CC BY
189
ПСИХОЛОГИЯ И ПЕДАГОГИКА
Арпентьева М. Р. Проблемы безопасности в интернете: цифровая беспризорность как причина цифровой зависимости и цифровой преступности // Вестник Прикамского социального института. 2017. № 3 (78) C. 99-100.
Arpentieva M. R. Security issues in the Internet: digital homelessness as a cause of digital addiction and digital crime. Bulletin of Prikamsky Social Institute. 2017. No. 3 (78). Pp. 99-100. (In Russ.)
УДК 159.98
М. Р. Арпентьева
Калужский государственный университет имени К. Э. Циолковского, Калуга, Россия
ПРОБЛЕМЫ БЕЗОПАСНОСТИ В ИНТЕРНЕТЕ: ЦИФРОВАЯ БЕСПРИЗОРНОСТЬ КАК ПРИЧИНА ЦИФРОВОЙ ЗАВИСИМОСТИ И ЦИФРОВОЙ ПРЕСТУПНОСТИ
Арпентьева Мариям Равильевна - доктор психологических наук, доцент, профессор кафедры психологии развития и образования.
E-mail: mariam_rav@mail. ru
Автор обосновывает новое понятие - «цифровые беспризорники». Это понятие необходимо, чтобы объяснить происходящие в сообществе деформации отношений между людьми, опосредованные цифровыми технологиями, в том числе такие последствия нарушений, как цифровая зависимость и цифровая преступность. Многие обучающиеся в школах и вузах, многие люди в семье и на работе демонстрируют типичные черты жизни и черты личности обычных беспризорников, начиная с аномии и отчуждения и заканчивая изоляцией и десоциализацией, задержкой и неравномерностью развития, общей деструкцией личности и ее структур, а также деструкцией отношений с собой и миром в целом. Побег в цифровой мир формирует порочный круг: выступает как причина и последствие отказа от традиционной культуры и ценностей человеческих отношений, перемещения человека в специфическую среду «цифровых аборигенов», приобщения к новому сообществу, где есть свои ценности и нравы, обычаи и нормы, приводящие к общей десоциализации личности. Поскольку интернет и другие медиасреды скорее дезорганизованы, чем организованы, то и развитие человека приобретает характер дезорганизованного, развивая состояние ненужности и маргинальности. Именно с ним и нужно работать специалистам, семьям, обществу, государству, восстанавливая отношения между людьми, отношения человека с самим собой и с Богом.
Ключевые слова: цифровые беспризорники, медиасреды, воспитание, обучение, отчуждение, ненужность, желания, потребности.
M. R. Arpentieva
Kaluga State University named after K. E. Tsiolkovski, Kaluga, Russia
SECURITY ISSUES IN THE INTERNET: DIGITAL HOMELESSNESS AS A CAUSE OF DIGITAL ADDICTION AND DIGITAL CRIME
© Арпентьева М. Р., 2017
Arpentieva Mariam R. - Grand Doctor (Grand PhD) of Psychological Sciences, Docent, Professor at the Department of Development and Education Psychology.
The author introduces a new concept of the digital homeless. This concept is necessary to explain what is happening in the community strain of relations between people mediated by digital technologies, including the consequences of violations as a digital addiction and digital crime. Many schools and universities, many people in the family and at work demonstrate the typical features of life and personality the usual homeless, since anomie and alienation and ending with isolation and de-socialization, delay and uneven development, the total destruction of the personality and its structures, as well as the destruction of relations with itself and the world in General. Escape to the digital world creates a vicious circle: acts as both cause and consequence of the rejection of traditional culture and its values of human relations, the movement of a person in a specific environment "digital natives", attaching to a new community with its own values and mores, customs and norms, leading to total de-socialization. The Internet and other media environment is disorganized, rather than organized, and the development of a person acquires the character of a disorganized, developing a state of irrelevance and marginality. With it and need to work with professionals, families, society, the state, restoring the relationship between people, the relationship of man with himself and with God.
Key words: digital homeless, media promotion, education, training, alienation, uselessness, desires,
needs.
Многие современные взрослые, юноши и дети ведут себя так, как вели себя беспризорники, с единственным отличием, заключающемся в том, что без присмотра - в полном одиночестве - они оказываются не на улице, а за компьютером, с гаджетом и т. д. Это дает нам возможность назвать их цифровыми или информационными беспризорниками, а также отметить как одну из причин данного феномена более или менее развернутые и глубокие нарушения учебных и трудовых, семейных и интимно-личностных взаимоотношений людей друг с другом. Эти нарушения возникают как следствие распространения консюме-ризма и потребительства, десакрализации и отказа от традиционных семейных и трудовых ценностей, формирования симулирующих реальность институтов вроде гражданского брака, профессиональной семьи, непрофессионального (прекариатического и волонтерского) труда и т. д. Традиционная семья, так же как и традиционная школа, традиционная рабочая среда, подвергается активнейшей деформации, и отказ от семейного, учебного и трудового общения и дел в пользу увлеченности виртуальной реальностью, играми и разговорами в интернете и тому подобным говорит о том, что кризис этот может стать необратимым. В противостоянии этому кризису нужна направленная социально-психолого-педагогическая работа - работа по воспитанию членов сообщества, членов семьи, организации, человечества, в том числе в разрушении и замене симулякров учебы, труда и семьи их настоящими «прототипами», сочетающими, а не противопоставляющими свободу и принадлежность, труд и отдых, культуру и компетентность и т. д. [28; 29; 30].
В традиционном понимании безнадзорность и беспризорность, в том числе в работах П. И. Люблинского, А. М. Нечаевой, А. А. Реана, И. Ф. Дементьевой, Т. И. Шульги и других, рассматриваются только в контексте изучения детской безнадзорности (gamines) и беспризорности (бездомности) (street children, homelessness). Под ними понимались социальные явления частичного или полного отстранения несовершеннолетнего (street kids and street youth) от семьи, сопряженного с утратой места жительства и занятий [33; 42]. Отдельно учеными и практиками рассматривались вопросы взрослого одиночества (loneliness, solitude, desolation, aloneness), включая проблемы «бомжевания» (homelessness), бездомности и иных видов социальной изоляции как следствия и причины нарушений отношения с собой и миром. Сейчас эти понятия могут и должны быть во многом
сближены и сопоставтавлены, особенно там, где речь идет о взрослой беспризорности: изоляции детей и от взрослых, и от семьи, взрослых без детей и одиноких взрослых, детей и взрослых, не имеющих дома, в том числе кочующих по миру, и т. д. Это происходит и потому, что «цифровая безнадзорность» приводит к деформациям развития, при которых признаки возрастных периодов смешиваются таким образом, что взрослые демонстрируют черты подростков и детей, а дети и подростки - стариков и взрослых. Речь идет о тотальном отчуждении людей от культуры и от самих себя, о распаде нравственных основ жизнедеятельности, особенно заметных на фоне цифровых технологий, манифестирующих и, как кривое зеркало, усиливающих и без того существенные нарушения в отношениях современных людей с собой и миром (начиная с семьи и заканчивая трудовым коллективом, начиная с себя и заканчивая Богом и т. д.).
Беспризорность обычно определяется как критический тип безнадзорности - ослабления или отсутствия опеки / попечения от родителей или попечителей [36; 37]. Данный феномен угрожает гармоничному и своевременному формированию и развитию личности человека и способствует развитию социально негативных навыков [39; 40]. Рост беспризорности связан с социальными кризисами (войны, революции, голод, стихийные бедствия и другие изменения условий жизни, влекущие за собой сиротство, одиночество, безработицу, бомжевание, кочевничество и т. д.), безработицей и дефектами образования, нищетой и разрушающей личность профессиональной и семейной эксплуатацией, конфликтной обстановкой в семьях и асоциальным поведением близких, жестоким обращением или полным игнорированием человека в семье, школе, на работе, насаждением психологии индивидуализма и моральной изоляции личности от интересов общества. В итоге жизненные ориентиры (ценности и цели) людей (детей и подростков, юношей и взрослых, пожилых и стариков) могут смещаться в сторону психологического комфорта, получения «сиюминутных удовольствий». Традиционная беспризорность влечет за собой весьма тяжелые общественные последствия: рост правонарушений и преступлений, проституции, наркомании, распространение социально значимых заразных заболеваний. Беспризорные люди, лишенные средств к существованию, семьи и дома, поддержки государства, опекунов, дружеских и соседских связей, могут подвергаться коммерческой и криминальной эксплуатации. Беспризорники легко вовлекаются в криминальные сферы деятельности (работа на улице во вредных условиях, проституция, порнографический бизнес, торговля наркотиками и т. д.), связанные с риском для физического здоровья, психологического, социального и нравственного развития. Количество беспризорных детей, одиноких, лишенных семьи, работы и жилья взрослых растет по мере отчуждения, систематического отторжения их обществом. При этом в странах с действенной системой всеобщей социальной, психологической и педагогической поддержки и культуры отношений в семье, на работе и прочего собственно беспризорных детей почти нет, намного меньше и взрослых, утративших семью, работу и жилье или лишенных их. Важнейшими признаками беспризорности на внешнем уровне являются: полное прекращение связи с семьей, родственниками; проживание в местах, не предназначенных для человеческого жилья, бомжевание; добывание средств к жизни способами, не признаваемыми в обществе (попрошайничество, воровство); усвоение, подчинение и ретрансляция неформальных «законов» мира улиц (субкультуры - subterranean culture, underground) [24; 43]. На внутреннем уровне беспризорность связана с отчуждением и отчаянием, безнадежностью и бескультурьем, предательством и эгоизмом и т. д. Безнадзорный - несовершеннолетний, контроль за поведением которого отсутствует вследствие неисполнения или ненадлежащего исполнения обязанностей по его воспитанию, обучению и (или) содержанию со стороны родителей или законных представителей либо должностных лиц, а беспризорный - человек, ко всему прочему лишившийся дома.
Конечно, цифровые беспризорники не вполне лишены семьи и дома физически, однако психологически их связи с семьей разрушены, чувство дома, заботы о доме у них утеряно или отодвинуто на задний план по сравнению с цифровым «домом», домом цифровых технологий. Особенно явно эта беспризорность проявляет себя там, где человека учат работать с информацией - в сфере обучения. Большое количество проблем современного образования, так же как и проблем семьи и труда, связано с его медиатизацией. Введя цифровые технологии в образовательный процесс, общество намеревалось оптимизировать и гармонизировать образование, труд и даже семейные и дружеские отношения, однако, помимо оптимизации технологической стороны, произошло ухудшение остальных сторон образования, трудовой и семейной жизни. Конечно, медиатизация современной жизни - факт уже давно свершившийся, его нельзя и нет смысла пытаться отменить или «вернуть назад». Но этот процесс еще очень далек от завершения, в том числе завершения, связанного с формированием и воспитанием цифровой культуры как части культуры общечеловеческих отношений.
Цель данной работы - теоретическое обоснование метафоры «цифровой беспризорности» и осмысление проблем цифровой беспризорности в современных учебно-трудовых и интимно-личностных отношениях в контексте понятий цифровой зависимости и цифровой преступности.
Результаты исследования. Основная проблема медиатизации современной жизни в ее самых разных аспектах - проблема выгод и потерь от введения медиатехнологий в обучение в начальной, средней и высшей школах, а также в профессионально-трудовых и повседневно-бытовых, в том числе семейных взаимодействиях [21; 22]. Центральный фокус этой проблемы - вопросы духовно-нравственного осмысления и наполнения преподавания, включающего активное или пассивное задействование медиатехнологий, а также рост деформаций в системе социальных отношений, связанный со все большим отчуждением людей друг от друга и все большим «сближением» с цифровыми устройствами, которые выступают как «квазисубъекты», заменяющие человеку реальных людей и реальную жизнь и (или) позволяющие претендовать на более или менее тотальный контроль реальной жизни и людей. В результате мир наполняется не только традиционными, но и цифровыми беспризорниками, проблема беспризорности обретает новые контексты и варианты исследования [23; 24]. При этом активное и полноценное включение в мир цифровых технологий - целенаправленное обращение к медиатехнологиям - более освоено и «на виду», а проблемы пассивного включения, в том числе стихийного использования медиатехноло-гий учащимися и обучающимися без и даже вопреки рекомендациям педагогов и преподавателей, родителей и т. д., использования цифровых устройств в семейной и профессиональной жизни вне контекста целей и ценностей этой жизни - осмыслены и изучены меньше и преимущественно в негативном / деструктивном ключе [25; 26; 27; 28; 31]. Вместе с тем очевидно, что данные технологии нужны и позволяют не просто интенсифицировать познание человеком себя и мира, но изменить отношения человека и мира, развивать человека как существо, наделенное благодаря медиатехнологиям небывалыми для предыдущих поколений ресурсами. Однако вместо такого же небывалого всплеска успеваемости и воспитанности, культурного развития и развития кругозора учеников мы наблюдаем «откат» к предыдущим состояниям почти тотального невежества основной массы населения и в том числе учащихся и обучающихся: дети и взрослые современности, поддерживаемые прагматическими постулатами о том, что будущее лучше прошлого, а настоящее и индивидуальное важнее опыта, массово отказываются от опыта предыдущих поколений, фокусируясь на текущих переживаниях и представлениях, отражающих непомерность желаний («брать от жизни все») [32; 33; 34; 35; 36; 39; 40]. Параллельно идет отказ от
культуры, ее устаревших образов вместе с теми, что необходимы для нормального развития и даже выживания: человек перестает быть творцом и ретранслятором культуры, углубившись в посткультурные отношения потребления, предписанные ему государственным бюрократическим, управляющим жизнью людей в собственных интересах «монолитом». На этом пути медиатехнологии становятся не инструментами и технологиями развития, но инструментами и технологиями деградации и (само)уничтожения. Проблема медиабезо-пасности при этом - всего лишь вершина айсберга: предыдущие поколения, разработчики и производители, родители и педагоги в массе своей не заботятся о том, чтобы осмыслить вызовы медиатизации и регулировать процессы взаимодействия детей и медиатехнологий [25; 26; 27; 28; 31].
Цифровые беспризорники - новая метафора, которая позволяет раскрыть суть и механизмы происходящего в интернете и иных медиасетях. Взрослые и дети как цифровые беспризорники ощущают на себе все «прелести» и проблемы жизни обычных беспризорников, начиная с аномии и отчуждения и заканчивая изоляцией и десоциализацией, задержкой развития и деструкцией личности и ее структур, наряду с инволюцией и ускоренным взрослением и старением в результате вхождения в пространства и структуры, предназначенные для других возрастных групп, и т. д. Развитие такого ребенка, а затем и взрослого становится диспропорциональным или «нарушенным»: нарушенность развития, помимо возможности индивидуализации, в среде, где любая индивидуальность подавляется, вызывает вторичные дефекты и поражения развития (нарушения социальных отношений, психопатии перерастают в социопатии, неадаптивные реакции - в реакции де-ликвентные, деликвентные - в преступные и т. д.). Поскольку грани нормального и отклоняющегося, запреты и предписания относительно цифровых технологий и инноваций не очерчены, постольку, особенно при наличии слабой юридической культуры сообщества, «легкие» отклонения в поведении, понимании и ценностях легко переходят в действия, подвергающиеся административным и уголовным наказаниям, включая киберхулиганство, кибербуллинг, кибертерроризм, а также в болезненные состояния, объединяемые понятиями «цифровая зависимость», «киберхондрия», «цифровое слабоумие» и т. д. Лоскутное сознание, лоскутная религиозность (ценности) становятся основой лоскутной идентичности: разрывов и пробелов в понимании себя и мира, ведущих к проблемам и конфликтам взаимоотношений с собой и миром.
Еще П. Г. Вельским в 20-х гг. XX в. отмечены у беспризорников доминирующие примитивные потребности («гиперэмоции») и нравственно-этические мотивы («этические эмоции») [22; 24; 39]. Одним из внешних проявлений психосоциального неблагополучия считаются самовольный уход из семьи или детского учреждения и последующее бродяжничество - как в целях развлечения и удовольствия, так и для выражения протеста на чрезмерные требования или недостаточное внимание окружающих, как реакция тревоги из страха наказания, так и манифестирующий кризис развития, «побег» фантазерства и мечтательности; как проявление деликвентности, психопатизации и социопатизации. Часто это ответ или попытка ухода от ответа в случае проступка или конфликта, психической травмы или дистресса, насилия и жестокого обращения - фрустрирующей ситуации. Побег в медиасреду, однако, - не просто удаление из конфликтной ситуации, но перемещение в специфическую среду бродяжничества, приобщение к «уличному племени», где есть свои ценности и нравы, обычаи и нормы. С таким перемещением всегда связано усвоение новых норм и ценностей: человек меняет субъектов идентификации, соответственно меняются его нравственное и правовое сознание и поведение, усиливается риск асоциальных форм поведения и закрепления таких черт, как неискренность, лживость, стремление к сиюминутным удовольствиям, отрицательное отношение к систематическому труду,
оппозиция любой регламентации; заостряются патологические черты характера типа эмоционально-волевой неустойчивости, аффективной возбудимости, интеллектуальной ригидности, замкнутости и отгороженности от окружающих и от самого себя; уменьшается способность к эмпатии, эмоциональные отношения поверхностны, отмечается неспособность устанавливать длительные и стабильные отношения наряду с повышенным стремлением к замещению чувства пустоты и бесцельности существования, попытками изменения состояния посредством психоактивных веществ и иных наркоманий. По мере переселения в виртуальный мир, как и у обычных беспризорников, формируются необязательность, скрытность, лживость, прагматичность, навыки взаимодействия и выживания в медиасре-де, например, кибербуллинга и противостояния кибербуллингу и т. д. [24], типичны резкие смены настроения и непредсказуемость поступков, повышенная подверженность влиянию лиц с криминальным поведением или неформальной группы. Это - состояние ненужности, именно с ним и нужно работать специалистам, семьям, обществу, государству [21; 22; 23; 24]. Это состояние в первую очередь связано с нравственными аспектами (их нарушением) во взаимодействии людей, опосредованном цифровыми технологиями, и шире - с нарушениями нравственных аспектов отношений и взаимодействия людей в целом.
Современный этап развития информационных технологий характеризуется активностью информационного воздействия на индивидуальное и общественное сознание, вплоть до открытых и скрытых информационных войн, вместо свободы информатизации и информации, свободы знать или не знать что-либо возникают проблема информационной опасности, системной дезинформации и проблема «демократии шума» [38; 39; 40; 41; 43]. В современном мире много определений понятия «информационная безопасность»:
• это и состояние защищенности информационного пространства, обеспечивающее его формирование и развитие в интересах граждан, организаций и государства;
• это и состояние инфраструктуры системы (объекта, государства), при котором информация используется строго по назначению и не оказывает негативного воздействия на систему (объект, государство);
• это и состояние информации, процессов ее производства, передачи, хранения и уничтожения, при котором исключается или существенно затрудняется нарушение таких ее свойств, как секретность, целостность и доступность;
• это также состояние защищенности информационной среды, соответствующей интересам (потребностям) личности, общества и государства в информационной сфере, при котором обеспечиваются их информирование, использование и возможности развития независимо от наличия внутренних и внешних угроз.
В Окинавской хартии глобального информационного общества1, созданной международным совещанием, отмечается, что информационные технологии - важный фактор формирования и развития общества XXI в. Воздействие цифровых технологий революционно и затрагивает образ и качество жизни людей, их работы, семейных отношений, а также взаимодействие правительства и гражданского общества. Информационно-коммуникационные технологии стали одним из стимулов и способов внедрения идеологий и технологий глобализации как этапа становления и развития мирового сообщества [11]. Человечеству, бесспорно, важно осознавать себя единым организмом, однако в организме не может быть одинаковых органов и функций: наличие последних приводит к конкуренции и смерти организма. Поэтому, в частности, информатизация сопровождается ростом цифровой (информационной) преступности и общим ростом «демократии шума», при котором чело-
1 Okinawa Charter on Global Information Society // Ministry of Foreign Affairs of Japan: [сайт]. URL: http://www.mofa.go.jp/policy/economy/ summit/2000/documents/charter.html (дата обращения: 08.10.2016).
век вынужден перерабатывать информацию способами и во время, навязываемое средствами массовой информации (СМИ). Он вынужден перерабатывать информацию, которая ему не нужна, в ущерб работе с информацией, необходимой именно ему, тогда и так, как нужно именно ему. В результате люди становятся настолько похожими друг на друга, что человек, чтобы не потерять себя, активизирует состояние конкуренции для создания и поддержания иллюзий уникальности, а также вытеснения «конкурентов». Этот феномен хорошо заметен даже в манифестах «цифровой элиты» - киберпанка [17; 18; 19; 20].
Проблема цифровой безопасности распадается на два рукава: проблема жертв интернета и проблема преступлений в интернете.
Проблема жертв интернета тесно связана с проблемой интернет-зависимости. В контексте проблем информационной безопасности важный момент - вопрос «интернет-зависимости» или «интернет-аддикации» (internet addiction disorder), которую описал А. Голдберг, а затем изучали Ш. Текл, М. Шоттон, К. Янг, В. В. Зайонц, Е. Н. Волкова, А. Войскунский, А. Жичкина, Г. Почепцов, представители московской и магнитогорской школ информационной безопасности, многие другие исследователи. Даже по скоромным оценкам от интернет-зависимости страдает примерно каждый пятый житель Земли: эти дети, подростки, юноши и взрослые уже не мыслят своей жизни без интернета, цифровых технологий [3; 8; 9; 11; 16; 17; 44; 54]. Эти люди понимают, что интернет отвлекает их от повседневной жизни, работы и учебы, разрушает отношения в семье и на работе, а сам компьютер становится посредником между ними и реальным миром [12; 13; 15; 45; 46]. Это проблема не только семьи, но и общества: нерегулируемая окружающими «компьютеромания» как результат компьютерной беспризорности, бескультурья человека в отношениях с другими людьми посредством цифровых технологий и в целом служит развитию компьютерной преступности. Профилактика и коррекция компьютерной зависимости, как и иных типов зависимостей («телемании» (постоянный просмотр телепрограмм), игромании (увлечение играми, в том числе гемблинг)), должны занимать важное место в общественных отношениях, начиная от школы и семьи и заканчивая работой и СМИ [1; 2; 4; 6; 52; 54].
Формирование и развитие компьютерной зависимости связаны не только с желанием уйти от реальности, потребностью в иной идентичности или иными личностными проблемами, но и с индивидуальными особенностями человека. Выделяют ряд типов компьютерной зависимости [2; 3; 4; 52]: навязчивый интернет-серфинг (постоянный поиск информации в интернете), виртуальное общение и киберсекс (зависимость от порносайтов), страсть к биржевым интернет-торгам и азартным играм онлайн, компьютерные сетевые игры. Основные причины зависимости [3; 50; 52; 55]: поиск новых ощущений, новых идентификаций, снятие напряжения и желание уйти от проблем, забыться, поиск друзей, поддержки, общения - особенно одинокими людьми [4; 50; 55]. Интернет предоставляет широкий выбор партнеров по общению, дает возможность создать группы близких людей, удовлетворяющие практически любые критерия поиска, дает возможность анонимного и «невидимого» общения, максимальную психологическую и иную безопасность, в интернете отсутствует необходимость строить отношения с собеседником, виртуальное общение позволяет реализовать фантазии о себе и мире, тренировать способности в общении и т. д. Здесь можно назвать также неотложенное удовлетворение многих социальных потребностей с минимальным риском неуспеха, неограниченный доступ к информации, дающей возможность самореализации, возможность поделиться достижениями и получить поддержку. За все это человек «платит» развитием синдрома зависимости, в том числе измененным сознанием, депрессивно-астеническими переживаниями, отчужденностью (переживание пустоты, подавленности, раздражение при нахождении вне интернета, пренебрежение реальным миром, нарушение режима дня и образа жизни), соматическими симптомами
106
ПСИХОЛОГИЯ И ПЕДАГОГИКА
и отклонениями психического развития и личностного функционирования [49; 51; 53; 55]. Развиваются также: номофобия (no mobile fobia), т. е. страх остаться без мобильного телефона; синдром фантомного звонка - галлюцинации, при которых человеку кажется, что телефон в кармане звонит или вибрирует; киберболезнь, или «цифровая морская болезнь» - людей «укачивает» от использования телефона; «эффект Google» - люди уверены, что знания им не нужны, поскольку они есть в интернете; Facebook-депрессия - люди впадают в депрессию от контактов в социальной сети или же от их отсутствия; игромания и зависимость от онлайн-игр, когда игра затягивает человека в виртуальный мир, в результате чего он теряет работу, семью, а порой и жизнь; киберхондрия - безосновательно преувеличенное беспокойство за здоровье при общих симптомах, основанное на поиске данных и соответствующей литературы в интернете, что связано с отсутствием стремления проверять прочитанную информацию, а также с психологическими особенностями человека [5; 11; 12; 13]; селфи-зависимость (Selfies), связанная с попытками компенсировать отсутствие уважения к себе. Таким образом, использование интернета вызывает болезненный дистресс, а также причиняет ущерб физическому и психологическому, межличностному и социальному статусам человека, развивает комплекс неполноценности и стимулирует деградацию социальных навыков [15; 48].
Проблема интернет-преступлений тесно связана с вопросами кибертерроризма и ки-бербуллинга. Кибербуллинг - преднамеренные агрессивные действия с целью нанести психологический и иной вред человеку, которые осуществляются через каналы сети Интернет, а также посредством мобильной связи. В 80-х гг. ХХ в. Б. Коллин предложил новый термин - «компьютерный или кибернетический терроризм», предполагающий применение компьютерных и телекоммуникационных технологий, СМИ в террористических целях. Кибертерроризм является угрозой для стран и организаций, чья деятельность тесно связана с информационными сетями и высокими технологиями [16]. С. Н. Фридинский полагает причинами киберэкстремизма общее преобладание досуговых ориентаций над социально полезными, кризис воспитания и образования в семье и школе, их замену воспитанием и образованием СМИ, криминализацию среды жизни людей и проблемы реализации жизненных планов, деформацию системы ценностей [56]. Т. Тропина и Д. Деннинг типологи-зируют деятельность кибертеррористов так: активизм, хакеризм и кибертерроризм [13; 55]. Активизм - это «легитимное» использование киберпространства для пропаганды тех или иных идей, зарабатывания денег и привлечения новых членов. Хакеризм (хактивизм) - ха-керские атаки, проводимые для выведения из строя компьютерных сетей или интернет-сайтов, получения доступа к секретной информации, хищения средств и дезинформации и т. д. Кибертерроризм - компьютерные атаки, предназначенные для нанесения максимального ущерба жизненно важным объектам информационной инфраструктуры.
В работах Я. Александера, Д. Вертона, А. Джонсона, А. Кампена, А. И. Примакина, В. Е. Кадулина и других исследователей под кибертерроризмом понимается совокупность незаконных, нарушающих права людей и организаций действий, связанных с угрозами расправ / покушений на жизнь и здоровье, благосостояние людей и организаций, искажением объективной информации и рядом других действий, способствующих нагнетанию напряженности и дезориентации членов сообщества с целью получения преимуществ при решении политических, экономических или социальных задач [51; 53; 55 и др.]. Кибертер-роризм предполагает более или менее преднамеренное воздействие на информацию, обрабатываемую компьютером, компьютерную систему или сеть, создающее опасность для жизни, здоровья и благополучия людей и (или) условия для наступления иных негативных, масштабных и интенсивных последствий. Кибертеррористические поступки совершаются в целях нарушения общественной безопасности, запугивания и дезинформации населения
или провокации военных, иных конфликтов, создания условий для аварий и катастроф техногенного характера либо реальной угрозы такой опасности [15; 16].
Понятием «кибертеракт» трактуют как поступки, направленные на дезорганизацию информационных систем или данных, дезориентирующие и (или) устрашающие население и создающие опасность гибели человека, организации, причинения значительного психологического или материального ущерба либо наступления иных тяжких последствий. К ним относятся: нанесение ущерба отдельным элементам киберпространства, в том числе разрушение сетей электропитания, наведение помех, использование специальных программ, стимулирующих разрушение аппаратных средств; хищение или уничтожение информационного, программного и технического ресурсов киберпространства путем преодоления систем защиты, внедрения вирусов, программных закладок; воздействие на программное обеспечение и информацию с целью их деформации или модификации в информационных системах и системах управления; раскрытие и угроза опубликования секретной информации о функционировании информационной инфраструктуры государств, общественно значимых систем и т. д.; захват каналов телекоммуникационного вещания, СМИ с целью распространения дезинформации или демонстрации власти террористической организации и предъявления тех или иных требований; уничтожение и активное подавление линий коммуникации, воздействие на операторов, разработчиков информационных и телекоммуникационных систем с целью совершения ими перечисленных выше действий.
Более локальное понятие «кибербуллинг» предложено Б. Белсеем, оно включает перепалки (флейминг, flaming), нападки, изнурительные атаки (harassment), клевету (denigration), самозванство (impersonation), выманивание конфиденциальной информации (outing), киберпреследование (cyberstalking). Другой специалист, Г. Берсон, изучал новые риски насилия в эпоху цифровых технологий [5; 7; 10; 45; 48]. Кибербуллинг - реальность жизни интернет-зависимых: попытки решить за счет интернета проблемы межличностных отношений вне целенаправленной тренировки личностных и межличностных качеств приводят к повторению событий реальной жизни и, более того, их гротескному воспроизведению в мире виртуальной реальности. Оттуда они способны «вернуться» в реальность повседневную, нанеся уже не только психологический, но и материально-физический урон человеку или организации.
Таким образом, цифровая безопасность - одна из актуальнейших проблем современного общества, решение которой требует в первую очередь восстановления качественного образования и воспитания человека в семье, школе, на работе, восстановления культуры как таковой.
Культура превращает нас в тех, кем мы становимся в процессе своего индивидуального развития, сама является эмерджентным феноменом, и если люди, живущие в этой культуре, деградируют, то, сколь бы великими ни были прежние достижения исходной культуры, они перестают существовать, как только человек теряет способность понимать себя и мир «прежним» способом, в том числе целостно, а не лоскутно, как это происходит сейчас. Как отмечает А. Курпатов, «достаточно просто отказаться от указанного способа воспроизводства культуры, что мы уже сейчас и наблюдаем: мы теряем способность читать и понимать длинные тексты, мыслить системно, запоминать сложные конструкции, анализировать достоверность источников информации, критично к ней относиться, осуществлять по-настоящему исследовательскую деятельность и т. д. и т. п. То есть мы не просто "адаптируемся" к новой реальности, мы меняемся. и культурная реальность, которую мы, видимо, станем воспроизводить теперь, будет радикально отличаться от той, которая произвела нас». Это - инфляция идентичности, фальсификация мышления и «нехватка нехватки» [8, c. 10-11]. Сбываются прогнозы о том, что, «как только мы начнем полагаться
на компьютеры в познании окружающего нас мира, наш собственный интеллект упростится до уровня искусственного» [7]. Поэтому «каждый день, проведенный ребенком без цифровых средств массовой информации и коммуникации, - это время, выигранное во имя счастливого будущего» [48, с. 215]. Это время отсрочки радикальной «дизгеники» (dysgenics, genetic deterioration) - деградации населения в умственном и иных отношениях [42]. Однако на самом деле вопрос не в отказе от цифровых систем и устройств: человечеству нужна культура инноваций, культура воспитания и обучения населения инновациям, которые, по форсайт-прогнозам, будут все нарастать с развитием человечества. Ведущая роль в формировании и развитии культуры цифровых отношений, включая экологические аспекты этой культуры, принадлежит родителям и учителям, которые не должны оставлять ребенка наедине с цифровыми и иными СМИ и иными субъектами и институтами, пропагандирующими бескультурье и формирующими состояние цифровой беспризорности [28; 29; 30].
Итак, в статье обосновано новое понятие - «цифровые беспризорники». Это понятие необходимо, чтобы объяснить происходящие в сообществе деформации межличностных отношений, опосредованных цифровыми технологиями, в том числе такие последствия нарушений, как цифровые зависимости и цифровая преступность. Многие обучающиеся в школах и вузах, многие люди в семье и на работе демонстрируют типичные черты жизни и личности обычных беспризорников, начиная с аномии и отчуждения и заканчивая изоляцией и десоциализацией, задержкой и неравномерностью развития, общей деструкцией личности и ее структур, а также деструкцией отношений с собой и миром в целом. Побег в цифровой мир формирует порочный круг: выступает как причина и последствие отказа от традиционной культуры и ценностей человеческих отношений, перемещения человека в специфическую среду «цифровых аборигенов», приобщения к новому сообществу, где есть свои ценности и нравы, обычаи и нормы, приводящие к общей десоциализации личности. Поскольку интернет и другие медиасреды скорее дезорганизованы, чем организованы, то и развитие человека приобретает характер дезорганизованного, развивая состояние ненужности и маргинальности. Именно с ним и нужно работать специалистам, семьям, обществу, государству, восстанавливая отношения между людьми, отношения человека с самим собой и с Богом.
Библиографический список
1. Арестова О. Н., Бабанин Л. Н., Войскунский А. Е. Коммуникация в компьютерных сетях: психологические детерминанты и последствия // Вестник Московского университета. Сер. 14. Психология. 1996. № 4. С. 14-20.
2. Вельский П. Г., Никольский В. Н. Исследование эмоциональной сферы несовершеннолетних, отклоняющихся от нормы в своем поведении. М.: Юрид. изд. Наркомюста, 1924. 89 с.
3. Войскунский А. Е. Феномен зависимости от Интернета // Гуманитарные исследования в Интернете / под. ред. А. Е. Войскунского. М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2000. С. 100-131.
4. Девятова Е. В. Беспризорность в контексте российской культуры: дис. ... канд. культурологии. Челябинск: Челябинск. гос. акад. культуры и искусства, 2009. 141 с.
5. Доля А. А. Личностные особенности беспризорных и безнадзорных детей и подростков // Ученые записки Российского государственного социального университета. 2009. № 11. С. 191-194.
6. Ильченко О. Ю. Новые беспризорные: социологический анализ проблемы на примере Приморского края: дис. ... канд. социол. наук. Владивосток: Тихоокеан. гос. ун-т, 2009. 161 с.
7. Карр Н. Пустышка. Что интернет делает с нашими мозгами. М.: BestBusinessBook, 2012. 254 с.
8. Курпатов А. Складка времени. Сущность и критерии. М.: Трактат, 2016. 230 с.
9. Минигалиева М. Р. Взрослый в семье и на работе: гендерный аспект проблемы // Психология зрелости и старения. 2001. № 3. С. 5-19.
10. Минигалиева М. Р. Гендерные и кросс-культурные проблемы нравственного развития личности // Пасхи. 2002. № 1 (9). С. 60-97.
11. Минигалиева М. Р. Гендерные проблемы взрослости // Психология зрелости и старения. 2001. № 2. С. 42-61.
12. Почепцов Г. Г. Информационно-психологическая война. М.: Синтег, 2009. 180 с.
13. Расторгуев С. П. Информационная война. М.: Радио и связь, 2009. 416 с.
14. Слуцкий Е. Г. Беспризорность в России: вновь грозная реальность // Социс. 1998. № 3. С. 117-119.
15. Солдатова Г. У., Зотова Е. Ю. Кибербуллинг в школьной среде: трудная онлайн-ситуа-ция и способы совладания // Образовательная политика. 2011. № 5 (55). C. 11-22.
16. Стивенсон С. А. Уличные дети и теневые городские сообщества // Социологический журнал. 2000. № 3-4. С. 87-97.
17. Тихомиров О. К. Психология компьютеризации. Киев: Знание, 2010. 200 с.
18. Тропина Т. Л. Киберпреступность и кибертерроризм // Организованная преступность, терроризм и коррупция. 2003. № 2. С. 140-144.
19. Фридинский С. Н. Молодежный экстремизм как особо опасная форма проявления экстремистской деятельности // Юридический мир. 2008. № 6. С. 24.
20. Чернова Е. В. Социальные сети и киберэкстремизм // Информационная безопасность и вопросы профилактики киберэкстремизма среди молодежи: сб. ст. / под ред. Л. З. Давлеткирее-вой, Г. Н. Чусавитиной, Е. В. Черновой. Магнитогорск: Магнитогорск. гос. ун-т, 2013. С. 132-136.
21. Alexander Y., Swetman M. S. Cyber terrorism and information warfare: Threats and responses. New York: Transnational, 2001.
22. Bassuk E. L. et al. America's youngest outcasts: 2010. Needham, MA: The National Center on Family Homelessness, 2011.
23. Beard К. Internet addiction: Current status and implications for employees. Employment Couseling. 2002. No. 39 (1). Pp. 2-11.
24. Blankenship L. (aka The Mentor) The Conscience of a Hacke. Phrack. 1986. No. 1 (7). P. 3.
25. Boellstorff Т. Coming of age in second life: An anthropologist explores the virtually human. Princeton: Princeton University Press, 2008.
26. Browne В. Confirmatory factor analysis of internet use and addiction. CyberPsychology and Behavior. 2002. No. 5 (1). Pp. 53-58.
27. Campen A. The First Information War: The Story of Communications, Computers, and Intelligence Systems in the Persian Gulf War. New York: Afcea International Press, 1992.
28. Cavallaro D. Cyberpunk and cyberculture: Science fiction and the work of William Gibson. London and New York: Continuum International Publishing Group, 2000.
29. Charlton J. A factor-analytic investigation of computer addiction and engagement. British Journal of Psychology. 2002. No. 93. Pp. 329-344.
30. Coule D., Doherty G., Sharry J. An evaluation of a solution focused computer game in adolescent interventions. Clinical Child Psychology and Psychiatry. 2009. No. 14. Pp. 345-360.
31. Davis R., Rett G., Bessre A. Validation of a new scale for measuring problematic Internet use: Implications for pre-employment screening. CyberPsychology and Behavior. 2002. No. 5 (4). Pp. 331-345.
32. Denning D. E. Activism, hacktivism, and cyberterrorism: The Internet as a tool for influencing foreign policy. The Computer Security Journal. 2000. No. XVI (3). Pp. 15-35.
33. Flowers R. B. Street Kids: the Lives of Runaway and Thrownaway Teens. Jefferson, NC: McFarland, 2010.
34. Gibson K. Street Kids: Homeless Youth, Outreach, and Policing New York's Streets. New York: New York University Press, 2011.
35. Giles G., Price I. R. Adolescent computer use: approach, avoidance, and parental control. Australian Journal of Psychology. 2008. No. 60 (2). Pp. 63-71.
36. Hafner K., Markoff J. Cyberpunk: Outlaws and Hackers on the Computer Frontier. New York: Simon & Schuster, 1995.
37. Hall A., Parsons J. Internet Addiction: Student case study using best practices in cognitive behavior therapy. Journal of Mental Health Counseling. 2001. No. 23 (4). Pp. 312-327.
110
ПСИХОЛОГИЯ И ПЕДАГОГИКА
38. Haraway D. A Cyborg Manifesto: Science, technology and socialistfeminism in the late twentieth century // Bell D., Kennedy B. M. (eds.) Cybercultures Reader. London & New York: Routledge, 2002. Pp. 291-325.
39. Hussein Z., Griffiths M. D., Baguley T. Online gaming addiction: classification, prediction and associated risk factors. Addiction Research and Theory. 2012. No. 20 (5). Pp. 359-371.
40. Johnson A. Gulf War Syndrome: Legacy of a Perfect War. New York: MCS Information Exchange, 2001.
41. Kirtchev Ch. As. Cyberpunk Manifesto v 2.0 // CyberPunkReview: [сайт]. 2003. URL: http:// www.cyberpunkreview.com/wiki/index.php?title=Cyberpunk_Manifesto (дата обращения: 04.04.2016).
42. Lee M. C. Understanding the behavioural intention to play online games an extension of the theory of planned behavior. Online Information Review. 2009. No. 33 (5). Pp. 849-872.
43. Lynn R. Dysgenics: Genetic Deterioration in Modern Populations. London: Ulster Institute for Social Research 2011.
44. Shapira N. Psychiatric features of individuals with problematic Internet use. Journal of Affective Disorders. 2000. No. 57. Pp. 267-272.
45. Shotton M. A. Computer Addiction? A study of computer dependency. London: Taylor and Francis, 1989.
46. Shotton M. A. Computer Addiction? A study of computer dependency. Journal of Affective Disorders. 1998. No. 5. Pp. 56-59.
47. Simon R. I., Gold L. H. The American Psychiatric Publishing Textbook of Forensic Psychiatry. New York: American Psychiatric Publishing, Inc., 2010.
48. Spitzer M. Digitale Demenz. München: Droemer, 2012.
49. Sterling Br. The Hacker Crackdown, Law and Disorder on the Electronic Frontier. New York: Bantam Books, 1992.
50. Tapscott D. Grown Up Digital. New York: McGraw-Hill, 2008.
51. Turkle Sh. Constructions and reconstructions of self in virtual reality: Playing in the MUDs // Kiesler S. (ed.) Culture of the Internet. Mahwah, New Jersey: Lawrence Erlbaum Associates, Inc., Publishers, 1997. Pp. 143-155.
52. White R., Horvitz E. Cyberchondria: Studies of the Escalation of Medical Concerns in Web Search [Электронный ресурс] // ACM Transactions on Information Systems. 2009. No. 27 (4). Pp. 1-34. URL: http://research.microsoft.com/en-us/um/people/horvitz/cyberchondria_TOIS.pdf (дата обращения: 10.08.2016).
53. Willis H. Profane cultural. London, Routledge Falmer, 1984.
54. Willis H. Common Culture. Simbolic Work at Play in the Young. London: Westview Press, Open University Press, 1990.
55. Young K. S. Caught in the Net. New York: John Wiley&Sons, 1998.
