CC BY
6
Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2023.
№ 71. С. 39-48.
Tomsk State University Journal of Philosophy, Sociology and Political Science. 2023. 71. pp. 39-48.
Научная статья
УДК 14+130.2
doi: 10.17223/1998863Х/71/5
ПРОБЛЕМА СВЯЗИ ЕСТЕСТВЕННЫХ ЯЗЫКОВ С ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫМИ ФАКТАМИ И ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ ДЕТЕРМИНИЗМ
Антон Павлович Никитин
Хакасский государственный университет им. Н.Ф. Катанова, [email protected]
Аннотация. В своей теории социальной реальности Дж. Серл утверждает, что язык является фундаментом построения институциональных фактов, так как другие социальные институты не могут без него существовать. При этом он рассматривает язык в широком смысле и отрицает, что естественные языки играют существенную роль в формировании институциональной реальности. В связи с этим решается вопрос о связи институциональных фактов именно с естественными языками, а социальная онтология Дж. Серла классифицируется как своеобразный лингвистический детерминизм. Ключевые слова: язык, институциональный факт, статусная функция, конститутивные правила, лингвистический детерминизм
Благодарности: исследование выполнено за счет гранта РНФ, проект № 22-28-20099, при паритетной финансовой поддержке Правительства Республики Хакасия, https://rscf.ru/project/22-28-20099/
Для цитирования: Никитин А.П. Проблема связи естественных языков с институциональными фактами и лингвистический детерминизм // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2023. № 71. С. 39-48. doi: 10.17223/1998863Х/71/5
Original article
THE PROBLEM OF THE RELATIONSHIP OF NATURAL LANGUAGES WITH INSTITUTIONAL FACTS AND LINGUISTIC DETERMINISM
Anton P. Nikitin
Katanov Khakass State University, Abakan, Russian Federation, [email protected]
Abstract. The study is based on the thesis that institutional facts are constructed by language and cannot exist without language. This thesis is substantiated in the works of John Searle. In his theory, institutional facts are formed by ascription of status functions in accordance with constitutive rules. The constitutive rule has the formula "X counts as Y in context C" and creates the possibility of institutional actions, it defines deontology for individuals. Language (in broad sense) performs the following functions in the construction of institutional facts: (1) it represents an institutional fact and the fact exists because of this representation; (2) it represents deontology of the institutional fact; (3) it fixes this deontology; (4) through language, institutions are recognized as such. In addition, language allows the existence of a status function without being tied to any object. Natural language can be presented as a set of institutional facts also. Natural language has its own deontology, its own constitutive rules and status functions. The institutional fact formula "X counts as Y in context C" can be read as "This sentence has a certain meaning in a certain language". If all institutional facts are formed by language, then meanings of natural language sentences are also formed by
© А.П. Никитин, 2023
language. However, Searle denies this and points out that the meanings of natural language sentences do not require any declaration. Linguistic facts are institutional but arise without institutions. In any case, natural languages are part of the institutional reality. In the modern world, deontology of institutional facts is represented precisely in the system of natural languages. This function of natural languages refers to the idea of linguistic determinism in broad sense (as a doctrine about the decisive role of natural languages to any phenomena): if an institutional fact is not represented in a particular language, then this fact does not exist for the corresponding culture in principle. The linguistic representation of an institution determines its functioning within the framework of a linguistic community. Keywords: language, institutional fact, status function, constitutive rules, linguistic determinism
Acknowledgments: The study is supported by the Russian Science Foundation and the Government of the Republic of Khakassia. Project No. 22-28-200, https://rscf.ru/project/22-28-20099/
For citation: Nikitin A.P. (2023) The problem of the relationship of natural languages with institutional facts and linguistic determinism. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universi-teta. Filosofiya. Sotsiologiya. Politologiya - Tomsk State University Journal of Philosophy, Sociology and Political Science. 71. pp. 39-48. (In Russian). doi: 10.17223/1998863Х/71/5
Проблема связи естественных языков с институциональными фактами непосредственно связана с проблемой влияния языка (понимаемого в широком смысле) на формирование институциональной реальности. Данная работа опирается на положение, обоснованное в работах Дж. Серла по социальной онтологии, в соответствии с которым институциональные факты сконструированы языковыми средствами и без языка не могут существовать [1-3]. Теория социальных институтов Дж. Серла проанализирована в различных аспектах. В частности, раскрыты ее метафизические основания [4], ее связь с теорией речевых актов [5] и соответствующей концепцией происхождения языка [6], ее применимость к решению проблемы «гильотины Юма» [7], ее использование как методологического принципа в экономических исследованиях [8] и т.д. Однако недостаточно освещенным остается вопрос о связи институциональных фактов конкретно с естественными языками. В самой теории Дж. Серла по данному пункту есть некоторые противоречия. Чтобы их обнаружить, необходимо эксплицировать основания теории, т.е. первоначальная задача - определение того, какое воздействие оказывает язык в широком смысле на конструирование институциональных фактов. Такой предварительный анализ позволит более точно описать специфику связи естественных языков с институциональными фактами в дальнейшем.
Институциональные факты как языковое конструирование статусных функций. Особенности институциональных фактов обнаруживаются в контексте нескольких классификаций. Во-первых, институциональные факты являются эпистемологически объективными, но онтологически субъективными. То есть институциональные факты не зависят от личных предпочтений и желаний (эпистемологическая объективность), но не могут существовать без людей (онтологическая субъективность). Во-вторых, они являются разновидностью социальных фактов, а существование последних опирается на наличие фактов естественных наук, которые Дж. Серл называет «грубыми» («brute facts»). К примеру, чтобы в племени был вождь, а в стае доминирующий самец, этот субъект (X) в принципе должен существовать физически, воплощая социальный смысл в своих действиях по отношению к другим. Но
социальность автоматически не подразумевает институциональность, последнее - признак именно человеческой цивилизации. Все институциональные факты являются социальными, но не все социальные факты являются институциональными.
Принцип вычленения институциональных фактов из всей совокупности социальных фактов непосредственно связывает их с языком: любой институциональный факт содержит в себе деонтологию, т.е. набор некоторых полномочий и обязательств; для того чтобы такая деонтология была действенной, она должна быть представлена в языке. Если какой-то факт может существовать только в том случае, если он представлен лингвистически и содержит в себе деонтологию, то он является институциональным, если же он может существовать и без языкового представления, то он институциональным не является.
Как в среде животных, так и в среде людей существуют доминирующие самцы и доминирующие индивиды. Их доминирование складывается из объективных природных данных и действий, выражающих соответствующие намерения превалировать над другими. При этом окружающие акторы могут реагировать на этих субъектов как на доминирующих без всякого языкового представления каких-либо обязательств. Другое дело, когда два человека имеют закрепленные за ними статусы начальника и подчиненного (к примеру, заведующего кафедрой и ассистента, офицера и рядового). Их отношение является институциональным, поскольку деонтология их статуса представлена лингвистически.
Еще один пример отношения грубых, социальных и институциональных фактов - практика дорожного движения. Для того чтобы дорожное движение существовало в принципе, должны существовать сами дороги, самоходные и несамоходные транспортные средства, пешеходы и многие другие элементы, составляющие совокупность грубых фактов. При этом люди могут быть недовольными манерой вождения других, могут быть агрессивными по отношению друг к другу и могут уступать дорогу другим, не пользуясь никакими специфическими терминами вроде «дорожно-транспортное происшествие» или «главная дорога». Стоит вспомнить, что в среде животных также существуют коллективные маршрутные коммуникации. Данный срез - совокупность социальных фактов, не являющихся институциональными. Все отношения на дороге, но уже с использованием правил дорожного движения, которые представлены лингвистически, являются совокупностью институциональных фактов. Применяя институт дорожного движения, наблюдатель видит на дороге не просто аварию, но может определить того, кто был ее виновником, а кто нет, кто ехал по главной дороге, а кто по второстепенной, и т.д.
Правила, благодаря которым становится возможным институциональный факт, в теории Дж. Серла называются конститутивными. Конститутивные правила противопоставляются регулятивным: последние разрешают и запрещают какие-либо действия, первые выступают в качестве условий для осуществления действий. Правила дорожного движения в этом смысле являются и конститутивными, и регулятивными. Без них невозможно ехать по главной или второстепенной дороге (конститутивный аспект), они же определяют, что можно и нельзя делать водителям, находящимся на главной или второстепенной дороге (регулятивный аспект).
Более иллюстративны в этом отношении правила шахматной игры: «Очевиден контраст между регулятивными правилами вождения, таким как движение по правой стороне дороги, и конститутивными правилами игры в шахматы. Вождение может существовать без регулятивного правила, требующего двигаться справа или слева; правило регулирует ранее существовавшую деятельность. Но шахматы не могут существовать без правил, потому что поведение в соответствии с правилами (хотя бы в минимальной мере) конституирует игру в шахматы» [2. Р. 9]. Дж. Серл в своей манере не утруждает себя ссылками, хотя кажется очевидным, что пример с шахматами -скрытая цитата «Философских исследований», где Л. Витгенштейн упоминает эту игру довольно часто, решая проблему следования правилу. К примеру: «...игра становится именно шахматной игрой благодаря всем ее правилам» [9. С. 161], «Но разве шахматная игра не определяется ее правилами? А каким образом эти правила присутствуют в сознании того, кто намеревается играть в шахматы?» [9. С. 164]. Также разделение регулятивных и конститутивных правил во многом отсылает к идее Дж. Ролза о наличии суммарных и практических правил, изложенной в работе «Две концепции правил» [10]. Пример Дж. Ролза, иллюстрирующий применение практического правила, -игра в бейсбол. Люди могут перекидываться мячом, бегать и махать куском дерева, но это станет игрой в бейсбол только в том случае, если они будут совершать все эти действия по правилам бейсбола и признавать их. Нельзя украсть базу, если твое действие не предполагает правилосообразную практику. Суммарные правила же определяют, что люди могут и не могут делать, чтобы избегать неприятностей и получать блага. Аналогии с конститутивными и регулятивными правилами здесь не избежать.
Еще одно важное понятие в институциональной теории Дж. Серла - понятие статусной функции, т.е. такой функции, которая приписывается предмету вне зависимости от его физических, химических или биологических свойств. Дорога может быть главной, даже если по своим видимым параметрам она ничем не отличается от второстепенной; человек может командовать другими людьми, даже если он физически значительно их слабее; шахматная фигура коня ходит буквой «г», хотя ничего в ее форме не указывает на эту необходимость, и т.д. По сути, конститутивное правило и есть приписывание статусной функции какому-либо объекту в соответствии с формулой «Х считается Y в контексте С» (к примеру, «эта дорога является главной в соответствии со значением знака 2.1», «этот человек является заведующим кафедрой в соответствии с приказом под таким-то номером» и т.д.).
Дж. Серл пишет: «Я хочу сделать очень сильное заявление. Институциональная онтология человеческой цивилизации, особенности, которыми человеческая институциональная реальность отличается от социальных структур и поведения других животных, - это содержание статусных функций, налагаемых в соответствии с конститутивными правилами и процедурами. Статусные функции - это клей, который держит человеческие общества вместе» [2. Р. 9]. Природные явления разнообразны, но при этом существуют естественные процессы, объединяющие их (так, костер и ржавчину на лопате объединяет процесс окисления). Аналогично игра в шахматы и выборы заведующего кафедрой -совершенно различные явления, но все их объединяет процесс приписывания статусных функций в соответствии с конститутивными правилами.
Такой процесс приписывания невозможен без языка: «Это интуитивная очевидность, даже до теоретического обоснования, что язык фундаментален в очень определенном смысле: вы можете иметь язык без денег, собственности, правительства или брака, но вы не можете иметь деньги, собственность, правительство или брачные отношения без языка» [2. P. 12]. В формировании институциональных фактов язык выполняет четыре основные функции: 1) институциональный факт существует постольку, поскольку он представлен существующим языковыми средствами; 2) наделение статусной функцией предполагает наделение деонтическими полномочиями, чтобы существовать, эти полномочия должны быть представлены в языковой форме; 3) деонтология институционального факта может существовать даже в том случае, если агенты забудут о ее существовании, это возможно благодаря языковой фиксации; 4) с помощью языка институты распознаются как таковые. Кроме того, некоторые статусные функции могут существовать даже без физического предмета, без того самого X, которому приписывается функция Y, существуя только как свободно стоящие Y («freestanding Y») [3. P. 20], что возможно как раз благодаря их языковой объективации.
Место естественных языков в структуре институциональной реальности и лингвистический детерминизм. Утверждение, что без языка невозможно существование социальных институтов, вписывается в концепцию лингвистического детерминизма в широком смысле этого термина, - как учения об определяющей роли языка в отношении любых феноменов. В узком смысле лингвистический детерминизм чаще всего ассоциируется с радикальной версией гипотезы лингвистической относительности, в соответствии с которой язык не просто оказывает базовое воздействие на мышление, но и формирует особенности самого восприятия мира через свою структуру, в первую очередь через способы категоризации. Если сравнивать позицию Дж. Серла с лингвистическим детерминизмом в узком смысле, то он в большей степени говорит не о влиянии языка на мышление, а о влиянии языка на формирование институтов, а через них на культуру отдельных сообществ и на весь социальный мир. Для основателей лингвистического релятивизма культура интерпретируется в рамках гумбольдтианского направления, как «дух народа». Для Дж. Серла культура является совокупностью определенных норм и установок, поэтому также определяется существованием языка, поскольку любая деонтология в его учении формируется именно лингвистически: «Нет языка - нет деонтологии» [2. P. 13].
Указывая на фундаментальную роль языка в процессе построения институциональной реальности, Дж. Серл не выглядит оригинальным, поскольку в работах по социальной онтологии мнение о языке как порождающей структуре является доминирующим, «ведь именно язык, причем язык естественный, оказывается, в конечном итоге, единственным рациональным (пусть хотя бы рациональным в особом смысле) горизонтом исследования и у неокантианцев, и в неопозитивизме, и в феноменологии» [11. С. 40]. Вместе с тем трудно определить, подразумевает ли он естественный язык. С одной стороны, им утверждается, что любые институциональные факты «требуют лингвистического представления для того, чтобы существовать... Но предложения английского языка не требуют лингвистического представления, чтобы быть предложениями английского языка» [3. P. 110-111]. С другой
стороны, класс естественных языков как будто совсем выведен им из класса «фундаментальных» для институциональной реальности: «Я не имею в виду, что полноценные естественные языки с относительными предложениями, повторяющимися модальными операторами и неоднозначной сферой действия кванторов необходимы для конституирования институциональной реальности. Я так не считаю» [2. P. 13]. Язык для него - способ символического описания, в первую очередь описания статусов, не связанных с физическими свойствами, - это лингвистическая форма представления в самом широком смысле («in the broadest sense linguistic») [2. P. 13]. Не ясно только, почему язык в самом широком смысле полноценные естественные языки не включает.
Здесь возможно два ответа. Во-первых, любой естественный язык также может быть признан набором институциональных фактов со своей деонтологией, конститутивными правилами и статусными функциями. Публичный и коллективный характер естественных языков также предполагает наличие обязательств, а языковые выражения в этом смысле принуждают подразумевать определенное значение. Обращает на себя внимание, что пример шахматной игры, который использует Дж. Серл для иллюстрации конститутивных правил, у Л. Витгенштейна является своеобразной метафорой употребления языкового выражения. Как младенец может беспорядочно передвигать шахматные фигуры, не вкладывая в это передвижение никакого смысла и не следуя никаким правилам, так и любитель французского шансона может напевать себе под нос «Et si tu n'existais pas», не понимая ни одного значения произносимых им слов французского языка. Младенца могут привлекать замысловатые формы шахматных фигур, а взрослого человека могут привлекать бархатные звуки французской песни, но никакой деонтологии в этом содержаться не будет, поскольку не будет никакого признания статусных функций. К тому же идеи, изложенные в «Философских исследованиях», наводят на мысль, что «любое частное употребление языкового выражения может быть подведено под неограниченное количество правил употребления» [12. С. 12], аналогично этому конкретный ход в шахматной игре может соответствовать любым правилам, а не только тем, что признаны ФИДЕ.
Также формула институционального факта «Х считается Y в контексте С» легко приложима к значению слов и предложений естественного языка и может читаться как «Это высказывание имеет такое-то значение в таком-то языке». Говоря о статусной функции, Дж. Серл особенно подчеркивает, что предмет, которому она приписывается, в своей физической структуре не имеет ничего, что обязало бы данную функцию ему присвоить. Лексические значения произвольны, и, когда произносятся слова «шах и мат», в этих звуках нет ничего, что непосредственно связывало бы их с победой одной стороны и поражением другой в шахматной игре. Естественный язык - это деонтология, требующая обязательств вкладывать в слова и предложения определенное значение, пусть и вариативное в контексте употребления.
Поэтому тезис Дж. Серла о том, что предложения английского языка не требуют лингвистического представления, чтобы быть предложениями английского языка, можно интерпретировать в том смысле, что они не требуют обращения к самим себе, чтобы иметь значение, т.е. английский язык не формируется английским языком. Но точно также корректно утверждение, что правила шахматной игры сформировали себя не сами. Тем не ме-
нее есть существенное различие: историки предполагают, что правила шахматной игры были конституированы с использованием языка хинди, однако трудно указать на какой-то «метанглийский», в рамках которого установили значение слов английского языка. Такого рода метаязык, который мог бы быть и праязыком в лингвистическом понимании, вполне соответствует концепции «языка в самом широком смысле», исключающем при этом естественные языки.
Дж. Серл такой ответ исключает: «Я утверждал, что вся институциональная реальность создается декларативами, поддерживается в своем постоянном существовании репрезентациями (мыслями, а также речевыми актами), которые функционируют как декларативы. Но сам язык не создается декларативом» [3. Р. 110]. Здесь он имеет в виду именно естественный язык, в качестве примера указывая на популярный пример с белым снегом: «Мы считаем произнесение предложения „Снег бел" как утверждение о том, что снег бел» [3. Р. 110], но для такого подразумевания никакого декларатива не нужно.
Второй возможный ответ заключается в следующем. Под воздействием критики идей «Конструирования социальной реальности» Дж. Серл пришел к мнению, что в некоторых случаях институциональные факты существуют без институтов, предполагая только статусные функции и определенную деонтологию [3. Р. 23]. Один из членов племени может стать вождем, приобретя соответствующие статусные функции и полномочия, даже при отсутствии института вождей и их выборов. А уже обладая соответствующими статусными функциями, он способен конструировать социальные институты декларативно, к примеру, вводя систему платежей - прообраза налоговой системы. То есть в формуле «Х считается Y в контексте С» исчезает контекст С (просто «Х считается Y»), а Y в дальнейшем может надстраиваться, выступая в качестве С1: «Х1 считается Y1 в контексте С1(У)». К примеру: «Салоуме(Х) считается вождем в племени Висайя^)» и «Раковины каури(Х1) считаются платежной единицей^1) по приказу вождя племени Висайя(С1 = Y)». Такие институциональные факты, которые возникают без институтов, но несут в себе деонтологию, являются базовыми институциональными фактами, из которых конструируются сами институты и другие факты. Выражения естественных языков в этом отношении могут выступать базовыми институциональными фактами. Как член племени становится вождем без института вождей и их выборов, так и предложения английского языка обретают значения без института английского языка.
В любом случае естественные языки являются частью институциональной реальности, и у них по отношению к другим институциональным фактам есть функция не только конструирования посредством декларативов, но и лингвистической репрезентации. Деонтология институциональных фактов в современном мире представлена и поддерживается в первую очередь естественными языками. И обращение к этим фактам через систему естественного языка может давать результаты для понимания специфики соответствующей культуры в гораздо большей степени, чем обращение к репрезентации любых других фактов. Связано это с тем, что существуют статусы, представленные только в отдельных культурах. В большинстве естественных языков есть обозначения тех самых Y, которые не встретить в других языках.
Если в качестве примера брать конкретно социальные статусы, то многие слова, их обозначающие, при переводе с одного языка на другой либо транслитерируются, либо описываются. Так, социальный статус «хайчы» в хакасском языке переводится как «хайджи» в русском языке, и нельзя перевести этот термин просто как «сказитель», поскольку статус хайджи подразумевает как раз особого рода деонтологию, признаваемую в традиционной хакасской культуре, но трудно объяснимую на русском языке (эта деонтология включает в себя особое отношение к семье, собственности, личной жизни). Когда на русский язык переводится социальный статус англоязычной культуры «postgraduate student» как «аспирант», то это опять же не совсем корректно, поскольку система «postgraduate studies» в целом включает разнообразные программы обучения на базе высшего образования, что не всегда сопряжено с защитой диссертации; все эти программы возможно только описать, чтобы в полной мере объяснить значение слова «postgraduate student» на русском языке.
Отсюда следует вывод, что если определенная статусная функция представлена только в одном языке, то соответствующая ей деонтология существует только в рамках соответствующей культуры (что не означает невозможность ее описания на других языках). Вполне реальной выглядит ситуация, в которой в каком-нибудь языке институт аспирантуры не представлен в лексической единице или в их комплексе, - для данной культуры такого института и сопутствующей ему деонтологии просто нет. Языковое существование социального института определяет и его объективное существование, которое выражается в первую очередь в формировании действий, независимых от субъективных желаний. Об этом говорят и некоторые специалисты в области когнитивной лингвистики, так С. Пинкер и Р. Джакендорф указывают, что священное, специфические системы родства, официальные социальные роли (такие как судья или казначей) могут существовать только через языковое представление [13. С. 265].
Как было отмечено выше, лингвистический детерминизм данной теории стоит отличать от лингвистического детерминизма, сложившегося в рамках гипотезы лингвистической относительности. Гипотеза Сепира-Уорфа в большей степени говорит о влиянии естественного языка на мышление его носителей, а также затрагивает проблемы влияния языка на традиционную этническую культуру. Дж. Серла вопросы этнической культуры и ментально-сти не волнуют, однако сам подход, который он предлагает, эффективен для понимания того, как язык влияет и на первое, и на второе.
При этом сформулированный вывод сближает две позиции. В радикальной версии гипотезы Сепира-Уорфа предполагалось, что если в языке нет аналога слова «голубой», то нет и вычленения такого цвета в мышлении. В теории Дж. Серла получается, что если институциональный факт не представлен в конкретном языке, то он (факт) не существует в культуре. Существуют также косвенные свидетельства в установлении смысловых параллелей между этими концепциями. Как отмечает С.Ю. Бородай, принцип лингвистической относительности «означает, что носители языков с разной структурой приходят к различным выводам по поводу одних и тех же физических явлений и создают различные картины мира» [14. С. 123]. Дж. Серл в свою очередь указывает, что совокупность естественных фактов одна для
всех, но эти факты наделяются статусными функциями вариативно, в одном сообществе человек может быть «postgraduate student», в другом сообществе аспирантом, хотя в своем физическом существовании он один. Также за гипотезой Сепира-Уорфа стоит попытка перенесения релятивистского принципа из физики в лингвистику, а Дж. Серл в своей теории выделяет два блока: специальную теорию социальной реальности и общую теорию социальной реальности, очевидно отсылая к соответствующим названиям теорий А. Эйнштейна. Остается только лишний раз подчеркнуть, что Дж. Серл не является прямым продолжателем концепции Э. Сепира и Б. Уорфа, его творчество, безусловно, включено в совершенно другую традицию, однако идею языка как способа конструирования мира (институционального мира и мира событий соответственно) можно считать общей для них.
Список источников
1. Searle J.R. The Construction of Social Reality. New York : Free Press, 1995. 242 p.
2. Searle J.R. What is an institution? // Journal of Institutional Economics. 2005. Vol. 1, Is. 01. P. 1-22.
3. Searle J.R. Making the Social World: the Structure of Human Civilization. New York : Oxford University Press, 2010. 208 p.
4. Левин С.М. Метафизика и общая теория социальной реальности Дж. Серла // Вестник Ленинградского государственного университета им. А.С. Пушкина. 2011. Т. 2, № 3. С. 161-170.
5. Юрьев Р.А. Теория речевых актов в аналитической философии и источник институционального факта // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2016. № 2 (34). С. 196-201.
6. Каримов А.Р. Джон Серл о происхождении языка и деонтологии // Ученые записки Казанского государственного университета. 2010. Т. 152, кн. 1. С. 82-93.
7. Сычев А.А. «Гильотина Юма» и институциональный подход Дж.Р. Серля // Этическая мысль. 2012. № 12. С. 143-156.
8. Никитин А.П. Аналитическая философия и институциональная экономика // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2018. № 41. С. 24-31.
9. Витгенштейн Л. Философские работы. М. : Гнозис, 1994. Ч. I. 612 с.
10. Rawls J. Two concepts of rules // Philosophical Review. 1955. Vol. 64, № 1. P. 3-32.
11. Чистанов М.Н. О социальной онтологии // Вестник Новосибирского государственного университета. Серия: Философия. 2007. Т. 5, № 1. С. 34-40.
12. Суровцев В.А., Ладов В.А. Витгенштейн и Крипке: следование правилу, скептический аргумент и точка зрения сообщества. Томск : Изд-во Том. гос. ун-та, 2008. 136 с.
13. Пинкер С., Джакендорф Р. Компоненты языка: что специфично для языка и что специфично для человека? // Разумное поведение и язык. Вып. 1. Коммуникативные системы животных и язык человека. Проблема происхождения языка. М. : Языки славянских культур, 2008. С. 261-293.
14. Бородай С.Ю. Язык и познание: Введение в пострелятивизм. М. : Садра : Изд. дом ЯСК, 2020. 800 c.
References
1. Searle, J.R. (1995) The Construction of Social Reality. New York: Free Press.
2. Searle, J.R. (2005) What is an institution? Journal of Institutional Economics. 1(01). pp. 1-22.
3. Searle, J.R. (2010) Making the Social World: the Structure of Human Civilization. New York: Oxford University Press.
4. Levin, S.M. (2011) Metafizika i obshchaya teoriya sotsial'noy real'nosti Dzh. Serla [Metaphysics and General Theory of Social Reality by J. Searl]. Vestnik Leningradskogo gosudarstvennogo universiteta im. A.S. Pushkina. 2(3). pp. 161-170.
5. Yuriev, R.A. (2016) Theory of speech acts and the source of institutional fact. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Filosofiya. Sotsiologiya. Politologiya - Tomsk State
University Journal of Philosophy, Sociology and Political Science. 2(34). pp. 196-201. (In Russian). DOI: 10.17223/1998863X/34/23
6. Karimov, A.R. (2010) Dzhon Serl o proiskhozhdenii yazyka i deontologii [. John Searle on the origin of language and deontology]. Uchenye zapiski Kazanskogo gosudarstvennogo universiteta. 152(1). pp. 82-93.
7. Sychev, A.A. (2012) "Gil'otina Yuma" i institutsional'nyy podkhod Dzh.R. Serlya [Hume's Guillotine and J.R. Searle]. Eticheskaya mysl'. 12. pp. 143-156.
8. Nikitin, A.P. (2018) Analytical philosophy and institutional economics. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Filosofiya. Sotsiologiya. Politologiya - Tomsk State University Journal of Philosophy, Sociology and Political Science. 41. pp. 24-31. (In Russian). DOI: 10.17223/1998863X/41/3
9. Wittgenstein, L. (1994) Filosofskie raboty [Philosophical Works]. Vol. 1. Translated from German. Moscow: Gnozis.
10. Rawls, J. (1955) Two concepts of rules. Philosophical Review. 64(1). pp. 3-32.
11. Chistanov, M.N. (2007) O sotsial'noy ontologii [On social ontology]. Vestnik Novosibirskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Filosofiya. 5(1). pp. 34-40.
12. Surovtsev, V.A. & Ladov, V.A. (2008) Vitgenshteyn i Kripke: sledovanie pravilu, skepticheskiy argument i tochka zreniya soobshchestva [Wittgenstein and Kripke: Following the Rule, the Skeptical Argument, and the Community Perspective]. Tomsk: Tomsk State University.
13. Pinker, S. & Jackendorf, R. (2008) Komponenty yazyka: chto spetsifichno dlya yazyka i chto spetsifichno dlya cheloveka? [Components of language: what is language-specific and what is human-specific?]. In: Koshelev, A.D. & Chernigovskaya, T.D. Razumnoe povedenie i yazyk [Reasonable Behavior and Language]. Vol. 1. Moscow: Yazyki slavyanskikh kul'tur. pp. 261-293.
14. Boroday, S.Yu. (2020) Yazyk ipoznanie: Vvedenie vpostrelyativizm [Language and Cognition: An Introduction to Postrelativism]. Moscow: OOO "Sadra": YaSK.
Сведения об авторе:
Никитин А.П. - доцент, кандидат философских наук, доцент кафедры гражданско-правовых и уголовно-правовых дисциплин Хакасского государственного университета им. Н.Ф. Катанова (Абакан, Россия). E-mail: [email protected]
Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов.
Information about the author:
Nikitin A.P. - Cand. Sci. (Philosophy), docent, associate professor of the Department of Civil Law and Criminal Law Disciplines, Katanov Khakass State University (Abakan, Russian Federation). E-mail: [email protected]
The author declares no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию 17.11.2022; одобрена после рецензирования 19.01.2023; принята к публикации 21.02.2023
The article was submitted 17.11.2022; approved after reviewing 19.01.2023; accepted for publication 21.02.2023
