CC BY
0
ВЕСТНИК ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ 2024 PERM UNIVERSITY HERALD. JURIDICAL SCIENCES Выпуск 2(64)
Информация для цитирования:
Дерюгина Т. В. Проблемы определения правовой природы цифровой валюты // Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2024. Вып. 2(64). C. 274-288. DOI: 10.17072/1995-4190-2024-64-274-288.
Deryugina T. V. Problemy opredeleniya pravovoy prirody tsifrovoy valyuty [Problems of Determining the Legal Nature of Digital Currency]. Vestnik Permskogo universiteta. Juridicheskie nauki- Perm University Herald. Juridical Sciences. 2024. Issue 2(64). Pp. 274-288. (In Russ.). DOI: 10.17072/1995-4190-2024-64-274-288.
УДК 347.21
DOI: 10.17072/1995-4190-2024-64-274-288
ПРОБЛЕМЫ ОПРЕДЕЛЕНИЯ ПРАВОВОЙ ПРИРОДЫ ЦИФРОВОЙ ВАЛЮТЫ Т. В. Дерюгина
Московский университет МВД России имени В. Я. Кикотя E-mail: sofija96@mail.ru
Статья поступила в редакцию 13.02.2024
Введение: появление в российском законодательстве категории цифровой валюты вызвано рядом причин, связанных как с необходимостью регулирования сложившихся экономических отношений, так и с превенцией противоправного поведения (коррупционных схем, террористической деятельности и проч.). Однако предложенная законодателем дефиниция не решила существующих проблем, а ее противоречивые положения вызывают в научной литературе многочисленные дискуссии, требующие доктринального разрешения, что предопределяет актуальность исследования. Цель: определить и обосновать особую правовую природу цифровой валюты. Задачи: выявить признаки цифровой валюты; сравнить цифровую валюту со сходными правовыми категориями (криптовалютой, безналичными денежными средствами, цифровыми правами, бездокументарной ценной бумагой, электронными денежными средствами). Методы: детерминизма, системно-функциональный, логический, сравнительно-правовой. Результаты: на основании анализа доктрины, законодательства, проектов федеральных законов, а также понятия цифровой валюты, криптовалюты, фиатных денег, цифровых прав и проч. выявлены признаки перечисленных выше объектов гражданских прав, проведено сопоставление их признаков и функций, что позволило обосновать самостоятельную правовую природу цифровой валюты. Выводы: цифровую валюту нельзя рассматривать как информацию или базу данных. Ее правовая природа отличается от правовой природы безналичных денежных средств, бездокументарных ценных бумаг, криптовалюты, цифровых прав, электронных денежных средств. Тем не менее наряду с последними тремя категориями цифровая валюта является разновидностью единого родового объекта гражданских прав. Отношения, возникающие относительно цифровой валюты, обладают сложной структурой и состоят из абсолютного и нескольких видов относительных правоотношений. В цифровой валюте, вопреки утверждению законодателя, присутствует имущественное содержание (имущественное право, заключающееся в возможности предъявлять требования), а ее обладателю противостоят обязанные лица, как в рамках абсолютного, так и в рамках относительных правоотношений.
Ключевые слова: валюта; цифровая валюта; криптовалюта; цифровые права; денежные средства; бездокументарные ценные бумаги; имущественное право; информация; инвестиции; средство платежа
© Дерюгина Т. В., 2024
PROBLEMS OF DETERMINING THE LEGAL NATURE OF DIGITAL CURRENCY T. V. Deryugina
Kikot Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia E-mail: sofija96@mail.ru
Received 13 Feb 2024
Introduction: the appearance of the digital currency category in Russian legislation was caused by a number of reasons related both to the need to regulate existing economic relations and to prevent illegal behavior (corruption schemes, terrorist activities, etc.). However, the definition proposed by the legislator did not solve the existing problems, and its contradictory wording causes numerous discussions in the scientific literature that require doctrinal resolution, which determines the relevance of the study. Purpose: to define and substantiate the legal nature of digital currency. Objectives: to identify the special features of digital currency; to compare digital currency with similar legal categories (cryptocurrency, non-cash funds, digital rights, uncertified securities, electronic money). Methods: determinism, system-functional, logical, comparative. Results: an analysis of the doctrine, legislation, draft federal laws as well as the concepts of digital currency, cryptocurrency, fiat money, digital rights, etc. revealed the features of these categories; their features and functions were compared, which made it possible to substantiate the independent legal nature of digital currency. Conclusions: digital currency cannot be regarded as information or a database. Its legal nature is different from that of non-cash funds, uncertified securities, cryptocurrency, digital rights, electronic money. Nevertheless, digital currency belongs to the same generic object of civil rights as the three last-mentioned categories, being one of its varieties. Relations that arise with respect to digital currency have a complex structure and consist of an absolute and several types of relative legal relations. In digital currency, contrary to the statement of the legislator, there is property content (a property right consisting in the ability to make demands), and its owner is opposed by obligated persons, both within the framework of absolute and relative legal relations.
Keywords: currency; digital currency; cryptocurrency; digital rights; cash; uncertified securities; property right;
information; investment; means of payment
Введение
Стремительное развитие рынка цифровых объектов гражданских прав, в том числе в России, признание цифровой валюты имуществом, позволяющим включать ее в конкурсную массу при банкротстве, а также накладывать иные взыскания, появление в законодательстве норм, регулирующих отношения, связанные с использованием цифровой валюты, неинформативность и противоречивость указанных правил поведения обусловливают необходимость теоретического осмысления ряда проблем, связанных с пониманием сущностных признаков цифровой валюты и ее функций.
Прошло более трех лет с момента появления в российском законодательстве категории «цифровая валюта». Однако дискуссии представителей науки относительно ее правовой природы продолжаются и в настоящее время. Имплементация указанной дефиниции вызвала ряд вопросов, связанных с установлением соотношения цифровой валюты с криптовалю-той, цифровыми правами, безналичными денежными средствами и другими сходными категориями. Понимание цифровой валюты как средства платежа, не являющегося денежной единицей России и, в принципе, не относящегося к валюте, в том традиционном
осмыслении, в котором эта категория использовалась до настоящего времени, делает важным разрешение вопроса о ее правовой природе, определении места в системе объектов права.
Цель введения в законодательство того или иного понятия заключается в выработке сущностных признаков, позволяющих разграничить его с близкими по содержанию правовыми категориями, определить место в системе правовых явлений, установить на основании сходной природы определенный правовой режим. Основой вводимой дефиниции должны стать научные разработки, позволяющие сформулировать ключевые характеристики, необходимые для определения правового явления. С сожалением приходится отмечать, что существующее в действующем российском законодательстве понятие цифровой валюты, ее признаки характеризуются противоречивостью, бессистемностью, не связаны единым терминологическим аппаратом.
В научной литературе ведется активная дискуссия в отношении природы и функций цифровой валюты. Зарубежные исследователи посвящают работы изучению криптовалюты, биткоинов, токенов, используемой технологии блокчейн для обращения криптовалют (S. Huckle, R. Bhattacharya, M. White, N. Beloff [22, с. 461-466] и др.). Российские ученые
проводят сравнительный анализ криптовалюты и цифровой валюты (Л. Г. Ефимова [5, с. 12-19], И. И. Кучеров [7, с. 2-6; 8, с. 3-8], А. А. Ситник [11, с. 103-113]). Проблема безналичных денежных средств рассматривается в трудах Т. Б. Замотаевой [6], А. В. Степанченко [12, с. 34-41] и др. О криптова-люте, цифровой валюте как инвестиции и платежном средстве пишут Е. Н. Абрамова [1, с. 19-27], А. В. Майфат [9], Л. В. Санникова, Ю. С. Харитонова [10] и мн. др.
Выделение концептуальных признаков цифровой валюты, рассмотрение ее функций позволит решить задачи, связанные с определением правовой природы цифровой валюты, установлением места в системе сходных правовых категорий (криптовалюты, валюты, цифровых прав, безналичных денежных средств и др.), формулированием правового режима, отражающего ее ключевые характеристики и позволяющего отграничить от сходных правовых категорий.
С учетом целей и задач, поставленных в настоящем исследовании, необходимости последовательного отражения предшествующих знаний, в работе используется совокупность способов решения научной проблемы, позволяющих наиболее полно раскрыть ее содержание и предложить новые решения. Использование системного подхода как важнейшего метода позволит не только рассмотреть структуру понятия цифровой валюты, ее содержание, но и установить взаимосвязь отдельных элементов, признаков, их ключевые характеристики. При помощи метода детерминизма устанавливаются факторы (экономические и законодательные), влияющие на формирование понятия цифровой валюты и его развитие. Метод анализа и синтеза способствует раскрытию элементного состава исследуемого явления, определению способов взаимодействия элементов, установлению иерархии. Использование системно-функционального метода помогает установить связи как между элементами правовых категорий, так и между различными категориями, объединенными в виды и подвиды. При помощи метода сравнения проводится сопоставление цифровой валюты со сходными явлениями (деньгами и денежными средствами, криптовалютой, цифровыми правами и проч.). Помимо этого, метод сравнения использован с целью анализа нормативных правовых актов, а также существующих в доктрине научных позиций.
Цифровая валюта и криптовалюта: антиномия понятий
Концепция законодательного регламентирования механизмов организации оборота цифровых валют1 анонсировала развитие законодательства Российской Федерации в сфере правового регулирования одного из самых высокорисковых финансовых инструментов - цифровой валюты. В обоснование необходимости регламентации ее гражданского оборота авторы Концепции приводят статистику, согласно которой в Российской Федерации открыто около 12 млн криптовалютных кошельков2. Целью правового регулирования выступает установление правил оборота цифровой валюты, минимизация дестабилизации финансовой системы России, снижение возможности использования цифровой валюты в противоправных целях. При этом авторы Концепции, определяя правовую сущность цифровой валюты, отождествляют ее с криптовалютой.
Основным нормативным актом, регулирующим отношения, возникающие по поводу оборота цифровой валюты, является Федеральный закон от 31 июля 2020 г. № 259-ФЗ «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации»3 (далее - ФЗ «О цифровых финансовых активах»). Анализ указанного правового акта позволил ряду авторов сделать обоснованный вывод о том, что правила о цифровой валюте, сформулированные в действующем российском законодательстве, не позволяют в полной мере говорить о равенстве этих двух категорий (цифровой валюты и криптовалюты), речь не совсем идет о биткоинах или эфириуме (еШегеит) [7, с. 2-6]. Некоторые ученые делают вывод, что понятие цифровой валюты шире понятия криптовалюты [11, с. 103-113]. Такой вывод делается и в некоторых нормативных актах. В частности, в актах Базельского комитета по банковскому надзору криптовалюта обозначена в качестве подвида цифровой валюты4. Аналогичный подход отражен и в докладе Европейского центрального банка5. Поэтому вопрос о правовой природе цифровой валюты, ее признаках и свойствах является как никогда актуальным.
Несмотря на различия, о которых мы скажем позже, цифровая валюта и криптовалюта имеют много общего, что неудивительно, так как в основе конструкции цифровой валюты лежит именно криптовалюта. Впрочем, в действующем российском законо-
1 Концепция законодательного регламентирования механизмов организации оборота цифровых валют // Сайт Правительства России. URL: http://static.government.ru.
2 Там же (п. 1).
3 О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации: Федер. закон от 31 июля 2020 г. № 259-ФЗ // Собр. законодательства Российской Федерации от 3 авг. 2020 г. № 31 (ч. 1), ст. 5018.
4 Basel Committee on Banking Supervision Consultative Document Sound Practices: Implications of fintech developments for banks and bank supervisors. Issued for comment by 31 October 2017 August 2017. URL: https://www.bis.org/bcbs/publ/d415.pdf.
5 European Central Bank. Virtual currency schemes. October 2012. URL: https://www.ecb.europa.eu/pub/pdf/other/ virtualcurrencyschemes201210en.pdf.
дательстве в настоящее время можно говорить о более близкой связи криптовалюты и цифровых финансовых активов, чем криптовалюты и цифровой валюты.
Анализ пункта 18 статьи 1 Директивы ЕС 2108/ 843 от 30 мая 2018 г.6 позволяет нам выделить такие признаки криптовалюты, как существование в электронном виде, наличие определенной стоимости (ценности), отсутствие гарантированности со стороны государства, отсутствие правового режима, возможность использования в качестве средства обмена. В свою очередь из статьи 1 ФЗ «О цифровых финансовых активах» следует, что цифровая валюта имеет определенный цифровой код или обозначение, существует в электронном виде (в информационной системе), не является валютой в легальном понимании этого термина, не гарантирована государством и кем-либо еще (такой вывод мы может сделать в силу указания законодателя на отсутствие обязанного лица), является средством платежа, может использоваться в качестве инвестиций.
По сути, здесь мы можем выделить два крайне существенных отличия.
В Директиве ЕС предполагается, что криптова-люта не гарантирована государством, но может быть гарантирована иными субъектами права. Дословное же толкование нормы российского закона свидетельствует об отсутствии гарантированности со стороны любого субъекта (иначе, на наш взгляд, никак нельзя растолковать фразу об отсутствии обязанного лица), что, безусловно, вызывает ряд вопросов к законодателю. Не гарантированное встречной обязанностью конкретных субъектов или неопределенного круга лиц право превращается в фикцию. Если же мы говорим о таком объекте, как цифровая валюта, впрочем, как и иных средствах платежа, то она должна быть либо кем-то гарантирована, либо чем-то обеспечена, иначе говорить о ее ценности бессмысленно. Но об этом подробнее скажем позже.
Также обращает на себя внимание более широкий подход к функциям криптовалюты со стороны европейского законодательства и более узкий - со стороны российского, где функции цифровой валюты сводятся к возможности выступать средством платежа и/или инвестицией. Более того, и оборот цифровой валюты как средства платежа значительно ограничен законом в зависимости от субъектного состава.
Впрочем, говорить о полном запрете, как это сделано в информации Министерства финансов Российской Федерации в отношении внесенного в Правительство Российской Федерации проекта Федерального закона «О цифровой валюте»7 (далее - проект ФЗ «О цифровой валюте»), не вполне
корректно. Использование цифровой валюты в качестве средства платежа, как мы упоминали выше, запрещено только для определенной группы субъектов (ст. 14 ФЗ «О цифровых финансовых активах»), что не означает полного запрета. При этом часть 3 статьи 2 указанного Закона определяет цифровую валюту именно как средство платежа.
Анализ разработанного законопроекта позволяет сделать вывод, что если на начальном этапе криптовалюта и цифровая валюта имели больше сходств, чем различий, то с принятием указанного проекта различий станет значительно больше.
Правовое регулирование отношений с цифровой валютой в Российской Федерации лишает цифровую валюту одного их главных свойств криптовалюты - анонимности [24, рр. 302-309; 22, рр. 461466] (иногда это свойство некоторые авторы называют конфиденциальностью, под которой понимается анонимность и прозрачность) [15, р. 167]. И это вполне объяснимо. Анонимность создает возможность для использования криптовалюты в коррупционных схемах, террористической деятельности, прочих противоправных действиях. В силу этого авторы проекта ФЗ «О цифровой валюте» указывают, что сделки с цифровой валютой будут возможны только после идентификации, при этом будет открываться банковский счет, а операторы и банки обязаны будут информировать Росфинмониторинг о подозрительных транзакциях. В научной литературе отмечается, что речь уже не идет и об использовании технологии блокчейн [25, р. 226-234], так как мы имеем конкретных операторов, которые будут контролировать процесс осуществления транзакций.
Однако уже в действующем законодательстве для цифровой валюты созданы правовые основы в отношении порядка выпуска, обращения и фиксации цифровой валюты (ст. 14 ФЗ «О цифровых финансовых активах»), а с учетом положений проекта ФЗ «О цифровой валюте» не только эта процедура будет полностью регламентирована, но и все субъекты, включая оператора, должны быть идентифицированы, впрочем, наличие известного (идентифицированного) оператора уже говорит о присутствии некоторой централизованности.
Более того, ФЗ «О цифровых финансовых активах» содержит норму об обязанности оператора информационной системы вносить сведения о пользователе и хранить их в течение определенного срока, что свидетельствует о движении законодателя от признака анонимности к признаку прозрачности информационной системы, в которой происходит выпуск и оборот цифровой валюты.
6 Директива Европейского союза 2018/843 от 30 мая 2018 г., вносящая изменения в Директиву Европейского союза 2015/849 по предотвращению использования финансовой системы для целей легализации доходов, полученных преступным путем, финансированию терроризма, и вносящая изменения в Директивы 2009/138/ЕК и 2013/36/ЕС. URL: https://eur-lex.europa.eu/ legal-content/EN/TXT/?uri=CELEX:32018L0843.
7 Федеральный закон «О цифровой валюте»: проект // Министерство финансов Российской Федерации. URL: http://minfin_ rossii_napravil_v_pravitelstvo_rossii_proekt_federalnogo_zakona_o_tsifrovoi_valyute.
В науке обращается внимание на то, что одной из основных особенностей криптовалюты является ее выпуск вне единого эмиссионного центра [8, с. 3-8], централизованной системы блокчейна не существует [23, с. 114-129], а его текущая версия хранится отдельными пользователями [9, с. 103]. Признак децентрализации означает, что свойства, ценность, правила оборота и прочие характеристики устанавливаются лицом, выпустившим цифровую валюту. Указанный признак свойственен как цифровой валюте, так и криптовалюте.
Однако здесь необходимо обратить внимание на еще одну особенность российского определения цифровой валюты, которую в целом, на наш взгляд, трудно интерпретировать однозначно. В части 3 статьи 1 ФЗ «О цифровых финансовых активах» отсутствует указание на использование в процессе гражданского оборота цифровой валюты распределенного реестра (как это сделано, к примеру, для цифровых финансовых активов). С одной стороны, может показаться, что законодатель намеренно отказался от данной технологии с учетом вероятности, как нами указывалось выше, использования ее в коррупционных схемах, террористической деятельности, прочих противоправных действиях.
С другой стороны, не означает ли это, что законодатель, наоборот, расширительно подходит к указанной проблеме, допуская использование не только распределенного реестра, но и иных технологий? Подтверждение указанной идеи мы находим в подпункте 8 части 3 статьи 5 ФЗ «О цифровых финансовых активах», выделяющей информационные системы, действующие на основе распределенного реестра. По сути, на эту мысль нас наводят авторы экспертного заключения Совета при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства8. Комментируя проект ФЗ № 424632-7 «О внесении изменений в части первую, вторую и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации», они обращают внимание на то, что законодатель, связывая распределенный реестр и цифровое право, во-первых, ограничивает его оборот (так как существуют возможности использовать и иные технологии), а во-вторых, нарушает принцип технологической нейтральности. Последнее, на наш взгляд, является достаточно большим упущением законодателя, так как принцип сетевого нейтралитета, не позволяющий отдавать приоритет определенным субъектам и объектам, в том числе технологиям, должен стать
основополагающим при построении новой системы правового регулирования таких объектов, как цифровые права, цифровые валюты и прочие сходные объекты [4, с. 10].
Полагаем, что в случае цифровой валюты российский законодатель расширяет возможности ее использования в процессе гражданского оборота, не ограничиваясь распределенным реестром, а допуская использование иных сетевых архитектур, а также других технологий, направленных на регистрацию прав в цифровой среде. При этом, с учетом положений подпункта 8 части 3 статьи 5 и части 3 статьи 1 ФЗ «О цифровых финансовых активах», связывающей понятие узла информационной системы исключительно с распределенным реестром, оборот цифровой валюты обеспечивается как с использованием распределенного реестра (узлами информационной системы), так и без его использования (операторами иных информационных систем).
Более того, анализ существующих легальных определений криптовалюты в зарубежном9 или международном праве10 также не позволяет нам сделать вывод, что создание криптовалюты связывается исключительно с технологиями распределенного реестра. Более того, Базельский комитет по банковскому надзору специально указывает на возможность использования иных технологий11. Безусловно, сейчас это самая популярная технология такого рода, но не единственная. При этом осмысление связи криптовалюты с технологией распределенного реестра более свойственно научной литературе, впрочем, традиционно есть авторы, которые как связывают [15, с. 167], так и не связывают криптовалюту и технологии распределенного реестра, в том числе блокчейна [2, с. 67].
Тем не менее указанные выше различия позволяют нам утверждать, что понятия криптовалюты и цифровой валюты не тождественны, но и говорить о них как об объектах, которые обладают столь различными конституирующими признаками, не позволяющими отнести их к одному видовому объекту, мы также не можем. Безусловно, это подвиды одного родового объекта, который можно обозначить как виртуальную валюту или как разновидность цифрового имущества [13, с. 70] (последний подход нам ближе, так как позволяет объединить в рамках цифрового имущества объекты, сходные по своим свойствам, при этом не все из которых можно классифицировать как цифровые валюты либо криптовалюты).
8 Экспертное заключение по проекту Федерального закона № 424632-7 «О внесении изменений в части первую, вторую и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации» (принято на заседании Совета при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства 23.04.2018 № 175-2/2018) [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».
9 Декрет Республики Беларусь № 8 «О развитии цифровой экономики». URL: http://president.gov.by/uploads/archives/ Decret-8.zip.
10 Директива Европейского союза 2018/843 от 30 мая 2018 г.; Virtual currency schemes - a further analysis. February 2015. URL: https://www.ecb.europa.eu/pub/pdf/other/virtualcurrencyschemesen.pdf; Sound Practices: Implications of fintech developments for banks and bank supervisors. August 2017. URL: https://www.bis.org/bcbs/publ/d415.pdf.
11 Sound Practices: Implications of fintech developments for banks and bank supervisors...
Цифровая валюта как средство платежа
Федеральный закон от 10 декабря 2003 г. № 173-ФЗ «О валютном регулировании и валютном контроле»12 (далее - ФЗ «О валютном регулировании») включает в содержание валюты РФ две категории: средства на счетах и во вкладах (безналичные средства) и денежные знаки (наличные средства) (ст. 1). В некотором смысле обозначенный подход противоречит норме, заложенной в статье 140 Гражданского кодекса Российской Федерации13 (далее - ГК РФ), судя по названию, относящей к валюте только деньги (наличные средства), при этом выделяя две формы расчетов: наличные и безналичные расчеты. В свою очередь статья 128 ГК РФ, описывая объекты гражданских прав, указывает на существование денег, относящихся к материальным вещам, и безналичных денежных средств, имеющих природу имущественных прав. Не ставя себе целью решить указанные коллизии, так как они лежат за пределами поставленных нами исследовательских задач, учитывая общеправовой принцип приоритета специальной нормы перед общей, а также основываясь на положениях статьи 128 ГК РФ, примем за аксиому, что в Российской Федерации существует две формы валюты: наличные деньги (вещи) и безналичные денежные средства (средства, размещенные на счетах и во вкладах, относящиеся к группе имущественных прав).
Сопоставление приведенных выше положений законов с нормами ФЗ «О цифровых финансовых активах» позволяет сделать вывод, что цифровая валюта, несмотря на использованную терминологию, валютой в том смысле, который традиционно закладывает в нее законодатель, не является.
Согласно ФЗ «О цифровых финансовых активах» ключевыми характеристиками цифровой валюты выступают наличие цифрового кода или иного обозначения, его фиксация в информационной системе, отсутствие обязанного лица перед обладателем цифровых данных. Экономико-правовое значение цифровой валюты заключается в возможности выступать средством платежа или использоваться в качестве инвестиций (ч. 3 ст. 1 ФЗ «О цифровых финансовых
активах»). Закон исключает возможность интерпретировать цифровую валюту как денежную или расчетную единицу. Следовательно, являясь средством платежа, цифровая валюта, по мнению законодателя, расчетной единицей не является. Но, как следует из части 5 статьи 14 ФЗ «О цифровых финансовых активах», цифровая валюта может выполнять функцию встречного предоставления за передаваемые товары, производимые работы или оказываемые услуги для определенной группы субъектов14, что находится в некотором противоречии с утверждением о том, что цифровая валюта расчетной единицей не является. Безусловно, способность выступать расчетной единицей ограничивается сугубо рамками определенной информационной системы и, еще раз повторимся, особым кругом субъектов. Но указанные законодательные ограничения все же не позволяют нам безоговорочно лишать ее свойства расчетной единицы.
Анализ предложенного определения не позволяет сделать вывод относительно отнесения цифровой валюты к имуществу (в традиционном понимании этого термина)15 или нахождения в ее содержании имущественного права. Единственное, что можно заключить, - это невозможность рассмотрения цифровой валюты в качестве вещи (ведь речь идет о совокупности электронных данных), что свидетельствует о ее нематериальном характере. Таким образом, законодатель предлагает нам рассматривать цифровую валюту как нечто нематериальное, являющееся либо средством платежа (впрочем, здесь ее содержание, по мнению законодателя, сводится к выполнению одной функции денег), либо инвестицией.
В качестве средства платежа ФЗ «О валютном регулировании» цифровую валюту не называет. Из контекста статьи 12 указанного Закона также следует, что к средствам платежа относятся электронные, хотя их самостоятельный характер вызывает сомнения, однако об этом подробнее скажем позже. Не упоминает в качестве средства платежа цифровую валюту и Федеральный закон от 27 июня 2011 г. № 161-ФЗ «О национальной платежной системе»16 (далее - ФЗ «О национальной платежной системе»).
12 О валютном регулировании и валютном контроле: Федер. закон от 10 дек. 2003 № 173-Ф3 // Собр. законодательства Российской Федерации. 2003. № 50, ст. 4859. URL: http://www.pravo.gov.ru.
13 Гражданский кодекс Российской Федерации от 30 нояб. 1994 г. № 51. URL: http://www.pravo.gov.ru.
14 В круг субъектов, которым запрещено принимать цифровую валюту в качестве встречного предоставления, включаются все юридические лица, личным законом которых являются российское право, все иные организации, подразделения и представительства, имеющие российскую правосубъектность; российские и иностранные физические лица, находящиеся на территории РФ не менее 183 дней в течение 12 следующих месяцев (ст. 14 ФЗ «О цифровых финансовых активах»). При этом следует обратить внимание, что на гражданина РФ, не находящегося на территории РФ не менее 183 дня, фактически этот запрет не распространяется, как, впрочем, и на иностранных граждан и лиц без гражданства.
15 Впрочем, ряд законодательных актов РФ относят цифровую валюту именно к имуществу. См.: ст. 2 Федер. закона от 26 окт. 2002 г. № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» // Собр. законодательства Российской Федерации. 2002. № 43, ст. 4190; ст. 3 Федер. закона от 07 авг. 2001 № 115-ФЗ «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма» // Там же. 2001. № 33 (ч. 1). ст. 3418; ст. 8 Федер. закона от 25 дек. 2008 г. № 273-ФЗ «О противодействии коррупции» // Там же. 2008. № 52 (ч. 1). ст. 6228.
16 О национальной платежной системе: Федер. закон от 27 июня 2011 г. № 161-ФЗ // Там же. 2011. № 27. ст. 3872.
При этом, исходя из предметов регулирования ФЗ «О национальной платежной системе» и ФЗ «О валютном регулировании» (ст. 1 названных законов), именно этими актами устанавливаются правовые и организационные основы национальной платежной системы, единая государственная политика в этой сфере, что обеспечивает стабильность развития валютного рынка и всей экономики в целом.
В свете сказанного с позиции использованной юридической техники достаточно странно выглядит появление в нормах специального закона нового средства платежа (цифровой валюты), не заявленного в основополагающих нормативных правовых актах. Да, можно сказать, что одной из целей принятия ФЗ «О цифровых финансовых активах» было установление запрета на оборот цифровой валюты. Но это не так. Нами уже отмечалось, что, во-первых, запрет установлен только для определенной группы субъектов; во-вторых, запрет касается только использования цифровой валюты в качестве средства платежа, в качестве инвестиции ее оборот ограничен минимально, да и в целом, при соблюдении условий, обозначенных в статье 14 ФЗ «О цифровых финансовых» активах, ее оборот возможен (особенно если речь идет о физических лицах, в том числе гражданах Российской Федерации, так как ограничения установлены не в зависимости от гражданства, а в зависимости от постоянного места нахождения). Об этом свидетельствуют, в частности, и нормы Федерального закона от 26 октября 2002 г. № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» (далее - ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)»), допускающего включение цифровой валюты в конкурсную массу. Таким образом, можно говорить о наличии определенных ограничений на оборот цифровой валюты, но никак не о полном запрете.
Можно привести еще один аргумент относительно того, почему цифровая валюта не указана в основополагающих законах в качестве средства платежа. Рассматриваемые нормативные акты устанавливают правила регулирования для государственных валют, а, по мнению ряда авторов, цифровая валюта -это разновидность частных денег [5, с. 12-19], что в целом может объяснять отсутствие ее упоминания в ФЗ «О национальной платежной системе» и ФЗ «О валютном регулировании». В этом случае цифровая валюта должна выполнять функции денег, и, действительно, одна из них указана в легальном определении (функция средства платежа).
Традиционно в качестве функций денег выделяются: возможность выступать мерой стоимости, являться средством обращения, средством платежа, средством накопления и выполнять функцию мировых денег [6, с. 118-151]. Впрочем, в научной литературе присутствуют и другие точки зрения, например, выделяется три функции: денежных знаков, денежных единиц и денег-символов [12, с. 34-41] либо средства
обращения, накопления покупательной способности, средства измерения масштаба цен [14, с. 25].
В связи с выполнением указанных функций касательно денег и денежных средств могут складываться: правоотношения собственности (вещные правоотношения); правоотношения по гражданскому обороту денег и денежных средств (относительные правоотношения). Отношения собственности в контексте настоящего исследования нас не вполне интересуют, заметим лишь, что относительно возможности возникновения права собственности на безналичные денежные средства в научной литературе существует длительная дискуссия [6, с. 45], рассмотрение которой уведет нас от главной цели настоящей работы. Выскажем лишь ключевую идею, на основании которой будут строиться последующие выводы.
Наличие абсолютных свойств цифровой валюты вытекает из технологической возможности фиксации права за каждым обладателем цифровой валюты, из способности самостоятельно осуществлять свои права на цифровую валюту без обращения к иным лицам (оператор информационной системы здесь выполняет сугубо техническую функцию) [17, с. 6], из возможности защищать свои права против всех третьих лиц (эту мысль подтверждает законодатель в пункте 6 статьи 14 ФЗ «О цифровых финансовых активах», закрепляющей возможность обладателя цифровой валюты защитить свое право «обладания» при соблюдении условий, указанных в законе).
Однако наличие абсолютных свойств не свидетельствует о возникновении права собственности, именно в силу этого законодатель использует категорию «обладания», а не собственности и не описывает указанное право через традиционные категории владения, пользования и распоряжения.
В рамках второй группы отношений (относительных), исходя из заявленных функций, можно выделить: отношения использования в качестве платежного средства (именно они интересуют нас в первую очередь ввиду указания на цифровую валюту как средство платежа); отношения, связанные с перемещением цифровой валюты от одного лица к другому в рамках сделок, в том числе договоров (например, дарение, купля-продажа), что в силу указания в ФЗ «О цифровых финансовых активах» применимо и к цифровой валюте; комплексные отношения, сочетающие и отношения перемещения, и использование как средства платежа (например, кредитные отношения); отношения, которые в частноправовом смысле (не публично-правовом) применимы только к цифровой валюте, - майнинг (создание и выпуск в обращение новых единиц).
Невозможность рассмотрения цифровой валюты как наличных денег в силу отсутствия их материальности позволяет нам сузить предмет исследования до рамок безналичных денежных средств и сравнить их с цифровой валютой.
Относительно безналичных денежных средств нельзя выделить функцию соизмерения стоимости товара, так как для ее реализации необходимо, чтобы денежные средства имели нарицательную стоимость и носитель денежной единицы. В этом качестве безналичные денежные средства используют рубли и его нарицательную стоимость. Мировой опыт использования криптовалюты [21] свидетельствует о вполне удачных предпринимавшихся попытках рассмотрения криптовалюты как меры стоимости, определения при ее помощи стоимости товара [18, с. 225-241; 20]. Об этом мы писали выше в контексте цифровой валюты как расчетной единицы в рамках информационных систем.
Мы можем говорить в отношении цифровой валюты и о такой функции денег, как средства обращения. Она опосредует гражданский оборот товара, что прямо вытекает из статьи 14 ФЗ «О цифровых финансовых активах». При этом, как и с цифровыми правами, ее использование добровольно (в отличие от государственных денег) и происходит в рамках информационной системы.
На функцию средства платежа цифровой валюты законодатель указал в легальном определении. При этом в научных источниках акцентируется внимание на возможность ее использования как универсального платежного средства [10, с. 114]. Изначально предполагается, что цифровая валюта не противостоит непосредственно конкретному товару (т. е. не выполняет функцию средства обращения), а поступает в гражданский оборот по прошествии определенного в обязательстве срока. Следовательно, ценность цифровой валюты заключается в том, что, в принципе, обещание обязанного лица через какой-то период времени предоставить цифровую валюту является достаточным для того, чтобы обязательство состоялось. И здесь в большей мере речь идет о кредитных и заемных отношениях.
Анализируя легальную дефиницию цифровой валюты, можно предположить, что законодатель целенаправленно хотел ограничить ее функции только функцией средства платежа. Однако такой вывод опровергается статьей 14 ФЗ «О цифровых финансовых активах», в частности, частью 3, говорящей об обороте цифровой валюты, и частью 4, ограничивающей ее использование в качестве встречного предоставления за предаваемые товары, производство работ и оказание услуг (т. е. о выполнении функции обращения). Более того, и в отношении выполнения функции средства накопления и сбережения можно сделать вывод, что они присущи цифровой валюте. Имея электронный код, позволяющий ее идентифицировать и вести записи в специальных реестрах,
потенциально можно предположить, что цифровая валюта тем самым может накапливаться и приносить доход. Положительным моментом реализации этих функций является, как правило, ограниченность количества выпускаемых единиц цифровой валюты, что повышает ее стоимость в процессе накопления. Наличие этой функции делает цифровую валюту достаточно привлекательным инвестиционным инструментом.
Касательно последней функции мировых денег в отношении цифровой валюты говорить о ней преждевременно (на наш взгляд, и невозможно, в силу ограниченности ее оборота рамками информационной системы). Тем не менее в юридических источниках указывается на возможность использовать крип-товалюту, в частности биткоин, в качестве глобальной мировой валюты [10, с. 114].
Проведенный анализ позволяет нам сделать промежуточный вывод, что цифровая валюта, в силу выполнения большинства функций денег, может рассматриваться как нематериальное денежное средство. Нами осознанно не употребляется термин «электронное денежное средство» при характеристике цифровой валюты (хотя наличие электронного кода предполагает использование данного термина), так как существующее в российском законодательстве понятие электронного денежного средства (ст. 3 ФЗ «О национальной платежной системе») ни к цифровой валюте, ни к денежным средствам отношения не имеет.
Цифровая валюта как инвестиционный инструмент
В качестве второй сущностной характеристики цифровой валюты Закон указывает возможность использовать ее в качестве инвестиции. Однако и с отнесением цифровой валюты к инвестициям также возникает ряд проблем.
Так, в соответствии с Федеральным законом от 2 августа 2019 г. № 259-ФЗ «О привлечении инвестиций с использованием инвестиционных платформ и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации»17 (далее - ФЗ «О привлечении инвестиций»), инвестиции - это денежные средства (с учетом ст. 128 ГК РФ - имущественные права), направляемые на приобретение определенных объектов гражданских прав с целью получения прибыли (ст. 2). Более широко подходят к определению инвестиций Закон РСФСР от 26 июня 1991 г. № 1488-1 «Об инвестиционной деятельности в РСФСР»18 и Федеральный закон от 25 февраля 1999 г.
17 О привлечении инвестиций с использованием инвестиционных платформ и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации: Федер. закон от 2 авг. 2019 г. № 259-ФЗ // Собр. законодательства Российской Федерации. 2019. № 31, ст. 4418.
18 Об инвестиционной деятельности в РСФСР: Закон РСФСР от 26 июня 1991 г. № 1488-1 // Ведомости Съезда Народных Депутатов и Верховного Совета РСФСР от 18 июля 1991 г. № 29, ст. 1005.
№ 39-ФЗ «Об инвестиционной деятельности в Российской Федерации, осуществляемой в форме капитальных вложений»19, понимая под ними не только денежные средства, но и иные имущественные права, вещи и иное имущество (ценные бумаги, машины, оборудование и проч.), имеющие денежную оценку и используемые для получения дохода или для достижения иного экономически полезного эффекта.
Имея нематериальный характер, цифровая валюта, как следствие, не может принимать форму овеществленных объектов гражданских прав. Соответственно, в качестве инвестиций она может использоваться только в форме имущественного права.
При этом следует отметить, что ряд нормативных правовых актов относит цифровую валюту к имуществу, расширяя тем самым ее содержание (в частности, в ст. 2 ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)», ст. 3 ФЗ от 7 августа 2001 г. № 115-ФЗ «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма», ст. 8 ФЗ от 25 декабря 2008 г. № 273-ФЗ «О противодействии коррупции» и проч.).
Посыл законодателя к определению правовой природы цифровой валюты как имущества вполне понятен. Правовой режим имущества - категория устоявшаяся, имеет хорошо разработанный правовой режим, что позволяет не только использовать в экономическом обороте цифровую валюту, но и накладывать на нее взыскания. Тем не менее столь широкий подход к пониманию цифровой валюты неверен.
Как известно, в доктрине имущество определяется как совокупность вещей; имущественных прав и вещей; вещей, имущественных прав и обязанностей [16, с. 82]. Из содержания части 3 статьи 1, частей 1 и 3 статьи 14 ФЗ «О цифровых финансовых активах» следует, что оборот цифровой валюты возможен только в электронной форме, что, по сути, позволяет сузить понимание цифровой валюты, исключив из понятия все материальные вещи и их совокупность. Таким образом, используя метод исключения, можно сделать вывод, что цифровая валюта может представлять собой определенную информацию (базу данных) или имущественное право.
Изначально из части 3 статьи 2 ФЗ «О цифровых финансовых активах» следует, что никакого обязательственного права в содержании цифровой валюты нет, так как законодатель акцентирует внимание на отсутствие обязанного лица перед каждым обладателем цифровой валюты. А раз нет обязанных лиц, соответственно, нет и права требования к этим обязанным лицам, являющегося обязательным элементом субъективного права. Отсутствие конкретного лица, обязанного совершить определенные
действия или воздержаться от действий (обязательственное правоотношение), или широкого круга лиц, чьей общей обязанностью является ненарушение субъективного права обладателя (вещные правоотношения), превращает любое право в фикцию, ибо не обеспечивается надлежащим поведением третьих лиц. Ряд исследователей, анализируя данную норму закона, отмечают, что законодатель прямо указал этой фразой на отсутствие ответственности любых лиц перед держателем цифровой валюты [11, с. 111]. Таким образом, обозначенный подход законодателя к цифровой валюте вполне сознателен.
Возможно, законодатель хотел таким образом разграничить понятия цифровой валюты и денег (банкнот, монет), выпущенных государством, так как в силу статьи 30 Федерального закона от 10 июля 2002 № 86-ФЗ «О Центральном банке Российской Федерации (Банке России)»20 (далее - ФЗ «О Банке России») банкноты и монеты являются безусловным обязательством и обеспечиваются всеми активами Банка России. Однако такой подход, на наш взгляд, лишен логики, поскольку указанный Закон распространит свое действие только на деньги (банкноты и монеты), но не денежные средства (именно они могут иметь безналичную, виртуальную форму). Таким образом, дополнительный акцент здесь излишен.
Следует отметить, что ФЗ «О Банке России» (ст. 27) устанавливает запрет на выпуск денежных суррогатов (к которыми иногда относят цифровую валюту), однако этот запрет относится только к категории наличных денег (банкноты и монеты). Такой вывод следует из системного анализа главы шестой указанного Закона «Организация наличного денежного обращения», где и размещена приведенная статья. О деньгах, а не денежных средствах в отношении суррогатов говорит и часть 1 статьи 75 Конституции РФ.
Впрочем, возможно, акцент законодателя на отсутствие обязанного лица связан с желанием указать на абсолютную природу таких правоотношений, и здесь имеет место лишь неудачная формулировка нормы. Подтверждением такого вывода может служить норма части 6 статьи 14 ФЗ «О цифровых финансовых активах», ведущая речь о возможности предъявления требований, связанных с обладанием цифровой валюты. Соответственно, в содержании субъективного права выделяется право требования, являющееся по своей природе имущественным правом. И в этом случае возможно предположить, что цифровая валюта - это один из видов безналичных денег (денежных средств). На этот факт мы обращали внимание выше. Важной характеристикой безналичных денежных средств является их ликвидность, что
19 Об инвестиционной деятельности в Российской Федерации, осуществляемой в форме капитальных вложений: Федер. закон от 25 февр. 1999 г. № 39-ФЗ // Собр. законодательства Российской Федерации. 1999. № 9, ст. 1096.
20 О Центральном банке Российской Федерации (Банке России): Федер. закон от 10 июля 2002 г. № 86-ФЗ // Там же. 2002. № 28, ст. 2790.
означает не только возможность их оборота (в частности, купли-продажи), но и существование на них рыночной цены. И в этом цифровая валюта и безналичные денежные средства схожи.
С точки зрения обязательственных прав обладатель безналичных денежных средств вправе предъявлять требования к банку (оператору) о переводе их на другие счета, оплате товара и проч. И в этом случае банк или оператор не вправе отказать их обладателю в совершении операций. Из этого следует, что в случае безналичных денежных средств мы имеем обязанное лицо, которое должно совершить определенные действия по требованию обладателя безналичного денежного средства. Такое же лицо есть и в рамках оборота цифровой валюты, это оператор информационной системы, который обязан фиксировать порядок выпуска и вносить изменения в записи в связи со сменой обладателя цифровой валюты и иными причинами (ч. 3 ст. 1 ФЗ «О цифровых финансовых активах»).
Такое толкование закона сближает понятие цифровой валюты не только с безналичными денежными средствами, но и с цифровым правом. В научной литературе также высказывается мнение о близости указанных понятий.
Цифровое право и цифровая валюта
Цифровое право рассматривается законодателем как обязательственное или иное право, содержание и порядок осуществления которого определяется информационной системой (ст. 141.1 ГК РФ). Цифровое право должно быть поименовано в законе в качестве такового, что свидетельствует о закрытом перечне таких прав (numerus clause).
Изначально цифровое право рассматривалось как цифровой аналог бездокументарной ценной бумаги, как способ фиксации имущественного права при помощи цифрового кода21, однако позднее трансформировалось в самостоятельный объект гражданских прав. На стадии приятия ФЗ «О цифровых финансовых активах» понятия цифровой валюты и цифрового финансового актива, являющегося разновидностью цифрового права, не разделялись, однако впоследствии оформились как две самостоятельные категории. В научной литературе высказывается справедливое мнение о том, что такое обособление связано с необходимостью ограничения выпуска и оборота цифровой валюты на территории Российской Федерации [10, с. 148].
Можно выделить ряд сходных признаков цифровой валюты и цифрового права. Обе категории могут существовать только в рамках информационной системы, в качестве способа фиксации используется
цифровой код, и цифровое право и цифровая валюта могут выполнять функцию встречного предоставления (правда, цифровая валюта - со значительными ограничениями, о которых мы писали выше), что свидетельствует о наличии имущественного содержания (как минимум права требования). Различия заключаются в системе предусмотренных законодателем ограничений: связанных с оборотом цифрового права в рамках конкретной информационной системы; оборотом цифровой валюты между определенными категориями субъектов; юрисдикцией для организации выпуска цифровой валюты.
Но, пожалуй, самое важное отличие цифрового права от цифровой валюты заключается в содержании и степени конкретизации содержания права, возникающего на указанные объекты и одновременно являющегося его содержанием. Содержание цифрового права определено как обязательственное и иное право, что в целом позволяет сформировать представление о его сущности. В отличие от цифрового права, содержание цифровой валюты определяется как совокупность электронных данных. Что представляют собой эти электронные данные - законодатель не раскрывает. Это может быть определенная информация, объединенная в базы данных и имеющая в силу этого ценность, либо имущественные права, зафиксированные в электронном реестре при помощи цифрового кода, что также позволяет говорить о возможности понимания их как совокупности электронных данных.
В пользу первой версии свидетельствует использованная авторами ФЗ «О цифровых финансовых активах» терминология (совокупность электронных данных), а также предлагаемый законодателем способ фиксации цифровой валюты. В пользу второй выступают положения, закрепленные в статье 3 и статье 14 названного Закона, отмечающие возможность рассматривать цифровую валюту как средство платежа и инвестицию, а также указание на присутствие некоего права обладания (ч. 6 ст. 14 ФЗ «О цифровых финансовых активах»).
Первоначально для нас вторая версия выглядит более предпочтительной, но тогда возникает вопрос: почему законодатель не отнес на законодательном уровне цифровую валюту к цифровым правам, в отличие от цифровых финансовых активов, понятие которых предлагается в этом же нормативном правовом акте (ч. 2 ст. 2 ФЗ «О цифровых финансовых активах»)? Вывод здесь может быть только один: сопоставление частей 2 и 3 статьи 2 «О цифровых финансовых активах» позволяет говорить о том, что в содержании цифровой валюты, по версии законодателя,
21 См: пояснительную записку к проекту Федерального закона «О внесении изменений в части первую, вторую и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации» // Система обеспечения законодательной деятельности. URL: https://sozd.duma.gov.ru/bill/424632-7.
отсутствует какое-либо имущественное право, соответственно, цифровым правом она не является. Этот вывод подтверждает и акцент, сделанный законодателем, на отсутствии обязанного лица по отношению к обладателю цифровой валюты. Оператор информационной системы, в отличие от банка, к которому предъявляются требования о выполнении распоряжений клиента в случае безналичных денежных средств, должен лишь обеспечить порядок выпуска и вносить записи в реестр относительно цифровой валюты (ч. 3 ст. 2 ФЗ «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте»). Впрочем, последнее утверждение в большей степени свидетельствует о том, что обязанное лицо все-таки присутствует (скорее есть, чем его нет).
Дополнительным аргументом является и то, что изначально в проекте ФЗ «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте» № 419059-7 цифровая валюта рассматривалась как разновидность цифровых финансовых активов, имеющих в своей структуре цифровые права. В итоговой же редакции цифровая валюта - это самостоятельная категория, а в Заключении по указанному Закону акцентируется внимание не только на отсутствии обязанного лица, но и отсутствии требования (обязательства), лежащего в его основе22.
Из данных утверждений следует, что цифровая валюта, как, впрочем, и криптовалюта, не является ни безналичным денежным средством, ни ценной бумагой (бездокументарной ценной бумагой) по тем же основаниям, что указаны выше для цифровых прав (отсутствие имущественного права). Более того, безналичные денежные средства, ценные бумаги всегда имеют соответствующее имущественное обеспечение. Так, к примеру, внесение наличных денег на открытый банковский счет обеспечивает возможность безналичных денежных средств опосредовать гражданский оборот (ст. 845 ГК РФ). По признаку обеспеченности и гарантированности можно провести различие цифровой валюты и электронных денежных средств (последние всегда обеспечены предварительно внесенной денежной суммой, выраженной в национальной валюте (ст. 3 ФЗ «О национальной платежной системе»)).
Впрочем, обеспеченность как признак в настоящее время играет не столь значимую роль, о чем свидетельствует повсеместное использование фиатных денег. Однако в случае фиатных денег мы имеем га-рантированность их нарицательной стоимости со стороны государства, в отношении безналичных денежных средств и ценных бумаг их имущественная обеспеченность создает необходимые гарантии.
В отношении же цифровой валюты законодатель не говорит ни об имущественной обеспеченности, ни о гарантированности со стороны обязанных лиц.
Проблема обеспеченности, в частности, крипто-валюты поднимается периодически в научной литературе. Ряд авторов полагают, что ее обеспеченность выражается в затраченном на математические расчеты времени, затратах машинного времени и энергии [19]. Однако сам термин «обеспеченность» свидетельствует о необходимости имущественного (экономического) подкрепления существования крипто-валюты, тогда как в указанном выше случае авторы ведут речь о затратах.
Не является цифровая валюта и токеном, который имеет в своем содержании право требования (имущественное право) [5, с. 14]. Токен - это средство цифровой фиксации имущественного права, а цифровая валюта, как указал законодатель, имущественного права в свое содержание не включает (здесь мы ведем речь исключительно о легальной дефиниции). Понятие токена в интерпретации российского законодательства значительно ближе к цифровым финансовым активам, чем к цифровой валюте.
Однако, приводя выше все наши рассуждения, мы исходили из буквального толкования положений законодательства. Сейчас предлагаем посмотреть на структуру возникающих правоотношений, что поможет, на наш взгляд, решить проблему содержания цифровой валюты.
Изначально, при выпуске цифровой валюты и ее последующем гражданском обороте складываются два вида относительных правоотношений: отношения между оператором информационной системы и обладателем цифровой валюты (здесь мы намеренно употребляем легальный термин «обладатель»); отношения в рамках заключаемых договоров между кредитором и должником в процессе гражданского оборота (будь то купля-продажа цифровой валюты или инвестиционный договор). В последнем случае у нас всегда есть обязанное лицо, которое должно совершить действия, направленные на исполнение предмета договора. Иными словами, мы говорим об обязательстве и обязанном лице. Есть обязанное лицо в первом упомянутом нами виде правоотношений, о чем нам прямо говорит сам законодатель (ч. 3 ст. 2 ФЗ «О цифровых финансовых активах»). А это свидетельствует о том, что как минимум (об этом мы уже упомянули выше) имущественное право требования в содержании цифровой валюты присутствует.
22 Заключение по Федеральному закону «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (проект № 419059-7). URL: http://sozd.duma.gov.ru/download/ 35EB04AB-CF0C-4876-9D36-FB9ECE2E1AF0.
Что же касается утверждения законодателя об отсутствии обязанного лица, то смеем предположить, что речь шла об отсутствии конкретного обязанного лица - финансовой организации, так как оборот цифровой валюты происходит, минуя банк или иную подобную финансовую организацию, непосредственно от должника к кредитору. И в этом смысле банк либо иная финансовая организация не являются обязанными лицами в сделках с цифровой валютой. В целях избегания расширительного толкования и распространения требований гарантированности на операторов информационной системы законодателем введено правило об отсутствии обязательства (за исключением обязанности фиксации выпуска и изменений) и со стороны оператора информационной системы.
Информация в содержании цифровой валюты
Возможно, содержанием цифровой валюты выступает информация. Именно на эту мысль наводит употребление законодателем словосочетания «совокупность электронных данных». Такой подход, впрочем, критикуется в научной литературе [1, с. 21]. Полагаем, что рассмотрение цифровой валюты как информации обладает рядом изъянов.
Информация в настоящее время не относится к объектам гражданских прав23. Исключая ее из статьи 128 ГК РФ, законодатель руководствовался тем, что информация является объектом самостоятельной отрасли права (информационного права), а также входит в состав других объектов гражданских прав (работ, услуг и проч.), что делает невозможным рассмотрение ее в качестве самостоятельного объекта. Такие рассуждения законодателя выглядят необоснованными, так как информация имеет ярко выраженную экономическую ценность, что позволяет говорить о ней как об объекте гражданских прав и объекте гражданского оборота. И в первую очередь здесь речь идет о базах данных информации.
Возможно предположить, что цифровая валюта по своему правовому содержанию представляет собой совокупность информации, базу данных, впрочем, законодатель так и обозначает ее (совокупность данных). В этом случае мы может говорить о ней (о базе данных) как о результате интеллектуальной деятельности (подп. 3 п. 1 ст. 1225 ГК РФ). В свете такого подхода появляется другая проблема. На результаты интеллектуальной деятельности возникают интеллектуальные права, включающие в себя исключительное право, являющиеся по своей природе
имущественными, личные неимущественные права, иные права (право следования, доступа и т. д.). В связи с признанием права авторства на базы данных возникает особый правовой режим, наделяющий автора определенными правомочиями. При этом оборотоспособностью обладают только исключительные права.
Недостатками изложенного подхода являются срочность исключительного права изготовителя базы данных (15 лет - ст. 1335 ГК РФ), возможность получения свободного доступа к обнародованной базе данных в случаях, установленных статьей 1335.1 ГК РФ, что с позиции понятия цифровой валюты ведет к ее обесцениванию и делает ее использование непродуктивным.
На невозможность рассматривать цифровую валюту как информацию или совокупность информации с позиции правового регулирования, в частности, действия норм права, указывается и в научной литературе [3, с. 350]. Определяя правовая природу того или иного объекта, мы в первую очередь нацелены на решение задачи установления правового режима, который будет применяться к объекту гражданских прав. В случае признания цифровой валюты информацией отношения с ней будут регулироваться, в частности, Федеральным законом от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации»24. Однако очевидно, что указанный нормативный акт не может и не должен применяться к отношениям с цифровой валютой, он не содержит механизмы, способные регламентировать особенности ее создания и гражданского оборота.
Информация и цифровая валюта - это сущ-ностно разные категории. Применение режима информации к цифровой валюте не позволит использовать функционал последней, для реализации которого она была создана.
Выводы
Проведенный анализ позволяет сделать ряд выводов относительно природы цифровой валюты.
В основе понятия цифровой валюты не лежит информация либо ее совокупность. Правовая природа цифровой валюты отлична от правовой природы цифрового права, электронных денежных средств, безналичных денежных средств, криптова-люты, бездокументарных ценных бумаг. При этом, признавая указанные различия, считаем, что цифровые права, электронные денежные средства, крипто-валюта являются разновидностями единого родового объекта гражданских прав.
23 О введении в действие части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации (ст. 17): Федер. закон от 18 дек. 2006 г. № 231-ФЗ // Собр. законодательства Российской Федерации. 2006. № 52 (ч. 1), ст. 5497.
24 Об информации, информационных технологиях и о защите информации: Федер. закон от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ // Собр. законодательства Российской Федерации. 2006. № 31 (ч. 1), ст. 3448.
Легальная точка зрения относительно цифровой валюты, отраженная в законодательстве, представляет собой симбиоз западного законодательства, относящегося к различным правовым системам. Законодатель называет цифровую валюту средством платежа, что означает, что в ней должно быть заложено имущественное право, как минимум - право требовать встречного предоставления товара, работ, услуг, денег. Это, в свою очередь, означает, что в отношении цифровой валюты ее обладателю всегда противостоит обязанное лицо. Однако проблемой существующей дефиниции является специальное указание законодателя на отсутствие обязанного лица, как и требования (обязательства), лежащего в основе цифровой валюты.
Любое средство платежа должно либо само иметь имущественную стоимость (например, драгоценные металлы и камни), либо заключать в себе имущественное право, позволяющее определить эту стоимость (безналичные денежные средства, ценные бумаги, цифровые права), либо иметь субъекта, гарантирующего номинальную стоимость (как это делает государство для фиатных денег). Таким образом, средства платежа должны как минимум обладать одним из двух свойств - свойством обеспеченности и/или свойством гарантированности.
Проведенный научный анализ структуры складывающихся относительно цифровой валюты правоотношений позволяет нам утверждать, что наличие абсолютных правоотношений подтверждается возможностью установления принадлежности (фиксации права за каждым обладателем цифровой валюты), способностью самостоятельно осуществлять свои права на цифровую валюту без обращения к иным лицам (оператор информационной системы выполняет сугубо техническую функцию), легализованной в нормах закона возможностью защищать свои права против всех третьих лиц.
При выпуске цифровой валюты и ее последующем гражданском обороте также складываются два вида относительных правоотношений: отношения между оператором информационной системы и обладателем цифровой валюты и отношения в рамках заключаемых договоров между кредитором и должником в процессе ее гражданского оборота. И в первом, и во втором случае всегда есть обязанное лицо, которое должно совершить действия, направленные на исполнение предмета договора. А это свидетельствует о том, что имущественное право требования в содержании цифровой валюты присутствует.
В свою очередь, полагаем, что цифровой код, о котором идет речь в определении цифровой валюты, - это аналог серийного номера, присвоенного Банком России при выпуске банкнот и монет. При таком подходе мы имеем аналог денежного средства, позволяющий его идентифицировать и выполняющий часть функции денег.
Библиографический список
1. Абрамова Е. Н. К вопросу о понятии крипто-валюты: проблемы терминологии и формирования дефиниции // Банковское право. 2021. № 2. С. 19-27.
2. Вахрушев Д. С., Железов О. В. Криптова-люта как феномен современной информационной экономики: проблемы теоретического осмысления // Интернет-журнал «Науковедение». 2014. № 5 (24). С. 67-78.
3. Голубцов В. Г., Кузнецова О. А. Типы действия норм права во времени // Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2022. Вып. 57. C. 348-371. DOI: 10.17072/1995-4190-2022-57-348-371.
4. Дерюгина Т. В. О специфике правоотношений в цифровой среде и цифровой личности, как новом субъекте // Цивилист. 2024. № 2 (48). С. 13-19.
5. Ефимова Л. Г. Некоторые аспекты правовой природы криптовалют // Юрист. 2019. № 3. С. 12-19.
6. Замотаева Т. Б. Деньги как объект гражданских прав: дис. ... канд. юрид. наук. Самара, 2003. 186 с.
7. Кучеров И. И. У криптовалют есть потенциал, они действительно могут служить повышению уровня сервиса в финансовой сфере [Интервью с И. И. Кучеровым] // Юрист. 2020. № 9. С. 2-6.
8. Кучеров И. И. Отдельные вопросы финансово-правового регулирования цифровой экономики: цифровая валюта // Финансовое право. 2021. № 4. С. 3-8.
9. Майфат А. В. Инвестирование: способы, риски, субъекты: монография. М.: Статут, 2020. 176 с.
10. Санникова Л. В., Харитонова Ю. С. Цифровые активы: правовой анализ: монография. М.: Принт, 2020. 304 с.
11. Ситник А. А. Цифровые валюты: проблемы правового регулирования // Актуальные проблемы российского права. 2020. № 11. С. 103-113.
12. Степанченко А. В. Иностранная валюта как объект современного гражданского права // Бизнес, менеджмент и право. 2013. № 2 (28). С. 36-42.
13. Тумаков А. В., Петраков Н. А. Гражданско-правовые аспекты цифрового имущества // Вестник Московского университета МВД России. 2021. № 4. С. 67-72.
14. Харрис Л. Денежная теория. М.: Прогресс, 1990. 214 с.
15. ХоспДж. О криптовалюте просто. Биткоин, эфириум, блокчейн, децентрализация, майнинг, ICO&Co / вед. ред. К. Тульцева. СПб.: Питер, 2019. 256 с. (Серия «IT для бизнеса».)
16. Чеговадзе Л. А. Объекты гражданских прав и новая редакция ст. 128 ГК РФ // Законы России: опыт, анализ, практика. 2014. № 10. С. 81-86.
17. Шумилова В. В. Правовая природа электронных денежных средств как объекта гражданских прав: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2024. 32 с.
18. Biswas B., Gupta R. Analysis of Barriers to Implement Blockchain in Industry and Service Sectors //
Computers & Industrial Engineering. 2019. Vol. 136. Pp. 225-241.
19. Torpey K. Coinbase's Fred Ehrsam: Bitcoin Turns Finance Into a Software Problem // Bitcoin Magazine. 19 March 2016. URL: https://bitcoinmagazine. com/business/coinbase-s-fred-ehrsam-bitcoin-turns-fi-nance-into-a-software-prob-lem-1458404239/.
20. Cahill D., Baur D. G., Liu Zh., Yang J. W. I am a Blockchain Too: How Does the Market Respond to Companies' Interest in Blockchain? // Journal of Banking & Finance. 2020. Vol. 113. Article 105740.
21. Mwitende G., Ye Y, Ali I., Li F. Certificateless Authenticated Key Agreement for Blockchain-Based WBANs // Journal of Systems Architecture. 2020. Vol. 110. Article 101777.
22. Huckle S., Bhattacharya R, White M, Beloff N. Internet of Things, Blockchain and Shared Economy Applications. The 7th International Conference on Emerging Ubiquitous Systems and Pervasive Networks (EUSPN 2016) // Procedia Computer Science. 2016. Vol. 98. Pp. 461-466.
23. Hughes L, Dwivedi Y. K, Misra S. K, Rana N. P., Raghavan V., Akella V. Blockchain Research, Practice and Policy: Applications, Benefits, Limitations, Emerging Research Themes and Research Agenda // International Journal of Information Management. 2019. Issue 49. Pp. 114-129.
24. Janssen M., Weerakkody V., Ismagilova E., Si-varajah U., IraniZ. A Framework for Analysing Blockchain Technology Adoption: Integrating Institutional, Market and Technical Factors // International Journal of Information Management. 2020. Vol. 50. Pp. 302-309.
25. Marsal-Llacuna M. L. Future Living Framework: Is Blockchain the Next Enabling Network? // Technological Forecasting and Social Change. 2018. № 128. Pp. 226-234.
References
1. Abramova E. N. K voprosu o ponyatii kriptoval-yuty: problemy terminologii i formirovaniya definitsii [On the Question of the Concept of Cryptocurrency: Problems of Terminology and the Definition Formation]. Bankovskoe pravo - Banking Law. 2021. Issue 2. Pp. 1927. (In Russ.).
2. Vakhrushev D. S., Zhelezov O. V. Kriptovalyuta kak fenomen sovremennoy informatsionnoy ekonomiki: problemy teoreticheskogo osmysleniya [Cryptocurrency as a Phenomenon of the Modern Information Economy: Problems of Theoretical Understanding]. Internet-zhur-nal Naukovedenie - Internet-journal Science Studies. 2014. Issue 5 (24). Pp. 67-78. (In Russ.).
3. Golubtsov V. G., Kuznetsova O. A. Tipy deys-tviya norm prava vo vremeni [Types of Legal Norms' Operation in Time]. Vestnik Permskogo universiteta. Ju-ridicheskie nauki - Perm University Herald. Juridical Sciences. 2022. Issue 57. Pp. 348-371. DOI: 10.17072/ 1995-4190-2022-57-348-371. (In Russ.).
4. Deryugina T. V. O spetsifike pravootnosheniy v tsifrovoy srede i tsifrovoy lichnosti, kak novom sub''ekte [On the Specifics of Legal Relations in the Digital Environment and the Digital Personality as a New Subject]. Tsivilist - Civilist. 2024. Issue 2. Pp. 7-12. (In Russ.).
5. Efimova L. G. Nekotorye aspektypravovoypri-rody kriptovalyut [Some Aspects of the Legal Nature of Cryptocurrencies]. Yurist - Jurist. 2019. Issue 3. Pp. 1219. (In Russ.).
6. Zamotaeva T. B. Den'gi kak ob''ekt grazhdan-skikh prav: diss.... kand. yurid. nauk [Money as an Object of Civil Rights: Cand. jurid. sci. diss.]. Samara, 2003. 186 p. (In Russ.).
7. Kucherov I. I. U kriptovalyut est' potentsial, oni deystvitel'no mogut sluzhit' povysheniyu urovnya servisa v finansovoy sfere [Cryptocurrencies Have Potential, They Can Really Serve to Increase the Level of Service in the Financial Sector]: an interview with I. I. Kucherov. Yurist - Jurist. 2020. Issue 9. Pp. 2-6. (In Russ.).
8. Kucherov I. I. Otdel'nye voprosy finansovo-pravovogo regulirovaniya tsifrovoy ekonomiki: tsifro-vaya valyuta [Selected Issues of Financial and Legal Regulation of the Digital Economy: Digital Currency]. Fi-nansovoe pravo - Financial Law. 2021. Issue 4. Pp. 3-8. (In Russ.).
9. Mayfat A. V. Investirovanie: sposoby, riski, sub''ekty [Investing: Methods, Risks, Subjects]: a monograph. Moscow, 2020. 176 p. (In Russ.).
10. Sannikova L. V., Kharitonova Yu. S. Tsifrovye aktivy: pravovoy analiz [Digital Assets: Legal Analysis]: a monograph. Moscow, 2020. 304 p. (In Russ.).
11. Sitnik A. A. Tsifrovye valyuty: problemy pravo-vogo regulirovaniya [Digital Currencies: Problems of Legal Regulation]. Aktual'nye problemy rossiyskogo prava - Actual Problems of Russian Law. 2020. Issue 11. Pp. 103-113. (In Russ.).
12. Stepanchenko A. V. Inostrannaya valyuta kak ob''ekt sovremennogo grazhdanskogo prava [Foreign Currency as an Object of Modern Civil Law]. Бизнес, менеджмент и право - Business, Management and Law. 2013. Issue 2(28). Рр. 36-42. (In Russ.).
13. Tumakov A. V., Petrakov N. A. Grazhdansko-pravovye aspekty tsifrovogo imushchestva [Civil Law Aspects of Digital Property]. Vestnik Moskovskogo universiteta MVD Rossii- Bulletin of the Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 2021. Issue 4. Pp. 67-72. (In Russ.).
14. Harris L. Denezhnaya teoriya [Monetary Theory]. Moscow, 1990. 214 p. (In Russ.).
15. Hosp J. O kriptovalyute prosto. Bitkoin, efir-ium, blokcheyn, detsentralizatsiya, mayning, ICO&Co [Crypto Currencies. Bitcoin, Ethereum, Blockchain, ICO's&Co. Simply Explained]. Ed. by K. Tul'tseva. St. Petersburg, 2019. 256 p. (In Russ.).
16. Chegovadze L. A. Ob"ekty grazhdanskikh prav i novaya redaktsiya st. 128 GK RF [Objects of Civil Rights and the New Version of Article 128 of the Civil Code of
the Russian Federation]. Zakony Rossii: opyt, analiz, praktika - Laws of Russia: Experience, Analysis, Practice. 2014. Issue 10. Pp. 81-86. (In Russ.).
17. Shumilova V. V. Pravovaya priroda electron-nykh denezhnykh sredstv kak ob"ekta grazhdanskikh prav: avtoref. dis... kand. yurid. nauk [The Legal Nature of Electronic Money as an Object of Civil Rights: Synopsis of Cand. jurid. sci. diss.]. Moscow, 2024. 32 p. (In Russ.).
18. Biswas B., Gupta R. Analysis of Barriers to Implement Blockchain in Industry and Service Sectors. Computers & Industrial Engineering. 2019. Vol. 136. Pp. 225-241. (In Eng.).
19. Torpey K. Coinbase's Fred Ehrsam: Bitcoin Turns Finance into a Software Problem. Bitcoin Magazine. 2016, March 19. Available at: https://bitcoinmaga-zine.com/business/coinbase-s-fred-ehrsam-bitcoin-turns-finance-into-a-software-prob-lem-1458404239/. (In Eng.).
20. Cahill D., Baur D. G., Liu Z. (F.), Yang J. W. I Am a Blockchain Too: How Does the Market Respond to Companies' Interest in Blockchain? Journal of Banking & Finance. 2020. Vol. 113. Article 105740. (In Eng.).
21. Mwitende G., Ye Y., Ali I., Li F. Certificateless Authenticated Key Agreement for Blockchain-Based
Информация об авторе:
Т. В. Дерюгина
Доктор юридических наук, профессор,
профессор кафедры гражданского и трудового права,
гражданского процесса
Московский университет МВД России имени В. Я. Кикотя
117997, г. Москва, ул. Академика Волгина, 12
ORCID: 0000-0003-2978-0234 ResearcherID: AHE-4868-2022
Статьи в БД «Scopus»/«Web of Science»: DOI: 10.1007/978-981-16-4621-8_26 DOI: 10.1007/978-981-16-4621-8_27 DOI: 10.1007/978-3-030-39319-9_51 DOI: 10.1007/978-3-030-39319-9_77 DOI: 10.1088/1757-899X/483/1/012108 DOI: 10.1007/978-3-030-13397-9_3 DOI: 10.14505/jarle.v7.6(20).05 DOI: 10.5901/mjss.2015.v6n3p169 DOI: 10.17072/1995-4190-2022-56-268-280 DOI: 10.17072/1995-4190-2023-61-467-478
WBANs. Journal of Systems Architecture. 2020. Vol. 110. Article 101777. (In Eng.).
22. Huckle S., Bhattacharya R., White M., Beloff N. Internet of Things, Blockchain and Shared Economy Applications. The 7th International Conference on Emerging Ubiquitous Systems and Pervasive Networks (EUSPN 2016). Procedia Computer Science. 2016. Vol. 98. Pp. 461-466. (In Eng.).
23. Hughes L., Dwivedi Y. K., Misra S. K., Rana N. P., Raghavan V., Akella V. Blockchain Research, Practice and Policy: Applications, Benefits, Limitations, Emerging Research Themes and Research Agenda. International Journal of Information Management. 2019. Vol. 49. Pp. 114-129. (In Eng.).
24. Janssen M., Weerakkody V., Ismagilova E., Si-varajah U., Irani Z. A Framework for Analysing Block-chain Technology Adoption: Integrating Institutional, Market and Technical Factors. International Journal of Information Management. 2020. Vol. 50. Pp. 302-309. (In Eng.).
25. Marsal-Llacuna M.-L. Future Living Framework: Is Blockchain the Next Enabling Network? Technological Forecasting and Social Change. 2018. Vol. 128. Pp. 226234. (In Eng.).
About the author:
T. V. Deryugina
Kikot Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia
12, Akademika Volgina st., Moscow, 117437, Russia
ORCID: 0000-0003-2978-0234 ResearcherID: AHE-4868-2022
Articles in Scopus / Web of Science: DOI: 10.1007/978-981-16-4621-8_26 DOI: 10.1007/978-981-16-4621-8_27 DOI: 10.1007/978-3-030-39319-9_51 DOI: 10.1007/978-3-030-39319-9_77 DOI: 10.1088/1757-899X/483/1/012108 DOI: 10.1007/978-3-030-13397-9_3 DOI: 10.14505/jarle.v7.6(20).05 DOI: 10.5901/mjss.2015.v6n3p169 DOI: 10.17072/1995-4190-2022-56-268-280 DOI: 10.17072/1995-4190-2023-61-467-478-
