CC BY
53
A.B. Усолъцев
Проблема владельческой принадлежности алтайского горного округа середины XIX в.
Для понимания исторических реалий, сложившихся к середине XIX в, на территории Алтайского горного округа, необходимо' осветить два аспекта проблемы: формально-юридический - на чье имя была закреплена собственнсть на округ и конкретно-исторический - кто действительно распоряжался доходми от деятельности на территории округа. Несмотря на дискуссию в 1960-1980-е гг. среди историков нет единого мнения о владельческой принадлежности Алтайского горного округа.
Вопрос о статусе горного округа не случайно являлся предметом дискуссии советских историков. Н.Я. Савельев, А.П. Бородавкин, А.Т. Топчий, Т.И. Агапова, З.Г. Карпенко, Л.Г. Сухотина, возрождая фактически народническую точку зрения на Алтай как на «майорат, украденный у народа», делали первые шаги возврата к основе идеологии народников - демократической по своей сущности, противостоящей российскому самодержавию и развивающемуся тоталитаризму. Так, спор между сибирскими сторонниками Н.Я. Савельева и А.П. Бородавкина, с одной стороны, и последователями «официальной» точки зрения Г.П. Жидкова, с другой стороны, приобрёл в 1960-1980-х гг. вполне конкретную форму. Это была борьба между представителями, вольными или невольными, государственной идеологии, почувствовашими угрозу тем официально признанным идеям, которые они отстаивали, и новой, демократической традицией. При этом у Жидкова получалось так, что императоры ошибались, когда заявляли об Алтайском горном округе как о своей частной собственности.
Отсутствие определенности по проблеме владельческой принадлежности Алтайского горного округа не позволяет дать адекватную оценку сущности имперского
режима в России XIX в. В настоящее время вопрос: о владельческой принадлежности алтайских заводов должен быть решен уже без идеологической окраски, с опорой только на известные нам исторические факты.
В данной статье не ставится задача историографического обзора по теме дискуссии в связи с ее ограниченным объемом. Необходимо отдельное исследование для анализа накопившейся за сорок лет литературы. Хронологические рамки статьи охватывают «апогей самодержавия». К середине XIX в. система управления Алтайским горным округом достигла своего наивысшего расцвета, и те моменты, которые в XVIII в. являлись только тенденцией, уже получили свое законченное оформление. Законодательство 1820-1850 гг. позволяет вернее определить владельческую принадлежность Алтайского горного округа.
В 1997 г. в издательстве АГУ вышла монография Т.Н. Соболевой и В.Н. Разгона «Очерки истории кабинетского хозяйства на Алтае (вторая половина XVIII — первая половина XIX в.)» [1]. Авторы анализируют как изменения в административном управлении Алтайским горным округом, так и формы обслуживания горнозаводского хозяйства. В то же время не совсем можно согласиться с Т.Н. Соболевой в том, что касается природы владельческой принадлежности Алтая.
Вызывает сомнение и тезис автора о тенденции к отделению царской монополии на власть и царской монополии на собственность. Российские самодержцы (как впрочем и все абсолютные монархи) прекрасно понимали, что они имеют «монополию на власть» только до тех пор, пока они имеют «монополию на собственность». Если мы обратимся к историческим аналогиям, то увидим, что создатель импер-
ского строя Октавиан Август сразу же в день установления принципата 13 января 27 г. до н.э. предпринимает разделение провинций на имперские и сенатские [2, с. 326]. Организуется фиск (fiscus) - личная казна императора и его личная канцелярия (кабинет), составленный из вольноотпущенников. Со временем мы видим полное падение политического влияния сената и переход функций управления к «кабинету» Августа. Объясняя неприменимость к res fiscales интердикта, защищающего публичное недвижимое имущество (ne quid in loco publico fiat), Ульпиан (D.43. 8.2.4) говорит, что они являются как бы собственными и частными вещами принцепса («quasi propriae et privatae principis sunt» ). «Publicus» относится к populus Romanus и означает «народный», тогда как fiscus принадлежит принцепсу [3, с. 271-272]. Но предназначен фиск был для нужд государственного управления и переходил к следующему императору (D. 31, 56) [4, с. 134].
Если мы обратимся к российскому законодательству, то увидим практически аналогичные явления. Различия обусловлены помимо конкретных исторических условий еще и разным направлением «исторических спиралей». В Древнем Риме в эпоху принципата и домината происходит становление имерского строя и его институтов, а в Российской империи XIX в. наблюдается уже его упадок и нарастание необратимых кризисных явлений.
Римские юристы так и не смогли удовлетворительно решить вопрос о передаче фиска по наследству императорами. В данном случае монархи исходя из практических соображений смогли быстрее и правильнее определить порядок наследования фиска. Так же, как горные округа в России, фиск, составляя основу фонда пожалований императора, не мог быть разделён между членами семьи. Новому императору необходимо иметь средства для привлечения к себе сторонников и создания слоя поддержки. Поэтому новый император даже из другой династии или другой ветви данной семьи вынужден принимать на себя подобный «фиск». И не важ-
но, что в Древнем Риме это были хлебные провинции, а в России - горные округа (в первую очередь алтайское серебро). Главное - это были богатые провинции. В общем случае именно доход с этих провинций идёт на удовлетворение «капризов» императора. Но, разумеется, конкретно-историческая ситуация неповторима и может весьма сильно отличаться от общего правила.
Как только собственность на средства производства закрепляется за магнатами, так сразу же мы видим падение авторитета и реальных возможностей управления у императорской власти.
Средневековые короли и императоры начинали именно с закрепления за собой собственности на землю, а потеря контроля над землёй привела к ослаблению центральной власти и феодальной раздробленности. Европейский абсолютизм начинается с утверждения монархами своего права крупнейшего, а часто и единственного, собственника государства, главным образом на землю (точнее, на основные средства производства).
«Как показала вся последующая история парламентов предреволюционной эпохи,- пишет академик М.А. Барг,- начатый в 1604 г. в первом парламенте Якова I спор об объеме полномочий короля, принадлежавших ему в силу обладания английской короной, был в своей основе спором о границах прав короля на имущество подданных. В этом споре отражалось стремление "новых средних классов" оградить свою наполнившуюся буржуазным содержанием собственность от фискального её разграбления посредством королевских произвольных, т.е. собираемых без разрешения парламента, поборов» [5, с. 102]. Как только английские короли в результате революции 1640-1688 гг. потеряли своё право на собственность Соединённого королевства, так сразу же их реальная власть стала неуклонно сокращаться, пока не превратилась в чисто декоративный элемент на фасаде английской государственности.
Основой взглядов Т.Н. Соболевой на природу владельческой принадлежности
Алтайского горного округа были положены идеи Г.П. Жидкова, который считал, с одной стороны, что казна и Кабинет находятся в одном ряду. С другой стороны, он указывал, что «не юридическая собственность на землю, а фактическое пользование ею определяло форму землевладения» [6, с. 94]. Позднее данный ученый заявил об отсутствии в законодательстве ясного юридического определения собственности на Колывано-Воскресенский и Нерчинский округа, что якобы и породило разногласия среди исследователей [7, с. 63-64, 68-70].
Вслед за Г.П. Жидковым Т.Н. Соболева предлагает именовать собственность императора коронной. «Она [собственность] принадлежала монарху и переходила от одного к другому вместе с символами царской власти» [1, с. 17]. Понятие коронной собственности вводится как промежуточное между частной и государственной собственностью. Для объяснения генезиса различных форм собственности используется теория вотчинного государства Р. Пайпса. В то же время Т.Н. Соболева отмечает, что соотношение между чертами государственной и частной собственности «менялось в пользу последней» [1, с. 17].
Использование конкретного термина из польской истории - коронной собственности - представляется не вполне оправданным. Этот термин имеет достаточно строгую привязку в историческом пространстве-времени. Привлечение его для выяснения юридических аспектов владельческой принадлежности Алтая скорее приведёт к путанице в терминологии и вряд ли поможет проникнуть за внешнюю оболочку определений и вскрыть сущность такого феномена, как особый статус Алтайского горного округа в Российской империи. Ульпиан совершенно справедливо указывал, что «в общем скорее существует один род владения, а число видов бесконечно» (0.41.2.3.21). Наличие правого основания (титула) владения определяет правомерность приобретения вещи в собственность [6, с. 232]. Следовательно, когда мы говорим «коронная собственность»,
то лицо подменяется правовым основанием.
Г.П. Жидков считает, что «собственник кабинетских земель - корона, монархия как государственный институт. Кабинетские земли - часть государственных, отграниченная в собственность короны, а коронное землевладение — это часть системы государственного феодализма. ...Как собственность короны кабинетские земли находились во владении и распоряжении царствующего императора» [7, с. 258]. Таким образом кабинетскую собственность надо понимать как коронную собственность, которая была частью государственной собственности. Император, по мнению Ю.С. Булыгина, на этих землях - не собственник, а владелец, пользователь [8, с. 24~25].
Хотя Ю.С. Булыгин соглашается использовать термин «коронная собственность», он вкладывает противополжный смысл в это понятие. Царь был хозяином коронной собственности, но не как частное лицо, а как глава государства [8, с. 27]. Иными словами, коронная собственность понимается как своеобразная форма собственности императора [8, с. 26-32].
Более точным нам представляется термин «императорская собственность». С одной стороны, отмечается историческое своеобразие этого вида собственности, а с другой стороны, не затушевывается реальный собственник. А.Н. Жеравина совершенно справедливо обращает внимание на то, что еще Елизавета Петровна в своем указе разделяет подати приписных крестьян: «подати государственные по 70 копеек, другие подати помещиковы по 40 копеек, которые от заводов отдаваться будут в нашу казну и куда надлежит» [9]. «Подати помещиковы» поступали владельцу кабинетского хозяйства, которым являлся царствующий император [10, с. 44-45]. И з последующем приписные крестьяне платили оброк императору, а не в государственную казну.
Вводя понятие «удельная собственность», Т.Н. Соболева утверждает, что удельные имущества нельзя причислить ни к госу-
дарственным, ни к частным, ни к тем, которыми заведовал Кабинет. Основанием для этого являются юридические формулировки рубежа XVIII в. и XIX в. Так называемая удельная собственность объединила в себе бывший дворцовый фонд земель с жившими на них крестьянами, не отчуждаемое и не передаваемое по наследству «заповедное» недвижимое имущество, «родовые» и «благоприобретённые» имения всех членов императорской фамилии, в том числе царя [1, с. 16]. Далее Т.Н. Соболева отмечает, что удельные имущества законодательно и административно были обособлены от казённых и, что весьма существенно, доходы от них нельзя было использовать в общегосударственных целях. Со ссылкой на Л.Ф. Горланова отмечается, что «Департамент уделов... не сумел целиком удовлетворить... размеры содержания царских родственников и растущие единовременные выплаты им... Недостающие средства черпались из государственного казначейства» [1, с. 17].
Для выяснения характера собственности логично обратиться к сложившейся в юридической науке терминологии и ввести определения «собственность», «владение» и «держание». Эти понятия наиболее полно и чётко были разработаны в римском праве и уже оттуда перешли в право практически всех европейских стран. В доклассическое время не существовало общего определения собственности, а давалось перечисление отдельных полномочий собственника [11, с. 112; 12, с. 177].
Собственность открывала носителю этого права всестороннюю возможность пользования и распоряжения вещью (отчуждение, обременение) и исключала вмешательство всех посторонних лиц (выделено мной. - А.У.) в сферу господства частного владения. По установленному ещё в квиритском праве правилу, она обладала способностью восстанавливаться во всей полноте по отпадении установленных собственником ограничений своего права (ius recadentiae) и распространялась на все материальные приращения вещи (omnis causa), кем бы они ни были сделаны. Классическая юриспруденция понима-
ла собственность как неограниченное и исключительное господство лица над вещью, как право, свободное от ограничений по самому своему существу и абсолютное по своей защите [12, с. 177— 178].
Владение есть прежде всего реальное господство лица над вещью (выделено авт.), вытекающее из фактического, физического отношения лица к предмету владения. ...Анализируя состав фактического отношения лица к вещи при владении, римские юристы различали два элемента: а) субъективный - animus possidendi - намерение или воля владеть вещью, для себя и б) объективный - corpus possessionis -реальное господство над предметом владения [12, с. 158].
Владение как внешнее материальное отношение господства лица над вещью представляет собой наглядное проявление права собственности. Иногда на практике оба понятия смешиваются, что, конечно, недопустимо. Владение может проявляться вне всякой связи с правом собственности и быть даже его нарушением. Nihil commune habet proprietas cum possessione (Нет ничего общего между собственностью и владением) (D.41.2.12).
Держание (detentio) можно определить как фактическое обладание вещью без намерения относиться к ней как к своей (выделено авт.). Практическое значение различия владения и держания выражалось в том, что в то время как владельцы защищались от всяких незаконных посягательств на вещь непосредственно сами, арендатор как «держатель от чужого имени» мог получить защиту только через посредство собственника, от которого получена вещь [11, с. 93].
Следовательно, для определения с чисто формальной, юридической точки зрения владельческую принадлежность Алтайского горного округа необходимо ответить на следующие вопросы:
1. Кто имел право осуществлять права собственника (пользование вещью, извлечение доходов, распоряжение, виндикация и т.п.)?
2. Кто имел право вмешиваться в про-
цесс управления горным округом, иными словами, чьё решение было окончательным?
3. В отношении какого лица мы можем сказать, что имеются оба элемента -animus possidendi и corpus possessionis?
Определенные указания на собственника содержатся в известном указе Елизаветы Петровны, которая постановила Колывано-Воскресенские заводы «взять на Нас» [9]. Одно из важнейших положений «Устава Кабинета» 1827 г. гласило: «Кабинет заведовает собственностью государя императора и распоряжает оную на основании именных высочайших указов и повелений» [1, с. 17; 15]. В документе о передаче Алтайского горного округа в аренду министерству финансов в 1830 г. прямо говорится, что «1) заводы, как и ныне остаются частною собственностию Нашею: одно управление оными передается Министру Финансов по части Департамента горных и Соляных дел» [13].
В Горном уставе 1857 г. противоречия и разночтения в толковании владельческой принадлежности алтайских рудников и «заводов были устранены. Алтайские промыслы, рудники и заводы составляют частную собственность государя императора, и, под главным ведомством Кабинета е.и.в., управляются Алтайским горным местным начальством» [14]». Осуществлять права собственника мог только правящий государь император. Никто, кроме правящего монарха, не мог извлекать доходы. Кабинет только распоряжался от его имени. Юридический статус этой собственности также изменяет только одно лицо - император.
Т.Н. Соболева совершенно справедливо указывает, что «само существование коронной собственности, ее реальное положение и фиксируемый в законах юридический статус целиком зависели от волеизъявления монарха» [1, с. 17]. Намерением владеть Алтайским горным округом как своей собственностью и реальным господством обладал исключительно монарх.
Все же установление одной юридической собственности царя в отношении Ал-
тайских заводов и земель не может служить непреложным доказательством владельческой принадлежности Алтая. Необходимо рассмотреть, как она реализовалось на практике,чтобы оценить ее характер и социальную сущность [16, с. 5].
Укрепление феодальной собственности являлось составной частью внутренней политики царизма в условиях кризиса феодализма и развития капиталистического уклада в конце XVIII в. и первой половине XIX в. Эту цель преследовало и учреждение майоратов, получившее свое юридическое основание в «Положении о заповедных наследственных имениях» от 16 июля 1845 г. Учреждение заповедных наследственных имений, или майоратов, разрешалось только потомственным дворянам и лишь по царскому повелению. В основу майоратного законодательства был положен принцип неотчуждаемости земель, что послужило основанием для советского исследователя А.М. Анфимова оценить майоратное законодательство как меру реакционную, направленную на укрепление помещичьего землевладения и находившуюся в вопиющем противоречии с потребностями капиталистического развития страны [17, с. 153].
Самым крупным из майоратов было имение царя на Алтае, раскинувшееся на более чем сорока миллонах десятин земли. Если в майоратном законодательстве прямо не говорилось о запрещении сдавать земли в аренду, а лишь запрещалось отчуждение, то феодальная монополия царской земельной собственности на Алтае шла значительно дальше реакционного закона 1845 г., так как по закону от 16 апреля 1828 г.: «§5. Земли ведомства заводского не раздаются ни в собственность, ни в оброк» [18].
Провозглашение неприкосновенности алтайских земель свидетельствует не только о феодальном характере царской собственности, но и прямо указывает на то, что царское имение на Алтае становилось с 1828 г. майоратом российских императоров. Огромное алтайское имение царя являлось важной составной час-
тью экономической опоры русского царизма и его феодально-крепостнической природы [16, с. 6-7].
В работе А.П. Бородавкина «Реформа 1861 г. на Алтае» дается исчерпывающая характеристика положения приписных крестьян и убедительно доказывается феодальный характер их эксплуатации. Приписное население Алтая, мастеровые алтайских заводов и рудников фактически были крепостными правящего императора [16, с. 23, 40].
Таким образом, вместо не вполне точного термина «коронная собствен-
ность» автор считает более целесообразным, использовать понятие «императорская собственность». Собственником Алтайского горного округа являлся, как нам представляется, правящий государь император, хотя эта собственность и имела свои особенности, в частности, не могла передаваться по наследству. Анализ положения приписного населения и мастеровых позволяет охарактеризовать эту собственность как феодальную. Автор не пртендует на окончательное решение данной проблемы.
Литература
1. Соболева Т.Н., Разгон В.Н. Очерки истории кабинетского хозяйства на Алтае (вторая половина XVIII - первая половина XIX в.). Управление и обслуживание. Барнаул, 1997.
2. Машкин H.A. История Древнего Рима. М, 1947.
3. Дождев Д.В. Римское частное право: Учебник для вузов. М., 1997.
4. Бартошек М. Римское право (понятия, термины, определения): Пер. с чешек. М., 1989.
5. Барг МА. Великая английская революция в портретах её деятелей. М., 1991.
6. Жидков Г.П. Земельный вопрос и реформа 1861 г. на Алтае // Бахрушинские чтения 1966 г. Вып. II. Сибирь периода феодализма и капитализма. Новосибирск, 1968.
7. Жидков Г.П. Кабинетское землевладение (1747-1917 гг.). Новосибирск, 1973.
8. Булыгин Ю.С. Приписная деревня Алтая в XVIII в. В 2-х ч. Барнаул, 1997. Ч. 1.
9. ПСЗРИ-1. Т. 12. №9403.
10. Жеравина А.Н. Очерки по истории приписных крестьян кабинетского хозяйства в Сибири. Томск, 1985.
11. Новицкий И.Б. Основы римского гражданского права. М., 1972.
12. Римское частное право: Учебник / Под ред. И.Б. Новицкого и И.С. Перетер-ского. М., 1997.
13. ПСЗРИ-П. Т. 5. Отд. 1. №3604.
14. Свод законов. Т. VII. Устав горный. Кн. 3. Ст. 1690. Спб., 1857.
15. ПСЗРИ-И. Т. 2. №1408.
16. Бородавкин А.П. Реформа 1861г. на Алтае. Томск, 1972.
17. Анфимов А.М. Майоратное землевладение в царской России // История СССР. 1962. №5.
18. ПСЗРИ-П. Т. 3.
