CC BY
213
фликтного взаимодействия, которое не столько отражает его внутренние психологические и языковые резервы, сколько является ментальной репрезентацией концепта «конфликт» в сознании носителей украинской лингвокуль-туры.
Список литературы
1. Дридзе, Т. М. Текстовая деятельность в структуре социальной коммуникации: Проблемы семиосоциопсихологии. М., 1984. 268 с.
2. Егидес, А. П. Психотехника синтонного общения [Электронный ресурс]. URL: http:// psychologi.net.ru/book3_isk_ob/egides_sinton. html.
3. Луман, Н. Социальные системы: очерк общей теории / пер. с нем. И. Д. Газиева. СПб.,
2007. 648 с.
4. Ставицька, Л. Українська мова без табу. Словник нецензурної лексики та її відповідників. Обсценізми. Евфемізми. Сексуалізми. К.,
2008. 455 с.
Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 37 (328).
Филология. Искусствоведение. Вып. 86. С. 129-132.
И. А. Голованов
ПРОБЛЕМА СТАНОВЛЕНИЯ МАСТЕРА В РАССКАЗАХ А. ПЛАТОНОВА И СКАЗАХ П. БАЖОВА
Рассматривается онтологическая проблема становления мастера в творчестве русских писателей. Автор утверждает, что П. Бажов и А. Платонов по-разному решали ее, опираясь на народную традицию и/или на собственное мировидение и эстетические принципы.
Ключевые слова: эстетический принцип, фольклор, мотив, мастер, ученик, А. Платонов, П. Бажов.
Творческие поиски героя времени побуждают писателей обращаться к проблеме обретения персонажами самих себя и смысла жизни. После 1917 года, когда произошел распад бытия, на повестке дня остро встал вопрос о способности мира к самовосстановлению, воскрешению (по Н. Федорову). Одним из аспектов этой глобальной проблемы выступает тема мастера и мастерства. Судьба мастера дает возможность автору поставить (а иногда решить) целый комплекс философско-эстетических и нравственно-этических вопросов.
В конце 1920-х годов к теме мастера и мастерства в русской литературе и публицистике обращаются М. Булгаков, А. Платонов, П. Бажов и другие художники (см. об этом: [5; 6; 10]). В этот период вновь обострился вечный конфликт между мыслью «живописующей» и мыслью «истолковывающей». Как отмечает Г. А. Белая, в послереволюционные годы само понятие «смысл» нередко отождествлялось с чем-то головным, рассудочным, умозрительным, априорным [2. С. 4]. Писатели
порою объявляли главным в своем творчестве «борьбу с мыслью», противопоставляя мысли «метод бездумности», так как думать - значит «извлекать» что-то из себя, а не из объективного мира. Следовательно, творить - то же, что выдумывать и, в конце концов, лгать. Итогом дискуссии стало понимание, что никто не обладает совершенным знанием о жизни, передающимся от учителя к ученику.
Другой аспект проблемы М. Булгаков поднимает в романе «Мастер и Маргарита», когда вкладывает в уста своего героя ключевые для понимания смысла той эпохи, для раскрытия самоощущения советской интеллигенции слова: «Конечно, когда люди совершенно ограблены, как мы с тобой, они ищут спасения у потусторонней силы! Ну, что ж, согласен искать там» [3. С. 66]. Московская интеллигенция ощущала себя ограбленной не материально, а духовно - у нее украли свободу, как у самого Булгакова - свободу творчества.
А. Платонов в 1920-е годы формулирует свои эстетические принципы. Они связаны с
представлением о «кипящей Вселенной», в которой прежний человек утратил свое право на «уединенное и бессознательное» существование, и наступает следующий этап - антропокосмизм, единство живших и живущих с природой, космосом. Новый человек обретет сознание, подчинит себе природу, сделает окружающий мир разумным, новый человек станет мастером жизни, то есть в полной мере Человеком. В «Книге о великих инженерах» Платонов писал: «Особенно же нас интересовал бы образ человека, совмещающий в одном лице и мастера исследовательской, конструкторской мысли, и мастера физического труда» [8. С. 94].
В стихотворении 1925-1926 годов «О голом и живом» А. Платонов пишет о коллективном герое «Мы», который правду, истину не вымаливает, не ищет по свету, а «делает» ее, как мастер трудом творит новое: «И весело на свете быть голым и живым - / Таким вот, от которых и горе устает, / Не мудрым, не прекрасным, / А - сильным и простым, / Не богомольцем правды, а мастером ее...» [7. С. 422].
В рассказе А. Платонова «Демьян Фомич -мастер кожаного ходового устройства» заглавный герой живет «старинным занятием» - сапожничает, при этом, как это часто случается в платоновских произведениях, он оказывается природным философом, мудрецом, обладающим определенным уровнем рефлексии и языкового сознания: «Дратва - стерва - долго его удручала своим наименованием, пока он не притерпелся» [7. С. 39]. Другие важные черты характера героя - раздражительность и гневливость («сердечное остервенение»), которые тоже приходилось «стерпливать и вымалчи-вать», как он «стерпливал и вымалчивал» «время и дни», «подвигаясь к ижице», то есть к концу своей жизни.
Предки Демьяна Фомича «четыреста лет наращивали стаж и квалификацию». Среди них были и те, кто своим «знаменитым мастерством» [7. С. 41] вошли в историю России: Ни-канор Тесьма «делал сафьяновые полусапожки Иоанну Грозному», другой, имя которого неизвестно (вероятно, из-за запрета произносить), «чинил сапоги Степану Разину», а дед Демьяна «по прозвищу Серега Шов, великий мастер и изобретатель», был «сподвижником» Барклая-де-Толли, встречался и имел беседу «в Москве с Наполеоном». Все это определяет судьбу главного героя. Он идет по стезе предков, которые утвердили славу рода: «Талдомский са-
пожник везде дело найдет и не изгадит его, а доведет до почитания» [Там же]. Демьян Фомич, который и ремесло знал, и работал «как во сне, думая о третьих лицах и вещах», решил «изменить исторический курс своего рода-племени» [Там же]. Двадцать лет он мучился и теперь почувствовал в себе силы не ремесленника, а мастера человеческой жизни: «Я хочу написать сочинение, самое умное - для правильного вождения жизни человека» [7. С. 42].
Рассказчик, увлеченный идеями Демьяна Фомича, предвкушает будущий взрыв «мозговой энергии», которая создаст новое качество жизни: «Его мысль будет необыкновенной и правдивой - столько лет скапливался и сгущался опыт и мозг стольких людей...» Но мечтам не суждено было сбыться. На следующий день рассказчик видит своего мудреца пьяным, показывающим «фокусы», веселящим толпу. Грустно и примиряюще звучат в повествовании слова о пьяных мастерах: «Я с детства знал, по отцу, что такое пьяный мастеровой человек - это невыносимо, говорят. Но я люблю пьяных людей, это искреннее племя, и пошел с Демьяном Фомичом разговор договаривать и чай пить заодно». Видно, не всем дано претворить многовековую истину о праведной жизни. Знать о ней знают, но обрести, сделать реальностью не могут. Платонов, как и во многих других своих рассказах 1920-х годов, видит причину жизненных проблем русского народа в бессознательности его существования до революции 1917 года, неосознанности целей и пути.
В рассказе «Луговые мастера» из того же цикла («Из генерального сочинения») важна не только динамика изменения крестьян деревни Гожево в плане обретения ими общего дела, но и попытка людей обрести новый смысл жизни. Название рассказа, в котором никто ни разу не будет назван мастером, рождает аллюзию на древнерусский сборник «Луг духовный», где ставятся отнюдь не материальные, а духовные проблемы. Однако у писателя труд из естественной потребности превращается в денежную нужду. Главное, как считает автор, быть мастером жизни.
В 1923-1924 годах П. П. Бажов приступает к созданию цикла очерков «Уральские были», где вспоминает о событиях своего детства и молодости конца XIX века. В этих очерках автор неоднократно обращается к «мнению народному» (по А. С. Пушкину) для определения сути тех или иных событий и фактов. Особен-
но часто это происходит при создании образов «бар», заводчиков и их управляющих. «Заводские» люди называются «мастеровыми», «мастеровщиной», так возникает образ социальной среды, в которой происходит формирование мастерового человека как определенного социального типа. Но яркими, художественно полноценными носителями идеи мастерства окажутся герои бажовских сказов более позднего времени - 1930-х годов.
У Бажова мастер, профессионал формируется и достигает высокого уровня в прошлом, и почти всегда его образ сопряжен с «тайной» силой. Это объясняется устойчивым фольклорным мотивом связи представителей таких профессий, как кузнец, плотник, мельник, гончар, с потусторонними силами (см. об этом: [9. С. 22, 220]). Уровня мастерства, по Бажову, можно добиться упорством, трудолюбием, физическими усилиями, но достичь идеала, создать то, чего до тебя никто не делал, можно только в качественно иных условиях, которые определяются метафизическими, «иного мира» требованиями и причинами. Это не каждому дано (тема избранничества реализуется и в рассказах А. Платонова).
Так кто же этот избранник судьбы у П. Бажова? По свидетельству исследователей биографии и творчества Бажова, писатель знал античную литературу и, следовательно, был знаком с античными категориями «фатум» и «рок». Другой важный вопрос для Бажова: зачем этот дар судьбы - талант и искусство? Трагизм ситуации возникает не из-за социальных причин (бедность, нужда), а от личной воли, желания героя создать нечто идеальное, изделие неземной красоты. Так родовое, общинное преодолевается героем, он стремится выйти за рамки традиционного (ремесленного) уровня и достигнуть уровня искусства. Необычность ситуации в том, что герою на этом пути необходимо пройти путь испытаний, искуса. Мотив искушения становится одним из ключевых структурных элементов сказов П. Бажова.
В цикле «Хозяйка Медной горы» Бажов пишет о прошлом, но прошлое для него не экзотика, не яркий мир чудес и фантастики, а возможность сказать о ценностях духовных.
У Платонова место действия - мастерская, депо, строительство, но и деревня; в центре внимания и крестьянский труд, и труд рабочих, машинистов, людей мастеровых. У Бажова изображен труд мастеровых, рудокопов, камнерезов и т. д., но это, как правило, бывшие крестья-
не - те, кто в прошлом выкупился и занимается ремесленным трудом, но все же чаще те, кто находится в крепи. У Бажова это данность, поэтому в таких условиях особенно важно обрести внутреннюю свободу, которая связана со сферой профессиональной, с мастерством.
У Бажова мастер - это категория прежде всего профессиональная, но в любом ремесле, по его мысли, не обойтись без этического, нравственного критерия (сказ «Горный мастер»), тем более если ты претендуешь на создание образца, идеала. И все-таки красота, по Бажову, - категория, подчиняющаяся правилам человеческой жизни, а не «тайных», «нездешних» сил или Хозяйки Медной горы.
В сказе «Каменный цветок» с первой строки задается тема и тон повествования: речь пойдет о мастерстве. «Не одни мраморски на славе были по каменному-то делу. Тоже и в наших заводах, сказывают, это мастерство имели». Бажову важно подчеркнуть повсеместность «мастерства» на Урале и в то же время - его «особицу», «различку»: «.наши больше с малахитом вожгались» [1. С. 40]. Если в сказах «Медной горы хозяйка», «Малахитовая шкатулка» слово мастер не встретилось ни разу, то в «Каменном цветке» уже в экспозиции в фольклорных традициях констатируется, что мастер Прокопьич «по этим делам первый», «лучше его никто не мог» [Там же].
В сказе «Каменный цветок» семантика многоаспектного слова «мастер» раскрывается постепенно, читатель вместе с героями проходит путь становления мастерства. Чтобы достичь истинных высот ремесла (или глубже - профессионального знания), мастеру необходимо учиться с малых лет. У П. П. Бажова старый мастер Прокопьич получал «парнишек на выучку», но дело передачи знаний, умений и навыков долго не шло: у ребятишек, которых приказчик подбирал для освоения малахитного мастерства, «глаз <.> неспособный», «рука не несет». Помимо «глаз» и «рук», необходимой составляющей кандидата в мастера должно было быть здоровье: «Что сказать, нездорово это мастерство с малахитом-то. Отрава чистая» [1. С. 41]. Таким образом, первый этап «происхождения мастера» (А. Платонов) - непременная коллизия учитель - ученик. И здесь для не подходящих под требования ни затрещина, ни подзатыльник - ничто не поможет, если ученик не чувствует камня, не осознает возможности инструмента: «Вот так и дошло дело до Данилки Недокормыша» [Там же].
Оказывается, у старого мастера есть в арсенале другой набор педагогических средств: забота, внимание, терпение и прозорливость. Понятным становится, что рукоприкладство Прокопьича - это прием контраста, выделения, подчеркивания серьезности отбора: не каждому дано стать мастером. С этого момента возникает тема избранничества, предуготов-ленности судьбы героя. Данилко постепенно, набираясь сил и здоровья, оттачивает глаз и набивает руку, осваивает ремесло.
Второй аспект семантики мастерства связан со значением «ремесленник»: «Ну, глаз у Да-нилушки верный, рука смелая, силы хватит -хорошо идет дело» [1. С. 50]; появился «новый мастер по малахитному делу» [1. С. 48]. «Новый», оказывается, еще не значит настоящий. Новый - это прежде всего «такой, как все». Данилка такого признания добивается, но хочет другого - красоты, то есть стремится стать художником, творцом, а не копиистом, не идти вслед за природой, а создавать самому: «Тут вот Данилушке дума и запала. Не нами сказано - чужое охаять мудрости немного надо, а свое придумать - не одну ночку с бока на бок повертишься».
Оказывается, творчество может мучить, искушать, и слабый человек этого искушения не выдержит. Следовательно, третий этап становления мастера требует от него быть человеком, то есть обладать определенным набором нравственных качеств. Именно поэтому П. П. Бажов проводит своего героя через целый ряд испытаний. Хозяйка Медной горы искушает Данилу по закону фольклорной традиции трижды. Эта центральная часть проблематики сказа решается с опорой на «мнение народное» (А. С. Пушкин), на народные представления о добре и зле, о правде и кривде (подробнее см.: [4]).
Подводя итог наших рассуждений, отметим, что в художественном исследовании темы мастерства у А. Платонова и П. П. Бажова наблюдается много общих подходов, но есть и принципиальные различия. Герой Платонова обретает мастерство как способность к новой жизни, которой не было до сего времени. И судя по рассказам цикла «Из генерального сочинения», родовое, цеховое, профессиональ-
ное может не иметь ключевого значения для рождения Мастера. Мастер, по Платонову, -это прежде всего новое сознание.
П. Бажов в поисках истоков мастерства ставит своего героя в ситуацию необходимости идти против профессиональных традиций, ради достижения целей вступать в «сговор» с «тайной силой» природы, но в итоге оказывается, что красота, идеал принадлежат миру людей, и если мастер не достигает совершенства, то проблема кроется в нравственной плоскости.
Список литературы
1. Бажов, П. П. Голубая змейка: Уральские сказы. Челябинск, 1970. 235 с.
2. Белая, Г. А. Закономерности стилевого развития советской прозы. М., 1977. 254 с.
3. Булгаков, М. М. Избранные соч.: в 3 т. Т.
2. М., 1997. 704 с.
4. Голованов, И. А. Структура и константы фольклорного сознания // Вестн. Тамбов. ун-та. Сер. Гуманитарные науки. 2009. Вып. 6 (74). С. 267-274.
5. Голованова, Е. И. Профессиональная языковая личность как смысловая доминанта в сказах П. П. Бажова // Бажовская энциклопедия / ред.-сост. В. В. Блажес, М. А. Литовская. Екатеринбург, 2007. С. 328-333.
6. Гришин, А. С. Тема мастерства и образ мастера в творчестве М. Булгакова и А. Платонова // Пятые Лазаревские чтения: Лики традиционной культуры : материалы междунар. науч. конф. Ч. 1. Челябинск, 2011. С. 109-113.
7. Платонов, А. Усомнившийся Макар : Рассказы 1920-х годов; Стихотворения / под ред. Н. М. Малыгиной. М., 2009. 656 с.
8. Платонов, А. Фабрика литературы : литературная критика, публицистика / сост., ком-мент. Н. В. Корниенко. М., 2011. 720 с.
9. Славянские древности : этнолингвист. слов.: в 5 т. / под общ. ред. Н. И. Толстого. Т. 3. М., 2004. 704 с.
10.Яблоков, Е. А. Homo Creator - Homo Faber - Homo Spectator (Тема «мастерства» у А. Платонова и М. Булгакова) [Электронный ресурс]. URL: http://eajablokov.ru/article17.html.
