CC BY
133
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ КАК НАУКА ТЕОРИЯ ЛИТЕРАТУРЫ ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ И МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ И ЛИТЕРАТУРНОЙ КРИТИКИ
2018.04.001. Т.Г. ЮРЧЕНКО. ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПОЭТИКИ В СОВРЕМЕННЫХ ИССЛЕДОВАНИЯХ. (Статья).
Ключевые слова: А.Н. Веселовский; историческая поэтика; М.Л. Гаспаров; С.С. Аверинцев; И.О. Шайтанов; С.Н. Бройтман; архаический синкретизм; эйдетическая поэтика; неосинкретизм; художественная модальность; общая теория систем; Л. фон Берталанфи; изоморфизм; сравнительный метод.
Историческая поэтика зародилась в России во второй половине XIX в. в трудах А.Н. Веселовского на пересечении двух влиятельных тенденций своего времени - вызревавшего в лоне романтизма историзма, с одной стороны, и позитивизма - с другой. Сам ученый усматривал задачу новой научной дисциплины в том, чтобы «отвлечь законы поэтического творчества и отвлечь критерии для оценки его явлений из исторической эволюции поэзии - вместо господствующих до сих пор отвлеченных определений и односторонних условных приговоров»1.
Приступая к своему замыслу, Веселовский, отмечает И.Л. Попова, «стремился избежать двух крайностей прежних теорий: во-первых, построения сугубо категориальной поэтики, описывающей
1 Веселовский А.Н. Историческая поэтика. - М., 1989. - С. 299.
отдельные дефиниции - сюжет, мотив, жанр, троп, форму и содержание и т.д. - изолированно, вне системных и исторических связей; во-вторых, растворения литературы в эстетике»1.
Усилия ученого были направлены на изучение происхождения художественных форм, т.е. его поэтика была задумана как «генетическая»: методологически она строилась как «поэтика предания», основанная на «безличной» устной поэзии, и не была приспособлена к анализу форм личного творчества, в то время как историческая поэтика литературы Нового времени по сути своей предполагает ретроспекцию. «Несовпадение задачи и методов исторической поэтики, когда она имеет предметом фольклор, древнюю и средневековую литературу, в которых сильны "предание" и канон, с одной стороны, или, с другой стороны, когда ее предметом становится литература Нового времени, остается и до сих пор одной из методологических проблем исторической поэтики»2.
После Веселовского его проект не был продолжен, хотя в рамках отдельных разделов филологической науки - сравнительно-исторического литературоведения, фольклористики, медиевистики, а также отдельных работ по литературе Нового времени - идеи ученого были развиты в трудах В.М. Жирмунского, О.М. Фрейден-берг, В.Я. Проппа, М.М. Бахтина, Е.Л. Мелетинского, М.И. Стеб-лин-Каменского, С.С. Аверинцева и других исследователей. Систематическое изучение исторической поэтики лишь с 1970-х годов начинает выдвигаться на первый план, порождая разные подходы.
По одной из бытующих концепций, предмет исторической поэтики составляет «общий фонд» творческих принципов и художественных форм в их становлении и развитии, т.е. в переводе на язык семиотически ориентированного литературоведения - эволюция (история) кодов (языков) литературного творчества, подобие исторической грамматики, по мысли М.Л. Гаспарова3. Эта мысль, продолжившая ту линию рецепции идей Веселовского, которая была разработана в рамках формальной школы на пересечении сравнительного метода Веселовского, а также метода сравнительно-
1 Попова И.Л. Историческая поэтика в теоретическом освещении. - М.,
2015. - С. 21.
2
Историческая поэтика. Итоги и перспективы изучения. - М., 1986. - С. 4.
3 Там же. - С. 189.
исторической грамматики и морфологии формалистов, была дополнена суждением о том, что в предметную сферу исторической поэтики (наряду с «исторической грамматикой» литературного творчества, которой занимался Веселовский) входит и «историческое развитие форм художественного целого» - важнейший предмет исследований М.М. Бахтина1. Однако, как полагает В.Е. Хали-зев2, и этот аспект может быть отнесен к области «кодов» и тем самым - к «исторической грамматике». То есть историческая поэтика в данном случае представляет собой область сравнительного литературоведения: в ее задачу входит изучение всемирной литературы в большом историческом времени, рассмотрение важнейших этапов и поворотных моментов художественного развития.
Согласно другой концепции, которая укрепляется в последнее время, историческая поэтика сближается с интерпретацией литературных фактов (вплоть до отдельных произведений). С.С. Аве-ринцев, выбрав в качестве исходного понятие «жанр», а также понятия «автор» и «литература», предложил проект исторической поэтики как истории основных категорий, изменявшихся на протяжении трех эпох литературного развития: периода дорефлективно-го традиционализма (продолжавшегося до У-1У в. до н.э.), рефлективного традиционализма (до середины XVIII в.) и дальнейшего периода разрушения традиционной системы жанров .
По мнению В.И. Тюпы, предметом исторической поэтики является изучение целостности литературных произведений, в «трансисторическом контексте пронизывающих эпохи духовных тради-ций»4. Как «ядро науки о литературе» понимает историческую
1 См.: Бройтман С.Н. О предмете исторической поэтики // Древнерусская и классическая литература в свете исторической поэтики и критики: Межвузовский
научно-тематич. сб. - Махачкала, 1988. - С. 8.
2
Хализев В.Е. Историческая поэтика: Перспективы разработки // Проблемы исторической поэтики: Сб. научных трудов. - Петрозаводск, 1990. - Вып. 1. -
С. 3-10.
3
Аверинцев С.С. Историческая подвижность категории жанра: Опыт периодизации // Историческая поэтика. Итоги и перспективы изучения. - М.: Наука, 1986. - С. 104-116.
4 Тюпа В.И. О научном статусе исторической поэтики // Целостность литературного произведения как проблема исторической поэтики: Сб. науч. трудов. -Кемерово, 1986. - С. 4.
поэтику А.В. Михайлов1, усматривая ее задачу в восстановлении первоначально задуманного смысла художественного произведения.
Солидаризируясь с первой точкой зрения, В.Е. Хализев полагает, что историческая поэтика «без берегов», «включение в ее сферу бесчисленных интерпретаций отдельных литературных фактов (по сути дела - отождествление этой области знания с наукой о литературе в целом)... нежелательно, ибо ведет к забвению той научной конкретики, которая связана с работами позднего Веселов-ского... Историческую поэтику важно осознать не в качестве "еди-носпасающей" методологии. а как одну из литературоведческих дисциплин, призвание которой - не в самоутверждении за счет иных областей знания, не в "подключении" к себе других сфер наук о литературе, а мирное, конструктивное, творческое сосуществование и взаимодействие с ними»2.
Со времен А.Н. Веселовского, пишет В.Е. Хализев, конкретные исследования по исторической поэтике имеют некую научно-жанровую определенность. Таковы, например, работы А.И. Белецкого об эволюции персонажа, сюжета, литературного портрета, пейзажа, словесного изображения вещи, воссоздания речи действующих лиц, объединенные названием «В мастерской художника слова»; работы М.М. Бахтина о хронотопе, а также изучение исторических судеб гротеска в его книге о Рабле. И это не просто заготовки для будущей исторической поэтики, но относительно завершенные разработки в ее русле отдельных проблем. Данная научная дисциплина утверждается, по мнению В.Е. Хализева, «главным образом в качестве особого рода истории литературы, расчлененной и систематизированной на основе понятий исторической поэтики. Эта научная дисциплина занимает свое место как бы рядом (и, вероятно, на равных) с традиционной, привычной для нас историей литературы, неспециализированной, по преимуществу хронологически-описательной (хотя, конечно, тоже не чуждой теоретической проблематике), излагающей материал по эпохам и их периодам (а если это история всемирной литературы, то также по регионам и странам), по направлениям, и прежде всего от одного крупного пи-
1 Михайлов А.В. Проблемы исторической поэтики в истории немецкой культуры. - М., 1989. - С. 18.
2 Хализев В.Е. Цит. соч. - С. 5.
сателя к другому»1. Исследователь при этом разделяет мнение А.В. Михайлова, что историческая поэтика «не может быть сформулирована в пределах культуры, которая не преодолела издавна усвоенных "нормативных" предпосылок», что она «не может существовать до тех пор, пока. общее стремится подчинить себе все индивидуально-конкретное как якобы заранее запланированный момент своего развития»2. Историческая поэтика, приходит к выводу В. Е. Хализев, призвана исследовать единство всемирного литературного процесса и, вероятно, способна составить «второй гуманитарный центр науки о литературе, плодотворно взаимодействующий с первым (интерпретацией единичных литературных фактов)»3.
Реконструкция проекта А.Н. Веселовского - одна из важнейших тем в исследованиях И.О. Шайтанова, издавшего в 20062010-х годах двухтомник А.Н. Веселовского «Избранное», значительную часть которого занимает «Историческая поэтика».
Наследие Веселовского становится центральной темой исследований И.О. Шайтанова в 1990-е годы, причем «автор в характерной для него манере идет против устоявшейся "научной моды". Вопреки ставшему почти нормой требованию этого десятилетия превращать "формальную школу" и "круг Бахтина" в непримиримых оппонентов, ему в равной степени близки и интересны и формалисты, и Бахтин как наследники А.Н. Веселовского: здесь они скорее союзники, чем враги»4. В ряде собственных работ5 исследователь не только изложил свое понимание исторической поэтики, но предложил целостную программу «построения фактически но-
1 Хализев В.Е. Цит. соч. - С. 6.
2
Михайлов А.В. Историческая поэтика в контексте западного литературоведения // Историческая поэтика. Итоги и перспективы изучения. - М., 1986. -С. 56.
Хализев В. Е. Цит. соч. - С. 9.
4 Осовский О.Е. Проблемы исторической поэтики в трудах Игоря Шайтанова 1990-2010-х годов // Noscere est comparare. Компаративистика в контексте исторической поэтики. К юбилею Игоря Шайтанова. - М., 2017. - С. 15.
5 См., напр.: Шайтанов И.О. Классическая поэтика неклассической эпохи. Была ли завершена «Историческая поэтика?» // Вопр. лит. - М., 2002. - № 4. -С. 82-135; Он же. Историческая поэтика А.Н. Веселовского: Сравнительный метод // Знание. Понимание. Умение. - М., 2007. - № 3. - С. 170-175; Он же. Зачем сравнивать? Компаративистика и / или поэтика // Вопр. лит. - М., 2009. - № 5. -С. 5-31.
вой литературоведческой отрасли, сочетающей компаративистский и историко-поэтологический аспекты»1. Это принципиально новый сравнительно-исторический подход, существенно отличающийся от того, к чему пришли в свое время В.М. Жирмунский и М.П. Алексеев: он отмечен не только деидеологизированностью, но также «заметно обогащен открытиями современной гуманитарной науки и гораздо более отчетливо ориентирован на реализацию установок, содержащихся в материалах "Исторической поэтики" А.Н. Веселовского»2.
И.О. Шайтанов разделяет давно укоренившуюся в отечественном литературоведении точку зрения на «Историческую поэтику» А.Н. Веселовского как на незавершенную, но концептуально вполне сложившуюся. В соответствии с замыслом А.Н. Веселовского он и реконструирует его «Историческую поэтику», внося в нее, по сравнению с традиционной публикацией, некоторые изменения. Так, прежде печатавшиеся вместе «Три главы из исторической поэтики» оказались там, куда их определял сам А.Н. Веселов-ский: между первой («Синкретизм древнейшей поэзии и начала дифференциации поэтических родов») и второй («От певца к поэту. Выделение понятия поэзии») в качестве связующего звена напечатана статья «Эпические повторения как хронологический момент». Финальную часть - «Поэтику сюжетов» - составитель дополнил фрагментами из архива А.Н. Веселовского, позволяющими заглянуть в творческую лабораторию ученого. Реконструкция «Исторической поэтики», выполненная И.О. Шайтановым, стала, таким образом, подлинной основой дальнейшего развития этой научной дисциплины.
Первым в России изложением исторической поэтики в качестве учебного курса стала книга С.Н. Бройтмана «Историческая поэтика» (2001; переиздание - 2004). Исследователь, замечают А. Жеребин и Н. Павлова, «заново осмыслил не только основополагающие работы Веселовского, но и всю последующую историю созданной им научной дисциплины» .
1 Осовский О.Е. Цит. соч. - С. 15-16.
2 Там же. - С. 16.
3
Жеребин А., Павлова Н. О Самсоне Бройтмане и его «Исторической поэтике» // Revue des études slaves. - Paris, 2007. - N 78 (4). - P. 490.
С. Бройтман отслеживает движение идей и художественных форм на протяжении трех периодов - от архаического синкретизма через «неавтономную причастность человека Богу и миру» к причастности автономной и сознательной. Синкретизм С. Бройтман изучает на разных уровнях - в субъектной структуре памятников, отмеченной неразличимостью автора и героя (особенно отчетливо в лирике); в архаической образности с ее кумулятивной связью элементов образного ряда и семантическим тождеством слова и вещи; в организации мифологического сюжета, в котором сочетаются элементы кумуляции и цикличности; в зачатках системы родов и жанров, не знающей разделения на высокое и низкое, сакральное и эстетическое.
Второй период эволюции художественного сознания, названный С.С. Аверинцевым эпохой рефлективного традиционализма, С. Бройтман именует эйдетической поэтикой, где эйдос объединяет в себе идею и образ, лично-творческое и парадигматически каноническое. «Введение этого термина позволяет высветить новые смыслы в явлениях риторической поэтики (готовый герой, готовое чужое слово и репертуар смыслов, нормативная каноничность всей системы изобразительных средств) и придать большую гибкость категориальному аппарату, выработанному наукой для ее описания. Идеологическим содержанием этой эпохи выступает индивидуалистическое самоутверждение личности в рамках заданной картины мироздания»1.
Третью эпоху С. Бройтман связывает с поэтикой художественной модальности, означающей «диалогическую соотнесенность и взаимоосвещение разностадиальных образных языков, которые способны породить бесконечное разнообразие форм и смыслов»2. Ученый вводит понятие субъектного неосинкретизма, подразумевая под ним неразграниченность в произведении точек зрения на предмет разных лиц, выражающуюся в переходах от «я» к «мы» или к третьему лицу, которые кажутся немотивированными (формально высказывание принадлежит одному лицу). В неосинкретизме, основанном на принципе «автономной причастности», индивидуальное сознание, по С. Бройтману, «преодолевает свою
1 Жеребин А., Павлова Н. Цит. соч. - С. 491.
2 Там же. - С. 492.
замкнутость и обновляется через вступление в тотальную связность мирового целого»1.
Историческая поэтика таким образом превращается у С. Бройтмана в философско-историческую: в основе его концепции -«глубоко укорененная в религиозной и философской традиции идея циклического хода историко-литературного процесса, предполагающая неполное тождество начала и конца - первоначальной дорефлективной неразделенности Бога и мира, индивидуального и коллективного сознания (в традиции немецкого идеализма - "Золотой век") и их окончательной сознательной нераздельности ("мир в Боге")»2.
Попытку переосмыслить термин «историческая поэтика», а также общее направление поисков Веселовского в свете общей теории систем (далее ОТС) предпринимает В. Зубарева (Филадельфия)3. Прочтение Веселовского в том русле, которое впоследствии будет описано основателем ОТС австрийским биологом Людвигом фон Берталанфи (1901-1972), по ее мнению, «открывает целую область неожиданных параллелей в подходе к сравнительному анализу»4.
Научный поиск Веселовского был направлен на сопоставление «неизменных формул» в мифе, эпосе, поэзии древней и современной. Формулы Веселовского - «это, в сущности, прообразы изоморфизмов Берталанфи, задачей которого было показать, что системы (физические, биологические, социальные и т.д.) управляются аналогичными процессами»5. Веселовский занимался именно поиском изоморфизмов в различных системах, подчеркивает исследовательница, а не экстраполяциями, как, например, культурно-историческая школа, которая распространяла эволюционистские схемы на историю литературы, и к которой ученого причисляют. Уподоблению различных областей Веселовский противопоставил сопоставление и поиск присущих им общих моделей развития. Он не выводил литературу и искусство из истории или быта, выступая за «самостоятельность искусства», что, однако, не означало
1 Жеребин А., Павлова Н. Цит. соч. - С. 492.
2 Там же. - С. 491-492.
3
Зубарева В. Перечитывая А. Веселовского в XXI веке // Вопр. лит. - М., 2013. - № 5. - С. 47-81.
4 Там же. - С. 48.
5 Там же. - С. 49.
его изолированности. «Призывая к изучению не только общественной мысли, но и всего того континуума, в котором рождались и развивались произведение и его автор, Веселовский стремился воссоздать не просто историю появления какого-либо литературного течения, но и всю многообразную систему отношений - разноплановую, включающую в себя структуры и процессы, как аналогичные тем, что зарождались в смежных областях, так и отличные от них»1. При этом важным для Веселовского был поиск того, что объединяет различные области, а не уподобляет их друг другу: общее становилось отправным моментом для установления различий. Сравнительный метод ученого состоял не в отождествлении различных областей, а в сопоставлении происходящих в них процессов. Он разрабатывал методы сопоставительного анализа, позволяющего в процессе познания менее изученных систем применить аналогии с более изученными системами.
Веселовский шел тем же путем, что и Берталанфи, называвший свой метод «эмпирико-интуитивным». В отличие от господствовавшей в то время теории заимствований, основанной на причинно-следственных связях, Веселовский стремился выявить множество параметров, приведших к образованию аналогичных форм.
Согласно Берталанфи система - организм или организованная сущность, где целое больше суммы его частей. Как к системе подходил к литературе и Веселовский. Предвосхищая методологию ОТС, он стремился «представить литературные периоды как фазовое развитие, т.е. постепенное "движение во времени", предрасполагающее, но не детерминирующее появление "малых" или "великих". По Веселовскому, второстепенные с современной точки зрения явления литературы и искусства вырастают из самой системы, изнутри, "приготовляя" эпоху к появлению колоссов. Иными словами, он говорит о том, что система создает предрасположенность к появлению тех или иных учений, произведений и личностей и что изучение предрасположенности, т.е. всего обширного круга деталей и отношений между ними, даст более глубокое по-
1 Зубарева В. Перечитывая А. Веселовского в ХХ1 веке // Вопр. лит. - М., 2013. - № 5. - С. 50.
нимание того, что вырастет в результате»1. Именно признание предрасположенности к появлению или исчезновению литературных форм отличает теорию Веселовского от дарвинизма с его случайностями и закономерностями и сближает с ОТС.
В теории предрасположенностей «мера внешних воздействий на систему определяется мощью ее потенциала: чем слабее потенциал системы, тем сильнее внешние влияния на нее. Это же понимание мы находим у Веселовского, анализирующего взаимодействие микро- и макрокосма, т.е. личности и окружения... При этом Веселовский подчеркивает важность понимания взаимодействия внешнего и внутреннего для получения более полного представления об историческом развитии системы». (2, с. 74-75)2.
Исследовательница полемизирует с О.М. Фрейденберг, полагавшей, что Веселовского «интересует общая механика литературного процесса в целом, но не движущие силы этой механики»3; она считает, что главным в работах ученого является обнаружение движущих причин, «но поиск причин идет изнутри системы, из ее предрасположенности. Связывая "внутреннее обогащение содержания" с прогрессом "общественной мысли в границах слова или устойчивой поэтической формулы" Веселовский, по сути, показывает, что истоки исторического движения - в идеях, зарождающихся изнутри системы, а не путем простых заимствований»4.
Веселовский, подводит итог В. Зубарева, пошел гораздо дальше обозначенной им задачи генетического «объяснения поэзии как психологического акта, определенного известными формами творчества, последовательно накопляющимися и отлагающимися в течение истории»5, и его методология гораздо шире используемой ныне в сравнительном литературоведении: «. речь в его работах идет о литературе как открытой, протяженной индетерминистской системе, развивающейся на основе своего собственного внутреннего потенциала, вступающей во взаимодействие с другими системами, но не детерминированной ими. Некоторые основные методо-
1 Зубарева В. Цит. соч. - С. 58.
2 Там же. - С. 74-75.
3
Фрейденберг О. Поэтика сюжета и жанра. - М., 1997. - С. 20.
4 Зубарева В. Цит. соч. - С. 76-77.
5 Веселовский А.Н. Определение поэзии, (1888-1890) // Веселовский А.Н. Избранное. Историческая поэтика. - М., 2006. - С. 83.
логические положения Веселовского концептуально совпадают с новейшими разработками в ОТС»1.
ИСТОРИЯ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ И ЛИТЕРАТУРНОЙ КРИТИКИ
2018.04.002. ЕВ. ЛОЗИНСКАЯ. БОККАЧЧО КАК ЛИТЕРАТУРОВЕД: АЛЛЮЗИИ, ИСТОЧНИКИ, ИНТЕРТЕКСТЫ, ТОПОСЫ. (Обзор).
Ключевые слова: Данте; Петрарка; Джакопо Пиццинга; «Генеалогия языческих богов»; «Маленький трактат во славу Данте»; Флоренция; символика образов; Музы; поэзия как теология.
Наследие Боккаччо как теоретика поэзии и интерпретатора хорошо изучено в итальянском и американском литературоведении, и тем не менее отдельные нюансы его взглядов подвергаются в последние годы переосмыслению и углубленному анализу. Ключевое место в его поэтологической концепции, как известно, занимают Данте и Петрарка, однако, как подчеркивает Франческо Мар-цано (Католический университет Св. Сердца, Милан), отношения между ними Боккаччо представляет во всей их сложности - «отмечая как моменты культурной общности, так и расхождения, разделяя их области компетенции, но отдавая должное обоим - философам, теологам, интеллектуалам-космополитам» (3, с. 1). Вместе с тем Боккаччо уделяет особое внимание собственной роли как связующего звена, «третьего венца», «культивирует собственную независимость и реализует собственный культурный проект по примирению Данте и Петрарки» (3, с. 2). Исследователь анализирует в этом ключе несколько менее известный, чем «Генеалогия языческих богов», «Маленький трактат во славу Данте» или «Разъяснения на Комедию», текст - послание 1371 г. к Джакопо Пиццинге, в котором Боккаччо наставляет молодого человека в его поэтических штудиях. Центральное место в нем занимает апология классической поэзии и теория ее возрождения в новую эпоху. Творчество адресата послания до нашего времени не дошло (за исключением одного стихотворения), однако при всей неясности отношений,
1 Зубарева В. Цит. соч. - С. 81.
