CC BY
296
В. М. Аллахвердов, Л. В. Куликов ПРОБЛЕМЫ ПСИХОЛОГИИ СОЗНАНИЯ
Данный выпуск «Вестника» посвящен проблемам сознания. «Сознание, — как изящно написал Г. В. Акопов1, — величайшая ценность, данная человеку без особых претензий, специальных усилий или, тем более, благодарностей за владение этой ценностью с его стороны». Сознание управляет всей деятельностью человека. Никто бы не захотел жить вечно, если бы вся эта вечная жизнь протекала в бессознательном состоянии. Однако само сознание остается загадкой. Мы толком не знаем ни того, как оно появилось, ни что оно делает. Хотя именно благодаря сознанию мы способны рассуждать о никак не представленных в опыте процессах зарождения Вселенной, отличать добро от зла и даже искать законы, управляющие бессознательным. Ж-П. Сартр выразил глубину нашего непонимания так: «Сознание есть то, что оно не есть; и не есть то, что оно есть»2. Философ М. К. Мамардашвили признался, что «сознание есть нечто такое, о чем мы как люди знаем все, а как ученые не знаем ничего»3. Статьи данного журнала показывают, что психологи все-таки кое-что знают о сознании.
Сознанию не удается дать однозначную трактовку. В философии оно часто трактуется как идеальное в противоположность материальному; в психологии — как осознанное в противоположность бессознательному (которое, тем не менее, понимается как нечто идеальное); в физиологии — как бодрствование в противоположность сну (хотя во сне мы видим сновидения на экране сознания); в лингвистике — как вербализуемое (хотя вербализуемое, отмечают сами лингвисты, всегда содержит в себе и то, что не поддается вербализации) в противоположность невербальному (хотя многое в невербальном осознается); в социологии — как рациональное в противоположность стихийному (хотя основания для рационального поведения, как известно и психологам и логикам, не всегда рационально выбираются)... В мире нет ни одного явления , соответствующего сразу всем этим интерпретациям. А ведь сознание, к тому же, еще описывается как нечто качественное, например, как способ маркировки имеющейся информации, как некий «луч», освещающий психические процессы, как «субъективная окраска» многих из этих процессов и одновременно как нечто количественное, подлежащее измерению: объем сознания, время сознательной реакции и пр. Одни понимают сознание как некий механизм, другие — как процесс, а третьи — как результат (т. е. как то, что высвечивается на «экране сознания» и наполнено смыслами). А ведь еще говорят об уровнях сознания, о состояниях сознания, о множественности разнообразных сознаний (выделяя, например, зрительное, эмоциональное, профессиональное и т. п. сознания) или о множественности однотипных сознаний (ссылаясь на случаи множественных личностей), о самосознании, об индивидуальном и массовом сознаниях и пр. И в настоящем «Вестнике» рассматриваются разные виды и стороны сознания. Так, Л. В. Куликов пишет об общественном
© В. М. Аллахвердов, Л. В. Куликов, 2008
сознании, Д. С. Безносов — о правовом сознании, Е. П. Волохова — о массовом сознании, Л. Г. Почебут — об измененных состояниях сознания, В. К. Макаров и Е. А. Борисова — о самосознании старшеклассников, В. А. Гершкович и Н. В. Морошкина — о сознательном контроле в мнемической деятельности и т. д. Но как бы ни были различны эти точки зрения, все они прикасаются к самой важной составляющей человеческого бытия — к Сознанию.
Нет возможности однозначно отличить наличие сознания от его отсутствия. Как, например, решить, есть ли сознание у животных? В большинстве книг написано: у животных сознания нет. Дж. Сёрл4 уверенно утверждает: «если только мы не ослеплены плохой философией или некоторыми формами академической психологии, то на самом деле у нас нет никаких сомнений, что собаки, кошки, обезьяны и маленькие дети сознательны и что их сознание столь же субъективно, как и наше». А Д. И. Дубровский5 предлагает другой подход: сознания у животных нет, но у них есть «другая субъективная реальность». Кто прав? Понимание термина «сознание» должно определяться не столько традицией использования этого понятия, сколько построением теории сознания. Пока такой теории нет, многое остается в зоне не слишком строгих рассуждений.
В психологии, например, часто используется определение осознанного как того, о чем может быть дан словесный отчет. В некоторых статьях нашего журнала авторы, по-видимому, тоже исходят из такого представления. Однако всегда можно подобрать примеры, которые поставят и это определение под сомнение. Афатик не может назвать изображенный на картине предмет. Но если перед больным положить бумагу, где его же рукой несколько дней назад было написано это же слово, больной может свободно произнести его вслух6. В какой момент предъявленный предмет был осознан? Ребенок, с младенчества живущий в двуязычной среде, сначала научается полнее выражать свои мысли на каком-то одном языке. Значит ли это, что осознанность, выраженная на этом языке, отличается от осознанности, выраженной на другом языке? В статье этого выпуска «Вестника» В. Ю. Карпинская ссылается на эффект А. Марсела, еще в 1980 г. показавшего, что слово, предъявленное всего лишь на 10 мс и которое, разумеется, не осознается (при такой скорости предъявления испытуемый может вообще не заметить, что ему было хоть что-то предъявлено), влияет на восприятие последующей словесной информации. Даны ли сознанию испытуемого не осознаваемые им слова, которые влияют на последующую сознательную семантическую переработку?
Вот пример стандартного определения сознания в отечественных словарях: «Сознание — высшая форма отражения...». Что ж, нет сомнения, в сознании как-то отражается реальность. Но человек неосознанно воспринимает, хранит и перерабатывает гораздо больше информации, чем осознает, неосознанно существенно быстрее находит закономерности в окружающей среде, без контроля сознания гораздо лучше регулирует силу и точность своих действий. Лишь малая часть поступающей информации и притом с весьма значительным запаздыванием становится доступной сознанию. Многочисленные экспериментальные исследования, особенно бурно развивавшиеся с 1970-х гг. и породившие представление о когнитивном бессознательном (см. статью В. М. Аллахвердова, Е. Ю. Воскресенской и О. В. Науменко в настоящем «Вестнике»), доказывают это. Мозг — гигантский биокомпьютер, перерабатывающий информацию, поступающую от всех органов чувств. Само же сознание, в отличие от мозга, непосредственно не обладает ни инструментами отражения, ни средствами обработки информации. Наконец, именно сознанию человека свойственно ошибаться. Даже пороги чувствительности (как показано в статьях В. Ю. Карпинской и Н. П. Владыкиной) — это пороги, созданные сознанием, а не физиологическими ограничениями. В чем же заключается высшая форма отражения?
А вот еще одно типичное и тоже, по сути, совершенно непонятное клише: «Сознание — интегратор психических процессов ...». Это притом, что о психике мы заведомо знаем еще меньше, чем о сознании, вообще знаем о ней лишь по аналогии с сознанием. И уж, конечно, не знаем толком, ни что она такое, ни что конкретно делает, ни, тем более, на какие именно различные психические процессы распадается и зачем эти процессы надо интегрировать. Все строго наоборот! Ученые, не зная, что такое сознание, решили классифицировать неведомое, надеясь расчленить загадочную психику на более мелкие и более понятные психические процессы. Деление духовных сил человека на мыслительную, эмоциональную и волевую восходит к античной традиции, ее лелеют в школе Лейбница. Современные психологи основательно расширили этот набор (ощущение, восприятие, память, воображение, речь и пр.). Однако и новая классификация никак не обоснована, построена на разных основаниях, и нет критериев, позволяющих какие-нибудь явления считать или, наоборот, не считать психическим процессом. Как, например, решить, состояние внимания — это процесс или состояние? М. С. Каган явно недоволен тем, что «в этих простых перечнях рядополагаемых психических явлений оказываются „забытыми“ то фантазия, то любовь, почти всегда вера и всегда вкус, и эстетический, и художественный»7. Вот и в статье Н. В. Дорофеевой к числу психических процессов неожиданно относится рефлексия, но зато оспаривается традиционное представление, что воображение — это отдельный психический процесс (и вслед за Э. В. Ильенковым утверждается, что воображение — всеобщее свойство сознания).
В реальных исследованиях то один, то другой психолог уравнивают эти якобы разные процессы. Некоторые психотерапевты не видят разницы между мышлением и эмоциями8. С ними солидаризируются современные психофизиологии, например Ю. И. Александров9. Более того, вытекающие из представления о различии мышления и эмоций попытки найти им локализацию в разных структурах мозга объявляются первым из семи смертных грехов нейронауки в изучении эмоций10. Р. Арнхейм предупреждает: теоретическое разделение восприятия и мышления небезопасно11. А. В. Брушлинский не различает репродуктивное мышление и память12. М. А. Холодная пишет, что изучение понятийного мышления оборачивается описанием семантической долговременной памяти, исследование логических умозаключений неожиданно предстает как исследование воображения и т. д. Холодная называет это явление «эффектом перевертыша» и резюмирует: «Так называемые „познавательные процессы“ — это не более чем плод нашего несовершенного профессионального ума»13. А. А. Залевская констатирует: «Такие психические процессы, как мышление, речь, память, восприятие и др., онтологически вообще не существуют как отдельные обособленные акты» 14. Специалист по исследованию воли В. А. Иванников не только уверяет, что такого процесса, как воля, реально не существует15, но и добавляет: «Положение об отдельных процессах надо отвергать»16. Уже 40 лет назад Я. А. Пономарев, назвав существующую классификацию «отживающей», отметил, что в ней «концы с концами не сходятся» и что само «понятие „психический процесс“ неопределенно»17. (Более подробно один из авторов этой вступительной статьи писал «о сюрреалистическом безумии» этой классификации18 и о необходимости преодоления «господствующей в психологии расчлененки»19). Недавняя попытка Н. И. Чуприковой20 придать существующей классификации рациональный вид только подчеркивает ее исходную нелогичность. За деревьями этих процессов зачастую исчезает лес целостной человеческой психики. Она обладает нулевым или даже отрицательным эвристическим потенциалом. Ведь как только психологи обнаруживают какое-то реальное психическое явление, будь то вытеснение по Фрейду, дифференциация фигуры и фона у гештальтистов, установка в школе Д. Н. Узнадзе, эффект привязки Д. Канемана
или обнаруженный В. М. Аллахвердовым феномен неосознанного негативного выбора (см. статью М. Б. Кувалдиной в «Вестнике»), так сразу выясняется: любое из этих явлений проявляется во всем диапазоне психического. Нет никаких оснований видеть за существующей классификацией описание каких-либо реально существующих отдельных процессов. Тогда что интегрирует сознание?
Все согласны: сознание играет первостепенную роль во взаимодействии человека с другими людьми и окружающим миром. Но какую именно? Часто заявляют: сознание избирательно, оно позволяет вычленять нужную информацию и избавляться от ненужной, спасая тем самым человека от информационных перегрузок (так думают, например, Р. Герриг и Ф. Зимбардо21). Но ведь для того, чтобы отсечь ненужную информацию, ее надо принять, переработать, а потом отсечь. Итак, в сознание должна поступать вся информация, даже та, которая не осознается, чтобы из нее отобрать ту, которую требуется осознать. Уже странно! Кого или что сознание спасает таким образом от информационных перегрузок? Самое себя? Более того, очевидно, что на основе полной информации точнее принимается решение о том, какая информация нужна, лучше планируется деятельность. Поэтому лучше принимать и хранить всю информацию, ничего не отсекая. Зачем же сознание заведомо отбрасывает часть хранимой в мозге информации? Ведь оно способно перерабатывать весьма ограниченные объемы информации (часто говорят: не более семи смысловых единиц одновременно) и притом чрезвычайно медленно. Как же оно способно определять значимость для будущего поступающей сейчас информации?
К компетенции сознания обычно относят задачи отражения реальности и регуляции деятельности. Беда этой позиции в том, что для выполнения этих задач сознание совсем не нужно. И отражение и регуляция происходят автоматически на физиологическом уровне. Физиологическое отражение точнее и объемнее, чем сознательное. Как писал П. Я. Гальперин, «в психических отражениях не может быть „ни грана“ больше того, что есть в физиологической основе. В них открывается даже меньше того, что есть в их основе». А дальше добавлял загадочное: «Но именно это „меньше“ и открывает новые возможности действия»22. Физиологическая регуляция деятельности осуществляется на порядок быстрее и точнее, чем регуляция, происходящая под сознательным контролем. Хорошо известно, что вмешательство сознания в эти автоматизмы приводит только к сбою. (О том, как сознательный контроль мешает эффективному решению задач, см. в «Вестнике» статью В. А. Гершкович и Н. А. Морошкиной). И никто не знает, почему некоторые информационные процессы «не идут в темноте», а освещаются «лучом сознания»? Д. Чалмерс утверждает, что на этот вопрос пока никто не дал убедительного ответа23.
Описываемые в настоящем «Вестнике» эксперименты показывают: процесс осознания предполагает выбор из нескольких альтернатив. И то, что человек осознает, всегда сопровождается чем-то, не выбранным для осознания (видимо, нечто подобное имел в виду У Джеймс, говоря о психических обертонах). Отвергнутые неосознанные значения обладают выраженным последействием: пока ситуация не изменяется, они, как правило, остаются неосознанными. В неосознанном принимается, обрабатывается и хранится любая информация, в том числе семантическая, происходит точное управление тонкими действиями, осуществляются сложные арифметические преобразования и т. д. Иначе говоря, в неосознанном в большем объеме и с большей скоростью обрабатывается такая же по своей сложности и форме информация, как и в осознанном. Зачем нужно сознание?
Представление о роли сознания в познавательной деятельности порождает гносеологическую проблему. Она известна с античности, но наиболее четко была сформулирована
философами Нового времени. Вот формулировка Дж. Локка: «Наше Познание реально лишь постольку, поскольку наши Идеи сообразны с действительностью Вещей. Но что будет здесь Критерием? Как же Ум, если он воспринимает лишь собственные Идеи, узнает об их соответствии самим Вещам?»24 Действительно, нельзя сравнивать то, что есть в сознании, с тем, чего в сознании нет. Если отказаться от решения этой проблемы, то нельзя понять, как мы способны в нашем сознании отличать реальный мир от галлюцинаций. Без ее решения никакая серьезная психологическая теория не может существовать. Ведь надо же понимать, как человеку удается соотнести образ с предметом, если последний дан субъекту только в виде сознательного образа. Если человек слышит звук, то как, например, он может проверить: звук реально существует или ему только кажется, что он его слышит? По-видимому, он как-то должен сличить то, что он слышит, с тем, что есть на самом деле. Но в чем логика этого? Если человеку не известно, что есть на самом деле, то что с чем он должен сличать? А если ему каким-то неведомым образом заранее известно, что есть на самом деле, то почему тогда он может совершать ошибки? Еще более пугающий вопрос: как человек может убедиться в правильности знания о самом себе? Наверное, он должен сравнить свое представление о себе с самим собой. Но ведь человеку известны только свои мысли о себе, а не он сам как таковой. С чем же сравнивать свое представление о себе и переживаемых чувствах? С мнением других людей? Но если сам человек не знает, кто он такой на самом деле, как это могут знать другие? Откуда они-то знают, чего на самом деле хочется другому человеку, какие чувства он реально испытывает? К тому же, не совсем понятно, как человек может проверить, что он правильно понял мысль других, ведь он не может сличить свое представление об этих мнениях с тем, что в действительности думали говорящие.
В текстах статей эта проблема прямо не формулируется. Но она все время присутствует в неявном виде. Ведь в статьях признается, что сознание влияет на восприятие мира, т. е. что сознание отражает этот мир по-своему, не совсем таким, каков он есть на самом деле. Русские и хакасские девушки по-разному воспринимают коммуникативные ситуации (О. В. Михайлова), восприятие врага бойцами зависит от ценностных ориентаций и боевого опыта (В. М. Голянич и др.), разное сознательное отношение человека к экономическим реалиям по-разному влияет на его психическое состояние (И. В. Троицкая), выбор книг для чтения связан с представлениями сознания об окружающем мире (А. И. Китаева), по-разному формируется образ отца у мужчин и женщин (С. Т. Посохова и др.) и т. д. Показано даже влияние формирования осознанного чувства ответственности на изменение проявлений акцентуаций характера (статья Н. Г. Комаровой). Требуются специальные методические подходы, чтобы исследовать процесс понимания (статья Т. В. Анисимовой и Т. В. Чешуиной). Не удивительны трудности становления самосознания, которые описываются в нескольких статьях «Вестника».
Уже длительное время психологи обращаются и, без сомнения, будут обращаться к тем вопросам психологии сознания, которые связаны с решением практических задач. То или иное значимое для человека событие, тот или иной выдающийся человек оставляют длительный и глубокий след и во внутреннем мире личности, и во всей личности как целостности. И в теоретическом и в практическом планах важно то, что влияние людей и событий, приводящее к некоторым изменениям в личности, не осуществляется непосредственно — оно опосредовано активностью сознания. Какой-либо раздражитель, поступающий из внешней среды, чье-либо сообщение, поступок небезразличного нам человека воспринимаются, интерпретируются, осознаются; они редко становятся содержанием психики, минуя сознание. Но и в тех случаях, когда их вхождение не было осознанным, дальнейшее их участие в функционировании психики испытывает определенное влияние со стороны сознания.
В этом выпуске «Вестника» уделено внимание ряду важных и актуальных прикладных аспектов функционирования сознания: в правовом (законопослушном или незаконопослушном) поведении, в необычном состоянии человека, находящегося в толпе, в переживаниях субъекта, преодолевающего трудные, стрессовые ситуации. Рассматривается влияние возраста, этнической принадлежности, профессиональной принадлежности и ряда других факторов.
Для каждого живого человека самое большое деление его бытия проходит по границе: Я и остальной мир. Разумеется, эти две части взаимосвязаны, но в сознании (здоровом) отделены. Для обладающего сознанием субъекта он сам — особая часть всего существующего, поэтому самосознание имеет свои закономерности, свою внутреннюю жизнь. Ряд интересных сторон самосознания личности не остался без внимания и обсуждается авторами этого выпуска. Направленность сознания и самосознания в значительной степени определяет их содержание, делает доминантными одни мысли, образы и переживания и устраняет или уводит в тень другие.
К сожалению, не все авторы указывают на свою принадлежность к той или иной исследовательской школе. Во многих статьях авторов из СПбГУ, тем не менее, видна приверженность школе Б. Г. Ананьева. Н. В. Дорофеева опирается на культурно-историческую школу и своими словами пересказывает многие идеи Л. С. Выготского. Наблюдается также тенденция включаться в современные общемировые линии развития психологии. Пожалуй, чаще всего заметна приверженность когнитивному подходу, наиболее активно развивающемуся сегодня в мире. Явный когнитивистский акцент проявляется в утверждении Е. П. Волоховой, что сознание «выступает как результат познания, и способом его существования является знание». К этому направлению принадлежат и статьи В. М. Аллахвердова и его учеников (Н. П. Владыкиной, Е. Ю. Воскресенской, В. А. Гершкович, В. Ю. Карпинской, М. Б. Кувал-диной, Н. В. Морошкиной, О. В. Науменко, М. Г. Филипповой).
Конечно, в предлагаемых Вашему вниманию статьях проблемы психологии сознания, имеющие многовековую историю, еще не получат своего разрешения. Но, тем не менее, многие существенные результаты, изложенные авторами статей, намечают пути поиска этих решений. Все это позволяет надеяться на серьезное движение психологической науки к пониманию такого сложного и неоднородного феномена, каковым является сознание.
В следующих разделах данного выпуска помещены работы ученых социологического факультета. В этих публикациях затрагивается широкий круг проблем современной социологии, антропологии и ряда других гуманитарных наук. В частности, уделено внимание многим социальным процессам, оказывающим существенное влияние на формирование, функционирование и трансформации индивидуального сознания современного человека. Анализируется ключевая роль средств массовой информации в формировании общественного мнения, описаны особенности отображения профессиональной структуры в СМИ (И. Б. Дадьянова). Затрагивается широкий круг вопросов становления социальной компетенции подростков (Т. И. Самсонова). В статье Н. И. Боенко раскрыты возможности теоретического синтеза в экономической социологии, обсуждается необходимость расширения предметного поля социологической науки.
Представлены результаты сравнительного анализа основных тенденций динамики социальной структуры России и Китая (Лянь-Лянь, Е. Г. Мельников). Рассматривается история появления и трактовки понятия социальных проблем (бедность, нищета, болезни, алкоголизм, отсутствие работы, нищенская зарплата и т. д.) в дореволюционный, послереволюционный, советский и современный периоды развития отечественной социологии (Т. М. Симонова).
В журнале нашли отражение вопросы адаптации мигрантов в Санкт-Петербурге, влияния их правовой грамотности на успешность адаптации в России, оправданность ожиданий мигрантов относительно жизни в Санкт-Петербурге (П. П. Лисицын). Обсуждаются оптимальные условия развития философского знания и связи философии с другими видами интеллектуальной деятельности, уточняется место профессионализма в самой философской деятельности, показаны взаимосвязи обыденного сознания и философского знания (В. Е. Семенков). В статье Я. Багдасаровой представлены размышления о различных аспектах отражения инокультурной среды в сознании личности и особенностях автобиографической рефлексии жизни в такой среде.
1 Акопов Г. В. Проблема сознания. Отечественная платформа. Самара, 2002. С. 4.
2 Цит. по: Лекторский В. А. Субъект, объект, познание. М., 1980. С. 117.
3 Мамардашвили М. К. Необходимость себя. М., 1996. С. 215.
4 Сёрл Дж. Открывая сознание заново. М., 2002. С. 103.
5 Дубровский Д. И. Сознание, мозг, искусственный интеллект. М., 2007. С. 59.
6 Бжалава И. Т. Психология установки и кибернетика. М., 1966. С. 220-221.
7 Каган М. С. Философия культуры. СПб., 1996. С. 154.
8 Эволюция психотерапии: В 4 т. М., 1998. Т. 2. С. 398.
9 Александров Ю. И. От эмоций к сознанию // Психология творчества. Школа Я. А. Пономарева. М., 2006. С. 203-328.
10 Davidson R. J. Seven sins in the study ofemotion: Corrective from affective neuroscience // Brain and Cognition. 2003. Vol. 52. Р. 129-132.
11 Арнхейм Р. Новые очерки по психологии искусства. М., 1994. С. 72.
12 Брушлинский А. В. Субъект: Мышление, учение, воображение. М.; Воронеж, 1996. С. 45.
13 Холодная М. А. Психология интеллекта. Парадоксы исследования. М.; Томск, 1997. С. 103.
14 Залевская А. А. Введение в психолингвистику. М., 1999. С. 35.
15 Иванников В. А. Психологические механизмы волевой регуляции. М., 1991. С.122.
16 Иванников В. А. Введение в психологию. М., 2006.
17 Пономарев Я. А. Психика и интуиция. М., 1967. С. 191-199.
18 Аллахвердов В. М. Методологическое путешествие по океану бессознательного к таинственному острову сознания. СПб., 2003. С. 153-170.
19 Аллахвердов В. М. Осознание как открытие // Психология творчества. С. 352-376.
20 Чуприкова Н. И. Система понятий общей психологии и функциональная система психической регуляции поведения и деятельности // Вопросы психологии. 2007. № 5. С. 3-15.
21 Герриг Р., Зимбардо Ф. Психология и жизнь. СПб., 2004. С. 248-249.
22 Гальперин П. Я. Введение в психологию. М., 1976. С. 61.
23 Chalmers D. J. The conscious mind. In search of a fundamental theory. New York, 1996.
24 Локк Дж. Соч.: В 3 т. М., 1985. Т. 2. С. 194.
