CC BY
56
Е. В. Каргаполова
ПРОБЛЕМА СОЦИАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ В СИСТЕМЕ СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРОГО ЗНАНИЯ
С первой половины ХХ в. под влиянием функционализма одна из стержневых проблем социально-гуманитарного знания — проблема социального развития — оказалась на периферии внимания гуманитарных наук. Под социальным развитием мы будем понимать интегральный процесс, «движение через противоречия, переход в собственную противоположность, отрицание отрицания. Соответственно, социальный прогресс может осуществляться только через преодоление регресса и кризисов, а восхождение от низшего к высшему — через возвратные движения и повторение пройденного, необратимость качественных изменений — через обратимые процессы» [5, с. 5]. В западной социологии (за исключением марксистского направления) из проблемного поля теории социального развития постепенно исключались категории осознаваемого идеала, целей и критериев. Концепция социального развития была вытеснена теорией социальных изменений. Вместо понятия «социальное развитие» в системном подходе стали использоваться такие термины, как «модернизация», «глобализация».
Под модернизацией подразумевается переход от традиционного аграрного общества к обществу светскому, городскому и индустриальному. В более широком плане модернизация это «изменение, усовершенствование, отвечающее современным требованиям, вкусам» [1, с. 744]. Модернизацией, таким образом, может быть назван любой путь социального развития, по определению соответствующий менталитету, системе ценностей того общества, в котором она проходит. На этой основе у каждой общественной системы формируется свой образ современности. Необходимо отметить, что образ современного мира крайне противоречив: с одной стороны, можно верить в будущность изобилия, свободы, новейших технологий, с другой стороны, нельзя не замечать рост отчуждения, бедности, преступности, загрязнения окружающей среды.
Термин «глобализация», как отмечает М. О. Орлов, «становится наиболее употребляемым, но остается при этом и наименее проясненным» [10, с. 3]. Таким образом, актуальны разработка и уточнение категориального аппарата этого понятия, очевидна необходимость изучения сущностных, глубинных характеристик глобализации. Пока же описания глобализационных процессов носят во многом фактологический характер на уровне количественных характеристик информатизации и т. п. Кроме того, глобализация не является критерием подлинного развития многих стран, и для стран «третьего мира», а также для России оборачивается ростом нищеты, голодом, разрушением традиционного ядра культуры, утратой языка. Как отмечает В. Я.Ельмеев, «становится очевидным, что Россия превращается в желанный объект глобализма со стороны мирового капитала. Для этого имеется рыночная экономика, внедренная по советам западных монетаристов, появились крупный капитал и крупные капиталисты, почему-то называемые олигархами. Капитализация России привела не только к падению реального производства, как это происходит во всей капиталистической экономике, но и к небывалому кризису, к обнищанию большей части населения. В этих условиях было бы кощунством заявлять, что «глобализм открывает новый этап развития
© Е. В. Каргаполова, 2010
России и Евразии» (Бляхман Л. С. Псевдорыночная экономика в условиях глобализации // Проблемы современной экономики. Евразийский межрегиональный научноаналитический журнал. 2002. № 1. С. 56.) [3, с. 378]. По мнению В. Я. Ельмеева, подобный сценарий глобализации не несет России никакого нового этапа социального развития.
Необходимо отметить, что концепции модернизации и глобализации, разработанные на Западе, имеют манипулятивный характер идеологического оружия в информационной войне. Например, М. О. Орлов глобализацию определяет, с одной стороны, как «противоречивый процесс расширения, мира современной культуры, а с другой — как сужение горизонта цивилизаций, связанное со стремлением западноевропейских стран унифицировать содержание данного процесса в рамках своих потребностей» [10, с. 22]. В этих концепциях то, что названо модернизацией и глобализацией, по сути дела является вестернизацией, а точнее, американизацией, то есть копированием, заимствованием западных образцов, западной системы ценностей как единственно приемлемой и возможной. Западные критерии оценки «прогрессивности» глобальных процессов, выражающиеся в уровне информатизации и т. п., не могут быть универсальными. Таким образом, концепции модернизации и глобализации требуют доработки с точки зрения региональной, национальной, государственной специфики.
В последнее время в контексте проблемы социального развития стали употреблять термины «устойчивое развитие», «инновационное развитие». Концепция устойчивого (самоподдерживающего) развития была рекомендована для всех стран мирового сообщества на конференции ООН в Рио-де-Жанейро (1992) и встрече в верхах в Копенгагене (1995). «В специальной “Декларации по социальному развитию” говорится не об “изменениях”, а о социальном развитии, которое признается как приоритет и сейчас, и на XXI век» [5, с. 3]. В программном документе Президента Российской Федерации «О стратегии развития России до 2020 года» также говорится об инновационном сценарии в качестве основного направления развития России до 2020 г., предполагающем отход от инерционного энергосырьевого сценария.
Как отмечают В.В.Ложко и В. А. Жук, «мировой опыт показывает, что страны, осуществляющие своевременное инновационное развитие человеческого, научнотехнологического, производственного потенциала в перспективных направлениях формирования нового технологического уклада, получают новые, принципиальные конкурентные преимущества. Реализация этих преимуществ может позволить таким странам, регионам, отраслям, предприятиям обеспечить опережающий экономический рост по своим направлениям, не догоняя известных лидеров» [7, с. 2]. Вышеобозначенный подход требует переосмысления отечественных вариантов концепции «догоняющего» развития. По мнению Ю. С. Фроловой, «в соответствии с идеей “догоняющего развития” игнорировался факт принципиально иного устройства российского общества. Однако за годы реформ концепции “единых правил развития” для всех обществ и “рынка как универсального регулятора социальной структуры и процессов” на российских просторах себя дискредитировали. Стало очевидно, что нет смысла переделывать одну систему под параметры другой, если базовые принципы их строения различны» [13, с. 24].
Отказываясь от идеи «догоняющего развития», следует вернуть в проблемное поле теории социального развития в качестве идеологической составляющей концепцию социального прогресса. С одной стороны, нельзя не заметить, что исторически идея социального прогресса возникает в том случае, когда человек теряет ощущение цельности бытия, состояние внутренней гармонии, начинает ощущать разницу между су-
щим и должным, «могу» и «хочу», реальностью и мечтами. Подобное состояние становится нормой жизни обычного среднестатистического индивида. Для ученых, без сомнения, очень важен ответ на вопрос об объективных закономерностях социального развития, оценка происходящих явлений с точки зрения их прогрессивности. Но еще более важны ответы на эти вопросы для обывателя, так как они связаны с системой его жизненных, смыслообразующих ценностей. Для каждого человека важно, чтобы его жизнь не превращалась в «дурную бесконечность», необходима цель, которая поднимала бы его существование над повседневностью. В условиях секуляризации мышления, индивидуализации личностного бытия, кризиса семейных ценностей порой только в рамках концепции социального прогресса личности даются ответы на вопросы, куда идти (цель социального развития) и каким образом идти (фактор, критерии социального прогресса). В условиях секулярного мышления идея социального прогресса обладает огромным созидательным энергетическим потенциалом, связанным со стратегическим целеполаганием личности. Существование такой концепции консолидирует общество. Как отмечает П. Штомпка, «уже само по себе формирование общественного консенсуса по поводу определенных критериев прогресса (выбор большинством членов общества определенных ценностей в качестве основных) представляет своего рода фильтр, отсеивающий побочные, незначительные или случайные критерии. . . Хуже, когда отсутствует общее согласие того, что является прогрессивным» [14, с. 461]. Поэтому концепция социального прогресса должна быть частью информационной политики государства, существенной составляющей его идеологии для того, чтобы эффективно управлять населением страны, сохранять духовное и физическое здоровье нации. С этой точки зрения кризис идеи прогресса, нарастание пессимистических тенденций в обществоведческой мысли, разнообразие, психологизм и фантастичность «авторских» моделей социального прогресса могут свидетельствовать о кризисе государственных идеологий. На наш взгляд, крайне важным представляется при сохранении самой идеи прогресса пересмотреть внутреннее наполнение этой концепции, в частности вопрос о его критериях.
Необходимо подчеркнуть взаимосвязь концепции социального развития со стратегическим долговременным социальным планированием и разработкой эффективных управленческих стратегий. Стратегическое планирование, на наш взгляд, должно быть частью проблемного поля теории социального развития. Ряд современных отечественных социологов отстаивает идею необходимости планирования социального развития. Они считают, что социология не только объясняет реальное состояние общества, его норм, институтов, но и исследует законы исторического развития, управления социальными процессами [4; 8-12]. Без государственного стратегического планирования невозможно обеспечение конкурентоспособности любой формы социальной динамики. Кроме того, необходимость планирования социального развития актуализируется кризисным, рискогенным характером современного глобального мира, обусловленного экологическими и возможными техническими катаклизмами.
Интересно отметить, что пока отечественные ученые, воспринявшие идеи девелоп-ментализма, оставляют на периферии внимания идею планирования, наиболее удачные управленческие приемы, разработанные в СССР, активно применяются в западных странах. А. К. Субботин подчеркивает тот факт, что «стратегическое планирование в штате Техас осуществляется на пять лет — практика, успешно использовавшаяся в СССР в течение десятилетий и заимствованная рядом американских штатов еще в советское время. . . Стратегический план штата по инвестициям в рабочую силу детально расписывает финансируемые штатом мероприятия на период с 2005 по 2009 г.
. . . Стратегическое планирование в США в этом десятилетии окончательно изменило свои временные масштабы, охватывая теперь три десятилетия. Упомянутая система управления энергетическим хозяйством США вместе с его реконструкцией планируется на 30 лет . . . Переход от десятилетнего периода стратегического планирования, который используется в России последние два десятилетия, к тридцатилетнему назрел и требует подготовки соответствующей социальной инфраструктуры — прежде всего в сферах образования, научных исследований и административном аппарате» [12, с. 7-9].
Стратегическое планирование связано не только с локальными областями социальной системы (политикой, экономикой, культурой, наукой), но и с более масштабными проблемами — системой ценностей, и антропологическим уровнем — человека, его сущностными характеристиками, сознанием, общественными целями и идеалами. Стратегия социального развития — часть информационного кода, с помощью которого осуществляется перенос энергетического потенциала нации, реализуется его психическое, интеллектуальное и физическое здоровье. Такой информационный код помогает личности, члену данного социума устранять неопределенность по выбору действий, ведущих к достижению его целей. Такой информационный код позволяет не только достичь цели, но и осуществить целесообразный выбор действий по достижению определенной цели.
Необходимо подчеркнуть, что разработка программ социального развития невозможна без глубокого и всестороннего изучения менталитета населения, его инновационного потенциала и инновационной готовности на локальном, региональном и общегосударственном уровнях. При этом существует проблема ограничения инновационного потенциала населения порогом традиционных ценностей. В этом аспекте весьма интересным представляется опыт стран Востока, в которых инновационное развитие не только сопоставляется, но и во многом обеспечивается сохранением устойчивого ядра традиционной системы ценностей населения.
В процессе изучения менталитета населения весьма продуктивным будет обращение к анализу смыслового наполнения понятия «развитие» как ценности в обыденном массовом сознании россиян. Такой анализ путем ассоциативного эксперимента был проведен в 2001 г. в Томской области в рамках проекта «Томская инициатива»1. Выявленная в исследовании «частотка» показывает, что «развитие» у нас в стране понимается прежде всего как «учеба» (168 упоминаний) или «образование» (еще 113 упоминаний), как «наука» (160 упоминаний) и как «прогресс» (159 упоминаний). Причем, как показывает анализ кластерной структуры понятия, основные его смыслы так или иначе касаются главным образом духовной сферы и практически не затрагивают материальную (в том числе и экономику).
По удельному весу в общем массиве ассоциаций выявленные кластеры располагаются следующим образом. На первом месте находится кластер, посвященный интеллектуальному развитию и образованию (673 упоминания). Таким образом, можно констатировать, что отмечаемая в публицистике как сильная сторона нации тяга россиян к образованию на самом деле не является вымыслом. Правда, не исключено, что и в других странах развитие понимают, прежде всего, как интеллектуальный рост, обеспеченный образованием, но без проведения сравнительных исследований этот вопрос пока остается открытым.
1 Репрезентативная общеобластная выборка состояла из 1507 респондентов, квотированных по полу, возрасту, образованию и соотношению городского и сельского населения. Опрос проводился методом формализованного интервью.
На втором месте находится кластер, посвященный интеллектуальному, физическому и профессиональному самосовершенствованию (410 упоминаний). На третьем месте — кластер, объединивший общепланетарный (90 упоминаний) и государственный (304 упоминания) аспекты развития цивилизации. Четвертое место в иерархии занимает кластер духовного развития (240 упоминаний). На пятом месте — соседний с ним кластер, объединивший материальные средства такого развития (190 упоминаний). Шестое место занимает кластер, посвященный карьере (172 упоминания). Седьмое — кластер, связанный с созиданием (146 упоминаний). И, наконец, восьмое место у кластера, посвященного онтогенетическому развитию» [2].
Таким образом, при разработке программ социального развития следует учесть, что в российском менталитете развитие в первую очередь ассоциируется с интеллектуальным планом, учебой, а также с осознанием своей принадлежности к какой-либо социальной группе — профессиональной, всему человечеству, государству, то есть обусловлено коллективистскими ценностями. Духовное развитие пока еще превосходит ценности материальные, индивидуалистические.
Подобное изучение менталитета населения как основы программ социального развития подводит к идее ресурсообеспечения и ресурсосбережения в социальном развитии. Как подчеркивает В. Я. Ельмеев, «деятельность без предпосылок, без соответствующих условий (ресурсов) не может выполнять функцию созидания общества, источника его развития... Необходимо подчеркнуть, что именно условия (ресурсы) выступают детерминантом направленности деятельности, их следует ставить впереди, а не позади этой направленности» [5, с. 234].
Под ресурсами мы будем понимать триединство силы (материальная составляющая), средств (энергетическая составляющая) и времени (духовно-информационная составляющая). Следовательно, ресурсосберегающими будут называться такие технологии, в которых достижение поставленной цели, результата будет достигаться при минимальном расходе сил, энергии и времени как отдельных людей, так и нации в целом. Применение ресурсосберегающих технологий, таким образом, дает максимальный эффект развития, так как при этом обеспечивается минимальная сумма затрат при максимальном результате.
Современное российское общество обладает значительными ресурсами. Вместе с тем важно, чтобы каждый человек умел рационально их использовать. К сожалению, у многих россиян мы можем наблюдать взаимосвязанные процессы потери ориентиров целеполагания социального развития, связанных с отсутствием концепции социального развития, выстроенной в идеологическом плане. При этом даже если цель поставлена, то часто ее достижение происходит с превышение суммы затраченных ресурсов над результатами. Современный россиянин с потерей смыслообразующих ценностей, способности к стратегическому жизненному целеполаганию утрачивает и навыки ресурсосбережения. Размывание духовно-информационного плана (системы ценностей-целей) ведет к аномии, деградации морально-нравственного плана (средств к достижению целей). Неизбежным следствием этого является физическое нездоровье населения. Объективными показателями этого процесса являются превышение смертности над рождаемостью, рост числа самоубийств, увеличение затрат на рождение здорового потомства, рост хронических заболеваний, резкое «омоложение» среднего возраста болезней, присущих представителям старших поколений. «Прививка Западом», который «потерял» идеи социального прогресса и развития, на наш взгляд, усугубляет этот процесс и во многом является его причиной. При этом в Китае, например, активно внедряется ресурсосберегающая по своей сути стратегия модерни-
зации — идеология общества «малого благоденствия», «скромного достатка» (сяокан) [6, с. 332].
Подводя итоги вышеизложенному, необходимо подчеркнуть, что в проблемное поле теории социального развития, понимаемого как интегральный процесс движения через противоречие, переход общественного организма в новое качество, кроме таких классификаторов, как субъекты, факторы, модели социального развития, должны, на наш взгляд, также входить концепция социального прогресса, программы стратегического планирования и ресурсосберегающих технологий социального развития на основе изучения менталитета населения, его инновационного потенциала.
Литература
1. Большой Энциклопедический Словарь. М., 1991. 1456 с.
2. Дубов И. Г. Анализ смыслового наполнения понятий, обозначающих ценности // Базовые ценности россиян: Социальные установки. Жизненные стратегии. Символы. Мифы / отв. ред. А. В. Рябов, Е. Ш. Курбангалеева. М., 2003. С. 238-276.
3. Ельмеев В. Я. Социальная экономия труда: общие основы политической экономии. СПб, 2007. 576 с.
4. Ельмеев В. Я. «Я был и остаюсь сторонником материализма в социологии»: Интервью с профессором В. Я. Ельмеевым // Журнал социологии и социальной антропологии. 2007. Т. X. № 2 (39). С. 5-18.
5. Ельмеев В. Я., Гарюнов В. П., Мишин В. И., Мутагиров Д. З., Савкин Н. С. и др. Социология развития: современные теории и проблемы / под ред. А. О. Бороноева и В. Я. Ельмеева. СПб., 2000. 343 с.
6. Кузык Б.Н., Титаренко М. Л. Китай — Россия — 2050: Стратегия соразвития. М., 2006. 656 с.
7. Ложко В. В., Жук В. А. Инновации в стратегическом управлении социально-экономическим развитием на государственном и региональном уровнях. иИЬ: www.rkpr.inion.ru. Рег. № 100008400 (дата обращения — 23.02.2010).
8. Мартынов А. В. Формирование системной стратегии развития России: проблема координации. иИЬ: www.rkpr.inion.ru. Рег. № 100007979 (дата обращения — 24.02.2010).
9. Мезенцев С. А. О роли научно-технической интеллигенции в проектировании и строительстве ближайшего и отдаленного будущего нашей страны. иИ,Ь: www.rkpr.inion.ru. Рег. № 100007982 (дата обращения 24.02.2010).
10. Орлов М. О. Социальная динамика: философско-методологические основания дискурсивного управления в условиях глобализации: Автореф. дис. . . . докт. философ. наук. Саратов, 2009. 44 с.
11. Смирнов Б. В. Социологическая теория прогресса в российской социологии // Питирим Александрович Сорокин и современные проблемы социологии. К 120-летию со дня рождения П. А. Сорокина и 20-летию факультета социологии СПбГУ // Материалы Международной научной конференции «Первые Санкт-Петербургские социологические чтения 16-17 апреля 2009 года / отв. ред. А. О. Бороноев, Н. Г. Скворцов. В 2 т. Т. 1. СПб., 2009. С. 133-136.
12. Субботин А. К. Конкурентоспособность государственного управления и специфика долгосрочного стратегического планирования в первой четверти XXI века. иИЬ: www.rkpr.inion.ru. Рег. № 10000808 (дата обращения — 24.02.2010).
13. Фролова Ю. С. Социокультурные изменения современной российской полиэтнической провинции: Автореф. дис. ... докт. социол. наук. М., 2007. 50 с.
14. Штомпка П. Социология: Анализ современного общества. М., 2005. 664 с.
Статья поступила в редакцию 29 июня 2010 г.
