УДК 316.77 ББК 76.129.77 К 58
Кожанова В.Ю. Проблема рецепции медиатекста как фактор взаимодействия автора и читателя Аннотация:
В статье рассматриваются идеи рецептивной эстетики, в частности, теория создания образа идеального читателя, вступающего в диалог с автором. Исходя из определений читателя, как главного реципиента любого литературного произведения, формулируются проблемные зоны рецепции медиатекста, как главенствующего фактора взаимодействия автора и читателя.
Ключевые слова:
Рецепция, рецептивная эстетика, горизонт ожидания, автор, идеальный читатель, коммуникация, коммуникатор, медиатекст.
Kozhanova V.Yu. The problem of media text's reception as the factor of interaction of the author and the reader
Abstract:
The paper discusses the ideas of receptive aesthetics, in particular the theory of the creation of an image of the ideal reader who enters into a dialogue with the author. Proceeding from definitions of the reader as the main recipient of any literary work, the paper formulates the basic problems of reception of the media text as the principal factor of interaction of the author and the reader.
Keywords:
The reception, receptive aesthetics, the author, waiting horizon, an ideal reader, the communication, the communicator, the media text.
В последнее время мы можем наблюдать усиление коммуникации автора (журналиста) с социумом (то есть читателем) и, соответственно, изменение интерпретаций большинства медиатекстов. Отдельно стоит проблема взаимодействия автора и читателя медиатекста.
Смещение интересов исследователей от автора и текста к фигуре читателя, имевшее место в 60-х годах 20 века и длящееся по сей день, ознаменовало смену интерпретативных парадигм в западном литературоведении, а также эстетике, семиопрагматике и кинотеории. «Рождение читателя» обозначило кризис структурализма, а также американской «новой критики» и переход к постструктуралистской (постмодернистской, деконструктивистской) парадигме текстуального анализа. На протяжении многих веков проблема читателя занимала незначительное место в просветительских теориях однонаправленного воздействия автора и его произведения на реципиента. Проблема читателя, как адресата литературного произведения оставалась неизученной вплоть до 1960-х годов. Идея взаимодействия автора и читателя, как равных коммуникаторов, оказалась одной из центральных идей рецептивной эстетики.
В теоретических учениях рецептивной эстетики одной из разрабатываемых идей была идея о взаимодействии автора и читателя, что привело к возникновению так называемого «горизонта ожидания», понятия, введенного одним из основателей рецептивной эстетики Г. Ясуссом. Горизонт ожидания - это комплекс эстетических, социально-политических, психологических представлений, определяющих отношение читателя к произведению, обуславливающий как характер воздействия произведения на общество, так и его
восприятие обществом. Горизонт ожидания - это то, чего ждет читатель от произведения, художественного или журналистского. Согласно идеям рецептивной эстетики, любое художественное произведение не равно себе. Его текст не меняется, но смысл изменчив. Сам смысл - это результат взаимодействия опыта читателя и автора. Восприятие произведения идет в режиме диалога читателя и текста. Автор сосредотачивает и запечатлевает в тексте свой жизненный опыт, идеи, которые он хочет выразить сталкивает их с жизненным опытом реципиента. Смысл произведения рождается в акте рецепции, то есть восприятии, он исторически изменчив, зависит от эпохи, социокультурной обстановки общества и индивидуальности воспринимающего. Опыт читателя имеет три важнейшие характеристики: историческую, групповую и индивидуальную, ими и определяется не только смысл, но и онтологический статус произведения (его социальное положение, бытие в обществе, последствия воздействия его не только на конкретного читателя, но и на общество в целом) [1: 295 - 296].
В рецептивной эстетике сложилось три типа трактовки художественного произведения. Первый предложен классической эстетикой: произведение равно самому себе, его онтологический статус неизменен, художественное восприятие более или менее точно воспроизводит заключенное в произведении неизменное содержание, постигает заданный смысл.
Второй тип предложен современной рецептивной эстетикой (констанская школа): произведение не равно себе, оно исторически подвижно, его смысл по-разному раскрывается в зависимости от характера диалога текста с исторически меняющимся типом читателя. Восприятие реципиента имеет историческую, групповую, индивидуальную, индивидуальновозрастную и ситуационную обусловленность. Сама онтология художественного произведения становится исторической.
Третий тип решения, предлагаемый современными теоретиками рецептивной эстетики, подчеркивает границы вариативности смысла произведения. Несмотря на то, что произведение не равно себе, его смысл может быть исторически изменчивым благодаря своеобразному «диалогу» текста и читателя. Изменчивость смысла произведения определяется индивидуальным, групповым опытом читателя. Но не всякое прочтение текста аутентично. В тексте содержится устойчивая программа ценностных ориентаций и смысла. Эта программа при широкой вариативности ее усвоения инвариантна и обеспечивает подвижное, меняющееся в зависимости от типа реципиента прочтение произведения.
Читатель - адресат текста, реципиент, то есть субъект восприятия (понимания, интерпретации, осмысления или конструирования - в зависимости от подхода) его семантики, субъект чтения. Рецептивная эстетика и литературная семиотика (прагматика) 1970-х не только углубили представления о способах и процедурах анализа рецептивной ситуации, но и прояснили общую перспективу теории читательских ответов. Рецептивный подход по отношению к читателю заключается в том, что значение сообщения ставится в зависимость от интерпретативных предпочтений реципиента: даже наиболее простое сообщение, высказанное в процессе обыденного коммуникативного акта, опирается на восприятие адресата, и это восприятие некоторым образом детерминировано контекстом (при этом контекст может быть интертекстуальным, интратекстуальным и экстратекстуальным, и речь идет не только о рецепции литературных текстов, но также и любых других форм сообщений).
«Странствующая точка зрения» (понятие, введенное Вольфганом Изером), читателя по отношению к любому тексту зависит как от индивидуально-психологических, так и от социально-исторических характеристик читателя. В выборе точки зрения читатель свободен не полностью, так как ее формирование определяется также и текстом [2: 67].
Исследование диалектики отношений между автором и читателем, отправителем и получателем породило множество семиотических или экстратекстуальных нарраторов, субъектов высказывания, фокализаторов, голосов, метанарраторов. Фактически каждый теоретик предлагал свою классификацию различных типов читателя, среди которых можно
выделить, например, «метачитателя», «архичитателя действительного, властного, когерентного, компетентного», «идеального», «образцового», «подразумеваемого», «программируемого», «виртуального», «реального», «сопротивляющегося» и даже читателя «нулевой степени» [2: 79].
Классическая теория рецептивной эстетики подготовила почву для современных дебатов, обозначив проблему интерпретации как попытку найти в тексте или то, что желал сказать автор, или то, что текст сообщает независимо от авторских намерений - в обоих случаях речь идет об «открытии» текста. Эко, Изер, Риффатерр, Яусс и другие теоретики, обосновавшие роль читателя, сознательно не разделяли ни идеологию, ни теоретические взгляды психоаналитических, феминистских и социологических теорий читателя, а также концепции исторической рецепции визуального или литературного текста.
Рецептивная эстетика направлена на описание исторических условий, накладывающих отпечаток на восприятие литературы читателями той или иной эпохи. С точки зрения рецептивной эстетики, литература становится инструментом для воссоздания прошлого, поэтому подобное исследование, прежде всего, нуждается в герменевтическом, социологическом и историческом методах. В конечном итоге, рецептивная эстетика видит свою цель в том, чтобы реконструировать понимание текста в прошлом и тем самым заложить основы научной дисциплины, которую можно было бы назвать исторической семантикой литературы [2: 85].
Проблема «образцового», «абстрактного», «идеального» читателя в рецептивной эстетике, семиотике и текстуальном анализе в целом противостоит, или, точнее, предшествует идее читательской аудитории как разнородной, гетерогенной, всегда конкретной и незамкнутой группе людей, границы и постоянная характеристика которой не существуют.
Реальность «образцового читателя» задается текстом, но не классовыми, политическими, этническими, гендерными, антропологическими и другими признаками идентификации. Здесь читатель способен обнаружить в своей памяти и соединить в безграничном гипертексте весь текстуальный универсум. Его единственной связью с миром является культурная традиция, а единственной жизненной функцией - функция интерпретации. «Идеальный читатель» может быть понят так же, как категория историческая: каждый текст, программирующий своего интерпретатора, предполагает наличие у реципиента определенной текстуальной компетенции и общность контекста коммуникации. Именно апелляция к исторически конкретным событиям или фактам иногда обеспечивает когерентность воспринимаемого текста [3: 756].
Рецептивная эстетика и ее теории могут рассматриваться в общем контексте растущей интерактивности массовой коммуникации как средство создания нового образа читателя, в особенности читателя медиатекста.
Появившись в 90-х годах ХХ века в англоязычной научной литературе, термин «медиатекст» быстро распространился как в международных академических кругах, так и в национальных медиадискурсах. Быстрое закрепление концепции медиатекста в научном сознании было обусловлено всё возрастающим интересом исследователей к изучению проблем медиаречи, особенностей функционирования языка в сфере массовой коммуникации.
Огромное внимание данной проблематике уделяли такие известные ученые, как Теун Ван Дейк, Мартин Монтгомери, Алан Белл, Норман Фейерклаф, Роберт Фаулер, которые рассматривали тексты массовой информации с точки зрения самых различных школ и направлений: социолингвистики, функциональной стилистики, теории дискурса, контент-анализа, когнитивной лингвистики, риторической критики. Внимание учёных привлекал самый широкий круг вопросов: это и определение функционально-стилевого статуса языка СМИ, и способы описания различных типов медиатекстов, и влияние на медиаречь социокультурных факторов, и лингво-медийные технологии воздействия.
В России значительный вклад в установление и развитие теории медиатекста внесли С.И.
Бернштейн, Д.Н. Шмелев, В.Г. Костомаров, ГЯ. Солганик. В наиболее полном виде концепция медиатекста сформулирована в исследованиях Т.Г. Добросклонской, которая говорит о переносе в сферу масс-медиа смысловой связи текста со значительно расширенными границами восприятия. Здесь концепция медиатекста выходит за пределы знаковой системы вербального уровня, приближаясь к семиотическому толкованию понятия «текст», которое подразумевает последовательность любых, а не только вербальных знаков. Огромное значение для теории медиатекста имеет также положение о том, что «правильность восприятия текста обеспечивается не только языковыми единицами и их соединением, но и необходимым общим фоном знаний, коммуникативным фоном». Применительно к массовой информации коммуникативный фон понимается прежде всего как совокупность условий и особенностей производства, распространения и восприятия медиатекста, иначе говоря всего того, что стоит за его словесной частью [4: 67].
Именно поэтому концепция коммуникативного фона охватывает достаточно широкий круг явлений: от особенностей социо-культурной реконструкции событий и диапазона интерпретации до категории идеологической модальности, и понятия «метасообщения» в совокупности с факторами, обусловливающими его восприятие. Таким образом концепция коммуникативного фона оказывается тесно связанной с чрезвычайно важной для исследования текстов массовой информации категорией дискурса, объединившей в единое целое собственно словесную, вербальную составляющую коммуникации и её экстралингвистические компоненты как социо-культурного, так и ситуативно-контекстного характера. Определяя дискурс как сложное коммуникативное явление, которое включает в себя всю совокупность экстралингвистических факторов, сопровождающих процесс коммуникации, как-то: социальный контекст, дающий представление об участниках
коммуникации и их характеристиках; особенности производства, распространения и восприятия информации, культуро-идеологический фон и т.п., известный голландский исследователь Теун ван Дейк придаёт большое значение расширенному пониманию контекстуальной перспективы дискурса, особенно при изучении текстов массовой информации.
Согласно словарю медиаобразовательных терминов, составленному А.В. Федоровым, медиатекст - это «конкретный результат медиапродукции - сообщение, содержащее информацию и изложенное в любом виде и жанре медиа (газетная статья, телепередача, видеоклип, фильм и пр.). Критерии оценки медиатекста - навыки смыслообразования в результате эмоционально-смыслового соотнесения перцептивных единиц, ощущения между ними ассоциативных и семантических связей». Для создания медиатекстов используется медиаязык («комплекс средств и приемов выразительности»), в значительной степени определяющий характер медиакультуры («совокупность материальных и интеллектуальных ценностей в области медиа»). Создание любого медиатекста, как и теста вообще, предполагает в качестве основополагающего и обязательного условия наличие «читателя». Текст, как таковой, вне автора и вне исследователя понимается как плоская речь. Но как только он попадает в руки любого интерпретатора, он «оживает» сам, в нем «оживают» авторские контексты и рождаются, по мере изучения материала, контексты, принадлежащие исследователю.Текст, в том числе и медиатекст, есть носитель диалога. Он заложен в нем изначально, и все содержание текста - это диалогическая встреча двух субъектов, погруженных в бесконечный культурный контекст, требующий особого метода - понимания. «Понимание» может приобретать следующие формы: 1) «восприятие текста; 2) узнавание и понимание значения в данном языке; 3) узнавание и понимание в контексте данной культуры; 4) активное диалогическое понимание» [5: 75].
Во многих современных медиатекстах автор конституирует образ анонимного имплицитного читателя и старается вступить с ним во взаимодействие для передачи ему своих идей и побуждения читателя к попытке переосмысления и анализа смысловой нагрузки текста. Горизонт ожиданий медиатекста отличается от горизонта ожидания жизненной практики читателя тем, что он не только охраняет и обобщает предыдущий опыт,
но и предвосхищает неосуществленные возможности, расширяет ограниченное пространство социального поведения, порождает новые желания, притязания, ставя новые задачи и цели. Переосмысление постулатов рецептивной эстетики в контексте современных средств массовой коммуникации может изменить поход к созданию медиатекста с главной идеей постановки читателя в центр процесса коммуникации между автором и обществом и принципом их общего взаимодействия.
Современные исследователи рассматривают текст произведения как открытую структуру. В. Изер утверждал, что читатель и автор в равной степени участвуют в процессе конституирования смысла и ценности произведения.
Читатель медиатекста может считаться своеобразным автором, поскольку он также конституирует произведение, создавая новую, понятную ему форму. Целостность медиатекста инвариантна и осуществляет себя в любом акте читательского восприятия. Тем не менее, содержание медиатекста в разных рецептивных группах не тождественно. Это зависит от психологических, индивидуально-эмоциональных особенностей реципиентов, от социальных и исторических условностей, сквозь призму которых осуществляется рецепция.
Автор завершает текст, который остается неизменным и хранит в себе «программу» восприятия, инвариантность смысловой нагрузки. Таким образом, автор вступает в диалог с читателем. Диалогичность восприятия медиатекста реципиентом не меняет инварианта его смысла, но раскрывает различное множество вариантов его восприятия, осуществляя диалектику устойчивого и изменчивого, инвариантного и вариативного в произведении.
Креативные способности журналистики и ее социально-гуманитарная миссия в современном обществе создают феномен предориентации читательского опыта и позволяют читателю преодолеть автоматизм традиционного восприятия. В результате подобного восприятия медиатекст, обладающий определенным эффектом суггестии, возникает для того, чтобы воссоздать новые художественные ценности и возможные ориентиры для общества.
Реципиент воспринимает медиатекст посредством различных механизмов. Это может быть собственно восприятие, то есть расшифровка знаковой системы и понимание смысла текста. Или же это может быть реакция на восприятие, то есть порождение чувств и мыслей, ассоциаций, возникших в подсознании реципиента.
Медиатекст, как феномен современной культуры, и его восприятие могут совмещать в себе непосредственное эмоциональное переживание, постижение развития логики авторской мысли, богатство и разветвленность художественных и исторических ассоциаций, содержащих в себе все особенности рецепции.
Реципиент в состоянии неосознанно перенести авторские идеи и образы на собственную жизненную ситуацию, идентифицируя не только имплицитного героя, но и возможное присутствие в медиатексте «авторского Я», на самого себя, таким образом заново воспроизводя смысл произведения, создавая его новую интерпретацию и присуждая ему определенную функциональную нагрузку.
Новая форма медиатекста, с точки зрения рецептивной эстетики, имеет прогнозирующее-предвосхищающую функцию, предопределяет и стимулирует не только эстетические установки читателя и формирование его отношения к чему-либо, но и его способность к этической оценке, к моральной рефлексии.
Примечания:
1. Эстетика: словарь. М., 1989. 447 с.
2. Рикер П. Конфликт интерпретаций. М., 2008. 695 с.
3. Борев Ю.Б. Эстетика. М., 2005. 829 с.
4. Добросклонская Т.Г. Медиалингвистика: системный подход к изучению языка СМИ.
М., 2008. 264 с.
5. Федоров А.В. Словарь терминов по медиаобразованию, медиапедагогике,
медиаграмотности, медиакомпетентности. Таганрог: Изд-во Таганрог, гос. пед. ин-та,
2010. 64 c.