CC BY
23УГОЛОВНОЕ ПРАВО, КРИМИНОЛОГИЯ, УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНОЕ ПРАВО
Я. И. ГИЛИНСКИЙ УДК 343.9
ПРОБЛЕМЫ СОЦИАЛЬНОГО КОНТРОЛЯ НАД ПРЕСТУПНОСТЬЮ В СОВРЕМЕННОМ ОБЩЕСТВЕ
Социальный контроль в самом широком смысле — механизм самоорганизации (саморегуляции) и самосохранения общества путем установления и поддержания в данном обществе нормативного порядка и устранения, нейтрализации, минимизации нормонарушающего — девиантного поведения.
В более узком смысле слова социальный контроль представляет собой совокупность средств и методов воздействия общества на нежелательные (включая преступность) формы девиантного поведения с целью их элиминирования (устранения) или сокращения, минимизации.
В целом же социальный контроль сводится к тому, что общество через свои институты задает ценности и нормы; обеспечивает их трансляцию (передачу) и социализацию (усвоение, интериоризацию индивидами); поощряет за соблюдение норм (конформизм) или допустимое, с точки зрения общества, реформирование; упрекает (наказывает) за нарушение норм; принимает меры по предупреждению (профилактике, превенции) нежелательных форм поведения.
Социальный контроль над преступностью (противодействие преступности) является важной составляющей общей стратегии социального контроля и служит актуальной темой современных дискуссий криминологов, представителей уголовно-правовой и пенитенциарной науки. Только один пример: социальному контролю
над преступностью на 1-й ежегодной европейской криминологической конференции в 2001 году (г. Лозанна) было посвящено 25 докладов, а на 18-й конференции в 2018 году (г. Сараево) — около 200.
Чем объясняется повышенный интерес науки и практики к проблемам социального контроля над преступностью?
Во-первых, по мере развития цивили-зационного процесса население различных стран все болезненнее относится к вероятности стать жертвами преступлений (fear of crime — страх перед преступностью). Полиция и другие правоохранительные органы спешат «усилить борьбу» с различными проявлениями преступности, требуя все больше и больше на это средств. Между тем репрессивная политика не только не решает проблему преступности, но чаще всего обостряет ситуацию. В спешке нарушаются базовые права человека; привлекаются к ответственности невиновные; жестокие наказания вызывают ответную реакцию, а массовые «посадки» лишь увеличивают число «исключенных» — главной социальной базы преступности, алкоголизации, наркотизации, суицида.
Во-вторых, специалистам, начиная с работы норвежского криминолога проф. Т. Матисена (1974)1, становится все очевиднее «кризис наказания», неэффек-
1 Mathiesen T. The Politics of Abolition. Essays in Political action Theory // Scandinavian Studies in Criminology. Oslo ; London, 1974.
тивность традиционных методов противодействия преступности посредством наказания виновных. Провозглашаемые цели наказания (например, в ч. 2 ст. 43 УК РФ) принципиально не достижимы. Понятие социальной справедливости весьма неопределенно: справедливость с точки зрения потерпевшего? виновного? судьи? следователя? общества (которое крайне неоднородно)? Исправить наказанием еще никогда никого не удавалось. Специальное предупреждение неэффективно, о чем говорит относительно постоянный (об этом писал Т. Матисен) или растущий уровень рецидива (в России с 25 % до 52 %!). Общее предупреждение, судя по «неискоренимости» преступности и относительной устойчивости ее уровня, также вряд ли работает. «Действующая в современных условиях система уголовного права... не способна реализовать декларированные цели, что во многих странах откровенно определяется как кризис уголовной юстиции»1.
В-третьих, — и это то новое, что далеко не всегда понимается и учитывается, — наступление новой эпохи развития человечества — постмодерна (или эпохи постсовременной, постиндустриальной, постклассической) влечет множество ранее неведомых последствий, непосредственно влияющих как на характер, структуру преступности, так и на методы противодействия ей2.
Так, Четвертая промышленная (технологическая) революция порождает невиданные новшества (беспилотники, дроны, роботы и др.). Как контролировать столкновения дронов, беспилотников, «преступления» роботов? Кто является субъектом таких возможных «преступлений»? А если робот нанесет повреждения человеку или убьет его — кто несет ответственность? Можно у себя дома с помощью 30 изготовить действующий писто-
1 Жалинский А. Э. Уголовное право в ожидании перемен. Теоретико-инструментальный анализ. 2-е изд. М., 2009.
2 Подробнее см.: Гилинский Я. Девиант-ность в обществе постмодерна. СПб., 2017.
лет, а нажатием нескольких клавиш компьютера снять миллионы долларов (евро, рублей) с банковского счета. Готовы ли государство, правоохранительные органы, законодательство к технологическим новеллам и их последствиям?
Глобализация всех основных видов деятельности — экономики, финансов, технологий сопровождается глобализацией преступности, особенно организованной (торговля наркотиками, оружием, людьми, человеческими органами), терроризма, коррупции, отмывания денег и т. п. Следовательно, должны глобализироваться (интернационализироваться) органы, средства и методы социального контроля. Существующие Интерпол, Европол, международные правовые акты явно отстают от требований ускоряющегося в эпоху постмодерна времени. А политика изоляционизма абсолютно бесперспективна в условиях объективной и неизбежной глобализации.
Массовая миграция порождает «конфликт культур» (Т. Селлин), ксенофобию, «преступления ненависти» (hate crimes). Миграционные процессы будут только нарастать. Демографический взрыв (к началу XX века население планеты составляло около 1,7 млрд человек, а в 2017 году — 7,5 млрд человек), существенные различия в миропонимании, культуре при массовом перемещении народов грозят невиданными по остроте проблемами. Как их решать, в том числе средствами закона, полиции, судов? Что делать? Какую позицию должно занимать государство, его органы и законы?
Наблюдается катастрофическое социально-экономическое неравенство. В 2016 году 1 % населения Земли владел уже 52 % всех богатств, а в России 1 % населения владел 74,5 % богатств (первое место в мире по экономическому неравенству, на втором месте — Индия). В мире становится все больше «исключенных» из активной экономической, политической, культурной, трудовой деятельности, все меньше «включенных». Да и «включенный» средний класс (middle class) теряет былую значимость и уверенность, что вы-
зывает протестные реакции типа «Occu-pyWall-Street» («Захвати Уолл-стрит»). Социально-экономическое неравенство — основной криминогенный фактор и, возможно, главная (далеко не всегда осознаваемая) проблема большинства стран, включая Россию. Существенно сократить неравенство — важный элемент социальной и уголовной политики государства. Но как это осуществить в современных условиях?
Нередко забывают, что терроризм в значительной степени — ответная реакция «исключенных» (по экономическому, национальному, религиозному признаку) на господство «включенных». По мнению вице-президента Международной ассоциации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа» А. Филатова, «дело в том, что террористами люди не рождаются, а становятся по каким-то причинам. Надо искать эти причины и устранять их. Это серьезная глобальная проблема. Терроризм — это средство борьбы, как правило, слабой стороны против сильной. Если мы в разы не уменьшим угрозу, если будут условия, толкающие людей на эту сторону, террористы все равно будут просачиваться. Если мы завтра поставим датчики, выявляющие взрывные устройства, на всю территорию страны, террористы пересядут на машины или возьмутся за ножи»1. Что уже имеет место. Стратегия противодействия терроризму должна основываться на понимании его социальной природы, включать политические, экономические, дипломатические методы, а не ограничиваться «борьбой на поражение»2. Опыт Северной Ирландии, басков в Испании, французско-алжирских отношений свидетельствует в пользу сказанного.
Виртуализация жизнедеятельности и консьюмеризация сознания породили ки-
1 Бороться с терроризмом на входах в метро и аэропорты — неэффективно / / Известия. 2017. 10 апр.
2 См.: Gilinskiy Y. Modern Terrorism : Who is Blame and What can be done? / / Gilly T., Gilin-
skiy Y., Sergevnin V. (Eds.) The Ethics of Terrorism. Spingfield Ill : Charls C. Thomas Publisher, Ltd, 2009.
берпреступность, которая носит глобальный характер и вытесняет «обычную», уличную преступность (street crime). Ки-берпреступность носит международный характер, когда преступник, находясь в Австралии, снимает миллионы долларов в США или евро в Германии. Киберпре-ступность весьма латентна. В 2016 году на конференции Европейского общества криминологов в Мюнстере (Германия) отмечалось, что если средний уровень раскрываемости преступлений в европейских странах был 46 — 48 %, то киберпре-ступлений — всего 5 %. При этом кибер-преступность слабо изучена и отсутствуют (недостаточны) методы социального контроля над ней. Если на 18-й конференции Европейского общества криминологов (2018, Сараево) проблемы киберпреступ-ности обсуждались на пяти сессиях (свыше 20 докладов), то в России это в основном работы проф. В. С. Овчинского3.
«Ускорение времени» должно учитываться при таком средстве социального контроля над преступностью, как лишение свободы. Если 20 — 30 лет тому назад лицо, отбывшее наказание в виде пяти лет лишения свободы, возвращается по отбытии наказания в привычный мир, то сегодня, отсидев пять лет, человек оказывается в непонятном мире, где роботы выполняют его прежнюю работу, дети живут и работают один в Австралии, другой в Германии, ездить надо на беспилотниках, а вместо денег какие-то карточки.
Фрагментаризация общества постмодерна, сопутствующая процессам глобализации, а также взаимопроникновение культур приводят к размыванию границ между «нормой» и «не-нормой», к эластичности этих границ. Одна из характерных особенностей постмодерна — стирание границ между дозволенным/недозволенным, нормальным/деви-антным, разрешенным/ запрещенным.
3 Ларина Е., Овчинский В. Кибервойны XXI века : О чем умолчал Эдвард Сноуден. М., 2014 ; Ларина Е., Овчинский В. Криминал будущего уже здесь. М., 2017 ; Основы борьбы с киберпреступностью и кибертерроризмом / сост. В. С. Овчинский. М., 2017.
Проституция — девиантность или бизнес, трудовая деятельность? Наркопотребление — девиантность или, наряду с употреблением алкоголя, удовлетворение потребности снять напряжение, утолить боль? Где грань между «порнографией» и литературой (Дж. Джойс, Г. Миллер), ModernArt (кстати, а кто знает, что такое «порнография»?). Чем более фрагментарно общество, тем больше в нем нормативных субкультур, а следовательно, и вариантов «отклонений». И кто вправе судить, чьи нормы «правильнее», и что тогда есть «отклонение»? Что лучше, бескомпромиссная «борьба» с наркотиками в России или кафе-шопы с марихуаной в Амстердаме, Christiania в Копенгагене, легализация производных каннабиса в Чехии, КНДР, Канаде, ряде штатов США? Административная ответственность за занятие проституцией, уголовная — за содержание «притонов разврата» в России или Red Light District («квартал красных фонарей») в Амстердаме? Репербан в Гамбурге? Доступность алкоголя в европейских странах или длительное тюремное заключение за бутылку водки/ вина в ОАЭ? А Че Гевара — террорист или борец за свободу? Сколько групп единомышленников («фрагментов»), столько и моральных императивов, столько и оценок деяний как «нормальные» или «девиант-ные», «преступные». Если в предшествующие эпохи «люди одного поколения жили в одном историческом времени и, соответственно, по одним моральным нормам», то «для сложного социума характерен эффект временного дисхроноза: в одном социальном пространстве сосуществуют люди, фактически живущие в разных темпомирах: моральные представления одних групп могут относиться к одному социальному времени, а других к другому»1. Поэтому есть мораль журналистов «Charlie Hebdo» и мораль их убийц; есть мораль толерантная и интолерант-
1 Кравченко С. А. Сложное общество: необходимость переоткрытия морали / / Проблемы теоретической социологии. СПб., 2011. Вып. 8. С. 79 — 80.
ная; есть мораль космополитическая (интернационалистская), отвечающая запросам современного мира (да и всех времен, вспомним К. Маркса: «Я гражданин мира и горжусь этим»), и мораль «ура-патриотов»; есть мораль современного мира постмодерна, когда свобода — высшая ценность, и есть мораль В. Милонова и ему подобных, готовых запретить все и вся. Размывание границ между «дозволенным» и «недозволенным» — непосредственный сюжет уголовной политики и проблемы социального контроля.
И еще один сюжет, мало исследуемый в литературе. История человечества — путь к свободе. Еще Э. Фромм видел в свободе цель человеческого развития. Свобода как высшая ценность человеческого существования закреплена в различных национальных и международных актах. Так, еще в Декларации прав человека и гражданина (1789, Франция) говорилось: «Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах» (ст. 1). Свобода человека трактовалась как возможность «делать всё, что не наносит вреда другому: таким образом, осуществление естественных прав каждого человека ограничено лишь теми пределами, которые обеспечивают другим членам общества пользование теми же правами. Пределы эти могут быть определены только законом» (ст. 4)2. Статья 1 Всеобщей декларации прав человека 1948 года гласит: «Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах». Конституция Российской Федерации содержит императив: «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью» (ст. 2).
Но в современном обществе постмодерна протекает разнонаправленный процесс: свобода — несвобода. Неизмеримо выросла и продолжает расти технологическая свобода людей. Значительно сложнее обстоят дела с личностной свободой. «Цифровой» мир, открывающий беспредельные технологические возмож-
2 Конституции зарубежных государств / сост. В. В. Маклаков. М., 1999.
ности, делает каждого из нас объектом наблюдения и воздействия: от друзей/знакомых до преступников и органов власти. Каждый из нас находится «под колпаком», любые сведения о каждом из нас доступны в сетях. Да, государство обеспечивает в большей или меньшей степени развитие общества, в большей или меньшей степени безопасность населения. Но оно же служит репрессивным орудием в целях подавления действий, а то и мыслей, нежелательных для господствующих властных сил1.
Не случайно Томас Гоббс (1588 — 1679) сравнивал государство с Левиафаном — ветхозаветным чудовищным морским змеем, нередко отождествляемым с сатаной. Жутковатый образ Левиафана до сих пор служит символом государства. Позднее Левиафана дополнил образ Паноптикума (или Паноптикона) — «идеальной тюрьмы» И. Бентама (1748 — 1832). Образ государства-тюрьмы обосновывается в трудах М. Фуко (1926 —1984)2. Проблема обостряется в обществе постмодерна, когда усиливающейся свободе граждан противостоят безмерные возможности контроля за ними со стороны государства. Технологический прогресс, «цифровой мир» обеспечивают не только необходимые условия для свободы человека, но и технологические предпосылки тотального контроля государства над каждым его членом, т. е. несвободы. Это предсказанные Дж. Оруэллом в романе «1984» полиция мыслей, министерство правды и Старший Брат.
Дилемма «меры безопасности» или права и свободы человека активно обсуждается в мировой и отечественной криминологической, политологической, социологической литературе3.
1 См., напр.: Политический режим и преступность. СПб., 2001.
2 Фуко М. Надзирать и наказывать : Рождение тюрьмы. М., 1999 и др.
3 См., напр.: Гуринская А. Л. Англо-амери-
канская модель предупреждения преступности: критический анализ. СПб., 2018 ; Щедрин Н. В., Кылина О. М. Меры безопасности для охраны власти и защиты от нее. Красноярск, 2006.
Не вдаваясь в дальнейший подробный анализ многочисленных вопросов социального контроля над преступностью4, назову некоторые предложения по совершенствованию российского законодательства и практики.
В области законотворчества:
1) декриминализировать малозначительные деяния; не имеющие юридического определения («экстремизм», «порнография»); являющиеся гражданско-правовыми, административными или дисциплинарными деликтами (например, предусмотренные ст.ст. 146, 148, 151, 151.1,
158.1, 168, 172.1, 172.2, 176, 185.3, 191.1, 193, 194, 195, 200.1, 200.2, 204.2, 212.1, 230, 230.1, 231, 234.1, 242, 242.1, 280, 280.1, 284.1, 286.1,
291.2, 328, 330.1 УК РФ и др.);
2) минимизировать уголовную ответственность за деяния, связанные с наркотиками, исключив противоречащую основным принципам уголовного права ответственность за действия с аналогами наркотических средств и психотропных веществ. Только реальные наркоторговцы заслуживают уголовную ответственность, но не потребители;
3) прекратить криминализацию малозначительных деяний; не имеющих юридического определения; являющихся гражданско-правовыми, административными или дисциплинарными деликтами, а также ad hoc;
4) исключить предусматривающие в качестве вида наказания смертную казнь п. «н» ст. 44 и ст. 59 УК РФ. Смертная казнь сама есть преступление — убийство. Государство не имеет права на смертную казнь как «институт легального убийства» (М. Н. Гернет);
5) учитывая «ускорение времени» в обществе постмодерна и практику европейских стран и Японии, сократить максимальный срок лишения свободы
4 Подробнее см.: Гилинский Я. Криминология: теория, история, эмпирическая база, социальный контроль : авт. курс. 4-е изд. СПб., 2018. С. 392—459 ; Дикаева М. С. Уголовное наказание в России и зарубежных странах. М., 2017.
до 10 (15) лет, а по совокупности приговоров или рецидиве — до 15 (20) лет;
6) обсудить возможность исключения пожизненного лишения свободы из перечня наказаний (ст.ст. 44, 57 УК РФ).
В сфере правоприменения:
1) реализовать на практике принцип равенства граждан перед законом, принципы справедливости и гуманизма;
2) реализовать на практике независимость суда;
3) реализовать на практике принцип неотвратимости уголовной ответственности, прежде всего работников дознания, следствия, суда, уголовно-исполнительной системы за преступления по должности (привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности, незаконное возбуждение уголовного дела, незаконное задержание, заключение под стражу, принуждение к даче показаний, вынесение заведомо неправосудного приговора и т. п.);
4) сократить масштабы применения наказания в виде лишения свободы, переходя к иным мерам наказания (общественные работы, ограничение свободы и др.);
5) исключить применение пыток при производстве дознания и следствия, привлекать организаторов и исполнителей пыток к строжайшей уголовной ответственности.
В сфере исполнения наказаний:
1) абсолютный отказ от пыток и строгая уголовная ответственность их организаторов и исполнителей;
2) в местах лишения свободы обеспечить условия, не нарушающие нормальную жизнедеятельность заключенных (качественное питание, надлежащая медицинская помощь и т. п.) и не нарушающие их человеческое чувство собственного достоинства;
3) приоритетом в деятельности пенитенциарных учреждений должны стать ресоциализация, реадаптация заключенных, а не их репрессирование.
Разумеется, это не все направления совершенствования российской уголовной политики.
Библиографический список
1. Бороться с терроризмом на входах в метро и аэропорты — неэффективно / / Известия. — 2017. — 10 апр.
2. Гилинский Я. Девиантность в обществе постмодерна / Я. Гилинский. — Санкт-Петербург : Алетейя, 2017. — 219 с.
3. Гилинский Я. Криминология: теория, история, эмпирическая база, социальный контроль : авт. курс / Я. Гилинский. — 4-е изд. — Санкт-Петербург : Алеф-Пресс, 2018. — 517 с.
4. Гуринская А. Л. Англо-американская модель предупреждения преступности: критический анализ : монография / А. Л. Гуринская. — Санкт-Петербург : Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 2018. — 400 с.
5. Дикаева М. С. Уголовное наказание в России и зарубежных странах / М. С. Дикаева. — Москва : Юрлитинформ, 2017. — 216 с.
6. Кравченко С. А. Сложное общество: необходимость переоткрытия морали / С. А. Кравченко / / Проблемы теоретической социологии. — Санкт-Петербург : Скифия-Принт, 2011. — Вып. 8. — С. 79—80.
7. Ларина Е. Кибервойны XXI века : О чем умолчал Эдвард Сноуден / Е. Ларина, В. Овчин-ский. — Москва : Книжный мир, 2014. — 352 с.
8. Ларина Е. Криминал будущего уже здесь / Е. Ларина, В. Овчинский. — Москва : НОРМА, 2017. — 512 с.
9. Основы борьбы с киберпреступностью и кибертерроризмом / сост. В. С. Овчинский. — Москва : НОРМА, 2017. — 528 с.
10. Политический режим и преступность. Проблемы политической криминологии / Н. Б. Баранова [и др.] ; под ред. В. Н. Бурлакова, Ю. Н. Волкова, В. П. Сальникова. — Санкт-Петербург : Юрид. центр Пресс, 2001. — 365 с.
11. Фуко М. Надзирать и наказывать : Рождение тюрьмы / М. Фуко ; пер. с фр. В. Наумова. — Москва : AdMazgihem, 1999. — 480 с.
12. Щедрин Н. В. Меры безопасности для охраны власти и защиты от нее / Н. В. Щедрин, О. М. Кылина. — Красноярск : ЮИ КрасГУ, 2006. — 120 с.
13. Gilinskiy Y. Modern Terrorism : Who is Blame and What can be done? / / Gilly T., Gilinskiy Y., Sergevnin V. (Eds.) The Ethics of Terrorism. — Spingfield Ill : Charls C. Thomas Publisher, Ltd, 2009.
14. Mathiesen T. The Politics of Abolition. Essays in Political action Theory // Scandinavian Studies in Criminology. — Oslo ; London, 1974.
