CC BY
54
Syntactic specific character of the language of Internet discourse (based on the English and Turkish languages)
Internet is a popular communicative means having a great influence on many spheres of human life, including language. The analysis of the content of the different platforms of the network communications allowed to find the reflections of the most characteristics related to the oral and written communication. There are considered the syntactic features of the English and Turkish languages observed on the Web.
Key words: parceling, ellipsis, agrammatism, inversion, syntactic norms.
(Статья поступила в редакцию 01.09.2020)
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
С.в. перевалова
(волгоград)
ПРОБЛЕМА ПРЕЕМСТВЕННОСТИ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ НАРОДА В ПОВЕСТИ Б.П. ЕКИМОВА «ОСЕНЬ В ЗАДОНЬЕ»
Рассматриваются способы выявления взаимосвязи истории и современности в повести нового тысячелетия, где художник-современник Б.П. Екимов, продолжая гуманистические традиции русской деревенской прозы минувшего столетия, с учетом сегодняшней социокультурной и экономической ситуации создает характеры героев, способных быть надежными хозяевами казачьего края, наследниками и хранителями исторической памяти народа, его трудовых и духовно-нравственных традиций.
Ключевые слова: автор, герой, история, казачество, хутор, Дон, Родина.
Уехать в деревню. Сегодня! Где всякое лето - Господне...
П. Бастраков
В русской деревенской прозе нового тысячелетия не утрачивается интерес художников к проблеме преемственности поколений. Сохраняя типологию персонажей, свойствен-
О Перевалова С.В., 2020
ную произведениям писателей-деревенщиков минувшего столетия: «образы «мудрого старика/старухи», «дитяти», «матери-земли» [5, с. 16], - в 2000-х гг. художники выдвигают на первый план героев активного возраста, связывая с ними надежды на возрождение исторической памяти народа.
В повести В.Г. Распутина «Дочь Ивана, мать Ивана» (2003), отслужив два года в «ракетной части в Забайкалье», Иван «подбодрил» своего деда решением связать свою жизнь с деревней: «нанялся в бригаду плотников, уезжавших строить в дальнем селе церковь» [23, с. 194]. Молодой герой уверен: «не случайно выпадает дорога на родину матери и дедушки»; это ему предстоит возрождать запущенное дедово «поместье» (как в шутку стареющий хозяин называл «огород и ограду»). В «просевшей на северный бок избе» деда, что «лежала-бедовала» на Ангаре, становясь «признаком общей омертвелости», Иван принимает решение: «Вот навострюсь тюкать топориком - и надо сюда. Надо наводить порядок. Тут, если руки приложить, жить да жить еще можно» [Там же].
Словно соглашаясь с героем В. Распутина, добавит свое слово Иван Басакин из повести Б. Екимова «Осень в Задонье» (2016): «А здесь можно работать и жить, помаленьку обустраиваясь. Конечно, много работы. <...> И всё руками, вилами, лопатой да на горбу. Но, слава Богу, что есть она, эта работа. она - для себя, для детей» (с. 304)*, - решает он, осматривая пустующие земли своих предков. Не исключено, что Б. Екимов, создавая образ «своего» Ивана, который тоже «помнит родство», вступает в творческий диалог с В. Распутиным, подчеркивая объективную закономерность и необратимость процессов восстановления и укрепления народной памяти. Это тем более заметно, что основное действие в сюжете данного произведения Б.П. Екимова разворачивается не в «лихие 90-е», как в повести В.Г. Распутина «Дочь Ивана, мать Ивана», а в новом тысячелетии: «теперь уже в давние годы, когда рухнула советская власть» (с. 64), - звучит в повести «Осень в Задонье». Между упомянутыми произведениями двух писателей - чуть больше десяти лет, примерно такая разница и в возрасте «одноименных» персонажей. «Прожив на белом свете тридцать пять лет» (с. 19),
* Здесь и далее повесть Б.П. Екимова «Осень в Задонье» цитируется по изданию [12] с указанием страниц в круглых скобках.
Иван Басакин, конечно, старше недавно демобилизовавшегося из армии героя В. Распутина, но перед ним встает та же проблема, что волновала его литературного предшественника, и решение им принимается сходное. Читатели могут только догадываться, как сложится дальнейшая судьба молодого героя из повести «Мать Ивана, дочь Ивана», но в конце повести Б.П. Екимова «Осень в Задонье» Иван Басакин становится «хозяином вовсе нешуточного, а настоящего поместья», где «скотный двор со стеной-загатом, сложенной из тюков прессованной соломы. Внутри ограды - все, что положено: коровник под шифером, теплый, рубленый телятник, сарайчик для птицы» (с. 132). Поддерживает мужа, хотя и не без внутреннего сопротивления, жена ольга: ей, инженеру-конструктору по «городской» специальности, приходится вспомнить, что по корням своим она - «хуторская» (с. 138), с детства знакомая с тем, что «положено хуторской бабе»: «стряпня да уборка, <...> доить коров, на пастьбу скотину гонять, управляться с молодняком» (с. 141). Несмотря на тяжелый труд («Дел много. Для них долгого дня не хватает. Скотина, птица, огород.» (с. 236)), у Ивана Басакина напряженная внутренняя жизнь. Отзывчивый и эмоциональный, по словам отца, «тонкокорый», он не забывает окинуть взглядом степные просторы, отметив, как «ненастный осенний день порадовал солнцем. <...> серенькое небо <...> вдруг засветило и заиграло из края в край алым, багровым и розовым» (с. 306-307), «поднять на руки, прижать к себе» и успокоить попавшего в беду младшего сына Тимошу, «мокрого, взъерошенного жалкого воробышка» (с. 16"3), а еще - навестить «дедов и бабок», доживающих свой век в глуши Задонья. «Раз в неделю Иван объезжал их, привозил хлеб, соль да спички, крупу да муку, таблетки "от давления" да "от головы". Живые люди, свои. Надо помогать» (с. 78).
Конечно, отважиться на такой шаг главе молодой семьи Басакиных сложнее, чем его «тезке» из повести «Дочь Ивана, мать Ивана»: «в райцентре прожито обычное начало жизни: родители, школа, техникум, армия» (с. 20), потом - «работа на заводе мастером», женитьба, двое сыновей, «квартиру успел получить от завода» (с. 24). Иными словами, демобилизовавшись из армии, Иван Басакин не планировал связывать свое будущее с «сельскими жителями» (В. Шукшин), твердо зная, что его «родное гнездо в поселке» (с. 303); к тому же ни его отец, ни братья Павел и Яков (Иван - третий, младший из них) не помышляли о возвращении
к хуторской жизни, «о земледельстве не думали» (с. 64). Привело к этому «закрытие невеликих заводиков: <...> мясокомбинат, молочный, судоремонтный, авторемонтный, стройматериалов» (с. 20) в родном поселке. Так автор уточняет место действия в своем произведении, давая понять, что речь идет о Ка-лаче-на-Дону, районном центре на юге Волгоградской области, с которым вот уже более полувека неразрывно связана писательская судьба. Здесь в «1970-1980-е годы, на полную мощность работали заводы: металлопроволочный, металлоконструкций, судостроительно-судо-ремонтный, авторемонтный, мостовых железобетонных конструкций, хлебозавод, мясокомбинат, молочный и рыбозаводы» [18]. Важно, что Б. Екимов связывает этот период прогрессивного развития казачьего края не с силой идеологического воздействия, а с личными качествами хозяйственного и ответственного руководителя: «При советской власти, в последних годах ее, когда областью руководил энергичный В.И. Калашников» [15, с. 147].
Однако с началом «перестроечной модернизации» и в реальности, и в судьбе Ивана Ба-сакина, героя литературного произведения, «все стало разваливаться», словно шла «тихая война без бомбежек и взрывов» (с. 25). Пространственные ориентиры сюжета в повести Б.П. Екимова неотделимы от значимых временных характеристик, представленных авторским замечанием: «А совсем рядом война настоящая - чечня» (с. 25). Имеется в виду Первая чеченская война 1994-1996 гг., события которой вплетаются в предысторию Ивана Басакина, вынужденного круто изменить свою жизнь, и в судьбы других персонажей, в этот период тоже испытывающих чувство тревоги и неуверенности в завтрашнем дне: «Работы в поселке нет и не будет. От всех заводов и производств одни заборы остались. Новое -лишь магазины» (с. 138). Неслучайно в произведении стилистически сближаются размышления героя и публицистические высказывания автора, с болью говорившего в своих очерках 1990-х гг.: «Времена нынче трудные» [13, с. 80]. «Перестройка», выдвинувшая «правильные» лозунги, на деле обернулась лишь «новыми играми в должности, оклады, персональные надбавки», усилив «людскую боль» «и общую: на работе да в магазинных очередях; и у каждого свою: за родным порогом, в кругу семьи». Справедливо замечено: «С начала 90-х годов Екимов все чаще выступает как художник-публицист», в прозе которого «социально-психологический анализ проб-
лем человеческой души и общества» соединяется с резким неприятием того, как больно «свободы, дарованные «перестройкой», ударили» [1, с. 257] по всем слоям общества. Не только у персонажей повести «Осень в Задо-нье» - у многих тяжелым было расставание с тем временем, когда все «знал наперед, что так оно все и будет: завод, работа, каждый месяц, пусть невеликие, но аванс и получка - у него, у жены <...> рыбалка в дни выходные, отпуск» (с. 24). Оттого Ивану Басакину так сложно найти свое место в изменившейся реальности, где устроиться можно лишь «охранником, извозчиком, мелочным торговцем - весь выбор» (с. 68). Временами «накапливалась горечь, порою вспыхивала молодая отчаянная злость» (с. 25), к счастью, не вылившаяся в агрессию, но отточившая решение взять в аренду хуторскую землю, поселившись рядом с Аникеем, тоже - Басакиным. Это «троюродный брат, отцов крестник», «сорокалетний крепкий мужик» (с. 19), кто давно расстался с городской «привычной жизнью» и умело «хозяйничал на обезлюдевшем хуторе» своих предков: «Занимался рыбой, управлялся с немалым гуртом скота» (с. 91). Теперь у него «все есть: баня с парной, даже с невеликим бассейном снаружи; бильярдная с настоящим фирменным столом» (с. 87).
Ивана подталкивает к этому и «зов родной земли»: мастер пейзажной живописи, Б.П. Екимов насыщает повествование яркими, многокрасочными картинами донских просторов, резко контрастирующими с зарисовками однообразной городской повседневности. Иван, на несколько дней выбравшись на рыбалку к Аникею, по возвращении осознает, что «будто всегдашняя жизнь» в поселке вызывает только раздражение. В двухэтажном домике, где была своя квартира, «давили тесные стены», из окон видна лишь серая «панельная пятиэтажка», а во дворе - «тоже сером, без травинки, <...> выбитом людьми и машинами» -«куча дощатых сараев, ржавых железных гаражей <.> скамейка возле подъезда, старики-соседи, тары да бары» (с. 68) и «вечная толчея», смотреть на которую «не больно сладко». Особенно, если в сознании всплывают незабываемые картины степного Задонья: «Зеленый берег, тронутые желтизной тополя да ивы, синяя вода, меловой обрыв холма и белесый полынный дух его» (с. 68). Однако Б.П. Екимов намеренно сближает голос Ивана, восхищенного степным раздольем: «Хорошо тут у вас.» (с. 82), - с внутренним монологом Аникея: «хорошо тут у вас. Так всегда говорит приезжий
народ. <...> Порою это льстило. А чаще раздражало. Думалось: "Заставить бы вас работать. На красивом Дону. День за днем, год за годом, в любую погоду."» (с. 83). Правда, Иван-то - не из «приезжих», а из старого казачьего рода Басакиных; они, по словам Аникея, в Задонье «триста тридцать лет» (с. 167) жили и хозяйствовали.
«Разветвленность» этого рода, на себе испытавшего все «крутые повороты» истории России, пунктирно прослеженные Б.П. Екимо-вым, позволяет утверждать близость повести «Осень в Задонье» к жанру семейной хроники начала ХХ в., например, к «Деревне» (1910) и «Суходолу» (1911) И.А. Бунина. В этот период и другие «реалисты века нового тяготели к обобщенной характеристике типической психологии отдельных слоев общества, в свете которой более ясной становилась психика отдельных лиц. Личность, ее судьба постигалась через общую судьбу класса, сословия, рода» [22, с. 107-108]. Спустя столетие, творчески ассимилировав реалистические традиции русской прозы «о деревне», Б.П. Екимов «укореняет» персонажей своей «Осени в Задонье» в истории казачьего рода и в современной жизни: сегодня на карте Волгоградской области без труда отыщется поселок Ба-сакин - административный центр Басакинско-го сельского поселения в Волгоградской области. Для персонажей повести (и для автора, конечно) многовековая и многотрудная судьба казачьего края - «история в лицах» земляков, которые не забывают свои глубинные корни, помнят «свое и вовсе давнее, слышанное от отцов и дедов» (с. 12). Неслучайно на страницах произведения упоминается эпизодический, но значимый для системы персонажей образ: Маркиан Басакин - «лихой рубака, имел три Георгиевских креста» (с. 12). Вполне возможно, прототипом этого образа послужил «Басакин Марк Киреев, старший урядник 22-го Донского казачьего полка, награжденный 8 ноября 1915 г. Георгиевским крестом Ш-й степени. Солдатским» [2].
Герой-казак прославил свой род в годы Первой мировой войны, само упоминание о которой в повести Б.П. Екимова «Осень в За-донье» имеет более чем «своевременное» звучание. В советский период истории эта «мировая война, поразившая ее участников и современников грандиозностью и трагизмом свершившегося, затронувшая практически все сферы жизни российского общества <.> отошла на второй план под влиянием последующих социальных потрясений (прежде всего
Октябрьской революции и Гражданской войны). Рассмотрение событий 1914-1918 гг. в ракурсе сугубо империалистической войны (без права его коррекции, а тем более пересмотра) <...> умалчивание и искажение смысла памяти о Первой мировой войне привело к значительным искажениям в историческом сознании народа» [7, с. 7]. В повести «Осень в Задонье» Б.П. Екимов доказывает, что такого рода искажения не коснулись сознания его любимых героев, в памяти которых хранится и доброе, и горестное, что разрушало особый хозяйственный уклад, сформированный «казачеством в этих краях с давних времен». Ани-кей дорожит «книжкой местного историка», который в «архивах копался», восстанавливая, «как жили в казачестве <.> от века семнадцатого до нынешнего» (с. 91). А еще - рассказано в труде историка, о котором упоминает Аникей Басакин, о том, как «кого и за что "кулачила" советская власть и в Сибирь ссылала» (с. 92). В сюжет повести вводится тема Гражданской войны, в ходе которой «традиционные казачьи земли оказались базой Белого движения» [27, с. 72]. С этим связаны репрессивные меры новой власти, узаконенные 24 января 1919 г. Директивой о расказачивании за подписью Я. Свердлова. Казачество оказывалось «в положении поверженного врага и фактически объявлялось вне закона <...> Началась массовая депортация казаков. Все казаки в возрасте от 18 до 50 лет должны были быть вывезены на Север. Обезлюдевшие станицы следовало "отдать беднейшему безземельному населению и в первую очередь всегда бывшим преданным Советской власти нагорным чеченцам"» [8].
«Региональный компонент» истории Дона Б.П. Екимов рассматривает как неотъемлемую составляющую российской истории. Подтверждением становятся упоминания о трагедии насильственной коллективизации сельского хозяйства, в начале 1930-х гг. затронувшие всю страну. В русской прозе последних десятилетий этот период исследуют многие художники: «Мужики и бабы» Б. Можае-ва, «Кануны» В. Белова, «Овраги» С. Антонова, «Забубенная головушка» и «Вечерние раздумья» В. Астафьева «помогают выйти из тумана мифов о русском народе и русской истории при свете досконального знания фактов, фактической истории, не затемненной туманом ложных обобщений» [20, с. 5]. Свое слово сказал об этом и Б.П. Екимов, на самом деле досконально знающий о том, как «это было на земле»: «1932 год, 1933-й - время будто не-
близкое», но «о нем помнят», - утверждал он в очерке «Дела "колосковые"», горькую правду которого «даже во времена перестройки и гласности» [9, с. 22] не решилась обнародовать пресса. «Работая в Волгоградском архиве, приезжая в Калач», Б.П. Екимов прикоснулся к мрачным страницам истории родного края, запечатлевшим месяцы «немедленной» коллективизации и ее последствия: «Цифры умерших от голода приводятся разные, но одинаково страшные - от одного до пяти миллионов» [Там же, с. 10]. В этом очерке воспоминания тех, кого «кулачили» в те страшные годы («вспоминает Иосиф Ефремович Силичев, с хутора Евсеев: "Отца посадили. <...> За дом. У нас дом был большой. Остались мы с матерью шестеро <...> Голод. Особенно весной, к лету, когда все подъедим: картошку да тыкву"» [Там же, с. 11]) соседствуют с архивными документами о наказаниях (например, «обвиняемой Шестопаловой П.С., 32 лет, вдовой, на иждивении 3 ребенка от 5 до 9 лет, по соц-положению раскулаченной в 1930, имущества нет - изъято», - за то, что ее голодные дети «настригли колосков пшеницы»).
В повести «Осень в Задонье» Б.П. Еки-мов продолжает художественное исследование трагической судьбы земляков, при этом объективированная повествовательная форма не препятствует сохранению глубоко личного отношения автора к затронутой теме. Недаром писатель задерживает внимание читателей на Гиблой балке, «куда в тридцатые годы власти <...> перед сибирской высылкой <...> свозили да пригоняли из хуторов и станиц окрестных целыми семьями "кулаков" и "подкулачников", отобрав <...> дома, скот, продовольствие, одежду. Порою выгоняли из домов в чем были, даже сменное белье не велели брать» (с. 115). Знаток истории Донского края, Б.П. Екимов подтверждает выводы современных исследователей: «горе горькое» братоубийственной Гражданской, утяжеленное «немедленной» коллективизацией, привело к тому, что «значительная часть элементов традиционной казачьей культуры и их социальной организации была полностью утрачена (местное казачье самоуправление, обязательная военная служба, система подготовки будущих воинов и пр.). Многие из этих элементов подверглись насильственному разрушению со стороны органов советской власти (закрытие и разрушение церквей, уничтожение святых колодцев, родников, мест памяти, гонения на религиозные праздники и т. д.). К середине 1930-х гг. произошел слом всего традиционно-
го устоя казаков Юга России, а с ним - разрушение основ их прежней жизнедеятельности и значительная трансформация их мировоззренческих установок» [26].
Вместе с тем, как утверждает Б.П. Екимов в повести «Осень в Задонье», основы народного мировидения сохранились, о чем свидетельствует крупным планом представленный образ Явленного кургана: «Годами древний, но как прежде - могучий, он вздымается над водой и землей, словно огромный храм» (с. 16). С фактографической точностью отмечая климатические и рельефные особенности донских краев («По правому берегу реки Дон над водой возвышаются меловые обрывы и известковые утесы с элементами карста <.> встречаются ландшафты меловых «пустынь», сухих степей и <.> нагорных дубрав на верхних водораздельных плато "Донских Венцов"» [6, с. 122123]), художник воссоздает «неволею завораживающие» (с. 303) картины родных мест: «От воды отступив подалее, роняют лист дубняки» (с. 302), а сама «огромная речная долина <.> тянется на десятки верст, от Венцов, Голубинского, Теплого <.> до Явленного кургана, <.> могучего диковинного <.> с каменными да меловыми выходами и глыбами» (с. 6). При всей реалистической конкретности Явленный курган приобретает символический смысл, подчеркивая жизнестойкость высоких нравственных ориентиров и преемственность исторической памяти поколений: по преданию, которому верят и сегодня, на вершине кургана, у родника, когда-то «объявилась икона Задонской Божьей Матери» (с. 6). Несмотря на то, что часовню, воздвигнутую далекими предками в честь обретения Явленной Задонской Богоматери, «при советской власти убрали» с целью «искоренить, как говорили в те времена, «религиозный дурман» (с. 7), «церковь оставалась жить» (с. 159). Буквально «загнанная под землю», она в тяжелые дни спасала, «кому душу <.> а кому жизнь» (с. 159). Недаром «старые люди говорили», что «в Церковном провале, под землею, не только кельи, часовни, но длинные, на много километров ходы, ухороны, потайные лазы и даже подземный настоящий Троицкий храм» (с. 8) издавна и до сих пор существуют.
Многое из того, во что верили «старые люди», подтвердила Великая Отечественная война, в которой казачество снискало славу и уважение всего мира: «Донские казачьи части в годы Великой Отечественной составляли треть от всей казачьей конницы» [7, с. 181]. На фронт, сдерживая натиск фашистского на-
шествия, ушли тысячи калачевцев. Известно: в августе 1942 г., наступая на Сталингад, гитлеровцы «рвались к форсированию Дона именно в районе Калача», нанося «главный удар по обе стороны» [17, с. 12] этого городка. Вот тогда в «подземные ходы и кельи» Явленного кургана бежали «женщины, дети, хоронясь от немцев, стрельбы и бомбежек», ведь в «Церковном провале, на Скитах», можно было найти «лавки, спальные нары, столы» (с. 9), спасительные для мирного населения, оказавшегося в оккупации (Калач после упорных боев был освобожден от немецко-фашистских захватчиков 23 ноября 1942 г.). К слову, в персонажах повести «Осень в Задонье» не вызывают отрадных воспоминаний и «годы послевоенные, нелегкие» (с. 9), а «при Хрущёве <.> помнится, как сейчас <.> у всех людей начали отбирать скотину. Вышло постановление: сократить живность, одна корова приравнивается к десяти козам ли, овцам. Лишнее - реквизировать. Три дня на раздумье. Крик да слезы <.> С властями судиться не будешь» (с. 113).
Проследив на примере рода Басакиных «узловые точки» народной истории в ХХ столетии, автор повести «Осень в Задонье» с горечью всматривается в прошлое: разрушенные храмы, «высылки, война, голод. Оттого и бежали» (с. 12) с родных мест коренные жители. «Русские с хуторов уходили и уходили, оставляя землю» (с. 192), в последние десятилетия -оставляя ее людям временным: «Одни уезжают, другие приезжают. Все считаются племянниками, гостями» (с. 168), цель которых -«пять-десять лет скотиной занимайся и уезжай с деньгами» (с. 192).
Ретороспективное повествование о жизни Басакиных отделяется в повествовательной структуре анализируемой повести словом «закон», которое свидетельствует об окончании «разбойных 90-х»: «Другое время сейчас» (с. 170). «Вольная воля кончается <.> Землю надо брать по закону, в аренду, в собственность, как положено» (с. 181). Для Ивана Басакина поиски новой работы, а с ней - своего места в жизни в первую очередь неразрывно связаны с укреплением государственной законности. «Отвечать за беспредел» (с. 170) приходится и зарвавшимся «милицейским начальникам» (с. 88), и «гаишникам» - прежде-то знали: «С ментами права качать лишь себе в убыток: плати, отдавай и молчи» (с. 23), - и «беспаспортным бичам-работникам» (с. 268), и «беспредельщикам, отморозкам», вроде Ас-ланбека, не признающего норм правопорядка. Важно обратить внимание на то, что Б. Еки-
мов избегает националистических настроений, ему хорошо известно, что на Дону исстари соседствовали различные народности. Вот у Басакиных «чеченец Вахид был соседом давним. Плохого от него не видели и не слышали. Жена - работящая. Детворы полный дом» (с. 180). Во всей округе «бородатого Джа-браила знали и почитали все» (с. 186). Со старым Ибрагимом всегда «жили мирно» (с. 170). «Давным-давно Ибрагим в Чечне, на родине, институт закончил, работал инженером, а потом приехал сюда <.> Здешняя земля - просторная, мирная - стала своей» (с. 192). В отличие от отца, у Асланбека, старшего сына Ибрагима, «смолоду слава недобрая» (с. 231): «всегда где-то шлялся: уедет, приедет. Промышлял. Скот у людей угонял. Его ловили, отец откупал» (с. 167). «Теперь он вовсе без узды» (с. 231), оставшись за старшего в доме. Поскольку действие повести разворачивается в Калачевском районе, где располагается учебный полигон Прудбой, не вызывает сомнений проведение «по-военному точно» организованной и точно очерченной Б.П. Екимовым: «Через минуту-другую подворье Вахида было окружено» (с. 259); «Минута-другая, и нет никого» (с. 264), - операции «Гром» по досмотру и проверке документов на землях, «прилегающих к военному полигону» (с. 260). Хорошо обученный «десант бойцов из бригады особого назначения» арестовывает и «ведет в вертолет <...> с «"браслетами" за спиной» (с. 267) всякого рода «племянников», которых в Задонщине развелось немало» (с. 255), людей временных, жаждущих «легких» денег, и попытавшегося здесь «воцариться» Асланбе-ка, по всей видимости, виновного в преждевременной гибели Аникея Басакина, «последнего хуторского жильца из молодых» (с. 11).
Возможно, «тона реквиема» (М.М. Бахтин) в образ Аникея привносятся Б.П. Екимо-вым из очерка «Прощание с хутором». Речь идет о Большом Набатове, «последней надеждой» которого для самого автора и для коренных хуторян «оставался Юрий Стариков. Он - местный. По возрасту - собирался первый юбилей отмечать, пятидесятилетие. Юрий держал крупный рогатый скот, год от году расширяя стадо <...> И только в прошлом году начал оформлять землю. Успел баню с парной построить и даже бильярдную комнату». Но «нынешней зимой Юрия застрелили. Не здесь, в городе, где у него была квартира. До юбилея он не дожил, погиб» [15, с. 149]. Погибает в автомобильной аварии и Аникей Басакин: в
повести «Осень в Задонье» это происходит на дороге в райцентр, куда направляется герой, «решившись наконец брать землю» (с. 149) и оформлять для этого документы. Этот образ замечателен углубленностью в русской «деревенской» прозе последней трети хх в. «Вопреки пассивности, долготерпению, покорности (многими голосами воспетой)», в произведениях этого литературного течения происходит и «реабилитация многих черт "вольного человека" (безудержность порывов, отход от традиционных путей и пр.), ранее ставившихся под сомнение или же интерпретировавшихся в отрицательном плане» [4, с. 25]. В первую очередь стоит обратить внимание на схожесть образа Аникея Басакина и «чудиков» В.М. Шукшина, творчество которого любимо автором «Осени в Задонье». С публицистической заостренностью, надеясь на «ответное понимание» (М.М. Бахтин) современников, Б.П. Екимов в статье «Перечитывая Василия Шукшина» призывает читателей всмотреться в характер Алеши Бесконвойного из одноименного рассказа. Этот надежный человек, хороший отец и умелый «безотказный работник» на удивление всей деревни позволял себе невиданную «бесконвойную» дерзость: только для себя неуклонно «приберегал субботу». В этот день недели Алеша «топил баню. Все. Больше ничего». Б.П. Екимову видится в этом «не барская праздность», «не блажь»: это «день философа», «день человека <.> разумного, с великой любовью ко всему живому, с душевным восторгом и с горьким пониманием несовершенства этого же мира» [14, с. 93].
Такая характеристика уместна и при рассмотрении образа Аникея из повести «Осень в Задонье» (с. 117-118). «Аникей на Дону вырос» (с. 86), «добрый десяток лет отработав кузнецом, потом мастером» на заводе, приехал «на родительское подворье», чтобы «отца поддержать в трудную минуту», и остался. А здесь - «одна лишь работа. От зимы до зимы. Каждый год. Уже который? Десятый» (с. 84). Правда, Аникей и «праздник устраивал самому себе каждый год, завершая нелегкую осеннюю путину. На этот праздник он никого не звал: родных ли, знакомых, но праздничный стол накрывал с размахом» и «как следует натапливал баню, готовил веники, раскладывал в парной духмяные травы: полынь, чабрец, ладан» (с. 118). На взгляд постороннего - «чудик», но для Екимова - «свой», как и Алеша Бесконвойный из рассказа В.М. Шукшина, «живая вечная Русь» [14, с. 97]. В свое
время В.Г. Распутин тоже сказал немало добрых слов о шукшине и его Косте Валикове, «переименованном» односельчанами в Алешу Бесконвойного, видя в этом герое «исступленное, горячечное чувство личности, перехлестывающее через край благоразумия» [24, с. 314]. Спустя годы Б.П. Екимов обнаруживает в образе шукшинского «чудика» главную опору всей страны: «Избу держать, семью, хозяйство, налоги платить. В армию кто пойдет служить? Алеша. и дети его. Это уже про государство» [14, с. 94].
Вот «про государство» и ведут речь художник и публицист Б. Екимов и герои его «Осени в Задонье», которых тревожит то, что «Дон без хозяина гибнет» (с. 12). Речь идет о хозяине, который не мнит себя покорителем природы; здесь нужен человек, чувствующий себя органической частью природы, умеющий «прислушиваться» к ее нуждам и «подсказкам». Когда-то в очерке «Прощание с хутором» Б.П. Екимов тревожно спрашивал современников: «Кто новый хозяин этой просторной русской земли?» [15, с. 157]. Ответом становится образ Ивана Басакина, востребованного «родиной отцов и дедов» (с. 64) хозяина, продолжающего лучшие трудовые и нравственные традиции казачьих земель. Важно учесть, что рассмотрение мировоззренческих и остросоциальных проблем в творчестве Б. Екимова не сужается хронотопом малой родины, а приобретает общероссийский масштаб, затрагивая пути и средства нормализации культурно-экономической жизни страны в постсоветский период. По наблюдениям писателя, «как только были развязаны административные путы» [11, с. 59], в Задонье (и не только) пришло «поветрие «гектарников» на арбузах и луке»; они «сорвали куш - и ушли. С этой землей им не жить, она им чужая». Поэтому в анализируемой повести таким ободряющим для всех персонажей становится возвращение в родные места Павла Басакина, военного летчика, побывавшего в горячих точках и полковником ушедшего в отставку. Портретная характеристика Павла, старшего из трех братьев («ростом не больно высокий, телом плотный, словно литой <.> густые черные, в редком серебре волосы, усы подковой, казак и воин»), манера речи, выявляющая должное уважение к обычаям предков: «Докладываю вам, господа старики, родствие и земляки, что теперь полковник Басакин назначен руководителем группы по созданию базы отдыха охотничьего и рыболовного направления Ми-
нистерства обороны» (с. 248), - решительные поступки «казака и воина», направленные на то, чтобы «очистить округу от всяких племянников» («военный человек, он и есть военный. Крепкая рука»), внушают персонажам повести веру в возрождение Задонья. «О жизни совсем иной заговорили мужики: отец, Павел, Иван и даже Яков» - «он занимался выездной торговлей» (с. 143) - «навострил уши: может, и ему -рыбаку и охотнику - найдется дело получше нынешнего, торгового» (с. 254).
Для самого писателя мысль о будущем родного края не отделима от процессов возрождения православия и положительного опыта казачьих традиций. В этом смысле особенное значение приобретает образ монаха Алексея, который прочно обосновался в своей келье на Явленном кургане. «Он вроде не старец, но много знает» и рассказывает немногочисленным слушателям «глухого Задонья» об истории и культуре родных мест, о старинных легендах, которые, «как и положено им, раскрывали великую тайну» (с. 158) подземной обители и монастырской жизни насельников Явленного кургана. «Эти места всегда были пустынными <.> скупая земля, над рекой - обрывистые меловые горы, изрезанные глубокими балками-провалами. Здесь издавна копали свои пещеры-кельи старцы да старицы» (с. 156). А в наши дни келья нового насельника, монаха Алексея, чудом уцелевшая после «страшной грозы» и двухдневного ливня, оказывается совсем рядом с родником, ожившим на вершине Явленного кургана. Набор изобразительных средств, традиционно используемых Б.П. Екимовым для создания картин природы, в последних главах повести «Осень в Задонье» расширяется описанием «огромной радуги, как и положено, в семь цветов, но таких сочных и ярких, что на них глядеть и глядеть» (с. 291). Думается, в этой картине есть символический смысл, заключенный в словах - «как и положено», выявляющих авторское отношение к жизни природы и к земным заботам.
В «положенную» пору «осень пришла в Задонье» (с. 309), но в ней нет места безысходности и отчаянию: к началу учебного года отправив жену с детьми в поселок, Иван Баса-кин остается работать на своей родной земле, помогая ей дышать и жить. При этом герой неустанно думает о завтрашнем дне, словно соглашаясь с мнением самого писателя: «Завтра начинается сегодня» (это название очерка Б.П. Екимова 1989 г.). А сегодня неотлож-
ная задача - создание школ. Учитывая опыт истории («примерно с 7-8 лет казачонок начинал посещать станичную или церковно-при-ходскую школу» [19, с. 8]) и свой собственный жизненный (и учительский!) опыт, писатель не раз говорил об этом «прямой откровенной речью» (Б. Екимов) публициста: «Нет в селении хотя бы начальной школы - людям здесь не жить. Уйдут, потому что детей учить надо» [10, с. 38]. Сегодня еще больше тревожится материнское сердце Ольги Басакиной из повести «Осень в Задонье»: что говорить о хуторских школах, если сейчас и «в поселке учителей нет» (с. 257). Ольга и сыновья вынуждены вернуться в поселок, потому что начинается учебный год, а Иван Басакин в одиночестве остается зимовать на хуторе. В «глухую заполночь» он вслушивается в дыхание родной земли: «Покой, тишина, простор» (с. 303). Земля молчит, но так, словно неумолчно ведет осмысленный разговор с современниками, взывая к их помощи и «чувству домашней оседлости» (Д.С. Лихачёв). Об этом говорит любовно нарисованный Б. Екимовым образ маленького Тимошки, для кого хуторское лето - счастье: в поселке он «во дворе лишь по крышам гаражей скакал <...> да возле магазина с ребятней крутился» (с. 305). А на подворье у мальчика - «малиновый рай да клубничный рай» (с. 26), а еще - «степной простор, речка, всякое зверье и птицы», но главное -Рыжик, годовалый «ласковый жеребенок, подаренный дедом Атаманом со словами: "Дарю его тебе, Тимофей. Ты же донской казак. А казаку без коня нельзя"» (с. 101).
Наказом деда Атамана писатель напоминает о «формировавшейся веками под благотворным влиянием русской православной церкви народной казачьей педагогике, накопившей огромный опыт эффективных педагогических средств воспитания» [19, с. 9]. В первую очередь - о том, что «праздно шатающихся детей в казачьих хуторах и станицах практически не было. Все они воспитывались в каждодневном труде, хотя у них были свои игры и развлечения» [Там же]. Оттого Иван, глядя на сына, с одобрением заключает: «Помощник растет. Уже и сейчас помощник» (с. 303). Авторы деревенской прозы призывают не к сохранению дедовской старины и патриархальности, а всех нас - «к самим себе, нуждающихся в том, чтобы сохранить подобие Божие, чтобы оставаться людьми» [16].
В Тимошке, «худеньком, быстроногом, приветливом» и хлопотливом и мальчике, видится Екимову главная надежда на будущее.
Недаром именно младший Басакин в повести «Осень в Задонье» становится своего рода «проводником» к таинственному подземному храму, долгие годы скрытому от недобрых глаз, ему первому уготована и встреча с «засыпанной землей и камнями иконой» (с. 279). Этот эпизод создается автором-современником с учетом «эксцентрической ориентировки, как в древней русской иконописи», где «пространство развертывается по направлению к зрителю <...> изнутри наружу [21, с. 95]: в «невеликом пространстве подземного храма» Тимо-ша «посветил фонарем» - в дальнем углу «луч высветил полузасыпанную землей и камнями икону. Он освободил ее, поднял <...> Матерь с младенцем с кроткой благодарностью глядели на мальчика» (с. 279). Узнав о счастливой находке, взрослые приходят к выводу: икона «конечно, не Явленная. Но ведь тоже явленная промыслом Господним. <...> Для укрепления всем нам» (с. 293). С высоты гражданской позиции автор напоминает читателям о главных победах в истории Родины. По преданию, чудотворная икона Донской Божьей матери была «принесена донскими казаками Димитрию Иоанновичу Донскому. Празднуется в память победы, одержанной заступлением Пресвятой Богородицы на берегах Дона (1380)» [3, с. 564].
В повести Б.П. Екимова «Осень в Задо-нье» образ иконы, которая появляется в заключительных эпизодах, характеризует ту самую «тонкую душетканую работу собирания сил» [25, с. 250] народа, которые помогают укрепить веру и силы в возрождение родного края и всей нашей многонациональной державы. Имеет значение то, что «День чудотворной иконы Донской Божьей матери празднуется православными Первого сентября» [3, с. 564]. Вместе с автором читателям хочется верить, что в глушь Задонья «не ныне, так завтра придет пора» (с. 308) более отрадная, чем эта «осенняя глухая хмарь» (с. 300): Ивану «Павел должен помочь: обещает свет и дорогу» (с. 304), вместо вагончика - «жилья временного» - будет у Басакиных свой дом на подворье («а дом - это навсегда»), прочно поселится здесь вся семья - с пополнением («братишка вырастет, будет тебе помощник. Такой, как я» (с. 306), - в беседе с отцом «прогнозирует» Тимоша). Первого сентября, «как и положено», пойдут в школу хуторские дети, и оживет Задонье, прислушиваясь не к «мертвой тиши <.> и глухим стонам» (с. 300) одинокого лося, а к звонким детским голосам, так необходимым всем во все времена.
Список литературы
1. Арзамасцева И.Н. Екимов Борис Петрович // Русские писатели 20 века: биографический словарь. М., 2000. С. 256-257.
2. Басакин Марк [Электронный ресурс]. URL: http s://gwar.mil. ru/heroes/chelo vek_nagrazhdenie35-433828/ (дата обращения: 13.07.2020).
3. Богородица. 200 лет в русском и мировом изобразительном искусстве. М., 2002.
4. Большакова А.Ю. В. Астафьев и русская литература второй половины XX века // Феномен В.П. Астафьева в общественно-культурной и литературной жизни конца XX века: сб. материалов Первой междунар. науч. конф., посвящ. творчеству
B.П. Астафьева. Красноярск, 2005. С. 22-29.
5. Большакова А.Ю. Феномен деревенской прозы // Рус. словесность. 1996. № 3. С. 15-19.
6. Брылёв В.А., Рябинина Н.О. Ландшафтно-экологический баланс Волгоградской области // Вопросы степеведения. Оренбург, 2000. С. 119-124.
7. Герасимова И.Ф. Художественно-философское осмысление Первой мировой войны в русской поэзии 1914-1918 гг. в историко-культурном контексте эпохи. Рязань: РИД, 2013.
8. Директива о расказачивании [Электронный ресурс]. URL: http://www.hramznameniya.ru/arti cle/29/ (дата обращения: 13.07.2020).
9. Екимов Б.П. Дела «колосковые» // Его же. Говорю вам.: очерки, статьи, письма. Волгоград, 2015. С. 7-21.
10. Екимов Б.П. За дровами // Его же. Говорю вам.: очерки, статьи, письма. Волгоград, 2015.
C. 22-44.
11. Екимов Б.П. Завтра начинается сегодня // Его же. Говорю вам.: очерки, статьи, письма. Волгоград, 2015. С. 57-62.
12. Екимов Б.П. осень в Задонье: повесть. Волгоград, 2018.
13. Екимов Б.П. Первая елка // Его же. Говорю вам.: очерки, статьи, письма. Волгоград, 2015. С. 78-81.
14. Екимов Б.П. Перечитывая Василия Шукшина // Его же. Говорю вам.: очерки, статьи, письма. Волгоград, 2015. С. 91-96.
15. Екимов Б.П. Прощание с хутором // Его же. Говорю вам.: очерки, статьи, письма. Волгоград, 2015. С. 142-158.
16. Замлелова С. Не предай! // Лит. газ. 2012. 14-20 марта.
17. Исаев А.В. Сталинград. За Волгой для нас земли нет. М., 2017.
18. Калачевский район [Электронный ресурс]. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/Калачëвский_рай-он (дата обращения: 13.07.2020).
19. Купач Т.Ю., Устинов А.А., Чернопятов А.В. Этносоциальные и этнокультурные особенности семейных отношений: воспитание, казачество, традиции // Семья в контексте педагогических, психологических и социологических исследований: ма-
териалы IV Междунар. науч.-практ. конф. 5-6 окт. 2013 г. Прага, 2013. С. 6-9.
20. Лихачев Д.С. О национальном характере русских // Вопр. философии. 1990. № 4. С. 3-5.
21. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991.
22. Муратова К.Д. Роман 1910-х годов // Судьбы русского реализма начала XX века. Л., 1972. С. 97-134.
23. Распутин В.Г. Дочь Ивана, мать Ивана // Его же. Дочь Ивана, мать Ивана: Повести и рассказы. М., 2005. С. 7-203.
24. Распутин В.Г. Твой сын, Россия, горячий брат наш. О Василии Шукшине // Его же. В поисках берега: повесть, очерки, статьи, выступления, эссе. Иркутск, 2007. С. 307-337.
25. Распутин В.Г. Шлемоносцы. Выступление на IX Всемирном Русском Народном Соборе // Его же. В поисках берега: повесть, очерки, статьи, выступления, эссе. Иркутск, 2007. С. 248-255.
26. Рыблова М.А. Культурное наследие казачества Юга России: проблемы изучения, сохранения и воспроизводства // Грани познания. 2010. № 4(9). URL: http://grani.vspu.ru/files/publics/208_ st.pdf (дата обращения: 04.07.2020).
27. Яковенко И. Подвижен, отчаян и храбр //
Родина. 1995. № 10. С. 68-72.
* * *
1. Arzamasceva I.N. Ekimov Boris Petrovich // Russkie pisateli 20 veka: biograficheskij slovar'. M., 2000. S. 256-257.
2. Basakin Mark [Elektronnyj resurs]. URL: https://gwar.mil.ru/heroes/chelovek_nagrazhdenie354 33828/ (data obrashcheniya: 13.07.2020).
3. Bogorodica. 200 let v russkom i mirovom izobrazitel'nom iskusstve. M., 2002.
4. Bol'shakova A.Yu. V. Astafev i russkaya literatura vtoroj poloviny XX veka // Fenomen V.P. As-taf'eva v obshchestvenno-kul'turnoj i literaturnoj zhiz-ni konca XX veka: sb. materialov Pervoj mezhdunar. nauch. konf., posvyashch. tvorchestvu V.P. Astafeva. Krasnoyarsk, 2005. S. 22-29.
5. Bol'shakova A.Yu. Fenomen derevenskoj pro-zy // Rus. slovesnost'. 1996. № 3. S. 15-19.
6. Brylyov V.A., Ryabinina N.O. Landshaftno-ekologicheskij balans Volgogradskoj oblasti // Vopro-sy stepevedeniya. Orenburg, 2000. S. 119-124.
7. Gerasimova I.F. Hudozhestvenno-filosofskoe osmyslenie Pervoj mirovoj vojny v russkoj poezii 1914-1918 gg. v istoriko-kul'turnom kontekste epohi. Ryazan': RID, 2013.
8. Direktiva o raskazachivanii [Elektronnyj resurs]. URL: http://www.hramznameniya.ru/article/29/ (data obrashcheniya: 13.07.2020).
9. Ekimov B.P. Dela «koloskovye» // Ego zhe. Go-voryu vam...: ocherki, stat'i, pis'ma. Volgograd, 2015. S. 7-21.
10. Ekimov B.P. Za drovami // Ego zhe. Govo-ryu vam...: ocherki, stat'i, pis'ma. Volgograd, 2015. S. 22-44.
11. Ekimov B.P. Zavtra nachinaetsya segodnya // Ego zhe. Govoryu vam...: ocherki, stat'i, pis'ma. Volgograd, 2015. S. 57-62.
12. Ekimov B.P. Osen' v Zadon'e: povest'. Volgograd, 2018.
13. Ekimov B.P. Pervaya elka // Ego zhe. Govoryu vam.: ocherki, stat'i, pis'ma. Volgograd, 2015. S. 78-81.
14. Ekimov B.P. Perechityvaya Vasiliya Shuk-shina // Ego zhe. Govoryu vam.: ocherki, stat'i, pis'ma. Volgograd, 2015. S. 91-96.
15. Ekimov B.P. Proshchanie s hutorom // Ego zhe. Govoryu vam.: ocherki, stat'i, pis'ma. Volgograd, 2015. S. 142-158.
16. Zamlelova S. Ne predaj! // Lit. gaz. 2012. 1420 marta.
17. Isaev A.V. Stalingrad. Za Volgoj dlya nas zemli net. M., 2017.
18. Kalachevskij rajon [Elektronnyj resurs]. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/Kalachyovskij_rajon (data obrashcheniya: 13.07.2020).
19. Kupach T.Yu., Ustinov A.A., Chernopya-tov A.V. Etnosocial'nye i etnokul'turnye osobennosti semejnyh otnoshenij: vospitanie, kazachestvo, tra-dicii // Sem'ya v kontekste pedagogicheskih, psiho-logicheskih i sociologicheskih issledovanij: materia-ly IV Mezhdunar. nauch.-prakt. konf. 5-6 okt. 2013 g. Praga, 2013. S. 6-9.
20. Lihachev D.S. O nacional'nom haraktere russkih // Vopr. filosofii. 1990. № 4. S. 3-5.
21. Losev A.F. Filosofiya. Mifologiya. Kul'tura. M., 1991.
22. Muratova K.D. Roman 1910-h godov // Sud'-by russkogo realizma nachala XX veka. Leningrad, 1972. S. 97-134.
23. Rasputin V.G. Doch' Ivana, mat' Ivana // Ego zhe. Doch' Ivana, mat' Ivana: Povesti i rasskazy. M., 2005. S. 7-203.
24. Rasputin V.G. Tvoj syn, Rossiya, goryachij brat nash. O Vasilii Shukshine // Ego zhe. V poiskah berega: povest', ocherki, stat'i, vystupleniya, esse. Irkutsk, 2007. S. 307-337.
25. Rasputin V.G. Shlemonoscy. Vystuplenie na IX Vsemirnom Russkom Narodnom Sobore // Ego zhe. V poiskah berega: povest', ocherki, stat'i, vystup-leniya, esse. Irkutsk, 2007. S. 248-255.
26. Ryblova M.A. Kul'turnoe nasledie kazachest-va Yuga Rossii: problemy izucheniya, sohraneniya i vosproizvodstva // Grani poznaniya. 2010. № 4(9). URL: http://grani.vspu.ru/files/publics/208_st.pdf (data obrashcheniya: 04.07.2020).
27. Yakovenko I. Podvizhen, otchayan i hrabr // Rodina. 1995. № 10. S. 68-72.
The issue of succession of the historical memory of people in the story "Fall in Zadonye" by B.P. Ekimov
The article deals with the ways of the revealing of the interrelation of the history and the present time in the story of the new millennium where the contemporary artist B.P. Ekimov, continuing the humanistic tradition of the Russian rural prose of the past century, with the consideration of the today's sociocultural and economic situation creates the heroes' characters who are able to be the reliable masters of the Cossack region, the heritors and keeper of the historical memory ofpeople, his labor and spiritual and moral traditions.
Key words: author, character, history, Cossacks, farm, the Don, Motherland.
(Статья поступила в редакцию 03.08.2020)
М.А. БУРЦЕВА, А.А. БУРЦЕВ (Якутск)
СИСТЕМА ГОЛОСОВ В ГОТИЧЕСКОМ РАССКАЗЕ М. ОЛИФАНТ «ПОРТРЕТ»
Проводится исследование системы голосов в рассказе М. Олифант «Портрет». Система представлена специфическим двухголоси-ем главного героя Филипа Каннинга - рассказчика и центрального действующего лица, голосом сквайра Каннинга, воплощающим авторитарность его сознания, перекликающимися с ним голосами дворецкого Морфью и поверенного Стивенса, голосами Мэри Джордан и других женщин, а также голосовым потенциалом призрака матери главного героя.
Ключевые слова: готический рассказ, сюжет, персонаж, рассказчик, голос.
Английская готическая литература как группа преимущественно прозаических жанров оформилась во второй половине XVIII в. на основе длительной традиции и характеризуется атмосферой ужаса и тайны, связанной с изображением особых мест действия (замок, заброшенный дом, монастырь, кладбище и т. п.), а также контактами персонажей с миром
О Бурцева М.А., Бурцев А.А., 2020
