of the views of various scientists offering to abandon from the system of law problems and jurisdiction in favor of a system of law and legislation. It is considered the ratio vectors of the category "method of legal regulation" with related categories "legal mode", "method of legal regulation" and etc.

Keywords: subject of legal regulation; method of legal regulation; method of legal regulation; legal regime; mechanism of legal regulation; industry structure law; system of law.

Contact detials: Vol'skaya Str. 1, Saratov, Russian Federation,410056; (8452) 35-35-63; [email protected].

Дмитрий Евгеньевич Петров — доцент кафедры теории государства и права Саратовской государственной юридической академии, кандидат юридических наук. © Д. Е. Петров, 2015