CC BY
112
УДК 316.4; 316.47; 343.9
Т.В. Шипунова
прогностическии потенциал исследования конструктов девиантности и социального контроля
Автор рассматривает конструкты девиантности и социального контроля как целостные системы, включающие в себя разные компоненты. Между конструктами, сложившимися в разных дискурсах, возникают определенные отношения, которые могут иметь как позитивные, так и негативные следствия для социума. В статье приводятся также результаты исследования конструирования социального контроля девиантности в молодежно-студенческом дискурсе.
Ключевые слова: девиантность, социальный контроль, конструкт, дискурс.
Предварительные замечания
С середины прошлого века в связи с кризисом наказания и неэффективностью предупредительного социального контроля произошло осознание, что традиционного подхода к пониманию социального нормирования, девиантности и социального контроля явно недостаточно для анализа современной реальности. В основе этого осознания лежит факт, что в обществе произошли существенные изменения, связанные с глобализацией, стиранием межкультурных барьеров, ростом неравенства возможностей людей, развитием движения за толерантность, информатизацией и т.д. Общество как константное и непрерывно существующее образование, имеющее в фундаменте разделяемые всеми моральные нормы, перестало существовать, его сутью стало постоянное изменение («текучая современность» по Бауману [1]), в котором каждый индивид ищет свое место, создавая и используя те образцы поведения, которые позволяют ему оптимально функционировать в социальном пространстве.
Новый импульс к дальнейшему развитию темы дало распространение интеракциони-стских концепций, в частности, социального конструктивизма (П. Бергер, Т. Лукман) и так называемой критической школы криминологии (Ф. Зак, Х. Хесс, С. Шеерер и др.). При критическом рассмотрении социального контроля оказывается, что он имеет мало
общего с декларируемыми целями и задачами, эффекты, производимые его институтами, обусловлены не столько стремлением к реализации миссии, сколько переплетением интересов разных социальных групп, а его актуализация в рамках повседневных практик может существенно варьироваться в зависимости от дискурсов, в которых складываются вариативные конструкты социального контроля девиантности. Их различия (вариации), в свою очередь, базируются на разных смыслах, представлениях, оценках таких компонентов конструкта, как: «хорошо»/«плохо» в социальных взаимодействиях, социальная норма и «нормальность», социальная и личностная значимость поступков, девиация, меры наказания за нарушение норм и т.д. Согласованность компонентов создает целостный конструкт, который поддерживает определенные интенции субъектов социальных взаимодействий, выбор ими варианта поведения и их реакцию на нарушение норм в повседневных практиках. Соответственно, несогласованность компонентов определяет размытость конструкта и нестрогое соблюдение социальных норм (ситуативные девиации), выборочную реакцию на нарушение социальных норм, а также определенное отношение к санкциям, применяемым в отношении лиц, совершившихся девиацию.
Изучение социального контроля в таком ключе должно быть направлено на уточне-
ние понятий, анализ смыслов, деконструкцию и реконструкцию вариаций (моделей) социального реагирования на нарушение социальных норм. Задача такого исследования
- поиск ответов «на вопросы не «почему», а «как»: как существует социум, как возможен социальный порядок?» [13, с. 132]. Думается, что такой подход интересен и в плане совершенствования социального контроля, поскольку выявленное содержание компонентов конструкта и их согласованность/несогласованность с официальным (государственным) дискурсом создает предпосылки для прогнозирования деви-антогенной (и криминогенной) ситуации, а также разработки мер реагирования на нее.
Социальный контроль как результат конструирования
Социальный контроль в общем смысле чаще всего понимается как подчинение личных интересов общественным [10, с. 46] или как «попытка общества регулировать мышление и поведение людей» [7, с. 260]. В данном понимании социальный контроль раскрывает противоречие «человек-общество»: общество в целях самосохранения при помощи разнообразных средств контроля пытается устранить или уменьшить те нежелательные проявления, которые вызваны деятельностью человека.
Очевидно, что при анализе социального контроля необходимо рассматривать его и в контексте противоречия другого характера
- «общество-человек». В этом случае внимание смещается с интересов общества на интересы отдельного социального деятеля, который в поисках своей социальной и личностной идентичности предлагает разные способы поведения и деятельности (иногда девиантные) и попадает в поле зрения различных субъектов социального контроля. Здесь открываются совершенно другие перспективы изучения предмета анализа, а именно, рассмотрение системного насилия, социального исключения, обыденного насилия в процессе повседневного реагирования на девиантность и профессиональных практик работы с людьми, определенными как «лица с девиантным поведением».
Данный подход не отменяет значимости первого, но существенно дополняет его,
расширяя горизонты осмысления социальных феноменов и всей социальной реальности, поскольку девиантность здесь рассматривается как неотъемлемый элемент социального порядка (как сказал Н. Луман: «Без помех нет порядка» [17, р. 138]). Кроме того, в этом подходе можно рассматривать социальный контроль в перспективе отношений «власть-подчинение», реализуемых в процессе социальной коммуникации.
Социальный контроль как коммуникация [подробно см.: 11, с. 196-241; 12, с. 157-173] подчиняется принципам рациональности, предполагающей осуществление интеракции в «соответствии с обязательно принимаемыми нормами, которые определяют взаимные поведенческие ожидания...» [14, р. 62]. Рассмотрение социального контроля в таком ключе дает возможность более полного его определения в разных дискурсах. Их совокупность создает представление о границах понятия, которое в одном случае может рассматриваться как борьба с социальным злом (добро), а в другом - как чрезмерное (и не нужное) ограничение свободы человека (зло).
При изучении социального контроля особое внимание должно быть уделено процессу конструирования не только девиант-ности, но и самого социального контроля в разных дискурсах посредством обобщения смыслов. Это представляется важным, поскольку смыслы, вкладываемые в конструкты этих феноменов, направляют повседневные практики реагирования на принятие или отвержение того или иного способа альтернативного поведения. Одновременно с этим социальный контроль начинает выступать как структурированная структура, «.предрасположенная функционировать как структурирующая структура, т.е. как принцип, порождающий и организующий практики и представления.» [4, с. 102].
При исследовании социального контроля можно принять за исходную точку идеальную модель (некая благая идея). Она отражает дискурс морали долженствования («деонтологический дискурс») и выступает идеальным типом, фиксирующим идеальные представления о взаимосвязи социального порядка и социального контроля девиантности. Ее можно рассматривать и
как символический универсум - «систему теоретической традиции, впитавшей различные области значений и включающей институциональный порядок во всей его символической целостности» [2, с. 157].
Но идеальная модель вовсе не обязательно является единственным ориентиром в контроле девиантности. Она может существенно варьироваться в зависимости от позиции политических деятелей, чиновников, уровня образованности населения, вида политического правления и представлений о справедливости. Чем дальше от идеальной модели и ближе к жизненным реалиям приближается исследователь и находится субъект контроля, тем больше проявляется «эффект эха»: основное содержание идеальной модели может распадаться или трансформироваться в зависимости от социальных условий, обстоятельств, качества социальных взаимодействий, представлений контролирующего субъекта. Так могут создаваться различные инструментальные диспозиции, которые производятся объективной структурированной социальной средой [3], или дискурсы социального контроля девиантности, которые находятся либо в отношении комплементар-ности, либо в отношении контрадикторно-сти, либо в отношении параллелизма (взаимного игнорирования). Хотя они, безусловно, могут имлицитно или эксплицитно содержать элементы, признаки других дискурсов.
Расхождения в смыслах и оценках тех или иных социальных фактов, процессов, действий в разных дискурсах лежат в основе возникновения различных социальных коллизий. Особенно значимо расхождение между государственным (право) и «общественным»* дискурсами. Остановимся на этом вопросе более подробно.
Когда какое-то социальное явление привлекает внимание людей, получает соответствующую оценку, включается в социальную коммуникации (циркулирующую социальную информацию) и становится предметом социального реагирования, то оно переходит в новое качество - становится социальным фактом. Это социальное явление само по себе, вне зависимости от какой бы то ни было точки зрения, в том числе и законодателя, может быть для социального
целого или полезным, или вредным, или же нейтральным. Такое отношение явления к социальному целому называется социальной значимостью. Она отображается в оценках людей, наделяется определенным смыслом и фиксируется в нормативных предписаниях разной степени общности: от морали долженствования до морали субкультуры или малой группы. Понятно, что расхождения в оценках того или иного явления у представителей различных социальных групп могут быть существенными. Эти расхождения обусловлены разным опытом и, соответственно, разным определением жизненной ситуации. Скажем, в повседневной жизни можно выделить три позиции или три группы людей, которые определяют ситуацию, давая оценки совершаемым поступкам или деятельности [15, р. 1-9]: а) те, кто непосредственно продуцирует ситуацию (действие, деятельность) и считает, что поступает конформно или «приемлемо» (например, многие преступники, особенно в области экономики, не видят ничего преступного в своих действиях);
b) те, кто считает ситуацию неординарной, не обычной, но допустимой (например, большинство людей с пониманием относятся к ведению в фирмах двойной бухгалтерии);
c) те, кто считает ситуацию нормонаруша-ющей / девиантной / криминальной. Разные определения ситуации и их оценки могут в какой-то части пересекаться между собой, создавая возможность для формирования в обществе толерантности и приемлемого интервала действия норм.
Оценка значимости социального явления как в «общественном» дискурсе, так и в праве, отражающем государственный дискурс, может быть адекватной или неадекватной (что выясняется по прошествии времени на практике). Здесь условно можно выделить следующие варианты.
Вариант 1. Социальная значимость деяния отображена и оценена адекватно** в «общественном» дискурсе и праве. Морально-правовые нормы, в которых фиксируются эти оценки, соответственно будут социально-адекватными, а все нарушения этих норм будут квалифицироваться большинством членов общества как негативные отклонения. Следующим этапом является поиск мер
социального контроля, которые также проходят стадию оценивания и закрепления (или отторжения, неприятия) в сознании законодателя и «общественном» дискурсе. Если на этом этапе точка зрения законодателя будет существенно расходиться с «общественным» дискурсом, то следует ожидать распространения разнообразных практик самосуда (если в «общественном» дискурсе сложилось мнение о необходимости более жестких мер наказания в отношении нарушителей данной нормы) или протест / противостояние / осуждение официальной точки зрения, вызванного более мягким отношением к нарушителям норм (если наказание, предусмотренное законом, в «общественном» дискурсе оценивается как непомерно суровое). Здесь важно учитывать, что «успех любой правовой инновации зависит от того, насколько она (инновация) отвечает ожиданиям широких масс населения. Правовая инновация, как и любая политическая акция, конечно, должна ориентироваться на население: будет ли она принята народом или нет. Можно, конечно, заставить население выполнять какую-то правовую (точнее - законодательную) обязанность насильственно. Но долго это продолжаться не может» [9, с. 135].
Вариант 2. Социальная значимость де-отображена и оценена адекватно в «общественном» дискурсе, но неадекватно в праве. Неадекватные оценки законодателя выявляются при кодификации социально-неадекватных норм, а также при определении слишком суровых или слишком мягких мер наказания в отношении нарушителей этих норм. При этом официальные субъекты социального контроля неизбежно сталкиваются с массовым несоблюдением установленных предписаний, ибо «навязанные нормы ассоциируются в сознании индивидов с внешним врагом, вызывающим ненависть, враждебность, тогда как «свои» нормы стимулируют добровольное подчинение их предписаниям, солидарность, отсутствие насилия» [8, с. 24-25].
Вариант 3. Социальная значимость поведения (деятельности) отображена и оценена неадекватно в «общественном» дискурсе, но адекватно в праве. Такая ситуация возникает каждый раз, когда государство берет на
себя функцию изменения социальных норм (и, следовательно, социальных отношений) в соответствии с опытом более развитых стран. В такой ситуации изменения социальных отношений сверху всегда возрастает уровень преступности и других проявлений девиантного поведения, поскольку «... главное условие непрерывного воспроизводства общества и его устойчивого социально-экономического развития заключается в конгруэнтности неформальных норм, существующих на уровне повседневной жизни, и формальных норм, исполнения которых требует государство» [8, с. 47].
Вариант 4. Социальная значимость поведения отображена и оценена неадекватно и в «общественном» дискурсе, и в праве. Гомогенность социальных конструктов в многочисленных дискурсах может быть только относительной, но в одних случаях единодушие больше, а в других - меньше. Так, при тоталитарном режиме, изоляции от других обществ и культур, повсеместном контроле за жизнедеятельностью людей, зомбировании их на определенную идеологию, использовании жестких санкций в отношении нарушителей социальных норм и т.д. у населения может сформироваться выраженное согласие с моделью социального контроля, навязанного ему государством, защищающим свои интересы. Такое согласие может даже противоречить здравому смыслу, тогда появляется феномен двойной, а то и тройной морали («для государства», «для близкого окружения в повседневной жизни», «для себя»). Кроме того, возрастает летентная девиантность.
В современной реальности добиться гомогенности в конструировании социальных явлений практически невозможно, поскольку этому препятствуют информационные потоки, обогащающие наши представления о нормах, поведении и социальном контроле. Так, к нарушению традиционных для отдельной страны социальных норм могут привести сведения интер- и интракультур-ной вариабельности норм в отношении сходного поведения, интракультурной вариабельности норм в форме позициональ-ного направления адресатов норм (аспект власти и господства) и т.д. [16, р. 42]. Од-
ним из мощных каналов передачи такой информации является Интернет. Важную роль играет информация, полученная из разных источников о нормах и законах, существующих в других странах. Все это создает условие для размытости представлений о социальном контроле в разных дискурсах и одновременно повышения адекватности конструктов социального контроля деви-антности в повседневных практиках (в отличие от государственного дискурса, ограниченного необходимостью поддержания отношений «господство-подчинение»).
Кроме того, в реальности процесс конфронтации оценок социальной значимости деяний протекает значительно сложнее и, можно сказать, трагичнее для социума, нежели это описано в предложенных вариантах. Он связан с политическими и экономическими интересами разных социальных групп, которые предпринимают все возможное (лоббирование, подкуп, шантаж, коррумпирование и заказные убийства чиновников, имеющих отношение к нормотворчеству), чтобы законодательно закрепить эти интересы в виде правовых предписаний. Так рождаются законы, противоречащие здравому смыслу, приносящие вред социуму, но поддерживаемые правящей элитой. Так одновременно рождаются и новые виды «преступлений», растет число тюремного населения, расширяется вмешательство права в естественный ход развития общества, формируется неадекватная правовая политика.
Исследование конструкта социального контроля девиантности в студенческом дискурсе
Для иллюстрации и проверки приведенных выше положений в 2013-2014 гг. было проведено исследование среди студентов 2-3 курсов четырех вузов «гуманитарной» направленности г. Санкт-Петербурга. В исследовании участвовали студенты: факультета социологии Санкт-Петербургского государственного университета (отделение социальной работы); Северо-Западного института управления Российской академии народного хозяйства и государственной службы при президенте Российской Федерации (факультет социальных технологий); Санкт-Петербургского государственного
университета культуры и искусств (факультет социально-культурных технологий); Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена (факультет социальных наук). Выбор студенческой молодежи обусловлен понятными причинами: их большей социальной активностью по сравнению с лицами более зрелого возраста; свойственными этому возрасту интенциями в поведении и деятельности (рискованное поведение, в том числе девиантное); критическим взглядом на социальный мир «взрослых»; активным поиском своей идентичности; наличием развитых социальных сетей; большой мобильностью и лучшим знакомством с разнообразной информацией, в том числе, размещенной в Интернете и т.д. Наличие данных характеристик, на наш взгляд, определяет специфический молодежно-студенческий дискурс, понимаемый в самом общем смысле как характеристика особой ментальности, которая может найти отражение в связных текстах, фокусирующих представления, оценки, смыслы о предмете рассуждения и включенных в социокультурный, социально-психологический, политический и другие контексты.
Цель исследования - выявление содержания конструкта социального контроля девиантности, сложившегося в молодежно-студенческом дискурсе, проверка согласованности его компонентов, степени совпадения с официальным (государственным) дискурсом. Методом исследования выступил контент-анализ текстов. Темы свободных рассуждений (краткие эссе) были сгруппированы в четыре задания, которые содержали ряд вопросов, составленных по принципу комплементарности:
1 задание содержало вопросы относительно смыслов «хорошего» и «плохого» в отношениях между людьми, социальной нормы, «нормальности», «нормального человека», девиации и др.
2 задание было направлено на выяснение представлений о том, почему большинство людей не совершают преступлений против личности (например: грабежи, убийства, кражи личного имущества, причинение физического вреда здоровью и т.д.), какие поступки совершаются чаще - «хорошие» или
«плохие», какие совершить легче, кто такой «хороший» человек и т.д.
3 задание заключалось в том, чтобы представить свое мнение по поводу понятия «девиантное поведение», оценить распространенность отдельных видов поведения, описать негативные и позитивные последствия девиаций для общества, ближайшего окружения и самого человека, а также оценить эти виды поведения по критерию «девиация» / «не девиация».
4 задание посвящалось собственно социальному контролю и включало в себя вопросы, касающиеся понимания социального контроля, его последствий для социума, ближайшего окружения человека и самого человека, эффективности мер, применяемых к нарушителям норм, необходимости ужесточения/ослабления социального контроля к разным видам девиантности и др.
Для чистоты исследования задания выполнялись в рамках проведения практических занятий по дисциплинам социогу-манитарного цикла в реальном времени. Поскольку студенты иногда пропускают занятия, то количество выполненных заданий по темам разнится в зависимости от явки студентов. Так, первое задание в общей сложности выполнили 68, второе - 67, третье - 56 и четвертое - 77 человек. Подсчет произведен после отсева работ, не удовлетворяющих требованиям, - в среднем около 20 работ по каждому заданию.
В данном исследовании нас не интересовали половые различия (хотя традиционно в вузах гуманитарной направленности превалируют лица женского пола) или мнение каждого из студентов по всем вопросам всех четырех заданий. Главным было выявление смыслов, оценок, содержащихся в компонентах студенческого конструкта социального контроля девиантности, а также их обобщение с целью выявления согласованности/несогласованности с общими тенденциями развития социального контроля в России: его ужесточением, крими-нализацией/девиантизацией разных видов поведения, расширением границ контроля, сужением интервала действия норм (тенденция сведения к жестко заданному делению поступков на «плохие» и «хорошие»),
снижением толерантности к разным видам альтернативного поведения и т.д. А теперь перейдем собственно к основным и наиболее интересным, с нашей точки зрения, результатам исследования.
Лишь для небольшой части опрошенных понятия «хорошо»/«плохо», «социальная норма», «нормальность» и «нормальный человек» связаны между собой. Для большей части социальная норма воспринимается как неотъемлемая часть внешнего по отношению к ним общества, которая не оценивается с позиции полезности для людей (57 из 68 человек). Это либо «сложившийся на протяжении лет стандарт поведения», либо «установки, правила, установленные обществом». Здесь общество выступает в качестве безличного субъекта, диктующего определенные правила. (Незначительная часть считает, что этим субъектом является государство, принимающее определенные законы). Лишь 10 человек отметили, что признаком социальной нормы является ее принятие большинством, проживающим в данном обществе.*** Только один из 68 человек считает, что нормы бывают и плохими. Кроме того, 13 человек уверены, что социальная норма - это то, что служит благу обществу и людям: чтобы «люди могли уживаться друг с другом», чтобы «улучшить жизнь людей», «обеспечивает устойчивость, стабильность во взаимодействиях людей», создает «рамки, в которых люди способны социально развиваться, достигать определенных целей» и т.д.
«Нормальность» для большинства опрошенных предстает как «соответствие устоявшимся социальным нормам» или «соответствие критериям (разным в разных обществах) и стандартам, которые находятся в середине диапазона между минимальными и максимальными требованиями». Иначе говоря, это показатель соответствия ожиданиям общества. Так считают 37 студентов. Для 14 опрошенных - это субъективное понятие, не зависящее от мнения общества. Еще для 14 «нормальность» является относительным понятием, которое зависит от обстоятельств. Лишь четверо считают, что понятие «нормальность» связано с пользой для людей.
Мнения о «нормальности» несколько расходятся по смыслу с оценками «нормального» человека (в соответствии с заданием, «нормальность» должна была определяться относительно социальных взаимодействий). Участники исследования выделили три главные позиции: а) это человек, более или менее соответствующий социальным нормам (42); б) всегда готов помочь другим людям и не причиняет вреда другим людям (17); в) для каждого - свое (8 чел). Из тех, кто вошел в группу (а), 14 студентов оценивают нормальность как негативную характеристику. «Нормальный» - это либо среднестатистический человек, который «не имеет талантов», «не вызывает особого интереса», «неяркая личность», либо «несчастливый человек, поскольку общество не дает ему действовать так, как он хочет».
На вопрос «что такое «хорошо» во взаимодействиях между людьми и в поведении человека?», который, казалось бы, напрямую связан с представлениями о социальной норме и «нормальности» поведения в социальных взаимодействиях, смысл студенческих оценок сместился с пользы для общества на пользу для человека (людей). «Хорошо» - это когда приносится благо другим людям (варианты ответов: «учет интересов других», «сопереживание другим», «когда поведение выстраивается так, чтобы всем было максимально комфортно и приятно», «умение идти на уступки и компромиссы ради блага другого» и т.д.) (38 чел.). Благо для общества как основной смысл «хорошего» выделили 24 человека.
Не менее интересными представляются оценки разных видов девиантного поведения. Смысл девиации в рассматриваемом нами дискурсе заключается в нарушении социальных норм, общепринятых стандартов, выход за пределы того, что считается нормальным в обществе (42 чел.). Относительность понятия зафиксировали 18 человек, вред для людей - 2 человека, а тот факт, что девиация может быть позитивной и негативной, - 11 человек. По мнению студентов, основной причиной, почему большинство людей не совершают преступления против личности (например: грабежи, убийства, кражи личного имущества, причинение фи-
зического вреда здоровью и т.д.), является страх наказания (40 ответов). На втором месте оказалось «воспитание» и «совесть, нежелание причинять вред людям» (25).
При оценке поведения на принадлежность к группе девиаций были выявлены следующие результаты. По выделенной участниками опроса совокупности оценок вреда для социума, ближайшего окружения и самого человека к девиациям были отнесены: проституция (50 из 56), немедицинское потребление наркотиков (52), суицид (49). Не считают девиациями: табакокурение (32 из 56), нарциссизм (31), шопоголизм (44) и включенность в неагрессивные молодежные объединения (46). Примерно поровну распределились ответы в отношении нудизма (29 - «нет»), потребления алкоголя (23
- «нет»), гомосексуализма (26 - «нет»), чай-лдфри (27 - «нет»), гемблинга (24 - «нет»).
Совокупный смысл социального контроля в студенческом дискурсе имеет негативную окраску - это выявление и контроль поведения человека в случае нарушения им социальной нормы (варианты ответов: «подавление девиантного поведения посредством санкций», «совокупность методов и форм ограничения девиантного поведения», «совокупность социальных санкций, применяемых к индивиду в ответ на его действия»). Сюда же относятся, с нашей точки зрения, рассуждения о роли социального контроля в поддержании социального порядка. Эти два варианта отметили 58 из 77 человек. И лишь 21 человек придали позитивный смысл социальному контролю, который заключается в том, что он является механизмом саморегуляции социальной системы, цель которой
- обеспечение социальной стабильности, исправление ситуации, «регуляция взаимодействий индивида с обществом». Несмотря на это, большинство студентов выделили негативные последствия социального контроля. Для общества это, прежде всего: «неоправданное усложнение социальной системы», «много бюрократических структур, указывающих модели развития общества и поведения», «стагнация общества, уменьшение числа пассионариев» и т.д. (49 чел.). На отсутствие негативных последствий указали только 22 студента. Среди негативных
последствий для индивидов большей частью были названы дискриминация, нарушение свободы, стигматизация, подавление индивидуальности и уникальности (только 7 человек не увидели негативного влияния социального контроля на индивидов).
Исходя из превалирования негативных определений социального контроля, не были неожиданными утверждения о необходимости его ужесточения (59 из 77 ответов). Преимущественно это касалось лиц с наркотической и алкогольной зависимостью, педофилов, преступников-рецидивистов, проституток (особенно уличных). Среди прочих видов поведения, требующих усиления социального контроля, были указаны: домашнее насилие; психические отклонения; национализм; гомосексуализм; поведение мигрантов; коррупция чиновников; нарушение прав людей. Вопрос «нужно ли ослабление социального контроля в отношении разных видов девиантности?» также не остался без ответов. За ослабление социального контроля высказалось 29 человек. Разброс мнений по поводу видов девиаций большой, поэтому нет возможности выделить какие-то особо значимые группы. В основном это касалось тех видов поведения (девиаций), которые совершаются первый раз и которые, по мнению студентов, не наносят большого вреда обществу или другим людям: бомжевание, творческие проявления, проституция, табакокурение, гомосексуализм, чайлдфри, участие в неформальных молодежных группах, потребление легких наркотиков.
Заключение
Необходимость изучения повседневных практик и (обыденных) дискурсов основывается на идее, что социология призвана объяснить производство и воспроизводство общества как результата социальных действий агентов и их совокупности [6]. «Именно такой ракурс позволяет разрабатывать общую теорию, исходящую из конкретной ситуации... и связывать ее с актуальными процессами трансформации всего социального поля» [5, с. 11]. Повседневные практики производят знания, которые задают структуру смыслов, являются «фабрикой значений, без которых не может
существовать ни одно общество» [2, с. 31]. В дискурсах фиксируются основные идеи социального контроля девиантности и его обоснования, которые затем актуализируются в социальных взаимодействиях.
Исследование молодежно-студенческого дискурса показало, что в конструкте социального контроля девиантности этой части населения имеется некоторая рассогласованность элементов. Во-первых, слабо выражена, казалось бы, очевидная связь между понятиями «хорошо», «нормальность», «социальная норма». В сознании студентов социальная норма занимает как бы внешнюю позицию по отношению к деятелю и не имеет тесной связи с благом для людей, соблюдением их интересов («теоретический» аспект). Во-вторых, это может означать, что в повседневных практиках руководством к действию участников нашего исследования выступают не абстрактные социальные нормы, а их эквиваленты - представления о том, что есть «хорошо», основанные на здравом смысле, которые организуют взаимодействие людей и обеспечивают сохранность социума (практический аспект, отражающий суть повседневных практик).
Многим повседневным практикам свойственна трансцендентность как переживание сопричастности чему-либо или кому-либо - отсюда стремление к поддержке общепринятой и/или официально одобряемой и активно продвигаемой (через СМИ, деятельность официальных субъектов социального контроля, законы) модели социального контроля и порядка. Эта трансцендентность может служить лишь прикрытием других ценностей, значений, смыслов. Так, наше исследование показало, что в целом молодежно-студенческому дискурсу социального контроля свойственен ригоризм, т.е. проведение идеи непреклонности в осуществлении надзора за человеком, поскольку только под страхом наказания он может соответствовать требованиям общества и морали долженствования. Кроме того, дискурсу свойственно стремление к ужесточению социального контроля, что вписывается в общий тренд продвигаемых российскими политиками идей расширения контроля за поведением людей (что
противоречит общемировым тенденциям, например, в отношении наркозависимых, алкоголезависимых, проституток и т.д.). Возможно, это чревато возникновением ситуации формирования двойной морали и ростом латентной девиантности.
Следует также отметить, что автор далек от мысли переноса результатов исследования на весь молодежно-студенческий дискурс. Это, скорее, часть общего дискурса, но и она выявляет определенные тенденции, существующие, как минимум, в сознании тех, кто принял участие в исследовании.
Примечания:
* Термин «общественный» дискурс используется здесь как генерализованное выражение всех дискурсов, помимо государственного. Введение данного термина в рамках статьи обусловлено необходимостью
подчеркнуть (возможное? принципиальное?) отличие смыслов, значений, оценок девиантности в повседневных практиках и в официальной (государственной) модели социального контроля девиантности.
** Здесь под социальной адекватностью понимается мера полезности тех или иных оценок и вытекающих из них социальных норм для общественного блага, подразумевающего обеспечение стабильности социума, интеграцию всех его членов, соблюдение основных прав и свобод человека и т.д.
*** Рассуждения некоторых студентов содержали несколько вариантов возможных смыслов. В связи с этим совокупное количество смыслов может не совпадать с общим числом студентов, выполняющих то или иное задание.
литература
1. Бауман З. Текучая современность : пер. с англ. / З. Бауман. - СПб. : Питер, 2008.
2. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания / П. Бергер, Т. Лукман. - М. : МЕДИУМ, 1995.
3. Бурдье П. Начала / П. Бурдье. - М., 1994.
4. Бурдье П. Практический смысл : пер. с франц. / П. Бурдье. - СПб. : Алетейя, 2001.
5. Вульф К. К генезису социального. Мимезис, перформативность, ритуал / К. Вульф. - СПб. : Интерсоцис, 2009.
6. Гидденс Э. Устроение общества. Очерк теории структурации / Э. Гидденс. - М., 2003.
7. Масионис Дж. Социология / Дж. Масионис. - 9-е изд. - СПб., 2004.
8. Олейник А. Н. Тюремная субкультура в России: от повседневной жизни до государственной власти / А. Н. Олейник. - М., 2001.
9. Честнов И. Л. Правопонимание в эпоху постмодерна / И. Л. Честнов. - СПб., 2002.
10. Шели Дж. Криминология : пер. с англ. / Дж. Шели. - СПб. : Питер, 2003.
11. Шипунова Т. В. Девиантология: современные теоретико-методологические проблемы / Т. В. Шипунова. - СПб. : Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2012.
12. Шипунова Т. В. Макро-микро-макро-модель социального контроля девиантности в конструктивистской перспективе: приглашение к дискуссии / Т. В. Шипунова // Журнал социологии и социальной антропологии. - 2012. - № 2 (61).
13. Ядов В. Я. Современная теоретическая социология как концептуальная база исследования российской трансформации : курс лекций для студентов магистратуры по социологии / В. Я. Ядов. - 2-е изд., испр. и доп. - СПб. : Интерсоцис, 2009.
14. Habermas J. Technik und Wissenschaft als "Ideologie" / J. Habermas. - Frankfurt a/M., 1968.
15. Haferkamp H. Kriminalität ist normal / H. Haferkamp. - Stutgart, 1972.
16. Lamnek S. Theorien abweichenden Verhaltens: eine Einfürung für Soziologie, Psychologie, Pädagogen, Juristen, Politologen, Kommunikationwissenschaftler und Sozialarbeiter / S. Lamnek. -7 Auff. - München : Fink, 2001.
17. Luhmann N. Die Wissenschaft der Gesellschaft / N. Luhmann . - Frankfurt/Main : Suhrkamp, 1992.
© Шипунова Т.В., 2015 Статья получена: 10.02.2015
