CC BY
8
6. Kumykov T.Kh. Sotsialno-ekonomicheskie otnosh-eniya i otmena krepostnogo prava v Kabarde i Balkarii (1800-1869-e gg.) [Socio-economic relations and the abolition of serfdom in Kabarda and Balkaria (1800-1869)]. Nalchik, Kabardino-Balkarian Book Publishing House, 1959, 172 p.
7. Kumykov T.Kh. Ekonomicheskoe i kulturnoe raz-vitie Kabardy i Balkarii v XIX veke [Economic and cultural development of Kabarda and Balkaria in the 19th century]. Nalchik, Kabardino-Balkarian Book Publishing House, 1965, 418 p.
8. Mambetov G.X. K voprosu o proniknovenii kapi-talisticheskikh otnosheniy v ekonomiku Kabardy i Balkarii vo vtoroy polovine XIX - nachale XX veka [On the question of the penetration of capitalist relations into the economy of Kabarda and Balkaria in the second half of the 19th - early 20th centuries]. In: Sbornik statey po istorii Kabardino-Balkarii. Vyp. 9 [Collection of articles on the history of Kabardino-Balkaria. Iss. 9]. Nalchik, Kabardino-Balkarian Book Publishing House, 1961, pp. 110-148.
9. Prasolov D.N. Razvitie mestnogo samoupravleni-ya u kabardintsev i balkartsev vo vtoroy polovine XIX - nachale XX v. [The development of local self-
government among Kabardians and Balkars in the second half of the XIX - early XX century]. Nalchik, Publishing Department of Institute for the Humanities Research KBSC RAS, 2017? 120 p.
10. Shchegolev A.I. Krestyanskoe dvizhenie v Kabarde i Balkarii v gody Stolypinskoy reaktsii i novogo revoly-utsionnogo podyoma [Peasant movement in Kabarda and Balkaria during the years of the Stolypin reaction and a new revolutionary rise]. Nalchik, Kabardino-Balkarian Book Publishing House, 1962, 168 p.
11. UTSGA AS KBR (Upravleniye Tsentralnogo gosu-darstvennogo arkhiva Arkhivnoy sluzhby Kabardino-Balkarskoy Respubliki [OCSA AS KBR (Office of the Central State Archive of the Archive Service of the Kabardino-Balkarian Republic)], f. I-2, inv. 1, case 51.
12. UTSGA AS KBR [OCSA AS KBR], f. I-6, inv. 1, case 196.
Статья поступила в редакцию 17 сентября 2022 г.
The article was submitted to the editorial office on September 17, 2022
Научная статья
УДК 94 (47-57) 1917/1991
DOI10.18522/2072-0181-2022-112-91-98
ПРОБЛЕМЫ ЗЕМЛЕУСТРОЙСТВА ЭТНИЧЕСКИХ МЕНЬШИНСТВ НА ДОНУ, КУБАНИ И СТАВРОПОЛЬЕ В 1920-х ГОДАХ: НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ГОСУДАРСТВЕННОЙ
ПОЛИТИКИ
А.А. Аверьянов
PROBLEMS OF LAND MANAGEMENT OF ETHNIC MINORITIES IN THE DON, KUBAN AND STAVROPOL IN THE 1920s: SOME ASPECTS OF STATE POLICY
На фоне возросшего в новейшей историографии интереса к истории локальных сообществ этносоциальное пространство Юга России стало пол-
Аверьянов Антон Викторович - доктор исторических наук, доцент кафедры отечественной истории ХХ-ХХ1 веков Института истории и международных отношений Южного федерального университета, 344082, г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 140, e-mail: avaveryanov@sfedu.ru, т. 8(863)2184062.
A.V. Averyanov
ноправным объектом научного анализа. Видное
место отводится изучению различных сторон жизни дисперсных этносов в регионе, в том числе в ранне советский период. Несмотря на то,
Anton Averyanov - Southern Federal University, 140 Pushkinskaya Street, Rostov-on-Don, 344082, e-mail: avaveryanov@sfedu.ru, tel.: 8(863)2184062.
что основное внимание в научной литературе уделяется политическим, культурным и административным аспектам, некоторые социально-экономические стороны изучения этнических сообществ на территории Дона, Кубани и Ставрополья также получили отражение в работах
A.З. Акопяна, А.В. Баранова, О.В. Бершадской, И.Г. Иванцова, М.Е. Игнатовой, В.И. Колесова,
B.И. Симионел и др. [1-8].
По-прежнему ощущается дефицит работ обобщающего характера, где анализируется государственная политика в области землеустройства, которая оставалась приоритетной в этнической среде на всем протяжении 1920-х гг. Между тем она не ограничивалась лишь механическим перераспределением земли в пользу того или иного этносоциального сообщества. Инициированный государством масштабный передел земли, который начался после окончательного утверждения советской власти в регионе, имел системный характер, сопровождался значительными изменениями во всех сферах жизни населения Юга России. Актуальным в связи с этим представляется анализ и обобщение опыта процесса землеустройства в контексте административной, социальной и экономической политики Советского государства в этнической среде на Дону, Кубани и Ставрополье в 1920-х гг., имевшей свою региональную специфику.
Целью настоящей статьи является выделение и анализ ключевых задач, направлений, механизмов политики землеустройства на примере некоторых этнических сообществ Дона, Кубани и Ставрополья, а также выявление основных трудностей в ходе ее реализации и конечных результатов на рубеже 1920-1930-х гг.
Статья написана на основе архивных документов с применением принципов системности, историзма и компаративного анализа. Используется теория модернизации в тесной связи с концепцией «новой локальной истории», в рамках которых дисперсные этносы рассматриваются как устойчивые локальные сообщества с их внутренней структурой, подвергнутой масштабному воздействию и трансформации со стороны государства.
В числе важных факторов обострения земельного вопроса на фоне хронического малоземелья следует выделить усилившийся наплыв в южнороссийский регион, с одной стороны, русских крестьян из центральных губерний, с другой - приток беженцев из Закавказья и бывшей Османской империи, главным образом армян, ассирийцев и греков, которые массово оседали
на территории Северного Кавказа, прежде всего на Кубани и Ставрополье, а также на Дону. Это обусловливало усиление земельной конкуренции, которая сопровождались различными эксцессами, носившими межэтнический подтекст. Так, наиболее острой к середине 1920-х гг. стала проблема массовой миграции ставропольских туркмен из мест своего традиционного проживания в Дагестан по причине притока русских крестьян из перенаселенных регионов [9]. Обострение борьбы за земельные ресурсы приводило к росту эмигрантских настроений, прежде всего среди греков и немцев, которые массово выезжали за рубеж [10, л. 39]. Эмигрантские настроения среди немцев были наиболее сильны в Армавирском округе, в немецких колониях которого фиксировался высокий «процент бедняков (53,7%), что объяснялось малоземельем и большим количеством беженцев из губерний Поволжья» [11, л. 37].
В отношении греков советские и партийные функционеры признавали, что «экономическая необеспеченность данной национальности является одной из главнейших причин, способствующих агитации за выезд в Грецию» [12, л. 10]. Региональные власти констатировали, что «греков тянет в Грецию не буржуазное правительство и никакие другие политические соображения, как только надежда на материально-техническое обеспечение (землей. - А.А.)» [12, л. 11]. Ситуация усугублялась тем, что у большинства греков-беженцев не было советского гражданства, что значительно затрудняло процесс приобретения земли в собственность; зато имелись паспорта зарубежных государств, прежде всего Турции и Греции [13].
В сложившихся обстоятельствах центральные и региональные власти первоочередной задачей видели обеспечение землей как старожилов, так и вновь прибывающих на территорию Северо-Кавказского края беженцев и переселенцев. Краевой исполнительный комитет в обращении ко всем окружным и областным исполкомам, а также Краевому земельному управлению (КрайЗУ) призывал «обратить внимание на назревшую потребность в скорейшем проведении землеустройства и урегулирования землепользования нацмен». Особенно подчеркивалась необходимость, «учитывая наличие в крае значительной массы беженцев-нацмен, в прошлом занимавшихся земледелием, проработать вопрос о возможности наделения их землей по возможности на сплошных участках ввиду компактности их расселения», а также «о возможном пре-
доставлении льгот нацменовскому сельскому хозяйству...» [14, л. 133].
Необходимость скорейшего землеустройства определялась реализацией ключевого направления государственной политики в этнической среде - развития различных форм кооперации и других форм коллективного хозяйства. С этой целью было необходимо установить четкие границы между сельскими обществами с последующим переделом земли внутри этнического сообщества. Важным в связи с этим представлялся принцип компактного расселения этнических меньшинств в рамках национальных районов и сельсоветов и определения их административных границ. Следующим этапом являлся процесс межселенного землеустройства - межевания границ между различными населенными пунктами, где компактно проживали представители тех или иных народов. Наряду с национальными административными образованиями, ввиду чересполосного характера проживания различных национальностей, создавались
так называемые смешанные районы и сель*
советы .
Формирование национальных административных единиц позволяло подвести идеологическую и правовую базу под решение земельного вопроса. Наличие в советском политическом и юридическом лексиконе такой категории, как «коренное население», обусловливало первоочередной характер решения текущих проблем последнего, в том числе в вопросе наделения землей. Показательно, что принадлежность к коренному населению определялась не только и даже не столько исходя из сроков проживания той или иной этнической группы на определенной территории, а согласно ее текущему пребыванию в рамках административных границ, которые могли изменяться. Например, население Армянского национального района на Кубани, где проживали преимущественно армяне-беженцы, автоматически считалось коренным в данном конкретном районе. Значительное число беженцев «титульных» национальностей проживало также в Греческом и Ванновском (немецком) районах. В ряде случаев, впрочем, обстоятельства историчности проживания этнического сообщества и наделения его статусом коренного совпадали. Например, в Калмыцком, Шапсугском, Мясниковском, Туркменском национальных районах.
* Например, с 1928 по 1932 г. смешанным немецко-украинским считался Ванновский национальный район на Кубани.
К середине 1920-х гг. был выработан определенный алгоритм проведения землеустроительных мероприятий в этнической среде. По результатам оценки качества имеющихся сельскохозяйственных угодий земля разделялась на несколько разрядов, которые перераспределялись между «коренным» и «некоренным» населением национального района или сельсовета. Показательным является проведенное землеустройство в Туркменском районе, где ставропольские туркмены, считавшиеся коренным населением и испытывавшие наибольшие социально-экономические сложности, получали возможность первоочередного обеспечения землей. В результате обследования указанного национального района «расценочная комиссия установила соотношения между разрядами, а также душевую расценочную норму наделения (землей. - А.А.)» [15, л. 52 об.].
Земля разделялась на пять категорий в зависимости от ее качества. В I разряд зачислялись пахотные и пригодные под распашку земли; во II разряд - пахотные и пригодные для распашки земли; в III разряд - пригодные под распашку земли, расположенные на склонах, возвышенностях, отрогах и пр.; в IV разряд - малоудобные, сенокосно-выпасные земли, прилегающие к балкам; в V разряд - земли, непосредственно прилегающие к озеру Маныч, солонцы [15, л. 44 об. -45]. Урожайность I разряда составляла 45 пудов с десятины, II разряда - 33 пуда, III разряда - 18 пудов [15, л. 45].
Постановлением комиссии при Ставропольском государственном земельном управлении (ГЗУ) от 16 апреля 1924 г. норма наделения коренного населения Туркменского района в расчете на одного едока устанавливалась в размере 15 десятин удобной земли среднего качества. Исходя из соотношения между разрядами земли определялась следующая душевая расценочная норма для туркмен: 10, 14, 20 десятин земли на едока I, II и III разряда соответственно. Для некоренного - русского населения Туркменского района протоколом от 9 декабря 1924 г. (параграф № 1) устанавливались следующие земельные нормы: «на одного едока пахотной земли лучшего качества 3,67 десятин, среднего - 5,50 десятин и худшего 7,37 десятины, приравнивая земли (пахотные) лучшего, среднего, худшего качества, соответственно установленным разрядам» [15, л. 51 об.].
Однако процесс землеустройства не исчерпывался распределением земли среди той или иной национальной группы. Этот этап был
необходим для более важной - классовой дифференциации земельного имущества и обеспечения землей малоимущих категорий населения с приоритетом создания коллективных форм хозяйствования - кооперативов, артелей, коммун. Тем самым помимо национального квотирования уже внутри этнической общины выдерживался классовый принцип, суть которого заключалась в первоочередном наделении землей и оказании агропомощи бедняцко-батрацкой части населения как главному классовому союзнику большевиков в деревне, чьи хозяйства в перспективе должны были стать примером передовых советских форм землепользования.
В крупном армянском селе Чалтырь Ак-сайского района Донского округа, которое войдет в состав выделенного национального Мясниковского района, после оформления границ землепользования в 1922 г. (19 682,87 десятин удобной земли; в среднем по 1,86 десятины земли I сорта на едока), тремя годами позднее, было закончено внутриселенное разверстание, проект которого был представлен на утверждение Окружному земельному совещанию. Все армянское население села было разбито на три категории хозяйств: 1) сильные хозяйства, получавшие земли на наибольшем расстоянии от села, образовали 11 групповых хозяйств оптимального размера; каждая группа состояла от 96 едоков с площадью от 178 до 315 десятин; 2) середняцкие хозяйства, получившие землю ближе к селу, были разбиты на 13 групп размером от 20 до 40 дворов с площадью от 323 до 600 десятин земли; 3) бедняцкие хозяйства, находившиеся в непосредственной близости от села, образовали 28 групп таких же оптимальных размеров [14, л. 26]. В отчете комиссии по обследованию «нацмен-населенных пунктов» по сельхозкоопера-ции и землеустройству с. Чалтырь отмечалось, что «расположенная около селения бедняцкая группа должна была быть кооперирована, чтобы устранить сдачу бедняцкими хозяйствами в аренду своих участков» [14, л. 26].
С целью борьбы с архаичными формами хозяйствования (чересполосица, дальноземелье) местные власти стремились создать образцовые хозяйства. Так, за пределами Чалтыря на основе сплошного землеустройства были созданы новые хозяйства - два выселка; в отдельном массиве были землеустроены шесть сельхозто-вариществ и одна сельхозкоммуна, которые оценивались как важный «шаг на пути к компактному хозяйству и правильному севообороту» [14, л. 26 об.]. В то же время помимо развития тра-
диционных форм земледелия и агрокультур (в Чалтыре - гарновка) важнейшей задачей провозглашалось развитие смежных отраслей. По мере роста населения обеспеченность землей на душу населения в районе неуклонно снижалась.
Хронической проблемой оставался экстенсивный и узкопрофильный характер хозяйств, который пытались устранить за счет переориентации хозяйств на обслуживание крупных городов. Формально, имея обеспеченность землей в 1,86 десятины на едока (при норме в 3 десятины в Донском округе), Чалтырь мог считаться малоземельным. В связи с этим важнейшей задачей провозглашалось развитие альтернативных выращиванию гарновки отраслей хозяйства. Комиссия по обследованию армянских сел Донского округа делала следующий вывод: «Если же рассматривать Чалтырь как пригородное село, то малоземелья нет, при условии перестройки системы хозяйства» [14, л. 27]. «Простая азбучная истина гласит, что нельзя оставаться в местностях, лежащих близко от больших населенных центров, при том же экстенсивном ведении хозяйства, какое было полвека тому назад, иначе упадок таких хозяйств неизбежен», - отмечалось в отчете [14, л. 27 - 27 об]. Чалтырь, так же как и другие села, расположенные вокруг крупных городов, должен был превратиться в многофункциональное хозяйство с развитым животноводством, молочным хозяйством и подсобными отраслями.
Схожие меры в процессе землеустройства бедняцкой части населения предпринимались в отношении наиболее передовых в хозяйственном отношении немецких колоний. Они лидировали по показателям урожайности, а также по объемам и срокам уплаты единого сельхозналога. Ряд немецких хозяйств, например в Донском, Таганрогском, Армавирском и Терском округах, применял передовую многопольную систему земледелия. Отмечалось, что «немецкие колонии могут стать рассадником по выращиванию чистосортных семян и племенного скота» [10, л. 98]. В отчете по обследованию немецких населенных пунктов Северо-Кавказского края указано, что при проведении землеустройства беднота получила лучшие и близлежащие земли (например, в колониях Карас, Константиновка и Марь-яны-Колодцы в Терском округе), а также льготы при распределении семенной ссуды и кредита [10, л. 101].
Указанные меры наглядно демонстрируют трудности, с которыми приходилось сталки-
ваться региональным, окружным и районным властям в процессе землеустройства. Наиболее острым оставался вопрос малоземелья, особенно в предгорных территориях, в частности в Черноморском округе. Например, в Шапсугском национальном районе размер подушевого надела составлял в среднем 0,16 десятины [16, л. 54]. Средняя норма на едока в Геленджикском районе равнялась 0,36 десятины, в Туапсинском и Сочинском районах - 0,34 десятины, в окрестностях Новороссийска - 0,56 десятины земли [16, л. 55]. В ряде случаев ситуация усугублялась этнической чересполосицей и смешанным характером проживания населения, что создавало дополнительные трудности в процессе наделения землей того или иного этнического сообщества.
Региональные власти стремились совместить экономические интересы Северо-Кавказского края с текущими нуждами этнических хозяйств, в том числе наиболее передовых, которые принадлежали в первую очередь немецким колонистам. Краевое руководство рекомендовало на местах «обратить особое внимание на максимально благоприятное разрешение на местах земельного вопроса, добиваясь обеспечения колонистских хозяйств земельными наделами, соответствующими производительности их хозяйств, по наивысшей для данной местности трудовой норме» [17, л. 25]. Однако попытки решения проблемы малоземелья путем выделения немецким колонистам дополнительных наделов земли зачастую провоцировали рост недовольства местного русского населения, также страдавшего от малоземелья, провоцируя межэтнические трения.
Обеспеченность землей немецкого населения разнилась в зависимости от региона. Так, в Ванновском (немецком) национальном районе Армавирского округа среднедушевой надел составлял не более 1,5 десятины [18, л. 71]. Ситуация усугублялась вследствие притока в район немецкого населения из других регионов страны, в том числе с голодающего Поволжья. Отмечалось, что проведенное еще в 1921-1922 г. межселенное и внутриселенное землеустройство на территории будущего немецкого района «особых улучшений в смысле землепользования не внесло; в частных случаях можно констатировать обратное: введенным землеустройством в некоторых случаях имели все основания быть довольными зажиточные и кулацкие хозяйства, получившие лучшие земельные наделы» [18, л. 68]. По этой причине в рамках создания Ванновского национального
района в 1928 г. говорилось о необходимости проведения «переземлеустройства», которое должно было «положить начало фактическому строению новой деревни. в начале будущего 1929 года» [18, л. 69].
Немецкие колонии в Староминском и Ейском районах Донского округа, напротив, отличались зажиточностью и имели по местным меркам достаточно высокий уровень обеспеченности землей. В 1925 г. в Ольгенфельде количество земли на едока составляло 6 десятин, в Воронцовке - 5 десятин, в Эйгенфельде - 4,9 десятины, в Руэнтале - 4,5 десятины, в Мариента-ле - 3,7 десятины, в Ново-Ильевке - 2,7 десятины, в Александровке - 2,6 десятины. В Руэнтале колонисты арендовали дополнительно 200 десятин земли [14, л. 126 - 131 об.]. Некоторые из немецких колоний располагали внушительным сельскохозяйственным инвентарем. Например, в Мариентале имелось 5 молотилок, 9 сенокосилок, 11 лобогреек, 60 сноповязок, 9 сортировок, 4 веялки, 15 конных грабель, 35 сеялок и даже трактор «Фордзон» [14, л. 121, 131]. В то же время характер немецких хозяйств признавался экстенсивным, ориентированным на расширение площади посевов [14, л. 89]. В отчете о состоянии армянских и немецких хозяйств Донского округа отмечалось, что «экстенсивностью своего хозяйства немцы очень напоминают армян, вся разница лишь в том, что армяне до сего времени не отказались от волов, немцы же исключительно пользуются лошадиной тягой» [14, л. 160 об.].
Стремление поддержать передовые немецкие хозяйства наталкивалось на неоправданный рост налогового бремени. Это провоцировало недовольство не только среди зажиточных, но и среди бедняцко-середняцких немецких хозяйств, многие из которых в силу отсутствия точного учета «огульно расцениваются местными властями и отдельными ответственными работниками, как крупнособственнические (кулацкие) хозяйства, что в свою очередь порождает крайне нежелательные последствия» [17, л. 24]. Это приводило к снижению уровня доверия к советской власти и росту авторитета зажиточных односельчан, которые проводили активную агитацию за эмиграцию из страны.
В ряде случаев бедняки, получившие землю в процессе землеустройства, вынуждены были сдавать ее в аренду более зажиточным соседям, так как не имели возможности обрабатывать ее своими средствами. Зачастую земля не использовалась по назначению или оставалась без обработки [11, л. 122]. Некоторые этнические
сообщества предпочитали сменить направление своей хозяйственной деятельности, перебираясь в крупные города. Это относилось прежде всего к беженцам и переселенцам из Закавказья и горных районов Северного Кавказа, главным образом к горским евреям, ассирийцам, части армян. В ряде случаев они отказывались от предоставляемых участков земли, мотивируя свое решение неудобным территориальным расположением, например возле железной дороги [19]. Это приводило к маргинализации населения, росту преступности, пополнению городских и сельских низов. Так, в отношении армян-беженцев констатировалось, что из 25 тыс. человек до 10 тыс. работает в настоящее время батраками [19]. Перспективы обустройства безземельных беженцев обсуждались на республиканском уровне. В докладе комиссии ЦИК и ВЦИК по вопросу о состоянии работы среди национальных меньшинств в Северо-Кавказском крае (1929 г.) отмечалось, что в настоящее время в крае начитывается 7-8 тыс. беженцев, остро нуждающихся в землеустройстве [20, л. 38]. На основании данных доклада Президиум ВЦИК РСФСР постановил «провести всестороннее обследование хозяйственного состояния нацменьшинств, особенно той части, которая нуждается в специальных хозяйственных мероприятиях, в частности ускорить земельное устройство армян, евреев, греков и айсоров (ассирийцев. -А.А.)» [20, л. 41]. По другим данным, численность неустроенных в земельно-хозяйственном отношении этнических меньшинств на 1 сентября 1928 г. по Северо-Кавказскому краю достигала 17 548 человек [21, л. 20]. Постановлением президиума СевероКавказского крайисполкома от 18 января 1929 г. первоочередной задачей КрайЗУ предписывалось «считать земельно-хозяйственное устройство безземельных и малоземельных нацменьшинств...» [21, л. 34]. Окончательное землеустройство беженцев планировалось завершить в двухлетний период; для горских евреев этот срок продлевался до трех лет [21, л. 23].
С наибольшими трудностями в процессе землеустройства краевым властям пришлось столкнуться на стадии классовой дифференциации, особенно на уровне консервативных и малочисленных общин, которые отличались этнической, религиозной и культурной монолитностью, сохранили традиционную общественную структуру и не испытали ее ломки в результате каких-либо социальных пертурбаций, связанных с миграцией, обострением внутренних противоречий, наплывом беженцев. Например,
в населенных чехами селах Анастасиевка Туап-синского района, Варваровка и Красночеховка Анапского района сохранялось общинное землевладение. Несмотря на проблему малоземелья (1,25 десятины на едока) комитеты крестьянской взаимопомощи практически не работали, партийные ячейки отсутствовали, комсомольского и пионерского движения среди чехов также не наблюдалось [16, л. 109, 115 об., 116].
В тех общинах, которые не испытывали проблем малоземелья, процесс землеустройства протекал еще сложнее и всячески тормозился, поскольку мог нарушить привычный баланс социальных отношений внутри них. В частности, отмечалось, что «горцы-черкесы Армавирского округа, ведущие зерновое скотоводческое хозяйство, имеющие земли против русского населения вдвое-втрое больше и обособленные в землепользовании, не стремятся землеустраи-ваться, отговариваясь неимением средств» [19]. В докладе о результатах обследования положения и землеустройства национальных меньшинств Северо-Кавказского края осенью 1926 г. относительно эстонского населения Сочинского района Черноморского края констатировалось, что в ряде населенных пунктов, например в с. Сальма, землеустройство не проведено, но эстонцы обеспечены землей хорошо [16, л. 89 об.].
Наиболее высокими темпами процесс землеустройства протекал в национальных районах, поскольку они обеспечивали высокую локализацию этнических общин и массовый охват советской работой. Кроме того, партийные и советские органы национальных районов и сельсоветов стали проводниками большевистской политики в этнической среде, минимизируя влияние сельских сходов, где ведущую роль играли зажиточные крестьяне. Тем не менее процесс землеустройства шел крайне неравномерно, отличался различной динамикой в зависимости от социально-экономической ситуации в том или ином районе. В докладе Северо-Кавказского краевого земельного управления в крайисполком в ноябре 1926 г. отмечалось, что в Туркменском районе, имевшем 341 320 десятин земли, землеустройство закончено на территории до 120 тыс. десятин. Перспективным направлением дальнейшей работы отмечалась необходимость «разверстания отведенных каждому аулу больших массивов на более мелкие объединения» [16, л. 23 об. - 24]. В Шапсугском районе, имевшем 42 тыс. десятин земли под сельскохозяйственные нужды, в этот период осуществлялось «юридическое
оформление законченного межселенного землеустройства» [16, л. 24]. Значительно труднее шел процесс в Армянском национальном районе на Кубани, в котором к ноябрю 1926 г. были закончены подготовительные землеустроительные работы. В целом Армянский район расценивался как отсталый, с большим количеством бедноты. Отмечалось, что ввиду бедности населения, значительную часть которого составляли беженцы, и отсутствия достаточного бюджетного ассигнования дальнейший процесс землеустроительных работ значительно тормозится [16, л. 24].
Таким образом, процесс землеустройства на Дону, Кубани и Ставрополье в этнической среде к концу 1920-х гг. оставался незавершенным. Его основными принципами являлись: компактное расселение этнических меньшинств в рамках одной административной единицы (национальные районы и сельсоветы); первоочередное удовлетворение земельных потребностей представителей коренного населения, прежде всего его бедняцко-батрацкой части; преодоление архаичных форм хозяйствования (чересполосица, сенокосы, толока) путем выделения сплошных участков земли в рамках кооперативного землепользования. Политика землеустройства имела не только экономический, но и социально-политический подтекст, рассчитанный на переформатирование общественных отношений внутри этнических сообществ. С одной стороны, обеспечивалась лояльность советской власти со стороны основной массы этнических меньшинств, с другой - подрывалось экономическое и политическое доминирование зажиточных слоев населения за счет перераспределения земли в пользу его бедняцко-середняцкой части. Несмотря на свою незавершенность, процесс землеустройства в 1920-х гг. сыграл важную роль в создании социально-хозяйственных предпосылок коллективизации, в ходе которой процесс классовой дифференциации в этнической среде получил свое продолжение в более жесткой форме.
ЛИТЕРАТУРА
1. Акопян В.З. К вопросу о земельном устройстве горско-еврейских беженцев на юге России в 1920-30-е гг. // Региональный нарратив имперской провинции: современные методологические подходы и исследовательские практики: сб. научных статей. Ставрополь: СКФУ, 2016. С. 52-58.
2. Акопян В.З. Советская политика «натурализации» ассирийцев путем их землеустройства на Юге России в 1920-1930-е гг. // Проблема российской цивилизации и методики преподавания в школе. 2016. № 8. С. 114-128.
3. Баранов А.В. Чехи и поляки на Юге России в контексте советской этнополитики в 1920-х гг. // Чехия, славянский мир и их соседи: вопросы истории и культуры (к 170-летию А. Йирасека): материалы XV Международной науч.-практ. конф. (29 октября 2021 г.). Краснодар: Традиция, 2021. С. 58-67.
4. Бершадская О.В. Население Шапсугского района Черноморского округа в 1920-е годы: хозяйственная деятельность и особенности социальных отношений // Черноморско-Средиземноморский регион в контексте национальных интересов России: история, политика, культура: материалы Международной науч.-практ. конф. (Судак, 13-15 мая 2022 г.). Краснодар: КубГУ, 2022. С. 189-191.
5. Иванцов И.Г. Советские формы «малой автономии». Национальные районы и сельсоветы на Кубани. 1924-1953 гг. (на материалах Кубани и Северного Кавказа). Ставрополь: Кавказская типография, 2013. 128 с.
6. Игнатова М.Е. Греческий и немецкий (Ваннов-ский) национальные районы Краснодарского края в 20-40-е гг. XX века : дис. ... канд. ист. наук. Краснодар, 2005. 244 с.
7. Колесов В. И. Черкесогаи - «одноаульная» группа или «сетевое» общество? // Армяне в исторических и этнокультурных процессах XVIII-XXI вв. М.: Макс Пресс, 2021. С. 69-127.
8. Симионел В.И. Цена земли: история молдаван в Краснодарском крае. Краснодар: Simionel, 2018. 239 с.
9. Аверьянов А.В. Проблема миграции туркмен в Северо-Кавказском крае в 1920-е гг. // Война и воинские традиции в культурах народов Юга России (VII Токаревские чтения): материалы Всероссийской науч.-практ. конф. (Ростов-на-Дону, 11-12 мая 2018 г.). Ростов н/Д: Альтаир, 2018. С. 379-386.
10. Центр документации новейшей истории Ростовской области (ЦДНИРО). Ф. 7. Оп. 1. Д. 751.
11. Центр документации новейшей истории Краснодарского края (ЦДНИКК). Ф. 12. Оп. 1. Д. 84.
12. ЦДНИРО Ф. 7. Оп. 1. Д. 209.
13. ЦДНИКК. Ф. 2662. Оп. 1. Д. 15. Л. 1а.
14. Государственный архив Ростовской области (ГАРО). Ф. Р-1798. Оп. 1. Д. 941.
15. ГАРО. Ф. Р-1390. Оп. 5. Д. 646.
16. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. Р-1235. Оп. 121. Д. 70.
17. ЦДНИРО. Ф. 7. Оп. 1. Д. 161.
18. ГАРФ. Ф. Р-1235. Оп. 122. Д. 86.
19. Государственный архив Ставропольского края. Ф. Р-299. Оп. 1. Д. 250. Л. 114.
20. ГАРФ. Ф. Р-1235. Оп. 123. Д. 123.
21. ГАРФ. Ф. Р-1235. Оп. 124. Д. 73.
REFERENCES
1. Akopyan V.Z. K voprosu o zemelnom ustroystve gorsko-evreyskikh bezhentsev na yuge Rossii v
1920-30-e gg. [On the issue of the land arrangement of mountain-Jewish refugees in the south of Russia in the 1920s-30s]. In: Regionalnyy narrativ imperskoy provintsii: sovremennye metodologicheskie podk-hody i issledovatelskie praktiki: sb. nauchnykh statey [Regional narrative of the imperial province: modern methodological approaches and research practices: collection of scientific articles]. Stavropol, North Caucasus Federal University, 2016, pp. 52-58.
2. Akopyan V.Z. Problema rossiyskoy tsivilizatsii i metodiki prepodavaniya v shkole, 2016, no. 8, pp. 114-128.
3. Baranov A.V Chekhi i polyaki na Yuge Rossii v kontekste sovetskoy etnopolitiki v 1920-kh gg. [Czechs and Poles in the South of Russia in the Context of Soviet Ethnopolitics in the 1920s]. In: Chek-hiya, slavyanskiy mir i ikh sosedi: voprosy istorii i kul'tury (k 170-letiyu A. Yiraseka): materialy XV Mezhdunarodnoy nauch.-prakt. konf. (29 oktyabrya 2021 g.). [The Czech Republic, the Slavic world and their neighbors: questions of history and culture (on the 170th anniversary of A. Jirasek): materials of the XV International scientific and practical. conf. (October 29, 2021)]. Krasnodar, Traditsiya, 2021, pp. 58-67.
4. Bershadskaya O.V. Naselenie Shapsugskogo rayona Chernomorskogo okruga v 1920-e gody: khozyaystvennaya deyatelnost i osobennosti sotsialnykh otnosheniy [The population of the Shap-sugsky district of the Black Sea district in the 1920s: economic activity and features of social relations]. In: Chernomorsko-Sredizemnomorskiy region v kontek-ste natsionalnykh interesov Rossii: istoriya, politika, kultura: materialy Mezhdunarodnoy nauch.-prakt. konf. (Sudak, 13-15 maya 2022 g.). [The Black Sea - Mediterranean Region in the context of Russia's national interests: history, politics, culture: materials of the International scientific and practical. conf. (Sudak, May 13-15, 2022)]. Krasnodar, Kuban Stste University, 2022, pp. 189-191.
5. Ivantsov I.G. Sovetskie formy «maloy avtonomii». Natsionalnye rayony i selsovety na Kubani. 19241953 gg. (na materialakh Kubani i Severnogo Ka-vkaza) [Soviet forms of «small autonomy». National districts and village councils in Kuban. 1924-1953 years]. Krasnodar, Kavkazskaya tipografiya, 2013, 128 p.
6. Ignatova M.E. Grecheskiy i nemetskiy (Vannovskiy) natsionalnye rayony Krasnodarskogo kraya v 20 -40-e gg. XX veka: dis. ... kand. ist. nauk [Greek and German (Vannovsky) national regions of Krasnodar Krai in 20 - the 40th of the XX century: PhD Dis.]. Krasnodar, 2005, 244 p.
7. Kolesov V.I. Cherkesogai - «odnoaulnaya» gruppa ili "setevoe" obshchestvo? [Circassians - a «one-
aul» group or a «network» society?]. In: Armyane v istoricheskikh i etnokulturnykh protsessakh XVIII-XXI vv. [Armenians in the historical and ethno-cul-tural processes of the 18th-21st centuries.]. Moscow, Maks Press, 2021, pp. 69-127.
8. Simionel V.I. Tsena zemli: istoriya moldavan v Kras-nodarskom krae [The price of land: the history of Moldovans in the Krasnodar Territory]. Krasnodar, Simionel, 2018, 239 p.
9. Averyanov A.V. Problema migratsii turkmen v Severo-Kavkazskom kraye v 1920-ye gg. [The Problem of Turkmen Migration in the North Caucasus Region in the 1920s]. In: Voyna i voinskie traditsii v kulturakh narodov Yuga Rossii (VII Tokarevskie chteniya): materialy Vserossiyskoy nauch.-prakt. konf. (Rostov-na-Donu, 11-12 maya 2018 g.) [War and military traditions in the cultures of the peoples of the South of Russia (VII Tokarevsky readings): Materials of the All-Russian Scientific and Practical Conference]. Rostov-on-Don, Altair, 2018, pp. 379-386.
10. Tsentr dokumentatsii noveyshey istorii Rostovskoy oblasti (TcDNIRO) [CDCHRR (Center for Documentation of Contemporary History of the Rostov Region)], f. R-7, inv. 1, case 751.
11. Tsentr dokumentatsii noveyshey istorii Krasnodarsk-ogo kraya (TsDNIKK) [CDCHKR (Center for Documentation of Contemporary History of the Krasnodar Region)], f. 12, inv. 1, case 84.
12. CDNIRO [CDCHRR], f. 7, inv. 1, case 209.
13. TsDNIKK [CDCHKR], f. 2662, inv. 1, case 15, sh. 1a.
14. Gosudarstvennyy arkhiv Rostovskoy oblasti (GARO) [SARR (State Archive of the Rostov Region)], f. R-1798, inv. 1, case 941.
15. GARO [SARR], f. R-1390, inv. 5, case 646.
16. GARF (Gosudarstvennyy arkhiv Rossiyskoy Fede-ratsii) [SARF (State Archive of the Russian Federation)], f. R-1235, inv. 121, case 70.
17. CDNIRO [CDCHRR], f. 7, inv. 1, case 161.
18. GARF [SARF], f. R-1235, inv. 122, case 86.
19. Gosudarstvennyy arkhiv Stavropolskogo kraya, f. R-299, inv. 1, case 250, sh. 114.
20. GARF [SARF], f. R-1235, inv. 123, case 123.
21. GARF [SARF], f. R-1235, inv. 124, case 73.
Статья поступила в редакцию 22 ноября
2022 г.
The article was submitted to the editorial
office on November 22, 2022.
