CC BY
53ФИЛОСОФСКИЕ МИРОВОЗЗРЕНИЯ
Проблема соотношения категорий «добро» и «зло» в ходе судебного разбирательства по уголовному делу
©
CJ
Васяев Александр Александрович,
кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры «Уголовно-правовые дисциплины» Московского экономического института E-mail: advokat.mgka@gmail.com.
В статье рассмотривается проблема категорий добра и зла в их взаимодействии в рамках судебного процесса. Лежащая в основе добра или зла автономия воли выступает как определенное качество человека, определяющего его самостоятельность и независимость, опираясь на способность человека идентифицировать себя и управлять своими поступками. Поэтому злым или добрым может быть признан человек, который своим целенаправленным поступком реализует в свободе выбора вектор определенного действия. В случае совершении преступления человек нарушает общественный баланс посредством причинения вреда охраняемым правом и моралью общественным интересам. В этой связи суд, обладая определенной свободой, должен определить свое место по отношению к личности подсудимого, вектор своих поступков и свое отношение к устанавливаемым фактическим обстоятельствам по делу. Проблемой может явиться высокая степень свободы суда, которая может нивелировать для него границы добра и зла, отменить пределы его нравственных оценок, что впоследствии может привести к невосполнимым нарушениям прав, свобод и законных интересов человека.
Ключевые слова: добро, зло, преступление, наказание, личность, подсудимый, суд, судебное разбирательство, этика, право.
«Добро и зло выступают в качестве нормативно-оценочных категорий и категорий этики, которые в достаточно общей форме определяют разграничение безнравственного и нравственного, предосудительного и должного в деятельности человека, его моральных качествах и отношениях» [21].
Термин «добро» определяется как: «имущество или достаток, стяжание, движимость; благо, что честно и полезно, что требует от человека долг». Термин «зло» определяется как: «худое, лихое, худо, лихо; противопол. добро» [6].
Проявления добра и зла в рамках юридической деятельности в большей степени наблюдается в ходе предварительного расследования уголовного дела, где существуют предпосылки их возникновения. Тем не менее, они прямо или косвенно проявляются, но в меньшей степени, и в ходе самого судебного разбирательства по уголовному делу, что актуализирует их философско-правовое осмысление.
В целом, существующая проблема определения в этике понятий зла и добра актуальна, среди прочего, и тем, что в рамках судебного процесса допускается известная свободная трактовка данных категорий с большой долей субъективизма.
Основная сложность здесь заключается одновременно, в некой «очевидности» и «всеобщности» исследуемых категорий. На особую трактовку понятия «добро» в этике указывал Р.Г. Апресян, для которого оно выступает и поступком, и качеством человека, характером человеческих отношений, общественным укладом и оценкой этого всего моральным сознанием [1]. Другими исследователями указывается на принципиальную невозможность определения данного понятия. Л.Н. Толстой, со своей стороны, указывал: «добро есть то, что никем не может быть определено, но что определяет все остальное» [20].
Для уголовного процесса значимым является подход, выработанный В.С. Соловьевым, для которого основным стало «понятие абсолютного добра, которому свойственно добро безусловное, которое не зависит от конкретного поведения и соотносится с понятием истины, в стремлении к жизни, сообразной добру требуется знание его подлинной сущности. Но наряду с этим мы хотим просто знать, знать истину ради нее самой» [19].
Идея абсолютности добра, развивается С.Н. Булгаковым, у которого « добро есть только
благо, и все, что не благо, не есть...» [3]. Содержанию конечной цели любого бытия свойственна идея блага. При этом идея блага выступает как высшая жизненная ценность и основание нравственной культуры. Поэтому она предстает в качестве жизненной силы, обеспечивающей автономию человека, которая предполагает возможность самостоятельного и свободного выбора им своих поступков. Человек объективно не ограничен в своих действиях, если он исходит из традиционных, принятых в конкретном обществе требований и норм, а его поведение обуславливается рациональностью и осмысленностью его выбора. Поэтому добром называется все, что возвышает человека, а ко злу относится все, что принижает его, наносит вред личности. Здесь мы отметим, что суд, в отличии от адвоката осуществляющего защиту в рамках судебного следствия, исходит именно из «фикции» абсолютности добра, в то время как в адвокатской деятельности «виды» добра зачастую сталикиваются друг с другом.
В свою очередь у И.А. Ильина «происходит отождествление нравственного и морального с добром, а аморального и безнравственного -со злом, которое начинается с началом человека, где «.человеческий душевно-духовный мир - это истинное местонахождение добра и зла»» [10].
Как уточнение природы добра и зла следует принять утверждение Н.О. Лосского относительно того, что в «отличие от Абсолютного Добра зло не первично и несамостоятельно» [15]. «Злом», в данном случае выступает деянием, в то время как «добром» может быть и не совершение определенного рода действий, что вполне согласуется с наиболее часто встречающейся юридической трактовкой того и другого. При этом если норма права выделяет «преступное бездействие», в рамках судебной практики зло, пожалуй в 9 из 10 случаев - это деяние.
Добро и зло - противоположные категории, которые взаимно отрицают друг друга, но при этом неотделимы друг от друга. Что предполагает борьбу двух самостоятельных, противоположных друг другу субстанций, но в процессе этого действия помогает им взаимоопределиться.
«Добро и зло выступают не структурными компонентами, а «функциональными характеристиками» личности, которые проявляются в конкретных отношениях и действиях, направленных на другую личность. Такой подход привлекателен тем, что он снимает вопрос о «врожденности» или «приобре-тенности» добра и зла, «заданности» или «неза-данности» их взаимного соотношения в человеке. Добро и зло выявляются только через отношение одной личности к другой, а этическое деяние существует только в отношении к человеку как личности, отношение к вещам есть лишь действие. Доброе дело представет осознанным и свободным действием, которое соответствует как долгу, так и моральному закону, и направлено на достижение высшего Блага, сделанного по совести, а не по принуждению, искренне и от души, беско-
рыстно, во имя собственно добра и достижения блага другими» [17].
Лежащая в основе добра или зла автономия воли выступает как определенное качество человека, определяющего его самостоятельность и независимость, опираясь на способность человека идентифицировать себя и управлять своими поступками. Отсутствие автономии у человека является следствием его неспособности к самоконтролю по причине его нездоровья или в силу недостаточной социализации, т.е. во многих случаях самостоятельность его выбора ограничена объективно (например, законом) или субъективно (простое отсутствие знания). Именно в таких случаях возникает проблема ответственности за поступки, которая при этом не может быть полностью возложена на человека. Собственно поэтому, государство возлагает на свои институты, в том числе и суд, часть этой ответственности.
На практике абсолютной автономии не существует в силу наличия моральных правил и ограничений, которые существуют независимо от воли человека и контролироваться им не могут. Эти правила и ограничения в том или ином виде позволяют регулировать поведение человека при наличии привычной и часто встречающейся ему ситуации, проявляясь в стандартных, обычных действиях, порой в «автоматическом» режиме, по причине отсутствия возможности осмыслить и проработать различные варианты необходимого выбора.
По мнению И.А. Ильина автономия воли позволяет человеку самостоятельно воспринимать сущность добра и зла, пределы права и переход к обязанности, строго индивидуально принимать решения и, соответственно, поступать согласно своему решению, принимая при этом на себя весь груз ответственности за его поступки. В случае же совершения ошибочных действий мужественно признавать свою вину без предъявления каких-либо оправданий и без унижения себя малодушной ложью [12]. Исходя из этого, автономия, достоинство, взаимное уважение и доверие выступают нравственным основанием возникающего правоотношения в ходе судебного разбирательства.
В общественном и индивидуальном сознании разумное и нравственное как существовать, так и действовать раздельно не могут. Истина и добро не могут быть определены вне пределов поля разумного. Признавая взаимосвязь добра и нравственной деятельности, следует указать на неотделимость последней от разума благодаря чему добро становится для личности не просто идеей, а конкретной разумно-нравственной деятельностью сознания.
Общепризнано, что «зло представляет собой обратную сторону добра. Добро не связано с чем-либо и не зависит от чего-либо. При этом оно не признается высшим благом. По своей сути личность не является ни злой, ни доброй. Этическая сущность личности предполагает возможность реализации и добра и зла. Но этически ценным может быть признан только поступок, благо-
сз о
о Л о
о сз о в
даря которому предпочтение было отдано добру, а не злу. Поэтому злым или добрым может быть признан человек, который своим целенаправленным поступком реализует в свободе выбора вектор определенного действия при определенных обстоятельствах» [4]. Главной задачей в судебном разбирательстве является формирование судом нравственного выбора, на основе некоего идеологического или подсознательного определения что есть «добро» в каждом конкретном случае.
Объективно, любой злой поступок, каким может быть признано преступление, признается плохим, но с субъективных позиций, речь может идти о сравнении большего или меньшего уровня негативных последствий, большем или меньшем ущербе, который нанесен этим поступком окружающим.
Г.В. Лейбниц выделяет три уровня понимания зла, которые могут отражаться на метафизическом, физическом и моральном уровнях. На метафизическом уровне зло определяется простым несовершенством, на физическом зло проявляется в страдании и на моральном - в грехе [14]. Исходя из этого следует признать тройственную природу зла, присущего преступлению и совершившему его человеку: во-первых, это моральное зло, которое проявляется в порочности и греховности; во-вторых, это физическое зло, которое проявляется в боли и страданиях и, в-третьих, зло несправедливости, проявляющееся в несправедливости миропорядка и невинности страданий.
Каждый человек, его поступок или явление предполагают возможность выявления в них как зла, так и добра. В этой связи проведение искусственной границы между добром и злом уже само по себе не имеет позитивного характера, так как позволяет сузить возможность трактовки личности, поступка. Особое значение это приобретает в ходе судебного разбирательства, так как не позволяет определить истинность их оценки. Другим особым моментом выступает наличие некоей путаницы в понимании морального и физического зла. И существует потребность выявления и обоснования роли каждого из зол, их причин и способов исцеления от них.
Сложность взаимодействия добра и зла достаточно четко была определена Н.А. Бердяевым, «согласно которому в данных отношениях присутствует экзистенциальная диалектика, на основе которой может происходить перерождение добра в зло и зло способно переродиться в добро» [2]. Учитывая, что для Н.А. Бердяева важна сама онтология добра, для него актуальной стала задача разделить онтологически чистое добро и человеческие представления о добре и зле. Учитывая, что добро есть противоположность зла, то определение действительного состояния и его оценки зависит от понимания е добра как сущности. Как отмечает А.Л. Скрипник, s зло представляется в качестве как бы распавшего-й ся добра, которое потеряло и цельность и меру [18]. еЗ В конечном итоге и судебное разбирательство мы ¡в можем рассмотреть как некий процесс «восстанов-
ления» последствий этого распада, через создание новой «конструкции добра».
Таким образом, если добро делает человека цельным, то зло стремится разрушить его. Зло характеризуется определённым уходом от первоначального состояния гармонии, при этом создавая существенные препоны к возвращению в состояние баланса. Представленный перед судом подсудимый обвиняется в нарушении общественного баланса посредством причинения вреда охраняемым правом и моралью общественным интересам. В этой связи суд, обладая определенной свободой, должен определить свое место по отношению к личности подсудимого, вектор своих поступков и свое отношение к устанавливаемым фактическим обстоятельствам уголовного дела. Проблемой может явиться как раз высокая степень свободы суда, которая может нивелировать для него границы добра и зла, отменить пределы его нравственных оценок, что впоследствии может привести к существенным последствиям для конкретных субъектов, правопорядка, и т.д., иначе говоря, некоего условного «всеобщего добра».
Особенно актуальным в данной связи представляется проблема сокрытия подсудимым возможного совершения им условного «зла». Признание в совершении преступления является свидетельством признания власти и силы как морали, так и закона. Иначе говоря, закон здесь становится «добром». Как было указано Дюркгеймом: «Если мы требуем наказания за преступление, то не потому, что хотим мстить лично за себя; мы мстим за нечто священное, что мы ощущаем более или менее смутно вне и над нами» [8].
Довольно часто установка «на добро» лежит в основе смысла жизни человека. Эта категория «длящаяся». В свою очередь, следует признать ситуативность зла, которое исходит из конкретной ситуации, имеет определённую мотивацию и является определенной реакцией на те или иные обстоятельства. Это может проявиться в ограничении прав участников судебного разбирательства, необоснованному ограничению свободы подсудимого, установлении чрезмерного наказания подсудимому и многое другое. В данном случае, понятия «добро» и «зло» смешиваются. Критерием их разграничения служит общеправовой принцип справедливости.
Необходимо отметить, что «зло» менее размытая дефиниция по сравнению с «добром». При этом оно, согласно М.К. Мамардашвили, не может совершаться без легитимации с помощью «добра»: «...злой человек фактически никогда не чувствует себя злым. Он всегда в своем мире преследует какую-то истину. И сила зла всегда есть сила преследуемой внутри зла истины» [16].
Необходимо учитывать и то, что в рамках судебного следствия было бы известным упрощением сводить существующие в нем отношения к противостоянию «добра» и «зла». Например, как подчеркивал Ф.М. Достоевский, «преступнику свойственные редкие раскаяния в связи с утверждени-
ем благодаря современным учениям его в мысли относительно того, что его преступление таковым не является и что это всего лишь восстание против несправедливости угнетающей его силы» [7]. Кроме того, мы не можем не упомянуть и проблему не правовых законов - в этом случае «добро» и «зло» фактически меняются местами, что делает как отношения между ними, так и этический выбор субъекта исключительно сложным.
С идеалистических позиций, любой конфликт между людьми, в том числе и протекающий в рамках судебного заседания - будь то, собственно правовой конфликт или человеческий (например, между обвиняемым и обвинителем), целью которое является моральный или физический вред человеку, есть зло. В рамках конфликта сущность выстраивается в искусственную, определенную и непротиворечивую систему, элементы которой имеют взаимосвязь и некую дисциплину внутренних отношений. Поэтому можно говорить о ее устойчивости и отсутствии возможностей внутренних конфликтов - обе противостоящие друг другу категории - и «добро» и «зло» становятся устойчивыми.
С.Л. Франком указывалось на то, что сами попытки объяснить зло представляют собой попытки его обоснования и, более того, оправдания зла [9]. Следует отметить правоту С.Л. Франка относительно того, что попытки «обосновать» зло уже предполагало бы его оправдание. Прежде всего это происходит тогда, когда суд вышестоящей инстанции игнорирует выявленные существенные нарушения закона допущенные в ходе судебного разбирательства.
Таким образом, в рамках судебного разбирательства уголовного дела этической данностью становится понимание наличия у человека возможности быть как, условно «злым», так и «добрым». В жизненной стратегии индивида априори отсутствуют иные возможности обретения и защиты собственной свободы кроме выбора между злом и добром. В этой связи зло не может быть самоцелью, а преодоление зла есть, одновременно, и правильный этический выбор, и выбор социально одобряемый, и выбор, соответствующий закону. В этой связи оценка любых сведений судом должна быть построена с позиций максимизации добра как принципа.
Следует понимать, что с целью предотвращения ошибочных суждений, при стремлении человека к условному «добру» ему требуется опора на определенные средства, имеющие моральную природу для того, чтобы обеспечить «беспрепятственное проявление» добра. В случае отсутствия таких средств особая роль принадлежит субъективным критериям разграничения добра и зла.
Элементы зла не могут восприниматься как нечто внешнее, навязанное человеку, не имеющее отношения к его внутреннему миру. В основе различения человеком категорий добра и зла лежат некие оценки и символы, которые были созданы общественными требованиями и законами:
«Глубина жизни совсем не «добрая» и не «злая», не «нравственная» и не «безнравственная», она лишь символизуется так, лишь обозначается по категориям этого мира» [9].
В судебном процессе отклонение от баланса частных и публичных интересов не может быть воспринято как безусловное добро или зло. Данные отклонения позволяют корректировать возникающие ценностные оценки, обеспечивая единый подход в анализе определенных событий. В этой связи как условие надлежащей борьбы со злом согласно позиции И.А. Ильина, выступает необходимость правильного восприятия зла, которое не должно переходить в принятие его или одобрение [11]. Поэтому выделение двух взаимоисключающих стратегий борьбы со злом позволяет суду выбирать как правовые, так и не правовые механизмы, предполагающие возможность применять принуждение в случаях отсутствия иных возможностей предотвращения проявлений зла, так и предупредительные меры, не предполагающие использование определенных форм принуждения. Каждая их этих стратегий предполагает наличие концептуально обоснованных аргументов.
Повседневная жизнидеятельность предполагает возможность деления поступков людей на плохие и хорошие, на требующие наказания или поощрения, на подлежащие осуждению или одобрению. В случае же неделимости добра или зла, недостаточно четкого их различия, указанные категории оказываются несостоятельными.
Само существование категорий добра и зла зачастую не признается в качестве элемента объективной реальности. Данные понятия трактуются в субъективном смысле - как представления человека о чем-либо, его оценки, которые находятся в сильной зависимости от субъективной точки зрения. Соответственно, из подобного подхода вытекает и проблема правил, определяющих нахождение границы между добром и злом собственно судом. Данные правила должны быть четкими и понятными, едиными и простыми. Суд, как орган государственной власти, должен априори исходить из существования исследуемых категорий в рамках, как минимум, сознания социума.
Не определив отношения к добру и злу, как суд, так и иные участники судебного разбирательства, будут постоянно сталкиваться с сомнениями в правильности своих действий и выбранной стратегии.
Очевидно, что субъект права может являться носителем как добра, так и зла. С другой стороны, «нравственное совершенствование - это процесс, позволяющий актуализировать добро в человеке. По своей сути идея добра есть принцип, который не обладает определенным содержанием и, соответственно, не может быть воспринят человеком непосредственно» [13]. В данном случае требуется ее признание и осмысление как некоего положительного факта.
Принуждение, как правовая категория, является одной из форм проявления насилия, которое
сэ о
о Л о
о
сз
о в
в u
как и зло не принадлежат к нравственно одобряемым категориям. Согласно определению А.А. Гусейнова, «под насилием подразумевается «узурпация свободной воли», которая выступает и как разумное в человеке, и как определенная «субстанция» морали. При подобном подходе насилие ни при каких условиях не подлежит включению в пространство разума и морали» [5].
Следует сделать вывод о том, что категории «добро» и «зло» в ходе судебного разбирательства, будучи идеологически и семантически противостоящими друг другу, тем не менее, находятся в более сложной взаимосвязи, чем та, которую можно выразить через дефиницию «противостояние». Прежде всего, отметим, что данные категории не определены законодательно. Отнесение к ним, а равно констатация как «добра» или «зла» определенных поступков человека зависит не только от судейского усмотрения, «буквы закона» или особенностей применения правовых норм. Само существование категории «не правовой закон» априори смешивает очевидные на первый взгляд, отношения между «добром» и «злом» в рамках судебного процесса, осложняя процесс этического выбора субъектов права.
Тем не менее, исследуемые категории, как показал ряд вышеизложенных примеров, должны присутствовать, прежде всего, в сознании правоприменителя - в данном случае, суда, которое со своей стороны оказывает решающее значение на формирование внутреннего убеждения суда по делу. Именно они определяют ход и тактику судебного разбирательства на всех его стадиях. Данный факт представляет собой, в определенном смысле, существенную проблему, по причине того, что категории, которые априори не могут быть определены с достаточной точностью, тем не менее, являются этическим и идеологическим вектором в ходе процесса реализации права. Это, на наш взгляд, актуализирует необходимость как «этизации» непосредственно уголовно-процессуального законодательства, так и необходимость регулярного этического обучения профессиональных субъектов судебной, правоохранительной и правозащитной деятельности.
Литература
1. Апресян Р.Г. Постижение добра / Р. Апресян. -М.: Мол. гвардия, 1986. С. 5-6.
2. Бердяев Н.А. Зло // Этика. 1992. № 1. С. 46.
3. Булгаков С.Н. Свет Невечерний: Созерцания и умозрения / С.Н. Булгаков; [Подгот. текста и коммент. В.В. Сапова; Послесл. К.М. Долгова]. - М.: Республика, 1994. С. 229.
4. Валеева Г.В. Проблема теодицеи в русской религиозной философии конца XIX - начала XX вв. / Г.В. Валеева; Тульский гос. пед. ун-т им. Л.Н. Толстого // Научные ведомости БелГУ. Сер. Философия. Социология. Право. 2010. № 2(73), вып.11. С. 146-154.
5. Гусейнов А.А. Этика ненасилия // Вопросы философии. 1992. № 3. С. 72.
6. Даль В.И. Толковый словарь русского языка: современная версия / Владимир Даль; [авторство версии, обраб. текста Е. Грушко, Ю. Медведев]. - Москва: Эксмо, 2006. С. 212.
7. Достоевский Ф.М. Собрание сочинений: в 12 томах / Ф.М. Достоевский; [под общ. ред. Г.М. Фридлендера и М.Б. Храпченко; сост., авт. вступ. ст. Г. Фридлендер; ил. И.С. Глазунова]. - Москва: Правда, Т. 11: Братья Карамазовы: роман в четырех частях с эпилогом: ч. 1-3. - 1982. С. 76.
8. Дюркгейм Э. О разделении общественного труда; Метод социологии: [перевод с французского] / Эмиль Дюркгейм; изд. подгот. А. Б. Гофман; [примеч. В.В. Сапова]. - Москва: Наука,
1991. С. 99.
9. Зеньковский В.В. История русской философии: [В 2 т.] / В.В. Зеньковский. - М.: АСТ; Ростов н/Д: Феникс, 1999. Т. 2. С. 173.
10. Ильин И.А. Путь к очевидности / И.А. Ильин; [Послесл. В.И. Кураева; Примеч. Р.К. Медведевой]. - М.: Республика, 1993. С. 13.
11. Ильин И.А. О сопротивлении злу силою / И.А. Ильин. Pro et Contra: полемика вокруг идей И.А. Ильина о сопротивлении злу силою. - Москва: Айрис-пресс, 2007. С. 271.
12. Ильин И.А. Теория права и государства / И.А. Ильин; под ред. и с биогр. очерком
B.А. Томсинова. - Изд. 2-е, доп. - Москва: Зер-цало-М, 2014. С. 318.
13. Ковалева С.В., Мастеров Д.В. О понимании добро в философии Вл. Соловьева // Теория и практика общественного развития. 2012. № 12. С. 19-25.
14. Лейбниц Г.В Опыты теодицеи // Сочинения: в 4 т. / [редкол.: Б.Э. Быховский, Г.Г. Майоров, И.С. Нарский и др.]. - Москва: Мысль, 1984.
C. 134.
15. Лосский Н.О. Бог и мировое зло: [Религи-оз.-филос. и этич. тр.] / Н.О. Лосский; [Сост. А. Полякова и др.]. - М.: Терра - кн. клуб: Респ., 1999. С. 346.
16. Мамардашвили М.К. Психологическая топология пути: М. Пруст «В поисках утраченного времени»: [лекции] / Мераб Мамардашвили. -Санкт-Петербург: Изд-во Рус. христиан. гуманитар. ин-та: Журн. «Нева», 1997. С. 94.
17. Рубинштейн С.Л. О философской системе Г. Когена // Историко-философский ежегод-ник-92. М.: Наука, 1994. С. 252-253.
18. Скрипник А.Л. Моральное зло в истории этики и культуры / А.П. Скрипник. - М.: Политиздат,
1992. С.250.
19. Соловьев В.С. Сочинения: в двух томах / Владимир Сергеевич Соловьев; [общ. ред. и сост. А.Ф. Лосева и А.В. Гулыги; примеч. С.Л. Крав-ца и др.]. - Москва: Мысль, 1989. Т. 2. С. 759.
20. Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений / под общ. ред. В.Г. Черткова. Т. 39-40: [Статьи,
1893-1898. Произведения 1886, 1903-1909 / предисл. С.М. Брейтбурга]. - 1992. С. 3-26. 21. Философский энциклопедический словарь / [Подготовили А.Л. Грекулова и др.]; Редкол.: С.С. Аверинцев и др. - 2-е изд. - М.: Сов. энци-кл., 1989. С. 178.
THE PROBLEM OF THE CORRELATION OF THE CATEGORIES «GOOD» AND «EVIL» DURING THE TRIAL ON CRIMINAL CASE
Vasyaev A.A.
Moscow Economic Institute
The article deals with the problem of the categories of good and evil in their interaction within the framework of the trial. The autonomy of the will underlying good or evil acts as a certain quality of a person that determines his independence and independence, based on the ability of a person to identify himself and control his actions. Therefore, a person who, by his purposeful act, realizes in freedom of choice the vector of a certain action under certain circumstances, can be recognized as evil or good. In the case of a crime, a person violates the social balance by harming the public interests protected by law and morality. In this regard, the court, having a certain freedom, must determine its place in relation to the personality of the defendant, the vector of its actions and its attitude to the established factual circumstances in the case. The problem may be a high degree of freedom of the court, which can level the boundaries of good and evil for it, cancel the limits of its moral assessments, which subsequently can lead to irreparable violations of the rights, freedoms and legitimate interests of a person.
Keywords: good, evil, crime, punishment, personality, defendant, court, trial, ethics, law.
References
1. Apresyan R.G. Comprehension of goodness / R. Apresyan. -M.: Mol. guard, 1986. S. 5-6.
2. Berdyaev N.A. Evil // Ethics. 1992. No. 1. S. 46.
3. Bulgakov S.N. Non-Evening Light: Contemplation and Speculation / S.N. Bulgakov; [Prepar. text and comments. V.V. Sapova; Afterword K.M. Dolgova]. - M.: Respublika, 1994. S. 229.
4. Valeeva G.V. The problem of theodicy in Russian religious philosophy of the late XIX - early XX centuries. / G.V. Valeeva; Tula state. ped. un-t im. L.N. Tolstoy // Scientific Bulletin of BelSU. Ser. Philosophy. Sociology. Right. 2010. No. 2(73), issue 11. pp. 146-154.
5. Guseynov A.A. Ethics of non-violence // Questions of Philosophy. 1992. No. 3. S. 72.
6.
7.
9.
10,
11
12,
13.
14,
15,
16
17.
18,
19
20
21
Dal V.I. Explanatory dictionary of the Russian language: modern version / Vladimir Dal; [authorship of the version, rev. text by E. Grushko, Yu. Medvedev]. - Moscow: Eksmo, 2006. S. 212. Dostoevsky F.M. Collected works: in 12 volumes / F.M. Dosto-evsky; [under common ed. G.M. Friedlander and M.B. Khrap-chenko; comp., auth. intro. Art. G. Friedlander; ill. I.S. Glazu-nov]. - Moscow: Pravda, T. 11: The Brothers Karamazov: a novel in four parts with an epilogue: parts 1-3. - 1982. S. 76. Durkheim E. On the division of social labor; Method of Sociology: [translated from French] / Emile Durkheim; ed. prepared A.B. Gofman; [note V.V. Sapova]. - Moscow: Nauka, 1991. S. 99.
Zenkovsky V.V. History of Russian Philosophy: [In 2 volumes] / V.V. Zenkovsky. - M.: AST; Rostov n / a: Phoenix, 1999. T. 2. S. 173.
Ilyin I.A. Path to evidence / I.A. Ilyin; [Post. V.I. Kuraeva; Note.
R.K. Medvedeva]. - M.: Respublika, 1993. S. 13.
Ilyin I.A. On resistance to evil by force / I.A. Ilyin. Pro et Contra:
controversy around the ideas of I.A. Ilyin about resistance to evil
by force. - Moscow: Iris-press, 2007. S. 271.
Ilyin I.A. Theory of Law and State / I.A. Ilyin; ed. and with biogr.
essay by V.A. Tomsinov. - Ed. 2nd, add. - Moscow: Zertsalo-M,
2014. S. 318.
Kovaleva S.V., Masterov D.V. On the understanding of goodness in the philosophy of Vl. Solovieva // Theory and practice of social development. 2012. No. 12. S. 19-25. Leibniz G.V. Experiences of theodicy // Works: in 4 volumes / [editor: B.E. Bykhovsky, G.G. Mayorov, I.S. Narsky and others]. - Moscow: Thought, 1984. S. 134. Lossky N.O. God and world evil: [Religios.-philos. and ethical tr.] / N.O. Lossky; [Comp. A. Polyakova and others]. - M .: Terra - book. club: Resp., 1999. S. 346.
Mamardashvili M.K. Psychological topology of the path: M. Proust "In Search of Lost Time": [lectures] / Merab Mamar-dashvili. - St. Petersburg: Publishing House Rus. Christian. humanitarian. in-ta: Zhurn. "Neva", 1997. S. 94. Rubinstein S.L. On the philosophical system of G. Cohen // Historical and Philosophical Yearbook 92. M .: Nauka, 1994. P. 252-253.
Skripnik A.L. Moral evil in the history of ethics and culture / A.P. Skripnik. - M.: Politizdat, 1992. S. 250. Soloviev V.S. Compositions: in two volumes / Vladimir Ser-geevich Solovyov; [gen. ed. and comp. A.F. Losev and A.V. Gu-lygi; note S.L. Kravets and others]. - Moscow: Thought, 1989. T. 2. S. 759.
Tolstoy L.N. Complete Works / ed. ed. V.G. Chertkov. T. 3940: [Articles, 1893-1898. Works 1886, 1903-1909 / foreword. S.M. Breitburg]. - 1992. S. 3-26.
Philosophical Encyclopedic Dictionary / [Prepared by A.L. Grekulova and others]; Editorial staff: S.S. Averintsev and others - 2nd ed. - M.: Sov. Encycl., 1989. P. 178.
C3
о
о Л о
о сз о в
