Научная статья на тему 'Происхождение средств выражения категории отрицания в селькупском языке'

Происхождение средств выражения категории отрицания в селькупском языке Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
217
33
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
СЕЛЬКУПСКИЙ ЯЗЫК / ДИАЛЕКТ / СЕМАНТИКА / ИСТОРИЧЕСКОЕ СЛОВООБРАЗОВАНИЕ / ОТРИЦАТЕЛЬНОЕ МЕСТОИМЕНИЕ / ОТРИЦАТЕЛЬНАЯ ЧАСТИЦА / THE SELKUP LANGUAGE / DIALECT / SEMANTICS / HISTORICAL WORD FORMATION / NEGATIVE PRONOUN / NEGATIVE PARTICLE

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Быконя Валентина Викторовна

Показана семантика древних слов, вошедших в морфемную структуру отрицательных местоимений и отрицательных частиц. Определено, что становление отрицательных местоимений происходило на основе вопросительных местоимений и зависело от общей отрицательной семантики предложения. Источником происхождения отрицательных частиц послужили наименования объектов ирреального мира.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

ORIGIN OF REPRESENTATION MEANS OF NEGATIVE CATEGORY IN THE SELKUP LANGUAGE

The article outlines ancient word semantics as a part of morphemic structure of negative pronouns and negative particles. Negative pronouns were formed on the base of interrogative pronouns and depended on general negative sentence semantics. Names of unreal world objects served as a source of origin for negative particles.

Текст научной работы на тему «Происхождение средств выражения категории отрицания в селькупском языке»

САМОДИЙСКИЕ ЯЗЫКИ

УДК 811.51; 81'366

В. В. Быконя

ПРОИСХОЖДЕНИЕ СРЕДСТВ ВЫРАЖЕНИЯ КАТЕГОРИИ ОТРИЦАНИЯ В СЕЛЬКУПСКОМ ЯЗЫКЕ

Показана семантика древних слов, вошедших в морфемную структуру отрицательных местоимений и отрицательных частиц. Определено, что становление отрицательных местоимений происходило на основе вопросительных местоимений и зависело от общей отрицательной семантики предложения. Источником происхождения отрицательных частиц послужили наименования объектов ирреального мира.

Ключевые слова: селькупский язык, диалект, семантика, историческое словообразование, отрицательное местоимение, отрицательная частица.

Сфера средств выражения отрицания в самодийских языках однотипна: отрицательные местоимения образуются на базе вопросительных, в каждом из языков есть свои отрицательные частицы, имеет место отрицание с помощью специальных глаголов со значением «отсутствовать» [1—5].

Предметом данного исследования является анализ отрицательных местоимений и частиц в селькупском языке с точки зрения их происхождения. Селькупский язык представлен совокупностью диалектов, не консолидировавшихся в единый язык и не выработавших единых норм произношения, поэтому иллюстративный материал представлен фонетическими вариантами, различающимися своей внешней формой [6]. Средства выражения отрицания представлены отрицательными местоимениями и отрицательными частицами.

В селькупских диалектах имеется группа отрицательных местоимений, в число которой входят qajna ‘никто’, ‘ничего’, qajni, qajnaj ‘никто’, ‘ничего’, kudnej, qodnej, kudena ‘никто’, qajmn’i ‘ничего’, не содержащих в своей структуре отрицательных основ. Они образованы на базе вопросительных местоимений:

qaj ‘что?’, kud~kod ‘кто?’ посредством присоединения к ним слов с самостоятельным значением ш, ni, naj, nej, которым в изолированном употреблении функция отрицания несвойственна: na ‘этот’, ‘тот’; ni ‘туда’, ‘сюда’ (в известное место); naj, nej ‘тоже’, ‘также’, ср. об. Ч, кет. qajna ‘никто’;

‘ничего’ < что + этот, тот; об. С qajni ‘никто’, ‘ничего’ < что, кто + туда; об. Ч, вас., тым. qajnaj, qajnaja ‘никто’, ‘никого’, ‘ничего’ < что + тоже, также; qajmna ‘ничто’, ‘ничего’, что-то + этот, тот; об. С kudnej, qodnej ‘никто’ < кто + тоже, также; кет. kudena ‘ никто’< кто + этот, тот.

Безлично-указательное местоимение na является одним из элементов трехчленной дейктической системы в селькупском языке: tap, taB, tau - ‘этот’

(сфера говорящего) - to ‘тот’ (сфера, удаленная от говорящего) - na ‘этот/тот’ (сфера, удаленная от говорящего, но известная ему или одному из собеседников, бывшая результатом их собственного опыта). Местоимение na, выполняя анафорическую функцию, открыло возможности для своего широкого участия в словообразовании средств выражения пространственных отношений, выделяющих сферу известного. Примеры: об. Ч mat kun tombak, nac’idele qBallag’e ‘я откуда пришел, туда пойду’; tab nac’il Battout caza ‘он по той (известной) дороге идет’; вас. nanda pol taat man nac’iqat u^iyak ‘я прошлым летом там (в известном месте) работал’; об. С ot man nano as kjgan teze sjtqun uc’iku ‘вот я поэтому (по известной причине) не хочу с вами двумя работать’. Анафорическая функция сочетается с выделительной при указании общего плана: об. С naBga ‘то’ (что ... то): qaim kjg’elak, naBgam men^au ‘что захочу, то и сделаю’; об. Ч nada ‘тот’ (кто ... тот): кет. kuttj assj layjn, nada aBjmj ‘кто не работает, тот не ест’; kudan tulse, nadan i surun qoppjla ‘чье ружье, того и пушнина’. Местоимения naBga, nada состоят из элемента na, который является для них общим, и соответственно элементов -Bga (< oga) и -da (< ad) со значением «царь духов» и «древний человек». Вторые элементы относятся к древнему слою лексики, их значения восстановлены исторически [7]. Все говорит в пользу того, что рассматриваемое местоимение na, сыгравшее роль в образовании отрицательных местоимений, имеет специфическую сферу применения, обусловленную его происхождением.

Отрицательные местоимения рассматриваемой структуры являются по происхождению утвердительными, отрицательное значение развивается у них на уровне синтагматики - в сочетаниях с отрицательным глаголом, например: об. Ч pu^oyan qajnaj c’angu ‘внутри ничего нет (букв. отсутствует)’ или с отрицательной формой глагола, например:

об. Ш qodnej aza tanBa ‘никто не знает’. Впоследствии они обобщаются в новой для них функции -функции отрицания. Примечательно, что частица nej в повторе выполняет усилительную функцию при отрицательном глаголе: об. С manan eziw nej t’aku, ewew nej t’aku ‘у меня ни отца нет, ни матери нет (букв. у меня отец тоже отсутствует, мать тоже отсутствует’), как впрочем и при утвердительном глаголе: об. Ч udjd naj helan eja, tobjd naj helan eja ‘ и руки целы, и ноги целы’ (букв. руки тоже целы есть, ноги тоже целы есть). В северных диалектах селькупского языка такую же функцию выполняет частица amta: таз. ukkуr po amta c&qka ‘ни одного дерева нет’ (букв. одно дерево даже отсутствует) [3, с. 298].

Аналогично построена сфера отрицания в нганасанском языке. Отрицательные местоимения образуются посредством суффиксальной частицы -галиче, например: сылыгаличе ‘никто’, магаличе ‘ничто’ [2]. Отрицательное значение рассматриваемых местоимений находится в связи с отрицательными словами - самостоятельными и вспомогательными отрицательными глаголами. Вне связи с ними такие местоимения отрицательного значения в отличие от селькупского языка не выражают. Суффиксальная частица -галиче приобретает в утвердительных предложениях усилительное или уступительное значение.

В кетском диалекте селькупского языка произошло слияние усилительной частицы naj с отрицательной assj в связи с сокращением внешней формы последней: kuttj-n < kuttj naj на стыке слов naj assj [4, с. 130]. Это явление характеризует также отрицательные местоименные наречия, о чем свидетельствует фактический материал, например: кет. taBjm kuttjn assj tjnBjt ‘это никто не знает’; tapgaljk kuttjn assj tukkus ‘кроме него никто не приходил’; man kut’t’an assj kBen^aq ‘я никуда не пойду’ и относит его к начальному этапу обобщения, абстрагирования и грамматикализации в языке. Элемент -n в грамматической системе селькупского языка является суффиксом родительного падежа.

Относительно происхождения отрицательных местоимений нельзя не согласиться с точкой зрения исследователя коми языка А. С. Сидорова, который считает, что отрицательные местоимения соединяются с глаголом, согласующимся с ним по категории отрицания, например, нельзя сказать не-код локто ‘никто идет’, логично сказать некод оз лок ‘никто не идет’. Структура глагольного словосочетания учитывает именно формы отрицания [8, с. 64-65].

Одним из моментов в рассмотрении данной проблематики является семантика вторых элементов отрицательных местоимений -ш, -ni, -naj, -nej,

обусловившая их анафорическую функцию. Лингвистические данные и факты мифологии способствуют раскрытию исходного значения безличноуказательного местоимения na - им является обобщенное указание на небесную сферу. Если составить ряд элементов na-, no-, nu- и проследить значение слов, в структуру которых они вошли, то можно заметить, что консонантный элемент связан с семантикой слов, а вокалический элемент является ее уточнителем. Элементы no- и nu- входят в структуру слов об. С, Ш, кет. nom; об., вас., тур. nop; об. Ч, тым. nup ‘небо’, ‘бог’; nul, nul’ ‘небесный’, ‘божий, для бога’; об. Ч nul wesk ‘орех’ (букв. божье яблоко); об. С nul’ d’el ‘праздник’ (букв. божий день); об. С nun nagarbadi oc ‘молитва’ (букв. богу написанное слово); тур. nul loqa ‘небесная лисица’. Гласный u, как правило, встречается в словах со значением «богу предназначенный», ср. кет. nuBjn mat ‘церковь’ [9].

Что касается формы na, то в диалектах селькупского языка она представлена в основном в структуре местоименных наречий с пространственным значением: об. С nat’ad ‘туда’; об. Ч nac’id ‘ сюда’, ‘ туда’, которые образованы по модели: местоимение + послелог. Оба слова относятся к тому периоду истории языка, в котором уже произошла их десемантизация, поэтому происхождение местоимения na ‘ этот, тот’ неясно, можно лишь предположить, что оно стало употребляться иносказательно вместо имени божества, мифического предка или прародителя рода/племени, местом обитания которого была небесная сфера. Он служил эталоном при сравнении, подражании, так как элемент na вошел в сочетания с послелогами со значением уподобления, например: об. Ш, вас. nasak; вас. nasak ‘так’ (sak, sak ‘соответственно’, ‘наподобие’). Местоименные наречия такого рода выполняют усилительную функцию, например: вас. qa-jqo tat nasak kundan mespal solalap? ‘почему ты так долго делаешь ложки?’; об. Ч poqat nasal harel pura^an ‘во дворе такая снежная метель’: об. С tab nasaq oc’izele ada ‘она так молодо выглядит’.

Семантический анализ слов, в структуре которых вычленяется элемент ni, показывает, что они также относятся к кругу слов с сакральной семантикой, отрицательное значение у них отсутствует. Об этом свидетельствуют примеры кет. nid’a, n’id’a ‘младший брат’, ‘медведь’; nid’aj ‘медвежий’; nid’aka ‘медведица’ (мифический дракон на небе) -иносказание для божества «солнце» [У, с. 5б]. Зафиксированная в синхронии звуковая форма nid’a образовалась в результате метатезы звуков из ni-ad’ (букв. небесный человек/народ) с синкретичным значением «младший брат-медведь» (тотем). Звуковой комплекс ni находится в одном ряду со звуковыми комплексами n’e, n’o, n’u, n’a, no, nu, ne,

которые в повторе образуют лексемы со значениями ‘маленький’, ‘сладкий’: кет. n’un’o, n’un’u ‘маленький’, ‘мелкий’; nuno ‘маленький’; тур. n’on’a ‘малек’; n’un’a ‘сладкий’; об. С n’uirgu; об. Ч nuigu ‘быть сладким’; об. С, Ш n’uidi ‘сладкий’, ‘вкусный’. Они вошли в наименование созвездия: кет. N’un’o qBarya ‘Малая Медведица’.

Частица naj образовалась из сочетания местоимения na с частицей aj, которая является более древней по происхождению и имеет более абстрактные значения «снова», «уже», выполняет роль союза «и», входит в структуру междометия ajgou ‘ой! (обжегся)’. Примеры употребления частицы аj: тым. nadela tuattj, kBarattj hjrjl nadep mad’onda cobjrjp Badjgu aj saralagap ‘девочки пришли, зовут снегурочку (букв. снежную девочку) в лес ягоду собирать и грибы’; об. Ч aj ca^akuk, ca^akuk, onja taBal matqjnd m’adakuk ‘снова шла-шла, до своего кротового дома добралась’ (из сказки); тым. aj kananma mudelenja ‘тут моя собака залаяла’.

Следующие контексты демонстрируют употребление рассматриваемой частицы naj в утвердительных предложениях, при этом она вносит в высказывание оттенок неопределенности: об. Ш seyap tamgjlbi tabjn m’embat, a^algBa: “Battond pall’el, ku naj sey ca^en^a, tat nat’idel’i ca^l’end, seyan ugjp oralbl’el” ‘нитку намотанную ей дала, сказала: «На дорогу положи, куда нитка пойдет, ты туда иди, нитку за конец держи»’. Далее в содержании контекста появляется определенность в происходящем, и частица naj опускается: ku sey m’edenja, natt’an enja kjba mat, natt’an Barka tabjn n’enn’a ‘куда нитка придет, там будет маленький дом, там живет его сестра’. Завершает высказывание отрицательное предложение, в котором проявляются уверенность и категоричность говорящего: ti matqjndo kunaj ak qBajagali ‘вы из дома никуда не ходите’.

Сравним также предложения: кет. man naj toyal^ambjzaB taB kn’igalam ‘я тоже читал эту книгу’; kod naj toyal^ambjza taB kn’igalam? ‘кто тоже читал эту книгу?’; man naj assj toyal^ambjzaB taB kn’igalam ‘я тоже не читал эту книгу’; kod naj assj toyal^ambjza taB kn’igalam? ‘кто тоже не читал эту книгу?’ - kodnaj assj toyal^ambjza taB kn’igalam ‘никто не читал эту книгу’. Анафора оказалась той основой, которая создала условия для формирования отрицательных местоимений в селькупском языке.

В результате длительного употребления вопросительного местоимения и лексем na, ni, naj, ^j в определенной последовательности произошло переосмысление значения «кто тоже» ^ «никто» в отрицательном предложении и, видимо, под влиянием структуры русского языка. Собственно отрицание в контексте высказывания происходит по-

средством отрицательных частиц об. Ч а; тур. asa; ел. as’e; кет. assj ‘не’, ‘нет’; t’aqBa, c’angBa, t’aku ‘нет’; об. Ш, Ч ak, ag ‘не’ (в предложениях с побудительной целеустановкой), например: об. Ч qajnaj a ada ‘ничего не видно’; об. Ш kodnaj aza tanBat, kut’an imbat ‘никто не знает, где он взял’; mat toBak mat, kodnej t’aqfta ‘я пришел домой, никого нет’; тым. qajyanna tebam asse qogu ‘нигде его не найти’; об. Ч oqar p^’endagu^’alk tabanan qajdjnaj c’anguya; ‘кроме одного топора у него ничего не было’; вас. kunaj jgj kojaes ‘никуда не ходи’. Структура селькупского отрицательного предложения полностью соответствует структуре русского предложения.

По аналогии с русским языком образовались отрицательные местоимения n’eyaj, njqBaj ‘нечего’, ‘ ничего’ с заимствованными из русского языка местоимениями, которые располагаются в препозиции к вопросительному местоимению: об. Ч okkjr mune n’eyaj mespugu ‘одним пальцем нечего делать’; кет. men n^kut’t’a kattugu ‘мне некуда спрятаться’; тур. n’eqal ‘никакой’ (ср. qal ‘какой’; qal qus ‘какой-то’); njqBaj ‘ничего’ (ср. qBaj ‘что’); n’iqutj ‘никто’ (ср. qutj ‘кто’). Такой способ образования отрицательных местоимений отмечают в финно-угорских языках [10, с. 229].

Отрицание может развиться на базе значения всеобъемлемости. Так, отрицательное счетное слово об. Ш emda ukupar ‘ни разу’ не содержит элемента со значением отрицания. В его структуру вошли наречия em, emde со значениями ‘достаточно’, ‘хватит’, числительное uku ‘один’ и счетное слово par ‘раз’. Устойчивое словосочетание emda ukupar при буквальном переводе означает ‘достаточно-один-раз’, которое переосмыслено в отрицательное ‘ни разу’. Таким же образом происходит в результате переосмысления переход слова из одного лексико-грамматического разряда в другой, например: неопределенное наречие об. Ш emde kus’ayan ‘когда-нибудь’ по аналогии с emda ukupar может означать ‘никогда’ и считаться отрицательным наречием.

В развитие отрицательных местоимений и наречий лексема emde внесла усилительную функцию: об. Ш emde qajni ‘ничего’ (< emde qaj-ni, букв. до-статочно-что-туда (в известное место); emda kunnej ‘нигде’ (< emda kun-nej, букв. достаточно-где -также). Как показывает фактический материал, местоимения и частицы, выполнявшие в утвердительном предложении указательную и усилительную функции, сыграли роль в образовании отрицательных местоимений.

В диалектах имеется несколько отрицательных частиц, которые, наш взгляд, имеют сакральное происхождение, т. е. являются исторически наименованиями объектов сферы ирреального мира.

— бЗ —

Частица aya ‘не’, ‘нет’: вас. qwel aya qadade^a ‘рыба не ловится’; m’i amban aya p’aldjmbaj ‘мы маме не помогаем’; tab aya c’ur’elba ‘он не заплакал’ является полной фонетической формой отрицательной частицы, ср. краткую форму a, a ‘не’ (aya и a, a встречаются в речи разных носителей одного диалекта). Частица aya совпадает с элементом -aya- лексем тым. Baryaputc (< *Bar-aya-putc) ‘бобер’ (букв. великий дух-главный дух рода (в расцвете сил)-богатырь); об. Ч ayadut ‘утка-чернядь’ (тотем) < (aya-dut букв. главный дух рода-карась, ср. об. Ч tuda ‘карась’); об. Ч ayargu ‘поминать’ < ayа-argu, букв. главный дух рода-пировать, ср. об. Ш, Ч, вас. aragu ‘попить’, ‘попировать’ (иначе поминальный пир в честь духа рода). об. С madd noryaq eq ‘брусника красная’ (noryaq < nбr-аya-q, букв. красный-царь) [11; 12, с. 78]. Частица восходит к наименованию одного из духов верхнего мира.

Отрицательная частица а, a ‘не’: кет., об., вас., тым. a, a ‘не’ является вариантом частицы aya ‘не’, ‘нет’, она образовалась в результате элизии звука у в интервокальной позиции: aya > aa > a > a, употребляется при отрицании действия: об. Ч hajdem a muqalBatkuk ‘я глазом не моргаю’; era a tospa ‘старик не приходит’; qajnaj a ada ‘ничего не видно’, а также при отрицательном ответе: об. Ч a, manani alaBat qundaqat qumbadat ‘ нет, мои родители давно умерли’. Частица активно участвует в словообразовании прилагательных, наречий, частиц с отрицательным значением: об. Ч asabale ‘неправда’ (ср. sabal ‘в самом деле’, ‘правда’); об. С aBar ‘небольшой’ (ср. Barg ‘большой’, ‘великий’, ‘старший’);

об. Ч afaq ‘нехорошо’; тым. aqundaqat ‘неподалеку’, выполняет функции союза: об. С mеle a qBannjn ‘сделал и ушел’.

Долгота звука a свидетельствует о том, что ему предшествовал во времени двойной гласный ao ~ au. Сделать такое предположение позволяет наличие указательных местоимений об. С au, aB ‘тот’, ‘ другой’, которые материально совпадают с компонентами слов тым. aB-egom ‘мачеха’; об. Ш aB-en-daz ‘дедушка (по материнской линии)’; об. Ч aB-neka ‘дедушка (по материнской линии)’; об. Ш aB-jnaB ‘бабушка (по материнской линии)’. Двойной гласный либо утратил один элемент, либо перешел в B. Полагаем, что этим элементом обозначался дух, в честь которого устраивалось жертвоприношение, ср. об. Ч aorgu (< *ao-jr-gu); aurgu (< *au-jr-gu); об. Ш, вас. aBjrgu (< aB-jr-gu) ‘есть’, ‘кушать’. Второй элемент -jr- имеет значение ‘жир’, встречается в структуре глаголов об. С, кет., тым. jrgu, jrjgu ‘попить (воды)’, ‘выпить (вина)’, ‘попировать’; кет. jrcagu ‘напоить’, с тем, чтобы проводить душу умершего в иной мир. Первичным значением слова aorgu было ‘жертвенная пища’. В сфере тер-

минов родства элемент ао~аи~аВ обозначает материнскую линию, ср. кет аВ] ‘мать’, ‘тетя’. Он стал базовым элементом лексем со значением ‘принимать пищу’. Итак, будучи по происхождению древним элементом с сакральным значением, лексема а изменила через иносказание свою функцию, перешла в разряд служебных слов с отрицательным значением [12].

Частица ]а ‘не’ занимает скромное место в лексико-семантической системе селькупского языка, она отмечена в одном диалекте: об. Ч ]а ^’е^кШ; ‘(мы) не обманываем’; И па] §]^е ]а до811а ‘твой сын тебя не узнает’. Данный элемент входит в морфемную структуру слова тур. ]а-Во1 ‘черт’, ‘дьявол’, второй компонент которого вычленяется в ой-кониме ВоЫйа ‘Вольджа (букв. материнский род)’ с прозрачной морфемной структурой: элемент -^а является показателем материнской линии, элемент Во1- (< *Ва-о1, букв. великий-глава (рода), ср. об. Ч Ва ‘хороший’, о1 ‘голова’, ‘глава’) имеет значение ‘род’. Кроме того, мы встречаем его в качестве финального элемента мифологем роЬЧ ть]а ‘небесная медведица’; ть]а ‘медведица’, в структуре лексемы ра]-]а ‘белка’ (тотем), где он выступает со значением «дух рода, живущий в тотеме». Лексему ]а в селькупском языке следует отнести к числу тайных имен родовых духов. Метатеза звуков в древнейшем слове ]а>а] не повлияла на значение слова а] ‘дух предков’. Оно сохранилось в наименовании священной горы Кулайка ‘Гора духов предков’ [13, 14].

Частица эgэ ‘не’ зафиксирована в следующих вариантах: об., кет., вас., тым. эgэ, эg; об. С бк; об.

Ч, вас., тым. бg, бgj; кет., тур. ]д|; кет. ]кк|; об. Ч eg; egj; вас. jgj; тур. ]д] ‘не’. Особенностью ее употребления является то, что она выступает, как правило, в сочетании с императивными формами глагола в предложениях с побудительной целеустановкой, например: об. Ч ди^а! эgэ qwa]aq ‘далеко не ходи’; о^ш! бg поуа1е1 ‘руку не протягивай’; eg ;б§ре§ ‘не приходи’; egj дигк ропе! ‘не бегай на улице’; jgj ИгЬеэк ‘не горюй’; кет. ]кк] qбdek ‘не ходи’; вас. бgj да!е1Ье! ‘не стучи’; бgэ taшde1espet e1’шad1ap ‘не кутай ребенка’; об. Ш эg omdaqug ‘не садись’; вас. кипа] jgj ко]ае§ ‘никуда не ходи’; тур. oyoшЬjdj1’ jgj п’еппег’е§ ‘на шумливых де-

тей не сердись’.

В некоторых фонетических вариантах частица материально совпадает с вторым элементом лексем тым. qor-эgэ, об. Ч qor-эq, qor-jy; kor-jg; korgэ (< ког^) ‘медведь’ (тотем), кет. qaz-jy-ya ‘кедровка’ (тотем). Исходное значение слова qor-эgэ восстанавливается при его сопоставлении с мифологемой ког-пиш «самый главный из лесных лозов (духов, дьяволов), царь над всеми лесными чертями» (Пелих, 1998), также содержащей элемент ког-.

Слово эgэ имело значение «царь лесных духов», оно восстановлено при лингвистическом анализе этнонимов (7, с. 30), уточнено при дальнейшем анализе фактического материала.

Как показывают языковые и этнографические данные, слово эgэ обозначало элемент культуры, который можно в обобщенном виде передать «царь над лесными духами». В сложных словах qor-эgэ и ког-пиш элемент эgэ ‘царь’ древнее элемента пиш, имеющего живое значение ‘небо’, ‘бог’. Пройдя этап эвфемизации, слово эgэ утратило свою семантику, но которая восстанавливается из значения глагольной лексемы тур. ay1jшoqo ‘застыть каменной куклой’, ‘онеметь’, ‘окаменеть’ (< ayа-j1-шoqo, букв. духу задохнуться, ср. вас. moqod’igu ‘задохнуться’), что подтверждает его исходное сакральное значение. В качестве составного элемента оно входит в морфемную структуру слов, в том числе и местоимений: об. С па^а ‘это’ (< па-^а, букв. не-бесный-царь); qa]qo ‘почему’ (< qa]-iqo, букв. утка-царь); кет. qa]-nom ‘утка-царь’; вас. Б|г^а ‘сорная трава’ (букв. богатырь-царь (в пожилом возрасте)).

Фонетические варианты, в которых выступает частица эgэ, связаны с разными статусами обозначаемого объекта - от расцвета сил до упадка. На конкретном материале данный процесс выглядит следующим образом: кет. ког^а ‘порода’, ‘племя’ (букв. лесной дух-царь (в расцвете сил); об. С р|^|кит ‘остяк’, ‘мужчина’ (< р|г^|-киш, букв. дух рода-царь (в пожилом возрасте)-человек), что нашло отражение в социальном статусе об. С р|^|-киш ‘остяк’, ‘мужчина низкого сословия’.

Как элемент лексико-семантической системы слово эgэ использовалось в тех случаях, когда совершалось обращение с просьбой к самому главному лесному духу. Впоследствии иносказательное употребление наименования главного духа привело к обобщению, абстрагированию и его употреблению в роли отрицательной частицы.

Отрицательная частица aza ‘не’, ‘нет’ выступает в фонетических вариантах об. Ш aza; тур. аБ, а§, а§а, ага; ел. аБ’е, аБ’а; кет. аБ8^, встречается в усилительном значении об. С аБ, аБ ‘даже не’. Примеры употребления: кет. ;ер аББ^ ;епВШ: ‘он не знает’; бо игёе aza t’urgun ‘хороший мальчик не плачет’; ел.

tem maka as’a man’d’et’eis’it ‘он на меня не взглянул’; кет. tan sayatpal keim? - assj ‘ты солила уху? -нет’. Она материально совпадает с элементом лексем об. С njrsa, об. Ч narsa ‘ерш’ (< *njr^sa, букв. красный-отец всевышний, ср. об. Ч aza, ел. asa ‘отец’), построена по той же модели, что и кет. nor-ra ‘чебак’ (< *nor-ara, букв. красный-старик), с той лишь разницей, что передает вторым элементом более высокий статус объекта ирреального мира [12].

Подобно частице a она участвует в словообразовании прилагательных и наречий с отрицательным значением: об. Ш tab aza Bargjn ’ он небольшой’; ел. as’a tenerbjl’e ‘бездумно’ (букв. не думая); as’a mul’imbjl’e ‘молчком’ (букв. не разговаривая); тур qBajil ijap qerjqo - qaj qodjtjl’, qaj aza qodjtjl’? ‘ какого ребенка позвать - или больного, или здорового (букв. небольного)?’. Отрицательные частицы aya и aza являются диалектными дублетами, инла-утные согласные входят в ряды регулярных звуковых соответствий: s~h~y и s~s [6]. Они имеют сходную природу, теонимический источник происхождения.

Проанализированный материал позволяет говорить о том, что по мере развития отношений формировались средства их выражения на базе уже имеющихся языковых единиц. Языковые средства, выражавшие мифологические представления о мире, имевшие место в эпоху анимизма, оставляют в лексико-семантической системе реликтовые следы в виде элементов лексем, благодаря которым раскрываются значения, пути переходов через фонетические и семантические трансформации.

Сокращения

вас. - васюганский диалект, ел. - елогуйский говор, кет. - кетский диалект, об. С - обские говоры Сюсюкум, об. Ш - обские говоры Шёшкуп или Шешкум, об. Ч - обские говоры Чумылькуп, таз. -тазовский диалект, тур. - туруханский говор, тым. - тымский диалект.

Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ. Проект № 13-14-70001а/Т «Этнокультурная специфика наименований объектов растительного и животного мира и ее отражение в самодийских, германских и русском языках».

Список литературы

1. Терещенко Н. М. Синтаксис самодийских языков. Ленинград: Наука, 1973. 230 с.

2. Терещенко Н. М. Нганасанский язык. Ленинград: Наука, 1979. 322 с.

3. Кузнецова А. И., Хелимский Е. А., Грушкина Е. В. Очерки по селькупскому языку. Тазовский диалект. М., 1980. Т. I. 408 с.

4. Ильяшенко И. А. Местоимения // Морфология селькупского языка. Южные диалекты / под ред. д-ра филол. наук Э. Г. Беккер. Томск,

1995. Ч. II. С. 70-135.

5. Быконя В. В. Становление местоименной системы в селькупском языке // Вестн. Томского гос. пед. ун-та (Tomsk State Pedagogical University Bulletin). 2012. Вып. 10 (125). С. 65-69.

6. Dulson A. Uber die raumliche Gliederung des Solkupischen in ihrem Verhaltnis zu den alten Volkstumsgruppen // Советское финно-угроведе-ние. Таллин, 1971. VII. № 1. S. 35-41.

7. Быконя В. В. Селькупы: язык и культура (этнолингвистический очерк). Томск, 2011. 234 с.

8. Сидоров А. С. Избранные статьи по коми языку. Сыктывкар: Коми книжное издательство, 1992. 152 с.

9. Полякова Н. В. «Особые места» в картине мира селькупского этноса // Вестн. Томского гос. пед. ун-та (Tomsk State Pedagogical University Bulletin). 2012. Вып. 10 (125). С. 85-88.

10. Майтинская К. Е. Историко-сопоставительная морфология финно-угорских языков. М., 1979. С. 350.

11. Быконя В. В., Сахарова О. В. Селькупские фитонимы в языковой картине мира // Сиб. филолог. журн. 2009. №4. С. 116-123.

12. Быконя В. В. Эвфемизация как средство формирования семантической системы селькупского языка // Вестн. Томского гос. пед. ун-та (Tomsk State Pedagogical University Bulletin). 2010. Вып. 7 (97). С. 77-83.

13. Карманова Ю. А. Наименования птиц отряда воробьинообразных в селькупском языке // Вестн. Томского гос. пед. ун-та (Tomsk State Pedagogical University Bulletin). 2012. Вып. 10 (125). С. 76-80.

14. Быконя В. В., Карманова Ю. А. Лингвокультурологический анализ наименований насекомых в селькупском языке // Сиб. филолог. журн. 2012. № 2. С. 163-174.

Быконя В. В., доктор филологических наук, профессор, зав. кафедрой.

Национальный исследовательский Томский государственный университет.

Пр. Ленина, 36, Томск, Россия, 634050.

E-mail: pip425@yandex.ru

Материал поступил в редакцию 17.12.2013.

V. V Bykonya

ORIGIN OF REPRESENTATION MEANS OF NEGATIVE CATEGORY IN THE SELKUP LANGUAGE

The article outlines ancient word semantics as a part of morphemic structure of negative pronouns and negative particles. Negative pronouns were formed on the base of interrogative pronouns and depended on general negative sentence semantics. Names of unreal world objects served as a source of origin for negative particles.

Key words: the Selkup language, dialect, semantics, historical word formation, negative pronoun, negative particle.

References

1. Tereshchenko N. M. Syntax of samoyed languages. Leningrad, Sciance Publ., 1973. 230 p. (in Russian).

2. Tereshchenko N. M. The nganasan language. Leningrad, Sciance Publ., 1979. 322 p. (in Russian).

3. Kuznetsowa A. I., Khelimskiy E.A., Grushkina E.V. Essays on the Selkup language. Taz dialect. Мoscow, 1980. vol. I. 408 p. (in Russian).

4. Ilyashenko I.A. Pronouns. Morfology of the Selkup language. Southern dialects. Тот^, 1995. Part II, pp. 70-135 (in Russian).

5. Bykonya V. V. The formation of the pronominal system in the Selkup language. Tomsk State Pedagogical University Bulletin, 2012, no. 10 (125), pp. 65-69 (in Russian).

6. Dulson A. Uber die raumliche Gliederung des Solkupischen in ihrem Verhaltnis zu den alten Volkstumsgruppen. SFU, 1971, vol. 7, no. 1,

S. 35-41.

7. Bykonya V. V. The Selkups: language and culture (ethnolinguistic essay). Тот^, 2011. 234 p. (in Russian).

8. Sidorov A. S. Particular articles of komy language. Syktyvkar, Komy Publ. house, 1992. 152 p. (in Russian).

9. Polyakova N. V. “Sacred plases” in the worldview of the Selkups. Tomsk state pedagogical university Bulettin, 2012, no. 10 (125), pp. 85-88 (in Russian).

10. Maytinskaya К.Е. Historical and comparative morfology of fenno-ugric languages. Мoskow, 1979. 350 p. (in Russian).

11. Bykonya V. V., Sakharova О. W. The selkup names of plants in the language world view. Sibiryen Filologycal Journal, 2009, no. 4, pp. 116-123 (in Russian).

12. Bykonya V.V. Euphemisation as a means of creation of the Selkup languge semantic system. Tomsk State Pedagogical University Bulettin, 2010, no. 7 (97), pp. 77-83 (in Russian).

13. Karmanova YU. A. Names of perching birds in the Selkup language. Tomsk State Pedagogical University Bulettin, 2012, no. 10 (125), pp. 76-80 (in Russian).

14. Bykonya V. V., Karmanova Yu. A. Linguisnic and cultural analysis of insect names in the Selkup language. Sibiryen Filologycal Journal, 2012. no. 2, pp. 163-174 (in Russian).

National Research Tomsk State University.

Pr. Lenina, 36, Tomsk, Russia, 634050.

E-mail: pip425@yandex.ru

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.