CC BY
10
УДК 130.2
Павел Валерьевич Ополев, кандидат философских наук, доцент кафедры философии, ФГБОУ ВО «Сибирский государственный автомобильно-дорожный университет» e-mail: pvo-sinergetica@rambler.ru
ПРОГРЕСС В КУЛЬТУРЕ: ВЕКТОРЫ РАЗРАСТАНИЯ СЛОЖНОСТИ
Усложнение - это объективная тенденция, охватывающая природу и культуру. Природа и культура позволяют нам наблюдать разворачивание многообразных форм сложности. При этом достаточно часто общие тенденции прогрессивного развития техносферы экстраполируются на культуру. Возникает вопрос: насколько сложность и усложнение подходят для описания культуры и ее специализированных форм и каковы векторы усложнения культуры? Целью работы является осмысление роли сложности и тенденций усложнения в культуре. На основании диалектического подхода фиксируются проблемы осмысления прогресса в культуре и искусстве, намечаются тенденции культурного усложнения: усиление «вещного» разнообразия, виртуализация культуры, «расползание» эпистемических объектов, трансформации знаковой референциальности. Автор приходит к выводу, что прогресс в искусстве не может быть описан как переход от простых эстетических форм к более сложным. Мерой прогресса в искусстве оказывается субъективная способность человечества «кодировать» в художественных формах сложные идеи, констатировать и концертировать смысловую сложность художественного произведения. Эволюция и инволюция в искусстве коррелирует со сложностью мышления как автора, так и интерпретатора. Образы деградации, истощения культуры (популярные в XX веке) автором видятся преувеличенными. Прогресс в культуре противоречив. С одной стороны, культурное пространство современного общества трансформируется под воздействием технически сложных вещей и эпистемических объектов, изменяющих представления о вещественности и логике развития культуры. С другой стороны, культура под давлением описанных тенденций усложняется по форме, но при этом все больше упрощается, содержательно распадается на фрагменты, начинает состоять из отдельных образов и знаков, которые человек активно конструирует и рекомбинирует.
Ключевые слова: виртуальная реальность, искусство, культура, простота, сложность, упрощение, усложнение, эпистемический объект.
Концептуализация идеи социокультурного развития находит свое выражение в понятии «прогресс». Ретроспективный взгляд на человеческую историю создает впечатление последовательной логики усложнения, поступательного развития человечества. В истории этапы развития человека достаточно часто разделяются по технологическому принципу (например, на каменный, медный и железный века). Вместе с тем, реально имеет место совокупность локальных актов технического творчества и его результатов, которые во многом оказываются заданными конкретными социокультурными условиями. Однако в этом калейдоскопе технических решений обнаруживаются реальные закономерности, которые позволяют сконструировать концепт прогрессивного развития. Несмотря на отсутствие заданной и конечной цели, прогресс по-прежнему осмысляется как необратимое и закономерное движение от простых социокультурных форм к более сложным, в которых находит свое отражение «торжество человеческого разума». Следует также заметить, что идея прогресса достаточно часто носит оценочный характер. Более сложное, усложненное, в этом отношении нередко подразумевает лучшее, наиболее полезное, эффективное. Идея прогресса позволяет констатировать успехи в овладении природой, закрепить различия между историко-культурными этапами, отдельными куль-
турами, фиксировать образ потребного будущего, воплощающего социальные идеалы. Как справедливо подмечает В.А. Гуторов, «идея прогресса приобретает черты защитного консервативного фактора современной цивилизации» [3, с. 32].
Опуская историографические подробности описания феномена прогрессивного развития и усложнения, отметим, что во все времена, вглядываясь в природу и в свое собственное сознание, человек обнаруживал их сложность. Как замечает Г.В.Ф. Гегель: «Весь опыт нашего видения, осязания и т. д. показывает нам сложное; даже самые лучшие микроскопы и тончайшие измерители еще не натолкнули нас на что-либо простое. Стало быть, и разум не должен желать натолкнуться на нечто простое» [2, с. 270]. Усложнение - это вполне реальная тенденция, которая охватывает как сферу естественного, так и сферу искусственного, материальные и идеальные системы. Природа и культура позволяют нам наблюдать разворачивание форм сложности. С усложнением мы сталкиваемся на примере многообразия живой природы, достижений научно-технического прогресса, разнообразия форм социальной организации. При этом мы обнаруживаем, что сложность природы - «естественная сложность» диалектически связана с «искусственной сложностью» - сложностью культуры. Наша способность «разглядеть» сложность природы оказывается зави-
симой от сложности используемых методов и технических средств. На основании достижений современной эволюционной эпистемологии следует также заметить, что нашей человеческой природой оказывается задан определенный уровень «естественной сложности». Как заметил К. Лоренц, «дело, в том, что мы способны непосредственно-эмпирически «воспринимать в качестве опыта» только то, что упрощено на «клавиатуре» нашей центральной нервной системы» [5, с. 62]. Получается, что доступная нам естественная сложность есть всегда результат редукции, упрощения действительности. По мысли К. Лоренца, «глаз - это образ солнца и физических свойств света» [6, с. 79]. Такого рода диалектика «естественной» и «искусственной» сложности причудливо раскрывается в культурных формах.
Историю культуры (особенно таких её специализированных форм как искусство) оказывается трудно вписать в логику техносферного усложнения. На первый взгляд, логика развития искусства оказывается чуждой логике развития техносферы. Во-многом это объясняется тем, что искусство не сводится к своему материальному носителю и включает в себя смысловое содержание. Мы можем сказать, что палка-копалка объективно проще, чем механические часы. Но можем ли мы сказать, что искусство эпохи палеолита проще, чем искусство эпохи Возрождения? Возможно ли, что идея прогресса оказывается неприменимой к достижениям в области изобразительного искусства, литературы или музыки? Вполне справедливо утверждать, что все произведения искусства уникальны, что делает их различение по линиям «простое» - «сложное», «примитивное - совершенное» контрпродуктивным. Вместе с тем, искусство таит в себе диалектику простого и сложного. Эмоционально насыщенное художественное произведение может быть бедным с точки зрения его интеллектуального содержания. Простые музыкальные ритмы способны актуализировать сложные человеческие переживания.
В искусстве именно идея простоты достаточно часто идеализируется, рассматривается как воплощение искусности, мастерства художника-творца, отражая способность в простой художественной форме содержательно обозначить сложное бытие. По отношению к технике простота - это один из критериев её эффективности, целесообразности в овладении природой. Сложные физические закономерности, «упакованные» в простом техническом решении, являются свидетельством усложнения техносферы. История культуры также демонстрирует своеобразный циклизм, в котором прослеживается диалектика простого и сложного. Размышляя об архитектуре, П.В. Сластенин отмечает: «Под влиянием чистой и ясной архитектуры греческой классики, формировалась роскошная и
помпезная архитектура Рима, в которой конструктивные элементы со временем превратились в декоративные. В свою очередь, римская базилика легла в основу средневековой христианской архитектуры лаконичной и даже брутальной» [7, с. 6]. При всем при этом, обращая внимание на ряд примеров современного искусства, мы обнаруживаем нарочитую простоту их формы при технически сложном исполнении. Сравнивая петроглифы с творениями супрематистов (например, со знаменитым «Черным квадратом» К. Малевича) можно усомниться в том, что искусство подчиняется логике усложнения. Видимая простота художественной формы, в этом случае, противопоставляется сложному эстетико-философскому содержанию. Концепт, представленный К. Малевичем, является «концентрированной» сложностью, явленной в предельно простой художественной форме. Вглядываясь в простую художественную форму, но не имея «сложного» мышления, мы вряд ли способны уловить её эсте-тико-философскую глубину. Некоторые жанры живописи (например, примитивизм) используют «обдуманное» упрощение как своеобразный стилевой прием, позволяющий донести «сложную» идею. «Сложный» язык искусства, изощренные художественные приемы, в свою очередь, могут охватывать тривиальную мысль, отражать «нищету идей».
Историю искусства мы также можем описать как совокупность локальных актов художественного творчества, в которых проглядывают определенные закономерности. С одной стороны, мы можем констатировать трансформации в культуре, усложнение мастерства художников и технических приемов творчества. С другой стороны, вся история искусства является наглядным (зримым и слышимым) подтверждением того, что простота (впрочем, как и сложность) художественной формы не мешает отражать глубокое и сложное эстетико-философское содержание. В этом случае усложнение искусства связывается не только с насыщением его смыслами, но и с усилением способности человека (и человечества в целом) эти смыслы разглядеть даже в нарочито редуцированной художественной форме. Прогресс в искусстве - это не только способность художника-творца к концептуализации своих произведений, но и готовность зрителя (слушателя или читателя) эти концепты считывать. Прогресс в искусстве может быть описан как усложнение познающего субъекта, наблюдателя в их способности не только к эмоциональному переживанию, но и к интеллектуальному осмыслению. Поэтому, характеризуя прогресс в искусстве, мы предлагаем говорить об «актуально простом» и «актуально сложном».
Современным миром правят сложности самого разного порядка. Все сферы общественной и культурной жизни регулируются множеством сложных процедур и правил. Сложность документов, обще-
ственных и культурных практик приводит к тому, что мы уже ни в чем не уверены наверняка. Испытывая дискомфорт, мы все больше вынуждены доверять разного рода «знатокам», специалистам и экспертам, которые призваны разъяснить, сделать понятным, «снять» обнаруженную сложность. Мы предлагаем рассмотреть векторы усложнения современной культуры посредством выявления ряда взаимосвязанных векторов её разрастания: через усложнение её вещного разнообразия, виртуализации, формирования эпистемических объектов и разрастания знаково-символического пространства.
В самом слове «культура» заложена идея усложнения. Возделывание земли, обработка почвы предполагает её подготовку к появлению того, что обладает большей сложностью. Римляне, как известно, употребляли слово «культура» в родительном падеже в словосочетаниях, подразумевающих определенную степень совершенства, качественного улучшения того, с чем слово «культура» употреблялось. Слово «окультуривание» указывает не на линейное движение от простых культурных форм к более сложным, а на расширение культурного многообразия. Даже применительно к духовной сфере слово культура не утрачивает связь со сложностью. Греческое слово «пайдейя» также интерпретировалось как культивация, образование, осуществление человеческой природы посредством разумного воспитания. Индивидуальность, высокие моральные и профессиональные качества, уровень мастерства как бы становятся результатом окультуривания и своеобразной точкой роста для возрастания культурной сложности.
Современная культура демонстрирует возрастание сложности. Первое, на что обращаешь внимание в современной культуре - это обилие самых разнообразных вещей и их техническая сложность. Ни одна другая эпоха нам не предлагает такого вещного разнообразия. Всем этим многообразием предметов современному человеку предлагается обладать. Обратной стороной указанных тенденций является утрата человеком «простых» отношений с вещами. Вещи как никогда ранее требуют к себе особого подхода и отношения. Вещей становится слишком много, а сами вещи становятся все более сложными в управлении, предполагают определенный «порог вхождения» для эффективного их использования. Скажем, для того чтобы эффективно пользоваться автомобильным навигатором, недостаточно его просто включить, требуется обновить его базу, синхронизировать со спутниками и т. д. Требуется немало усилий, чтобы научиться обладать современными вещами.
Многие вещи в современной культуре действуют в связке друг с другом, порождая своеобразную паутину взаимодействий. Чтобы использовать одну вещь, нужно обладать целым рядом других. В прошлом вещи обладали куда большей самодо-
статочностью. Интересно, что человек склонен испытывать ностальгию по «старым» вещам, которые всячески идеализируются и наделяются характеристиками удобства, понятности, надежности и простоты. Складывается впечатление, что, стремясь упростить себе жизнь, человек её постепенно усложняет.
Культурное пространство испытывает воздействие изменений в представлениях о вещественности, целостности и дискретности бытия. Виртуальное бытие замещает реальную действительность её симуляцией. Любая симуляция есть упрощение, как подметил Ж. Бодрийяр, «деградированная форма этого события» [1, с. 47]. Виртуальное пространство Интернета, с одной стороны, фиксирует нахождение в нем человека, а, с другой стороны, также оказывается переполнено самыми разнообразными вещами и симуляциями, многие из которых вне этой виртуальной действительности попросту не существуют.
Ситуация осложняется тем, что цифровая революция все больше стирает границы между реальностью и виртуальностью. Виртуальные объекты становятся частью повседневности, а культурные практики получают свою виртуальную интерпретацию. Появляются виртуальные часовни, в которых можно поставить виртуальную свечку за «здравие» или за «упокой». Возможность завести виртуальную семью из фантазии превращается в реальную возможность. В результате вся реальность (в том числе и культурная) начинает переживаться как виртуальная. Мы согласны с критическим замечанием С.С. Хоружего, который подмечает, что «Виртуальная реальность, виртуальные явления характеризуются всегда неким частичным или недово-площенным существованием, характеризуются недостатком, отсутствием тех или иных сущностных черт явлений обычной эмпирической реальности. Им присуще неполное, умаленное наличествова-ние, не достигающее устойчивого и пребывающего, самоподдерживающего наличия или присутствия» [9, с. 67]. Культура, погруженная в виртуальность, «страдает» от фрагментарности, способствуя культурной атомизации. Фрагментация культуры усиливается тем, что появляются разрозненные субкультуры, которые связаны с переживанием этой виртуальной реальности.
Приращение сложности современной культуры оказывается также заданным особыми эпистемиче-скими объектами, которые предполагается отличать от обычных вещей (технологических объектов, товаров и т. д.). Х.-И. Райнбергер под эпистемической вещью понимал «разворачивающуюся структуру не тождественную самой себе» [11]. Эпистемическая вещь представляет собой не ставшую, а становящуюся реальность.
Эпистемические вещи с материальной действительностью связаны опосредованно. «Обычные»
вещи обладают фиксированными свойствами и набором освоенных субъектом функций, являясь воплощением целерационального конструирования человека. Эпистемическая вещь, напротив, обнаруживает себя как становящееся бытие, которое открывается всякий раз по-новому, по мере освоения его субъектом. К примеру, фондовые рынки, Интернет обнаруживают себя как эпистемические вещи, которые не могут быть описаны как продукт целерационального конструирования. Любая экспертная оценка, прогнозирование сталкивается с их изменчивостью, нарочитой неупорядоченностью и непредсказуемостью. Познание эпистемических объектов всякий раз их изменяет. Как отмечает Е.Н. Ивахненко, «применительно к таким вещам / объектам, наблюдения и исследования лишь увеличивают их сложность, а вовсе не превращают в послушные инструменты» [4, с. 82]. Эпистемические объекты обладают внутренней потенцией к неконтролируемому усложнению с последующим созданием новых культурных и социальных практик. Если «традиционные» вещи оказывались вполне прогнозируемыми и управляемыми, то эпи-стемические вещи демонстрируют все признаки самостоятельности, что дает основание уподобить их сложным «социокультурным организмам».
Современная культура оказывается заданной неконтролируемым усложнением эпистемических объектов. Чем больше человек уделяет внимание этим объектам, тем сложнее и самостоятельнее они становятся, обретая способность «давать отпор» попыткам их целерационального конструирования. В результате культурное усложнение приобретает характер «убегающей» сложности: эпистемические объекты становятся все более сложными по мере попытки их познать и спрогнозировать их поведение.
Познавательная деятельность субъектов оказывается в зависимости от этих объектов, модифицируясь и изменяясь вместе с ними. Попытка взять их под контроль не может увенчаться успехом. У Бек отметил, что «инсценирование ожиданий бедствий и катастроф обязывает нас принять превентивное действие» [10, с. 10]. Виртуальные риски «расползания» эпистемических объектов вызывают реальные последствия. Можно сказать, что попытки прекратить текущий экономический кризис оказываются одними из его непременных условий. Осознание негативных последствий социокультурного усложнения и попытки управлять эпистемически-ми объектами оборачиваются еще большей непредсказуемостью.
Сложность имманентна культуре, поскольку культура также оказывается заданной нередуциру-емой сложностью знаково-символических систем. По мысли Н.М. Смирновой, «сложность коммуникативно-смысловых характеристик социального мира, человеческой деятельности и артефактов культуры не только составляет достойную конку-
ренцию сложности природной самоорганизации, но подчас и превосходит её как онтологически, так и по глубине методологического осознания» [8, с. 172]. Культурная сложность оказывается заданной многообразием знаково-символических форм.
Для Западной культуры одной из фундирующих была идея оригинала, образца, подлинной действительности. Так, для классической философии одним из ключевых онтологических вопросов был вопрос о различении «того, что есть» и «того, что только кажется таковым». Процесс различения идеи - оригинала и её материального воплощения - вещи лежит в основе философии Платона. Оригинал, подлинная действительность оказывалась доступной только интеллигибельному зрению. Трансцендентальная действительность в онтологии, трансцендентальный субъект в гносеологии, абсолютные ценности в аксиологии - вот далеко не полный перечень понятий, отражающий поиски подлинной действительности.
Неизбежным следствием усложнения знаково-символического пространства культуры должно стать усложнение её семантического пространства. В современной культуре точкой роста сложности оказывается разрастание символического пространства культуры и трансформации её знаковой референциальности. Современность все больше теряет связь с реальностью, знаки освобождаются от необходимости соответствия оригиналу. Тиражирование пустых форм становится своеобразным трендом: кофе без кофеина, сигареты без никотина, безалкогольное пиво, обезжиренный творог, диетическая кола и т. д. - это далеко не полный перечень такого рода продуктов, освобожденных от необходимости соответствия оригиналу. В конце концов, даже человек получает свободу от необходимости соответствовать человеческой природе.
Мир «подлинных имитаций», «материальный вымысел образа» (Ж. Бодрийяр) [1, с. 33] концептуально закрепляется в понятии «симулякр». Постмодернистская установка на «пролиферацию интерпретаций» (Ж. Деррида) способствует разрушению представлений о существовании оригинала в пользу симулятивности. Об эту мысль разбиваются обвинения постмодернистов в подмене, искажении действительности, поскольку, если нет оригинала, то и не может быть его искажения, подделки. Любая идея в таком случае является и оригиналом, и его искажением, подлинником и его подделкой. Граница между вещами, процессами становится подвижной и условной. Реальность становится результатом коммуникации, в которой объективная и субъективная действительность причудливо перемешаны, а границы информационно-знакового пространства всякий раз определяются в процессе коммуникативного действия.
Подводя итоги, отметим, что логика культурного усложнения противоречива. Существует ли про-
гресс в искусстве? Полагаем, что да. Вместе с тем прогресс в искусстве не может быть описан как переход от простых эстетических форм к более сложным. Концептуальные виды искусств редуцируют художественную форму для обозначения сложных для понимания идей. Получается, что мерой прогресса в искусстве является субъективная способность человечества «кодировать» в художественных формах сложные идеи, констатировать и концертировать смысловую сложность художественного произведения. Эволюция и инволюция в искусстве коррелирует со сложностью мышления как автора, так и интерпретатора. Прогресс в культуре имеет объективные основания, отражая развитие познающего субъекта. Как богатство художественной формы, так и минимализм отражают способность субъектов к смыслопорождению и интерпретации как в гипертрофированных, так и в редуцированных художественных формах.
В работе мы также наметили ряд векторов культурного усложнения, которые вполне можно рассматривать как признак её прогрессивного развития. В этом отношении образы деградации, истощения культуры (популярные в XX веке) нам видятся преувеличенными. Современная культура как никогда полна «жизненных сил», потенциальных возможностей. Невозможность объять культурные трансформации, тоска по ценностям традиционной культуры, рисуют нам образы «конца истории», «конца человека» и т. д. С одной стороны, культурное пространство современного общества трансформируется под воздействием технически сложных вещей и эпистемических объектов, изменяющих представления о вещественности и ло-
гике развития культуры. В результате, культура становится более многообразной, живо реагируя на потребности и желания современного человека. С другой стороны, культура под давлением описанных тенденций усложняется по форме, но при этом все больше упрощается, содержательно распадается на фрагменты, начинает состоять из отдельных образов и знаков, которые человек активно конструирует и рекомбинирует.
Сложность культуры возрастает экспоненциально как «внутрь», так и «вширь». С одной стороны, современная культура как симмулятивная реальность оказывается «совместной с ложью», «со-ложной», поскольку трансформации знаковой референциальности способствуют утрате связи с оригиналом. Такие понятия как «истина», «оригинал», «правда» теряют свою однозначную границу с такими понятиями как «ложь», «фальсификация», «подделка». Современная культура в определённой мере может быть охарактеризована как «фейк-куль-тура», которая не может быть адекватно описана таким понятием как «прогресс». С другой стороны, современная культура как совокупность «эписте-мических вещей» может быть названа «сложной». Сложность в этом случае указывает не только на её объективное многообразие, но и на нашу субъективную неспособность прогнозировать последствия её трансформаций. Единственное, что видится наиболее ясно, так это, что в новых условиях культура утрачивает одну из ключевых своих функций -помогать человеку усваивать наиболее значимые культурные образцы, оставив человека в сложном пространстве виртуальных культурных миров и ценностного плюрализма.
Литература
1. Бодрийяр, Ж. Симулякры и симуляции / Ж. Бодрийяр // Философия в эпоху постмодернизма: сборник переводов и рефератов. - Минск, 2000. - С. 32-48.
2. Гегель, Г.В.Ф. Наука логики / Г.В.Ф. Гегель. В 3-х т. Т. 1. - Москва: Мысль, 1970. - 501 с.
3. Гуторов, В.А. О некоторых тенденциях интерпретации концепции прогресса в современной социальной теории / В.А. Гуторов // Вопросы философии. - 2017. - № 12. - С. 32-43.
4. Ивахненко, Е.Н. Аутопойезис «эпистемических вещей» как новый горизонт построения социальной теории / Е.Н. Ивахненко // Вестник российского государственного гуманитарного университета. - 2015. -№ 5 (148). - С. 80-91.
5. Лоренц, К. Кантовская концепция «apriori» в свете современной биологии / К. Лоренц // Эволюционная эпистемология. Антология / Научный редактор, сост. Е.Н. Князева. - Москва: Центр гуманитарных инициатив, 2012. - С. 43-75.
6. Лоренц, К. По ту сторону зеркала биологии / К. Лоренц // Эволюционная эпистемология. Антология / Научный редактор, сост. Е.Н. Князева. - Москва: Центр гуманитарных инициатив, 2012. - С. 76-110.
7. Сластенин, П.В. Категория простоты в современной архитектуре / П.В. Сластенин // Градостроительство и архитектура. - 2011. - № 3. - С. 6-8.
8. Смирнова, Н.М. Понятие сложности в когнитивном анализе коммуникативно-смысловых характеристик социальной реальности / Н.М. Смирнова // Вестник Томского государственного педагогического университета. - 2013. - № 1 (129). - С. 169-175.
9. Хоружий, С.С. Род или недород? Заметки к онтологии виртуальности / С.С. Хоружий // Вопросы философии. - 1997. - № 6. - С. 53-68.
10. Beck, U. World at Risk / U. Beck. - Cambridge: Polity Press, 2010. - 240 p.
11. Rheinberger, H.-J. Toward a History of Epistemic Things. / H.-J. Rheinberger. - Stanford: Stanford University Press, 1997. - 325 p.
