Ростовская консерватория: история и современность
опытом обращения к струнному инструменту. Рукопись сонаты не сохранилась, но некоторые музыкальные идеи помнились взрослеющему музыканту на протяжении 10 последующих лет и были использованы в виолончельной Балладе. «Таким образом, - писал Прокофьев, - из моих напечатанных и снабженных опусом сочинений первая тема баллады является самой ранней: сочинена в одиннадцать лет».
В «Автобиографии» композитор указал, что по форме баллада напоминает двухчастную сонату, и вспомнил, что сочинил ее по просьбе меценатствующего виолончелиста-любителя Рузского, с которым нередко играл камерные ансамбли. На рукописи автор начертал: «Николаю Павловичу Рузскому посвящается написанная для него баллада, сочинявшаяся под его гостеприимным кровом и им впервые исполненная».
Вероятно, исполнение Рузским состоялось в домашней обстановке, а публичная премьера прошла в 1914 году в Москве на одном из «Вечеров современной музыки». За роялем сидел сам автор, а партию виолончели исполнял Ев-сей Белоусов. Этому виолончелисту доверяли премьеры своих произведений Мясковский и
Гречанинов. А его интерпретации «Вариаций на тему рококо» Чайковского, концертов Сен-Санса и Шумана считались одними из лучших.
После концерта композитор хотел кое-что поправить в тексте сочинения, но, как явствует из переписки с Мясковским, старший друг убедил автора отказаться от этого намерения. Через 20 лет после премьеры, отправляя экземпляр Баллады для переиздания в московское издательство, он все-таки внес несколько незначительных поправок.
Баллада была первым виолончельным сочинением Прокофьева, но уже в нем композитор мастерски преподносит тембр инструмента, поворачивая его разными гранями. Есть тут и певучесть, и декламационность, наполненная порой напряженной экспрессией, и колкие, жесткие интонации, в которых можно услышать отзвуки прокофьевского сарказма.
Образ виолончели в прокофьевской интерпретации позднее ярко раскроется в таких зрелых шедеврах как Симфония-концерт для виолончели с оркестром, Соната для виолончели и фортепиано. Но и ранняя Баллада вполне заслуживает нашего внимания.
Прокофьев. Токката для фортепиано
Вот уже более полугода мы каждую неделю знакомим вас с шедеврами мировой музыкальной культуры, которые так или иначе связаны с числом 21 - таков на сегодня возраст газеты «Музыкальное обозрение». Все пять апрельских передач посвящены Сергею Прокофьеву. Сегодня речь пойдет еще об одном произведении, написанном Прокофьевым в 1912 году, когда ему исполнился 21 год, - Токкате для фортепиано.
Слово токката в переводе с итальянского означает «прикосновение», «удар». В Средние века так называли праздничную фанфару для духовых инструментов и литавр. В современном значении термин токката впервые стал применяться в XVI веке, обозначая виртуозную пьесу для клавира или органа, обычно исполнявшуюся перед мотетом или фугой.
Свой вклад в историю развития токкаты как клавирного сочинения внесли предшественники Баха, а сам он отточил все грани этого жанра до совершенства. В эпоху романтизма лишь немногие из композиторов уделяли ему внимание. Но XX век вновь проявил к нему интерес. Творцам новой музыки потребовались не только острые, казавшиеся порой варварскими гармонии, необходим был и соответствующий жанр, дававший возможность воплотить энергию времени, кипение молодых сил. Именно поэтому в XX веке токката, можно сказать, пере-
живает свое второе рождение, в том числе и в творчестве Сергея Прокофьева.
Свою фортепианную токкату он написал под впечатлением от Токкаты Шумана, которую учил в консерваторские годы. Напомним: как композитор он окончил консерваторию в 1909 году, а как пианист - в 1914. Впервые прикоснувшись к этому жанру, Прокофьев уже никогда с ним не расставался. Токкатность как черта музыкального языка красной нитью пронизывает большинство его сочинений. Она как нельзя лучше гармонирует с духом музыки молодого Прокофьева, с его «желанием дерзить», с неуемной ритмической энергией и жестковатым юмором, соскальзывающим в сарказм. Если среди музыкальных жанров искать такие, которые наподобие эмблемы могли бы символизировать музыку Прокофьева, то это были бы скерцо и токката. И марш, конечно, но с чертами скерцо или токкаты.
Таким образом, в этом сочинении сошлись весьма показательные для Прокофьева качества: как блестящий пианист-виртуоз, он создал произведение, требующее от исполнителя высочайшего технического мастерства; как художник-новатор, по-своему ощущающий пульс времени, - воплотил бурление потока жизни, ее здоровых сил. Жизни, на которую всегда смотрел с неувядающим оптимизмом и иронией, и о которой часто восклицал: «Страшно интересно!»