CC BY
65тривается правовой наукой в качестве самостоятельного принципа права, однако является необходимым и логическим элементом более широкого правового понятия - демократизма. Вместе с тем он выступает одним из самостоятельных отраслевых принципов муниципального права, имеет при этом характерные признаки: специфическую сферу воздействия - местное самоуправление; собственный объект воздействия: деятельность местного самоуправления, обеспечивая открытость этой деятельности, подконтрольность населению и общественным институтам, информирование органами местного самоуправления населения о своей работе, реализацию возможности граждан влиять на решение вопросов местного значения.
Список литературы
1. Бержель Жан-Луи. Общая теория права. М.: NOTA BENE, 2000.
2. Большой юридический словарь / под ред. А.Я. Сухарева. М.: Инфра, 2006.
3. Игнатюк Н.А., Павлушкин А.В. Муниципальное право: учеб. пособие. М.: Юстицин-форм, 2009.
4. Кутафин О.Е., Фадеев В.И. Муниципаль-
ное право Российской Федерации. М.: Проспект, 2006.
5. Матузов Н.И., Малько А.В. Теория государства и права. М.: Юристъ, 2005.
6. Муниципальное право / под ред. А.Н. Костюкова. М.: Юнити, 2011.
7. Муниципальное право России: учебник для бакалавров / под ред. А.Н. Кокотова. М.: Юрайт, 2012.
8. Муниципальное право: учебник / под ред.
A.И. Коваленко. М.: Новый юрист, 1997.
9. Муромцев Г.Н. Принципы права// Теория права и государства / под ред. Г.Н. Манова. М.: БЕК, 1996.
10. Ожегов С.И., Шведов Н.Ю. Толковый словарь русского языка. 4-е изд. М., 2001.
11. Послание Президента Российской Федерации В.В. Путина Федеральному Собранию Российской Федерации 12 декабря 2012 г. // Рос. газ. 2012. 13 дек.
12. Теория государства и права / под ред.
B.Г. Стрекозова. М., 1996.
13. Фадеев В.И. Муниципальное право России: учеб. пособие. М., 1994.
14. Явич Л.С. Общая теория права. Л., 1976.
МИХЕЕВ Денис Степанович - кандидат юридических наук, доцент, зав. кафедрой уголовного права и процесса. Марийский государственный университет. Россия. Йошкар-Ола. E-mail: Miheeva_TN@energy. mari.ru
MIKHEEV, Denis Sergeevich - Candidate of Law, Associate Professor, Head of the Department of Criminal Law and Procedure. Mari State University. Russia. Yoshkar-Ola. E-mail: Miheeva_TN@ energy.mari.ru
УДК 342
ПРОБЛЕМЫ ИМПЛЕМЕНТАЦИИ ЕВРОПЕЙСКОЙ КОНВЕНЦИИ О ЗАЩИТЕ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА И ОСНОВНЫХ СВОБОД В РОССИЙСКОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО
В.Я. Неказаков
Анализируется опыт имплементации Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, а также решений Европейского Суда по правам человека в российское законодательство. Освещается роль и значение актов Верховного Суда Российской Федерации для применения конвенционных норм и актов ЕСПЧ в правоприменительной практике федеральных судов.
Ключевые слова: Конституция Российской Федерации; имплементация; Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод; Европейский Суд по правам человека; правовая система; российское законодательство; закон.
V.Ya. Nekazakov. THE PROBLEMS OF IMPLEMENTATION OF THE EUROPEAN CONVENTION ON HUMAN RIGHTS AND BASIC FREEDOMS INTO THE RUSSIAN LEGISLATION
The author analyses the experience of implementation of the European Convention on Human Rights and the European Court's Rulings into the Russian legislation. He examines several powers of
the Supreme Court of Russian Federation which have enabled implementation of the Convention and of case law of the European Court in the Russian legal system.
Keywords: Constitution of Russian Federation; implementation; European Convention on Human Rights and Basic Freedoms; European Court; legal system; Russian legislation; law.
Вхождение Российского государства в Совет Европы и его присоединение к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод принципиальным образом сказались на развитии российской правовой системы в целом и отечественном законодательстве в связи с процессом имплементации соответствующих правозащитных клаузул. Остановимся на этом подробнее, принимая во внимание тот факт, что в Европе уже более шести десятилетий успешно применяется механизм конвенционной и судебной защиты прав человека, основанный на закрепленных de jure и de facto стандартах.
Ключевым событием и одновременно кардинальным шагом в процессе своеобразной «рецепции» и вполне значимого стартового момента в деле имплементации в российскую правовую систему и национальное законодательство международных и европейских норм в сфере защиты прав человека явилось введение в действие после принятия путем всенародного голосования 12 декабря 1993 г новой Конституции Российской Федерации.
По мнению авторитетнейших российских ученых-конституционалистов, в действующем Основном Законе Российского государства впервые получил закрепление принцип примата норм международного права в области прав человека [13; 14]. По нашим подсчетам, каталог прав и свобод, закрепленный в Конституции Российской Федерации, количественно превышает семь десятков положений, что значительно больше, чем совокупный перечень прав и свобод в Международном билле о правах человека и Европейской конвенции вместе взятых.
О целесообразности анализа процесса имплементации норм Конвенции 1950 г и решений Европейского Суда по правам человека в правовую систему Российского государства неоднократно говорилось в публикациях последних лет [7; 9; 15; 19; 26].
Опираясь на определение имплементации как процесса реализации государством международно-правовых норм на своей территории [25], следует отметить, что этот процесс становится все более динамичным и многогранным, что подтверждается фактом ратификации Российской Федерацией за прошедшие полтора десятка лет 47 конвенций Совета Европы [21].
«Под воздействием европейских конвенций, - пишет В.В. Иванов, - в российской
правовой системе расширилось представление о правах человека. В это понятие были включены европейские правовые нормы и принципы, отражающие важнейшие права и основные свободы человека, их юридические гарантии» [10]. Вместе с тем, как отмечает тот же автор, применение европейского опыта не означает чисто механического воспроизведения европейских стандартов защиты прав человека; Россия должна учитывать свои особенности и интересы в этой сфере [10].
В этой связи мы считаем некорректной постановку вопроса в формулировке «Общепризнанные принципы и нормы международного права или Конституция Российской Федерации?» и разделяем мнение С.Ю. Марочкина о том, что: «Вряд ли назначение ч. 1 ст. 17 Конституции - установить приоритет МП («международного права», примечание наше - В.Н.). Скорее она содержит указание на правовые основы в вопросах прав человека, следовательно, и смысл ее прочитывается так: права человека признаются и гарантируются в соответствии с Конституцией, которая закрепляет их согласно общепризнанным нормам МП» [15, с. 92].
В этом же контексте полагаем весьма преждевременным в условиях конфронтаци-онных и силовых методов осуществления глобализации предложение известного ученого В.А. Карташкина о необходимости принятия Генеральной Ассамблеей ООН резолюции «О верховенстве международного права», «в которой, - по его словам, - она должна призвать все государства мира признать приоритет международного права над внутригосударственным» [12, с. 85].
Более взвешенной нам представляется точка зрения Л.И. Воловой, а именно: «Анализ норм Конституции РФ и российского законодательства позволяет сделать вывод о том, что в иерархии всех правовых актов, в том числе и международно-правовых, конституция занимает высшее место. Если в рамках правовой системы России все же появился международный договор, действительный согласно международному праву, но положения которого противоречат Конституции РФ, то государство обязано привести конституционные нормы в соответствие со своими международными обязательствами. В противном случае может возникнуть вопрос о привлечении Российской Федерации к международно-правовой ответст-
венности» [6, с. 42] (выделено нами - В.Н.).
Во избежание отмеченной Л.И. Воловой коллизии вполне мог бы быть задействован механизм рассмотрения Конституционным Судом Российской Федерации дел о соответствии Конституции Российской Федерации не вступивших в силу международных договоров нашего государства, закрепленный ст. 88-91 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» [3].
В современной российской Конституции и отечественном законодательстве достаточно полно отражены принципы и нормы Международного билля о правах человека, а также большая часть содержащихся в ратифицированных Российской Федерацией Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколах к ней материальных и процессуальных норм (свыше трех десятков статей).
Остановимся здесь подробнее на проблемных аспектах, связанных с имплементацией конвенционных норм и решений Европейского Суда по правам человека в российском национальном законодательстве и актах высших федеральных судов.
Прежде всего следует согласиться с констатацией П.А. Калиниченко, а именно: «Опираясь на ч. 4 ст. 15, а также на ст. 17 Конституции РФ, обеспечивающей непосредственное применение актов о защите прав человека, Россия делает поступательные шаги в процессе имплементации положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Обычной практикой для российских судов стали ссылки в их решениях на положения Конвенции и решений ЕСПЧ. Россия обеспечивает исполнение решений ЕСПЧ в своем правопорядке. Европейский Суд по правам человека пользуется самым высоким авторитетом среди граждан РФ» [11, с. 173-174]. Вместе с тем названный автор совершенно верно указывает и на то, что: «Существуют некоторые конституционно-правовые нюансы гармонизации, на которые редко обращают внимание наши европеисты... В России отсутствует программа гармонизации законодательства, которая могла бы ответить на такие вопросы. Гармонизация законодательства, проводимая в России, имеет исключительно прагматический характер и служит сиюминутным интересам рынка и крупного бизнеса» [11, с. 175].
На наш взгляд, выработка четкого механизма реализации норм Европейской конвенции в национальном законодательстве востребована Российским государством в XXI в. для повышения эффективности реализации его
международных обязательств в области защиты прав человека. Многое в этом направлении в последнее время уже сделано. Так, например, как отмечает Т.Н. Нешатаева [17], во исполнение решения ЕСПЧ «Бурдов против Российской Федерации-2», в котором России предписывалось принятие мер системного характера, и был принят Федеральный закон «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок» от 30 апреля 2010 г. № 68-ФЗ [4]. Одновременно с последним Федеральным законом от 30 апреля 2010 г. № 69-ФЗ были внесены изменения в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с принятием названного Закона. На ряд проблемных аспектов и нюансов в ходе применения отечественными судами вышеуказанных законов справедливо обратила внимание А.В. Никитина в своей обстоятельной работе [18].
Весьма большой резонанс вызвало в России и особенно за ее пределами принятие Федерального закона «О внесении изменений в статью 148 Уголовного кодекса Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации в целях противодействия оскорблению религиозных убеждений и чувств граждан» от 30 июня 2013 г. № 136-ФЗ, вступивший в силу с 1 июля того же года. В соответствии с этим Законом ст. 148 Уголовного кодекса Российской Федерации получила следующую редакцию, а именно:
«Статья 148. Нарушение права на свободу совести и вероисповеданий.
1. Публичные действия, выражающие явное неуважение к обществу и совершенные в целях оскорбления религиозных чувств верующих, наказываются штрафом в размере до трехсот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до двух лет, либо обязательными работами на срок до двухсот сорока часов, либо принудительными работами на срок до одного года, либо лишением свободы на тот же срок.» [23].
Те же деяния, совершенные в местах, специально предназначенных для проведения богослужения, других религиозных обрядов и церемоний, наказываются еще более сурово. Подлежит уголовному наказанию и незаконное воспрепятствование деятельности религиозных организаций или проведению богослужений, других религиозных обрядов и церемоний, включая усиленные меры ответственности для лиц, использующих свое служебное положение, а также прибегающих к насилию либо угрозам его применения. Этим же Законом были внесены изменения в КОАП России
в связи с административными деликтами, посягающими на законодательство о свободе совести и права человека в этой области.
Многие критики этого Закона апеллировали к конвенционным нормам и практике ЕСПЧ по данной проблеме. Закон, конечно, в своих формулировках далеко не идеален, однако в том, что касается практики ЕСПЧ, можно возразить его оппонентам по существу, опираясь на его решение по делу «Уингров против Великобритании (1997)». Суть дела такова.
Британский кинематографист Найджел Уингров снял короткометражный художественный фильм под названием «Видения экстаза». Картина отображает эротические видения главной героини, указанной в титрах под именем Святой Терезы Авильской, известной монахини XVI в. Большая часть ленты посвящена изображению двух эротических сцен: эпизоду лесбийской любви между «Святой Терезой» и «духом Святой Терезы», а также эротической фантазии с участием распятого Христа.
В соответствии с британскими законами, Уингров представил картину уполномоченным государственным органам для утверждения и присвоения определенной просмотровой категории.
Британский комитет по классификации видеофильмов счел фильм богохульством и отказал в присвоении какой-либо категории, тем самым запретив его распространение в прокате. По мнению комитета, фильм был способен оскорбить и унизить религиозные чувства христиан из-за неуважительной манеры, в которой «чисто эротическое произведение» показывает Христа. На взгляд Уингрова, подобное решение - это недопустимое вмешательство в свободу слова и право самовыражения.
Европейский Суд по правам человека не усмотрел в действиях комитета каких-либо нарушений ст. 10 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, посвященной свободе слова. Во-первых, государственное вмешательство в эту область в данном случае преследует правомерную цель защиты прав и законных интересов граждан, а именно обеспечивает свободу вероисповедания. Во-вторых, подобное вмешательство было признано «необходимым в демократическом обществе». Обсуждая второй аргумент, Суд отметил, что, ограничивая свободу слова и самовыражения по моральным и религиозным мотивам, государства наделены достаточно широкими «пределами допустимого усмотрения». После обнародования решения Суда, представитель комитета по классификации заявил, что он удовлетворен итогом процесса, и решение по
данному делу будет использоваться в дальнейшем в качестве положительного руководства к действию при проверке видеофильмов [8].
Вместе с тем мы считаем заслуживающим внимания тезис М. Мальманна о том, что «не следует забывать, что существует не только уголовное право, но, конечно, и другие правовые, политические и культурные механизмы, которые религия может использовать против критики» [16, с. 15].
Необходимо также принимать во внимание то положение, которое удачно сформулировано Н.С. Бондарем, а именно: «...Готовность государств-участников Конвенции добровольно следовать практике Европейского Суда по правам человека, сформированной вне связи с рассмотрением дел в отношении соответствующих государств, подчеркивает не общеобязательность и нормативность таких решений конвенционно-судебного органа в рамках конкретного дела, а степень их собственного усмотрения при решении вопроса о признании таких решений Европейского Суда, как имеющих для них обязывающий характер» [5, с. 192] (выделено нами - В.Н.).
В указанном контексте мы разделяем критику Б.С. Эбзеевым отдельных публикаций конституционно-правового характера, в которых выражена тенденция отождествления общепризнанных принципов международного права с упоминаемыми в ч. 2 ст. 7 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод «общими принципами права» [27, с. 122].
Считаем целесообразным и необходимым в этом вопросе руководствоваться известным постановлением Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» [2], в котором впервые в отечественной юридической практике закреплено легитимное определение общепризнанных принципов международного права, подлежащих применению судами общей юрисдикции. Весьма важно, что данное постановление высшей судебной инстанции еще раз подтвердило принципиальную клаузулу, ранее сформулированную в постановлении Пленума Верховного Суда России от 31 октября 1995 г. № 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия», а именно: если международный договор Российской Федерации был ратифицирован ее парламентом, вступил в силу, официально опубликован и не
требует издания дополнительных внутригосударственных нормативно-правовых актов, то положения такого договора применяются непосредственно и являются приоритетными в отношении противоречащих им положений, содержащихся в национальном законодательстве.
В этой связи весьма важно отметить, что в соответствии с Указом Президента Российской Федерации от 20 мая 2011 г. № 657 Министерством юстиции Российской Федерации осуществляется мониторинг правоприменения в целях выполнения постановлений Европейского Суда, в связи с которыми необходимо принятие (издание), изменение или признание утратившими силу (отмена) законодательных и иных нормативных правовых актов Российской Федерации [1]. Среди ключевых проблем, выявленных в ходе мониторинга выполнения постановлений Европейского Суда по правам человека, в ежегодном правительственном Докладе обозначены: отсутствие нормативного правового акта, регулирующего отношения, возникающие в связи с обязанностью государства исполнять постановления ЕСПЧ; отсутствие регламентирования порядка исполнения постановлений ЕСПЧ и закрепления обязанности государственных органов и должностных лиц по приведению федеральных законов и иных нормативных актов в соответствие с Европейской конвенцией в связи с вынесением постановлений ЕСПЧ, а также неустановлен-ностью сроков разработки и внесения в Государственную Думу законопроектов, направленных на реализацию постановлений ЕСПЧ [1]. Все это, несомненно, весьма препятствует исполнению как решений ЕСПЧ, так и выполнению обязательств России в рамках Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.
Примечательно, что в последние годы Минюст России в лице Уполномоченного Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека в ранге заместителя федерального министра и его аппарата активизировал меры по имплементации конвенционных норм в российскую правовую систему. Так, например, в промежуточном отчете/Плане дальнейших действий по исполнению «пилотного» постановления Европейского Суда по правам человека по жалобам № 42525/07 и 60800/08 «Ананьев и другие против России» (вынесено 10 января 2012 г., вступило в силу 10 апреля 2012 г.) [20], констатируя установленное постановлением ЕСПЧ нарушение российскими властями ст. 3 и 13 Конвенции о защите прав человека и основных свобод в
отношении двух заявителей, а также наличие в Российской Федерации структурной проблемы бесчеловечных и унижающих достоинство условий содержания в следственных изоляторах и отсутствие эффективных национальных средств правовой защиты от этих нарушений, во исполнение постановления ЕСПЧ Минюст России подготовил соответствующий план дальнейших действий, в рамках которого и был реализован ряд мер по имплементации в правовую систему Российской Федерации конвенционных принципов и стандартов защиты прав и свобод, выработанных практикой Европейского Суда и Комитета Министров Совета Европы. В этом же отчете констатировано, что за последнее время осуществлен ряд мер, направленных на либерализацию уголовно-исполнительной политики, гуманизацию исполнения наказания, создание предпосылок для внедрения концептуально новой пенитенциарной деятельности, соответствующей международным стандартам; предпринят ряд шагов для сужения сферы применения наказания в виде лишения свободы и для расширения практики назначения альтернативных наказаний, а также для ограничения избрания меры пресечения в виде заключения под стражу [20].
Были внесены изменения в ст. 106 и 108 УПК Российской Федерации, новую редакцию приобрела ст. 107 УПК РФ (домашний арест); откорректирован Федеральный закон «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» в части расширения возможностей по обеспечению конституционного права граждан на получение квалифицированной юридической помощи.
Особо следует сказать о совместном постановлении пленумов Верховного Суда Российской Федерации и Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 23 декабря 2010 г. № 30/64 «О некоторых вопросах, возникших при рассмотрении дел о присуждении компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок» [22], принятие которого было обусловлено необходимостью соблюдения судами одного из базовых положений Европейской конвенции в связи с принятием соответствующего Федерального закона. Не случайно названное постановление открывается словами: «Пунктом 1 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод закреплено право каждого в случае спора о его гражданских правах и обязанностях или при предъявлении ему любого уголовного обвинения на справедливое и публичное разбирательства дела в разумный срок независимым и бес-
пристрастным судом, созданным на основании закона» [22, с. 19].
Весьма симптоматично, что в этом важнейшем документе судам общей юрисдикции и арбитражным судам при вынесении решения о присуждении компенсации рекомендовано в ходе определения размера присуждаемой компенсации также учитывать практику Европейского Суда по правам человека, размер сумм компенсаций вреда, присуждаемых этим Судом за аналогичные нарушения (ч. 2 ст. 2 Закона о компенсации) [22].
В этом вопросе можно согласиться с предложением А.В. Никитиной, которая пишет: «В качестве своеобразного эталона можно рассматривать решение по делу "Бурдов против Российской Федерации", в котором ЕСПЧ указал, что он определяет размер компенсации морального вреда, принимая во внимание такие факторы, как возраст заявителя, личный доход, природу присужденной судом суммы, длительность исполнительного производства и другие значимые аспекты. Также должны учитываться состояние здоровья заявителя и количество решений, не исполненных надлежащим образом и (или) своевременно. Все эти факторы могут в различной степени влиять на размер компенсации морального вреда, а в исключительных случаях влечь отказ в ее присуждении. В то же время из прецедентной практики ЕСПЧ с очевидностью следует, что такие компенсации в принципе прямо пропорциональны периоду неисполнения вступившего в силу решения суда» [18, с. 147] (курсив А.В. Никитиной).
Весьма знаковым в деле имплементации положений Европейской конвенции в правоприменительную практику судов общей юрисдикции стало принятие постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 июня 2013 г. № 21 «О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года и Протоколов к ней» [24, с. 14], нацеленного на обеспечение единообразного применения судами общей юрисдикции Конвенции и ратифицированных Российской Федерацией Протоколов к ней. Интересно, что завершается постановление рекомендацией судам использовать в том числе справочную систему «Международное право», разработанную Верховным Судом Российской Федерации и установленную в ведомственном контуре Государственной автоматизированной системы «Правосудие», а также поисковую систему Европейского Суда НЛООС: http://hudoc.echr.col.int/sites/eng [24].
Таким образом, можно говорить об определенном прорыве в вопросе имплементации
норм Конвенции о защите прав человека и основных свобод в правовую систему Российского государства и конкретно в механизм обесп-чения эффективной судебной защиты, отвечающей европейским стандартам. Это вовсе не означает полную решенность всех стоящих в этой области проблем. Так, например, до сих пор не преодолены трудности с ратификацией Протокола № 6 к Европейской конвенции. Но как верно отметил заместитель Председателя Совета Федерации Парламента России И. Умаханов: «Но его невозможно ратифицировать вопреки мнению большинства жителей страны, в условиях, когда общество требует адекватного наказания для террористов, убийц и насильников детей. Однако этот вопрос не снимается с повестки дня, многие политики и общественные деятели высказываются в поддержку ратификации, за вынесение проблемы на общенародный референдум» [21, с. 9].
Тем не менее динамика имплементации клаузул Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, а также правовых позиций Европейского Суда по правам человека, связанных с реализацией конвенционных норм, вполне очевидна. Предстоит и дальше последовательно и в то же время принципиально продолжать эту работу при обязательном учете национальных особенностей и интересов Российского государства в названной сфере правоотношений.
Список литературы
1. Доклад Правительства Российской Федерации о результатах мониторинга правоприменения в Российской Федерации за 2011 год // Рос. газ. 2013. 27 марта.
2. Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» // Рос. газ. 2003. 2 дек.
3. Собрание законодательства РФ. 1994. № 13, ст. 1447 (с последующими изм. и доп.).
4. Собрание законодательства РФ. 2010. № 18, ст. 2144.
5. Бондарь Н.С. Судебный конституционализм в России в свете конституционного правосудия. М.: Норма; ИНФРА-М, 2011.
6. Волова Л.И. Международные договоры в правовых системах федеративных государств. Ростов н/Д: Изд-во СКАГС, 2004.
7. Гаджиев Г. Имплементация решений Страсбургского Суда // Сравнительное конституционное обозрение. 2006. № 1(54).
8. Европейский Суд по правам человека.
Стандарты по свободе слова. Авторизованный перевод судебных решений. Будапешт, 2002.
9. Зорькин В.Д. Роль Конституционного Суда Российской Федерации в реализации Конвенции о защите прав человека и основных свобод // Сравнительное конституционное обозрение. 2006. № 1(54).
10. Иванов В.В. Имплементация европейских норм защиты прав человека в российскую правовую систему // Актуальные проблемы экономики и права современной России: сб. науч. ст. межвуз. конф. / под ред. С.С. Ильина. М., 2005.
11. Калиниченко П.А. Европейский Союз: право и отношения с Россией: монография. М.: Норма: ИНФРА-М, 2012.
12. Карташкин В.А. Права человека: международная защита в условиях глобализации. М.: Норма: ИНФРА-М, 2011.
13. Козлова Е.И., Кутафин О.Е. Конституционное право России. М., 2006.
14. Кутафин О.Е. Российский конституционализм. М.: Норма, 2008.
15. Марочкин С.Ю. Действие и реализация норм международного права в правовой системе Российской Федерации: монография. М.: Норма: Инфра-М, 2011.
16. Маттиас Мальманн. Свобода слова и религиозные права // Сравнительное конституционное обозрение. 2007. № 7(60).
17. Нешатаева Т.Н. Решения Европейского
Суда по правам человека: новеллы и влияние на законодательство и правоприменительную практику: монография. М.: Норма: ИНФРА-М, 2013.
18. Никитина А.В. Разумный срок судебного разбирательства и исполнения судебных актов: практика получения справедливой компенсации: монография / отв. ред. С.В. Нарутто. М.: Норма: ИНФРА-М, 2012.
19. Обухова Е.С. Совершенствование законодательства Российской Федерации в связи с ратификацией Конвенции о защите прав человека и основных свобод // Государство и право. 2008. № 2.
20. Официальный сайт Минюста России. URL: minjust.ru/ru/node/4791.
21. Парламентская газета. 2012. 12-18 окт.
22. Рос. газ. 2011. 14 янв.
23. Рос. газ. 2013. 2 июля.
24. Рос. газ. 2013. 5 июля.
25. Тихомирова Л.В., Тихомиров М.Ю. Юридическая энциклопедия / под ред. М.Ю. Тихомирова. М., 2001.
26. Хижняк В.С. Реализация международных обязательств России в области прав человека в свете проблемы соотношения международного и внутригосударственного права РФ // Государство и право. 2007. № 8.
27. Эбзеев Б.С. Введение в Конституцию России: монография. М.: Норма: ИНФРА-М, 2013.
НЕКАЗАКОВ Владимир Яковлевич - кандидат юридических наук, доцент. Северо-Кавказский филиал Российской академии правосудия. Судья. Краснодарский краевой суд. Россия. Краснодар. E-mail: dekanat.akademia@yandex.ru
NEKAZAKOV, Vladimir Yakovlevich - Candidate of Law, Associate Professor. North Caucasian branch of the Russian Academy of Justice. Judge. Krasnodar Regional Court. Russia. Krasnodar. E-mail: dekanat.akademia@yandex.ru
УДК 342.8
АНАЛИЗ ИЗМЕНЕНИЙ В ВЫБОРНОМ ПРОЦЕССЕ В ОРГАНЫ МЕСТНОГО САМОУПРАВЛЕНИЯ В РОССИИ В 1785-1870-х гг.
Н.И. Петренко, Т.М. Головина
Рассмотрены изменения российского законодательства в сфере организации выборного процесса в XVIII-XIX вв. Проанализирован ряд правовых изменений, позволивших сохранить принцип всесословности и перейти к приоритету имущественных характеристик граждан, имеющих право принимать участие в выборах.
Ключевые слова: органы городского самоуправления; городская реформа; общественное управление; сословия; сословные общества; местное самоуправление; законодательство.
N.I. Petrenko, T.M. Golovina. ANALYSIS OF CHANGES IN THE ELECTORAL PROCESSES LOCAL GOVERNMENTS IN RUSSIA IN 1785-1870-IES.
