CC BY
96
УДК 81
М.И. Парасуцкая, аспирант АлтГПА, г. Барнаул, E-mai: marina [email protected] ПРОБЛЕМА ЮРИДИЗАЦИИ РЕЧЕВОЙ МАНИПУЛЯЦИИ И СУГГЕСТИИ
Статья посвящена проблемам описания манипулятивного воздействия языка и юридизации языкоречевой манипуляции, часто представленной как мошенничество, нарушение прав человека.
Ключевые слова: юридическая лингвистика, манипуляция, речевой акт, неискренняя коммуникация.
С развитием информационных технологий, рыночных отношений, свободы слова возрос интерес к управляющей функции языка, видами которой являются суггестия и манипуляция. В связи с этим, актуальной стала проблема описания подобных речевых воздействий: выделения их значимых сторон и характеристик, способов и условий функционирования, критериев их разграничения и юридизации. Не без оснований замечено, что новые общественные отношения рождают и новые конфликты, требующие «вмешательства» права, создают новое содержание у «старых» конфликтов или активизируют те, что раньше редко выходили на поверхность социально-правового пространства [1].
Исследователи отмечают, что речевые конфликты стали постепенно входить и в сферу юридической регламентации, и в сферу лингвистических исследований. «В науке о языке стали сначала робко и спорадически, а теперь все более настойчиво и регулярно появляться новые понятия, связанные с непривычными для классической лингвистики аспектами использования языка. Это такие понятия, как инвективное функционирование языка и его проявления - обида, оскорбление, языковой конфликт, а также понятия языкового манипулирования и суггестии, речевой агрессии и лингвистическая экологии и пр.» [2, с. 53].
Юридическая сфера, связанная с законотворчеством, призвана разрабатывать единые правила разрешения такого рода конфликтов и тем самым способствовать тому, чтобы таковые конфликты реже возникали, а коли уж возникли, то протекали менее остро и разрешались с наименьшими негативными следствиями (см. об этом подробнее [1; 2; 3])
В этой связи актуально становление и развитие новой науки, для которой характерен взгляд на язык с точки зрения конфликта, нормы, - юридической лингвистики, призванной разрешить противоречия, возникающие на стыке языка и права, - одной из задач которой является изучения отношения языка речи / речевого поведения к закону.
В данном контексте речевая манипуляция признается «неправовой» формой речевого поведения («Еще одна проблема современности - манипуляции, которые могут быть рассмотрены как форма общения между людьми. Являясь в целом нарушением прав человека на свободу волеизъявления, принятия самостоятельного решения, манипуляции тем не менее становятся неотъемлемой частью нашей действительности» [4, с. 3], которая должна быть юридизирована (или, по крайней мере, может быть юридизирована). Так, Н.Д. Голев, указывая на регулирование правом некоторых языковых конфликтов (например, приводящих к оскорблению, распространению порочащих сведений), отмечает, что языковое манипулирование, суггестивное использование языка в рекламных и избирательных кампаниях и пр. остаются пока вне сферы правового регулирования [3; 1].
Обратимся к анализу понятия и понимания исследователями манипулятивного функционирования языка с целью выяснения «истоков», причин его неправомерности. Лингвистическое и психологическое описание манипуляции также приводит нас к выводу о том, что манипуляция - это своеобразное нарушение прав человека, так как в процессе манипулирования осуществляется скрытое воздействие на духовное состояние людей, управление ими посредством навязывания идей, установок, мотивов, стереотипов поведения, выгодных субъекту воздействия (Г. Шиллер: «скрытое принуждение, программирование мыслей, намерений, чувств, отношений, установок, поведения» [5]; Ю.А. Ермаков: «скрытое програм-
мирование личного отношения к изображаемым или описываемым фактам или событиям» [6]; С.О. Гуляйкина: «манипуляция - средство языка, сущность которого состоит в обеспечении скрытого возбуждения у объекта манипуляции желания или намерения, не являющегося его собственным» [7]; Е.Л. Доценко: «действия, направленные на «прибирание к рукам» другого человека, помыкание им ...» [8]. Иными словами, манипулирование лишает человека права выбора: выбора собственного мнения, поведения и т. п., данный тип речевого воздействия понимают как некий стимул, приводящий к нужной реакции помимо воли манипулируемого. Следуя подобной логике (рассматривая подобное воздействие как не оставляющее выбора), манипулятивное воздействие нужно ограничить, запретить, юридизировать.
По нашему мнению, манипуляции как особого явления, которое может заставить человека делать то, что ему не хочется (а именно так суггестия и манипуляция описана в литературе), не существует. Манипуляция представляет собой особый тип речевого взаимодействия и характеризуется следующим соотношением формы и содержания: то, что для слушающего является содержанием речевого произведения, то для говорящего представляет лишь форму речевого произведения, наполняющуюся нужным ему содержанием. Манипуляция - вид речевого акта со «смещенными» условиями искренности, вид неискренней коммуникации. При манипуля-тивном воздействии сознание человека не блокируется, и, по нашему мнению, речевое воздействие не протекает по модели «стимул - реакция», слушающий в каком-то смысле свободен, не строго детерминирован. При таком подходе понимание манипуляции как неправовой формы взаимодействия не столь очевидно, в этом смысле мы согласны со следующим: «На интуитивном уровне кажется очевидным тот факт, что языкоречевая манипуляция - это вид речевой деятельности, который сопряжен с нарушением определенных прав человека (на уровне обыденного сознания данный концепт синонимизиру-ется, очевидно, с концептами «обман», «мошенничество») и потому подлежит правовому регулированию, но естественно, что интуитивная констатация является недостаточным основанием для положительного юридического решения данной проблемы» [9, с. 159].
Обратимся к одному из случаев воздействия, представленному в литературе в качестве самого яркого случая манипулирования: Под руководством христианского священника, лидера движения «Народный храм», Джима Джонса прихожане совершили «немыслимое» - отравили собственных детей, покончили с собой и убили тех, кто отказался умирать. Массовый акт самоубийства унес 913 жизней, в том числе жизни более 200 детей [10; 11]. Попытаемся ответить на вопрос: почему данные события мы склонны расценивать как манипулирование сознанием. Прежде всего потому, что поведение прихожан оценено как неосознанное, неадекватное. Неадекватное потому, что они совершили поступок, который, по нашему мнению, не могли совершить осознанно (нормальный человек не отравит своего ребенка); следовательно, прихожане находились под влиянием мощного воздействия. Но следует ли из того, что их поведение не соответствует нашим ценностям, вывод о том, что они действовали неосознанно? Вполне допустимо, что у людей (в том числе и у лидера Д. Джонса) была другая система ценностей, и они защищали ее, пусть варварским, непонятным и непринятым в нашем обществе способом.
Еще одна «классическая» иллюстрация манипулятивного воздействия - привлечение (завлечение) в различного рода группировки, религиозные объединения, секты. Как правило, подобные действия разворачиваются по общей схеме. В условиях межличностного влияния один или несколько агентов влияния вступают в непосредственное общение с «мишенями» воздействия. Например, внешне привлекательные вербовщики убеждают молодых людей, чаще переходного возраста, вступить в их религиозное сообщество и стать его полноправными членами; в дальнейшем им придется тратить большую часть своего времени на вербовку других «новичков» и на изыскание новых источников средств для организации [10, с. 23]. По нашему мнению, данные случаи логичнее отнести к обману, поскольку вербовщики / подставные люди, создающие атмосферу дружелюбия, любви и благополучия, ведут себя так, как будто жизнь в «общине» безоблачна, а оказываемые услуги безвозмездны; они неискренни, так как знают, что человек находится в критической ситуации, и ведут себя так, как если бы хотели помочь ему (при этом человек ощущает, что ему хотят помочь), но, в конечном счете, преследуют другие цели (завладение имуществом, финансами и т. п.). Но подобная ситуация не исключает как дальнейшего понимания завербованным человеком, что его обманули, так и изначального непринятия подобной поддержки и помощи от незнакомых людей.
Таким образом, отметим, что то, что понимается под манипуляцией, можно обозначить следующей моделью поведения: веду себя так, как если бы... (верил в то, что; хотел помочь; считал какие-либо действия / продукты единственно верными, полезными, необходимыми), причем описание манипуляции исходит уже из успешных форм, когда есть жертва и обман и из этого делается вывод о том, что воздействие всегда будет успешным. Но, на наш взгляд, такое поведение не всегда успешно (практически всегда мы имеем возможность уйти, отказаться, не принять, не согласиться), и вряд ли существуют формулы заведомо стопроцентно успешные. Попадая в общество приветливых и милых людей, видя красивую обстановку или декорации, у нас есть выбор: верить, принимать или пройти мимо, осознавая цели рекламы, пропаганды, предвыборной гонки, нового религиозного сообщества.
Подводя итог вышесказанному, еще раз подчеркнем, что по нашему мнению, случаи такого речевого манипулирования, при котором у человека нет выбора, невозможны; и нам не совсем понятно, каким образом (в данном случае речь не о гипнозе) можно «привить» к «психической сфере лица» мысль, модель поведения и т. п., чуждую его собственным (лица) интересам, потребностям, желаниям (В. Бехтерев: «под внушением следует понимать непосредственное прививание к психической сфере данного лица идеи, чувства, эмоции и дру-
Библиографический список
гих психофизических состояний, помимо его «я», то есть в обход его самоосознающей и критикующей личности» [12, с. 24]). По нашему мнению, манипулятивное поведение может быть представлено следующей моделью: веду себя так, как если бы хотел Х, тогда как хочу У, при этом думаю, что если буду себя вести подобным образом, то ты будешь делать так, чтобы у меня был У. Результат: терплю поражение или получаю У. В качестве примера могут служить ситуации, когда тот или иной вид речевого акта мы используем не по назначению: например, мы спрашиваем не для того, чтобы получить ответ на предложенный вопрос, а чтобы узнать, что по этому поводу думает слушающий (Ситуация: говорящий знает, что выступление Петрова было не очень удачным, не вызвало положительной реакции публики, но не хочет высказывать свое мнение по этому поводу / не хочет, чтобы его впечатления были восприняты как субъективная оценка, поэтому спрашивает: Вася, а после выступления Петрова зрители выходили довольные? Возможная реакция Васи: - Нет, думаю, им не очень понравилось. / Нет, Петров выступил не очень хорошо./Не очень они были довольны, наверное, что-то не понравилось./ Нет, это и неудивительно. / Нет, мне тоже не понравилось.. Или: Я не понимаю, что им не понравилось, выступление было эффектным/ Они просто ничего не поняли, поэтому и отреагировали плохо/ Какая разница, довольные они или нет, выступление-то было хорошим;
или, если для говорящего очевидно, что слушающий сам по себе совершит действие, но все равно побуждает его к выполнению этого действия, цель говорящего может заключаться в провоцировании конфликта (Намочи салфетку, когда будешь протирать стол. Возможная реакция: Да я знаю, как протирать пыль!/ Можно и не говорить, и так знаю). При этом объект воздействия слышит вопрос, побуждение, не зная истинной цели коммуникации, иными словами, слушающий подвергается скрытому неосознаваемому воздействию, или манипуляции. Но и в описанных ситуациях слушающий может либо «вычислить» намерения собеседника, либо, не заметив скрытого смысла, просто проигнорировать замечание / отказаться отвечать на вопрос / выполнять поручение по разным причинам (болит голова, просто не хочется разговаривать).
Подобное речевое поведение (то, что мы понимаем под манипулятивным воздействием) не может быть установлено в результате лингвистического анализа речевого произведения, поскольку необходимо дополнительное знание об истинной цели манипулятора (об Y) «Прошу / делаю / веду себя так, как будто хочу Х, но хочу У». Манипуляция же в традиционном понимании успешно юридизирована, например, в Законе о Рекламе или УК РФ (сообщение заведомо ложных сведений и т. п.).
1. Голев, Н.Д. Юридический аспект в лингвистическом освещении // Юрислингвистика-1: проблемы и перспективы: межвуз. сб. научных трудов / под ред. Н.Д. Голева. - Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1999.
2. Голев, Н.Д., Юрислингвистическая экспертиза: на стыке языка и права / Н.Д. Голев, О.Н. Матвеева // Сибирский филологический журнал. -2003. - № 1.
3. Голев, Н.Д. О специфике языка права в системе общенародного русского языка и ее юридического функционирования // Юрислингвистика-5: Юридические аспекты языка и лингвистические аспекты права / под ред. Н.Д. Голева. - Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2004.
4. Рюмшина, Л.И. Манипулятивные приемы в рекламе. - М.: МарТ, 2004.
5. Шиллер, Г. Манипуляторы сознанием; пер. с англ; научн. ред. Я.Н. Засурский. - М.: «Мысль», 1980.
6. Ермаков, Ю.А. Манипуляция личностью: смысл, приемы, последствия. - Екатеринбург, 1995.
7. Гуляйкина, С.О. Вариативность/инвариативность в речевых манипуляциях персонажей сказок (на материале английского и русского языков): дис. ... канд. филол. наук. - Ульяновск, 2007.
8. Доценко, Е.Л. Психология манипуляции: феномены, механизмы и защита. - М.: ЧеРо, 1997.
9. Бринев, К.И. Манипулятивное функционирование языка в юрислингвистическом и собственно лингвистическом аспектах // Юрислингви-стика-6: Лингвистическая конфликтология и речевое манипулирование / под ред. Н.Д. Голева. - Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2004.
10. Зимбардо, Ф. Социальное влияние / Ф. Зимбардо, М. Ляйппе. - СПб.: - Питер, 2001.
11. Чалдини, Р. Психология влияния. - Спб.: Питер Ком, 1999.
12. Бехтерев, В. Внушение и его роль в общественной жизни. - СПб.: - Питер, 2001.
Статья поступила в редакцию 16.09.09
